Исторія первобытной христіанской проповѣди (до IV вѣка). Николая Барсова. Спб., 1885 г. Книга эта составлена изъ лекцій г. Барсова, читанныхъ имъ въ С.-Петербургской духовной академіи, переработанныхъ и упрощенныхъ авторомъ въ тѣхъ видахъ, чтобы сдѣлать чтеніе ихъ доступнымъ "въ обществѣ, которому въ настоящее время еще присущъ тотъ интересъ къ первобытному христіанству Вообще и въ частности къ первобытной проповѣди, который недавно возбужденъ былъ особенно дѣятельностью г. Пашкова, штундистскими и другими сектантскими движеніями*. Такое намѣреніе автора, заявленное имъ въ предисловіи, заслуживаетъ полнаго сочувствія и, надо отдать справедливость почтенному профессору, осуществлено имъ какъ нельзя лучше. Книга г. Барсова написана простымъ, яснымъ языкомъ, и, оставаясь ученымъ трудомъ, она совершенно доступна среднему читателю. Особеннаго вниманія заслуживаетъ въ ней "Введеніе", въ которомъ авторъ "выясняетъ свою точку зрѣнія на задачи и методъ исторіи проповѣди, доселѣ въ гомилетической литературѣ совершенно неизвѣстную, составляющую личное воззрѣніе" его, г. Барсова. Въ этомъ "Введеніи" авторъ говоритъ, между прочимъ: "По всемірной исторіи и исторіи отдѣльныхъ народовъ, такъ и въ исторіи частныхъ сторонъ жизни человѣчества и народовъ, существуютъ обширныя литературы. Но въ этой колоссальной исторической работѣ людей науки исторія развитія христіанскаго сознанія человѣчества, иначе исторія воздѣйствія христіанскаго ученія на жизнь людей, доселѣ не получила должнаго значенія и развитія"... "Доселѣ еще нѣтъ настоящей исторіи христіанской цивилизаціи, исторіи осуществленія и проявленія христіанскаго ученія въ жизни человѣческаго общества и государства, которая въ полной наглядной картинѣ изобразила бы почти двухтысячелѣтній процессъ постепеннаго перерожденія человѣчества подъ вліяніемъ христіанства и правдиво указала въ современной жизни человѣчества все то, что дано ей христіанствомъ, что возникло подъ воздѣйствіемъ его въ области теоретическихъ идей, внѣшняго быта, установленій общественныхъ, гражданскихъ, государственныхъ и т. д..." "Въ наукѣ,-- говоритъ авторъ далѣе,-- слишкомъ рано появилось отрицательное отношеніе къ христіанству..." Вслѣдствіе этого, а также "неправильнаго отождествленія учеными Запада христіанства съ римскимъ католицизмомъ", наука какъ бы отвернулась отъ христіанства, явилось "извращеніе смысла" нѣкоторыхъ крупныхъ фактовъ, "примѣнительно къ предвзятымъ идеямъ и теоріямъ, а нерѣдко и полное невѣжество въ отношеніи къ необъятной области духовнаго творчества и словесной производительности христіанства..." Все это совершенно вѣрно, за исключеніемъ лишь мнѣнія г. Барсова объ ошибочности отождествленія учеными христіанства съ римскимъ католицизмомъ, поведшаго за собою вышеуказанныя извращенія. Мы полагаемъ, что "неправильность отождествленія" надлежитъ поставить на счетъ римской церкви ранѣе, нежели ставить таковое въ вину ученымъ. Равнымъ образомъ, мы думаемъ, что римской церковной власти принадлежитъ иниціатива въ полномъ обособленіи такъ называемой "гражданской" исторіи отъ церковной, касаться которой было всегда небезопасно для мірянина въ предѣлахъ духовной юрисдикціи Рима. Но времена эти миновали и, конечно, давно бы пора людямъ науки отрѣшиться отъ устарѣлыхъ "отождествленій" и безъ "предвзятыхъ идей и теорій" отнестись въ христіанству, какъ въ величайшему фактору въ исторіи европейской цивилизаціи. "Нѣсколько больше,-- пишетъ г.Барсовъ,-- чѣмъ въ исторіи цивилизаціи обращается вниманія на словесные памятники въ исторіи всеобщей литературы...", но и здѣсь "область христіанской литературы въ большинствѣ случаевъ считаютъ не подлежащею изученію на тонъ основаніи, что это собственно область богословія". Главные памятники христіанской письменности состоятъ изъ произведеній характера "учительнаго", проповѣдническаго. И именно "въ памятникахъ церковнаго учительства,-- какъ говоритъ авторъ,-- со всею рельефностью отразилось" то участіе, "какое церковь и ея ученіе непосредственно. и посредственно принимали въ поступательномъ движеніи человѣческой мысли и переустройствѣ самой жизни". Учительство и проповѣдничество составляютъ исключительное достояніе христіанства. "Всякая другая религія стремится быть мистеріей, окружаетъ себя обаяніемъ и привлекательностью таинственности. Одно христіанство есть всецѣлое откровеніе Божества міру и стремится дать все то знаніе Божества, его законовъ и велѣній, какое только возможно для людей..." "Всѣ религіи дѣйствуютъ болѣе повелѣніемъ и устрашеніемъ, положительною властью внѣшняго закона и обаяніемъ внѣшняго культа. Одно христіанство обращается, прежде всего и главнѣйше, въ свободному человѣческому сознанію и ведетъ отъ духовнаго рабства къ свободѣ чадъ Божіихъ" посредствомъ "учительнаго слова". "Единственное средство его распространенія,-- продолжаетъ авторъ,-- учительное слово... а единственное средство воспріятія ученія -- свободное вѣрованіе въ него и разумное убѣжденіе въ его непререкаемой истинности. Это прежде всего должны знать тѣ ревнители свободы, которые, останавливаясь ца случайныхъ явленіяхъ церковной исторіи, имѣвшихъ мѣсто въ тѣ или другіе періоды ея, обвиняютъ церковь въ фанатизмѣ, обскурантизмѣ и т. п.".
Исторію христіанскаго учительства авторъ начинаетъ превосходнымъ очеркомъ проповѣди самого Іисуса Христа. "По ученію Христа и по пониманію всѣхъ знавшихъ его, онъ былъ ничѣмъ инымъ, какъ общественнымъ Учителемъ -- Равви, Раввуни. Къ этой дѣятельности онъ приготовлялся путемъ обыкновеннаго человѣческаго образованія" (Василій Вел.). Его проповѣдь отличалась необычайною простотой и общедоступностью при объясненіи самыхъ возвышенныхъ предметовъ, и въ этомъ состоитъ, главнымъ образомъ, "тайна общенароднаго ученія". Училъ и проповѣдывалъ Іисусъ Христосъ, между прочимъ, въ храмѣ и синагогахъ. Апостолы и ученики его также нерѣдко проповѣдывали слово Божіе въ синагогахъ. Это было въ обычаѣ у евреевъ какъ во времена Спасителя, такъ и въ первые вѣка христіанства. Очевидно, что до христіанской проповѣди существовала проповѣдь еврейская, и эта послѣдняя продолжала существовать долго еще спустя, послѣ окончательнаго отдѣленія христіанства отъ старой религіи. Въ книгѣ г. Барсова мы находимъ лишь вскользь сдѣланныя указанія на это обстоятельство, тогда какъ, по нашему мнѣнію, исторія проповѣди христіанской должна бы начинаться очеркомъ предшествовавшаго ей еврейскаго учительства въ синагогахъ и въ самомъ Іерусалимскомъ храмѣ. Изъ вышеприведеннаго мнѣнія автора можно предположить, что проповѣдь и учительство, обращающіяся "къ свободному человѣческому сознанію", составляютъ исключительное достояніе христіанства; въ дѣйствительности же оказывается, что они,-- учительство и проповѣдь всенародная -- унаслѣдованы христіанствомъ отъ еврейства, величайшіе учителя котораго (Гамаліилъ), даже послѣ осужденія Христа, отстаивали свободу проповѣди его ученія. На западѣ, въ Римѣ и Галліи, еврейская проповѣдь и прозелитизмъ долго спустя шли не только параллельно съ христіанскою проповѣдью, но нерѣдко сливались съ нею и перемѣшивались въ пониманіи противниковъ обѣихъ религій и въ сознаніи самихъ прозелитовъ. На это имѣются ясныя указанія въ проповѣдяхъ и посланіяхъ отцовъ церкви первыхъ вѣковъ, убѣждающихъ христіанъ окончательно порвать связь съ синагогой въ то время, когда синагога уже шла на значительныя уступки, какъ, напримѣръ, въ важномъ вопросѣ объ обрѣзаніи. Пропускъ въ книгѣ г. Барсова всего, относящагося къ связи между учительствомъ по закону Моисееву и христіанскою проповѣдью, мы считаемъ весьма существеннымъ и несогласнымъ съ задачами, поставленными самимъ авторомъ. Что же касается исторіи постепеннаго развитія собственно христіанскаго учительства, то она изложена авторомъ со всею желательною полнотой и ясностью.