Барсуков Николай Платонович
Жизнь и труды М. П. Погодина. Н. П. Барсукова. Книга пятая. Спб., 1892 г

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Жизнь и труды М. П. Погодина. Н. П. Барсукова. Книга пятая. Спб., 1892 г. Цѣна 2 руб. 50 к. Въ теченіе послѣднихъ пяти лѣтъ г. Барсуковъ аккуратно выпускаетъ каждый годъ по тому своего обширнаго жизнеописанія М. П. Погодина. Недавно вышедшая въ текущемъ году пятая книга этого жизнеописанія (XIII+520 стр.) обнимаетъ всего только четыре года жизни М. П. Погодина (1837--1840 гг.). Это -- годы второго путешествія Погодина за границу, усиленія мечтаній о славянствѣ и сношеній съ братьями-славянами, неудачнаго, особенно благодаря Устрялову, переизданія Начертанія русской исторіи для гимназій и, наоборотъ, весьма успѣшнаго изданія критическаго изслѣдованія о Несторѣ, возникновенія журнала Москвитянинъ, трудовъ въ обществѣ исторіи и древностей россійскихъ и обычныхъ сношеній со многими учеными и литераторами. Новый томъ, какъ и предшествующіе, отличается обиліемъ собраннаго въ немъ для исторіи интеллигентныхъ кружковъ того времени матеріала; онъ уже успѣлъ подойти къ любопытной исторіи возникновенія славянофильскаго кружка и полемики его членовъ съ западниками, вступленія молодыхъ профессоровъ въ Московскій университетъ съ незабвеннымъ T. Н. Грановскимъ во главѣ и начала антагонизма между старыми и новыми представителями науки. Глава о славянофилахъ (LXVII), замѣтимъ кстати, начинается такою архаическою риторикой, что невольно вызываетъ улыбку на лицѣ даже неприхотливаго въ отношеніи слога читателя: "Подъ сѣнію священнаго символа православія, самодержавія и народности въ царствующемъ градѣ Москвѣ явились люди, которыхъ Бѣлинскій въ 1842 г. обозвалъ славянофилами" и т. д. (срв. также стр. 130),-- начинаетъ г. Барсуковъ (стр. 468) характеристику славянофиловъ, нуждающуюся въ немалыхъ исправленіяхъ. Слѣдуя традиціи, г. Барсуковъ даже H. М. Карамзина вноситъ въ списокъ завзятыхъ славянофиловъ. Что же касается сѣни упомянутаго выше символа, названнаго г. Барсуковымъ священнымъ, то ею въ нашей литературѣ послѣдняго времени замѣтно особенное злоупотребленіе, которое показываетъ потерю яснаго представленія о смыслѣ и значеніи символа, формулированнаго человѣкомъ, говорившимъ о русской народности, не прочитавъ ни одной русской книжки,-- о православіи, плохо по отзыву одного современника, его понимая, и -- о самодержавіи при очевидной своей внутренней склонности къ конституціоннымъ началамъ. Забывая новѣйшую формулировку символа, сознательную пропаганду его начинаютъ относить даже къ XVI вѣку, а его мнимыхъ насадителей называть геніальными людьми. Такъ, г. Сениговъ въ недавно вышедшей брошюрѣ Народныя воззрѣнія на дѣятельность Іоанна Грознаго, установивъ въ первой ея половинѣ, что народная точка зрѣнія на историческія событія есть всегда экономическая и что русскій народъ идеалъ силы и нравственнаго совершенства искалъ исключительно среди лучшихъ представителей крестьянства, утверждаетъ, что царь Иванъ Грозный -- геніальный историческій дѣятель, ибо онъ былъ сознательнымъ насадителемъ указаннаго символа, спасшаго Московское государство. Оставляя въ сторонѣ историческую несообразность этого утвержденія, нельзя признать за нимъ и достаточной логичности. Время Грознаго (разумѣемъ, главнымъ образомъ, вторую половину царствованія) -- время подготовки смуты, едва не снесшей расшатаннаго корабля Московскаго государства, и очень неясныхъ представленій о народности, если только понятіе о послѣдней не отождествлять съ понятіемъ о безпричинномъ разгромѣ народной массы, практиковавшейся и лично царемъ (разгромъ въ Новгородѣ), и, главнымъ образомъ, опричниной. У г. Барсукова, впрочемъ, все дѣло ограничивается фразой; никакого намѣреннаго восхваленія символа или вообще назойливаго навязыванія какой-либо доктрины въ книгѣ нѣтъ; теперешніе вкусы автора чувствуются лишь въ архаическомъ мѣстами языкѣ, да въ приведеніи нѣкоторыхъ благонамѣренныхъ цитатъ, мало идущихъ къ дѣлу, вродѣ, напримѣръ, выдержекъ изъ проповѣдей митрополита Филарета (стр. 2, 13). Довольно опредѣленный общій тонъ изложенія, правда, нѣсколько тяготитъ читателя иного міровоззрѣнія, чѣмъ г. Барсуковъ, но сравнительная невинность этого тона чувствуется тотчасъ же при ближайшемъ ознакомленіи съ книгой (любопытныя замѣчанія о міровоззрѣніи нашего автора см. у С. А. Венгерова -- Словарь, т. II).
   Лѣтомъ 1837 г. Погодинъ предпринялъ поѣздку въ Тверскую губернію; она представляетъ интересъ для характеристики обширной любознательности и нѣкоторой чуткости Погодина, несмотря на множество опутавшихъ его умъ бредней съ религіознымъ и политическимъ оттѣнкомъ (срв. стр. 12, 41, 126, 132). Записывая въ своемъ дневникѣ {О содержательности дорожныхъ дневниковъ Погодина замѣтилъ недавно К. Н. Бестужевъ-Рюминъ въ своей коротенькой біографической запискѣ о Погодинѣ, предназначенной, если не ошибаемся, для "Сборника Императорскаго русскаго историческаго общества" и напечатанной въ Славянскомъ Обозрѣніи, No 1, стр. 42--50.} присутствіе на праздникѣ св. Арсенія Тверского, Погодинъ пишетъ слѣдующія глубоко поучительныя строки: "Нѣтъ, пятьсотъ тысячъ Москвы и Петербурга не составляютъ еще Россіи, и чтобы знать Россію, надо ее разсмотрѣть, и разсмотрѣть не изъ кабинета московскаго или петербургскаго, а на мѣстѣ, пожить долго въ каждомъ ея краю, познакомиться со всѣми званіями, ибо дворянинъ московскій совсѣмъ не то, что оренбургскій, курскій, и крестьянинъ тверской во многомъ не похожъ на орловскаго, не говорю уже о малороссійскомъ".
   Обращаясь затѣмъ къ чисто-научнымъ интересамъ, Погодинъ продолжаетъ: "Русская исторія можетъ улучшиться, усовершенствоваться, даже уразумѣться только посредствомъ мѣстныхъ наблюденій и розысканій; ученые могутъ представить, найти общія мысли, выводы на тѣхъ высотахъ, гдѣ уже господствуетъ философское безразличіе, могутъ сдѣлать поправки буквенныя, сравнить съ другими исторіями и т. п., но и въ этомъ отношеніи мѣстныя подробности, одни географическія имена могутъ повести ихъ къ общимъ мыслямъ, недостижимымъ по кабинетнымъ путямъ (стр. 89; сри. стр. 187). Увлекающійся какъ всегда Погодинъ заканчиваетъ описаніе своего тверского вояжа словами столь же интересными, какъ С. П. Боткинъ описаніе своего путешествія въ Берлинъ (въ 1862 г.; см. ихъ въ брошюрѣ д-ра А. Н. Бѣлоголоваго, изданной Ф. Павленковымъ, на стр. 38). "Я узналъ,-- читаемъ въ дневникѣ Погодина (стр. 93),-- увидѣлъ много новаго и, главная польза для меня, рѣшился, обозрѣвъ чужіе края, отправляться непремѣнно всякій годъ въ путешествіе по Россіи, которую рѣшительно мы знаемъ очень мало, погрузись въ своихъ школьныхъ розысканіяхъ и диссертаціяхъ". Исключительность школьныхъ розысканій была, дѣйствительно, не въ характерѣ Погодина, метавшагося изъ стороны въ сторону въ своихъ занятіяхъ, и K. Н. Бестужевъ-Рюминъ правъ, говоря въ цитированной въ примѣчаніи запискѣ (стр. 43), что въ "Соловьевѣ Погодинъ не могъ примириться съ цѣльнымъ взглядомъ на русскую исторію; цѣльность взгляда противорѣчила характеру и дѣятельности Погодина", какъ, въ свою очередь прибавимъ, и С. М. Соловьевъ не терпѣлъ Погодина и не хотѣлъ признавать его ученымъ за разбросанность въ занятіяхъ. Намѣреніе путешествовать по Россіи не осталось вовсе безъ исполненія; Погодинъ, замѣчаетъ г. Бестужевъ-Рюминъ, объѣхалъ въ разныя времена всю Европейскую Россію, изучая на мѣстѣ и теперешнихъ людей, и остатки древностей (Слав. Об., стр. 43).
   Высказываясь за необходимость путешествій для историка (срв. на стр. 239: "въ наше время нельзя быть ни профессоромъ археологіи, ни профессоромъ исторіи безъ путешествія") и мѣстныхъ историческихъ изслѣдованій, Погодинъ, послѣ осмотра нѣкоторыхъ кургановъ и насыпей въ Тверской губерніи, записываетъ въ своемъ дневникѣ мысль о необходимости составленія археологической карты Россіи ("непремѣнно должно осмотрѣть всю Россію въ этомъ отношеніи и перенести эти разсыпанныя повсемѣстно насыпи на карту", стр. 73, 75,82),-- мысль, за осуществленіе которой только въ послѣднее время ревностно принялось московское археологическое общество (въ скоромъ времени будетъ издана обществомъ образцовая археологическая карта одной изъ южныхъ губерній, составленная проф. В. Б. Антоновичемъ).
   Заграничное путешествіе Погодина въ 1838--39 г. не обнаружило въ немъ особенно умѣлаго наблюдателя западно-европейской жизни, о которой въ 1837 г. онъ высказывалъ замѣчательныя по своей близорукости сужденія (см. ихъ на стр. 172); но пріемы, рекомендованные имъ для наблюденій, отнюдь нельзя назвать совсѣмъ неудачными. Чтобы изучить толпу, надо не чуждаться ея, а, наоборотъ, втиснуться въ нее и побывать во всѣхъ уголкахъ, куда забирается послѣдняя. "Кто путешествуетъ,-- говоритъ Погодинъ (стр. 233; срв. стр. 267),-- съ цѣлію познакомиться съ землею, съ народомъ, тотъ не только не долженъ брезгать никакимъ обществомъ, но, напротивъ, искать его: салоны, beau monde, умники и остряки вездѣ одинаковы". Пріѣхавъ въ Парижъ, Погодинъ, болѣе въ силу привычки не связывать себя опредѣленными планами, рѣшаетъ знакомиться съ великимъ городомъ безъ всякаго плана. "Все время,-- пишетъ онъ,-- посвящается кофейнымъ, палатамъ, рестораціямъ, улицамъ, бульварамъ и спектаклямъ. Вотъ гдѣ я познакомлюсь лучше всего съ Парижемъ, съ французами и съ ихъ исторіей. Прочь планы, системы, прочь всѣ узы, прочь мертвыя книги; давайте мнѣ живыхъ людей! Надѣваю короткій сюртучокъ и пускаюсь во вся тяжкая. Ха, ха, ха! что сказали бы мои московскіе пріятели, услышавъ это рѣшеніе?! Если бы удалось увидѣть мнѣ еще революційку, хоть какую-нибудь, я былъ бы доволенъ вполнѣ" (сри. стр. 7). Путешествуя, Погодинъ то и дѣло погружается въ историческія размышленія, касающіяся той мѣстности, въ которой онъ въ данную минуту находится. Особенно много мечталось о славянахъ; путешествіе по славянскимъ землямъ, бесѣды съ славянскими учеными и дѣятелями сильно подогрѣли мечтанія Погодина о славянахъ, но едва ли можно утверждать, чтобы послѣ путешествія у него стали особенно ясными представленія о славянствѣ (см., между прочимъ, его отчетъ о путешествіи, представленный С. С. Уварову, стр. 330 и слѣд.; къ этому же времени относится сближеніе Погодина съ Уваровымъ), хотя онъ и замѣчаетъ въ дневникѣ (стр. 221), что "понятія о словенахъ вообще очищаются у него: чтобы судить вѣрно, надо видѣть все самому, надо переслушать много людей съ разными взглядами". Здравыя сужденія, прорывавшіяся у Погодина и обличавшія въ немъ способность моментами чуять дѣйствительность, безжалостно закрывались той предвзятою романтическою болтовней, какою нерѣдко отличался Погодинъ бъ своихъ писаніяхъ, особливо если послѣднія составлялись на случай. Въ этомъ отношеніи особенно любопытно его письмо о русской исторіи, составленное незадолго до отъѣзда за границу и переданное графу С. Г. Строганову (стр. 165 и слѣд.), который на оборотѣ этого письма отмѣтилъ: "словъ много, мысль новая одна, да и то ложная". Дальнѣйшіе томы громоздкаго труда г. Барсукова обѣщаютъ быть еще болѣе интересными, и остается пожелать, чтобъ они выходили въ свѣтъ съ прежнею аккуратностью.

"Русская Мысль", кн.IX, 1892

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru