Авсеенко Василий Григорьевич
Молодо-зелено

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

B. Авсѣенко

ЛЮДИ и ЖИЗНЬ

ПОВѢСТИ И РАЗСКАЗЫ

   

С.-ПЕТЕРБУРГЬ
ИЗДАНІЕ А. С. СУВОРИНА
1902

   

МОЛОДО-ЗЕЛЕНО

Повѣсть.

Es ist das Weibliche die dunkle Frage,
Die Jeden, der hinaus in's Leben stürmt,
Als ernster Prüfst ein sich entgegentürmt.
E. Schönaich-Carolath.

I.

   На длинной террасѣ большого ресторана въ Монте-Карло, за столомъ, сверкавшимъ бѣлизною бѣлья и блескомъ хрусталя, обѣдало общество нашихъ соотечественниковъ. Всѣ они пріѣхали изъ Ниццы, въ коляскахъ, чтобъ насладиться великолѣпною прогулкою по гребню Corniche, отдать честь удивительной кухнѣ этого ресторана, и пройтись затѣмъ по заламъ казино, посвященнымъ рулеткѣ и trente-et-quarante. Опытный глазъ ни минуты не усомнился бы въ ихъ русскомъ происхожденіи: о немъ свидѣтельствовалъ синій цвѣтъ ихъ пиджачковъ, ихъ громкій разговоръ и еще болѣе громкій смѣхъ. Можно было бы указать и еще на одинъ признакъ, изъ очень несомнѣнныхъ: самый старшій по лѣтамъ въ этомъ обществѣ вытягивалъ изъ-подъ скатерти огромныя, плоскія и широкопалыя ноги, обутыя не въ ботинки, а въ сапоги съ голенищами и въ калоши.
   Эготь господинъ, съ длиннымъ лицомъ багроваго оттѣнка, большимъ толстымъ носомъ, маленькими свѣтлыми глазами и давно нестриженными пасмами сѣдыхъ волосъ, торчавшими изъ-подъ котелка, представлялъ повидимому центральную фигуру въ группѣ. Не то чтобы въ немъ заискивали, но немножко за нимъ ухаживали, и охотно выражали ему почтеніе. А онъ говорилъ съ слащавымъ московскимъ оттѣнкомъ, явно выискивая отборныя, характерныя словечки, и ѣлъ неопрятно, тыкая вилкой и подхватывая языкомъ съ ножа.
   Звали его Василіемъ Провичемъ Спѣсивцевымъ. Это былъ очень извѣстный московскій капиталистъ, глава какой-то партіи, ораторъ и мужъ совѣта. На немъ что-то покоилось, и къ нему принято было.зачѣмъ-то обращаться. Онъ каждый годъ, раза два, пріѣзжалъ въ Петербургъ, былъ знакомъ съ сановниками и биржевыми тузами, и приглашался во всѣ тѣ коммиссіи, труды которыхъ никогда не получали дальнѣйшаго хода. За границу онъ тоже частенько ѣздилъ, но зачѣмъ именно -- трудно понять; все заграничное онъ рѣшительно осуждалъ, и находилъ, что даже климатъ въ Москвѣ лучше, чѣмъ гдѣ-либо. Онъ и теперь, глотая вмѣстѣ съ шампанскимъ удивительный воздухъ Ривьеры, это тончайшее сочетаніе горной чистоты и морской влажности, увѣрялъ, что въ Останкинѣ или Кунцовѣ дышется пріятнѣе.
   -- Серьезнѣе какъ-то у насъ климатъ,-- говорилъ онъ,-- Въ немъ, видите ли, и мягкость есть, и строгость. Нашъ воздухъ глотать, все равно, что материнское молоко пить.
   -- Отлично сказано!-- подхватилъ съ одобрительнымъ смѣхомъ худощавый, съ выкрашенными въ черную краску усами господинъ, по фигурѣ котораго тотчасъ можно было узнать отставного генерала.-- Мастерски выразился Василіи Провичъ.
   -- А вѣдь это именно наши два народные элемента: мягкость и строгость, вставилъ третій собесѣдникъ, человѣкъ лѣтъ пятидесяти, съ круглымъ лицомъ не то барскаго, не то бюрократическаго типа, выражавшимъ смѣсь тонкой дипломатичности съ напускнымъ благодушіемъ. Онъ уже доѣлъ послѣднее блюдо, и сидѣлъ къ полъ-оборота къ обществу, глазѣя на постороннюю публику и раскачивая къ себѣ и отъ себя палку съ серебрянымъ набалдашникомъ.-- Да. да. мягкость и строгость -- это два чудныя начала, лежащія въ основѣ всего нашего устройства, семейнаго и общіственнаго.
   -- Весь народный укладъ на нихъ держится, подтвердила. Василій Провичъ-- И климатъ у насъ тоже народный: мягкій и вмѣстѣ суровый.
   -- Что это, какія вы смѣшныя вѣщи говорите,-- неожиданно вмѣшалась одна изъ двухъ сидѣвшихъ тутъ дамъ. Вѣдь если такъ разсуждать, то береза у васъ окажется лучше пальмы, потому что напомнитъ вамъ строгую отеческую розгу.
   -- Береза! Да это первое дерево въ мірѣ воскликнулъ Спѣсивцевъ. Она даже и по красотѣ живописнѣе вашей пальмы.
   -- Вы торгуете березовыми дровами, что ли,-- сказала дама, и засмѣялась, чтобы смягчить рѣзкость свой выходки.
   Спѣсивцевъ въ душѣ обидѣлся, но не показалъ виду, и посмотрѣлъ на даму ласково-состралательнымъ взглядомъ.
   -- Очень ужъ вы къ заграницамъ привыкли, отвѣтилъ онъ.
   -- И не раскаиваюсь, подтвердила дама, улыбнувшись красивыми, немножко крупными губами, съ замѣтнымъ темнымъ пушкомъ надъ ними и крошечной родинкою на уголкѣ рта.
   Ее звали Еленой Дмитріевной Глыбовой. Мужъ ея, большой дѣлецъ, директоръ крупнаго промышленнаго предпріятія и милліонеръ, находился теперь въ Петербургѣ, и долженъ былъ пріѣхать за нею въ концѣ сезона. Она жила въ Ниццѣ съ девятилѣтней дочкой и гувернанткой, занимала прелестную маленькую виллу, и считалась одной изъ самыхъ элегантныхъ представительницъ русской колоніи. Ей было тридцать лѣтъ, но лицо ея сохраняло слѣды свѣжести, и вся она носила отпечатокъ той милой, влекущей прелести, какою обладаютъ только очень молодыя женщины.
   

II.

   Великолѣпнаго вида гарсонъ подалъ ликеры и фрукты. Генералъ съ накрашенными усами смотрѣлъ на этого гарсона съ какою-то злобною насмѣшливостью, точно рѣшалъ въ умѣ:-- "а что, еслибъ ему да вдругъ крѣпкое словцо загнуть?"
   -- Вотъ, полюбуйтесь,-- обратился онъ ко всѣмъ вообще:-- самая настоящая квинт-эссенція западной цивилизаціи. Кожа, у канальи, какъ у женщины тонкая, да розовая, усики какъ у гусарскаго корнета, фракъ, какой у насъ полтораста рублей стоитъ, а вѣдь лакей, хамъ; бросьте ему два мѣдныхъ су, онъ въ жилетный карманъ спуститъ и "merci, monsieur!" скажетъ; а попробуйте ему, напримѣръ, рожу горчицей смазать, такъ въ тюрьму васъ засадить. Правильно это, я васъ спрашиваю?
   -- Кто же лакеямъ рожу горчицей мажетъ?-- возразилъ круглолицый господинъ, по фамиліи Толченовъ, директоръ и тайный совѣтникъ. Въ его голосѣ какъ бы даже брезгливость послышалась.
   -- Нѣтъ, я разсуждаю принципіально,-- продолжалъ генералъ,-- По-моему, если ты хамъ, такъ и держи себя хамомъ, и ситуаенское-то свое достоинство оставь. А то, изволите видѣть: на водку ему подай, а говори съ нимъ на "вы". И добро бы въ самомъ дѣлѣ честный гражданинъ былъ, а то вѣдь дрянь, жуликъ, въ душѣ ни Бога, ни совѣсти нѣтъ, всякія развратныя мерзости дѣлаетъ...
   -- Да почему вы знаете?-- вскричала другая дама, очень недурненькая брюнетка небольшого роста, съ пухленькой, немного приподнятой верхней губой, придававшей, вмѣстѣ съ коротенькимъ носомъ, нѣсколько задорное выраженіе всему лицу.
   Она только недавно вышла замужъ, и проводила въ Ниццѣ свой медовый мѣсяцъ. Ея мужъ, Эсперь Петровичъ Варваровскій, тучный блондинъ лѣтъ сорока-пяти, совершавшій бойкую служебную карьеру подъ покровительствомъ своей воспитательницы княгини Троевѣровой, извѣстной ханжи и благотворительницы на чужія деньги, присутствовалъ тутъ же.
   -- Кто же этого не знаетъ?-- возразилъ генералъ.-- Вся Франція, въ сущности, вотъ изъ такихъ гарсоновъ состоитъ. Общее растлѣніе, вырожденіе; распутство какъ образъ жизни. Ни у кого ни Бога, ни чести въ душѣ нѣтъ. Поганые трусишки, крикуны, благёры. Послушать ихъ -- первая нація въ мірѣ; а поставь ихъ снова подъ прусскія пули -- опакостятся хуже, чѣмъ въ тотъ разъ.
   Молчавшій до тѣхъ поръ Варваровскій взглянулъ на жену и на Елену Дмитріевну, какъ бы желая убѣдиться, не смущены ли онѣ выраженіями генерала; но, не замѣтивъ на ихъ лицахъ ничего особеннаго, проговорилъ тономъ убѣжденія:
   -- Совсѣмъ пропащій народъ.
   -- Да ужъ чего лучше, когда они только и дышать стали съ тѣхъ поръ, какъ явилась надежда на военное заступничество Россіи,-- продолжалъ генералъ.-- Батюшки мои, какъ обрадовались! Только-что не говорятъ: спасите, молъ, насъ отъ нѣмцевъ, а мы въ это время будемъ паскудничать и подлыя шансонетки пѣть. И вѣдь что противно: самомнѣніе при этомъ величайшее. Ну, если ты трусишка, чортъ съ тобой, полѣзай ко мнѣ за пазуху, такъ по крайней мѣрѣ знай, что ты прохвостъ, и поклонись мнѣ въ ножки. А они все еще себя первой націей въ мірѣ считаютъ. Мы ихъ отъ нѣмцевъ спасать должны, а скажи я вотъ этому самому гарсону по-русски: "подай счетъ, подлая твоя рожа!" -- такъ вѣдь онъ глаза выпучитъ, и не пойметъ ни слова.
   Мужчины разсмѣялись.
   -- И хорошо, что не пойметъ,-- замѣтилъ Толченовъ; -- а то повели бы васъ, русскаго генерала, судиться съ гарсономъ у французскаго мирового.
   -- Да еще не у французскаго, а у монакскаго,-- вставилъ, смѣясь, Спѣсивцевъ.
   -- Меня вотъ что удивляетъ, господа,-- заговорила Елена Дмитріевна, натягивая перчатку на свою узкую, чуть-чуть загорѣвшую руку.-- Когда французы относились къ намъ и ко всему русскому съ пренебреженіемъ и насмѣшкой, у насъ всѣ имъ поклонялись, и въ нѣкоторыхъ слояхъ нашего общества прямо лакействовали передъ ними. А когда во Франціи отношеніе къ намъ измѣнилось, и они стали насъ цѣнить, и можетъ быть даже искать въ насъ, мы вдругъ прониклись невѣроятнѣйшимъ презрѣніемъ ко всему французскому. Согласитесь, господа, что это вовсе не народная наша черта, и что въ этомъ нѣтъ ничего симпатичнаго.
   -- Позвольте, но вѣдь надо знать, почему они стали цѣнить насъ. Имъ наши два милліона штыковъ нужны, вотъ что-съ!-- вступился за генерала Спѣсивцевъ.
   -- Это одно другому не мѣшаетъ; еслибы Германія намъ грозила, да еще вмѣстѣ съ Австріей или Англіей, такъ и намъ французскіе штыки пригодились бы,-- защищалась Елена Дмитріевна.
   -- Обошлись бы, обошлись бы безъ нихъ! сами отъ всѣхъ отбились бы!-- кричалъ генералъ.-- Съ нами воевать -- не то, что съ культурными народами. Въ нашей непокрытой избѣ ничѣмъ не поживишься. У насъ грязь невылазная, да голь перекатная -- намъ терять нечего.
   -- Ну, вотъ видите: сами же сознаетесь, что намъ терять нечего,-- продолжала Глыбова.-- А у нихъ въ каждый квадратный метръ земли сколько труда и капитала заложено. Не удивительно, что имъ есть за что тревожиться, и что война пугаетъ ихъ больше, чѣмъ насъ. Люди дорожатъ своими культурными благами, накопленными вѣками, а вы ихъ за это трусами считаете.
   -- Нѣтъ-съ, не то,-- возразилъ Толченовъ,-- а ужъ очень они избаловались, жизнь свою слишкомъ хорошо обстроили, оттого и рисковать ею не хочется. Въ этомъ всегда лежитъ начало паденія народовъ.
   -- Такъ по вашему, для величія народа нужно, чтобъ онъ всегда въ непокрытыхъ избахъ жилъ?-- вмѣшалась Катерина Павловна Варваровская.
   -- Нужно не нужно, а только этакъ какъ-то серьезнѣе выходить,-- отвѣтилъ Толченовъ съ маленькимъ, неизвѣстно къ чему относившимся смѣхомъ.
   -- Душу свою народъ сберегаетъ этакъ,-- пояснилъ за него Спѣсивцевъ.
   Елена Дмитріевна немножко прищурила на него свои большіе, продолговатые глаза и расхохоталась.
   -- Ахъ, Василій Провичъ, вы неподражаемы,-- проговорила она весело.-- Теперь я понимаю, почему при вашихъ фабрикахъ не устроено ни одной порядочной школы: вы душу народную оберегаете.-- Но мы засидѣлись, господа; не пора ли въ казино?
   

III.

   Все общество направилось черезъ площадку, отдѣлявшую террасу ресторана отъ казино. Впереди шли обѣ дамы, съ Спѣсивцевымъ по одной сторонѣ и генераломъ по другой. Толченовъ, немного прихрамывавшій, держался съ Варваровскимъ позади.
   -- Какъ вы теперь себя чувствуете? помогаетъ ли южный воздухъ?-- освѣдомился у своего спутника Варваровскій.
   -- Помогаетъ, несомнѣнно помогаетъ, -- отвѣтилъ тотъ.-- Меня вѣдь что напугало: въ пальцахъ лѣвой ноги какой-то холодокъ сталъ ощущаться. Ни съ того ни съ сего, вдругъ точно вѣтеркомъ подуетъ. И представьте, въ лѣвой рукѣ тоже самое: вотъ въ родѣ того, какъ на спиритическихъ сеансахъ бываетъ. Подуетъ, подуетъ, и перестанетъ.
   -- Вы думаете, это опасно?-- спросилъ Варваровскій.
   -- Въ этихъ случаяхь не надо думать, надо оберегать себя,-- возразилъ Толченовъ.-- Мнѣ, понимаете, было очень трудно уѣхать среди нашей законодательной сессіи. Моя просьба объ отпускѣ удивила князя. Но я сказалъ:-- "Ваше сіятельство, съ тѣхъ поръ какъ Шарко умеръ, мы всѣ, отдающіе свой мозгъ высшимъ вопросамъ государственной политики, должны вдвое беречь себя".
   -- Какъ? какъ? какъ вы сказали?-- обернулась черезъ плечо Елена Дмитріевна,-- Повторите, пожалуйста, вашу фразу.
   -- О, я знаю насмѣшливое направленіе вашего ума,-- проговорилъ, слегка покраснѣвъ отъ досады, Толченовъ.-- Но какова бы ни была моя фраза, важно то, что благодаря ей, я имѣю удовольствіе гулять съ вами по Монте Карло.
   -- Напрасно подозрѣваете мою насмѣшливость,-- отвѣтила Елена Дмитріевна.-- Ваши слова меня заинтересовали просто потому, что до сихъ поръ отъ меня ускользала связь между высшей государственной политикой и... вашими консультаціями у Шарко.
   -- Знаю, знаю, что вашъ язычокъ острѣе всякой бритвы, -- проговорилъ Толченовъ, преодолѣвая почувствованную обиду.-- Но это не мѣшаетъ мнѣ оставаться вашимъ всегдашнимъ поклонникомъ.
   Елена Дмитріевна улыбнулась ему черезъ плечо, одной стороной лица.
   -- Чѣмъ и доказывается, что умные люди умѣютъ понимать шутки,-- сказала она.
   -- Amen!-- произнесъ съ аффектаціей генералъ.-- Видите, и мы что-нибудь по-латыни знаемъ.
   -- Да это вовсе не латинское слово, -- возразила Глыбова.
   Генералъ озадачился, но дамы уже вбѣгали по широкимъ ступенямъ, ведущимъ въ храмъ рулетки.
   Залы казино были переполнены. Шумъ снующей взадъ и впередъ толпы, гулъ разговоровъ на языкахъ всего міра, непрерывающійся звонъ сгребаемаго и разбрасываемаго золота, тяжелое звяканье серебряныхъ пятифранковиковъ, пестрота дамскихъ туалетовъ, духота въ воздухѣ, пронизанномъ крѣпкою смѣсью духовъ и человѣческихъ дыханій -- все это оглушало, раздражало, царапало нервы и ускоряло кровообращеніе. Чувствовалась какая-то нездоровая, вакхическая пряность, замаскированная разнузданность оргіи, свободный культъ неназваннаго, жестокаго и властнаго бога, незримо торжествовавшаго въ этомъ великолѣпномъ капищѣ.
   А въ большія росписныя окна глядѣла дивная южная ночь, вся млѣющая въ своей ласковой свѣжести, слабо шуршали по стекламъ острые концы пальмовыхъ листовъ, и мерцали трепетнымъ, бѣлымъ блескомъ далекія звѣзды. И эта чистота, эта прозрачность, это цѣломудренное мерцаніе ночи, ласково покрывшей капище своими холодѣющими тѣнями, какъ будто еще усиливали ощущеніе ядовитой пряности, наполнявшее внутренность храма.
   -- Взгляните! вглядитесь!-- говорилъ Спѣсивцевъ, идя на шагъ впереди всѣхъ и плавно вздымая руки.-- Это зданіе, эти рельефы на стѣнахъ, эти плафоны, эта живопись -- что это такое? для чего? во имя чего? Вѣдь это дворецъ, это музей. И какое назначеніе? Надъ чѣмъ трудилось искусство, вдохновеніе, знаніе? Чтобъ создать игорный домъ, вертепъ! Вотъ эмблема современной цивилизаціи...
   -- Я же говорилъ! Развѣ я не говорилъ!-- подхватывалъ генералъ.
   При входѣ во вторую залу, Варваровскій окликнулъ всѣхъ:
   -- Господа, а развѣ мы не пріостановимся отдать дань рулеткѣ? Mesdames, скажите мнѣ но вдохновенію нумеръ, чтобъ поставить en plein.
   -- Тринадцатый! я всегда на него ставлю!-- откликнулась Глыбова.
   -- Отлично. На ваше счастье!-- произнесъ Варваровскій, и подошелъ къ столу.
   Остальные тоже подошли къ столу. Варваровскій бросилъ черезъ голову какого-то американца луидоръ и подвинулъ его лопаточкой на 13-й нумеръ. Шарикъ уже вертѣлся, зыкая и подпрыгивая.
   -- Rien ne va plus!-- послышался окрикъ крупье.
   -- Zéro,-- раздался черезъ секунду тотъ же голосъ.
   -- Погибла золотушка!-- съ гримасой обратился ко всѣмъ Варваровскій.-- А вы, господа, развѣ не рискнете?
   Спѣсивцевъ досталъ портмоне, порылся и вытащилъ луидоръ, который у него не приняли сегодня въ двухъ магазинахъ.
   -- Я на красную поставлю, -- сказалъ онъ, и осторожно, чтобъ не зазвенѣла, положилъ монету на сукно. Онъ зналъ, что по звону отличаютъ хорошія монеты отъ "нехорошихъ".
   -- Trente-deux, rouge, pair et passe, -- объявилъ крупье.
   Спѣсивцевъ спокойно снялъ двѣ монеты и опустилъ ихъ въ карманъ.
   Елена Дмитріевна поставила на 13-й нумеръ и проиграла.
   Толченовъ тоже что-то поставилъ и проигралъ. Варваровская, не захватившая съ собой денегъ, взяла у Глыбовой пятифранковку -- у мужа она не хотѣла брать -- и наобумъ, ничего не понимая въ игрѣ, положила монету на черту. Крупье выбросилъ на ея ставку 55 франковъ. Она вопросительно оглянулась на Елену Дмитріевну.
   -- Берите же, это ваши. Вы сдѣлали transversale de trois numéros, -- объяснила та.
   

IV.

   Заплативъ, такимъ образомъ, скромную дань рулеткѣ, общество соотечественниковъ отошло отъ стола и продолжало прогулку по заламъ.
   При входѣ въ отдѣленіе trente-et-quarante, на встрѣчу имъ попался молодой человѣкъ лѣтъ двадцати-восьми, средняго роста, съ очень пріятными чертами чисто русскаго лица. Темно-русые волосы его были коротко острижены, отчего онъ казался еще моложавѣе. Веселые каріе глаза его какъ будто улыбались, добродушно и мягко. Яркія, пухлыя губы подъ маленькими усиками не улыбались, но и отъ нихъ вѣяло тѣмъ же мягкимъ добродушіемъ; даже и въ овалѣ щекъ, немножко полныхъ, съ нѣжной, какъ у женщинъ, розоватостью, замѣчалось тоже добродушіе. И вмѣстѣ съ тѣмъ, въ этомъ молодомъ человѣкѣ чувствовались и бойкость, и энергія, и большое русское "себѣ на умѣ", и нерастраченное любопытство къ жизни.
   Онъ шелъ довольно скоро, молодой, крѣпкой походкой, и безпечно поглядывалъ по сторонамъ, какъ человѣкъ, которому все равно, уйти ли сейчасъ отсюда, или встрѣтить знакомыхъ и остановиться съ ними. Онъ налетѣлъ на Елену Дмитріевну, но узнавъ ее, тотчасъ радостно улыбнулся, при чемъ все лицо его немножко вспыхнуло, и въ бойкихъ зрачкахъ засвѣтился тотъ ласковый блескъ, которымъ, кажется, обладаютъ только русскіе глаза.
   Онъ раскланялся, назвавъ Елену Дмитріевну по имени. Она какъ будто не сразу его узнала, прищурилась на него съ нѣкоторой осторожностью, но потомъ, припомнивъ, протянула ему руку и проговорила съ равнодушной привѣтливостью:
   -- Мосье Лаховъ? Давно ли вы въ этихъ мѣстахъ? Очень рада съ вами встрѣтиться.
   Молодой человѣкъ, съ лица котораго еще не сбѣжала вызванная неожиданной встрѣчей краска, отвѣтилъ съ запинками конфузливаго молодого самолюбія, что пріѣхалъ вчера, остановился въ Ниццѣ, думаетъ прожить здѣсь съ мѣсяцъ, потому что "чудное же мѣсто", а собственно въ Монте-Карло сегодня въ первый разъ, и еще не успѣлъ какъ слѣдуетъ ознакомиться съ любопытнымъ "заведеньицемъ".
   Онъ, говоря, все время слегка посмѣивался, весело поводя глазами, и немножко точно пританцовывалъ на мѣстѣ, какъ дѣлаютъ молодые люди, не успѣвшіе овладѣть собою и желающіе скрыть это.
   А Елена Дмитріевна, чтобъ ободрить его, старалась глядѣть на него какъ можно привѣтливѣе, и въ то же время припоминала все, что только могла о немъ припомнить. Но память подсказывала очень немного. Она встрѣчала его мелькомъ въ Петербуріѣ, онъ даже бывалъ у нихъ въ домѣ, на большихъ балахъ. Но это было совсѣмъ поверхностное знакомство, не выдѣлявшее Лахова изъ толпы, которую она принимала три-четыре раза въ годъ. Впрочемъ, однажды, кто-то обратилъ на него ея вниманіе, и она пристально и проницательно оглядѣла его. Впечатлѣніе, кажется, было въ его пользу.
   И еще припомнила Елена Дмитріевна, что Лаховъ какъ будто былъ заинтересованъ ею, и иногда она ловила его втайнѣ устремленный на нее, любующійся взглядъ. Но это было такъ обыкновенно...
   -- Попробовали счастья?-- спросила она.
   -- Проигралъ около ста франковъ, -- отвѣтилъ Лаховъ такимъ тономъ, какъ будто это обстоятельство доставляло ему несказанное удовольствіе.
   -- И мнѣ сегодня не повезло. Впрочемъ, неудивительно: я ставлю только на 13-й нумеръ.
   -- Число демоническаго оттѣнка?-- вопросительно произнесъ Лаховъ.
   Елена Дмитріевна снисходительно улыбнулась.
   -- Вотъ кому сегодня везло,-- кивнула она на Катерину Павловну.-- Вы не знакомы?
   И она представила Лахова всему обществу. Разговоръ понемногу завязался, и Елена Дмитріевна съ удовольствіемъ замѣтила, что Лаховъ разговариваетъ довольно свободно и неглупо, безъ самолюбивой застѣнчивости, которая была замѣтна въ немъ въ первую минуту. Очевидно онъ только ея одной немножко стѣснялся, и это въ нѣкоторой степени даже нравилось ей.
   При выходѣ изъ казино она повторила ему, что будетъ очень рада встрѣчаться съ нимъ въ Ниццѣ, и назвала свой отель. И почему-то сочла нужнымъ тотчасъ прибавить:
   -- Я здѣсь одна съ дочерью и ея гувернанткой, и пріемовъ у меня, конечно, нѣтъ, но между пятью и семью часами я почти всегда дома.
   

V.

   На другой день, какъ только Елена Дмитріевна со своей дочкой Лили и m-lle Бульянъ вошла въ городской скверъ, Лаховъ тотчасъ попался имъ на встрѣчу. Онъ былъ одѣтъ въ сѣренькій костюмъ съ соломенной шляпой и имѣлъ такой же безпечно торопливый и радостный видъ, какъ и наканунѣ. Молодыя ноги его пробѣжали уже всю Promenade des Anglais, и слегка загорѣлое лицо было влажно.
   Они пошли рядомъ.
   -- Вы давно уже изъ Петербурга?-- спросила Елена Дмитріевна.
   -- Мѣсяца два,-- отвѣтилъ Лаховъ.-- Я былъ на нашемъ югѣ, потомъ изъ Екатеринослава проѣхалъ въ Вѣну, оттуда въ Италію, побывалъ въ Венеціи, въ Римѣ, въ Неаполѣ... Я въ первый разъ за границею, хочется побольше видѣть. Но здѣсь я проживу съ мѣсяцъ -- тутъ мнѣ нравится. А потомъ въ Парижъ, въ Швейцарію, въ Берлинъ...
   -- Цѣлое путешествіе вокругъ свѣта!-- отозвалась Глыбова.
   Она вспомнила, что не знаетъ, кто такой, собственно, этотъ Лаховъ, и спросила:
   -- Вамъ дали такой продолжительный отпускъ?
   -- Нѣтъ, я не служу, -- отвѣтилъ Лаховъ.-- На югѣ я былъ по особому дѣлу, очень удачно его окончилъ, и такъ какъ получилъ сразу порядочныя деньги, то и предпринялъ эту заграничную поѣздку. А на мѣсто я поступлю уже по возвращеніи въ Петербургъ. Оно у меня въ виду.
   -- Но какая ваша спеціальность?
   -- Я инженеръ.
   -- А-а!-- протянула Елена Дмитріевна.-- Между нашими знакомыми много инженеровъ. Мой мужъ, по своимъ занятіямъ, постоянно имѣетъ дѣла съ ними.
   Лаховъ назвалъ нѣкоторыхъ изъ нихъ, бывшихъ у нея въ домѣ. Елена Дмитріевна тоже напомнила нѣсколько именъ. Среди короткихъ фразъ, которыми они обмѣнивались, она чувствовала на себѣ его кидаемые сбоку взгляды, обливавшіе то ея профиль, то затылокъ, то ея блиставшій свѣжестью утренній туалетъ. Не было никакого сомнѣнія, что молодой человѣкъ жадно любовался ею. Она ничего противъ этого не имѣла. Напротивъ, это неотступное любованье возбудило въ ней желаніе, въ свою очередь, разсмотрѣть его. На ходу это было неудобно, и она предложила сѣсть. Къ тому же, солнце блистало нестерпимо, и на покрытой серебристымъ налетомъ набережной было больно глазамъ. Они вернулись въ скверъ и сѣли на скамью.
   Любующійся взглядъ Лахова перешелъ на дѣвочку. Лили была прелестный ребенокъ: хорошенькая, изящная, отлично воспитанная. Сходство съ матерью поразительное, но всѣ черты тоньше, и когда она не смѣялась, въ выраженіи лица проступала какая-то забавная серьезность.
   -- Совсѣмъ вашъ портретъ,-- сказалъ Лаховъ.
   Ему хотѣлось схватить ее и растормошить, но онъ не смѣлъ.
   -- Она и на отца похожа, -- замѣтила Етена Дмитріевна.
   Лицо Лахова выразило сомнѣніе. Онъ сталъ припоминать Глыбова, его мѣшковатую фигуру, коротенькій носъ, сосредоточенный взглядъ дѣловаго человѣка и большія, слегка выпяченныя, губы,-- и никакъ не могъ доискаться въ Лили сходства съ нимъ.
   -- Развѣ вотъ то, что у нея такое серьезное выраженіе,-- сказалъ онъ.
   Елена Дмитріевна, пока онъ занимался дѣвочкой, раза два внимательно оглянула его. У него, безспорно, была очень пріятная наружность. Немножко лишней простоты, немножко мало тѣхъ законченныхъ, выработанныхъ манеръ, какими обладаютъ свѣтскіе люди, но это его не портило. Напротивъ, такъ онъ выходилъ даже интереснѣе: получалось извѣстное впечатлѣніе свѣжести, чувствовалось отраженіе дѣловой, занятой жизни, серьезныхъ годовъ ученія. Главныя черты характера у него, очевидно, уже сложились.
   -- Кого изъ вашихъ товарищей по выпуску вы встрѣчали у насъ?-- вдругъ спросила Елена Дмитріевна.
   А спросила она потому, что ей хотѣлось такимъ способомъ узнать, сколько ему можетъ быть лѣтъ.
   Лаховъ назвалъ нѣсколько фамилій. Елена Дмитріевна подсчитала въ умѣ и пришла къ заключенію, что ему еще нѣтъ тридцати. Это какъ будто слегка удивило ее.-- "Я становлюсь старше молодыхъ мужчинъ",-- подумала она. И какое-то новое для нея чувство, не лишенное горечи, на минуту застлало ея глаза.
   

VI.

   По широкой площадкѣ сквера непрерывно сновали гуляющіе, направляясь на набережную или съ набережной. На скамьѣ, подъ громадными листами пальмы, было не жарко, даже свѣжо; не хотѣлось оставлять это мѣсто. Къ тому же, разговоръ, происходившій между Еленой Дмитріевной и Лаховымъ, интересовалъ обоихъ. Они осторожно выспрашивали и объясняли себѣ другъ друга.
   -- Вы. вѣроятно, весь день проводите въ прогулкахъ? Здѣсь такія прелестныя окрестности,-- говорилъ Лаховъ.
   -- Я иногда хожу до изнеможенія, -- отвѣтила Глыбова,-- Видите тамъ на горѣ кладбище? Я и туда пѣшкомъ ходила. Тамъ, между прочимъ, похороненъ Герценъ. Васъ не интересуетъ это?
   -- Надо будетъ взглянуть. Для нашего поколѣнія, впрочемъ, Герценъ -- только имя. Мы ужъ отошли отъ этого, да и доставать его трудно. Развѣ вотъ за границей,-- отозвался Лаховъ.
   -- И за границей не вездѣ найдете: не спрашиваютъ. Чѣмъ это объяснить? Развѣ нынѣшняя молодежь равнодушна къ идеямъ?
   -- Нѣтъ, не думаю. Но, видите, произошла нѣкоторая перестановка. Прежде занимались исключительно политическими идеями, а теперь больше интересуются нравственными вопросами, и даже подчиняютъ имъ все политическое.
   -- Да, Толстой!-- произнесла неопредѣленнымъ тономъ Елена Дмитріевна.
   -- А вы не поклонница его?
   -- Его "второй манеры"? Нѣтъ, не поклонница. Я люблю жизнь, какъ она сложилась, обыкновенную культурную жизнь, хотя и могу пересчитать по пальцамъ всѣ ея такъ называемыя "язвы"; цѣню хорошо сдѣланный туалетъ, хорошаго повара, и съ удовольствіемъ читаю Мопассана и Жина; а о смерти совсѣмъ не люблю думать, и не переношу никакого изувѣрства.
   Лаховъ поглядѣлъ на нее, снялъ шляпу, и провелъ рукой по неостывшему еще лбу.
   -- Да, это все можно любить, то, что вы любите, -- сказалъ онъ,-- Но, тѣмъ не менѣе, идеи Толстого выше всего этого.
   -- Напротивъ, нѣкоторыя гораздо ниже. Напримѣръ, желаніе прекращенія рода человѣческаго. Ниже этой плоскости ничего выдумать нельзя.
   Лаховъ опять взглянулъ на нее.-- "Или она очень умна, или умѣетъ запоминать умныя вещи, которыя слышала",-- подумалъ онъ,
   -- Я, впрочемъ, не сказалъ, чтобы принадлежалъ къ послѣдователямъ Толстого.-- увернулся онъ.-- Но намъ всегда нравятся идеи, которыя въ разладѣ съ дѣйствя тельностью, хотя бы мы сами по уши погрязли въ пой дѣйствительности.
   -- Зачѣмъ же погрязать? Это только русская манера выражаться,-- возразила Елена Дмитріевна.-- Я увѣрена, напримѣръ, что мы съ вами вовсе не погрязли, хотя живемъ и будемъ жить какъ обыкновенные люди.
   -- Вы разсуждаете, какъ молодая, красивая, избалованная женщина; и потому, конечно, вы тысячу разъ правы,-- сказалъ Лаховъ.
   -- Вы хотите отдѣлаться комплиментомъ?-- улыбнулась ему Елена Дмитріевна.-- Хорошо, я согласна. И тѣмъ болѣе, что спорить вообще не стоитъ.
   -- Неужели не стоитъ?
   -- "Молодыя, красивыя, избалованныя женщины" развѣ спорятъ? Онѣ разрѣшаютъ соглашаться съ ними, вотъ и все, -- закончила Елена Дмитріевна съ маленькимъ смѣхомъ.
   Лаховъ вдругъ покраснѣлъ. Ему показалось, что она немножко смѣется надъ нимъ, надъ его плоскимъ комплиментомъ. А ему ужаснѣе всего было бы думать, что она смѣется надъ нимъ. И вообще онъ былъ недоволенъ собою: во всемъ этомъ разговорѣ онъ былъ какъ-то меньше ея, и не сказалъ ничего умнаго, тогда какъ все, что она говорила, было очень тонко и отзывалось зрѣлостью, которой онъ не чувствовалъ въ себѣ, когда говорилъ съ нею.
   И почему онъ разсѣлся тутъ, точно близкій знакомый? Можетъ быть, ей вовсе не занимательно цѣлый часъ проболтать съ нимъ, и она въ душѣ удивляется его безтактной навязчивости? Можетъ-быть, у нея тутъ романъ есть, она ждетъ кого-нибудь, и только изъ деликатности не спѣшитъ отъ него отдѣлаться?
   Эта мысль словно ужалила Лахова. Онъ быстро всталъ и раскланялся. На лицѣ Етены Дмитріевны выразилось нѣкоторое удивленіе, но она привѣтливо протянула ему руку и напомнила часы, когда бываетъ дома.
   

VII.

   Лаховъ прошелъ еще разъ по набережной, завернулъ въ купальню и съ наслажденіемъ взялъ ванну изъ подогрѣтой морской воды. "Promenade des Anglais". между тѣмъ, опустѣла: публика разошлась по отелямъ и ресторанамъ. Въ самомъ дѣлѣ, пора была завтракать. Молодой человѣкъ вошелъ въ большую залу "London House".
   Тамъ, за столикомъ въ углу, онъ тотчасъ увидѣлъ почти все русское общество, съ которымъ познакомился вчера въ Монте-Карло. Катерина Павловна Варваровская предсѣдательствовала, ея мужъ распоряжался кулинарною частью, Спѣсивцевъ руководилъ разговоромъ, а Толченовъ пыжился, и хотя во всемъ ему поддакивалъ, но съ такою важностью, какъ будто изображалъ собою дипломата союзной державы.
   -- Что въ немъ хорошаго находятъ, въ этомъ тюрбо,-- говорилъ Спѣсивцевъ, тыкая вилкой въ тарелку.-- По моему, прѣснота какая-то. Ужъ такой рыбки, какъ наша осетрина или стерлядь, въ Европѣ не найдешь.
   -- Стерляжья уха, напримѣръ, какъ въ англійскомъ клубѣ,-- подтвердиль Толченовъ.
   -- Уху надо у насъ въ Москвѣ ѣсть, тамъ традиціи,-- поправилъ Спѣсивцевъ.
   -- Не спорю, не спорю, и, тѣмъ не менѣе тюрбо очень хорошо,-- настаивалъ Варваровскій, заказывавшій завтракъ
   Лаховъ попросилъ позволенія сѣсть подлѣ Катерины Павловны. Онъ разсчитывалъ, что разговоръ неизбѣжно зайдетъ о Еленѣ Дмитріевнѣ, и надѣялся что-нибудь узнать о ней.
   Катерина Павловна начала, впрочемъ, съ того, что сама разспросила его, давно ли онъ знакомъ съ m-me Глыбовой, и получивъ въ отвѣтъ, что это знакомство очень недавнее и очень отдаленное, выразила даже удивленіе.
   -- Вы такъ обрадовались этой встрѣчѣ, что я сочла васъ... немножко влюбленнымъ въ нашу красавицу, и даже подумала, что это не совсѣмъ случайная встрѣча!-- сказала она съ маленькимъ лукавствомъ тоже молодой и интересной женщины.
   -- Не совсѣмъ случайная встрѣча?-- переспросилъ Лаховъ, смущаясь этой неожиданной аттакой уже зарождающейся сплетни.
   -- Что же было бы удивительнаго?-- продолжала Варваровская.-- Елена Дмитріевна обладаетъ всѣми данными, чтобъ возбуждать романическія чувства, а обстановка ея въ настоящую минуту сама по себѣ очень романическая. Она здѣсь безъ мужа, безъ родныхъ, съ однимъ ребенкомъ, въ наемной виллѣ, дѣлать ей нечего, приходится наполнять день прогулками, поѣздками въ окрестности, пикниками, ресторанами. Нельзя придумать болѣе удобнаго положенія.
   Лахову не нравился этотъ тонъ разговора о Глыбовой.
   -- Мнѣ кажется, вы пересчитали именно тѣ условія, которыя неудобны въ положеніи молодой женщины,-- сказалъ онъ съ оттѣнкомъ строгости.
   Катерина Павловна посмотрѣла на него пытливо и чуть-чуть насмѣшливо.
   -- Я говорю съ точки зрѣнія человѣка, который вздумалъ бы за ней ухаживать. Съ точки зрѣнія опытнаго человѣка,-- пояснила она.
   -- А вы сами не слишкомъ молоды, чтобъ судить съ этой точки зрѣнія?-- вмѣшался Варваровскій, на апатичномъ лицѣ котораго вдругъ проступило недовольное выраженіе.
   Катерина Павловна посмотрѣла на него довольно высокомѣрно.
   -- У женщинъ ихъ маленькій умъ созрѣваетъ раньше мужского,-- сказала она, и сейчасъ же обратясь къ Лахову, продолжала: -- Знаете, очень трудно судить объ удобствѣ положенія женщины, когда въ рѣшеніе задачи входитъ такая сомнительная величина, какъ мужъ. Вы знаете самого Глыбова, Николая Антоновича?
   -- Очень мало,-- отвѣтилъ Лаховъ.
   -- Великолѣпный мужъ: умѣнье втереться въ свѣтъ, наживать милліоны, создать себѣ репутацію умнаго дѣльца, глубокаго знатока какой-то спеціальности... по эксплоатаціи чего-то, я не знаю. Но мнѣ всегда кажется, что за женою такого великолѣпнаго мужа, если она молода и хороша, непремѣнно должны стремиться ухаживать. Все равно какъ за актрисой; это какъ-то само собой выходитъ,-- пояснила Варваровская.
   -- Все дѣло, вѣроятно, въ томъ, какъ сама жена относится къ такому мужу,-- сказалъ Лаховъ.
   Катерина Павловна посмотрѣла на него еще болѣе насмѣшливо.
   -- Вы, если не ошибаюсь, тоже спеціалистъ, m-r Лаховъ?-- произнесла она съ нѣкоторой выразительностью.-- Я замѣчала, что у спеціалистовъ, у дѣльцовъ, всегда есть маленькій недочетъ: они очень непроницательны, когда дѣло касается женщинъ.
   Толченовъ вдругъ визгливо засмѣялся, а Спѣсивцевъ посмотрѣлъ на Варваровскую слегка умаслившимися глазами.
   -- Потому что женщины -- это тоже спеціальность!-- заявилъ Толченовъ.
   -- Доступная однимъ избраннымъ,-- улыбнулась Катерина Павловна, и обвела всѣхъ, не исключая и мужа, своимъ насмѣшливымъ взглядомъ.
   Лаховъ былъ немножко смущенъ. Онъ внутренно возставалъ противъ замѣчанія Варваровской. "Какая тамъ особенная проницательность нужна въ отношеніи женщинъ?-- думалъ онъ.-- Это ихъ свѣтскіе вертуны избаловали, у которыхъ мозги жиже бабьихъ. А нашего брата никакая бабенка не проведетъ, мы себѣ на умѣ".
   И онъ, выходя изъ ресторана, рѣшилъ поѣхать куда-нибудь подальше, въ горы. Онъ боялся, что если останется въ Ниццѣ, то его потянетъ сдѣлать визитъ Еленѣ Дмитріевнѣ, а ему не хотѣлось обнаружить слишкомъ много поспѣшности.
   

VIII.

   Лаховъ обладалъ неутомимыми ногами. Онъ пошелъ въ гору, гдѣ расположено городское кладбище, осмотрѣлъ замѣчательные памятники, подивился порядку, полюбовался роскошными кактусами, и отдохнувъ на теплой, мшистой, какъ будто дышащей жизнью, надмогильной плитѣ, спустился къ городу, около желѣзно-дорожнаго мостика, перекинутаго черезъ совершенно высохшую рѣчку, и пробираясь опять по камнямъ и какимъ-то узенькимъ переулочкамъ, вошелъ въ ворота парка, принадлежащаго виллѣ, гдѣ скончался покойный цесаревичъ Николай Александровичъ.
   Въ паркѣ никого не было. Лаховъ пошелъ на-обумъ по узкой, кривой аллеѣ, подымавшейся въ гору. Какія-то высокія, мелколиственныя деревья бросали на красноватый щебень узорчатыя тѣни. Безъ конца тянулись по сторонамъ узкія, пестрыя цвѣточныя грядки. Глубокая, пахучая тишь стояла въ воздухѣ.
   Лаховъ, уже порядочно утомленный, дошелъ до небольшой часовни, внезапно сверкнувшей передъ нимъ своими бѣломраморными стѣнками. Сторожъ, въ отставномъ пѣхотномъ мундирѣ, бросился куда-то за ключами, потомъ пригласилъ его подняться по ступенькамъ и раскрылъ двери. Лаховъ вошелъ, осмотрѣлъ внутренность часовни, поклонился кресту изъ живыхъ цвѣтовъ -- и охваченный чувствомъ тихо волнующаго умиленія, вернулся въ паркъ.
   Тамъ снова со всѣхъ сторонъ окружило его неоглядное, пахучее море южной растительности. Оно словно ласкалось къ его разгоряченному, влажному лицу. Высокіе, серебристые эвкалиптусы качали надъ нимъ еще обнаженными отъ листьевъ вѣтвями, пыльные кактусы протягивали къ нему свои израненныя, мясистыя колючки, розы съ лицемѣрною скромностью выглядывали изъ-за папоротниковъ, и кое-гдѣ, словно нарочно разставленныя колонны, надменно выдѣлялись, опутанныя зеленью вьющихся растеній, неумирающія пальмы.
   Лаховъ обрадовался, увидѣвъ скамью, и сѣлъ отдохнуть. Усталость навѣяла ему на душу блаженное, тихое смятеніе. Онъ чувствовалъ себя утомленнымъ, но въ этомъ утомленіи было какое-то возбужденіе. Южная природа, такая нѣжная и ласковая здѣсь въ первое время весны, начинала одолѣвать его; онъ словно всѣмъ существомъ своимъ отдавался ей во власть.
   Это ощущеніе неотразимо влекло за собою тревожные, смутные запросы желаній. Потребность чего-то нѣжнаго и чистаго, какъ этотъ прозрачный воздухъ, и страстнаго, какъ торжествующая буйная сила этой растительности, погружала его въ опьяненіе.
   "Что это такое?" -- спрашивалъ онъ себя, обмахивая шляпой разгоряченное лицо.-- "Вѣдь это -- потребность любви. Неужели мнѣ предстоитъ любить?"
   И онъ задумчиво улыбался этой мысли. Она не пугала его, а только дразнила любопытство. Онъ относился къ ней съ той же трезвостью, какъ и ко всему на свѣтѣ. Любовь представлялась ему опытомъ, безъ котораго можно бы и обойтись, но который ничему не мѣшаетъ, и напротивъ, даже даетъ не лишнее наслоеніе къ накопляемой зрѣлости. Лишь бы не распуститься, не раскиснуть и не дойти до какихъ-нибудь глупостей. Но нѣтъ, глупостей онъ не надѣлаетъ. Онъ -- серьезный, разсудительный и практичный реалистъ. До сихъ поръ эта любопытная штука, любовь, не встрѣчалась на его пути. Да ему и некогда было: онъ учился, и учился хорошо, "вплотную", какъ онъ самъ выражался, а потомъ становился на ноги, прокладывалъ себѣ дорожку, тянулъ грузъ жизни изо всѣхъ силъ, билъ прямо лбомъ, и достигъ того, что его замѣтили, выдѣлили, получили къ нему такое довѣріе, какъ будто онъ уже двадцать лѣтъ работалъ и отличался. Послѣднее дѣло на югѣ, въ донецкомъ бассейнѣ, удалось какъ нельзя лучше: онъ и нажилъ порядочно, и почувствовалъ, что его теперь ищутъ, что онъ пойдетъ. И тогда, по возвращеніи въ Петербургъ, ему опять некогда будетъ заниматься такою штукой, какъ любовь. А вотъ теперь, когда онъ далъ себѣ отдыхъ -- другое дѣло.
   Онъ улыбался самъ себѣ, съ наслажденіемъ вытягивалъ ноги -- и понемногу мысли его сосредоточились на Еленѣ Дмитріевнѣ. Ея изящный образъ словно вспыхнулъ передъ нимъ, какъ свѣтящееся пятно. Она ему нравилась, въ этомъ не было никакого сомнѣнія. Это онъ зналъ еще въ Петербургѣ, когда тайно и скромно любовался ея красотою. Но тамъ она являлась ему на недоступномъ разстояніи. Тамъ она была богатая, блестящая свѣтская женщина, всегда окруженная, занятая, соединенная тысячами нитей съ тѣмъ обществомъ, среди котораго онъ еще не могъ предъявить никакихъ личныхъ правъ. Она проживала восемьдесятъ тысячъ въ годъ. Эта цифра подавляла Лахова.
   Но здѣсь, безъ мужа, безъ своей петербургской обстановки, незанятая, можетъ быть втайнѣ скучающая, она представлялась ему гораздо ближе, проще, доступнѣе. И ея обращеніе съ перваго же разу было гораздо свободнѣе; она, разумѣется, сама сознавала, что въ Ниццѣ она должна быть другою, и Лаховъ долженъ быть для нея не тѣмъ, чѣмъ былъ въ Петербургѣ. И очень можетъ быть, что она также неотразимо и безсознательно отдается власти опьяняющей, торжествующей природы юга, и въ ней встаютъ тѣ же самые тревожные и смутные запросы сердца и крови...
   

IX.

   Лаховъ, наконецъ, поднялся со скамьи и пошелъ къ выходу. Но едва только онъ свернулъ съ аллеи, какъ увидѣлъ Елену Дмитріевну. Она сидѣла всего въ нѣсколькихъ шагахъ отъ него, совсѣмъ одна. Голова ея была отклонена назадъ, руки лежали на колѣняхъ. Черныя кружева, спускаясь съ широкихъ полей соломенной шляпы, бросали прозрачную тѣнь на ея красивый, нѣжный лобъ. Глаза равнодушно и разсѣянно смотрѣли прямо впередъ, рѣдко и слабо мигая. Она казалась утомленною.
   Когда Лаховъ остановился передъ ней, приподнявъ шляпу, она слегка вздрогнула отъ неожиданности, даже поблѣднѣла, потомъ улыбнулась и протянула руку. И улыбнулись не однѣ только красиво и крупно очерченныя губы,-- улыбнулись глаза и все лицо.
   -- Вы смотрѣли часовню цесаревича?-- заговорила она.-- Я часто сюда прихожу, я люблю этотъ садъ. Тутъ никто почти никогда не бываетъ, особенно въ нѣкоторыхъ уголкахъ, и тѣни очень много. Садитесь, мнѣ надоѣло быть одной. Лили я не беру съ собой, когда ухожу надолго.
   -- Здѣсь, дѣйствительно, очень хорошо. Вамъ не будетъ непріятно, если намъ еще когда-нибудь случится здѣсь встрѣтиться?-- спросилъ Лаховъ.-- То-есть, я хочу сказать, -- поправился онъ, -- я не нарушу вашей привычки къ уединеннымъ прогулкамъ?
   Елена Дмитріевна улыбнулась.
   -- Не ручаюсь,-- отвѣтила она.-- Иногда я люблю быть совершенно одна. Въ Петербургѣ я такъ мало пользуюсь этимъ удовольствіемъ.
   -- Въ такомъ случаѣ дайте мнѣ слово тотчасъ отослать меня прогуляться, если я попадусь вамъ на глаза въ мечтательную минуту, -- предложилъ Лаховъ.
   -- Хорошо,-- согласилась Елена Дмитріевна.-- Я вѣдь вообще не люблю стѣснять себя. Но мнѣ показалось, что вы вложили немножко ироніи въ слова "въ мечтательную минуту". Развѣ вамъ самому никогда не случается мечтать?
   -- Очень рѣдко, -- отвѣтилъ Лаховъ.-- Мечтать можно, когда нѣтъ на рукахъ никакого дѣла; а я рабочій человѣкъ.
   -- Мечтаютъ, мнѣ кажется, не отъ бездѣлья, а оттого, что человѣку дана эта способность, -- возразила Елена Дмитріевна.-- Животное не будетъ мечтать, хотя бы оставалось въ праздности.
   -- Можетъ быть мы различно понимаемъ слово: мечтать,-- сказалъ Лаховъ.-- Я имѣлъ въ виду пустое фантазированье, не связанное съ дѣйствительной жизнью, или недостижимое при условіяхъ, въ какихъ находится мечтающее лицо. Женщины склонны именно къ такимъ мечтаніямъ, и я объясняю это, независимо отъ особенностей женской организаціи, еще тѣмъ, что женщины почти всегда праздны. Деревенская баба не станетъ мечтать.
   На лицѣ Елены Дмитріевны выразилось маленькое недовольство.
   -- Вы сказали: "Женщины склонны мечтать" -- такимъ тономъ, какъ будто это было доподлинно вамъ извѣстно,-- прервала она его.-- А между тѣмъ, вы просто слышали это, или читали. Настоящаго же знанія женщинъ и "особенностей женской организаціи" у васъ никакого нѣтъ, да и быть не можетъ.
   -- То-есть, у меня нѣтъ большого собственнаго опыта?-- подхватилъ нѣсколько задѣтый Лаховъ.-- Но вѣдь не одинъ опытъ научаетъ. Мы оставались бы очень долго дѣтьми, или невѣждами, если бы доходили до всего собственнымъ опытомъ.
   -- Я заговорила объ этомъ потому, что у молодыхъ людей есть несносная привычка выставлять себя знатоками женщинъ,-- продолжала Елена Дмитріевна.-- Начитаются кое-какихъ романовъ, наслушаются другъ отъ друга разныхъ пошлостей -- и начинаютъ уже разсуждать отъ собственнаго "я", словно мудрецы какіе-то. Я этого ужасно не люблю -- слышите, m-r Лаховъ? Кстати: я не знаю, какъ васъ зовутъ?
   -- Ипполитъ Михайловичъ.
   -- Такъ вотъ, Ипполитъ Михайловичъ, никогда не берите со мной этого тона, если хотите мнѣ нравиться. Но можетъ быть, вы не хотите мнѣ нравиться?-- добавила Елена Дмитріевна, и окинула его быстрымъ, улыбающимся взглядомъ, отъ котораго его точно обожгло...
   -- Боюсь, какъ бы это не оказалось "мечтаніемъ" въ моемъ смыслѣ, -- отвѣтилъ Лаховъ, чувствуя выступившую на лицѣ краску, и еще болѣе смущаясь оттого.
   Еленѣ Дмитріевнѣ, напротивъ, его отвѣть показался находчивымъ. И его способность вдругъ покраснѣть тоже ей нравилась, потому что Лаховъ не казался застѣнчивымъ молодымъ человѣкомъ, склоннымъ конфузиться при другихъ обстоятельствахъ. Онъ стѣснялся только ея одной, и она ничего противъ этого не имѣла.
   -- Прекрасно, мы возвращаемся къ нашему разговору о "мечтаніяхъ",-- сказала она.-- Вы, кажется, сознались, что хотя рѣдко, но и вамъ также случается мечтать. Эти мечты, надо думать, совершенно противоположны женскимъ, то-есть не выходятъ изъ области практическаго, дѣлового, можетъ быть даже матеріальнаго? Вы, точнѣе сказать, мечтаете объ удачахъ, о карьерѣ?
   -- Да, конечно,-- подтвердилъ Лаховъ совершенно просто.
   -- Вы забѣгаете воображеніемъ впередъ, видите себя на какомъ-нибудь выгодномъ мѣстѣ, съ крупнымъ окладомъ, съ процентнымъ вознагражденіемъ изъ прибылей..
   -- Какъ вы отлично знаете эти дѣла!-- засмѣялся Лаховъ, предпочитая эту фразу прямому отвѣту.
   -- Какъ же мнѣ не знать: вѣдь мой мужъ дѣлецъ, я окружена дѣльцами, я въ Петербургѣ только и слышу разговоры о дѣлахъ,-- отвѣтила Глыбова.-- И по правдѣ, мнѣ не составило никакого труда догадаться о томъ, въ чемъ вы увидѣли мое знаніе дѣлъ. Но это очень обыкновенно, и даже, кажется, очень правильно. По крайней мѣрѣ, мнѣ показалось бы страннымъ, если бы вы вдругъ стали увѣрять меня, что совсѣмъ не думаете о карьерѣ, не гонитесь за дѣловыми или матеріальными удачами и т. д. Мнѣ пришлось бы или не повѣрить вамъ, или пожалѣть о васъ, какъ о человѣкѣ, попавшемъ не на свою дорогу, не въ свои условія, и которому не предстоитъ ничего достигнуть. А о васъ я, напротивъ, думаю, что вы достигнете...
   Лаховъ бросилъ на нее вопросительно-возбужденный взглядъ.
   -- Вы не собираетесь въ свою очередь иронизировать?-- спросилъ онъ, улыбнувшись съ свойственнымъ ему выраженіемъ "себѣ на умѣ".
   -- Нисколько. Я совсѣмъ не наивна, хорошо знаю цѣну богатству, и люблю мущинъ, сильныхъ въ дѣловой сторонѣ жизни. Теперь и между молодежью уже есть такіе; я ихъ называю русскими американцами. Вы знаете князя Кренецкаго? Онъ двадцати-пяти лѣтъ уѣхалъ въ Америку, поступилъ тамъ на заводъ простымъ рабочимъ, изучилъ на практикѣ всю технику дѣла, потомъ былъ принятъ въ долю, разбогатѣлъ, перебрался въ Парижъ, сыгралъ тамъ на биржѣ на американскихъ бумагахъ, и теперь имѣетъ что-то около пяти милліоновъ. Мнѣ нравятся такіе люди, хотя ихъ милліоновъ мнѣ не нужно.
   -- Да, но для этого надо, чтобъ везло какъ князю Кренецкому,-- сказалъ Лаховъ.-- Мои мечты гораздо скромнѣе.
   -- А именно? Объясните мнѣ ваши планы, разскажите вообще о себѣ. Вѣдь я почти ничего не знаю. Разсказывайте, мнѣ очень любопытно.
   

X.

   Она проговорила это такимъ простымъ и искреннимъ тономъ, на ея лицо набѣжала такая милая серьезность, что Лахову, въ свою очередь, захотѣлось заговорить съ ней о себѣ.
   Онъ разсказалъ ей о своемъ отцѣ, профессорѣ механики, очень умномъ человѣкѣ, которому онъ главнымъ образомъ обязанъ своимъ практическимъ взглядомъ на вещи и первыми серьезными запросами къ жизни. Мать, простая, но толковая женщина, отлично умѣла вести хозяйство, и приглядѣть за воспитаніемъ дѣтей тоже могла.
   -- Если правду сказать, въ семьѣ царствовали немножко мѣщанскія понятія, и я потомъ долженъ былъ переработывать ихъ въ себѣ,-- пояснялъ Лаховъ.-- Но на первыхъ порахъ эта мѣщанская трезвость и честность спасли меня отъ многихъ уклоненій въ нежелательную сторону. Въ горделивомъ плебействѣ есть свой прокъ: какое-нибудь дрянцо изъ меня не вышло бы.
   -- А дальше, когда вы студентомъ были, что вы дѣлали, что увлекало васъ?-- допрашивала Елена Дмитріевна.
   -- Студентомъ я учился, -- отвѣтилъ Лаховъ.-- Во мнѣ рано сложилось убѣжденіе, что учиться надо много и хорошо, "вплотную" (онъ улыбнулся этому своему институтскому выраженію. Съ этого надо начать, и тогда все остальное окажется въ половину легче. У меня, впрочемъ, уже были кое-какія заручки, черезъ отца. Да и съ товарищами я умѣлъ держать себя; они мнѣ гадости не сдѣлаютъ.
   -- Ваши планы, ваша программа жизни?-- торопила его Клена Дмитріевна.
   -- Планъ всего одинъ: трудъ, и результаты труда, -- отвѣтилъ Лаховъ.
   -- Богатство? почести?
   -- Отъ богатства не откажусь, -- усмѣхнулся Лаховъ;-- а почести у насъ какія же? За зеленой подкладкой я не гонюсь. Извѣстность, авторитетъ это другое дѣло. Показать себя во весь ростъ, пріобрѣсти вліяніе личности, а не чина -- этимъ я могу увлекаться.
   -- Стало быть, на русско-американскій манеръ! Чтожъ, прекрасно. Я буду рада слѣдить за вашими успѣхами,-- сказала Етена Дмитріевна, и ея глаза съ какою-то значительностью остановились на немъ. Но она тотчасъ отвела ихъ, и стала смотрѣть прямо передъ собою.
   -- Все это прекрасно,-- повторила она черезъ минуту,-- но это только внѣшняя оболочка жизни. Развѣ вы не интересуетесь ничѣмъ кромѣ своего дѣла, труда? Да это и не сходилось бы съ вашимъ планомъ; одинъ трудъ не можетъ создать личности. Нужна ширина общаго развитія.
   Лаховъ пожалъ плечами.
   -- Это ужъ какъ окажется,-- сказалъ онъ.-- Жизнь иногда помогаетъ.
   Елена Дмитріевна помолчала и пошевелила зонтикомъ, лежавшимъ у ея колѣнъ. Потомъ вдругъ быстро, смѣло взглянула на Лахова.
   -- Ну, а женщина играетъ въ вашей программѣ какую-нибудь роль?-- спросила она.
   Лаховъ тоже на нее взглянулъ, и также смѣло.
   -- Для женщины въ моей программѣ оставлено пустое мѣсто,-- отвѣтилъ онъ.
   -- И ни одна строка еще не вписана?
   -- Ни одна.
   Елена Дмитріевна перестала на него смотрѣть. На губахъ ея появилась чуть примѣтная улыбка -- задумчивая, какъ будто она улыбалась своимъ невысказаннымъ мыслямъ. Лахову почему-то необычайно нравилась эта улыбка.
   -- Я думаю, что когда женщина явится, она сама впишетъ что нужно въ оставленное для нея пустое мѣсто въ программѣ,-- сказалъ онъ.
   -- А! вы не боитесь такихъ женщинъ!-- проговорила какъ-то словно сквозь зубы Елена Дмитріевна.
   -- Нѣтъ, не боюсь...-- отвѣтилъ Лаховъ, и опять взглянулъ ей прямо въ глаза.
   -- Не пропадете?-- проговорила тѣмъ же страннымъ, какъ бы стиснутымъ звукомъ Глыбова.
   -- Не пропаду!-- отвѣтилъ Лаховъ.
   Елена Дмитріевна поправила высунувшуюся изъ шляпы шпильку и раскрыла зонтикъ.
   -- Берегитесь, судьба не любитъ, чтобъ ей посылали вызовъ,-- проговорила она.-- Женщина явится!
   И она засмѣялась неполнымъ, красивымъ, задорнымъ смѣхомъ.
   -- А теперь проводите меня до коляски, -- добавила она, вставая.
   

XI.

   Солнце каждый день блистало ярче и теплѣе. Широкая панель набережной съ десяти часовъ утра наполнялась высокими англійскими миссъ въ однообразныхъ, точно форменныхъ платьяхъ, еще болѣе высокими англійскими молодыми людьми съ воротничками, туго подпиравшими ихъ широкіе, отмѣнно выбритые подбородки, и нашими соотечественниками. Между послѣдними выдавалась представительная фигура Спѣсивцева, въ длинномъ, московскаго покроя, синемъ пальто и резиновыхъ калошахъ. Эти калоши онъ, кажется, нарочно для того не снималъ, чтобъ показать недовѣріе къ южному климату. Онъ еще издали увидѣлъ Елену Дмитріевну съ дочкой и гувернанткой, и направился прямо къ ней, привѣтствуя ее тоже издалека своей слащаво-плутоватой улыбкой.
   -- А на васъ имѣются виды, да-съ,-- заговорилъ онъ послѣ первыхъ любезностей.-- Уповаемъ, что не откажете.
   -- Что такое?-- безъ видимаго интереса спросила Глыбова.
   Спѣсивцева, съ его дѣланною благоувѣтливостью, она не очень жаловала.
   -- Откушать съ нами нижайше просимъ. Приглашаю знакомыхъ соотечественниковъ вспомнить вмѣстѣ далекую родину,-- объяснялъ Спѣсивцевъ.-- Все извѣстныя вамъ лица. Да еще барыня одна изъ Москвы пріѣхала, Дарья Викуловна Проухина, прекраснѣйшая особа, молодая и современная; вамъ будетъ интересно познакомиться. Мужъ въ Москвѣ большимъ дѣломъ ворочаетъ, и ради мужа она по тайности старой вѣры придерживается. Катерина Павловна уже изъявила согласіе. У Фавра, въ семь часовъ. Тамъ такая вторая зальца есть внизу, такъ вотъ въ ней и расположимся. А въ кабинетахъ у него, знаете, какъ-то не того: очень ужъ много безстыжихъ этихъ шмыгаетъ...
   Еленѣ Дмитріевнѣ не особенно нравилось это приглашеніе; но съ Спѣсивцевымъ существовали "петербургскія" отношенія, которыми нельзя было пренебрегать. Притомъ, и уединенная жизнь въ Ниццѣ начинала уже немножко наскучать ей. Она поблагодарила, и обѣщала пріѣхать.
   -- Кстати, новость будете кушать,-- продолжалъ Спѣсивцевъ: -- маленькія лангусты аля-борделезъ. Фавръ самъ для меня придумалъ. Я къ нему все приставалъ, что хочу раковъ; да гдѣ-жъ у нихъ тутъ раки, у голопятыхъ этихъ? Такъ вотъ-съ, онъ для меня и придумалъ: подамъ, говоритъ, вамъ такихъ маленькихъ лангустъ, что чуть-чуть побольше рака, и сочнѣе. Находчивый бродяга.
   "Бродягами" Спѣсивцевъ звалъ вообще всѣхъ иноплеменниковъ.
   "А Лаховъ будетъ?" -- мелькнуло въ умѣ Елены Дмитріевны, но она не спросила. А Спѣсивцевъ пошелъ дальше, оглядываясь на нее и продолжая откланиваться. Съ этимъ откланиваньемъ и своими резиновыми калошами, онъ очень походилъ на сидѣльца изъ "теплыхъ рядовъ".
   Спустя минуту, къ Еленѣ Дмитріевнѣ подсѣла Варваровская. Она была одна и имѣла какъ будто разстроенный видъ.
   -- Что такое съ вами?-- спросила Глыбова.
   -- Съ мужемъ скандалила,-- отвѣтила та.
   Она съ Глыбовой вообще держала себя откровенно, и явно добивалась того же и отъ нея. Но Елена Дмитріевна никогда не поддавалась.
   -- Вы счастливица, сколько времени здѣсь однѣ живете, а мой таскается за мной слѣдомъ,-- продолжала Варваровская.-- Но я ему прямо сказала, что видѣть его не могу.
   -- И что же?
   -- Позеленѣлъ весь, зашипѣлъ, да еще вздумалъ меня пугать -- чемоданъ свой сталъ укладывать. А я стала передъ зеркаломъ шляпу надѣвать. Тогда онъ вдругъ на колѣняхъ началъ ползать, руки мнѣ цѣловать. Ну, я простила, только запретила со мной идти.
   Елена Дмитріевна глядѣла на нее и усмѣхалась.
   -- Что же такое вы простили?-- не поняла она.
   -- Ахъ, душечка, простила, что изъ-за него разстроила себя.
   -- Вы совсѣмъ не любите его?-- спросила Глыбова уже серьезно.
   Катерина Павловна въ свою очередь разсмѣялась.
   -- Вотъ тоже вопросъ!-- фыркнула она.-- Нѣтъ, вы иногда просто удивительны бываете. Люблю ли я Эспера Петровича... это только вы способны спросить!
   И она продолжала смѣяться, какъ будто въ самомъ дѣлѣ нелѣпость вопроса безконечно забавляла ее.
   Елена Дмитріевна пожала плечами.
   -- Зачѣмъ же вы выходили замужъ?-- спросила она.
   -- Зачѣмъ! Затѣмъ, что надо же было за кого-нибудь выйти, -- объяснила Варваровская.-- И притомъ, до свадьбы онъ не былъ такой противный. И еще ревнивый, подумайте!
   -- Но во всякомъ случаѣ вы должны заѣхать вмѣстѣ съ нимъ за мною, чтобы отправиться на обѣдъ,-- напомнила Глыбова.
   -- Ахъ, кабы можно было безъ него! Что это, право, даже и за границей намъ никакой свободы нѣтъ!-- пожаловалась Варваровская, но тѣмъ не менѣе обѣщала заѣхать.
   

XII.

   Обѣдъ соотечественниковъ вышелъ даже параденъ. Дамы надѣли элегантные туалеты, мужчины явились въ смокингахъ, а самъ Спѣсивцевъ даже во фракѣ. По столу были разбросаны живые цвѣты, подлѣ дамскихъ приборовъ лежали букеты. Но параднѣе всѣхъ казалась Дарья Викуловна Шестухина. Ея платье на половину состояло изъ какой-то необычайно плотной золотистой матеріи, похожей на парчу, на головѣ была шляпа величиною съ дождевой зонтикъ, а въ ушахъ и на груди сверкали такіе брилліанты, что даже гарсоны разсматривали ихъ съ нѣкоторымъ остолбенѣніемъ.
   Собою Шестухина была и молода, и недурна, но уже слишкомъ отличалась здоровьемъ и чрезмѣрною подвижностью. Она точно сразу хотѣла показать каждому, что хотя и придерживается старой вѣры, но во всемъ остальномъ усвоила себѣ самый современный образъ мыслей, и воспитанія самаго усовершенствованнаго.
   Лаховъ оказался тоже въ числѣ приглашенныхъ. Его посадили между Еленой Дмитріевной и Шестухиной. Послѣдняя не обратила, впрочемъ, на него никакого вниманія: она вообще не интересовалась неизвѣстными молодыми людьми. Ея сочувствіемъ пользовались сыновья московскихъ архи-милліонеровъ, если они сумасшествовали въ отдѣльныхъ кабинетахъ съ цыганами, и еще тѣ петербургскіе юноши, которые изрѣдка проносятся по московскимъ улицамъ въ золоченыхъ каскахъ съ орлами.
   Гастрономической частью завѣдывалъ самъ Фавръ, и началъ со своей знаменитой "petite marmite", къ которой овощи и поджаренный хлѣбъ у него подаются отдѣльно. Затѣмъ дошло дѣло до лангустъ ала-борделезъ, вызвавшихъ восторженное настроеніе въ Толченовѣ.
   -- Вотъ это я понимаю! вотъ насчетъ этихъ морскихъ гадостей они мастера!-- восклицалъ онъ, щелкая и хрустя скорлупою.
   Дамы тоже одобряли. Но Спѣсивцевъ желалъ взглянуть съ философской точки зрѣнія.
   -- А все-таки,-- ухмыльнулся онъ,-- хотя и не совсѣмъ кстати напоминать объ этомъ за трапезой, но нельзя забыть, что не о хлѣбѣ единомъ живъ будетъ человѣкъ.
   -- И не о лангустѣ тѣмъ болѣе,-- подхватилъ со злобной ужимочкой генералъ Усоповъ, тотъ самый, котораго возмущала благообразность заграничныхъ кельнеровъ.-- А вотъ того-съ, чѣмъ живутъ люди, у нихъ нѣтъ. И они сами это чувствуютъ, и изнываютъ.
   Лаховъ, совсѣмъ не привыкшій къ такимъ разговорамъ, недоумѣвалъ, и наивно спросилъ:
   -- Кто это изнываетъ?
   -- Европа-съ, вотъ кто!-- выкрикнулъ генералъ.
   -- Какъ изнываетъ? Почему изнываетъ?-- не понималъ Лаховъ.
   -- Изнываетъ душою, потому что душа скорбитъ объ утраченной правдѣ и чистотѣ,-- съ снисходительной важностью пояснилъ Спѣсивцевъ, слегка склоняя голову въ сторону Лахова.
   -- Европейское человѣчество объято міровою скорбью, оно разлагается въ культурномъ перегноѣ,-- выпалилъ генералъ.
   -- Отчего же оно объято скорбью?-- удивилась m-me Шестухина,-- мнѣ кажется, здѣсь людямъ превесело живется.
   -- Повидимому-съ, только повидимому, а на дѣлѣ не такъ,-- утверждалъ генералъ, чувствовавшій себя сегодня особенно плотно заряженнымъ, потому что только-что прочелъ присланную ему изъ Петербурга брошюру, подъ заглавіемъ: "Будущее міра, съ точки зрѣнія убѣжденнаго русскаго человѣка".-- Да-съ, весь европейскій міръ подгнилъ, и его ждетъ неминуемое рушеніе. Западная цивилизація сказала свое послѣднее слово.
   -- Вамъ-то кто сказалъ это?-- возразилъ Лаховъ.-- Откуда вы взяли это? Цивилизація каждый день новое слово говоритъ, а вы ручаетесь, что она больше ничего не можетъ сказать.
   -- Да-съ, фонографы она изобрѣтаетъ, или летательные аппараты, это правда, -- вмѣшался Спѣсивцевъ.-- Не сомнѣваюсь, дойдутъ до того, что будемъ летать по воздуху.
   -- А это развѣ пустяки?-- обратился къ нему Лаховъ.
   -- Сущіе пустяки, потому что останется та же пустота и скудость жизни, то же неудовлетворенное алканіе души,-- отвѣтилъ ему Спѣсивцевъ уже совсѣмъ проповѣдническимъ тономъ.
   -- Это похоже на умозаключеніе портного въ разсказѣ Горбунова, который тоже находилъ, что "отъ хорошей жизни не полетишь",-- сказалъ Лаховъ.
   Всѣ, кромѣ Спѣсивцева и генерала Усопова, разсмѣялись.
   -- Что до меня, то я первая полечу, если изобрѣтутъ летательную машину,-- объявила Шестухина, и обвела всѣхъ такимъ легкомысленнымъ взглядомъ, какъ будто уже летѣла по воздуху.
   Спѣсивцевъ потупился: выходка Дарьи Викуловны, представительницы московскаго "уклада", смутила его. Толченовъ, напротивъ, захлопалъ въ ладоши и воскликнулъ:
   -- Браво! Узнаю въ васъ русскую женщину, которая всегда смѣлѣе всѣхъ и впереди всѣхъ!
   -- Хоть одинъ любезный человѣкъ нашелся!-- отвѣтила ему за присутствовавшихъ дамъ Катерина Павловна Варваровская.
   -- Такъ, такъ-съ, -- съ унылою благоувѣтливостью произнесъ Спѣсивцевъ:-- а все-таки этотъ мануфактурный, такъ сказать, прогрессъ не оживитъ человѣчества. Изжилось оно, передряхлѣло; гробомъ повапленымъ пахнетъ, хотя и изукрашено наружно.
   -- Вотъ что надо понять!-- подхватилъ генералъ, и почему-то навелъ въ упоръ на Лахова свои желтые зрачки.
   

XIII.

   Лахова этотъ разговоръ начиналъ интересовать. Все, что онъ слышалъ, попадалось ему въ русскихъ газетахъ и журналахъ, но встрѣчаться съ образованными людьми, насосавшимися этихъ взглядовъ, ему еще не случалось. Среди заводскихъ рабочихъ онъ иногда замѣчалъ какую-то утробную враждебность ко всему нерусскому и тупосмѣшливое отношеніе къ культурнымъ привычкамъ иностранцевъ; но тамъ онъ это явленіе такъ и разсматривалъ, какъ утробное, объясняемое народною темнотою. А тутъ сошлись люди, достаточно вкусившіе отъ плодовъ цивилизаціи, и какъ будто нарочно, словно норовистая лошадь, пятящіеся въ эту самую темноту народную. Это представлялось ему безвкуснымъ ломаньемъ, особаго рода самодурствомъ, заманчивости котораго онъ не постигалъ.
   Онъ оглянулся на присутствовавшихъ, и замѣтилъ, что ихъ взгляды обращены на него. Ему показалось, что на лицѣ Елены Дмитріевны онъ тоже прочелъ выраженіе заинтересованнаго ожиданія.
   -- При всемъ моемъ желаніи, не могу васъ понять,-- обратился онъ къ Спѣсивцеву, минуя генерала.-- Почему человѣчество изжилось, передряхлѣло? Потому что оно научилось высоко цѣнить матеріальное благо? Но вѣдь вмѣстѣ съ тѣмъ оно направляетъ усилія къ тому, чтобы этими благами могла какъ можно больше пользоваться масса. Объ этомъ только теперь заговорили, и уже это одно свидѣтельствуетъ о томъ, насколько современная цивилизація выше, свѣжѣе, гуманнѣе цивилизаціи прежнихъ поколѣній.
   -- Все это больше ничего, какъ вынужденная уступка соціализму,-- отозвался съ нѣсколько высокомѣрной гримасой Спѣсивцевъ.-- Это капитуляція буржуазіи передъ напоромъ четвертаго сословія. Она испортила народъ, раздразнила въ немъ развратные аппетиты, и теперь сама боится его.
   -- Наше спасеніе только на Востокѣ, потому что тамъ колыбель человѣчества!-- вдругъ выпалилъ Усоповъ.
   -- Восточная культура неизмѣримо выше европейской,-- подтвердилъ Спѣсивцевъ.-- Она умѣетъ экономить силы народовъ, тратить ихъ понемногу. Подъ вліяніемъ западной культуры народъ горитъ какъ фейерверкъ; а на Востокѣ онъ тихо теплится цѣлыя тысячелѣтія.
   -- Въ такомъ случаѣ природа дурно распорядилась, допуская человѣка рости и вылѣзать изъ колыбели,-- сказалъ Лаховъ.-- Если вы радуетесь, что ребенокъ ростетъ, то почему же вы хотите, чтобы цѣлое человѣчество оставалось въ младенчествѣ?
   -- Потому что такимъ образомъ оно сохранить свои жизненныя силы,-- настаивалъ Спѣсивцевъ.
   -- Да ихъ пока вовсе не видно у восточныхъ народовъ,-- возразилъ Лаховъ; -- онѣ обнаружатся только тогда, когда эти народы примутъ европейскую цивилизацію. Такъ было съ Россіей, и то же самое мы видимъ теперь въ Японіи.
   -- Да-съ, съ европейской точки зрѣнія какъ будто такъ выходить; но попробуйте окунуться въ глубину народнаго русскаго духа, и вы увидите, что этотъ духъ всецѣло принадлежитъ восточной культурѣ,-- продолжалъ Спѣсивцевъ.-- Вопреки петербургскимъ усиліямъ разрушить духовный идеалъ русскаго народа, наше крестьянство сохранило его. Востокъ близокъ нашему духу, нашъ народъ не разорвалъ своей таинственной связи съ колыбелью. Въ этомъ вся наша сила, наша жизненность.
   Лаховъ пожалъ плечами.
   -- Можно вѣдь говорить что угодно,-- сказалъ онъ:-- это искусство такъ усовершенствовалось, что самую очевидную несообразность теперь умѣютъ высказать такимъ образомъ, будто въ ней какой-то очень хитрый смыслъ заключается. А когда смысла уже явно нѣтъ, тогда "духъ" является. Люди начинаютъ кликушествовать, вопить хлыстовское: "накатись! накатись!" Это уже не смѣшно, а жалко.
   -- Вотъ это вѣрно!-- одобрительно воскликнула Шестухина, понявшая только, что Лаховъ былъ противъ хлыстовъ. А она хлыстовъ не любила, по своимъ московскимъ отношеніямъ.
   Усоповъ собирался захрипѣть, но Спѣсивцевъ остановилъ его плавнымъ движеніемъ руки, и произнесъ съ примирительной усмѣшечкой:
   -- Вотъ вы хорошо сказали, что смыслъ бываетъ хитрый. Такъ и въ отношеніи русскаго духа: постигнуть его не сразу можно. Запечатлѣнъ онъ семью печатями, да-съ.
   Лахову всѣ эти ужимки наконецъ стали забавными казаться.
   -- Знаете, это напоминаетъ мнѣ "Сумасшедшій домъ" Воейкова, гдѣ про Сергѣя Глинку сказано:
   
   Номеръ третій: на лежанкѣ
   Истый Глинка возсѣдитъ.
   Передъ нимъ "духъ русскій" въ стклянкѣ
   Неоткупоренъ стоитъ.
   
   Дамы разсмѣялись; даже Толченовъ слегка осклабился, но тотчасъ принялъ серьезный видъ. Спѣсивцевъ, страшно озлобленный, склонилъ голову нѣсколько вбокъ и посмотрѣлъ на Лахова мстительнымъ взглядомъ, отъ котораго въ Москвѣ тряслись поджилки у его приказчиковъ.
   -- Такъ неоткупоренъ-съ? неоткупоренъ стоитъ?-- протянулъ онъ значительно, и даже постучалъ ножомъ по тарелкѣ.
   -- Полагаю, что русскій народъ еще не выразилъ своего духа,-- спокойно отвѣтилъ Лаховъ.-- До него не дошла очередь; онъ выскажется только со временемъ, когда выйдетъ изъ своей тысячелѣтней одичалости.
   -- Господа, велите лучше откупорить стклянку съ шампанскимъ!-- произнесла своимъ весело-задорнымъ тономъ Шестухина.
   Елена Дмитріевна протянула Лахову подъ столомъ руку, и крѣпко, дружески отвѣтила на его пожатіе. Онъ быстро взглянулъ на нее, и ему показалось, что глаза ея выражаютъ больше, чѣмъ простое согласіе съ его мнѣніемъ... Его сердце внезапно и радостно вздрогнуло.
   

XIV.

   Елена Дмитріевна вернулась къ себѣ въ состояніи нервной усталости и вмѣстѣ возбужденности. Длинный обѣдъ съ неумѣстнымъ, тяжелымъ споромъ утомилъ ее; въ виски немножко ударяло отъ шума и выпитаго вина. Но всѣ эти ощущенія были какъ будто пріятны, и ей не хотѣлось сейчасъ же съ ними разстаться.
   Она прошла на террасу, взглянула, какъ маленькая Лили укачивала въ гамакѣ свою любимую, совсѣмъ простую, картонную куклу Марѳушку, и сказала m-lle Бульянъ, что дѣвочкѣ пора спать. Потомъ вернулась въ спальную и переодѣлась въ свой утренній халатикъ, теплый и легкій, изъ какой-то сине-зеленой мягкой шолковой матеріи. Густая масса кружевъ пріятно охватила ея обнаженныя шею и грудь...
   Горничная, привезенная съ собой изъ Петербурга, внесла лампу и поставила на круглый столикъ. На этомъ же столикѣ лежали русскія газеты и письмо подъ русской маркой. Елена Дмитріевна присѣла въ низенькое кресло и безъ всякой поспѣшности стала разрывать конвертъ: она узнала руку мужа. Въ шутливо-дружескомъ, дѣланномъ тонѣ мужъ сообщалъ, что живъ и здоровъ, жаловался на обремененіе дѣлами, и передавалъ совсѣмъ неинтересныя петербургскія новости. Чувствовалось, что ему нечего сказать и нечѣмъ подѣлиться; поэтому онъ пускался въ иронизированіе, создавалъ поддѣльный тонъ безпритязательной болтовни, какое-то подражаніе юмору сатирическихъ журмальчиковъ. Выходило плоско, неостроумно, и явная ненужность всего этого била въ глаза.
   Въ концѣ письма стояли слѣдующія строки: "Не встрѣчала ли ты въ Ниццѣ, или въ Монте-Карло (какъ видишь, я допускаю, что ты бываешь ради любопытства и тамъ, и соизволяю) -- нѣкоего инженера Лахова, который, кажется, бываетъ у насъ въ домѣ? Если онъ еще вертится по вашей Ривьерѣ, постарайся пожалуйста разглядѣть, что это за человѣкъ такой? Здѣсь о немъ говорятъ какъ о юношѣ съ большими способностями и чрезвычайной дѣловитостью. Онъ уже заявилъ себя, и ему прочатъ видное мѣсто въ одномъ изъ солиднѣйшихъ акціонерныхъ учрежденій. Вотъ почему мнѣ важно было бы узнать, что это за гусь такой. Ты же большая мастерица разглядывать людей сразу, да къ тому же русскій человѣкъ нигдѣ такъ себя не показываетъ, какъ за границею, гдѣ считаетъ себя внѣ всякаго наблюденія. А тутъ, ничего не подозрѣвая, онъ и попадетъ подъ твое проницательное соглядатайство. Въ особенности важно было бы знать, какъ онъ относится къ знаменитому казино. Это отличный оселокъ для распознаванія ословъ и не-ословъ (кажется, игра словъ вышла?). Если удастся произвести наблюденія, отпиши мнѣ, не ожидая моего пріѣзда за тобой".
   Все письмо мужа, своимъ плоскимъ тономъ, произвело на Елену Дмитріевну непріятное впечатлѣніе. Конечно, она хорошо знала своего Николая Антоновича, его ограниченную дѣловитость, натасканную образованность и проникавшую все существо его благоприличную пошловатость. Но пошлость, попавшая на бумагу, становится вдвое выразительнѣе. Притомъ, въ этой дѣланной шутливости -- "козлиной", какъ она мысленно выражалась -- ей чувствовалось самодовольство мужа-холостяка, пріятно наслаждающагося удобствами петербургской жизни за нѣсколько тысячъ верстъ отъ семьи. И ей живо представилась коротенькая, точно растопыренная, фигурка Николая Антоновича, возвращающагося поздно ночью домой, съ покосившимся подъ жиденькой бородкой галстучкомъ и съ сильнымъ запахомъ выпитаго вина и какихъ-то крѣпкихъ духовъ, какими душатся только французскія полу-актрисы. Она разъ, какъ сквозь сонъ, видѣла его такимъ, когда онъ передъ утромъ вошелъ въ ея спалѣную и что-то съ шумомъ уронилъ со столика; одинъ только разъ, это правда, но впечатлѣніе той ночи у нея никогда не изглаживалось.
   Всего непріятнѣе подѣйствовали на Елену Дмитріевну послѣднія строки письма. Отъ нея требовали какого-то соглядатайства, шпіонства, не заботясь даже скрыть некрасивую форму дѣла. Ее втягивали въ совершенно чуждые ей интересы, причемъ она должна была отнестись къ Лахову, какъ къ безличной единицѣ, на которую готова была обратиться захватывающая шестерня эксплуатаціи, управляемой ея мужемъ и его биржевыми и финансовыми друзьями. Конечно, она ничего этого не сдѣлаетъ.
   Но это было мимолетное впечатлѣніе, скоро уступившее мѣсто другому. Она приблизила къ лампѣ послѣднюю страницу письма, и медленно, словно наслаждаясь чѣмъ-то, перечла тѣ строки, гдѣ говорилось о замѣчательныхъ способностяхъ Лахова и объ ожидающемъ его видномъ мѣстѣ. И вдругъ она вся вспыхнула какимъ-то страннымъ, сложнымъ возбужденіемъ. Ей и радостно было, точно дѣло касалось ея собственнаго успѣха, и какая-то смутная тоска, накипь взволнованнаго эгоистическаго чувства, съ болью давила на сердце. "Способности, умъ, молодая дѣловитая энергія, всѣ шансы успѣха и карьеры, все у него есть, и все это онъ пуститъ въ дѣло",-- думала она, зажавъ ладонями глаза и поставивъ локти на столъ.-- "А какое мнѣ дѣло до этого? Что онъ мнѣ? Развѣ я не жена Николая Антоновича Глыбова, тайнаго совѣтника, капиталиста и предсѣдателя десяти правленій"?
   "Ну и что же изъ того, что я жена Николая Антоновича Глыбова?-- спрашивала она себя черезъ минуту.-- Мой мужъ не можетъ на меня пожаловаться; я именно гакая жена, какая ему нужна. Но любить его я не могу, и онъ это знаетъ. А за эти десять лѣтъ брака я выкупила свою свободу, свое право любить"...
   

XV.

   Прошло съ полчаса, а Елена Дмитріевна все еще находилась во власти охватившаго ее возбужденія. Въ виски по прежнему стучало, въ нервахъ чувствовалось странное, почти пріятное изнеможеніе. А мысли бѣгали въ умѣ раздражающія, дразнящія, полныя горечи и какого-то порыванія, то негодующаго, то вдругъ пронизаннаго жгучимъ ощущеніемъ ласки.
   Она наконецъ встала, вынула изъ шифоньерки большую кружевную шаль, накинула ее на голову, тихо прошла черезъ пустая комнаты и вышла на террасу.
   Вечеръ уже смѣнялся ночью. Блѣдно-синее, прозрачное небо свѣтилось сквозь безлистныя верхушки эквалиптусовъ и широкія лопасти пальмъ. Въ неподвижномъ воздухѣ еще стылъ лѣтній зной, и широкими волнами расплывался запахъ цвѣтовъ. Слухъ едва улавливалъ неясный шумъ успокоившагося города, вмѣстѣ съ далекимъ шорохомъ морского прибоя. Гдѣ-то мигали огоньки, догорала засыпающая жизнь. Въ саду, окружающемъ виллу, тѣни густѣли внизу, тогда какъ выше, по купамъ зелени, бродилъ серебристый блескъ, должно быть отъ только-что всходившаго мѣсяца.
   Елена Дмитріевна облокотилась о чугунную рѣшетку и опустила голову. Мысли ея продолжали бѣгать, привязанныя къ одному центру. Въ этомъ центрѣ стояла она сама, со своей блестяще и пусто сложившейся жизнью. Раньше она эту пустоту только сознавала, но не тяготилась ею; теперь начинала тяготиться. Ей уже тридцать лѣтъ. Рука времени снисходительна къ ней, ея красота еще не пострадала. Эта чуть пробивающаяся желтизна кожи, эти тѣни около глазъ нисколько не вредятъ ей. Еще лѣтъ пять она будетъ красива, еще лѣтъ десять мужчины будутъ смотрѣть на нее заинтересованными, допрашивающими глазами. Но жизнь уже надломила въ ней кое-что, нарушила эгоистическую уравновѣшенность молодой, избалованной женщины, и создала новые запросы. Не внѣшняя пустота жизни тяготила и пугала ее; съ этимъ она примирилась бы. Блистать, наслаждаться роскошью, наполнять дни пустыми, условными обязанностями -- къ этому она привыкла, съ этимъ сжилась. Но что-нибудь должно озарять эту обстановку, эту оболочку. Въ сердцѣ пробуждался поздній и опасный голодъ.
   Это новое ощущеніе и томило, и пугало, и какъ будто радовало Елену Дмитріевну. И въ особенности въ послѣдній годъ, и всего больше здѣсь, въ Ниццѣ, на этомъ завораживающемъ югѣ, среди этой уединенной и однообразной свободы, немолчно и настойчиво сказывались смутные запросы сердца. Какая-то иная, очередная полоса жизни безпокойно подступала къ ней... Вся возбужденная, словно обезсилѣвшая, Елена Дмитріевна смотрѣла въ темноту, а въ вискахъ у нея по прежнему стучало.
   Вдругъ слабый шумъ шаговъ, оборвавшійся гдѣ-то совсѣмъ близко, привлекъ ея вниманіе. Она нагнулась, вытянула шею и плечи, прищурилась. Слабое восклицаніе неожиданности вылетѣло вмѣстѣ съ ея участившимся дыханіемъ. Она увидѣла Лахова.
   Онъ стоялъ въ нѣсколькихъ шагахъ отъ нея, подъ рѣшеткой виллы, въ растерянной позѣ захваченнаго врасплохъ человѣка. Потомъ подвинулся впередъ, снялъ шляпу. Лицо его было блѣднѣе обыкновеннаго, и на немъ лежало выраженіе, которое Елена Дмитріевна сразу поняла, прежде чѣмъ онъ успѣлъ сказать что-нибудь. По ея нервамъ пробѣжала дрожь.
   -- Вы... вышли прогуляться?-- крикнула она ему сверху, напрасно усиливаясь придать голосу обычный тонъ.
   -- Простите, я, кажется, испугалъ васъ, -- выговорилъ онъ наконецъ.
   -- Нѣтъ, нисколько. Хотите войти? Калитка, вѣроятно, еще не заперта.
   Она сошла съ террасы, и кутаясь въ свой кружевной платокъ, сдѣлала нѣсколько шаговъ по крупному песку, хрустѣвшему подъ ногами. Прямо противъ чугунной калитки, въ которую вошелъ Лаховъ, была маленькая площадка, обсаженная кактусами и прикрытая широкими пальмовыми вѣтвями. Тугъ стоялъ желѣзный столикъ, такая же скамейка и нѣсколько стульевъ. Елена Дмитріевна сѣла къ столику.
   -- Какимъ образомъ вы попали сюда?-- спросила она, указывая ему глазами на другой стулъ.
   -- Мнѣ пришла фантазія взглянуть, есть ли у васъ огонь,-- отвѣтилъ онъ.-- Я вѣдь еще не былъ у васъ, и виллы вашей не зналъ. И вдругъ увидѣлъ васъ на террасѣ...
   -- А еслибъ не увидѣли?
   -- Прошелъ бы нѣсколько разъ мимо, вглядываясь въ очертанія дома, въ темныя окна, и угадывая наобумъ, которая именно ваша комната...-- отвѣтилъ Лаховъ.
   Эти слова звучали признаніемъ. Да не только слова, но и голосъ, и короткое, частое дыханіе. А на лицѣ его проступало то самое выраженіе, которое она прочла сразу, въ темнотѣ, когда онъ стоялъ передъ нею за оградою виллы. И она не почувствовала себя оскорбленною, даже не удивилась очень. Только какое-то жуткое ощущеніе холодкомъ пробѣжало по ея нервамъ.
   

XVI.

   Принять Лахова здѣсь, въ саду, у самой калитки, казалось Еленѣ Дмитріевнѣ всего удобнѣе: онъ какъ будто былъ не у нея, они какъ будто просто гдѣ-то встрѣтились.
   Она не отвѣтила на его послѣднія слова, а только чуть-чуть засмѣялась, глядя на него, потягивая руками концы кружевного платка и поводя плечами, точно ёжилась отъ холода. У простыхъ русскихъ красавицъ бываетъ такой незамѣтный смѣхъ и такія подергиванья руками и плечами, когда онѣ въ первый разъ слышать признаніе...
   -- Вы за мою нескромность не будете на меня сердиться?-- проговорилъ Лаховъ, близко вглядываясь въ ея лицо и тоже читая въ немъ.
   -- Нѣтъ, Ипполитъ Михайловичъ, не буду, -- отвѣтила она.-- Я очень рада, что это такъ случилось, что мы еще разъ встрѣтились сегодня. Я получила письмо отъ мужа, онъ о васъ пишетъ...
   -- Обо мнѣ?-- удивился Лаховъ.
   -- Да. Онъ знаетъ, что вы здѣсь, и сообщаетъ... для васъ это не новость, но я очень обрадовалась за васъ... Вамъ предстоитъ получить очень видное мѣсто въ Петербургѣ.
   -- Ахъ, объ этомъ!-- проговорилъ Лаховъ.-- Да, мнѣ обѣщали.
   -- Вашимъ способностямъ отдаютъ справедливость. Я очень рада.
   Лаховъ поблагодарилъ. Онъ все вглядывался въ ея лицо и испытывалъ затрудненіе вести разговоръ.
   -- Вы, стало быть, окончательно устроитесь въ Петербургѣ?-- продолжала она.
   -- Вы говорите про мою службу? Да, конечно. Я буду очень доволенъ получить это мѣсто. Тѣмъ болѣе, что я... что мнѣ во всякомъ случаѣ надо будетъ жить въ Петербургѣ...
   -- Почему?
   Ея глаза прямо, въ упоръ смотрѣли на него, и ему казалось, что они что-то вытягиваютъ изъ него, изъ глубины души.
   -- Потому что мнѣ необходимо... я хочу жить тамъ же, гдѣ и вы...
   Сквозь ея чуть открытыя губы опять послышался странный, едва примѣтный смѣхъ.
   -- Вотъ какія вещи вы говорите, Ипполитъ Михайловичъ...-- промолвила она, точно забавляясь какою-то жуткой шуткой, и между тѣмъ вся блѣднѣя.
   -- Тутъ моей власти нѣтъ. Такъ вышло, -- сказалъ онъ медленно и глухо.
   -- Въ вашей программѣ этого не было?-- попробовала она улыбнуться, но вмѣсто того у нея только задрожали губы.-- Вы, кажется, говорили, что тамъ у васъ было оставлено пустое мѣсто...
   Онъ ближе наклонился къ ней и продолжалъ смотрѣть ей въ глаза съ выраженіемъ, въ которомъ сквозили и жадное любопытство, и страсть, и вызовъ... И она тоже не потупляла вызывающаго взгляда. Они походили на двухъ бойцовъ, измѣрявшихъ другъ друга передъ неизбѣжной схваткой...
   Елена Дмитріевна подняла руку, чтобы поправить спустившійся съ головы кружевной платокъ. Лаховъ схватилъ эту руку. Она вырвала ее, встала, и словно спасаясь отъ него, пошла скорыми шагами по узкой дорожкѣ сада, опустивъ голову и сдвинувъ плечи. Онъ шелъ за нею, растерянный, блѣдный. Черезъ минуту онъ поровнялся съ нею.
   -- Я очень виноватъ передъ вами?-- спросилъ онъ нетвердымъ голосомъ, стараясь черезъ плечо заглянуть ей въ лицо, почти спрятанное подъ нависшими въ безпорядкѣ кружевами.
   Она какъ будто не слышала его, обошла маленькій мраморный бассейнъ съ бездѣйствовавшимъ фонтаномъ, и встрѣтившись съ полосой луннаго свѣта, повернула въ сторону. Онъ снова догналъ ее.
   -- Елена Дмитріевна!-- прошепталъ онъ.
   Она сразу остановилась, лицомъ къ лицу съ нимъ, сдвинула еще больше плечи и спрятала руки подъ туго натянутые концы платка.
   -- Оставьте меня, уйдите!-- проговорила она съ усиліемъ, сквозь нервно вздрагивавшія губы.-- Развѣ вы не видите, что мы оба сходимъ съ ума?
   Лаховъ порывисто протянулъ къ ней руки.
   -- Я васъ прошу... оставьте меня одну! Уйдите!-- повторила она, вся дрожа, и быстро взбѣжавъ по ступенькамъ террасы, скрылась за широкою стеклянною дверью.
   

XVII.

   Лаховъ напрасно на другой день бѣгалъ часа два по "Promenade des Anglais", надѣясь увидѣть Елену Дмитріевну: ея не было. Наскоро позавтракавъ, онъ пошелъ на виллу цесаревича Николая, исходилъ тамъ всѣ дорожки, и не нашелъ ея. Въ пять часовъ онъ рѣшился пойти къ ней. Съ волненіемъ, еще издали, увидѣлъ онъ ея террасу, потомъ заглянулъ сквозь чугунную ограду на маленькую площадку подъ пальмами, гдѣ они вчера сидѣли. Но ни на террасѣ, ни въ саду никого не было.
   Лаховъ попробовалъ отворить калитку: она была заперта. На всѣхъ окнахъ дома были спущены зеленыя жалузи, и ни откуда не доносилось ни одного звука.-- "Что если она вдругъ уѣхала совсѣмъ, испуганная вчерашнимъ и предпочитая спасаться бѣгствомъ?" -- мелькнуло у него въ умѣ, и онъ точно весь тоскливо съежился отъ этой мысли.
   Онъ прошелъ мимо всей рѣшетки и завернулъ въ узенькій корридорчикъ, образовавшійся между двумя виллами. На крошечномъ дворикѣ онъ увидѣлъ, наконецъ, стараго итальянца, занятаго развѣшиваніемъ какого-то мокраго тряпья, и спросилъ, дома ли m-me Глыбова.
   -- Уѣхала, всѣ уѣхали съ утра,-- отвѣчалъ привратникъ.
   -- Какъ уѣхали? куда уѣхали?-- почти вскричалъ Лаховъ, чувствуя, что блѣднѣетъ.
   -- Въ Ментону, на цѣлый день,-- объяснилъ итальянецъ.
   Не будь Лаховъ русскій, этотъ старый Джузеппе непремѣнно обратилъ бы вниманіе на его встревоженные разспросы; но русскіе -- кто ихъ разберетъ? Совсѣмъ неизвѣстный народъ, непонятный. И потому онъ предпочелъ снять шляпу и привести ее въ такое положеніе, которое ясно подсказывало, что туда слѣдуетъ что-нибудь бросить. Лаховъ повиновался внушенію, и пожелавъ итальянцу добраго здоровья, повернулъ на улицу.
   -- Значить, мосье пожалуетъ завтра? Завтра мы будемъ дома!-- крикнулъ ему вслѣдъ Джузеппе, успѣвшій уже оцѣнить щедрость гостя.
   Лаховъ, чтобъ убить время, поѣхалъ въ Монте-Карло, и вернулся только съ послѣднимъ поѣздомъ.
   На другой день онъ опять нигдѣ не встрѣтилъ Елены Дмитріевны, и въ пять часовъ снова стоялъ передъ ея виллой. На этотъ разъ Джузеппе какъ будто поджидалъ его; по крайней мѣрѣ отъ тотчасъ показался изъ-за угла ограды и поспѣшно подошелъ, еще издали снявъ шляпу.
   На вопросъ Лахова онъ загадочно усмѣхнулся, но тотчасъ придалъ своему лицу подозрительно-печальное выраженіе.
   -- Мосье правъ, совершенно правъ,-- объяснилъ онъ (Лаховъ, однако, не могъ понять, въ чемъ онъ былъ правъ).-- Мадамъ дѣйствительно вернулась вчера изъ Ментоны, и маленькая барышня вернулась; и сегодня мадамъ дома, какъ онъ вчера еще имѣлъ честь завѣрить мосье. Но что вы будете дѣлать, если мадамъ немножко нездорова. Это всегда такъ легко можетъ случиться. Ничего больше, какъ маленькое нездоровье, а иначе мосье былъ бы тотчасъ принять. И онъ, Джузеппе, всегда радъ служить щедрому русскому мосье.
   Шляпа стараго итальянца давно уже находилась въ требуемомъ положеніи. И Лаховъ вторично оправдалъ его довѣріе къ русской щедрости.
   Онъ удалился смущенный, точно придавленный. Не болѣзнь Елены Дмитріевны его тревожила: онъ даже не повѣрилъ ей. Но что означало это явное намѣреніе скрываться отъ него? Она не изъ тѣхъ женщинъ, которыя легко пугаются собственнаго сердца. Ои.. знаетъ свою силу, знаетъ что для нея любовь никогда не будетъ рабствомъ. Не вѣрнѣе ли, что она не хочетъ любить именно его, что она тотчасъ замѣтила ошибку ихъ сближенія, и рѣшила разомъ все прервать?
   Это была самая досадная изъ всѣхъ догадокъ, тѣснившихся въ умѣ Лахова. Но онъ мысленно ободрялъ себя, находя, что это все-таки лучше, чѣмъ безразличное равнодушіе. Она предвидитъ опасность -- на первый разъ этого было довольно.
   На слѣдующій день онъ встрѣтилъ въ скверѣ Лили со своей гувернанткой. Онъ тотчасъ же подошелъ къ нимъ. Дѣвочка на его вопросъ о здоровьѣ мамы отвѣтила обычной фразой; ясно, что никакихъ разговоровъ о болѣзни Елены Дмитріевны въ домѣ не было.
   -- Почему же мама не пошла съ вами?-- спросилъ Лаховъ.
   -- Не знаю... мама ушла одна.-- отвѣтила Лили.
   -- И не сказала, куда?
   Дѣвочка разсмѣялась.
   -- Конечно нѣтъ,-- отвѣтила она, и Лахову почудилась на ея умненькомъ личикѣ подозрительная усмѣшка.
   Это почти разозлило его. Онъ пошелъ на набережную, и отыскавъ мѣстечко на скамьѣ, сѣлъ. Передъ нимъ совершалась обычная утренняя прогулка международной колоніи. Англійскія миссъ съ длинными кузенами, укутанныя по-старушечьи русскія дамы съ тайными совѣтниками и переодѣтыми полковниками, Спѣсивцевъ въ тепломъ синемъ пальто и резиновыхъ калошахъ, генералъ Усоповъ, развертывающій только-что полученный нумеръ "Figaro" -- всѣ передъ нимъ промелькнули въ обычномъ порядкѣ. Показались и супруги Варваровскіе. Лаховъ рѣшился подойти къ Катеринѣ Павловнѣ, въ надеждѣ что-нибудь услышать отъ нея о Еленѣ Дмитріевнѣ. Но оказалось, что дамы не видѣлись съ обѣда въ ресторанѣ Фавра.
   -- А сами вы развѣ не были у нея?-- подозрительно спросила Варваровская.-- Совсѣмъ не любезно предоставлять ей скучать тутъ одной.
   -- Елена Дмитріевна не жаловалась мнѣ на скуку,-- возразилъ Лаховъ.
   -- Подите вы!-- засмѣялась Катерина Павловна.-- Со мной не нужно этихъ хитростей. А можетъ быть, вы въ самомъ дѣлѣ такъ наивны? Хоть рѣдко, а попадаются такіе.
   Лаховъ отвѣтилъ не особенно любезно и отошелъ.
   

XVIII.

   Ему вдругъ сдѣлалось нестерпимо скучно въ этой многолюдной, элегантной, полной всевозможныхъ развлеченій Ниццѣ. Его теперь удивляло, почему онъ рѣшилъ прожить тутъ мѣсяцъ. Никогда онъ этого не сдѣлаетъ. Гораздо лучше поскорѣе уѣхать въ Парижъ: тамъ театры, музеи, чудеса искусствъ и цивилизаціи, тамъ самая толпа производить подхватывающее впечатлѣніе, тамъ уличный асфальтъ оказываетъ непонятное, оживляющее дѣйствіе на нервы.
   "Нервы"?-- мысленно поймалъ себя на этомъ словѣ Лаховъ.-- "Да развѣ нервы у меня не въ порядкѣ? Когда же это я успѣлъ ихъ разстроить"?
   Но онъ продолжалъ нарочно думать о Парижѣ, точно хотѣлъ насильно заинтересоватьимъ себя. Дѣйствительно, для Парижа мало одного мѣсяца, который онъ первоначально назначилъ себѣ прожить тамъ. Кромѣ всего остального, тамъ надо присмотрѣться къ техническому дѣлу, къ организаціи большихъ предпріятій, побывать на на водахъ. Наконецъ въ Парижѣ -- женщины.
   На этомъ словѣ мысли Лахова опять оборвались. Онъ съ удивленіемъ почувствовать, что слово не производить на него прежняго впечатлѣнія. Воображеніе не дѣйствовало, нервы не трепетали. Ему представились парижанки, какихъ онъ видѣлъ въ казино въ Монте-Карло: разрисованныя, словно ушедшія цѣликомъ въ свои громадныя шляпы, высокіе вороты и неизмѣримыя буфы. Гдѣ же тутъ женщина? Она слишкомъ ничтожна передъ колоссальностью того, что уходить въея туалетъ. Да и вообще... вообще...
   "Ужъ не хочу ли я сказать, что вообще женщинъ нѣтъ, а есть только Елена Дмитріевна Глыбова"?-- опять мысленно поймалъ себя Лаховъ.-- "Что за вздоръ! Много ли я знаю эту Елену Дмитріевну? И когда бы это я успѣлъ дойти... до такой нелѣпости"?
   "Но рулетка во всякомъ случаѣ въ Монте-Карло существуетъ",-- подумалъ онъ черезъ минуту, и рѣшилъ поѣхать туда.
   Тамъ онъ сначала позавтракалъ -- впрочемъ, съ очень небольшимъ аппетитомъ,-- потомъ погулялъ въ великолѣпномъ паркѣ, среди изумительныхъ газоновъ и цвѣточныхъ клумбъ, и наконецъ потолкался въ игорныхъ залахъ. Но видъ этой разноязычной, живущей ненормальными, какими-то пряными интересами толпы, произвелъ на него непріятно-раздражающее впечатлѣніе. Онъ и презиралъ эту толпу, и какъ будто завидовалъ ей -- завидовалъ доступности ея ощущеній. Онъ, кажется, былъ бы радъ, еслибъ злой духъ игры внезапно овладѣлъ имъ. Но напрасно онъ пробовалъ бросать на рулеточный столъ свои луидоры: азартъ игрока не пробуждался въ немъ. Даже выигрышъ нисколько не раздразнилъ его.
   И вдругъ мысль, что если онъ сейчасъ уѣдетъ, то будетъ въ Ниццѣ какъ разъ къ пріемному часу Елены Дмитріевны, неодолимо овладѣла имъ. Пропустить сегодняшній день, не попытаться еще разъ быть принятымъ ею, показалось ему нелѣпымъ. Онъ уѣхалъ.
   Въ Ниццѣ, проѣзжая по "Avenue de la Gare", онъ увидѣлъ за стеклами цвѣточнаго магазина громадныя пушистыя вѣтки сирени. Онъ зашелъ въ магазинъ, велѣлъ сдѣлать букетъ, и поѣхалъ прямо къ виллѣ, гдѣ жила Елена Дмитріевна.
   На этотъ разъ старый Джузеппе не встрѣтилъ его. Лаховъ пошелъ прямо къ крыльцу и позвонилъ. Дверь отперла русская горничная, и при видѣ его замѣтно смутилась.
   -- Елена Дмитріевна не принимаютъ,-- объявила она, не дождавшись его вопроса.
   -- Нездорова?-- спросилъ Лаховъ.
   -- Да, онѣ не совсѣмъ здоровы,-- отвѣтила горничная, и даже сдѣлала омраченное лицо.
   Лаховъ медленно досталъ изъ кармана свою карточку и передалъ ее горничной, вмѣстѣ съ букетомъ. Онъ даже ничего не сказалъ, боясь, что голосъ его дрогнетъ. И въ самомъ дѣлѣ, лицо его подергивало, въ горлѣ чувствовалась нестерпимая сухость.
   "Я уѣду",-- подумалъ онъ.
   

XIX.

   Утромъ, когда онъ проснулся, на него глянуло въ окно сѣренькое небо, подернутое не то туманомъ, не то облаками. Это почти обрадовало его: въ такую погоду удобнѣе ходить пѣшкомъ, а онъ еще мало зналъ окрестности Ниццы. И онъ рѣшилъ въ эти послѣдніе дни, передъ отъѣздомъ, побывать вездѣ.
   На набережную онъ сегодня не пошелъ, а просидѣлъ съ часъ на террасѣ "Casino de la jettée", на самомъ морѣ, слушая шумъ прибоя, вглядываясь въ блѣдно-сѣрую даль и слѣдя лѣнивое движеніе какого-нибудь далекаго паруса. Потомъ онъ позавтракалъ тутъ же, и отправился потихоньку въ горы, по дорогѣ на Симіэсъ.
   Поднявшись уже на значительную высоту, Лаховъ увидѣлъ передъ собою довольно большую каменистую площадь, почти лишенную растительности. По срединѣ, правильнымъ кругомъ, возвышался занесенный песками валъ. Это были развалины древняго римскаго цирка, и мѣстами ясно сохранялись слѣды каменныхъ ступеней и основанія колоннъ. Вокругъ все было пустынно; новая жизнь расцвѣла въ сторонѣ отъ этого античнаго центра.
   Лахову захотѣлось отдохнуть здѣсь. Онъ оглянулся, и вдругъ замѣтилъ на одномъ изъ маленькихъ пригорковъ сидящую женщину. Эта женщина тоже оглянулась, привлеченная шорохомъ его шаговъ, и онъ узналъ Елену Дмитріевну.
   Онъ радостно вспыхнулъ и прямо подошелъ къ ней.
   -- Наконецъ, я васъ вижу! Вы были такая недобрая эти дни...-- сказалъ онъ, жадно оглядывая ее всю.-- Вы не хотѣли меня видѣть...
   Она казалась смущенною, и ея голосъ прозвучалъ печально, когда она произнесла:
   -- Я была немножко нездорова, Ипполитъ Михайловичъ...
   -- Но, наконецъ, я васъ вижу, это самое главное,-- прервалъ ее Лаховъ.-- Мнѣ было такъ тяжело, такъ незаслуженно тяжело...
   Она посмотрѣла мимо него.
   -- Что дѣлать, Ипполитъ Михайловичъ...-- проговорила она.
   Онъ продолжалъ вглядываться въ ея глаза, въ ея лицо, фигуру, туалетъ. Она какъ будто немножко похудѣла, какъ будто потеряла лежавшее на ней отраженіе торжествующей и равнодушной свѣжести.
   И туалетъ ея онъ тоже замѣтилъ -- все черное, кромѣ большихъ красныхъ маковъ на шляпѣ. Къ корсажу была приколота вѣтка бѣлой сирени, очевидно изъ его букета.
   -- Позвольте мнѣ сѣсть подлѣ васъ, мнѣ такъ необходимо говорить съ вами,-- попросилъ онъ.
   Она прижала складки платья, какъ бы давая ему мѣсто.
   -- Всѣ эти дни я искалъ васъ, сторожилъ, бѣгалъ по всей Ниццѣ,-- продолжалъ Лаховъ.-- Я понялъ, что вы не хотите меня видѣлъ, но я искалъ васъ именно для того, чтобы спросить...
   Его стѣсняло ея молчаніе. А она даже не глядѣла на него, и шевелила концомъ зонтика попавшійся подъ ногами камешекъ.
   -- Я хотѣлъ предложить вамъ вопросъ: не долженъ ли я самъ уѣхать изъ Ниццы?-- рѣшился сказать Лаховъ.
   Елена Дмитріевна, не отвѣчая, продолжала играть камешкомъ. Потомъ вдругъ быстро взглянула на Лахова.
   -- А вы уѣхали бы?-- спросила она съ какимъ-то недобрымъ звукомъ въ голосѣ.
   Лаховъ развелъ руками.
   -- Я догадался, что вы... рѣшили избѣгать меня. И тогда подумалъ, что вамъ будетъ удобнѣе, если я уѣду,-- объяснилъ онъ.
   -- А-а, вы догадались, вы подумали!-- повторила Елена Дмтріевна.-- Но вы могли ошибиться, Ипполитъ Михайловичъ. Просто, я была нездорова, была не въ духѣ... что тутъ удивительнаго! Кстати, merci за букетъ: видите, я пускаю его въ дѣло.-- И она указала на вѣтку сирени, бѣлѣвшую на ея корсажѣ.
   Лаховъ покачалъ головой.
   -- Въ такомъ случаѣ я, все равно, долженъ буду уѣхать,-- сказалъ онъ грустно.
   -- Почему?-- быстро вскинула она на него глазами.
   -- Потому что... если это правда, если у васъ не сохранилось никакого впечатлѣнія отъ нашей послѣдней встрѣчи, тогда... тогда мнѣ надо бѣжать отъ васъ. Мнѣ будетъ слишкомъ тяжело встрѣчаться съ вашимъ равнодушіемъ,-- отвѣтилъ Лаховъ.
   -- Какъ вы много о себѣ заботитесь!-- восликнула Елена Дмитріевна.-- А мнѣ развѣ не тяжело?
   И словно въ злобѣ на эти выдавшія ее слова, она сорвала съ груди вѣтку сирени, перекусила ее два раза и отшвырнула далеко отъ себя.
   Лаховъ отвѣтилъ радостнымъ крикомъ и прижался лицомъ къ мягкимъ складкамъ ея платья. Елена Дмитріевна поблѣднѣла и не шевелилась.
   -- Какъ я васъ люблю! и какое счастіе -- любить васъ!-- проговорилъ онъ словно не своимъ, а какимъ-то безумнымъ голосомъ.
   

XX.

   Ипполитъ Михайловичъ Лаховъ впервые ощущалъ опьяняющую, торжествующую и рабствующую радость страсти. На сердцѣ было легко и немножко больно -- вѣдь не было бы такого счастья, еслибъ не было этой боли... А Еленѣ Дмитріевнѣ Глыбовой было страшно и физически жутко, и въ этомъ ощущеніи тоже заключалась своя сладкая отрава.
   Она осторожно отстранила его и взглянула ему прямо въ глаза.
   -- Видите, само благоразуміе заставляло меня избѣгать васъ,-- сказала она:-- мы сейчасъ же начинаемъ съ ума сходить. Съ чего вы взяли, что вы меня любите? когда вы могли успѣть полюбить?
   Ея тонъ, въ которомъ сквозила рутина свѣтской женщины, подѣйствовалъ на Лахова расхолаживающимъ образомъ. Глаза и брови его невольно нахмурились.
   -- Елена Дмитріовна, не говорите со мной такъ, -- сказалъ онъ.
   Ея взглядъ выразилъ удивленіе.
   -- Я смотрю на то, что случилось, совершенно серьезно,-- продолжалъ онъ.-- Какъ это именно случилось, я не знаю. Я никогда ни за кѣмъ не ухаживалъ, у меня не было ни одного романа. Но, должно быть, одно изъ двухъ: или у всякаго человѣка есть свой часъ любви, или вы такая женщина, которая должна была сразу подѣйствовать на меня иначе, чѣмъ всѣ другія женщины. Для меня все ново,-- страшно ново въ томъ, что произошло. Только одно совершенно ясно для меня: это не игра въ любовь, не кокетство, не ухаживанье, даже неувлеченіе,-- это сама любовь,
   Елена Дмитріевна слушала, продолжая глядѣть на него неподвижнымъ, но полнымъ внутренней дрожи взглядомъ, а на рѣсницахъ ея между тѣмъ медленно собирались и округлялись двѣ крупныя слезинки.
   -- И знаете, почему я безъ всякихъ сомнѣній и колебаній говорю о моей любви?-- продолжалъ Лаховъ.-- Потому что вмѣстѣ съ ней во мнѣ вспыхнула жажда безусловной искренности, безусловной правды отношеній. Только дѣйствительное, глубокое чувство требуетъ этого. Всякое фальшиво прозвучавшее слово причиняетъ мнѣ боль. Развѣ это не любовь? Скажите, вы не ощущаете въ себѣ этой потребности? Вы не хотѣли бы стать въ такую душевную близость отношеній, когда женщина можетъ сказать, не жертвуя своимъ самолюбіемъ: -- люби меня?
   -- Что мнѣ сказать -- вы видите!-- проговорила Елена Дмитріевна, и смахнула рукой обѣ слезинки.
   Лаховъ схватилъ эту руку и покрылъ поцѣлуями то мѣсто, гдѣ чувствовался влажный слѣдъ слезъ. Волна безумнаго счастья снова нахлынула на него. А у нея на лицѣ медленно оживали краски, зрачки наливались глубокимъ, лучистымъ блескомъ... Ей вдругъ стало весело, какъ-то довѣрчиво весело; ядовитое ощущеніе страха исчезло. "Онъ милый, хорошій, честный... у него сердце ребенка"... думала она, взглядывая на него бокомъ успокоенными, почти смѣющимися глазами. И въ то же время въ ней пробуждалось сознаніе своей зрѣлости, своего душевнаго старшинства надъ нимъ. "И физическаго также",-- мелькнуло у нея въ умѣ, но она не остановилась на этой мысли.
   Она обвела вокругъ глазами. Пустынный пейзажъ, напоминающій окрестности Рима, и эти развалины древняго провинціальнаго кодизея -- глядѣли сурово, тогда какъ дальше, на горахъ, пробившіеся сквозь туманъ солнечные лучи придавали воздушную прелесть скаламъ, тонувшимъ въ прозрачныхъ облакахъ.
   -- Какъ мы странно встрѣтились! въ какой обстановкѣ!-- сказала она.-- Но посмотрите же, какъ хорошо!
   Она положила руку на его руку, и глубоко вдыхая воздухъ, точно хотѣла упиться имъ, всматривалась въ чудную декорацію.
   -- Какъ вы пришли сюда? почему? задолго до меня?-- спрашивалъ Лаховъ.
   -- Я съ утра ушла. Мнѣ такъ было тяжело, тоскливо... видите, я сознаюсь,-- она разсмѣялась короткимъ, довѣрчивымъ смѣхомъ:-- мнѣ хотѣлось уйти подальше, чтобъ никого не видѣть... Противный!-- она взглянула на него, выпрямившись, и усмѣхнулась.-- И вотъ, я шла, шла, и вижу -- какой-то маленькій уголокъ пустыни, какія-то странныя развалины... Кстати, что это такое? вы знаете?
   -- Тутъ въ древности былъ римскій циркъ,-- объяснилъ Лаховъ.
   -- А-а! И бои гладіаторовъ? Вотъ на этомъ самомъ мѣстѣ, гдѣ мы сидимъ, гладіаторы убивали другъ друга? Или выводили христіанъ на растерзаніе хищнымъ звѣрямъ? Какъ странно! Нѣтъ, арена была вонъ тамъ, а гдѣ мы сидимъ -- тутъ были ложи, и прекрасныя патриціанки, въ вѣнкахъ изъ розъ, полулежали на подушкахъ и тигровыхъ шкурахъ, и обмѣнивались влюбленными взглядами съ юношами, прекрасными какъ Эндиміонъ... Жаль, что я ничего этого не подозрѣвала, когда сидѣла здѣсь одна. Я думала бы совсѣмъ о другомъ, и мнѣ не было бы такъ грустно...
   Она опять бокомъ взглянула на Лахова, усмѣхаясь. Его лицо было совсѣмъ близко отъ нея, въ глазахъ бѣгали искры, губы вздрагивали... Она вдругъ покраснѣла, отвернулась, потомъ быстро потянулась къ нему, и только пугливо сжала плечи, когда его поцѣлуи обожгли ей щеку и губы...Потомъ медленно отстранилась отъ него и встала. Онъ тоже всталъ.
   -- Знаете, я ѣсть хочу: я ничего не ѣла сегодня,-- вдругъ вспомнила она.-- Надо домой. Когда придемъ, какъ разъ будетъ время обѣдать.
   Лаховъ подалъ ей руку.
   

XXI.

   Они пошли тихо, немножко прижимаясь другъ къ другу, мѣняясь быстрыми, ненасытными взглядами. Еленѣ Дмитріевнѣ хотѣлось дурачиться, сдѣлать какую-нибудь шалость, сказать ему: "ты". А онъ молчалъ, словно благоговѣйно прислушиваясь къ своему внезапно нахлынувшему счастью.
   -- Сегодня вѣдь начинается карнавалъ,-- напомнила Елена Дмитріевна.-- Я хотѣла бы видѣть процессію. Вечеромъ придите за мной, мы вмѣстѣ пойдемъ.
   -- Чудесно,-- отвѣтилъ Лаховъ.
   -- Мы будемъ въ толпѣ вдвоемъ, и никому до насъ не будетъ дѣла, и намъ ни до кого. Вы рады?
   Она хотѣла сказать: "ты радъ?", но это "ты" но сорвалось съ губъ, и она только шаловливо прижалась къ нему плечомъ.
   -- Я и такъ съ ума схожу отъ счастья,-- отвѣтилъ онъ.-- А вѣдь нѣсколько часовъ назадъ я и думать не смѣлъ объ этомъ.
   -- Правда? Но что же именно вы думали?
   -- Разумѣется, мнѣ лѣзли въ голову самыя мучительныя мысли. Я думалъ, что вы съ первой же минуты ужъ стали раскаиваться, анализировать себя и меня, нашли меня совсѣмъ неподходящимъ для своего романа, и рѣшились прекратить со мной всякое знакомство.
   -- Ну, и что же дальше?
   -- А дальше -- я думалъ, что мнѣ надо уѣхать отсюда, изъ Ниццы, чтобы не стѣснять васъ своимъ присутствіемъ.
   -- И вы уѣхали бы?
   -- Что же мнѣ оставалось дѣлать!
   Елена Дмитріевна посмотрѣла на него и усмѣхнулась.
   -- Но вы не уѣхали бы,-- возразила она съ увѣренностью.-- Ни за что! Вы откладывали бы со дня на день, ждали бы, надѣялись, и наконецъ... наконецъ мы встрѣтились бы.
   Лаховъ покачалъ головой.
   -- Не думаю; мнѣ было очень тяжело и обидно,-- сказалъ онъ.-- А главное, я ничего не понималъ...
   Они шли съ горы, задерживая шаги, прижимаясь другъ къ другу. Платье Елены Дмитріевны, покрытое густымъ налетомъ бѣлой пыли, цѣплялось за колючіе шипы придорожныхъ кактусовъ.
   -- А куда бы вы уѣхали?-- вдругъ спросила она послѣ короткаго молчанія
   -- Я хотѣлъ поѣхать въ Парижъ...
   -- Чтобъ веселиться, кутить!-- воскликнула она. и даже покраснѣла, до того ей досадно было представить себѣ Лахова одного, среди соблазновъ парижской жизни.
   -- Но я не уѣхалъ, и это лучше всего,-- возразилъ Лаховъ.
   Елена Дмитріевна на ходу крѣпко пожала ему руку.
   Чѣмъ ближе къ городу, тѣмъ чаще попадались имъ на встрѣчу экипажи и пѣшеходы. Нѣкоторые подозрительно улыбались, глядя на нихъ, и провожали ихъ глазами. Проѣхало какое-то русское семейство въ извозчичьемъ ландо, оглядѣло ихъ съ ногъ до головы съ изумленнымъ, страстнымъ любопытствомъ, и слышно было, какъ произнесли разными голосами фамилію Елены Дмитріевны. Та наконецъ замѣтила, что они обращаютъ на себя вниманіе.
   -- Недостаетъ только, чтобъ мы повстрѣчали знакомыхъ,-- проговорила она, смущаясь.
   И какъ нарочно, въ эту самую минуту ихъ обогнала коляска, изъ которой высунулись длинный носъ и крашенные усы генерала Усопова, и пронзительно блеснули его желтые глаза. Генералъ высоко и нѣсколько игриво поднялъ шляпу и помахалъ ею въ воздухѣ.
   -- Ѣздилъ смотрѣть гориллу!-- крикнулъ онъ изъ коляски.-- Непремѣнно поѣзжайте посмотрѣть. Сходство съ человѣкомъ поразительное. Содержится въ постоянной температурѣ 22 градусовъ Цельсія.
   -- Ужъ не сдѣлается ли онъ дарвинистомъ?-- засмѣялся Лаховъ.
   Черезъ нѣсколько минутъ попались на встрѣчу опять знакомые -- Спѣсивцевъ съ Толченовымъ. Они тоже раскланялись съ какою-то подозрительною игривостью, а Спѣсивцевъ даже потупился.
   Наконецъ, уже въ городѣ, женскій голосъ окликнулъ Елену Дмитріевну, и изъ дверей магазина появились Варваровскіе. Съ ними пришлось остановиться. Катерина Павловна, пожимая имъ руки, поглядывала на обоихъ очень плутовато, а замѣтивъ сильно запыленное платье Елены Дмитріевны, воскликнула съ непритворнымъ ужасомъ:
   -- Боже мой, откуда вы въ такомъ видѣ?
   Эти встрѣчи, эти подозрительные взгляды, самымъ непріятнымъ образомъ подѣйствовали на Елену Дмитріевну. Въ ея воображеніи выростала мрачная химера сплетни. Она пошла скорѣе, держась немножко дальше отъ Лахова, и встрѣтивъ свободный фіакръ, остановила его.
   -- До свиданья, Ипполитъ Михайловичъ, я доѣду,-- сказала она, и взглянула на него уже не съ тѣмъ выраженіемъ, которое, еще нѣсколько минутъ назадъ, озаряло ея счастливо-взволнованное лицо.
   -- Вечеромъ вы разрѣшаете зайти за вами?-- спросилъ онъ, невольно переходя на другой тонъ подъ вліяніемъ ея безразличнаго взгляда.
   -- Хорошо... впрочемъ, знаете что: благоразумнѣе будетъ не показываться намъ вдвоемъ въ такой толпѣ, какая будетъ вечеромъ на улицахъ.-- отвѣтила Елена Дмитріевна.-- Навѣрное встрѣтятся знакомые, начнутся разговоры...
   -- Уже!-- уныло произнесъ Лаховъ.
   Елена Дмитріевна отвѣтила ему милой улыбкой, которая должна была его утѣшить.
   -- Завтра я буду на набережной,-- добавила она, и торопливо вскочила въ каретку.
   

XXII.

   Погода оказалась какъ нельзя болѣе благопріятной для торжественнаго вступленія "его величества Карнавала XXII" въ веселый городъ Ниццу. Бродившія весь день облака перетянулись куда-то за горы, вѣтеръ съ моря стихъ, темно-синее небо дышало спокойной, свѣжей, весенней теплотой. Искры отъ ракетъ и факеловъ красиво гасли въ неподвижномъ воздухѣ, и иногда казалось, будто онѣ взлетали до далекихъ, слабо мигающихъ звѣздъ. Плавно покачиваясь на носилкахъ и кивая своею громадною головой, Карнавалъ XXII медленно и торжественно совершалъ свое шествіе по залитой народомъ "Avenue de la Gare", пока не успокоился подъ балдахиномъ, сооруженнымъ для него на площади Массена, среди поющей, танцующей, хохочущей и совершенно трезвой толпы.
   Лаховъ съ любопытствомъ толкался уже цѣлый часъ среди веселящихся по-дѣтски ниццаровъ, послѣ римлянъ въ наибольшей цѣлости сохранившихъ старинный культъ карнавала. Для него было новостью это безпритязательное народное веселье, не вызванное и не подкрѣпляемое никакими винными возліяніями, это отсутствіе всякаго даже предположенія о какихъ-нибудь безчинствахъ масляничнаго разгула. Вошедшая въ кровь культурность толпы сказывалась во всемъ.
   Изъ знакомыхъ встрѣтились только Варваровскіе. Эсперъ Петровичъ имѣлъ болѣе чѣмъ всегда недовольный видъ. Зрѣлище этой свободно веселящейся толпы оскорбляло его. Ему казалось, притомъ, что на жену его нагло засматриваются, толкаются.
   -- Ничего я не вижу интереснаго въ этомъ карнавалѣ,-- пожаловался онъ Лахову.-- Высыпала на улицу вся городская сволочь, а полиціи и признаковъ нѣтъ.
   -- Полиціи тутъ нечего дѣлать; вы видите, среди толпы ни одного пьянаго,-- замѣтилъ Лаховъ.
   -- На какія деньги имъ пить-то?-- возразилъ съ презрительной миной Варваровскій.-- Вѣдь это нищета, пролетаріатъ. Они и питаются-то только парой оливокъ въ день, да еще развѣ ракушку какую-нибудь поймаютъ въ лужѣ.
   -- А Етена Дмитріевна развѣ дома осталась?-- спросила Катерина Павловна.
   -- Я не вижу ея здѣсь,-- отвѣтилъ не совсѣмъ на вопросъ Лаховъ.
   Понемногу, тоскливое чувство закралось къ нему. Ему казалось, что его счастье какъ-то глупо и безпричинно закончилось, и онъ снова одинокъ въ толпѣ, и не можетъ раздѣлять ея веселья. "Но вѣдь она замужемъ, и мнѣ всегда будутъ принадлежать только украденныя мгновенья, и мы всегда будемъ чужими другъ другу, какъ бы ни соединяла насъ любовь",-- тутъ же пришло ему на умъ.-- "Въ Петербургѣ все будетъ еще больше насъ раздѣлять"... Но черезъ минуту онъ говорилъ себѣ: "Да, но что будетъ потомъ, объ этомъ мы еще подумаемъ. А теперь она одна, и почти свободна. Теперь мы оба еще полны первой жажды, первыхъ иллюзій; что будетъ потеряно теперь, то никогда не вернется".
   И ему страстно захотѣлось видѣть ее, или только пройти мимо ея виллы, взглянуть издали на ту дорожку въ саду, гдѣ она стояла съ нимъ въ темнотѣ, испуганная и уже порабощенная, замѣтить свѣтъ въ ея окнѣ...
   Лаховъ выбрался изъ толпы и пошелъ все скорѣе и скорѣе. Тайная надежда увидѣть Елену Дмитріевну на террасѣ почти жгла его.
   И онъ не обманулся. Еще издали онъ увидѣлъ ея стройную фигуру, наклонизшуюся надъ рѣшеткой. И она тоже увидала и узнала его издали, и слѣдила молча за его приближавшимися шагами. Она точно знала, что онъ долженъ придти...
   Калитка не была заперта. Лаховъ вошелъ прямо на террасу и жадно глянулъ ей въ лицо. Она показалась ему блѣдною, утомленною.
   -- Я такъ много ходила сегодня!-- объяснила она на его замѣчаніе.-- Что вамъ вздумалось придти?
   -- Но это такъ ясно!-- отвѣтилъ онъ.
   Она посмотрѣла на него съ нѣжнымъ укоромъ, потомъ оглянулась на окна дома, гдѣ слабый свѣтъ пробивался откуда-то издали, изъ заднихъ комнатъ, сдѣлала Лахову знакъ глазами, и сойдя по ступенькамъ, прошла въ садъ. Вмѣсто черной кружевной шали, у нея на плечахъ былъ русскій пуховый платокъ, и она зябко куталась въ него, хотя сегодня вечеръ былъ еще теплѣе, чѣмъ въ послѣдній разъ.
   -- Видѣли карнавальное шествіе?-- спросила она.
   -- Да. И мнѣ скучно стало. Зачѣмъ вы не пошли со мною? Такъ весело было бы чувствовать себя вдвоемъ въ незнакомой толпѣ...
   -- То-то и есть, что здѣсь нѣтъ незнакомой толпы. Вездѣ русскіе, и всѣ они знаютъ меня.
   -- Какъ вы пугливы! Въ васъ свѣтская женщина беретъ верхъ надъ... просто женщиной.
   Елена Дмитріевна посмотрѣла на него нѣсколько удивленно.
   -- Отучитесь говорить такимъ образомъ, Ипполитъ Михайловичъ,-- сказала она.-- Свѣтскія женщины бываютъ разныя, но все-таки обязательно быть свѣтской женщиной. Не будьте... студентомъ!
   -- Выговоръ?-- нѣсколько напряженно улыбнулся Лаховъ.
   Елена Дмитріевна ласково взяла его руку.
   -- Не обижайтесь, вѣдь я хочу, чтобы вы были лучше всѣхъ, даже въ самыхъ маленькихъ мелочахъ, -- сказала она.
   Лаховъ сѣлъ подлѣ нея, не выпуская ея руки изъ своей и продолжая все тѣмъ же ненасыщеннымъ взглядомъ любоваться ею. Съ этимъ выраженіемъ физической или нервной усталости на блѣдномъ лицѣ она еще больше говорила его чувству.
   -- Я подчинюсь всему, чего вы захотите, чего потребуете...-- заговорилъ онъ, прижимаясь губами къ ея рукѣ.-- Мы будемъ видѣться со всѣми предосторожностями, я буду оберегать ваше спокойствіе. Но я хочу знать, чувствовать, видѣть, что вы довольны мною, что вы... больше чѣмъ довольны...
   Елена Дмитріевна улыбнулась ему, но тотчасъ отвернулась, встрѣтившись съ его загорѣвшимся взглядомъ, и отняла свою вздрогнувшую, горячую руку.
   

XXIII.

   Лаховъ нетерпѣливо встряхнулъ головой. Онъ весь волновался, онъ не понималъ ея, онъ понималъ только себя.
   -- Вы меня не любите!-- проговорилъ онъ неожиданно, голосомъ, въ которомъ звенѣло отчаяніе.-- Вы испугались чего-то чуть-чуть похожаго на чувство, и тотчасъ принялись подавлять его, замораживать. Вы уже всего боитесь; вы боитесь встрѣчи съ петербургскими знакомыми, боитесь какой-нибудь глупой сплетни...
   Въ глазахъ Елены Дмитріевны опять выразился ласковый упрекъ.
   -- Вотъ, вы уже не вѣрите; вамъ уже мало тѣхъ доказательствъ, которыя вы имѣете,-- сказала она.-- Что же будетъ дальше?
   -- Да, что же будетъ дальше? Я уже думаю объ этомъ, думаю съ ужасомъ,-- повторилъ Лаховъ.-- Въ Петербургѣ вы будете совсѣмъ недоступны для меня.
   -- А кто сейчасъ обѣщалъ не упускать предосторожностей, заботиться о моемъ спокойствіи?-- напомнила она съ серьезной улыбкой.-- Развѣ вы хотѣли бы, чтобъ я сдѣлалась предметомъ сплетенъ, испытала бы униженія, оскорбленія?
   Лаховъ притихъ, и только смотрѣлъ на нее съ тоскливой мольбой. Потомъ вдругъ опустилъ лицо ей на колѣни и проговорилъ глухо:
   -- Но какъ это тяжело, какъ тяжело! Еслибъ вы знали, какъ мнѣ мучительно надо быть съ вами... каждый день, каждый часъ! И ни о комъ не думать, какъ только о насъ...
   -- Развѣ вы не со мной? и развѣ мы не одни?-- проговорила она тихо.
   Лаховъ вздрогнулъ, поднялъ голову и обхватилъ обѣими руками ея талію. Она пробовала отстраниться -- онъ не пускалъ ее.
   -- Я съ вами... и мы одни...-- повторилъ онъ съ усиліемъ, впиваясь губами въ узкую полоску ея шеи, бѣлѣвшую изъ-подъ кружевного ворота.-- Хоть въ тѣ минуты, когда мы одни, дайте мнѣ повѣрить своему счастью...
   Елена Дмитріевна стремительно вырвалась и встала. На рукахъ у него остался ея пуховый платокъ.
   Ея лицо не выражало ни испуга, ни негодованія. Напротивъ, что-то милое, нѣжное и сердечное свѣтилось въ ея утомленныхъ глазахъ... Ей было немножко жаль Лахова, и она не обвиняла его...
   -- Вотъ теперь я не буду имѣть къ вамъ довѣрія,-- сказала она болѣе печально, чѣмъ укоризненно.
   Лаховъ, смущенный и растерянный, помогалъ ей накинуть на плечи платокъ. Ей было холодно, и она слегка вздрагивала.
   -- Походимте,-- предложила она.
   Они пошли по узенькой дорожкѣ, усыпанной крупнымъ морскимъ пескомъ, бѣлѣвшимъ въ темнотѣ.
   -- Ахъ, какъ трудно любить!-- сказалъ Лаховъ.-- По крайней мѣрѣ въ первый разъ, и такъ какъ я.
   -- Потому что вы неблагодарны, или еще слишкомъ молоды,-- возразила Елена Дмитріевна.-- Слишкомъ молодые люди всегда немножко глупы въ любви, потому что они по-дѣтски матеріальны, и рѣдко понимаютъ женщину, которую любятъ.
   -- Можетъ быть я васъ не понимаю, но я васъ люблю!-- страстнымъ шопотомъ вырвалось у Лахова.
   -- Знаю, вѣрю... Но и вы должны мнѣ вѣрить, и не добиваться... какихъ-то доказательствъ,-- отвѣтила Елена Дмитріевна.
   Она повернула, посмотрѣла на него успокоеннымъ, ласковымъ взглядомъ, улыбнулась и протянула руку.
   -- А теперь идите, мнѣ холодно,-- добавила она.
   -- Отсылаете меня! Уже!-- жалобно протестовалъ Лаховъ.
   -- Мнѣ холодно, вы слышите?-- повторила Елена Дмитріевна.-- Не могу же я рисковать простудой... чтобъ дать вамъ доказательство!
   И продолжая улыбаться, она еще разъ крѣпко, дружески пожала ему руку. Лаховъ поцѣловалъ эту руку, бросилъ завистливо-печальный взглядъ на окна дома и повернулъ къ калиткѣ.
   Съ городской площади еще доносился шумъ карнавала.
   

XXIV.

   Лаховъ и не подозрѣвалъ, что этотъ карнавалъ готовилъ ему массу разочарованій и лишеній. Ежегодно въ это время общественная жизнь въ Ниццѣ рѣзко измѣняется: праздники слѣдуютъ за праздниками; театры, казино, рестораны, улицы -- все переполняется, принимаетъ особенно нарядный видъ, обуревается какою-то бѣшеною жаждою развлеченій и веселья. Въ томъ году съѣздъ иностранцевъ, и преимущественно русскихъ и англичанъ, былъ громадный. Елена Дмитріевна на каждомъ шагу встрѣчала петербургскихъ знакомыхъ. Двѣ ея родственницы пріѣзжали нѣсколько разъ на два, на три дня, одна изъ Канна, другая изъ Ментоны, и останавливались у нея, на ея виллѣ.
   Все это отнимало ее у Лахова, почти лишало его возможности видѣться съ нею наединѣ. Онъ встрѣчалъ ее урывками, при постороннихъ, подъ подозрительными взглядами ничѣмъ не занятыхъ наблюдателей. А ему такъ хотѣлось видѣть ее одну, такъ страстно тянуло къ ней. Эти препятствія, которымъ конца не предвидѣлось, приводили его въ состояніе возроставшаго раздраженія. У него такъ много оставалось невыясненнаго, недоговореннаго, и такъ часто являлось что-нибудь новое, требовавшее объясненій. Жажда близости, раздѣленнаго и выраженнаго участія, жажда доказанной любви, все мучительнѣе томила его... А между тѣмъ ему минутами казалось, что эта женщина, такъ быстро имъ овладѣвшая, какъ будто уходила отъ него. Онъ былъ очень, очень молодъ и неопытенъ въ этой новой области, въ которую ввела его внезапно налетѣвшая страсть, и многое представлялось ему непонятной загадкой. Чувствуя, что эта первая любовь захватываетъ его все сильнѣе, онъ ожидалъ отъ Елены Дмитріевны тѣхъ же порывовъ разгорающейся страсти, тѣхъ же томленій влюбленной тоски; ему казалось, что она должна подняться надъ всѣми условностями своего положенія, дойти до той же мучительной, сжигающей потребности совершенной и безусловной искренности, которая пронизывала его самого. А вмѣсто того онъ замѣчалъ въ ней возроставшую сдержанность, какую-то невоспламеняющуюся благосклонность, не чуждую оттѣнка превосходства и старшинства. Въ немъ страсть какъ-будто будила дикаря,-- "студента", какъ она выразилась,-- а въ ней мягко, но властно торжествовали инстинкты свѣтской женщины...
   Разъ, встрѣтивъ. Елену Дмитріевну на набережной, съ дочерью и гостившею у нея родственницей, Лаховъ сунулъ ей въ руку заготовленную раньше записку, въ которой умолялъ ее пожертвовать сегодняшнимъ вечеромъ, остаться дома и позволить ему зайти къ ней. Онъ вторично увидѣлъ ее въ тотъ день во время "bataille de fleurs", и она успѣла сказать ему, что вечеромъ у нея будутъ гости, но завтра она не выйдетъ на набережную и съ утра уйдетъ въ садъ при виллѣ Цесаревича, гдѣ онъ можетъ найти ее.
   Дѣйствительно, на другой день Лаховъ нашелъ ее въ саду, на той самой скамейкѣ, гдѣ они встрѣтились въ первый разъ.
   -- Какъ я благодаренъ вамъ!-- вырвалось у него, и онъ не пожалъ, а сдавилъ ей руку, такъ что она даже поморщилась.
   Но ея глаза смотрѣли ласково, даже нѣжно, и вся она была такая нѣжная въ своемъ свѣжемъ бѣломъ туалетѣ англійскаго покроя...
   -- Мнѣ самой было очень, очень скучно оттого, что такъ мало вижу васъ,-- сказала она.-- И тѣмъ болѣе, что скоро и карнавалъ кончится, и придется намъ всѣмъ уѣзжать изъ Ниццы.
   Лаховъ вздрогнулъ. Онъ постоянно отгонялъ мысль объ этомъ, хотя она и представлялась ему.
   -- Вы думаете скоро уѣхать отсюда?-- переспросилъ онъ.
   -- Я еще не знаю, когда именно; но сезонъ кончается, а я здѣсь только до конца сезона,-- объяснила Глыбова.
   У Лахова вертѣлся на языкѣ вопросъ, который ему очень трудно было сдѣлать. Наконецъ, онъ спросилъ:
   -- Вы получили письмо отъ мужа?
   -- Да, вчера вечеромъ.
   -- Онъ пріѣзжаетъ за вами?
   -- Изъ Петербурга онъ долженъ былъ выѣхать черезъ нѣсколько дней,-- отвѣтила Елена Дмитріевна, ни разу во время этого разговора не взглянувъ на него.
   Лаховъ сидѣлъ блѣдный и тяжело дышалъ. Глаза его были тоже опущены внизъ. Мысли, какъ осенніе листы, поднялись и закружились вихремъ въ его головѣ.
   -- Ну, что такое? вы уже унывать начинаете?-- съ притворной веселостью обратилась къ нему Елена Дмитріевна, и положила руку на его руку. Но и сама она чуть-чуть поблѣднѣла.
   Лаховъ поднялъ на нее горѣвшіе глаза.
   -- Какъ же будетъ?-- спросилъ онъ глухо.
   -- Но все такъ же... Вѣдь вы можете въ одно время съ нами уѣхать въ Парижъ; мы пробудемъ тамъ съ недѣлю,-- отвѣтила Елена Дмитріевна.-- А потомъ мы встрѣтимся въ Петербургѣ. Это уже отъ васъ будетъ зависѣть поскорѣе вернуться въ Петербургъ.
   Она видимо дѣлала надъ собой усиліе, чтобъ говорить спокойно; но въ голосѣ прорывалась тоскливо-встревоженная нота, и губы немножко дрожали.
   Лаховъ все болѣе блѣднѣлъ.
   -- Да, разумѣется...-- проговорилъ онъ съ разсѣянностью человѣка, котораго только-что оглушили ударомъ по головѣ.-- Но я, собственно, не о томъ... Я хотѣлъ спросить... Но нѣтъ, я говорю вздоръ. Понятно, вы замужемъ, мужъ пріѣзжаетъ... все это въ порядкѣ вещей.
   Онъ машинально взялъ, вмѣсто своей тросточки, зонтикъ Елены Дмитріевны, и нѣсколько разъ ударилъ кончикомъ его по песку.
   -- Все это какъ нельзя болѣе въ порядкѣ вещей,-- повторилъ онъ съ той же тоскливой разсѣянностью.
   Это чувство тоски передалось Еленѣ Дмитріевнѣ. Она силилась улыбнуться, но улыбка вышла горькая, вымученная.
   -- Что же мнѣ дѣлать, Ипполитъ Михайловичъ!-- вырвалось у нея сквозь накипавшія слезы.
   Лаховъ медленно поднялъ голову.
   -- Скажите мнѣ откровенно,-- вдругъ обратился онъ къ ней,-- въ какихъ вы отношеніяхъ къ мужу? Любви нѣтъ, это я понимаю, потому что иначе вы не удостоили бы меня ни малѣйшаго вниманія. Но существуетъ, быть можетъ, извѣстная привязанность, привычка?
   Елена Дмитріевна сжала вытянутыя на колѣняхъ руки.
   -- Боже мой, какъ я объясню это?-- проговорила она.-- Я десять лѣтъ замужемъ, у насъ есть общіе интересы, есть дочь... Но вы можете понять, что мнѣ тяжело...
   На рѣсницахъ ея повисли слезы. Лаховъ быстро подвинулся къ ней, обнялъ рукой ея талію. Глаза его горѣли.
   -- Послушайте,-- заговорилъ онъ страстно:-- я когда-то сказалъ вамъ, что если въ моей жизни явится женщина, то она сама впишетъ въ мою программу, что суждено намъ обоимъ. Я не зналъ, что это такъ близко. Мнѣ это представлялось потому, что овладѣть мною можетъ только женщина, стоющая жизни. И вы овладѣли мною. Поэтому рѣшайте сами, а я съ наслажденіемъ подчиняюсь вашей волѣ. Если вы можете вернуть свою свободу, то моя свобода принадлежитъ вамъ.
   

XXV.

   Елена Дмитріевна слушала его съ опущенной головой, блѣдная, и каждое слово его точно впивалось въ нее, вызывая на ея лицѣ странную игру какихъ-то лучезарныхъ молній и мрачной тоски. Слезы упали съ рѣсницъ, она не обратила на нихъ вниманія.
   -- Какой вы хорошій, Ипполитъ Михайловичъ; какъ у васъ много сердца...-- проговорила она почти съ сожалѣніемъ, и губы ея покривила печальная улыбка.-- Но то, что вы говорите... вѣдь это дѣтская мечта. И все-таки я счастлива этой мечтой, потому что она показываетъ, что вы въ самомъ дѣлѣ любите меня...
   -- Почему вы называете это дѣтской мечтой?-- возразилъ Лаховъ все тѣмъ же страстнымъ тономъ,-- Потому что вы замужемъ? потому что у васъ дочь? Но развѣ вы не можете вернуть себѣ свободу? Развѣ вашъ мужъ будетъ такъ безжалостно-мстителенъ, что не отдастъ вамъ дочери?
   Елена Дмитріевна закрыла лицо руками.
   -- Не говорите объ этомъ! не будемъ объ этомъ говорить!-- почти вскричала она.-- Если я стану объ этомъ думать, я могу надѣлать глупостей.
   Они оба замолчали. У обоихъ на сердцѣ лежала и давила несдвинутая тяжесть.
   -- Но какъ же будетъ? что дѣлать?-- повторилъ свой вопросъ Лаховъ.
   -- Ахъ, вѣдь вы такъ говорите потому, что для насъ все это очень ново, мы еще не умѣемъ любить...-- отвѣтила Елена Дмитріевна.-- Развѣ можно теперь объ этомъ разсуждать? Мы оба слишкомъ неспокойны. Мой мужъ не сейчасъ вѣдь пріѣзжаетъ. Пройдетъ нѣсколько дней, мы до тѣхъ поръ много разъ увидимся. Вы вѣдь не ребенокъ, не фантазеръ, вы сами считаете себя человѣкомъ съ практическимъ, дѣловымъ умомъ. Вы поймете, что нельзя, въ пароксизмѣ страсти, ломать нѣсколько жизней. Въ страсти есть безуміе, противъ котораго мы всегда должны быть предупреждены.
   Ея голосъ звучалъ все мягче, все вкрадчивѣе. Пока Лаховъ слушалъ ее, ему какъ будто становилось легче. Но когда она замолчала, и онъ взглянулъ въ ея блестящіе отъ невысохшихъ слезь глаза, увидѣлъ такъ близко передъ собой ея взволнованное, съ выступившими тоже отъ слезъ розовыми пятнами, лицо, облилъ влюбленнымъ взглядомъ всю ея изящную, полную какимъ-то новымъ для него, острымъ соблазномъ фигуру -- страстная тоска опять сдавила ему душу.
   -- Елена, но развѣ вы не понимаете меня? Вѣдь я безумно ревную васъ!-- почти простоналъ онъ.
   Она поняла его. Краска слегка ударила ей въ лицо, она отвернулась.
   "Какой онъ неопытный, и какъ въ немъ еще сидитъ студентъ!" -- подумала она съ неудовольствіемъ:-- "раньше, пока онъ еще не влюбился, онъ казался мнѣ болѣе выработаннымъ характеромъ".
   -- Вы ребячитесь,-- проговорила она вслухъ.
   Лаховъ схватилъ ее за обѣ руки и повернулъ къ себѣ. Загорѣвшіеся глаза его впились въ нее.
   -- Вы называете это ребячествомъ? что вы хотите этимъ сказать?-- произнесъ онъ такимъ тономъ, что ей даже немножко страшно сдѣлалось,-- Вамъ кажется, что я могу допустить... примириться...
   -- Пустите, мнѣ больно!-- вскричала она, съ усиліемъ освобождая свои стиснутыя руки,-- Вы начинаете сходить съ ума... я не люблю васъ такимъ. И совсѣмъ вы меня не такъ поняли. Какъ вы могли думать, чтобы я.. Какою пошлою женщиной вы меня считаете! Я назвала вашу ревность ребячествомъ, потому что вы должны безусловно мнѣ вѣрить...
   Она проговорила это слегка отвернувшись отъ него, и по лицу ея скользило не то недовольное, не то насмѣшливое выраженіе.-- "Сколько въ немъ до сихъ поръ наивности и... неумѣлости!-- думала она.-- Онъ любить какъ дикарь, добивается все разъяснить, хочетъ какой-то невозможной откровенности. Развѣ женщины бываютъ откровенны? Въ любви надо понимать, а не распрашивать"...
   Лаховъ смотрѣлъ на нее возбужденными, жадными и недовѣрчивыми глазами.
   -- Но какъ сдѣлать, чтобы вѣрить?-- проговорилъ онъ глухо,-- Вы замужемъ; вашъ мужъ пріѣдетъ, вступитъ полнымъ хозяиномъ въ домъ, съ правами, къ которымъ онъ уже привыкъ, которыхъ вы не можете отвергнуть, не отвергая его самого...
   Елена Дмитріевна зажала ему ротъ рукою.
   -- Замолчите, не говорите глупостей,-- сказала она, и полускрытая улыбка пробѣжала по всему ея лицу. Вы ребенокъ, неопытный, ничего не понимающій. Предоставьте все это мнѣ. Я разъ навсегда запрещаю вамъ заводить этотъ разговоръ.
   Въ ея голосѣ Лаховъ опять почувствовалъ ту вкрадчивую и властную ласку, которая такъ завораживала его влюбленную тоску.
   -- Какъ я люблю васъ!-- глухо вырвалось у него вмѣсто отвѣта.
   Елена Дмитріевна посмотрѣла на него благодарнымъ, свѣтящимся взглядомъ.
   -- Но если вы меня любите, вы не должны дѣлать мое положеніе еще болѣе труднымъ,-- сказала она.-- Вы были нестерпимы сегодня, и вотъ видите, я старалась васъ успокоить, приласкать. Но этого не будетъ въ другой разъ.
   Она говорила тономъ старшей, и Лаховъ уже привыкъ къ этому тону. Онъ сознавалъ, что есть такія области чувствъ и отношеній, въ которыхъ она гораздо зрѣлѣе его.
   

XXVI.

   Лаховъ разстался съ Еленой Дмитріевной нѣсколько успокоенный: какой-то туманъ еще лежалъ между нимъ и тѣмъ надвигающимся, неизбѣжнымъ будущимъ, которое такъ мучительно пугало его. Но это спокойствіе -- жалкое спокойствіе отсрочки -- продолжалось недолго. Рѣдкія встрѣчи съ Еленой Дмитріевной, ея неизмѣнная сдержанность, ея скупыя, какъ бы сострадающія ласки, раздражали его.-- "Съ вами иначе нельзя, вы дѣлаетесь совсѣмъ не похожи на разсудительнаго человѣка",-- сказала она ему однажды. Эти слова заставляли его очень много думать. Развѣ онъ былъ не разсудителенъ? И что значило поступить разсудительно въ той роковой путаницѣ, въ какую сложились ихъ отношенія?
   Разумѣется, все зависѣло отъ того, какъ понимать связавшее ихъ чувство. Если это -- случайная прихоть, блажь воображенія и чувственности, то было бы очень глупо искать развязки въ катастрофѣ. Но онъ зналъ, что его любовь сдѣлалась главнымъ интересомъ его жизни, и что это не случайно сдѣлалось, а потому, что онъ встрѣтился именно съ такой женщиной, которая могла и должна была овладѣть имъ. Онъ не подозрѣвалъ, что всѣ женщины представляются именно такими въ первомъ періодѣ страсти.
   Но если это была страсть, любовь, внезапно и глубоко захватившая его душу, то развѣ не разсудительна, не неизбѣжна была цѣль, которую онъ ставилъ имъ обоимъ? Ни онъ, ни она, не примирились бы съ раздѣломъ, не затоптали бы своего чувства. И вотъ, онъ безвозвратно предлагаетъ ей себя, свою жизнь, свою душу. Что онъ могъ сдѣлать кромѣ этого и больше этого?
   Въ одинъ изъ ближайшихъ дней онъ вечеромъ пошелъ къ виллѣ Елены Дмитріевны. У нея гостила родственница, пріѣхавшая изъ Канна. Ему не хотѣлось видѣться съ ней при этомъ постороннемъ лицѣ, и онъ сталъ ходить взадъ и впередъ мимо виллы, въ надеждѣ, что его замѣтятъ съ террасы.
   Въ этотъ день утромъ Елена Дмитріевна вскользь сообщила ему, что получила отъ мужа телеграмму изъ Парижа и ждетъ его завтра. Лаховъ тогда только поблѣднѣлъ, и съ какимъ-то новымъ, почти ненавистническимъ чувствомъ взглянулъ на нее. Но потомъ онъ весь день не находилъ себѣ мѣста, ѣздилъ въ Монте-Карло, гдѣ съ непонятнымъ наслажденіемъ проигралъ тысячу франковъ, и вернулся еще болѣе тоскующимъ, несчастнымъ, и кажется, еще болѣе влюбленнымъ.
   Теперь онъ уже съ полчаса ходилъ взадъ и впередъ передъ рѣшеткой виллы, и рѣшилъ ходить такъ до тѣхъ поръ, пока не погаснетъ свѣтъ въ двухъ крайнихъ окнахъ, гдѣ онъ предполагалъ комнату Глыбовой.
   Но свѣтъ еще не погасъ, когда дверь на террасу отворилась, и появилась Еіена Дмитріевна Она наклонилась надъ перилами, вглядываясь въ темноту, потомъ тихо спустилась по ступенькамъ, подошла къ калиткѣ и впустила Лахова.
   -- Вамъ нужно меня видѣть? Что такое?-- спросила она нѣсколько встревоженнымъ тономъ.
   Лаховъ схватилъ ея руки.
   -- Да, мнѣ нужно,-- произнесъ онъ, осторожно увлекая ее въ глубину сада.-- Я не могу больше, мнѣ слишкомъ тяжело. Вы должны рѣшить.
   Въ ея глазахъ мелькнуло неудовольствіе.
   -- Какой вы странный,-- сказала она:-- вы точно въ горячкѣ; вамъ кажется, что можно очертя голову поставить все на карту -- и вы хотите, чтобы я дѣйствовала такъ же, какъ вы. Но это счастье, что я благоразумнѣе насъ и еще не потеряла голову.
   -- Я не ищу ничего безразсуднаго,-- возразилъ онъ;-- я ищу правды. Да, мнѣ надо знать правду. Если вы дѣйствительно меня любите, то вы точно также понимаете, что мы не можемъ остаться... втроемъ.
   -- Ахъ, вамъ опять нужны доказательства?-- сказала она тономъ горечи.-- Но видите ли что: если вы скажете, что для доказательства моей любви я должна броситься съ крыши этой виллы, я не брошусь. А между тѣмъ я люблю васъ.
   -- Но если это правда, то вы не можете колебаться между вашимъ мужемъ и мною,-- возразилъ Лаховъ.-- Послушайте: я вѣдь не ребячусь, какъ вы однажды выразились. Я весь измучился, мнѣ невыносимо это положеніе. Завтра пріѣзжаетъ вашъ мужъ; что нибудь должны же вы ему сказать, объяснить. Или вы хотите, чтобъ я самъ это сдѣлалъ?
   Елена Дмитріевна быстро отшатнулась отъ него.
   -- Вы съ ума сошли!-- воскликнула она.
   -- А, вотъ видите, какъ вы испугались! А для меня гораздо страшнѣе оставаться въ томъ положеніи, въ какомъ мы теперь. Я лучше предпочту уѣхать завтра съ первымъ поѣздомъ въ Парижъ, въ Лондонъ, въ Америку, работать тамъ нѣсколько лѣтъ на заводахъ, какъ князь Керенскій, о которомъ вы говорили, и понемногу забыть васъ, вырвать эту несчастную страсть...
   -- Это въ васъ не страсть говорить, а эгоизмъ, малодушный страхъ за свое спокойствіе. Чтожъ, уѣзжайте, если вамъ такъ лучше...-- промолвила Елена Дмитріевна, и рѣсницы ея чуть-чуть дрогнули.
   Но Лаховъ какъ будто самъ испугался сказаннаго имъ. Онъ сразу притихъ и робко удержалъ Елену Дмитріевну за талію.
   -- И вы позволили бы мнѣ уѣхать?-- вымолвилъ онъ, усиливаясь въ темнотѣ заглянуть ей въ глаза.
   -- Что жъ я могу сдѣлать. Насильно удерживать не стану, -- отвѣтила она.
   Лаховъ сильнѣе сжалъ ея талію.
   -- Но какъ же вы хотите, чтобъ я былъ спокоенъ; вы, какъ только узнали, что мужъ ѣдетъ, уже перемѣнились ко мнѣ. Вы держите себя такъ холодно, такъ неласково,-- заговорилъ онъ.-- Вамъ нѣтъ никакого дѣла до моихъ мученій.
   Она медленно повернула къ нему лицо, такъ что ея волосы коснулись его щеки.
   -- А развѣ я не мучаюсь? И развѣ вы не заставляете меня мучиться еще больше? Скажите: вамъ мало того, что я люблю васъ?-- проговорила она голосомъ, въ которомъ влюбленный слухъ Лахова уловилъ скрытую дрожь.
   Она положила руку ему на плечо. Въ темнотѣ онъ видѣлъ въ упоръ ея словно озарившееся лицо и бѣлки ея глазъ. Онъ отыскалъ ея губы и приникъ къ нимъ губами. Она жмурилась, ея рѣсницы щекотали его, ея пальцы впивались въ его шею. Потомъ она быстро оттолкнула его, блѣдная, улыбаясь улыбкой, сохранившей растерянное выраженіе.
   -- А теперь уходите, мнѣ пора въ комнаты,-- сказала она, и не простившись, почти бѣгомъ взбѣжала на террасу.
   

XXVII.

   Парижскій train de luxe, во второмъ часу дня, медленно подошелъ къ дебаркадеру. Въ одномъ изъ маленькихъ купе пассажиръ, нагнувшись надъ диваномъ, увязывалъ ремнями полинялый, но аккуратно сложенный плэдъ. Въ окно видна была только его спина, широкая и короткая, облаченная въ мѣшковатый пиджакъ, да затылокъ съ косицами жидкихъ желтоватыхъ волосъ, прикрытый какою-то странною, плоскою и круглою шапочкою, съ оттопыривающимися разрѣзами околыша.
   Елена Дмитріевна узнала мужа и вошла въ купе.
   -- Ah, nous voilà!-- произнесъ Николай Антоновичъ, выпрямляясь и быстро пробѣжавъ по ея лицу и всей фигурѣ зоркимъ, какъ бы дѣловымъ взглядомъ.-- Здорова? все благополучно?
   Затѣмъ своими большими, выпяченными губами онъ поцѣловалъ жену въ лобъ, который она склонила къ нему, такъ какъ была немного выше его, потомъ въ руку, сквозь перчатку. Маленькая Лили просунулась впередъ и вцѣпилась руками въ его плечи. Николай Антоновичъ и ее тоже поцѣловалъ въ лобъ и въ рученку.
   -- Вотъ и я, вотъ и я,-- повторялъ онъ, снимая съ сѣтки котелокъ, чтобъ замѣнить имъ шапочку, которую носилъ только въ дорогѣ, и только потому, что видѣлъ такую точно на одномъ амстердамскомъ банкирѣ,-- Вы всѣ тутъ поправились, я вижу. Отлично, отлично. А какъ была погода, а?..
   Эта "а?" онъ произносилъ совсѣмъ особенно, въ родѣ французскаго "hein?", придавая ему въ высшей степени пренебрежительное выраженіе. Когда онъ заканчивалъ этимъ звукомъ вопросъ, это значило, что онъ не ожидаетъ отвѣта. И дѣйствительно, онъ тотчасъ же обратился къ подошедшему къ окну носильщику и подалъ ему маленькій чемоданъ изъ мягкой кожи, илэдъ, какія-то коробки, а самъ принялся напяливать на себя петербургское пальто стараго, широкаго фасона, достаточно поблекшее и съ отвисшими уже карманами.
   -- Ну, можно ѣхать. Здѣсь экипажъ, конечно? Я пойду выручать багажъ,-- объявилъ онъ, и нагнувъ голову, точно пробивалъ ею дорогу, пошелъ по корридорчику вагона, мимо жены и дочери, которыхъ даже толкнулъ немного.
   Елена Дмитріевна направилась за нимъ, ведя за руку Лили. Ея глаза были опущены, и она взглядывала ими вдоль платформы осторожно, исподтишка: она боялась встрѣтить Лахова. Но она не увидѣла его, хотя онъ былъ тутъ. Онъ стоялъ за дверьми маленькой пассажирской залы, и его закрывала плечистая фигура какого-то американца, ждавшаго поѣзда въ Монте-Карло.
   Глыбовъ нашелъ, наконецъ, свой багажъ, распорядился отправить его на виллу, и взявъ жену подъ руку, а Лили за руку, направился мелкими и скорыми шагами къ выходу. Лицо его, сохраняя обычное выраженіе торопливости, вмѣстѣ съ тѣмъ сіяло удовольствіемъ; глаза весело бѣгали по сторонамъ; губы причмокивали.
   -- Въ Петербургѣ всѣ поручили кланяться, тебя ждуть,-- говорилъ онъ женѣ, по привычкѣ поминутно облизываясь кончикомъ языка.-- Тамъ вырабатывается новая филантропическая затѣя -- "Общество для снабженія бѣдныхъ женщинъ носильнымъ бѣльемъ. Княгиня Троевѣрова вызывала меня къ себѣ, и сказала, что пріѣхала бы сама своей особой, если бъ ты не была за границей. Я подписался отъ твоего имени на пятьсотъ рублей. Ты знаешь, я не скуплюсь въ этихъ случаяхъ. Филантропія оплачивается, а?... Вообще, нашъ весенній сезонъ обѣщаетъ быть очень оживленнымъ. Баронъ Куквистъ выстроилъ дачу на Каменномъ, въ маѣ дастъ тамъ праздникъ, о которомъ уже теперь говорятъ. Ты знаешь, онъ продалъ свою цинковую руду за полтора милліона, а?.. Я все это и устроилъ, и на мою долю пришлось полтораста тысячъ. Наличными, впрочемъ, только пятьдесятъ тысячъ, а остальное -- акціями, а?..
   -- Такъ что дѣла идутъ не дурно?-- отозвалась Елена Дмитріевна какимъ-то страннымъ, болѣе завистливымъ, чѣмъ радостнымъ тономъ.
   -- А?-- еще разъ протянулъ Николай Антоновичъ, торжественно вскинувъ головою.-- Въ дѣла я совсѣмъ по уши влѣзъ, но, какъ видишь, пожаловаться не могу, а?..
   Онъ вдругъ такъ крѣпко сжалъ ручонку Лили, что та вскрикнула...
   -- Что такое? больно сдѣлалъ? Нечаянно, ангелочекъ, нечаянно. Твой папа о тебѣ заботится, вотъ что, а?..
   Они были уже у выхода изъ вокзала. Имъ подали коляску, и маленькія полукровныя лошадки помчали ихъ аккуратной рысцой по безконечной "Avenue de la Gare".
   -- Главныя-то новости я еще не сообщилъ: узнаешь дома,-- продолжалъ Глыбовъ.-- Кстати: надѣюсь, ты не ждала меня съ завтракомъ? Насъ кормили въ поѣздѣ. Но ты угостишь меня чаемъ, русскимъ чаемъ. У тебя вѣдь это устроено, конечно? Самоваръ цѣлъ?
   -- Цѣлъ,-- улыбнулась Елена Дмитріевна.
   

XXVIII.

   На виллѣ Николай Антоновичъ быстро обошелъ весь домъ, обозрѣлъ садъ, сообщилъ, что и въ Парижѣ уже показалась зелень, потомъ стремительно удалился въ собственныя двѣ комнаты, и даже приперъ дверь, которою онѣ сообщались съ остальнымъ домомъ. Тамъ онъ сначала долго умывался, плескаясь, фыркая и до-красна натирая мохнатымъ полотенцемъ лицо, шею и лысину, потомъ облекся въ свѣжую лѣтнюю пару, потомъ отперъ одинъ изъ чемодановъ, и доставъ оттуда маленькій футляръ отъ Кулона, въ rue de la Paix, вернулся на половину жены.
   Въ футлярѣ были два громадные солитера чистѣйшей воды. Елена Дмитріевна невольно вздрогнула, когда онъ поднесъ ихъ ей.
   -- Зачѣмъ, къ чему это?-- проговорила она сдавленнымъ голосомъ, и сначала поблѣднѣла вся, затѣмъ густо покраснѣла. Ей было почти досадно и почему-то стыдно, мучительно стыдно, точно она украла этотъ роскошный подарокъ.
   -- Какъ находишь камни?-- съ торжествующимъ видомъ спрашивалъ Глыбовъ.-- Кулонъ увѣряетъ, что лучшей пары нѣтъ по всей rue de la Paix. Угадай, что стоитъ?
   -- Не знаю... все равно! Камни великолѣпны, но я не хочу знать цѣну...-- поспѣшно отвѣтила Елена Дмитріевна и даже прижала локти, какъ дѣлаютъ инстинктивно женщины, охваченныя испугомъ.
   Но Глыбовъ, ничего не замѣчая, приподнялся на носкахъ, вытянулъ шею и выпалилъ съ разстановкою:
   -- Шестьдесятъ тысячъ франковъ, а?..
   Тутъ онъ немножко покачнулся на носкахъ, и чтобъ подержаться, схватился обѣими руками за талію жены. Огромныя, желтыя, какъ и все лицо, губы его потянулись и съ громкимъ чмоканьемъ присосались къ ея губамъ.
   Елена Дмитріевна пошатнулась, и схватившись за его плечо, отпихнула его.
   -- Ты чуть не уронилъ меня...-- засмѣялась она дѣланнымъ, фальшиво прозвучавшимъ смѣхомъ, снова вся блѣднѣя. И безсознательно, повинуясь только нестерпимому физическому ощущенію, пробѣжавшему точно гусеница по всему ея тѣлу, вынула изъ кармана батистовый платокъ и крѣпко провела имъ по губамъ.
   Николай Антоновичъ бросилъ на нее подозрительный боковой взглядъ. Но у него уже вошло въ привычку не останавливаться на подобныхъ мелочахъ. Поэтому онъ только спросилъ:
   -- А что же чай? Ты вели подать въ твою комнату, чтобъ можно было поговорить безъ Лили и m-lle Бульянъ.
   Елена Дмитріевна поспѣшно ушла распорядиться.
   За чаемъ Николай Антоновичъ сидя немножко бокомъ и отставивъ ноги съ виднѣвшимися изъ-подъ короткихъ брюкъ голенищами, принялся сообщать свои новости. Передъ самымъ его отъѣздомъ изъ Петербурга состоялось годовое собраніе общества эксплоатаціи нефтяныхъ отбросовъ, въ которомъ онъ былъ членомъ правленія и директоромъ. Отчетъ вышелъ великолѣпный, акціонеры рукоплескали. Дивидендъ назначенъ двадцатью рублями выше прошлогодняго. Тутъ опять рукоплескали. Независимо отъ того, триста тысячъ списано въ запасный капиталъ. И это встрѣчено рукоплесканіями. Тогда онъ передалъ брошюрку отчета въ руки предсѣдателя собранія, который растроганнымъ голосомъ прочелъ заключительныя строки. Въ нихъ правленіе, отдавая дань справедливости неутомимой и блестящей дѣятельности директора Глыбова, опытному руководству котораго дѣло обязано такими изумительными успѣхами, предлагало господамъ акціонерамъ вознаградить заслуги Глыбова, отчисливъ въ пользу его пятьдесятъ тысячъ изъ прибылей отчетнаго года. Едва предсѣдатель успѣлъ окончить чтеніе, какъ раздались громкіе крики: "согласны, согласны! по заслугамъ!". Какой-то неизвѣстный голосъ изъ заднихъ рядовъ крикнулъ-было:-- "а не жирно ли будетъ?" -- но эта дерзкая выходка тотчасъ была заглушена рукоплесканіями.
   -- Такъ что ты доволенъ?-- опять какимъ-то дѣланнымъ тономъ отозвалась Елена Дмитріевна.
   Николай Антоновичъ медлилъ отвѣтомъ, собиралъ и распускалъ свои оттопыренныя губы и поводилъ свѣтлыми глазками безъ рѣсницъ. Наконецъ онъ произнесъ;
   -- Ты понимаешь, что теперь это ужъ такъ и пойдетъ изъ году въ годъ, а?..
   

XXIX.

   Елена Дмитріевна налила мужу вторую чашку. Онъ наклонился надъ душистымъ паромъ, потянулъ въ себя глотокъ, и снизу, исподлобья, вскинулъ на жену играющій взглядъ.
   -- А самой главной новости ты все-таки еще не знаешь,-- сказалъ онъ значительно.
   -- Что же это такое?-- безучастно спросила Елена Дмитріевна.
   Глыбовъ всталъ, поднялъ свои квадратныя плечи, вобралъ въ себя воздуха и взмахнулъ длинными руками.
   -- А вотъ что. Ты знаешь домъ графини Фирбрюкенъ, на Англійской набережной? Особнякъ съ зеркальными окнами?.. Я его купилъ,-- объяснилъ онъ наконецъ.
   Елена Дмитріевна опять внутренно вздрогнула, какъ въ ту минуту, когда онъ поднялъ крышку футляра съ солитерами. Да, она знала этотъ домъ графини Фирбрюкенъ. Онъ ей всегда необычайно нравился, когда она проѣзжала мимо. Разъ она даже указала на него изъ кареты Николаю Антоновичу, прибавивъ, что мечтаетъ имѣть въ Петербургѣ такой особнякъ. Но это было давно, и владѣвшее ею тогда настроеніе совсѣмъ не было похоже на теперешнее.
   Глыбовъ стоялъ прямо передъ ней, уткнувшись кончикомъ бороды въ грудь, и выжидающее выраженіе придало его глазамъ сухой, пронизывающій блескъ. Онъ очевидно, требовалъ ея радостнаго отклика. Надо было отозваться.
   -- Неужели? но какъ тебѣ удалось?-- сказала Елена Дмитріевна, поднявъ голову и улыбаясь.
   -- По пословицѣ: на ловца и звѣрь бѣжитъ,-- засмѣялся Глыбовъ.-- Графиня-то, на старости лѣтъ, вздумала въ аферы пуститься, да и запуталась. Деньги понадобились до зарѣзу, а гдѣ же въ двадцать-четыре часа найти покупателя на такую игрушку. Ну, я и явился засвидѣтельствовать свое почтеніе. Такъ и такъ, говорю, мнѣ подобная покупка ненужна, но если отдадите за безцѣнокъ, то почему же не подобрать. Она и то и се, а кончилось, конечно, тѣмъ, что отдала чуть не задаромъ. За то я ей вмѣсто задатка сейчасъ же почти всю сумму на чекъ выписалъ, а?... Да что же ты не спрашиваешь, за сколько именно купилъ?
   -- Ты вѣдь сказалъ: за безцѣнокъ.
   -- Сто-сорокъ тысячъ!-- объяснилъ Глыбовъ.-- Одна земля почти тоже стоить. А вѣдь домъ наполовину изъ гранита выведенъ, мраморная лѣстница, двери и окна краснаго дерева съ бронзой, парадныя комнаты штофомъ затянуты, потолки лѣпные, камины полторы сажени вышины, изъ Италіи выписывались. Въ залѣ паркетъ мозаичный изъ двѣнадцати деревъ.
   Его голосъ становился все торжественнѣе, переходилъ въ какое-то радостное захлебываніе. Онъ даже не глядѣлъ на жену, такъ какъ ея впечатлѣніе и безъ того представлялось ему совершенно яснымъ.
   -- Баронъ Куквистъ, какъ узналъ, триста тысячъ предлагалъ мнѣ изъ рукъ въ руки,-- закончилъ Глыбовъ.-- Собственно говоря, слѣдовало бы, конечно, перепродать, но я помнилъ, что тебѣ хотѣлось имѣть такой особнячокъ, и даже именно этотъ самый.
   Теперь онъ взглянулъ на жену нѣжно и вопросительно.
   -- Но если ты находишь выгоднымъ перепродать...-- начала-было она.
   -- Теперь объ этомъ ужъ и рѣчи нѣтъ,-- перебилъ Глыбовъ.-- По пріѣздѣ въ Петербургъ сейчасъ же приступимъ къ дѣлу. Ты понимаешь, омеблировать такой домикъ -- не шутка. Кое-что надо будетъ теперь же въ Парижѣ выбрать. Вообще, необходимо всѣмъ этимъ заняться безотлагательно. У меня съ собой планъ, я объясню тебѣ расположеніе комнатъ и вообще все.
   Елена Дмитріевна подняла блѣдное лицо и отодвинулась отъ столика.
   -- Да, да, я непремѣнно разсмотрю съ тобой планъ,-- проговорила она.-- Но только не теперь; я сегодня какая-то глупая. Я навѣрное простудилась вчера, оставаясь поздно въ саду, и почти не спала ночь.
   Глыбовъ остановилъ на женѣ внимательный взглядъ. Въ самомъ дѣлѣ, она была блѣдна и имѣла утомленный видъ.
   -- Простудилась, ты говоришь?-- повторилъ онъ.-- Этимъ не слѣдуетъ пренебрегать. Но почему ты поздно сидѣла въ саду? кто-нибудь былъ у тебя?
   -- У меня гостила тетка, Анна Матвѣевна,-- отвѣтила Елена Дмитріевна.-- Она пріѣзжала изъ Ментоны, и сегодня утромъ уѣхала, чтобъ не стѣснять тебя.
   Глыбовъ моргнулъ лишенными рѣсницъ вѣками, и перешелъ къ другимъ петербургскимъ новостямъ. Потомъ сталъ разспрашивать, какъ они тугъ жили, кто изъ знакомыхъ теперь въ Ниццѣ. Елена Дмитріевна отвѣчала спокойнымъ и немного усталымъ тономъ.
   -- А помнишь, я тебѣ писалъ про одного молодого инженера. Лахова? встрѣчала ты его здѣсь?-- вдругъ спросилъ Глыбовъ.
   -- Какъ же, встрѣчала; онъ тутъ уже недѣли три живетъ,-- отвѣтила тѣмъ же тономъ Елена Дмитріевна, устанавливая чашки на подносъ.
   -- Ну, какъ онъ тебѣ показался? Дѣльная голова, а?..
   -- Кажется.
   -- На рулетку не ловится?
   -- Нѣтъ, онъ имѣетъ видъ очень серьезнаго молодого человѣка.
   -- Онъ пойдетъ, быстро пойдетъ,-- заключилъ Глыбовъ.-- Но если тебѣ нездоровится, значить, ты не поѣдешь со мной поколесить по городу?
   -- Я думаю, что лучше будетъ мнѣ посидѣть дома,-- отвѣтила Елена Дмитвіевна.
   -- Ну, какъ знаешь. А я поѣду. Ты держишь постоянную коляску, а? Прикажи подавать.
   

XXX.

   Елена Дмитріевна машинально отдала приказаніе, машинально проводила мужа. На нее точно столбнякъ нашелъ, какое-то томительное отсутствіе воли...
   Она вышла на террасу. Яркіе солнечные лучи такъ и брызнули на нее, заставивъ невольно зажмуриться. Было самое теплое время дня: послѣ четырехъ часовъ тамъ уже холодѣетъ. Накопившійся въ безвѣтренномъ воздухѣ весенній жаръ съ раздражающей лаской вѣялъ изъ-подъ полога широколистныхъ пальмовыхъ верхушекъ. Елена Дмитріевна не чувствовала этой ласки. Ей начинало казаться, что она въ самомъ дѣлѣ больна. Но она не боялась расхвораться; напротивъ, въ этой опасности было что-то успокоительное. Она облокотилась на парапетъ террасы и опустила голову на горячія ладони. По нервамъ ея еще пробѣгало иногда ощущеніе ползущей по тѣлу гусеницы...
   Прошло больше получаса. Вдругъ голосъ Лахова окликнулъ ее.
   Лаховъ, послѣ пріѣзда Глыбова, остался въ вокзалѣ, спросилъ себѣ кофе, и сидѣлъ, безсмысленно глядя на безпрерывную смѣну поѣздовъ и пестрой толпы. Онъ ни о чемъ собственно не думалъ. Въ ту минуту, когда онъ увидѣлъ Глыбова, выступающаго по платформѣ подъ руку съ женой, онъ какъ-то разомъ все обдумалъ. И даже не обдумалъ, а вдругъ понялъ въ эти нѣсколько мгновеній, что онъ былъ правъ, что никакого другого исхода нѣтъ, что есть только одинъ способъ развязать затянувшій ихъ узелъ.
   Теперь въ головѣ его не было никакихъ мыслей; онъ только томился разъѣдающей неизвѣстностью -- когда и гдѣ объясниться съ Еленой Дмитріевной.
   Просидѣвъ больше часу въ этомъ состояніи безсмысленнаго томленія, онъ всталъ и пошелъ безцѣльно бродить по городу. Было жарко, онъ усталъ, но зайти куда-нибудь ему не хотѣлось. И вдругъ онъ увидѣлъ Глыбова одного, въ коляскѣ. Эта встрѣча навела его на мысль, что Елена Дмитріевна, быть можетъ, теперь дома. Онъ бросился быстрыми шагами къ ея виллѣ.
   Заслышавъ его окликъ, Елена Дмитріевна вздрогнула, выпрямилась, и словно вся застыла въ нерѣшительности. Лаховъ взбѣжалъ на террасу и схватилъ ее за руки.
   -- Мнѣ необходимо съ вами говорить; дайте мнѣ полчаса, четверть часа -- это совершенно необходимо...-- проговорилъ онъ съ торопливой дрожью въ голосѣ, глядя на нее возбужденными, какъ будто даже помутившимися глазами.
   Въ ея лицѣ, во всей ея нерѣшительно остановившейся фигурѣ выразилось мучительное колебаніе. Она хотѣла вырвать у него свои руки, бѣжать... Потомъ она распахнула дверь въ гостиную и приказала ему взглядомъ слѣдовать за собой. Онъ повиновался. Она провела его въ слѣдующую комнату и указала на кресло.
   

XXXI.

   -- Я былъ въ вокзалѣ, я видѣлъ васъ съ мужемъ,-- началъ Лаховъ. Елена Дмитріевна только молча смотрѣла на него.
   -- Неужели вы не видите, что такъ нельзя, что мы не можемъ оставаться въ этихъ отношеніяхъ?-- продолжалъ Лаховъ.-- Вы себя переламываете, вы призываете на помощь житейское благоразуміе, свѣтскій опытъ, но я увѣренъ, я знаю, что вы точно также чувствуете невозможность этого положенія. Вѣдь нельзя же, нельзя!
   Елена Дмитріевна сжала на колѣняхъ руки и свела плечи.
   -- Но что же дѣлать, Ипполитъ Михайловичъ!-- проговорила она тономъ отчаянія.
   -- Что дѣлать?-- повторилъ Лаховъ, схватывая опять ея руки и близко заглядывая ей въ глаза.-- Мы оба знаемъ выходъ, единственный разумный и честный выходъ.
   -- Разрывъ съ мужемъ?-- произнесла сквозь сжатые зубы Елена Дмитріевна.
   -- Нѣтъ, больше: бракъ со мною,-- отвѣтилъ Лаховъ.-- Если вашъ мужъ порядочный человѣкъ, онъ вернетъ вамъ свободу, когда узнаетъ, что вы любите другого.
   Неопредѣленная, печальная усмѣшка пробѣжала по губамъ Елены Дмитріевны. Лаховъ продолжалъ:
   -- Что пугаетъ васъ? Недовѣріе ко мнѣ, къ моему чувству? Но если вы меня мало знаете, то я знаю себя хорошо. Я не растрачивался сердцемъ, и оно не обмануло бы меня минутнымъ капризомъ, фальшивымъ увлеченіемъ. Я знаю, что я дѣлаю. Я предлагаю вамъ всего себя, свою судьбу, свою жизнь. Я молодъ...
   -- Очень молоды!-- съ ласковой печалью перебила его Елена Дмитріевна.
   -- Да, я молодъ, и вся моя жизнь еще впереди, и всю ее я отдаю вамъ,-- продолжалъ Лаховъ.-- Всю, со всѣмъ моимъ честолюбіемъ, съ надеждами, съ трудомъ и съ наслажденіями. Я достигъ еще не очень многаго, но твердая, вѣрная дорога передо мной открыта. Черезъ десять, пятнадцать лѣтъ, я безъ сомнѣнія займу такое же положеніе, какъ вашъ мужъ...
   -- Черезъ десять лѣтъ я буду старуха, Ипполитъ Михайловичъ,-- опять тѣмъ же печальнымъ тономъ перебила его Глыбова.
   Онъ взглянулъ на нее съ удивленіемъ, какъ будто эта мысль раньше не приходила ему въ голову.
   -- Если даже такъ, то и съ этой стороны мой планъ жизни представляется вполнѣ благоразумнымъ,-- продолжалъ онъ.-- Въ зрѣломъ возрастѣ все это нужнѣе, чѣмъ въ молодости. Наполнить десять лѣтъ жизнью сердца, счастьемъ и роскошью раздѣленнаго чувства -- развѣ это ничего не стоитъ? или неосуществимо? Вѣдь я не фантазирую, не предлагаю вамъ "рай въ шалашѣ". Конечно, я не могу обставить васъ такимъ великолѣпіемъ, какимъ вы обставлены теперь...
   -- Милый Ипполитъ Михайловичъ,-- поспѣшно перебила его Елена Дмитріевна,-- все это мечты, молодыя мечты, которыя такъ же далеки отъ дѣйствительности, какъ эта пальма -- отъ солнца, бросившаго на нее нѣсколько своихъ лучей. Видите, я начинаю поэтизировать, или -- иронизировать...-- печально усмѣхнулась она.
   -- Но почему?-- почти вскричалъ Лаховъ.-- Объясните мнѣ мое безразсудство, уничтожьте меня, но не отпихивайте меня фразой.
   Елена Дмитріевна повторила свое движеніе плечами.
   -- Вы спрашиваете: почему? Да потому, напримѣръ, что мой мужъ не дастъ мнѣ развода,-- отвѣтила она.
   -- Вы увѣрены?
   -- Увѣрена.
   На лбу Лахова образовалась рѣзкая складка. Онъ замѣтно поблѣднѣлъ.
   -- Я считалъ вашего мужа болѣе порядочнымъ человѣкомъ,-- сказалъ онъ послѣ короткаго молчанія.
   -- Вы судите съ своей точки зрѣнія,-- возразила Елена Дмитріевна,-- а мой мужъ принадлежитъ къ тѣмъ порядочнымъ людямъ, которые считаютъ непорядочнымъ всякій семейный скандалъ. У нихъ одна мораль, у васъ можетъ быть другая -- съ этимъ ничего не подѣлаешь.
   -- Но, мнѣ кажется... (Лаховъ пріостановился, не находя выраженія) -- мнѣ кажется, онъ не до такой степени всесиленъ въ нашей судьбѣ. Развѣ... (онъ опять пріостановился и повелъ глазами въ сторону) -- развѣ всегда покидаютъ мужей съ ихъ согласія?
   Елена Дмитріевна не отвѣчала, только рѣсницы и губы ея начали немного дрожать. Потомъ она низко уронила голову на руки, вздрагивая плечами. Когда она выпрямилась, слезы текли по ея щекамъ и снова заливали глаза. Она обмахнула ихъ носовымъ платкомъ. И можно было подумать, что слезы успокоили ее, потому что ея голосъ зазвучалъ тверже, когда она отвѣтила:
   -- Я не гожусь для этого, Ипполитъ Михайловичъ. Я не могла бы переломить себя.
   Складка на лбу Лахова проступила еще рѣзче, глаза смотрѣли сосредоточенно, почти строго. Онъ какъ будто думалъ не о томъ, что она сейчасъ сказала, а скорѣе прислушивался къ слагавшемуся въ немъ самомъ рѣшенію.
   Въ эту минуту послышался стукъ приближавшагося экипажа. Они оба вздрогнули.
   -- Это мужъ,-- сказала Елена Дмитріевна.-- Останьтесь, вѣдь вы знакомы.
   Но Лаховъ быстро всталъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, не теперь, въ другой разъ,-- проговорилъ онъ, и крѣпко стиснувъ ей руки, выбѣжалъ боковымъ ходомъ во дворикъ, а оттуда въ проулокъ между двумя виллами.
   Старый Джузеппе съ удивленіемъ посмотрѣлъ ему вслѣдъ и сомнительно покачалъ головой.
   

XXXII.

   На другой день, часовъ въ десять утра, когда Глыбовъ, только что окончивъ свой туалетъ и выпивъ свой утренній кофе, собирался отправиться на "Promenade des Anglais", ему доложили, что господинъ Лаховъ желаетъ его видѣть. Николай Антоновичъ удивился, но приказалъ просить.
   По принужденной походкѣ Лахова и искуственному спокойствію, которое онъ старался придать себѣ, можно было догадаться, что его привела не совсѣмъ обыкновенная причина. У Глыбова мелькнула мысль, что молодой человѣкъ проигрался и ищетъ денежной помощи. "Это его плохо зарекомендуетъ, хотя дать ему денегъ можно",-- подумалъ онъ, и попросилъ его садиться.
   -- Меня привело къ вамъ очень важное дѣло, касающееся также васъ и еще третьяго япца.-- заговорилъ Лаховъ, садясь и стаскивая немножко дрожавшими пальцами перчатку съ руки.-- Можете вы удѣлить мнѣ полчаса для разговора?
   -- Къ вашимъ услугамъ,-- отвѣтилъ Глыбовъ, все болѣе недоумѣвая.-- Дѣло касается и меня, вы говорите? Но прежде всего позвольте вамъ напомнить, что мы съ вами -- знакомые люди, и мнѣ доставило бы удовольствіе видѣть васъ и безъ всякаго дѣла,-- добавилъ онъ, изобразивъ своими крупными губами любезную улыбку.
   Лаховъ поблагодарилъ.
   -- Дѣло, о которомъ я говорю, такъ важно и таю, можетъ быть, необыкновенно, что я не могъ бы избѣжать этого объясненія, хотя бы мы и не были знакомы,-- продолжалъ Лаховъ.-- Предупреждаю васъ, что намъ не легко будетъ говорить. но какъ бы то ни было, я предпочитаю объясняться прямо и коротко.
   Глыбову показалось, что онъ начинаетъ догадываться. И въ тоже время онъ почувствовалъ, какъ будто ему передается частица нервнаго возбужденія, звучавшаго въ голосѣ Лахова.
   -- Я также предпочелъ бы краткость, если... если намъ необходимо о чемъ-то объясниться,-- отвѣтилъ нѣсколько иронически Глыбовъ.
   Онъ какъ-то разомъ понялъ, что этотъ молодой человѣкъ, о которомъ онъ слышалъ столько хорошаго -- его врагъ, и самъ почувствовалъ враждебность къ нему.
   Лаховъ поправился въ креслѣ и сунулъ въ карманъ перчатки. На бѣломъ безъ загара лбу его выступила слабая краска.
   -- Я буду кратокъ, сколько возможно кратокъ,-- продолжалъ онъ,-- Но я опятьпрсдупреждаю васъ: я рѣшился объясниться съ вами только потому, что составилъ себѣ представленіе о васъ, какъ о человѣкѣ очень умномъ, очень дѣловомъ, и слѣдовательно способномъ взглянуть на всякую вещь по существу, помимо всего того, что житейская ложь приплетаетъ ко всякому дѣлу...
   -- Очень благодаренъ за такое лестное мнѣніе обо мнѣ, но не знаю, удастся ли мнѣ оправдать его именно въ данномъ случаѣ,-- перебилъ его Глыбовъ съ тою же скрытою и враждебною ироніей.
   -- У меня не было намѣренія льстить вамъ, я хотѣлъ только объяснить, почему я рѣшился на этотъ разговоръ, очень трудный для насъ обоихъ,-- заговорилъ снова Лаховъ.-- Я сказалъ, что дѣло касается, кромѣ насъ, еще третьяго лица. Это третье лицо -- ваша жена.
   Глыбовъ кивнулъ головой, давая знакъ, что онъ слушаетъ.
   -- Пріѣхавъ три недѣли назадъ въ Ниццу,-- продолжалъ Лаховъ,-- я встрѣтился съ Еленой Дмитріевной, и наше петербургское знакомство здѣсь возобновилось...
   У Глыбова одна бровь чуть-чуть дрогнула, и глаза стали глядѣть напряженнѣе.
   -- Встрѣчаясь съ Еленой Дмитріевной довольно часто, я не могъ не оцѣнить ея достоинствъ,-- продолжалъ Лаховъ.-- Можетъ быть, на моемъ мѣстѣ благоразумнѣе было бы бѣжать отъ опасности, которую не трудно было предвидѣть, но я не прибѣгнулъ къ этому средству. Я не могъ бѣжать. Я видѣлъ ясно и неотразимо, что это не увлеченіе, а роковое чувство, какое бываетъ только разъ въ жизни, и только къ одной женщинѣ. Я зналъ, что она не свободна, но... я позволилъ самому себя увѣрить, что ея сердце осталось свободнымъ. Конечно, это можетъ показаться очень недостаточнымъ основаніемъ для тѣхъ смѣлыхъ плановъ, въ которыхъ я искалъ выхода изъ нашего положенія; но другого выхода нѣтъ. И я явился къ вамъ, чтобы сказать: если вы честный человѣкъ, то вы предпочтете честную развязку, вы дадите свободу Еленѣ Дмитріевнѣ.
   Голосъ Лахова дрожалъ, и весь онъ быль словно въ лихорадочномъ ознобѣ. Но, договоривъ послѣднія слова, онъ быстро и смѣло поднялъ глаза.
   Глыбовъ смотрѣлъ прямо на него, напряженнымъ и какъ показалось Лахову, насмѣхающимся взглядомъ. Потомъ онъ опрокинулся на высокую спинку кресла, закинулъ голову, ударилъ плашмя обѣими руками по подлокотникамъ и захохоталъ.
   

ХXXIII.

   Лаховъ быстро поднялся съ мѣста. Всѣ краски разомъ сбѣжали съ его лица.
   -- Вы смѣетесь!-- вскричалъ онъ, чувствуя, какъ горячая гнѣвная волна прилила ему къ сердцу.
   Глыбовъ, продолжая хохотать, сдѣлалъ плавный жестъ рукою, какъ бы приглашая его снова сѣсть.
   -- Еще бы мнѣ не смѣяться!-- проговорилъ онъ съ злобной веселостью.-- Вы влюбились въ мою жену -- что, впрочемъ, дѣлаетъ честь вашему вкусу, потому что она прелестная женщина,-- и являетесь просить у меня ея руки, точно у папаши. Да этого нарочно выдумать нельзя!
   -- Но я не шутить съ вами пришелъ, а объясниться серьезно,-- проговорилъ Лаховъ.-- И прошу васъ отвѣтить мнѣ точно также серьезно.
   -- Да о чемъ намъ объясняться, скажите на милость?-- возразилъ Глыбовъ.-- Вы уже объяснились мнѣ въ любви къ моей женѣ. Я не просилъ васъ объ этомъ, но разъ что вы пожелали высказаться, мнѣ остается васъ поздравить... или, если вамъ это лучше нравится, пожалѣть васъ. А жены своей я ни за кого замужъ не выдаю.
   -- Это вашъ рѣшительный отвѣтъ?-- вскричалъ Лаховъ.
   -- Самый рѣшительный. Но сядьте, сдѣлайте одолженіе, и успокойтесь немножко. Вы должны отдать мнѣ справедливость, что я поступаю очень любезно, разговаривая такимъ образомъ, вмѣсто того чтобы выпроводить васъ на улицу. Но я знаю, что влюбленные всегда немножко сходятъ съ ума, а къ тому же я имѣлъ о васъ до сихъ поръ хорошее мнѣніе, какъ о способномъ молодомъ человѣкѣ.
   -- Я заставлю васъ имѣть обо мнѣ мнѣніе, какъ о человѣкѣ, который готовъ цѣною жизни защищать счастье свое и любимой женщины,-- прокричалъ Лаховъ, все болѣе блѣднѣя.
   Николай Антоновичъ нетерпѣливо пошевелился въ креслѣ.
   -- Позвольте васъ спросить,-- сказалъ онъ -- вы съ этимъ дикимъ предложеніемъ пришли также и отъ имени Елены Дмитріевны?
   Лаховъ не смутился. Онъ предвидѣлъ этотъ вопросъ, и былъ приготовленъ къ нему.
   -- Нѣтъ, я пришелъ отъ своего имени,-- отвѣтилъ онъ.-- Елена Дмитріевна можетъ сама съ вами объясниться, если найдетъ нужнымъ. Но я полагаю, что въ подобныхъ случаяхъ мужчина долженъ взять на себя рѣшеніе вопроса, за себя и за женщину.
   Глыбовъ насмѣшливо прищурился на него.
   -- Который мужчина?-- переспросилъ онъ.-- Я полагаю, что женщина, выходя замужъ, отдаетъ свою судьбу въ руки мужа. А вѣдь мужчинъ, которые будутъ въ нее влюбляться, можетъ оказаться очень много. Сегодня одинъ, завтра другой, послѣзавтра третій; и всѣ они захотятъ рѣшать за нее -- что же это будетъ!
   И онъ опять захохоталъ, запрокинувъ голову и вздрагивая всѣмъ своимъ короткимъ туловищемъ. Лаховъ стоялъ передъ нимъ, опустивъ руку въ карманъ и стискивая лежавшія тамъ перчатки. Мускулы лица его дрожали, въ глазахъ бѣгалъ какой-то мутный блескъ.
   -- Повторяю вамъ, что я пришелъ сюда не для шутокъ,-- проговорилъ онъ хрипло и глухо.-- Вы не отдаете себѣ отчета въ нашемъ взаимномъ положеніи, и тѣмъ хуже для васъ. Правъ я или неправъ, во одинъ изъ насъ долженъ уступить дорогу другому. Поняли вы меня?
   -- Я понялъ, что мнѣ наконецъ надоѣла эта глупая исторія. Потрудитесь оставить меня въ покоѣ, и избавьте на будущее время меня и мою жену отъ вашихъ посѣщеній!-- отвѣтилъ Глыбовъ, махнувъ рукою по направленію къ дверямъ.
   -- А! вы полагаете, что этого достаточно!-- вскричалъ Лаховъ.-- Вы думаете, что вы такъ хорошо ограждены своими законными правами, что вамъ и дѣла нѣтъ, если они потребуютъ жертвоприношенія двухъ жизней? Я не считалъ васъ честнымъ, но думалъ, что вы умны, и поймете разумность выхода, который для насъ всѣхъ представляется, и который я предложилъ вамъ. Но вы дрянной эгоистъ, вы свое дѣловое бездушіе вносите во всѣ человѣческія отношенія. Вы заслуживаете презрѣнія, и я презираю васъ. Но не настолько, чтобъ отказать себѣ въ удовольствіи драться съ вами...
   Лаховъ судорожно поднялъ руку и съ силою швырнулъ скомканныя перчатки прямо въ лицо Глыбову.
   Тотъ вскочилъ съ кресла, багровый, съ перекошенными губами.
   -- Васъ надо въ сумасшедшій домъ запереть!-- прокричалъ онъ.-- Вы мнѣ отвѣтите у барьера!
   Лаховъ взялъ шляпу, и не подобравъ валявшихся на полу перчатокъ, повернулся къ выходу.
   -- Тамъ самое настоящее мѣсто, чтобы намъ свести наши счеты,-- сказалъ онъ въ полъ-оборота, и вышелъ скорыми шагами.
   

XXXIV.

   Разыгравшаяся сцена смутно доносилась до слуха Елены Дмитріевны. Она изъ своей уборной слышала все возвышавшіеся голоса, какъ будто голосъ мужа, и другой, тоже какъ будто знакомый голосъ. Но возбужденный тонъ такъ измѣнилъ ихъ, что она не могла ихъ узнать. Потомъ ей послышался гнѣвный крикъ, на который отвѣтилъ другой, еще болѣе громкій и злобный крикъ?-- Удивленная, отчасти испуганная, она хотѣла броситься къ мужу, но ея туалетъ еще не былъ оконченъ. Она наскоро пронизала шпильками косу, набросила на плечи широкую блузу и торопливыми шагами пошла по направленію, откуда сейчасъ слышались раздраженные голоса. Проходя черезъ гостиную, она съ изумленіемъ увидѣла въ окно быстро удалявшагося Лахова. Непріятный испугъ сжалъ ей сердце. Она поблѣднѣла, пошла тише, и еще тише отворила дверь въ кабинетъ мужа.
   Николай Антоновичъ стоялъ посреди комнаты, прислонясь къ письменному столу. Голова его была опущена, большіе пальцы рукъ заложены въ жилетные карманы. При входѣ жены, онъ поднялъ глаза и остановилъ на ней сосредоточенный, пронизывающій взглядъ.
   -- Кто у тебя былъ? Я слышала какой-то шумъ...-- проговорила съ выдававшимъ ее смущеніемъ Елена Дмитріевна.
   -- У меня былъ господинъ Лаховъ,-- отвѣтилъ Глыбовъ, продолжая глядѣть на нее въ упоръ тѣмъ же тревожившимъ ее взглядомъ.-- И вамъ, вѣроятно, извѣстна причина его посѣщенія?
   Смущеніе еще больше овладѣло Еленой Дмитріевной. Ее почти качало на ногахъ, и она поспѣшно опустилась въ кресло.
   -- Даю вамъ слово, что мнѣ ничего неизвѣстно,-- проговорила она твердо.-- Но почему приходилъ къ вамъ Лаховъ? О чемъ у васъ былъ такой горячій разговоръ?
   Глыбовъ опять взглянулъ на нее своимъ пронизывающимъ взглядомъ, и прошелъ раза два изъ угла въ уголь. Онъ замѣтилъ валявшіяся на коврѣ перчатки, поднять ихъ и положилъ на столъ.
   -- Вамъ извѣстно, по крайней мѣрѣ, что господинъ Лаховъ сдѣлалъ вамъ честь влюбиться въ насъ, и льститъ себя надеждою на взаимность?-- бросилъ онъ вопросъ.
   "Ипполитъ сказалъ ему!" -- мысленно воскликнула Елена Дмитріевна, болѣе изумленная, чѣмъ испуганная.
   -- До такой степени, что даже не сомнѣвается въ вашемъ желаніи развестись со мной,-- добавилъ Глыбовъ.
   Елена Дмитріевна не отвѣчала; лицо ея приняло какое-то каменное выраженіе. Глыбовъ постоялъ, бросилъ на нее боковой взглядъ и опять сталъ ходить, мелко ступая своими немножко косыми ногами.
   -- Мы соединены съ вами уже десять лѣтъ, и могли хорошо изучить другъ друга за это время,-- заговорилъ онъ снова.-- Вы отдадите мнѣ справедливость, что я былъ заботливымъ мужемъ. Я понимаю, однакожъ, что не гожусь въ герои романа. Ваше сердце оставалось незанятымъ, я это отлично чувствовалъ. Но я довѣрялъ вамъ, зная, что вы не способны поступить легкомысленно...
   -- И вы были правы, -- тихо сказала Елена Дмитріевна.
   -- Я былъ готовъ къ тому, что въ вашей жизни наступитъ моментъ, когда вы, какъ всякая женщина, испытаете потребность раздѣлить симпатію, сочувствіе,-- продолжалъ Глыбовъ.-- Но зная васъ, я былъ спокоенъ, потому что вы не позволите себѣ увлечься до того, чтобъ преступить... чтобъ нарушить... однимъ словомъ, ни понимаете меня.
   -- Вы не ошибались,-- отозвалась также тихо Елена Дмитріевна.
   -- Но господинъ Лаховъ, вѣроятно, ошибался?-- съ сарказмомъ проговорилъ Глыбовъ.-- Это ставитъ меня въ необходимость сказать вамъ, что вы сдѣлали дурной выборъ.
   Онъ вдругъ круто повернулся на каблукахъ, и остановясь близко передъ женой, разомъ потерялъ всю свою сдержанность, и заговорилъ запальчиво, крикливо, поминутно мѣняясь въ лицѣ, взмахивая руками, и то отступая, то подбѣгая такъ близко, что его ноги касались ея колѣнъ.
   -- Вы знаете, зачѣмъ приходилъ Лаховъ, какъ онъ держалъ себя? Онъ пришелъ требовать развода, заставить меня возвратить вамъ свободу, и когда я отвѣчалъ такъ, какъ долженъ былъ отвѣчать, онъ оскорбилъ меня, сказалъ, что презираетъ меня, и швырнулъ мнѣ въ лицо вотъ этими перчатками.
   И Глыбовъ, схвативъ со стола перчатки Лахова съ бѣшенствомъ сжалъ ихъ въ комокъ и пустилъ ими въ стѣну.
   -- Да, онъ здѣсь кричалъ на меня, какъ человѣкъ, который приходитъ съ законнымъ требованіемъ, а ему указываютъ на дверь, -- продолжалъ Николай Антоновичъ,-- Онъ, видите ли, рѣшилъ, что вы ему больше годитесь, чѣмъ мнѣ, что такъ предопредѣлила его роковая страсть. А когда я не выразилъ согласія уступить ему дорогу, онъ далъ мнѣ что-то въ родѣ пощечины, чтобъ заставить меня драться съ нимъ. Онъ разсчитываетъ пристрѣлить меня у барьера и такимъ способомъ овладѣть вами!
   Блѣдная до прозрачности, Елена Дмитріевна встала, шатаясь, съ своего кресла.
   -- Вы могли это сказать? Или онъ это сказалъ?-- проговорила она глухо.-- Это безуміе, этого никогда не будетъ. Вы не будете драться...
   -- Послѣ того, что произошло, ни онъ, ни я не можемъ отказаться отъ дуэли,-- возразилъ Глыбовъ.-- Теперь это рѣшится между нами двумя, и я запрещаю вамъ вмѣшиваться.
   -- Вы не будете драться, -- повторила Елена Дмитріевна, и поспѣшными, невѣрными шагами вышла изъ кабинета.
   Дойдя до своей комнаты, она присѣла къ письменному столику, и облокотившись, сжала обѣими руками лицо. Потомъ подняла голову, раскрыла бюваръ и написала на листкѣ бумаги нѣсколько строчекъ.
   

XXXV.

   Лаховъ вернулся домой утомленный, съ разбитыми нервами, съ смутнымъ сознаніемъ какой-то сдѣланной глупости. Онъ еще не осуждалъ себя прямо, даже старался оправдаться въ собственныхъ глазахъ, но удручающее чувство недовольства самимъ собою подавляло эти усилія.
   Раньше, когда объясненіе съ Глыбовымъ рисовалось ему впереди, оно совершенно иначе складывалось въ его воображеніи. Ему казалось, что онъ беретъ на себя единственно честную и достойную роль, что другого выхода нѣтъ, и что онъ стоить на такой твердой почвѣ, на которой нельзя проиграть игру. Но теперь непонятная самоувѣренность Глыбова сбивала его съ толку, и вся разыгравшаяся сцена, съ предстоявшей развязкой у барьера, отзывалась дикостью.
   Онъ легъ на диванъ, закрылъ глаза и старался все снова обсудить, спокойно и хладнокровно. Но нервное возбужденіе было еще слишкомъ сильно, и мысли его путались. Ощущался осадокъ непоправимой, нелѣпой выходки, вмѣстѣ съ сознаніемъ своей неопытности въ тѣхъ жизненныхъ столкновеніяхъ, къ которымъ не можетъ подготовить ни наука, ни обыкновенная трудовая дѣловитость.
   "А-а, все это глупости. Я во всякомъ случаѣ теперь ближе къ развязкѣ, чѣмъ былъ вчера, а это главное", пробовалъ онъ ободрить себя.
   Въ головѣ и во всемъ тѣлѣ онъ чувствовалъ несносную тяжесть. Онъ вспомнилъ, что почти не спалъ ночью, и рѣшилъ заснуть. Но если придутъ отъ Глыбова, кого онъ выберетъ своимъ секундантомъ? Между всѣми его ниццскими знакомыми не было ни одного подходящаго для этой роли. Но, къ его собственному удивленію, онъ никакъ не могъ заставить себя серьезно думать о предстоявшей дуэли; онъ относился къ ней такъ, какъ будто она никогда не могла состояться. И о Еленѣ Дмитріевнѣ онъ тоже какъ-то не могъ думать. Напрасно онъ усиливался вызвать ея образъ: этотъ образъ уходилъ отъ него, отдѣлялся отъ его мечтаній.
   Тягостная дремота начала понемногу овладѣвать имъ, ког"а легкій стукъ въ дверь заставилъ его вскочить Ему подали записку. Не зная почерка Елены Дмитріевны, онъ однакожъ тотчасъ же догадался, что этотъ серебристо-сѣрый листокъ былъ отъ нея. Онъ быстро оторвать клапанъ и прочелъ слѣдующія строки:
   "Приходите сейчасъ въ городской скверъ. Буду ждать васъ на верандѣ надъ прудомъ, гдѣ лебеди.-- Елена".
   Лаховъ схватилъ шляпу и почти выбѣжалъ на улицу.
   Елена Дмитріевна сидѣла на скамьѣ, на узенькой площадкѣ искусственной скалы, поставленной надъ кишечнымъ прудикомъ, противъ только-что воздигнутаго памятника въ годовщину столѣтія перваго занятія Ниццы французами, во время директоріи. Ея встревоженное лицо было обращено въ ту сторону, откуда она ждала Лахова.
   -- Благодарю васъ, что пришли, мнѣ необходимо васъ видѣть,-- сказала она, протягивая ему руку. Онъ почувствовалъ сквозь перчатку холодъ этой руки.
   -- Могъ ли я не придти!-- отозвался онъ почти съ упрекомъ.
   -- Сядьте, я здѣсь только на нѣсколько минутъ, а мнѣ надо очень серьезно переговорить съ вами сказала она, указывая ему мѣсто подлѣ сгоя.-- Поговорить по поводу вашего... сегодняшняго поступка. Мнѣ все извѣстно.
   Сердце Лахова забилось сильно, и потомъ все тише, тише, точно вся кровь понемногу уходила изъ него. Ему сдѣлалось нестерпимо не по себѣ отъ холоднаго, почти зловѣщаго тона, слышавшагося въ словахъ Елены Дмитріевны.
   -- Вашъ мужъ разсказалъ вамъ? все?-- чуть не вскричалъ Лаховъ.
   -- Какъ же онъ могъ не разсказать мнѣ возразила Елена Дмитріевна.-- Ужъ не воображаете ли, что честь дуэлянта требовала сохранить тайну вызова, для того чтобы постороннее вмѣшательство не помѣшало поединку? Вы знаете все это изъ плохихъ романовъ, Ипполить Михайловичъ. Никакой дуэли у васъ не будетъ. Вы сдѣлали безумную нелѣпость, и должны сейчасъ же загладить ее.
   Лаховъ поблѣднѣлъ.
   -- Какъ же это загладить? Надѣюсь, вы не хотите сказать, что я долженъ извиниться передъ вашимъ мужемъ?-- спросилъ онъ.
   -- Но развѣ вы не сознаете, что поступили нелѣпо, что мой мужъ не виноватъ въ томъ, что случилось между нами, что онъ не обязанъ рисковать своимъ положеніемъ, можетъ быть жизнью, и въ лучшемъ случаѣ сдѣлаться предметомъ насмѣшливыхъ пересудовъ?-- возразила Елена Дмитріевна.
   -- Какъ вы заботитесь объ его интересахъ, даже объ его самолюбіи!-- произнесъ Лаховъ съ накипавшею горечью.
   -- И о своихъ также, Ипполитъ Михайловичъ.-- Какъ вы думаете: еслибъ эта нелѣпая дуэль состоялась, меня пощадили бы? Я сдѣлалась бы достояніемъ самой бѣшеной сплетни, и всѣ, понимаете ли -- всѣ, отъ репортеровъ "Petit Nièois" до петербургскихъ кумушекъ, рвали бы въ клочки мое имя, мою честь, мой стыдъ. Вы не подумали объ этомъ?
   -- Можетъ быть вы правы: я недостаточно объ этомъ думалъ, -- отвѣтилъ съ тѣмъ же чувствомъ горечи Лаховъ.-- Я думалъ только о вашемъ освобожденіи, и все другое казалось мнѣ до такой степени ничтожнымъ передъ цѣлью, къ которой я шелъ...
   -- Вы искали моей свободы, купленной убійствомъ моего мужа?-- воскликнула Елена Дмитріевна съ блеснувшими тайнымъ ужасомъ глазами.
   -- Дуэль не убійство,-- возразилъ Лаховъ:-- я и вашъ мужъ одинаково рисковали бы жизнью.
   -- И вы могли допустить хоть на минуту, что послѣ... той развязки, о которой вы безумно мечтали, я досталась бы вамъ, какъ военная добыча, какъ призъ побѣдителю?-- продолжала, не слушая его, Елена Дмитріевна:-- но вѣдь это чудовищно! Нѣтъ, хуже: это дѣтски невмѣняемо! Ахъ, Ипполитъ Михайловичъ: есть вещи, въ которыхъ вы... моложе своихъ лѣтъ.
   

XXXVI.

   Краска бросилась въ лицо Лахову и сейчасъ же сбѣжала. Въ его сердцѣ въ эту минуту не было мѣста ни гнѣву, ни чувству обиды: онъ весь былъ подавленъ инстинктивнымъ сознаніемъ, что обрывалось что-то главное, что эта женщина, которою онъ такъ внезапно и такъ страстно увлекся, куда-то уходила отъ него.
   Онъ поднялъ на Елену Дмитріевну смущенные, печальные глаза.
   -- Я не умѣю спорить съ вами, -- сказалъ онъ.-- Я охотно допускаю все превосходство вашей опытности, вашей женской зрѣлости. Но скажите же: что другое я могъ сдѣлать? что мы оба могли сдѣлать?
   Елена Дмитріевна пожала плечами и не тотчасъ отвѣтила. Ея взглядъ задумчиво ушелъ въ блиставшую въ легкомъ туманѣ морскую даль, и когда потомъ остановился на Лаховѣ, въ ея зрачкахъ какъ будто тоже отражалась морская гладь, спокойная и холодная...
   -- Когда случается то, что съ нами случилось, и въ условіяхъ, въ какихъ мы находимся, тогда... надо пережить это,-- сказала она.
   Лаховъ всплеснулъ руками и тотчасъ опустилъ ихъ, какъ человѣкъ, у котораго вышибли оружіе.
   -- Вы никогда не любили меня!-- произнесъ онъ глухо.
   Елена Дмитріевна усмѣхнулась однимъ уголкомъ губъ, печально и укоризненно.
   -- Мнѣ не было цѣли притворяться,-- возразила она.
   -- Вы и не притворялись, вы просто рѣшили: "это опасная штука, надо держаться подальше отъ нея". А любовь только и начинается тамъ, гдѣ исчезаетъ страхъ опасности,-- сказалъ Лаховъ.
   -- Вы думаете?-- протяжно спросила Елена Дмитріевна, и ея глаза слабо и загадочно блеснули.
   -- Развѣ любовь не дѣлаетъ изъ женщины героиню, не зажигаетъ душу, не заставляетъ жертвовать собою?-- отвѣтилъ другимъ вопросомъ Лаховъ.
   Елена Дмитріевна опять повела мимо него своимъ загадочнымъ взглядомъ.
   -- Да, все это бываетъ, я знаю, вѣрю...-- промолвила она вскользь, какъ бы не желая высказать всю свою мысль.
   -- Отчего же этого не случилось?-- въ волненіи продолжалъ Лаховъ.-- Почему ваше чувство ко мнѣ оставило васъ неподвижною, нерѣшительною,.недоступною?
   Глаза Елены Дмитріевны медленно обратились къ нему и облили его ласковымъ, но какимъ-то далекимъ взглядомъ.
   -- Не знаю; какъ я могу о себѣ судить!-- отвѣтила она.-- Можетъ быть, я не такая, какъ всѣ; а можетъ быть... то, о чемъ вы говорите, бываетъ тогда, когда мужчина, котораго любитъ женщина... сильнѣе этой женщины.
   Эти слова, сказанныя такъ ласково, почти нѣжно, словно добили Лахова. Онъ весь похолодѣлъ, сжался...
   -- А-а, вотъ когда вы наконецъ высказались!-- произнесъ онъ тономъ мучительной тоски.-- Конечно, до того ли намъ, чтобъ щадить чужое самолюбіе.
   Елена Дмитріевна, какъ будто сама почувствовавшая причиненную ему боль, подвинулась къ нему и ласково взяла его руку.
   -- Не придавайте излишняго значенія моимъ словамъ, Ипполитъ Михайловичъ, -- заговорила она.-- Вѣдь въ этихъ случаяхъ безполезно анализировать, доискиваться. Все случается такъ, какъ должно случиться. Почти съ первой нашей встрѣчи, я почувствовала большую симпатію къ вамъ. Потомъ, когда эта симпатія развилась въ нѣчто большее, я стала беречь себя, убѣгать отъ опасности... всякая женщина сначала старается убѣжать отъ опасности. А дальше -- я, какъ болѣе опытная изъ насъ, первая дала себѣ отчетъ въ нашемъ взаимномъ положеніи. Васъ ваше увлеченіе заставило фантазировать, вы создали себѣ планъ, совершенно безумный планъ, захотѣли привести его въ исполненіе, самовольно распоряжаясь мною, позволили себѣ нелѣпую выходку... Но я именно затѣмъ и пришла сюда, Ипполитъ Михайловичъ, чтобъ убѣдить васъ въ необходимости загладить вашу вину. Я васъ прошу, я требую этого. Вы должны сейчасъ же, немедленно уладить все. Мужъ дома, вы прямо отсюда пойдете къ нему, извинитесь въ своей взбалмошной выходкѣ...
   Лаховъ молчалъ, глядя на нее въ упоръ раскрытыми съ выраженіемъ безмѣрной тоски глазами. Онъ въ эту безконечно длившуюся минуту переживалъ всю первую весенную грозу жизни.
   -- Значитъ, все кончено?-- произнесъ онъ едва слышно.
   Елена Дмитріевна вздрогнула и отвернулась. На рѣсницахъ ея быстро отяжелѣли двѣ крупныя слезы. Она вынула изъ кармана платокъ и прижала его къ глазамъ.
   -- Я вызвала васъ сюда, Ипполитъ Михайловичъ, потому что необходимо уладить ваше столкновеніе съ мужемъ,-- проговорила она, поднявъ голову,-- Я отчасти виновата во всей этой исторіи, весь этотъ скандалъ изъ-за меня разыгрался, и я обязана все это устроить. Я не имѣю права допустить, чтобы мой мужъ расплачивался за мои... увлеченія. Если мои просьбы что-нибудь значатъ для васъ, вы должны сейчасъ же объясниться съ мужемъ. Ну, если вамъ очень трудно сдѣлать это лично, вы можете прислать ему свои извиненія письменно. Вѣдь вы кругомъ неправы передъ нимъ. Вы не можете отказать мнѣ въ этой единственной моей просьбѣ.
   

XXXVII.

   Лаховъ все больше блѣднѣлъ, какъ бываетъ иногда съ людьми, которыхъ заставляютъ очень много пить. И то, что онъ чувствовалъ, въ самомъ дѣлѣ походило на тяжелое, мрачное опьяненіе. Ядовитая горечь все накипала и накипала у него въ сердцѣ, и подступала злоба.
   -- Я сейчасъ отвѣчу на вашу просьбу, Елена Дмитріевна, -- заговорилъ онъ съ маленькой судорогой въ уголкахъ рта.-- Но мнѣ хотѣлось бы раньше объясниться съ вами... о болѣе важномъ... или, по крайней мѣрѣ, болѣе интересующемъ меня. Нельзя же, въ самомъ дѣлѣ, чтобы все это осталось какою-то загадкой. Вѣдь согласитесь, что я не былъ приготовленъ всѣмъ предыдущимъ къ этой развязкѣ. Я смотрѣлъ на наши отношенія совершенно серьезно, для меня не было вопросомъ отдать вамъ свою жизнь, свое будущее, всего себя. И мнѣ не приходило въ голову, чтобы можно было играть такимъ чувствомъ. Но что же такое случилось -- непонятное, непостижимое, -- отбросившее насъ другъ отъ друга? Вѣдь вы отдаете же себѣ отчетъ въ своемъ собственномъ чувствѣ. Скажите, объясните?...
   -- Какъ вы любите все объяснять, разъяснять!-- сказала она съ печальной усмѣшкой.-- А въ любви серьезно только то, что понимается само собою.
   -- А, вы хотите, чтобъ я самъ понялъ. Но знаете, что мнѣ остается только одинъ способъ понять васъ?-- воскликнулъ Лаховъ съ прихлынувшимъ чувствомъ злобы.
   Елена Дмитріевна взглянула на него спокойно, почти холодно.
   -- Не знаю. И не спрашиваю, -- отвѣтила она, и въ голосѣ ея прозвучала надменность свѣтской женщины.
   -- Вы не спрашиваете, но тѣмъ не менѣе я объясню вамъ,-- продолжалъ Лаховъ.-- У меня, я говорю, остается единственный способъ понять васъ. Вы испорчены вашимъ свѣтомъ, вашей роскошью, вашимъ великолѣпнымъ положеніемъ. Вы дорожите своимъ бракомъ, своимъ мужемъ, потому что только въ этихъ условіяхъ можете блистать, вести вашъ grand train, играть роль королевы передъ толпою, наполняющей ваши рауты, въ завистливомъ благоговѣніи тѣснящейся у вашихъ ногъ. О, я отлично понимаю, какъ соблазнительна эта роль, я самъ на себѣ испыталъ дѣйствіе гипноза, производимаго вашими восемьюдесятью тысячами годового дохода.
   Елена Дмитріевна слушала его съ спокойнымъ вниманіемъ, немножко хмуря свои красивыя брови. При послѣднихъ словахъ она чуть-чуть усмѣхнулась.
   -- Вы хотите наговорить мнѣ колкостей?-- произнесла она тѣмъ же тономъ свѣтской женщины,-- Но въ вашей разгадкѣ я не вижу ничего обиднаго, я готова даже подтвердить ваши слова. Да, вы совершенно правы, я очень дорожу и своимъ положеніемъ, и восемьюдесятью тысячами дохода моего мужа. И однакоже...
   Она взглянула на него и повела плечами, какъ бы спрашивая себя: договаривать ли?
   -- Говорите, говорите!-- нетерпѣливо отозвался Лаховъ.
   -- Однакоже въ этихъ условіяхъ роскоши и блистанія можно сохранить душу... и можно умѣть любить,-- досказала Елена Дмитріевна.
   -- Не выходя изъ этихъ условій? Оставаясь подъ одной кровлей съ мужемъ, котораго вы не любите и которому обязаны принадлежать?-- возразилъ Лаховъ.
   Брови Елены Дмитріевны опять нахмурились, она даже прикусила губу ровными, бѣлыми зубками.
   -- Послѣ десяти лѣтъ брака, со стороны бываетъ трудно судить, къ чему обязана жена,-- произнесла она прежнимъ холоднымъ, даже отзывавшимся надменностью тономъ.
   Лицо Лахова сохраняло выраженіе напряженной растерянности. Онъ молчалъ. Ему казалось, что онъ или совсѣмъ ея не понимаетъ, или боится понять.
   -- Я не могъ бы принять отъ васъ такой любви,-- проговорилъ онъ наконецъ.-- Я истерзался бы ревностью, ненасыщенностью чувства, сознаніемъ совершенной непрочности такихъ отношеній.
   Бѣлые зубки Елены Дмитріевны еще крѣпче нажали нижнюю губу.
   -- Развѣ я что нибудь предлагаю вамъ, Ипполитъ Михайловичъ?-- произнесла она уже съ явно зазвучавшею въ голосѣ надменностью.-- Мы, кажется, путаемся въ какомъ-то совершенно ненужномъ разговорѣ. Къ чему рыться въ этомъ маленькомъ прошломъ? Если были съ чьей нибудь стороны ошибки, неумѣлость -- все равно, эти вещи нельзя начинать съ начала. Возвратимся къ тому, что привело меня сюда. Я должна уладить вашу ссору съ мужемъ. Вы кругомъ, кругомъ неправы передъ нимъ, и обязаны съ нимъ объясниться.
   Лаховъ помолчалъ. Въ немъ накипалъ новый порывъ злобы. Но онъ переломилъ себя.
   -- Я не могу явиться къ вашему мужу, мнѣ это было бы слишкомъ тяжело,-- сказалъ онъ наконецъ,-- да это и ненужно совсѣмъ. Вы можете быть спокойны, мы не будемъ драться. Во мнѣ нѣтъ больше ни малѣйшаго желанія пристрѣлить его. Я уѣзжаю сейчасъ же, съ первымъ поѣздомъ.
   Елена Дмитріевна слегка вздрогнула.
   -- Уѣзжаете?-- повторила она, какъ бы удивленная.
   -- Да, и немедленно,-- подтвердилъ Лаховъ.-- Ничто не угрожаетъ вашему мужу, если онъ самъ не пожелаетъ разыскивать меня. Но онъ не пожелаетъ. А теперь, кажется, намъ остается проститься другъ съ другомъ,-- добавилъ онъ, чувствуя, что нижняя губа его трясется.
   Елена Дмитріевна отвернулась. Плечи ея продолжали вздрагивать, голова низко опустилась. Лаховъ всталъ. Тогда она тоже встала, порывисто, точно спасаясь отъ самой себя.
   -- Прощайте, Ипполитъ Михайловичъ,-- проговорила она.
   Они молча, рядомъ, стали спускаться съ верхней площадки сквера.
   -- Мы прощаемся -- не какъ враги, не правда ли?-- обратилась къ нему на ходу Елена Дмитріевна.-- Мы должны разстаться -- конечно, вы правы. Но вы не сохраните очень дурного воспоминанія объ этомъ мѣсяцѣ въ Ниццѣ?
   -- Я полагаю, что для васъ это рѣшительно безразлично,-- отозвался Лаховъ, ускоряя шаги.-- Вамъ удобнѣе будетъ доѣхать,-- добавилъ онъ, увидавъ свободный фіакръ,-- Позвольте искренно пожелать вамъ всего хорошаго.
   Онъ остановился, подсадилъ ее въ коляску и снялъ шляпу. Елена Дмитріевна словно машинально сжала ему руку.
   -- До Петербурга? Вы прямо туда?-- крикнула она, когда коляска тронулась съ мѣста.
   -- Нѣтъ, не прямо туда. И во всякомъ случаѣ не думаю, чтобы мы скоро увидѣлись,-- крикнулъ и Лаховъ.
   Онъ опять снялъ шляпу и нѣсколько разъ махнулъ ею. Ему отвѣтили изъ коляски взмахомъ батистоваго платка.
   

XXXVIII.

   Лаховъ пѣшкомъ вернулся въ свой отель, спросилъ счетъ, и тотчасъ же принялся укладываться. До парижскаго поѣзда оставалось всего полтора часа. Возня съ чемоданами взяла не много времени. Лаховъ вспомнилъ, что еще не ѣлъ сегодня, и приказалъ подать себѣ завтракать. Ему притащили пять блюдъ. Онъ выбралъ только ломтикъ холоднаго ростбифа, разрѣзалъ его, взялъ на вилку кусочекъ, но не положилъ его въ ротъ, и отодвинулъ тарелку.-- "Глупо храбриться передъ самимъ собою,-- подумалъ онъ.-- Аппетита у меня не можетъ быть. Предстоитъ, какъ выразилась Елена Дмитріевна, пережить. Отъ этого не уйдешь".
   "А вѣдь господинъ Глыбовъ можетъ подумать, что я бѣгу изъ трусости,-- пришло ему въ голову.-- Что за глупая комедія"!
   Послѣ нѣкотораго размышленія, онъ взялъ листокъ бумаги, написалъ, что сожалѣетъ о случившемся, и что если господинъ Глыбовъ находитъ этого сожалѣнія недостаточнымъ, то можетъ телеграфировать въ Брюссель, по такому-то адресу, и тогда онъ, Лаховъ, не замедлитъ явиться въ условленное мѣсто и время. Заклеивъ конвертикъ, онъ отослалъ его къ Николаю Антоновичу съ посыльнымъ.
   Въ вагонъ Лаховъ забрался рано, расположился очень удобно, но только-что порадовался отсутствію соотечественниковъ, какъ вдругъ ворвался Варваровскій, наступилъ ему на ногу, не извинился, и повернувшись, втащилъ за руки жену. За ними посыпались картонки, саки, плэды, корзинки. Катерина Павловна расположилась прямо противъ Лахова, и сейчасъ же начала выражать свое удивленіе по поводу его отъѣзда изъ Ниццы, хотя никакъ не могла объяснить, почему собственно она удивляется.
   -- Вы, разумѣется, въ Парижъ?-- полюбопытствовалъ съ своей кривой улыбкой Варваровскій.
   -- Нѣтъ, не въ Парижъ,-- отвѣтилъ Лаховъ.
   -- Какъ?! Но куда же?-- спросили въ одинъ голосъ мужъ и жена.
   -- Я ѣду въ Бельгію.
   -- Въ Бельгію? но что же тамъ дѣлать?-- удивился Эсперъ Петровичъ.
   -- Учиться, работать на заводѣ, -- неохотно объяснилъ Лаховъ.
   Варваровскій пожалъ плечами.
   -- Не понимаю; это имѣло смыслъ развѣ въ прошломъ вѣкѣ, когда мы еще не перегнали иностранцевъ,-- сказалъ онъ.
   Лаховъ неотвѣчалъ, и развернувъ газету, сдѣлалъ видъ, что углубился въ чтеніе. Но глаза его только бѣгали по строкамъ, а думалъ онъ совсѣмъ о другомъ...
   Въ Парижѣ онъ прямо переѣхалъ съ ліонскаго вокзала на сѣверный, и къ утру былъ въ Брюсселѣ. У него были съ собой рекомендательныя письма къ нѣкоторымъ лицамъ изъ міра желѣзодѣлательной промышленности. Въ ихъ средѣ онъ встрѣтилъ самый любезный пріемъ, и даже заинтересовалъ собою кое-кого въ этомъ обществѣ. Недѣли двѣ онъ прожилъ въ Брюсселѣ, а затѣмъ уѣхалъ на одинъ изъ крупнѣйшихъ заводовъ, простымъ рабочимъ. Въ чемоданѣ его была уложена блуза, купленная на рынкѣ. Укладывая ее, онъ говорилъ себѣ, усмѣхаясь: "Ѣдемъ пролагать пути изъ прошлаго вѣка прямо въ ХХ-й".
   На заводѣ Лаховъ провелъ полтора года, изучилъ до тонкости всю технику дѣла, познакомился съ рабочимъ бытомъ, съ цѣлымъ складомъ этого твердаго устоя современной культурной жизни. Тяжелый трудовой искусъ во многомъ измѣнилъ его и физически, и нравственно; но провѣряя самого себя, онъ всегда невольно обращался къ разыгравшемуся въ Ниццѣ эпизоду, и ему казалось, что первый толчокъ онъ получилъ тамъ, что тамъ стало ему ясно сложное и тонкое содержаніе жизни...
   По возвращеніи въ Петербургъ онъ тотчасъ замѣтилъ, что цѣна ему въ дѣловыхъ сферахъ какъ будто еще больше поднялась...
   Въ первую же зиму ему привелось встрѣтиться съ Глыбовыми. Это произошло на музыкальномъ вечерѣ въ домѣ одного капиталиста. Лаховъ зналъ, что Елена Дмитріевна должна тутъ быть, и хотя заранѣе смущался, но рѣшилъ поѣхать: вѣдь нельзя же, живя въ Петербургѣ, постоянно избѣгать ея.
   Онъ увидѣлъ ее издали, въ первомъ ряду креселъ, и издали поклонился; она кивнула ему головой и отвернулась, слегка смущенная. Но, по окончаніи концертнаго отдѣленія, она первая протянула ему руку, улыбаясь спокойно и привѣтливо.
   -- Пройдемте въ гостиную, мнѣ хочется говорить съ вами,-- сказала она.-- Почти два года я васъ не видѣла!
   Они усѣлись въ уголку, подъ абажуромъ лампы, величиной похожимъ на цѣлый павильонъ. Разговоръ сначала не клеился -- они больше осматривали другъ друга. Лаховъ находилъ, что Елена Дмитріевна какъ будто еще похорошѣла. Чуть замѣчавшаяся наклонность къ полнотѣ не вредила ей, особенно въ этомъ дорогомъ бальномъ туалетѣ съ высокимъ и глубоко вырѣзаннымъ напереди воротомъ, такъ нѣжно полу-охватывавшимъ полуобнажавшимъ ея круглую, бѣлую, удивительно сливавшуюся съ плечами шею. Въ ея большихъ свѣтлыхъ глазахъ, въ снисходительной улыбкѣ красивыхъ губъ выражалось еще больше ласки, женственности, влекущей прелести; весь ея богатый организмъ какъ будто еще продолжалъ развиваться.
   Впечатлѣніе этой красоты и очаровывало, и раздражало Лахова, и его глаза любовались ею завистливо, а на сердцѣ чувствовался осадокъ еще не выдохшейся, ядовитой горечи.
   -- Раскажите про себя все, что вы дѣлали, какъ вы жили все это время, -- потребовала Елена Дмитріевна, поправляя длинную по-локоть перчатку.
   Лаховъ постарался передать все какъ можно короче. А она слушала внимательно, съ ласковымъ блескомъ въ глазахъ, съ явнымъ желаніемъ ободрить его.
   -- И никакого новаго увлеченія во всѣ эти два года?-- спросила она полу-шутливо, съ оттѣнкомъ маленькаго, безразличнаго кокетства свѣтской женщины.
   -- Мнѣ совсѣмъ не до того было,-- отвѣтилъ коротко Лаховъ.
   -- Но когда-нибудь вспоминали обо мнѣ?-- продолжала спрашивать Елена Дмитріевна тѣмъ же тономъ безразличной благосклонности.
   -- Мнѣ не удавалось забыть васъ,-- сказалъ Лаховъ.
   -- А вы старались?-- --протянула она, и немножко сощурила свои свѣтлые глаза.
   -- Не все ли вамъ равно?-- отозвался Лаховъ, невольно выдавая тономъ голоса свою завистливую досаду.
   -- Не совсѣмъ все равно, Ипполитъ Михайловичъ,-- отвѣтила Елена Дмитріевна.-- Во-первыхъ, еслибы вы старались выкинуть меня изъ своей памяти, это значило бы, что разставаясь со мной въ Ниццѣ, вы уносили враждебное чувство ко мнѣ. А я ни въ чемъ не считаю себя виноватой передъ вами, и мнѣ было бы пріятно думать, что вы вынесли изъ встрѣчи со мной хорошее воспоминаніе.
   -- Не знаю, надо ли намъ говорить объ этомъ?-- возразилъ Лаховъ.-- Я не дѣлалъ себя судьею между нами. Но вы начали словами: во-первыхъ, стало быть, есть еще второй пунктъ?
   -- А во-вторыхъ,-- продолжала Елена Дмитріевна,-- я вообще того мнѣнія, что забывать ничего не слѣдуетъ. Все это замѣтки, зарубки, оставляемыя жизнью. Отъ нихъ человѣкъ зрѣетъ. Иногда онъ дѣлается хуже, иногда лучше, но всегда опытнѣе и сильнѣе. Это имѣетъ права на признательность.
   Лаховъ помолчалъ, потомъ взглянулъ на нее.
   -- Вы правы, и я дѣйствительно признателенъ вамъ,-- сказалъ онъ болѣе искреннимъ тономъ.-- Я сознаю, что теперь уже не могъ бы вести себя такъ глупо, какъ тогда.
   -- Зачѣмъ же излишняя строгость къ себѣ?-- возразила Елена Дмитріевна,-- Вы, просто, были очень неопытны въ этой области, хотя уже были большимъ умникомъ во всѣхъ другихъ отношеніяхъ, и на васъ уже смотрѣли какъ на дѣлового человѣка. Но это именно такая область, гдѣ самый умный человѣкъ иногда бываетъ очень... не силенъ. Здѣсь всего справедливѣе поговорка: молодо-зелено.
   Лаховъ улыбнулся.
   -- Вы расположены прочесть мнѣ второй урокъ, на этотъ разъ теоретическій,-- сказалъ онъ.
   Елена Дмитріевна разсмѣялась, и въ ея смѣхѣ немножко какъ будто прозвучало что-то лукавое.
   

XXXIX.

   -- А вы еще не встрѣчались съ моимъ мужемъ?-- перемѣнила она разговоръ.-- Онъ здѣсь, и мнѣ приходится вторично выступить въ роли примирительницы между вами. Вы тогда не хотѣли передъ нимъ извиниться, но теперь непремѣнно должны, и это вамъ не будетъ уже такъ трудно.
   Лаховъ внутренно поморщился: его эта неизбѣжность объясненія съ Глыбовымъ очень тяготила.
   -- Вы думаете, что вашъ мужъ будетъ расположенъ принять мои извиненія?-- сказалъ онъ.
   -- Разумѣется,-- отвѣтила Елена Дмитріевна.-- Какъ же иначе? Вамъ, по вашей дѣятельности, непремѣнно придется сталкиваться съ нимъ; нельзя же вамъ сохранять роли незнакомцевъ.
   -- Но наше столкновеніе въ Ниццѣ навѣрное оставило въ немъ очень дурное впечатлѣніе,-- возразилъ Лаховъ.
   Етена Дмитріевна повела плечами.
   -- Хорошаго, конечно, не оставило; но Николай Антоновичъ очень разсудительный человѣкъ, и съ нимъ легко поладить,-- отвѣтила она.-- Въ сущности, какія могутъ быть затрудненія? Вы чуть не вовлекли его въ катастрофу, но за то оказали ему услугу, уѣхавъ тотчасъ же изъ Ниццы. (По губамъ Елены Дмитріевны опятъ скользнула лукавая усмѣшка). И наконецъ, будемъ говорить откровенно: вѣдь самое главное для него было -- избѣжать дуэли. Вы понимаете, что онъ -- не для этой роли... А дуэли онъ избѣжалъ, благодаря вашему благоразумію. Скандала никакого не произошло, никто во всей Ниццѣ не подозрѣвалъ случившагося. Но вотъ онъ самъ сюда идетъ, и я сейчасъ же сведу васъ вмѣстѣ.
   Между тяжелыми складками портьеры, дѣйствительно, обрисовалась въ эту минуту коротенькая фигура Николая Антоновича. Во фракѣ, въ сорочкѣ самой послѣдней моды, съ пластрономъ изъ тонкаго пике, онъ имѣлъ еще менѣе представительный видъ, чѣмъ въ дорожномъ костюмѣ. Въ одной рукъ у него была тарелочка съ грушей, которую онъ съ наслажденіемъ доѣдалъ, чавкая, причмокивая толстыми губами и выплевывая сѣмечки на коверъ.
   Елена Дмитріевна поспѣшно пошла ему на встрѣчу. Лаховъ направился за ней, слѣдя все тѣмъ же завистливо любующимся взглядомъ за ея красивой походкой, чуть колебавшей стройный станъ.
   -- Я дала слово m-r Лахову, что вы примете его извиненія по поводу маленькаго столкновенія къ Ниццѣ, -- сказала Елена Дмитріевна, становясь сбоку между ними.-- Я нахожу, что двухлѣтній срокъ совершенно достаточенъ для умныхъ людей, чтобы забыть какую-то глупую исторію.
   Она улыбалась имъ обоимъ, словно ободряя ихъ. Это было третье лицо, чувствовавшее себя сильнѣе ихъ обоихъ. И у Лахова, сквозь смущеніе, которое онъ еще не успѣлъ сбросить съ себя, сверкнула мысль, что никогда еще она не была такъ понятна ему, какъ въ эту минуту...
   Николай Антоновичъ поднялъ на него снизу глаза, упиравшіеся въ крутой лобъ, и прожевалъ послѣдній кусокъ груши.
   -- Миленькая была исторія, нечего сказать!-- произнесъ онъ.-- Мы съ женой потомъ много смѣялись надъ вашей необузданностью, но тогда, сознаюсь откровенно, я очень не прочь былъ бы всадить вамъ пулю въ лобъ.
   И онъ, осклабясь толстыми губами, взглянулъ на жену.
   Лаховъ тоже посмотрѣлъ на нее. Ея глаза отвѣтили ему ласково-настоятельнымъ взглядомъ. Онъ повиновался и проговорилъ нѣсколько извинительныхъ фразъ.
   -- Ну, конечно, лучше всего то, что хорошо кончается,-- поспѣшно сказала Елена Дмитріевна.-- Могла быть дуэль -- какой ужасъ! а дуэли не было, и это самое главное.
   -- Признаюсь, хорошенькая была бы картинка,-- отозвался Глыбовъ, протягивая Лахову свободную руку и разрѣшаясь короткимъ смѣхомъ.-- Мнѣ, въ моемъ положеніи, стрѣляться, и съ кѣмъ же? Вѣдь мы съ вами, собственно, свои люди, а?.. Завтра вы будете тѣмъ, что я сегодня, а?..
   -- И этимъ все сказано!-- заключила съ своей безразлично-благосклонной улыбкой Елена Дмитріевна, и напомнила обоимъ, что въ залѣ началось второе концертное отдѣленіе.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru