Бартенев Петр Иванович
Биографические исследования и заметки

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Род и детство Пушкина.

Петр Иванович Бартенев

Биографические исследования и заметки

Род и детство Пушкина

   В последней книжке "Москвитянина" за прошлый 1852 год, между материалами для истории русской словесности, которыми нередко украшается журнал этот, напечатана небольшая статья под заглавием: Для биографии Пушкина. Кому дорога память великого поэта, тот прочёл её, конечно, с живейшим любопытством. Она принадлежит Александру Юрьевичу Пушкину, родственнику покойного (со стороны матери). Хотя вся она состоит из подробностей, относящихся более к предкам и родственникам поэта, нежели к нему самому, но тем не уменьшается её занимательность и важность. Сам Пушкин дорожил древностью своего рода и самыми мелкими известиями о своих предках; и хотя это уважение проистекало, быть может, от особенных, частных обстоятельств, тем не менее оно многозначительно. Итак, нельзя не поблагодарить почтеннейшего Александра Юрьевича за сообщённые им сведения[1] .
   Сведения эти тем более дороги, что до сих пор в нашей литературе очень мало было говорено о роде Пушкиных. Всё, что мы о нём знаем, заключается почти исключительно в кратких заметках самого поэта и в немногих указаниях Бантыш-Каменского, который (замечу мимоходом) во втором томе своего "Словаря Достопамятных Людей" (изд. 1847 года) напечатал самую полную в настоящее время биографию Пушкина. Правда, родословная Пушкиных напечатана в известной "Родословной Книге", изданной в 1787 году в Москве, её можно найти также в "Родословной Книге", напечатанной недавно в десятой книжке "Временника" Общества Истории и Древностей, но это не более как исчисление собственных имён... К тому же эта родословная не идёт дальше конца XVII столетия.
   Постараемся сказать несколько слов об этом предмете, более определительных.
   Прежде всего представляется вопрос о древности рода Пушкиных, об этой древности, которою так дорожил незабвенный поэт. Пушкины происходят от прусского[2] выходца Радши, мужа честна, по выражению летописца[ 3] . Этот Радша выселился к нам в княжение св. Александра Невского. Но от него ведут свой род Пушкины вместе со многими другими родами; настоящий же предок их, от которого пошло их имя, был некто Григорий Пушка, потомок Радши, в шестом колене, как передают нам "родословцы". Когда жил этот Григорий Пушка и, следовательно, когда повелись на Руси Пушкины -- положительно сказать трудно, потому что о Григории Пушке упоминается только в "родословцах" и нигде не говорится в других исторических памятниках. Мы можем, однако, с вероятностью поместить его в начале XV века и именно на основании следующих данных. В весьма любопытном счётном деле, или местническом споре Пушкина с Плещеевым[4] , первый говорит, что "прадеда его не стало при Великом Князе Василии Ивановиче, тому больше ста лет". Спор происходил в 1627 году, следовательно, прадед спорщика жил около двадцатых годов XVI-го столетия, а этот прадед, по "родословцам", Иван, приходился правнуком Григорию Пушке, то есть происходил от него в третьем колене. Отсчитывая на три поколения сто лет, мы должны будем отнести Григория Пушку к началу XV века или к концу XIV-го. Это подтверждается ещё тем, что праправнуки Пушки, то есть четвёртое колено, служили, как замечено в родословной, новгородскому владыке Геннадию, а Геннадий жил в конце XV-го и в начале XVI-го века (†1505).
   Итак, Пушкины пользуются почти пятисотлетнею давностью своего существования на Руси, и поэт справедливо, хотя с некоторым преувеличением, хвалился своим шестисотлетним дворянством.
   У Григория Пушки было семь сыновей. От них, по разным прозвищам, например, Курч, Рожок, Муса, Кологрив, Шафер, Бобрище[5] и проч., пошли многие наши роды, перечисленные в родословных. Пушкины собственно, удержавшие прозвище родоначальника, пошли от пятого из этих сыновей -- Константина.
   Мы не намерены излагать в подробности родословную роспись Пушкиных, тем более, что это чрезвычайно трудно сделать, ибо перечень Пушкиных, занимающий шесть страниц известной "Родословной Книги", весьма перепутан. Наша цель поговорить о Пушкиных, являвшихся в русской истории чем-нибудь замечательным, представить, сколько то возможно, историю Пушкиных.
   Но и тут мы должны ограничиться лишь главнейшим. Исчислять всех Пушкиных, записанных в наших исторических памятниках, нет ни возможности, ни, кажется, нужды. Поэт был совершенно прав, сказав, что имена предков его встречаются поминутно в нашей историй. Двадцать один раз говорится о них в "Истории Государства Российского" (откуда по преимуществу узнавал поэт о своём роде). Вдвое, втрое большее число их можно набрать из летописей, разрядов, чиновников, синодиков и пр. Конечно, упоминается часто только одно имя их, без обозначения действий; но самое число упоминаний уж говорит в пользу известности и значения этого старинного рода. Выбираем самое замечательное.
   Выше было сказано, что праправнуки Григория Пушки служили новгородскому владыке Геннадию. В Новгороде же встречаем первого Пушкина, упоминаемого в "Истории" у Карамзина. В мае 1514 года, при в. к. Василии Ивановиче, возобновлялись у нас сношения с Ганзою, прерванные Иоанном III-м; приехали в Новгород послы 70-ти ганзейских городов и утвердили договорную грамоту; с нашей стороны "за наместников" целовали крест бояре новгородские, Григ. Петр. Валуев, "Иван Иванович Пушкин, купецкий староста Вас. Никит. Тараканов"[6] и пр. Таким образом в первый раз в истории нашей Пушкины являются уже в сане бояр новгородских. Этот Иван Иванович, без сомнения, тот самый, на которого ссылается вышеупомянутый спорщик. При Василии Ивановиче больше не упоминается ни об одном Пушкине, по крайней мере мы не встретили ни одного ни у Карамзина, ни в других доступным нам источниках.
   Надо думать, что при Иоанне IV Пушкины переселились или были переселены в Москву. Во вторую половину этого царствования они уж очень часто являются, и сначала опальные (вероятно, потому, что были новгородцы) выслуживаются и мало-помалу возвышаются. В одном синодике упоминается, в числе детей боярских Великого Новгорода под градом Казанью пострадавших и убиенных, Тихомир Юрьев сын Пушкин[7] . Во время Опричнины Пушкины принадлежали к людям земским. Они были в опале у Грозного, о чём говорится в вышеупомянутом счётном деле. Пушкин говорит там: "А в 79 году (то есть 1571) была у Государя Опришнина, а родители наши и те поры были в опале в земских, и хотя буде в Государевой не в милости, и были в том году в подрыидах". По вскоре Пушкины начали возвышаться, именно: пять сыновей некоего Михаила Фёдоровича, прямого потомка Григория Пушки в 6-м колене. Особенно поднял свой род старший из этих пяти братьев, Остафий или Остапей Михайлович[8] ; на него после постоянно ссылаются Пушкины в родословных счетах своих и местнических притязаниях. О нём так часто говорится в памятниках того времени, что легко проследить всю его службу и возвышение[9] . В 1573 году встречаем его рындою у царевича Феодора Ивановича, в поезде на свадьбе Магнуса; на войне он в сторожах. В том же году царь сменил им князя Коркодинова и велел быть у наряду, то есть заведовать артиллериею, что уже показывает его смышлёность. В 1575 году он продолжает, вместе с кн. Волконским, заведовать нарядом. В следующем году мы его встречаем воеводою в правой руке, в передовом полку, воеводою в Новосили, воеводою в Старице. В 1581 году он воевода в Смоленске -- должность по тому времени важная и предполагающая многие достоинства в её исполнителе. Вероятно, он умел обратить на себя внимание прозорливого царя, который в том же году употребил его в тогдашних трудных и важных сношениях с Баторием. Он был принят в число думных дворян -- новый сан, учреждённый в 1572 году для введения в Думу людей, по выражению Карамзина, отличных умом, хотя и незнатных родом. Вместе с Писемским Остафей Михайлович отправился к Баторию. В наказе им было сказано: "...а будет учиуть укорять, или безчествовати, или лаяти... ино отвечивати слегка, а не бранитися". Уж овладевший тогда Великими Луками Баторий не захотел говорить с послами нашими; потом, однако, принимал их в Вильне[10] . Смышлёность и ловкость Остафея Михайловича доказываются ещё поручением, которое ему сделал Иоанн в следующем, 1582 году. Тогда в Москве был знаменитый Антоний Поссевин; происходили любопытные прения с ним нашего царственного диалектика. В первое воскресенье великого поста, в неделю православия, царь беседовал с Антонием и, после богословских споров, захотел показать ему наше богослужение. "И велел Государь с Антоньем итти в церковь О. Пушкину да Ф. Писемскому и приставом его, а наказал, чтоб они подождали Государя пред Пречистою (перед Успенским собором), и Антоней бы то видел, как встретит Государя со кресты Митрополит, и Антоней бы за Государем же... и Антоней хотел итти тотчас в церковь не дожидался Государского приходу, и О. Пушкин с товарищи его поуняли, и Антоней почал сердитовати, а хотел ехати к себе на подворье; и они сказали про то Государю, и царь прислал к Антонею дьяка А. Щелкалова, а велел ему говорити, чтоб он не пригожева дела не делал"[11] и пр. Скоро затем последовавшая смерть царя остановила возвышение Пушкина. В следующее царствование находим его наместником елатомским. В этом сане он ездил, в 1592 году, с другими полными великими послами на реку Нарову, для заключения вечного мирного договора со Швециею[12] . Потом его посылали в Астрахань, где скоропостижно умер изгнанный крымский царевич Мурат, усердствовавший России. Думали, что его испортили подосланные из Крыма злодеи (ведуны). Государь послал в Астрахань "Дворянина своего Остафья Михайловича Пушкина и ведунов пытати велел, по чьему умышленью портили"[13] . Такое поручение опять показывает в Остафье умного дельца. В 1597 году, во время великолепного приёма, который устроили в Москве послу императора Рудольфа, буркграфу Донавскому, в числе знатных лиц, окружавших Бориса Годунова, встречаем дворянина Остафья Мих. Пушкина. Исчислив эти лица, историограф прибавляет: "Вот люди родовые, более или менее знатные, которые после Иоаннова века окружали престол Московский"[14] .
   Надо думать, что Борис Годунов, ещё будучи правителем, не доброжелательствовал Пушкину; по крайней мере его удаление от двора о том может свидетельствовать. Эта немилость выказалась явно, вероятно тогда, когда родственник его Гаврила передался Отрепьеву. По доносу дворовых людей своих Остафий Михайлович сослан в Сибирь с братиею[15] . Там впоследствии он воеводствовал в Тобольске, где, вероятно, и умер без потомства; по крайней мере о детях его нигде не упоминается.
   Можно думать, что Остафий Михайлович содействовал братьям своим на служебном поприще. Иван Михайлович, в сане ловчего, воеводствовал в начале войны Иоанна с Баторием, в 1578 г., и потом в конце этой войны, в 1583 г., вместе с князем Дмитрием Елецким ездил в Варшаву, чтоб взять с короля присягу в верном соблюдении заключённого договора. При Феодоре он отвозил в Астрахань царевича Мурата. Годунов сослал его в Сибирь за то, что бил челом в отечестве на князя Андрея Елецкого. Про третьего брата, Леонтия, известно, что он был также сослан в Сибирь Годуновым, потом воротился и в Смутное время был убит под Кромами. Брат его, тоже Иван Михайлович, убит под Новгородом. Пятый брат, Никита, в Смутное время был окольничим, воеводствовал на Вологде и получил благодарственную грамоту от Шуйского за успешные действия против русских воров и литовских людей. Его сын, Василий Никитич, известен по местническому делу с Андреем Плещеевым, напечатанному в 14-й книжке "Временника". Тут он показал ловкость, ум; он явно превосходит своего соперника хитрым изобретением разных случаев в свою пользу, и между прочим ссылается на родственника своего Гаврилу Пушкина, который изменою попал в милость к Отрепьеву; Плещеев возразил ему на это, что тот случай воровской. Потом этого Василия Никитича мы встречаем в Сибири, воеводою в Якутске, на великой реке Лене; тамошние служилые люди жаловались царю на его корыстолюбие, жестокость и самоуправство[16] .
   В конце Борисова царствования эти Пушкины подверглись явной опале, вероятно, за родственника своего Гаврилу, перешедшего к Отрепьеву. Остафий с братьею, как сказано выше, был удалён в Сибирь, и после потомки их почти не встречаются на видных местах.
   Заметнее становится в XVII веке другая ветвь Пушкиных -- сыновья некоего Григорья, двоюродные братья тем, о которых мы доселе говорили.
   Известно участие Гаврилы Григорьевича Пушкина в истории Отрепьева, который сделал его великим сокольничим. Он удержался и после Смутного времени, и в 1613 году, во время венчания царя Михаила Феодоровича, даже не хотел сказывать боярство князю Пожарскому, считаясь с ним местами. Царь приказал, для его царского венчанья, быть без мест. Знаменитому освободителю отечества, кроме того, приходилось два раза считаться с Пушкиными: все три раза суд не был вершон. При Шуйском, когда ещё Пожарский не совершил своего великого дела, Иван Михайлович Пушкин, воевода коломенский, бил на него челом; в другой раз, в 1628 г., не хотел быть ниже его местом Борис Иванович Пушкин, племянник Гаврилы[17] . Личные заслуги не признавались упорным местничеством; Михаил Феодорович должен был сам отстаивать освободителя Москвы, и Бориса Пушкина за бесчестье послали в тюрьму.
   Не менее Гаврилы известен был в то время брат его Григорий Григорьевич. В Смутное время он оставался верен присяге и твёрдо стоял за Шуйского, подобно родственнику своему Михаилу Пушкину, который погиб за царя в Земле Северской, тогдашнем гнезде мятежа[18] . Посланный против мятежников, в 1607 году, Григорий Гаврилович, вместе с Измайловым, сделал честно своё дело[19] -- выражение Карамзина, которое, видимо, льстило родовому самолюбию поэта. Этот Пушкин спас Нижний Новгород, усмирял бунт в Арзамасе, в Ардатове, и разбил мятежников у Серебряных Прудов, действовал в тех самых местах, где некоторое время жил его отдалённый потомок истинно поэтическою жизнью (в селе Болдине Пушкин прожил осень 1830 года). Потом он был посылан из-под Москвы против Лисовского, и в сане боярина воеводствовал в Большом Полку вместе с князем Куракиным[20] . Это первый московский боярин из рода Пушкиных. С него начинается значительное возвышение Пушкиных, которые являются во всех важных случаях. Стольник Борис Пушкин, впоследствии споривший с Пожарским, в 1610 г., был отряжен "из московских чинов" в посольство под Смоленск к Сигизмунду с просьбой дать на царство королевича Владислава. В начале 1613 года Михаил Пушкин был членом тогдашнего временного правительства; по крайней мере подпись его встречаем под грамотою, данною князю Трубецкому на отчину Вагу[21] .
   В царствование трёх первых государей из дома Романовых, Пушкины были постоянно в чести; из них встречаем и бояр и окольничих. Самой большой почести достиг Григорий Гаврилович. На свадьбе царя Михаила Фёдоровича он упоминается в числе 40 главных стольников и бояр больших[22] . Также между первыми сановниками встречаем его на обеих свадьбах царя Алексея Михайловича (1648 и 1671 годов); тут же, между первыми боярынями, и жена его, Ульяна[23] . Он боярин и оружейничий. В 1650 году он ездил к Яну Казимиру с требованием, чтоб не уменьшались титлы его царского величества. Об этом мы знаем из 4-го тома "Актов Исторических". У Бантыша же Каменского сказано, что он заставил Яна Казимира сжечь на площади в Варшаве все предосудительные книги для России, поставил с ним договор о наказании сочинителей и о ненарушимом содержании поляновского трактата; но автор не сказывает, откуда почерпнул это любопытное известие. Григорий Гаврилович именуется при этом случае великим и полномочным послом, боярином и оружейничим и наместником Нижнего Новгорода[24] . Родной его племянник, стольник Матвей Степанович, как видно, участвовал в деле Никона; ибо в "Описи Столбцам Патриаршего Разряда" (напечатанной в 5-м томе "Актов Исторических"), в первом столбце находилась "Сказка Матвея Пушкина о Никоне Патриархе". Что это была за сказка -- неизвестно, так как столбцы эти не изданы. Потом встречаем его окольничим и воеводою в Астрахани; наконец он достиг сана боярского. Поэт упоминает о нём в своих записках и иронически ставит ему в упрёк, что он подписался под грамотою об уничтожении местничества. Его значение, как одного из первых бояр, продолжалось и при царе Петре. В 1694 году вместе с знатнейшими тогда лицами: Голицыным, Лыковым, Ромодановским, Бутурлиным, он сопровождал царя в походе к Архангельску; тогда же, в потешном Кожуховском походе он ехал вместе с Никитою Зотовым в государевой нарядной карете. Брат его, Яков, также нередко упоминается в делах того времени.
    
   Всё сказанное довольно свидетельствует о древности и знатности Пушкиных. Они участвуют в важнейших государственных делах:
   
   Они и в войске, и в совете,
   И в воеводстве, и в ответе,
   Служили доблестно царям.
   
   В последних годах XVII века Пушкины утрачивают своё значение; они ещё сохраняют родовые связи и богатство, но их не видать больше на заметных местах службы, и только через сто с лишком лет суждено им было вновь прославиться на Руси новою славою в Лице знаменитого поэта.
    
   Теперь следует рассмотреть поближе родословную поэта и показать предков его по прямой линии. Скажем наперёд, что это дело трудное, именно потому, что в XVIII веке Пушкиных не встретишь в наших исторических памятниках, и источником служат одни записанные семейные предания, в которых есть противоречия. Итак, просим родственников поэта исправить наши ошибки, буде таковые окажутся.
    
   Был при царе Алексее Михайловиче и сыновьях его некто стольник Пётр Петрович Пушкин[25] . Родной дед его, Тимофей Семёнович[26] , приходится двоюродным братом тому Остафью, о котором было говорено выше. Это одна из ветвей обширного рода, не достигшая большой известности. Пётр Петрович жил в Москве, в Белом Городе, на большом дворе своём, на Рожественке, в приходе, теперь, кажется, уж несуществующей церкви Николая Чудотворца Божедомского. Дом этот достался вдове его Настасье Афанасьевне, дочери Василисе, вышедшей потом за стольника Собакина, и двум сыновьям, стольникам Фёдору и Петру Петровичам[27] . У второго из них, Петра, надо думать, было два брата, Александр и Михаил Петрович, из которых первый приходится родным прадедом Александра Сергеевича, по отцу его, а второй родным прапрадедом по матери[28] .
   Александр Петрович Пушкин служил в гвардии и умер и молодых летах в припадке сумасшествия. Известие о женитьбе его на дочери знаменитого любимца Петрова и первого андреевского кавалера, Ивана Михайловича Головнина (?), помещённое в "Записках" поэта и у Бантыш-Каменского -- сомнительно, потому что по "Дневнику" Берхгольца, присутствовавшего и подробно описавшего эту свадьбу, надо полагать, что то был не Пушкин, а Мусин-Пушкин. Единственный сын Александра Петровича, дед поэта, Лев Александрович, был женат два раза: первая жена его, Воейкова, не оставила детей; от второй, Чичериной, родились Сергей и Василий Львовичи и несколько дочерей. Лев Александрович служил в артиллерии подполковником. Владетель 3000 душ, он жил знатным барином в Москве и деревнях своих (особенно в селе Болдине, Нижегородской губернии, Лукояновского уезда). К чести его относится, что он дал отличное, по тогдашнему времени, воспитание сыновьям своим.
   Старший из них, в своё время очень известный, Василий Львович[29] , родился 27 апреля 1770 года, в Москве. Воспитавшись в доме родительском, он поступил в екатерининскую гвардию и был сослуживцем Дмитриева, с которым оставался до конца жизни приятелем. Это знакомство, вместе с природными стремлениями, образовало из него русского стихотворца... После неудачного брака он до конца вёл жизнь одинокую. Независимое состояние, образованность, острота ума, соединённая с любезностью и добродушием, давали ему всегда видное место в обществе. С конца прошлого столетия он сделался почти постоянным москвичом. В одних рукописных воспоминаниях[30] метко и живо рассказано его пребывание в селе Марфине, в гостях у бывшего московского генерал-губернатора, графа Ивана Петровича Салтыкова (июнь, 1801 г.)[31] . В 1802 и 3-м годах он путешествовал по Европе и обогащался сведениями. В Париже он познакомился со многими литературными знаменитостями, перевёл для них несколько старинных русских песен и сказок, и перевод тогда же был напечатан в журнале графа Сегюра: Archives littéraires[32] . Известный Сен-Пьер находил в них много сходства с древностью гомерическою. В Париже и Лондоне Василий Львович собрал драгоценную библиотеку, которая, к сожалению, сгорела в 1812 году: в ней многие книги принадлежали французской Королевской Библиотеке. Впоследствии он собрал себе другую библиотеку. Вообще он был горячо предан литературе и просвещению, а его искренность и добросердечие заставляли забывать некоторые странности, к числу которых принадлежали франтовство и излишняя страсть читать вслух стихи. В 1807 году, в Москве, вышло в небольшом числе экземпляров Путешествие г-на Пушкина в Париж и Лондон, писанное за три дня до путешествия. Эту шутку сочинил Дмитриев и напечатал её для знакомых (в типографии родственника своего Пл. Бекетова) с фронтисписом, на котором "славный парижский актёр Тальма наставляет путешественника в искусстве театральной игры"[33] . Вот отрывки из этого путешествия:
   
   Друзья! сестрицы! я в Париже.
   Я начал жить, а не дышать!
   Садитесь вы друг к другу ближе
   Мой маленький журнал читать.
   Я был в Лицее, Пантеоне,
   У Бонапарта на поклоне,
   Стоял близёхонько к нему,
   Не веря счастью моему.
   Вчера меня князь Долгоруков
   Представил милой Рекамье;
   Я видел корпус мамелюков,
   Cieca, Вестриса, Мерсье.
   .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
   Я в Лондоне, друзья, и к вам
   Уже объятья простираю!
   Как всех увидеть вас желаю!
   Сегодня на корабль отдам
   Все, все свои приобретенья
   В двух знаменитейших странах.
   .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
   Какой прекрасный выбор книг!
   Считайте, я скажу вам вмиг:
   Бюффон, Руссо, Мабли, Корнелий,
   Гомер, Плутарх, Тацит, Виргилий,
   Весь Шакеспир, весь Поп и Гюм;
   Журналы Адиссона, Стелля!
   (И все Дидота Бакервиля!)
   Европы целой собран ум! и проч.
   
   В литературных преданиях сохранилась память о церемониале, с которым Василий Львович был принят в "Арзамас". Как старший из действительных членов этого общества, он назывался старшиною Арзамаса. Но, кроме того, подобно прочим членам, он носил имя, заимствованное из баллад секретаря общества, Жуковского. Ему дали название Вот.
   Приятель Карамзина, Вяземского и Жуковского, он радовался успехам своего гениального племянника, который уверял его, что он ему дядя и на Парнасе, и до конца сохранил к нему родственную привязанность. В 1830 году, когда Василий Львович, страдавший подагрою, лежал уже на одре смерти, Александр Сергеевич заботливо ухаживал за ним. Старый литератор оставался до последней минуты верен себе, продолжал читать и разговаривать о литературе. Тогда в одной газете печатался целый ряд статей К-на об истории словесности. "Как скучны разборы К-на!"[34] -- сказал Василий Львович. "Выйдемте, господа,-- обратился к присутствующим Александр Сергеевич, постоянный защитник К-на,-- пусть это будет его последнее слово!" Вскоре, 20 августа 1830 года, Василий Львович скончался и похоронен в Донском монастыре. Племянник нёс его туда с Басманной, где у покойного был свой дом с знаменитым в Москве поваром Власом или Блезом[35] . Его каламбуры и записки в стихах были известны всему московскому обществу. Последние изданы в особой книжке приятелем его Шаликовым в 1834 году под заглавием: Записки в стихах В. Л. Пушкина. Жизнь и произведения его могут быть предметом особой, любопытной статьи.
   Брат его, отец поэта, также служил первоначально в гвардии, в Измайловском полку, потом числился в Комиссариате и по этой службе жил некоторое время в Варшаве. В отставке он имел 5-й класс. Наравне с братом своим он получил блестящее французское образование. Созданный для общества, он умел оживлять его своими неистощимыми остротами и каламбурами. В дамских альбомах осталось от него много прекрасных стихов на французском языке; в одном, принадлежавшем славной в своё время пианистке г-же Шимановской, тёще автора "Крымских Сонетов"[36] , написал он послание к ней, прозою и стихами, в котором говорится о тогдашней русской литературе[37] . Также в высокой степени владел он сценическим искусством и, вместе с братом, игрывал на домашних представлениях. Французская и итальянская словесность ему были близко знакомы; не менее любил он и нашу словесность. Он имел великое несчастие пережить несколькими годами знаменитого своего сына, который в последние годы своей жизни с нежностью заботился о нём и об устройстве его обстоятельств, как видно из одного ненапечатанного письма его[38] . Жена его, Надежда Осиповна Ганнибал, приходилась ему внучатною сестрою[39] .
   Поговорим теперь о родственниках поэта со стороны матери.
   В первых годах прошлого столетия у турецкого султана, в серале, содержался аманатом ребёнок-негр, сын какого-то африканского владетельного князька. Ему было 8 лет, когда русский посланник в Царьграде купил его и, вместе с другими арапчатами, послал в подарок Петру Великому. Государь вместе с польскою королевою, супругою Августа, крестил маленького Ибрагима в Вильне, в 1707 г. и дал ему фамилию Ганнибал, конечно, в память его соотечественника, знаменитого врага римлян. Старший брат его приезжал в Царьград, а потом и в Петербург, предлагая за него выкуп, но государь, сначала принявший к себе арапчонка, вероятно, только по страсти своей к редкостям, видно, заметил в нём достоинства; он полюбил крестника и не согласился отдать его брату. Таким образом молодой Ганнибал остался в России. "Но до глубокой старости он помнил свою Африку, роскошную жизнь отца, 19 братьев, из которых он был меньшой; помнил, как их водили к отцу, с связанными руками за спину, между тем, какой один оставался свободен и плавал под фонтанами отеческого дома; помнил также любимую сестру свою Лагань, плывшую издали за кораблём, на котором он удалялся"... До 1716 г. Ганнибал находился неотлучно при особе государя, спал в его токарне, сопровождал его во всех походах. На 18 году своего возраста он был послан для обучения во Францию, где вступил в армию регента, герцога Орлеанского, участвовал в испанской войне и в одном подземном сражении получил рану в голову. Жизнь и отношения его парижские изображены в неоконченном романе Пушкина: Арап Петра Великого, равно как и возвращение его в Россию. Дальнейшие о нём подробности можно читать в 11 томе сочинений Пушкина. Прибавляем только то, чего там нет[40] . Абрам Петрович был личный враг Бирона, который, желая повредить ему, послал с поручением в Сибирь, измерять китайскую стену. Миних ему доброхотствовал. Он был два раза женат. С первою женою, красавицею-гречанкою, которая родила ему дочь Поликсену, он развёлся, и женился во второй раз, в бытность свою обер-комендантом в Ревеле, на Христине Регине фон-Шеберх: от неё у него было несколько человек детей. Таким образом закон, в новое время замеченный историками, что великие народы возникают от смешения различных племён, в применении к отдельным лицам, оправдывается над нашим поэтом: кроме русской и африканской крови, в жилах его текла и немецкая кровь. По преданию, сообщённому мне моею тёткою, которая помнит ещё Державина губернатором в Тамбове и, как дочь липецкого городничего[41] , была коротко знакома с бабкою и матерью Пушкина, Абрам Петрович слыл суровым, неумолимым человеком, по крайней мере, в старости: меньший сын его, Осип, женился против его воли, и когда через несколько месяцев молодые явились к нему и на коленях просили прощения, то от его сурового взгляда молодая невестка упала в обморок.
   Сам Пушкин говорит о старшем его сыне, Иване Абрамовиче, герое наваринском: ему поставлены два памятника -- в Херсоне, которого он был основателем, и в Царском Селе, с надписью: Победам Ганнибала[42] . Последний памятник всегда был на глазах молодого поэта,
   
   В те дни, когда в садах Лицея
   Он безмятежно расцветал.
   
   Младший сын, Осип Абрамович, также флотский офицер, приехав в 1773 году на липецкие чугунные заводы, женился на дочери тамбовского воеводы, Марье Алексеевне Пушкиной. Соединясь браком по страсти, они вскоре развелись и до конца жизни не сходились. Он оставался в деревнях своих, жена, с единственною дочерью Надеждою Осиповною, сначала жила под покровительством деверя, потом в доме зятя своего.
   Марья Алексеевна Ганнибал замечательна для нас особенно потому, что была первою воспитательницею поэта. У неё выучился он читать и писать по-русски. Он залезал в её рабочую корзину, смотрел, как она занималась рукодельем, слушал её рассказы про старину... От неё, без сомнения, осталось в памяти Пушкина много семейных преданий. Заметить надо, что Марья Алексеевна отлично писала по-русски. Русским слогом её писем восхищался Дельвиг. Она скончалась в 1818 году, в Михайловском (Псковской губернии, Опочковского уезда), на руках своего внука, тогда только что вышедшего из Лицея, и похоронена подле своего мужа, в Святогорском монастыре. Тут Пушкин в первый раз посетил Михайловское -- родовую деревню Ганнибалов, где потом суждено было ему провести два лучшие года, полные поэтической деятельности, с июля 1824 года по конец августа 1826 года (тут писал он "Онегина" и "Бориса Годунова"). Рядом с бабкою в Святогорском монастыре лежит он теперь под белым саркофагом, осеняемый старинными липами, на площадке, перед алтарём церковным...[43]
   Мать поэта, Надежда Осиповна, с прекрасною наружностью креолки, как называли её в обществе, отличалась добротою характера и здравым, твёрдым рассудком. В 1796 году она вышла замуж за своего внучатного дядю, Сергея Львовича[44] . Сорок лет продолжалось это супружество. Она скончалась в Санкт-Петербурге, в начале 1836 года. Поэт проводил её тело в Святогорский монастырь, там похоронил подле её отца и матери, и рядом с ними купил для себя место, куда ровно через год его и положили.
   В самом конце прошлого столетия Сергей Львович и Надежда Осиповна переехали из Петербурга на житьё в Москву. Здесь, в 1799 году, 26 мая, в день Вознесения[45] , родился у них сын, Александр. Они жили тогда не в Немецкой слободе, как сказано у почтеннейшего Александра Юрьевича, а на Молчановке. После Пушкины действительно квартировали около Немецкой слободы, подле Яузского моста, как пишет и г. Макаров[46] в своих "Воспоминаниях" о детстве Александра Сергеевича, но сам поэт, живший в 1826 и 27 годах на Собачьей площадке, в теперешнем доме Левенталя (во флигеле к переулку), часто проезжал по Молчановке, говаривал приятелям, что он родился на этой улице, но дома не мог уж указать[47] . Крестил ребёнка граф Артемий Иванович Воронцов, женатый на двоюродной сестре Марьи Алексеевны. Лет до семи Пушкин не обнаруживал ничего особенного. Толстый, неповоротливый ребёнок, всегдашнею молчаливостью он даже приводил в отчаяние домашних. Его почти насильно водили гулять и заставляли бегать. Однажды, гуляя с матерью, он отстал и уселся посреди улицы; заметив, что одна дама смотрит на него в окошко и смеётся, он поднялся, говоря: "Ну, нечего скалить зубы!"[48] Исторические и семейные предания от бабушки и народные от няни, Арины Родионовны, которая отлично знала песни, сказки, поверья и сыпала поговорками и пословицами[49] , рано заронились в душу будущего поэта и не пропали в ней, несмотря на то, что всё формальное образование его было вполне иностранное[50] .
   Лет семи он сделался развязнее, и прежняя неповоротливость заменилась в нём даже резвостью и шаловливостью. Едва ли не с этих пор начал он писать стихи на французском языке, потому что в доме этот язык господствовал, да и гувернёры (часто сменявшиеся) были по большей части французы. Из первых его произведений в памяти семейной сохранилась поэма La Toliade, песнях в шести, которой содержанием была война между карлами и карлицами короля Дагобера. Эта герои-комическая поэма была написана после чтения "Генриады" Вольтера. Ни одного русского стихотворения не сохранилось от этого времени. Учителя Пушкина были иностранцы. Русскому языку и Закону Божию учил его священник Мариинского Института Александр Иванович Беликов, переводчик Массильйона и в своё время известный проповедями. Учился Пушкин небрежно и лениво, но зато рано пристрастился к чтению, любил читать Плутарховы биографии, Илиаду и Одиссею, в переводе Битобе, и забирался в библиотеку отца, которая состояла преимущественно из французских классиков, так что впоследствии он был настоящим знатоком французской словесности и истории и усвоил себе тот прекрасный французский слог, которому в письмах его не могли надивиться природные французы, в том числе и известный писатель Сен-При. Страсть к литературе и чтению развивал в нём и отец, любивший читать вслух и особенно мастерски читавший Мольера, и общество, у них собиравшееся; кроме Василья Львовича и другого двоюродного дяди, Алексея Михайловича, очень известного в московском обществе[51] , молодой Пушкин беспрестанно видал Дмитриева, Карамзина, Жуковского, Батюшкова, графа Местра[52] и пр. Всё это возбуждало и настраивало мальчика к самодеятельности. Он начал писать стихи, которые обратили на него внимание. В "Воспоминаниях" Макарова читаем любопытный анекдот о застенчивости отрока-поэта. Уж тогда некоторые знакомые могли предвидеть в нём что-то особенное. Он справедливо говорил впоследствии про свою Музу:
   
   В младенчестве моём она меня любила
   И семиствольную цевницу мне вручила;
   Она внимала мне с улыбкой; и слегка
   По звонким скважинам пустого тростинка
   Уже наигрывал я слабыми перстами.[53]
   
   К числу обстоятельств, которые могли поддерживать и питать поэтическое дарование молодого Пушкина, без сомнения, принадлежит то, что с 1806 года до вступления в Лицей он ежегодно проводил летнее время в деревне своей бабушки, сельце Захарьине, лежащем верстах в сорока от Москвы, по Можайке[54] . Там раздавались русские песни, устраивались праздники, хороводы, и Пушкин имел возможность обильно воспринимать впечатления народные. Он очень любил эту деревню, и в зрелом возрасте не раз посещал её, уже перешедшую к другому владельцу. Вспоминая об этой деревенской жизни, он рассказывал одному из друзей своих следующий анекдот. В Захарьине жила с ними одна родственница, молодая девушка, сумасшедшая. Её держали в особой комнате. Говорили и думали, что её можно вылечить испугом. Раз молодой Пушкин ушёл гулять в рощу. Он любил гулять, расхаживал, воображал себя богатырём и палкою сбивал верхушки и головки растений. Возвращаясь домой с такой прогулки, встречает он на дворе свою сумасшедшую родственницу, в белом платье, растрёпанную, взволнованную. "Mon frère, on me prend pour un incendie"[55] ,-- кричит она ему. Дело в том, что для испуга к ней в окно провели кишку пожарной трубы. Догадавшись об этом, Пушкин спокойно и с любезностью стал уверять её, что она напрасно так думает, что её сочли не за пожар, а за цветок, что цветы тоже поливают из трубы.
   В нескольких верстах от Захарьина, в большом селе князей Голицыных, Вязёме, на погосте старинной церкви (в которой, как и в селе, сохранилась память Бориса Годунова)[56] , похоронен брат Пушкина, Николай (род. 1802, ум. 1807 г.). Ни он, ни другой брат, недавно умерший, Лев Сергеевич, не были настоящими товарищами его детства -- первый потому, что скоро умер, второй потому, что был моложе его. Другом детства Пушкина была до конца нежно любимая им сестра (старше его одним годом) Ольга Сергеевна. Она училась с ним вместе, была товарищем его игр, первым и единственным судьёю и ценителем его ребяческих опытов в стихотворстве.
   В 1811 году, когда Пушкину минуло двенадцать лет, стали думать об определении его куда-нибудь в заведение для более правильного образования. Тогда заводился Царскосельский Лицей. Директором его назначали друга Сергея Львовича, Василия Фёдоровича Малиновского, брата известного археолога. Александр Иванович Тургенев, служивший при тогдашнем министре просвещения князе Голицыне, обещал своё содействие; родители предварительно съездили в Петербург осведомиться, и летом 1811 года Василий Львович повёз туда двенадцатилетнего поэта. С июня по октябрь шли приготовительные занятия к вступительному экзамену, а 19 октября 1811 года открылся Лицей.
   Поступлением в это заведение решилась будущая судьба Пушкина. Он становится на свою дорогу. Следить за ним на этой дороге предоставляется его биографу...
   
   1853 г. июня 11-го.
   Село Петрищево
   

Примечания

   Печатается по публикации в журнале "Отечественные записки". 1853. No 11. Отдел II. С. 1--20. Позднее не перепечатывалось.
   Первая специальная работа на эту тему, сочинение Бартенева, естественно, страдает неполнотой и рядом неточностей. Ср.: Модзалевский Б. Л. Род Пушкина // Модзалевсккй Б. Л. Пушкин.-- Л., 1930.-- С 19--63; Модзалевский Б. Д., Муравьёв М. В. Пушкины: Родословная роспись.-- Л., 1932; Вегнер М. Предки Пушкина.-- М., 1937; Веселовский С. Б. Род и предки А. С. Пушкина в истории: Исследования по истории класса служилых землевладельцев: (Монография).-- М., 1969; Телетова Н. К. Забытые родственные связи А. С. Пушкина.-- Л., 1981; Левина Ю. И. Прадед мой Пушкин// Пушкин: Исследования и материалы.-- T. XIII.-- Л., 1989.-- С 256--266. О детстве Пушкина подробнее рассказано в первой главе следующей работы Бартенева: Александр Сергеевич Пушкин: Материалы для его биографии.
   

ПРИМЕЧАНИЯ

Условные сокращения:

   ИРЛИ -- Институт русской литературы (Пушкинский Дом), рукописный отдел.
   ПСС -- Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 16 т.-- М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1937--1949.
   "Пушкин в воспоминаниях" -- А. С. Пушкин в воспоминаниях современников.-- T. 1--2.-- М., 1974.
   "РА" -- "Русский Архив".
   "Рассказы о Пушкине" -- Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей П. И. Бартеневым в 1851--1862 гг./Вступ. ст. и примеч. М. Цявловского.-- М., 1925.
   ЦГАЛИ -- Центральный гос. архив литературы и искусства.
   
   [1] Воспоминания А. Ю. Пушкина, двоюродного дяди поэта со стороны матери, опубликованы в журнале "Москвитянин". 1852. No 24. Кн. 2. Отдел IV. С. 21--25. Перепечатаны М. А. Цявловским в "Книге воспоминаний о Пушкине".-- М., 1931.-- С 14--19. [Возврат к примечанию[68]]
   [2] Вероятно, славянского; ибо Пруссия тогда ещё не существовала. Когда составлялась родословная, тамошние места уже назывались не иначе, как Пруссиею.
   [3] Карамз<ин>, т. IV, прим. III.
   [4] "Временник", 1852, книга 14-я.
   [5] Вот ещё несколько любопытных прозвищ в роде Пушкиных: Морхиня, Булага, Збужор, Кострец, Слепень, Чесыхо, Шумиха, Брызгало, Лихач, Курица, Черть, Другиня, Неклюд, Суббота, Злоба, Сулемша и пр. и пр.
   [6] Карамз., т VII, прим. 503.
   [7] Российская Вивлиоф<ика:>. Ч. VIII. Мы пользовались первым изданием этого драгоценного сборника.
   [8] В "Борисе Годунове", в разговоре с Шуйским, он изображён как живой свидетель грозного Иоаннова царствования. По ошибке самого Пушкина, или по недосмотру издателей, он назван там Афанасием.
   [9] Подробные ссылки почитаем излишними. Мы пользовались, кроме Карамзина, "Др. Росс. Вифлиофикою", изданиями Археогр. Эксп., "Разрядной книгою", изданною Валуевым, "Временником".
   [10] Карамз., т. IX, стр. 322, прим. 558.
   [11] Карам., т. IX, прим. 632.
   [12] Кар., т. X, прим. 290.
   [13] Там же, прим. 254.
   [14] Примеч. 315.
   [15] T. XI, примеч. 161.
   [16] Дополн. к Акт. Истор., т. III (1649 г.).
   [17] См. Разряд. Книгу, напеч. в "Симбирском Сборнике".
   [18] Карамз., т. XII, примеч. 47.
   [19] Там же, примеч. 116.
   [20] Там же, примеч. 213.
   [21] "Др. Росс. Вивл.", ч. VIII.
   [22] Там же, ч. VII.
   [23] Там же.
   [24] Поэт дорожил памятью его и его дяди. В честь их он назвал Григорьем второго своего сына.
   [25] Он был в числе поезжан на первой свадьбе Алексея Михайловича (Вивл., ч. II.-- Слич. Акты. Истор., т. IV, стр. 29).
   [26] О нём и сыне его Петре Тимофеевиче см. "Временник", кн. 14, стр. 21 и 25.
   [27] Всё это видно из двух находящихся у меня рукописных бумаг, выписи и купчей на означенный дом.
   [28] См. ниже. Сведения об этих ближайших предках Пушкина заимствуем из собственных его Записок, в том виде, как они были напечатаны в "Сыне Отечества" 1840 года (No 7, т. II, апрель), из Заметок Александра Юрьевича Пушкина ("Москвит.", 1852 г., No 24)[41] и из рукописных воспоминаний о детстве А. С. Пушкина, составленных со слов сестры его.
   [29] См. "Некролог В. Л. Пушкина", напечатанный другом его М. Макаровым в 70 номере "Московских Ведомостей" 1830 года.
   [30] Тех самых, о которых говорится в биографии Крылова ("Полное Собр. сочин. Крылова" 1847 г., т. I, стр. XLI)3.
   3 Имеются в виду Записки Ф. Ф. Вигеля. См.: Записки Филиппа Филипповича Вигеля.-- Изд. "Русского Архива".-- 1892.-- Ч. 1.-- С. 187--188.
   [31] Бантыш-Каменский Д. Н. Словарь достопамятных людей русской земли.-- Т. II.-- Спб., 1847.
   [32] Литературные архивы (фр.).
   [33] О сношениях его с Тальмою см. "Московский телеграф" 1827 года, No 2, стр. 78, в статье о Тальме, принадлежащей, по всей вероятности, кн. Вяземскому.
   [34] Размышления и разборы П. А. Катенина публиковались в 1830 г. в "Литературной газете" Дельвига -- Пушкина.
   [35] См. статью М. Макарова в "Современнике" 1843 года, No 3.-- См. также о Василье Львовиче "Дневник студента" под 2-м числом марта, 9-м октября и проч. (Дневник студента // Жихарев С. П. (Записки современника. I. Дневник студента.-- Л., 1989.-- С. 57, 131.-- Сост.)
   [36] Автор "Крымских сонетов" -- А. Мицкевич.
   [37] См. "Телеграф" 1827 года. В альбоме Шимановской, украшенном многими знаменитыми людьми, есть также стихи Карамзина, Жуковского, Дмитриева, Крылова, Гнедича и др. Она была у нас в 20-х годах.
   [38] Речь идёт, по-видимому, о письме к отцу 20 октября 1836 г.
   [39] Надежда Осиповна приходилась Сергею Львовичу внучатой племянницей, так как он и Мария Алексеевна Ганнибал были троюродные брат и сестра.
   [40] Все эти сведения о Ганнибале сохранены для потомства гениальным его правнуком, который дорожил малейшею подробностью о своём предке-африканце. Пушкин имел намерение напечатать полную биографию его, о чём говорит сам в одном из примечаний к первому изданию "Евгения Онегина". Для этого он имел, кроме семейных преданий, особенные материалы, погибшие, надо думать, вместе с его Записками, об утрате которых он так жалел. Записки эти были ведены с 1820 года и сгорели осенью 1826 года8.
   8 Записки свои Пушкин сжёг осенью 1825 г. Биография А. П. Ганнибала, написанная на немецком языке его зятем А. К. Роткирхом, и другие относящиеся к нему документы сохранились в бумагах Пушкина (ныне ИРЛИ, ф. 244).
   Кроме написанного об А. П. Ганнибале Пушкиным, Бартенев пользовался краткой биографией "царского арапа", напечатанной в 1836 г. Д. Н. Бантыш-Каменским в его Словаре достопамятных людей русской земли (т. I. Спб., 1836). Здесь сохраняются все неточности, присутствующие в этих источниках. Ср.: Вегнер М. Предки Пушкина; Леец Г. А. П. Ганнибал.-- Таллинн, 1980; Телетова Н. К. Забытые родственные связи А. С. Пушкина; Фейнберг И. Л. Абрам Петрович Ганнибал, прадед Пушкина.-- М., 1983; Гордин А. М. Пушкин в Михайловском.-- Л., 1989.
   [41] См. "Москвитянин" 1852 г., No 24; также "Дневник студента" под 16-м июля.
   [42] Имеется в виду Морейская колонна. Надпись на ней несколько иная: "...Крепость Наваринская сдалась бригадиру Ганнибалу..."
   [43] Это первое более или менее содержательное сообщение о М. А. Ганнибал и отношении к ней Пушкина. Когда 27 июня 1818 г. Мария Алексеевна скончалась, Пушкина в Михайловском не было. Первые его посещения псковской деревни относятся к 1817 и 1819 гг.
   [44] Для ясности предлагаем таблицу.

0x01 graphic

   [45] Перед смертью Пушкин говаривал, что важные случаи его жизни приходились в Вознесенье и, намереваясь на житьё переехать в своё Михайловское, он думал построить там церковь Вознесения.
   [46] Макаров М. Н. Александр Сергеевич Пушкин в детстве: (Из Записок о моём знакомстве) // Современник.-- 1843.-- Т. 29.-- С. 375--385. Перепечатано М. А. Цявловским в "Книге воспоминаний о Пушкине".-- С. 29--40.
   [47] О Пушкинских местах в Москве и Подмосковье новейшая работа: Волович H. М. Пушкинские места Москвы и Подмосковья.-- М., 1979. Там основная библиография. [Возврат к примечанию[94]]
   [48] Из "Воспоминаний" сестры Ольги Сергеевны, ныне действительной статской советницы Павлищевой. (Об этих воспоминаниях см. вступ. статью. Впервые полностью опубликованы в "Летописях Гос. литературного музея".-- Кн. I.-- С. 443--450.-- Сост.)
   [49] Она воспета прекрасно Языковым в "Послании к ней" и в стихах "На смерть её".
   [50] Арине Родионовне, няне Пушкина, посвящена книга А. И. Ульянского "Няня Пушкина".-- М.; Л., 1940.
   [51] Воспитанника Московского университета и переводчика Мольерова "Тартюфа": Ханжеев или Лицемер, 1809 года.
   [52] Ксавье, недавно умершего автора известной книги: "Voyage autour de ma chambre" ("Путешествие вокруг моей комнаты").
   [53] Стихотворение "Муза". 1821 г.
   [54] О сельце Захарьине (правильно Захарово) см. примеч. 12[87].
   [55] Брат мой, меня принимают за пожар (фр.).
   [56] См. о Вязёме у Карамзина, т. XI, стр. 265 и ещё стр. 248. Везде ссылки на второе издание.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru