Позднія іюньскія сумерки начинали обволакивать пыльную дорогу, мягко стлавшуюся среди зеленыхъ полей. Тѣни отъ попадавшихся кое-гдѣ вербъ становились длиннѣе и неопредѣленнѣе. Когда дорога подымалась на перевалъ, на далекомъ краю горизонта видно было совсѣмъ красное и тусклое солнце, погружавшееся словно въ какое-то пыльное облако. Тогда косые красные лучи вспыхивали на опушкѣ лѣсг, уходившаго куда-то далеко всей своей темнѣющей массой.
По дорогѣ ѣхала повозка съ рогожнымъ кузовомъ. На облучкѣ сидѣлъ молодой парень въ холщевой рубахѣ и небрежно перебиралъ веревочными вожжами, отчего впрочемъ утомленная буланая пара нисколько не прибавляла ходу. Подъ кузовомъ, на охапкахъ сѣна и подушекъ, неудобно сидѣлъ съ вытянутыми ногами господинъ лѣтъ тридцати шести, въ военной шинели и фуражкѣ съ краснымъ околышкомъ. Средняго роста, сухощавый, костистый и мускулистый, загорѣвшій какъ табачный листь, онъ носилъ на своемъ простомъ, ничѣмъ не отличавшемся лицѣ слѣды утомленія или недавно пережитой болѣзни. Но въ маленькихъ, сѣрыхъ, зоркихъ глазахъ его еще чувствовался молодой огонекъ, и въ складкахъ губъ съ бритыми по тогдашней модѣ усами какъ будто залегло выраженіе, отзывавшееся силой.
Чтобъ лучше разглядѣть мѣстность, господинъ этотъ нагнулся всѣмъ туловищемъ впередъ, и наконецъ высунулъ голову изъ-подъ кузова.
-- Никакъ это ужъ пороховскіе лѣса?-- обратился онъ къ возницѣ.
Тотъ сейчасъ же наполовину повернулся къ нему на облучкѣ.
-- Пороховскіе и есть,-- отвѣтилъ онъ.-- Вотъ, сколько глазъ видитъ, все они и есть. За лѣсомъ и усадьбы не видать. Только глянь-ка вонъ туда, ваше благородіе -- (онъ протянулъ руку) -- верхушка креста словно горитъ. Тамъ и есть усадьба. Церковь, значитъ, рядомъ.
-- Ишь вѣдь, лѣсомъ-то всю округу заняло; конца-краю не видать,-- произнесъ какъ бы про себя проѣзжій,-- А что, Пороховъ-то самъ живъ?-- добавилъ онъ громче.
-- Гдѣ живъ! Лѣтъ пять какъ померъ. Дочернее теперь все. А слышь ты и дочка-то овдовѣла. Въ прошломъ году мужъ ея въ заморской сторонѣ померъ. Она какъ вышла замужъ, все больше въ чужихъ государствахъ съ нимъ жила. Теперь, говорятъ, ждуть ее здѣсь.
-- Эка перемѣнъ что!-- какъ будто съ оттѣнкомъ грусти произнесъ проѣзжій,-- Да и то сказать: вѣдь безъ малаго двадцать лѣтъ не бывалъ дома. На семнадцатомъ году уѣхалъ.
Возница еще больше повернулся на облучкѣ.
-- Воевалъ все, ваше благородіе?-- спросилъ онъ.
-- Воевалъ,-- подтвердилъ проѣзжій и усмѣхнулся.-- А не то въ походахъ да на стоянкахъ прохлаждался. А не то почитай полгода послѣ итальянской войны въ госпиталѣ провалялся.
-- Ранили, небось?
-- Прорѣшетили немало. Всего было.
Ямщикъ окинулъ его взглядомъ, словно надѣясь разсмотрѣть, какъ такъ прорѣшетили его благородіе. Но затѣмъ по молодому лицу его скользнула угрюмая тѣнь.
-- Ты вотъ хоша черезъ двадцать лѣтъ, да домой доплелся,-- сказалъ онъ.-- А изъ нашихъ сколько за то время на войну угнали, а никто по сей часъ не вернулся.
-- Неужто никто?
-- Какъ есть ни одинъ человѣкъ.-- Можетъ, которые и живы еще, да нѣтъ отъ нихъ ни слуху, ни духу. И скажи ты мнѣ, ваше благородіе, неужто такъ завсегда воевать будутъ? Какъ имъ народу не жалко! А можетъ, перестанутъ теперь?
Проѣзжій опять усмѣхнулся.
-- Хотя въ настоящее время россійскія войска не воюютъ, однако же надо такъ полагать, что еще большія войны будутъ,-- сказалъ онъ.
Молодой парень окончательно повернулся спиной къ лошадямъ.
-- Что жъ такъ? Какое нибудь царство завоевать порѣшили?-- спросилъ онъ.
-- Нѣтъ, не то, а причина такая, что у французовъ очень славолюбивый генералъ императоромъ сдѣланъ и вмѣсто прежнихъ королей на престолѣ воцарился,-- объяснилъ проѣзжій.-- По всѣмъ видимостямъ много съ нимъ воевать придется.
-- Ишь ты, дѣло-то какое,-- отозвался парень, и неодобрительно тряхнулъ головой,-- А ты, ваше благородіе, не хрычевскій ли баринъ будешь?
-- Да, я Хрычевъ, капитанъ Семенъ Ивановичъ Хрычевъ.
-- Вотъ я такъ и домекнулся. Потому чужіе въ Хрычевку и не ѣздятъ. Батька-то твой померъ?
-- Померъ.
-- Такъ оно и есть. Вотчину, значитъ, принимать ѣдешь.
Проѣзжій помолчалъ и сталъ еще пристальнѣе вглядываться въ окружающую мѣстность. За переваломъ обрисовалась въ сумеркахъ небольшая усадьба.
-- Вонъ она, Хрычевка-то твоя,-- указалъ на нее возница.--Нонѣ, надо быть, народъ тамъ повеселѣлъ сколько нибудь.
-- Почему?
-- Да какъ почему? Дѣло простое. Батька-то твой лютъ былъ.
-- Лютъ?
-- Сказывали. Потому, говорятъ, лютъ, что чинъ на немъ большой былъ. Бригадиромъ никакъ былъ.
Проѣзжій опять замолчалъ. Отзывъ объ отцѣ непріятно кольнулъ его въ сердце.-- "А впрочемъ,-- подумалъ онъ,-- у нихъ кто всякимъ ихъ непотребствамъ не повадчикъ, тотъ и лютъ. Строгій человѣкъ былъ отецъ, однако про лютость его не слыхалъ".
Парень подтянулъ вожжи, переложилъ шапку на правое ухо, подъ которымъ у него болталась серебряная серьга, и даже присвистнулъ. Буланая пара подхватила, благо дорога шла уже подъ гору, и повозка, объѣхавъ вскачь далеко растянувшіяся службы, подкатила къ низенькому крылечку длиннаго стараго одноэтажнаго дома.
На это крылечко, заслышавъ колокольчикъ, прибѣжалъ изъ бокового флигелька старикъ лѣтъ шестидесяти-двухъ, съ длинной сѣдой бородой, подпоясанный поверхъ полукафтанья широкимъ бумажнымъ поясомъ, а вслѣдъ затѣмъ изъ внутреннихъ покоевъ вышла женщина лѣтъ сорока, полная, съ благодушно-серьезнымъ лицомъ, гладко зачесанными и подобранными подъ повойникъ волосами и небольшими, опрятными, бѣлыми руками. Одѣта она была въ свѣжее холстинковое платье съ чернымъ каленкоровымъ передникомъ.
Оба они съ радостно растерянными лицами взглянули на пріѣзжаго. На этихъ лицахъ выражался вопросъ: "нашъ баринъ, или нѣтъ?". Но возница, уже соскочившій съ облучка, подмигнулъ имъ. Старикъ повалился въ ноги.
-- Порфирій?-- вопросительно отнесся къ нему капитанъ.
-- Онъ самый, рабъ твой нижайшій. Господу Богу благодареніе за благополучное прибытіе...-- продолжалъ, медленно поднимаясь, старикъ, и окладистое лицо его приняло простодушно-умиленное выраженіе.
-- И о тебѣ домекаюсь: Петровна?-- обратился Хрычевъ къ женщинѣ, которая уже ловила его руку.
-- Она самая и есть,-- подтвердилъ за нее старикъ.-- А мы ужъ тутъ ждали-заждались...
На дворъ, между тѣмъ, выползли откуда-то всякаго рода люди, и окруживъ барина, кланялись въ поясъ и имѣли на лицахъ такое же подобострастно-умиленное выраженіе. Молодой парень, привезшій Хрычева и успѣвшій уже скинуть съ повозки подушки и кое-какую кладь, похаживалъ между дворовыми и сообщалъ вполголоса:
-- Хорошій баринъ, доступчивый. Дорогою со мною по душѣ разговорился. Какъ есть все про войну разъяснилъ и про бѣглаго царскаго генерала, который у французовъ за мѣсто короля объявился. И страшную же, братцы, онъ теперь войну поведетъ: всѣхъ рассейскихъ войскъ мало будетъ.
Но въ ту минуту, когда Хрычевъ собирался ступить на крылечко, до слуха его донесся странный шумъ. Чей-то разбитый, натуженный до послѣдней возможности голосъ тянулся издалека. Въ деревнѣ тоже раздавались голоса, и какіе-то мужики бѣжали одинъ за другимъ въ сторону, противоположную той, откуда пріѣхалъ Хрычевъ.
Порфирій, стоя на верхней ступени крылечка, зорко вглядывался по направленію проселка, тянувшагося по лѣсному логу къ почтовой дорогѣ.
-- Что за оказія? Видать, какъ карета передъ гатью остановилась. Обломалась, что ли? Да ужъ не баринъ ли Натолій Ивановичъ?-- говорилъ онъ съ безпокойствомъ.-- Больше-то вѣдь некому и проѣзжать здѣсь, окромя твоего братца.
Хрычевъ сейчасъ же повернулъ, и подобравъ полы своей запыленной и забрызганной шинели, быстрыми шагами пошелъ по направленію къ мѣсту, откуда доносился призывавшій на помощь голосъ.
Дѣло вскорѣ объяснилось: поперекъ гати лежало бревно, а передъ бревномъ находилась порядочная яма. Ямщикъ не примѣтилъ этой ямы, и переднія колеса дормеза, погрузившись въ нее по ступицу, уже не могли перекатиться черезъ бревно. Громоздкій рыдванъ тотчасъ остановился, постромки оборвались, лошади попадали. Ямщикъ дикимъ голосомъ кричалъ и махалъ руками, торопя шедшихъ изъ деревни мужиковъ.
Семенъ Ивановичъ, подойдя, увидѣть впереди господина лѣтъ тридцати, довольно красивой наружности, въ плащѣ и шляпѣ съ широкими полями. Этотъ господинъ шелъ прямо ему навстрѣчу, прищурившись и помахивая тростью съ дорогимъ набалдашникомъ. Шагахъ въ двухъ онъ остановился, и протянувъ лѣвую руку какъ бы для привѣтствія, произнесъ съ пріятною картавостью:
-- Не братца ли моего, Семена Ивановича, я вижу?
Тогда Семенъ Ивановичъ быстро приблизился, сжалъ его въ обѣтіяхъ, и трижды поцѣловалъ.
-- Вотъ какой вы стали, братецъ Анатолій. Красавецъ да щеголь, а по-вашему петиметръ,-- сказалъ онъ, и отступивъ на шагъ, еще разъ оглядѣлъ брата съ головы до ногъ.-- Ей-ей, петиметръ. Мнѣ рядомъ стыдно и взглянуть на себя.
Анатолій Ивановичъ, опершись на трость, слегка покачивался и улыбался, показывая отличные бѣлые зубы.
-- Хорошо, однако, меня здѣсь принимаютъ, въ своей вотчинѣ: чуть шею не свихнулъ, да и дормезъ, пожалуй, обломали,-- сказалъ онъ.
-- Да что такое случилось?-- спросилъ Семенъ Ивановичъ.
Анатолій объяснилъ. Лошадей между тѣмъ выпрягли, и собравшіеся мужики принялись было подымать передокъ рыдвана.
-- Дурачье! Бревно уберите, вотъ что,-- прикрикнулъ на нихъ Семенъ Ивановичъ.-- А васъ, братецъ, не утомитъ пройти шаговъ двѣсти до дома? И какъ мы удивительно съѣхались: не то что въ одинъ день, а въ одинъ часъ.
Семенъ Ивановичъ хотя былъ старше брата, но какъ будто стѣснялся его щеголеватой внѣшности и предпочиталъ оставаться съ нимъ на "вы".
Анатолій Ивановичъ, драпируясь въ плащъ и помахивая тростью, пошелъ рядомъ съ нимъ, приказавъ сопровождавшему его человѣку остаться при рыдванѣ.
-- Совсѣмъ какъ чужіе мы съ вами встрѣчаемся, братецъ,-- заговорилъ онъ своимъ красивымъ баритономъ.-- И тѣмъ болѣе, что при превратностяхъ вашей походной жизни, мы и въ перепискѣ почти не состояли. Судьба наша была до чрезвычайности различна. Оба мы малолѣтними покинули отчій домъ; но вы -- чтобы обнять бранное поприще и вплести въ нашъ родовой гербъ новые лавры...
-- Что вы, братецъ, какъ это можно такъ говорить!-- смущенно перебилъ капитанъ.
-- А я,-- продолжалъ, не обращая вниманія на этотъ протестъ, Анатолій,-- я отдался честолюбію двора и высшей чреды гражданской службы. Не сомнѣваюсь, что каждый изъ насъ послѣдовалъ своему призванію и умѣлъ увѣнчаться соотвѣтственными успѣхами. Сколько умѣю судить, вы достигли степени капитана. Сожалѣю, что геройская служба ваша протекла не въ блестящихъ рядахъ гвардіи...
-- "Что это онъ, словно поетъ надо мною",-- подумалъ Семенъ Ивановичъ и сказалъ вслухъ:
-- Помилуй Богъ, братецъ, какая же геройская служба? У насъ героемъ былъ только покойный генералиссимусъ. И что мнѣ въ гвардіи дѣлать? Я человѣкъ простой.
-- А я тѣмъ временемъ также стяжалъ многія отличія,-- продолжалъ прежнимъ тономъ Анатолій.-- И наипаче при настоящихъ обстоятельствахъ и при принадлежности моей къ новому двору, уповаю видѣть передъ собою открытымъ поприще гражданской службы до наивысшихъ даже степеней. Не вдаваясь въ хвастовство или кичливость, дозволяю себѣ сказать, что въ настоящее время, при молодомъ нашемъ императорѣ, преисполненномъ стремленій къ человѣколюбивымъ усовершенствованіямъ, требуются люди, столь же проникнутые просвѣщеніемъ.
-- Про молодого императора много уже вездѣ слышится хорошаго,-- замѣтилъ Семенъ Ивановичъ.
-- По сему можете судить, братецъ, сколь велико восхищеніе тѣхъ, кои, подобно мнѣ, могутъ почесть себя приближенными къ его сіянію, -- заключилъ Анатолій Ивановичъ.
На Семена Ивановича рѣчи брата производили такое впечатлѣніе, какъ будто что-то все болѣе раздвигало ихъ.
-- Вижу, что обоюдныя судьбы наши весьма разнствуютъ,-- сказалъ онъ,-- жизнь наша текла въ несходныхъ направленіяхъ, и единая токмо соединила насъ теперь кончина родителя. Получивъ сіе печальное извѣстіе, я не могъ тотчасъ пріѣхать, ибо лежалъ въ госпиталѣ больной ранами, и впослѣдствіи тщетно хлопоталъ нѣкоторое время о полученіи отпуска.
-- Я же подобнымъ образомъ удержанъ былъ обстоятельствами службы, въ коей при воцареніи молодого императора великая проявилась суета,-- объяснилъ съ своей стороны Анатолій.-- И при томъ желаніе мое было прибыть сюда не инако, какъ одновременно съ вами, братецъ. А посему, получивши письмецо ваше, пущенное изъ Екатеринослава, разсчиталъ я такимъ образомъ, чтобы ежели не упредить васъ, то и не затруднить своимъ опозданіемъ.
-- И словно какъ по волшебному дѣйствію, съѣхались въ день и въ часъ,-- весело заключилъ Семенъ Ивановичъ.
III.
Хрычевы вступили въ господскій домъ, и сейчасъ же вслѣдъ за ними прошла неторопливой и важной походкой Петровна, сопровождаемая краснощекой дѣвкой, тащившей самоваръ. У самой Петровны въ рукахъ былъ ларецъ краснаго дерева, съ чаемъ и сахаромъ. Она провела братцевъ въ угловую комнату съ широкою стеклянною дверью въ садъ и принялась хозяйничать, похаживая вокругъ стола.
Анатолій Ивановичъ нѣсколько минутъ наблюдалъ за нею, насмѣшливо потягивая своими красивыми губами, потомъ подтолкнулъ брата и сказалъ вполголоса:
-- La bonne à papa, hein?..
-- Какъ-съ?-- всполошился Семенъ Ивановичъ и покраснѣлъ. Онъ понялъ французскую фразу, но ему не хотѣлось отвѣчать на нее.
-- Вы, милая, тугъ и живете, въ этомъ самомъ домѣ?-- обратился Анатолій къ Петровнѣ.
-- Жила тутъ. Надо же было кому нибудь за домомъ присмотрѣть,-- отвѣтила ключница.
Что-то похожее на чувство достоинства выражалось въ ея голосѣ и движеніяхъ.
-- Я ничего не имѣю противъ того, чтобы вы продолжали тутъ жить, ничего не имѣю,-- произнесъ Анатолій.-- И вы, братецъ, вѣроятно, также?
-- Помилуйте, братецъ, что же я могу имѣть?-- поспѣшно подтвердилъ Семенъ Ивановичъ.
-- У васъ, конечно, все въ сохранности, что осталось послѣ покойнаго родителя нашего?-- продолжалъ Анатолій:-- серебро, посуда, платье, вещи разныя?
-- Все какъ есть въ полной сохранности,-- отвѣтила Петровна.-- Какъ при жизни покойнаго батюшки вашего все хозяйство у меня на рукахъ было, такъ и по кончинѣ его цѣло осталось. Мы тогда съ Порфиріемъ Васильевичемъ все какъ есть перебрали и по мѣстамъ уложили. Цѣло все.
Вошелъ, слегка откашливаясь, Порфирій и почтительно остановился подлѣ дверей.
-- Вы бы, Петровна, присѣли, да и вы тоже, Порфирій Васильевичъ,-- сказалъ Семенъ Ивановичъ.
Петровна медленно отошла къ самому дальнему стулу и спокойно сѣла. Порфирій только крякнулъ и поклонился, но не сѣлъ. Онъ успѣлъ замѣнить надѣтые на босую носу башмаки высокими огромными сапогами, смазанными дегтемъ. Отъ этихъ салогь шелъ сильнѣйшій запахъ.
-- Коли угодно будетъ принять деньги и всякую движимость, какая послѣ покойнаго батюшки осталась, то извольте приказать, а у меня все въ полной готовности состоитъ,-- заявилъ онъ.-- Мнѣ, признаться, въ большую было тягость деньги оберэгать: ночи бывало не спишь, все думаешь, какъ бы лихой человѣкъ не забрался. Хлигелекъ-то старенькій, долго ли поджечь, да и меня самого тамъ сжарить.
-- Гдѣ же у васъ деньги хранятся?-- спросилъ Семенъ Ивановичъ.
-- А въ томъ самомъ сундукѣ, какъ при покойномъ баринѣ, -- отвѣтилъ Порфирій.-- И сундукъ-то у меня подъ кроватью стоитъ.
-- И много денегъ?-- съ дѣланною небрежностью полюбопытствовалъ Анатолій Ивановичъ.
Порфирій даже головой тряхнулъ.
-- Много. Мы даже и сосчитать не умѣли,-- отвѣтилъ онъ.-- Всякія деньги: ассигнаціи, золото, серебро; мѣди тоже большой мѣшокъ. Ассигнаціями, надо быть, тысячъ десять есть. Да червонцами тысячъ шесть. А еще заграничными монетами очень много, такъ тѣхъ не сосчитали, не знаемъ. Серебра тоже за двѣ тысячи будетъ. Большая казна.
Братья переглянулись и помолчали.
-- А по хозяйству тоже все въ порядкѣ,-- продолжалъ Порфирій.-- Какъ при покойномъ баринѣ было, такъ и послѣ него. Я потачки никому не давалъ. Вотъ если сами распорядитесь, можетъ, сколько нибудь поослобоните народъ, а я въ это не вступался.
-- А развѣ тяжело?-- спросилъ Семенъ Ивановичъ.
Порфирій опять тряхнулъ головой.
-- Тяжеловато. Покойный батюшка-то строгій былъ человѣкъ, да и своего упустить не любилъ. Притомился народъ, надо правду сказать,-- объяснилъ онъ.-- А только надо тоже и такъ разсудить, народъ у насъ не балованный, худа большого отъ строгости этой ему нѣтъ.
-- Я тоже такъ думаю,-- процѣдилъ Анатолій.
-- Вѣдь народъ глупъ,-- какъ бы съ удовольствіемъ подхватилъ Порфирій.-- Ослобонишь его вотъ настолько, а ему больше подавай. Распустить-то вѣдь недолго.
Анатолій все больше морщился, втягивая носомъ дегтярный запахъ сапогъ Порфирія.
-- Ну, вы теперь ступайте, мой милый, а когда будетъ нужно, мы позовемъ васъ,-- сказалъ онъ.
Порфирій поклонился и вышелъ. Петровна тоже поднялась и вышла вслѣдъ за нимъ.
-- Намъ надо будетъ, конечно, осмотрѣть все хозяйство и установить порядки,-- сказалъ Анатолій.-- Надо узнать, что приноситъ эта Хрычевка. Покойный отецъ не очень-то много высылалъ мнѣ, хотя при моемъ положеніи въ Петербургѣ издержки у меня были весьма изрядныя.
-- Полагаю, что на одно ваше щегольство большія деньга уходили,-- замѣтилъ Семенъ Ивановичъ, и еще разъ оглядѣлъ брата съ головы до ногъ. При этомъ онъ подумалъ, что покойный отецъ въ послѣдніе годы совсѣмъ ничего не высылалъ ему, а жалованье выдавалось иногда не аккуратно, и нужда случалась большая. Но онъ подумалъ объ этомъ безъ всякой досады и сейчасъ же мысленно добавилъ, что въ походахъ да на глухихъ стоянкахъ новенькихъ мундировъ, пожалуй, и не надо совсѣмъ.
Анатолій откинулся на деревянную спинку стула и вытянулъ ноги, обутыя въ англійскія ботфорты. На губахъ его играла самодовольная улыбка.
-- Вращаясь въ высшемъ петербургскомъ свѣтѣ, невозможно отставать отъ другихъ,-- сказалъ онъ.-- Щегольство щегольствомъ, а и кромѣ того издержекъ превеликое множество. Вы представьте себѣ, братецъ, что за одну квартиру я плачу тысячу рублей ассигнаціями въ годъ. За то и квартира у меня на Милліонной улицѣ, въ двухъ шагахъ отъ императорскаго дворца. Четверка лошадей, кучера, лакеи, повара -- всѣхъ кормить надо. А теперь, вы сами знаете, за ассигнаціонный рубль немного больше полтины даютъ.
-- Чай, при такомъ образѣ жизни не иначе, какъ въ долги вошли?-- замѣтилъ Семенъ Ивановичъ.
Анатолій сдѣлалъ гримасу.
-- Безъ этого ужъ конечно не обошлось,-- отвѣтилъ онъ.-- Но теперь, вступая въ наслѣдство, уповаю, что и кредитъ мой утвердится. Кстати, братецъ: деньгами, которыя остались послѣ батюшки, я желалъ бы воспользоваться, соотвѣтственно увеличивъ вашу долю въ недвижимомъ владѣніи. Такъ какъ батюшка не выразилъ своей послѣдней воли въ завѣщаніи, то мы властны раздѣлиться по своему усмотрѣнію.
Семенъ Ивановичъ подумалъ и сказалъ, что въ наличныхъ деньгахъ онъ не нуждается, и готовъ согласоваться съ желаніемъ брата.
-- Только сдается мнѣ,-- добавилъ онъ,-- что въ Петербургѣ деньги эти размотаются у васъ зря. А если бы, въ случаѣ чего, пришла намъ крайность и пожелали бы вы Хрычевку продать, то на это я не согласенъ. Объ этомъ, братецъ, я вамъ прямо заявляю. Имѣніе родовое, и въ родѣ у насъ останется. Тутъ и могилы родителей и предковъ нашихъ. Вотъ кстати и вспомнилось мнѣ: вѣдь мы еще не поклонились могилѣ батюшки. Я велю сейчасъ попа позвать, и мы туда пойдемъ и отстоимъ панихиду.
Анатолій Ивановичъ согласился.
IV.
Посѣщеніе могилы отца навѣяло на Семена Ивановича грустное настроеніе.
-- Вотъ, братецъ, и при жизни мы почти не знали своего родителя, и при кончинѣ его не привелось быть,-- заговорилъ онъ, шагая уже впотьмахъ на перерѣзъ по широкому лугу, отдѣлявшему церковь отъ усадьбы.-- И сколько уже великихъ жизней прервала смерть. Скончался и самъ генералиссимусъ, Александръ Васильевичъ Суворовъ, и императоръ Павелъ Петровичъ скончался...
-- Ну, генералиссимусъ вашъ давно уже изъ ума выжилъ,-- небрежно замѣтилъ Анатолій.
Семенъ Ивановичъ остановился и даже раскрылъ ротъ отъ изумленія.
-- Какъ? какъ вы сказали, братецъ?-- переспросилъ онъ, и при этомъ нижняя губа у него странно задрожала.
-- Въ Петербургѣ давно уже смѣялись надъ его чудачествами, -- пояснилъ Анатолій.-- Согласитесь, братецъ, нельзя же при дворѣ пѣтухомъ пѣть.
-- А, пѣтухомъ пѣть... Такъ вѣдь это орелъ пѣтухомъ пѣлъ, вотъ что-съ,-- съ волненіемъ выговорилъ Семенъ Ивановичъ.-- Да-съ, орелъ, который воспарилъ надъ Альпами, вотъ-съ. И который съ налету билъ...
-- Однакоже, дѣйствовалъ съ большими ошибками противъ правилъ стратегіи и тактики, такъ что только слѣпое счастье часто выручало его,-- равнодушно возразилъ Анатолій.
Семенъ Ивановичъ поблѣднѣлъ, и нижняя губа его затряслась еще болѣе.
-- Я удивляюсь, братецъ, какъ вы можете такъ судить, проговорилъ онъ, почти задыхаясь отъ волненія.-- Суворовъ... Суворовъ... это богатырь, вотъ-съ. Его подвиги превзошли все, что записано въ военную исторію. Онъ не только самъ былъ богатырь, но изъ каждаго вшиваго солдатишки богатыря дѣлалъ. Вы, братецъ, ужъ пожалуйста... Вы никогда такъ про Александра Васильевича не выражайтесь.
Анатолій Ивановичъ посмотрѣлъ на брата съ насмѣшливымъ удивленіемъ, пожалъ плечами и посвисталъ.
-- Я думаю, намъ надо будетъ осмотрѣть имѣніе и разсудить, даетъ ли оно надлежащій доходъ, -- сказалъ онъ черезъ минуту,-- Покойный отецъ, говорятъ, былъ хорошій хозяинъ, но придерживался во всемъ старой рутины, тогда какъ въ настоящее время извѣстны многіе способы, коими можно возвысить доходность.
-- Для этого мнѣ пришлось бы пожертвовать всей перспективой, а при нынѣшнихъ обстоятельствахъ это было бы прямо неразумно,-- отвѣтилъ онъ.-- Но можно было бы прислать сюда управляющаго, англичанина или нѣмца, доподлинно знакомаго со всѣми усовершенствованіями агрикультуры.
-- Ну, нѣтъ, это чтоже-съ!-- съ живостью возразилъ Семенъ Ивановичъ.-- Наслышанъ я много объ этихъ управляющихъ, только не съ хорошей стороны. Да и вотчина наша не столь значительна. А осмотрѣться, конечно, слѣдуетъ. Если вы на томъ согласны, то завтра съ утра и поѣдемъ въ объѣздъ.
Утро слѣдующаго дня выдалось погожее, яркое. Къ крылечку господскаго дома спозаранку подали линейку на круглыхъ рессорахъ, заложенную старымъ, застоявшимся рысакомъ, на которомъ еще покойный бригадиръ ѣздилъ лѣтъ десять. Братья проѣхали прямо на "порядокъ", зашли въ двѣ-три избы, осмотрѣли скоть и гумна, опросили мужиковъ, и въ садикѣ у старосты напились густого, какъ сливки, молока съ отлично выпеченнымъ чернымъ хлѣбомъ. Видъ нѣкоторой зажиточности пріятно подѣйствовалъ на Семена Ивановича.-- "А при покойномъ батюшкѣ мужикамъ-то, какъ видно, не дурно жилось, даромъ, что они его лютымъ прославили",-- подумалъ онъ.
Потомъ объѣхали поля, и такъ какъ солнце поднялось высоко и начинало припекать, Анатолій Ивановичъ предложилъ свернуть въ лѣсокъ и возвратиться домой другимъ путемъ, со стороны почтовой дороги и пороховскаго лѣса.
Узкая песчаная просѣка безъ конца тянулась между мохнатыми елями и прямыми, частыми соснами. Густая хвоя казалась прозрачной отъ пронизывающаго ее солнца. Старый рысакъ, притомившись, плохо передвигалъ ногами, и только обмахивался хвостомъ отъ облѣпившихъ его оводовъ. Братья почти не разговаривали между собою.
Вдругъ сзади донесся звонъ колокольчика, топотъ лошадиныхъ ногъ, глухо задѣвавшихъ копытами корневища, и тяжелое громыханье дорожнаго экипажа. Всѣ эти звуки близились, становились явственнѣе, и наконецъ покрылись громкимъ окрикомъ ямщика:
-- Гей! гей! сторонись!
Братья оглянулись. На нихъ ѣхала запыленная, забрызганная карета заграничнаго вида, съ наросшею на колесахъ грязью. Почтовая четверня бѣжала крупной рысью, а ямщикъ, повидимому, очень мало заботился о томъ, что на этой узкой дорогѣ невозможно было объѣхать на всемъ ходу застрявшую впереди линейку.
-- Держи къ одной!-- снова окрикнулъ ямщикъ, не убавляя рыси.
Семенъ Ивановичъ, сидѣвшій впереди и правившій, ударилъ рысака вожжей и такъ круто повернулъ вправо, что линейка совсѣмъ прижалась къ стволамъ деревьевъ. Анатолій приподнялся, и размахивая тростью, крикнулъ ямщику:
-- Тише, каналья!
Но почтовыя лошади, разбѣжавшись, продолжали нести, и не прошло нѣсколькихъ секундъ, какъ карета зацѣпила за линейку и опрокинула ее. Оба брата вывалились на дорогу. Изъ окна кареты выглянуло испуганное женское лицо.
Это было очень красивое лицо молодой женщины, въ дорожномъ плащѣ съ капюшономъ, покрывавшимъ голову. Складки капюшона придавали особую миловидность всему прелестному облику, изящному, нѣжному и оживленному. Большіе темносѣрые глаза глядѣли съ безпокойнымъ любопытствомъ изъ-подъ длинныхъ рѣсницъ. Карета остановилась. Сидѣвшій на козлахъ лакей въ плащѣ заграничнаго покроя соскочилъ и подошелъ къ дверцѣ.
Анатолій первый поднялся и прежде всего подбѣжалъ къ козламъ, и размахнувшись тростью, вытянулъ ею ямщика. Только потомъ уже онъ замѣтилъ хорошенькую женскую головку. Онъ покраснѣлъ, и снявъ свою запачканную при паденіи шляпу, подошелъ къ окну кареты.
-- Боже мой, какъ это случилось?-- воскликнула дама.
-- Случилось очень просто, благодаря ротозѣйству вашего ямщика, въ отношеніи котораго, право, жаль было бы ограничиться однимъ ударомъ палки, -- объяснилъ Анатолій, съ любопытствомъ вглядываясь въ лицо дамы и сразу захваченный ея красотою.-- Позвольте себя представить: камеръ-юнкеръ Хрычевъ, здѣшній помѣщикъ.
-- Хрычевъ? изъ Хрычевки?-- переспросила дама, тотчасъ оживляясь.-- Но вѣдь, значитъ, я васъ знаю. То-есть скорѣе по имени, конечно. Когда я была маленькая, вы бывали у насъ въ Пороховкѣ. Только я совсѣмъ, совсѣмъ васъ не помню...
-- Зато я прекрасно васъ помню, хотя вы изъ маленькой дѣвочки превратились въ цвѣтущую красавицу,-- отвѣтилъ, улыбаясь, Анатолій.
Молодая женщина сдѣлала кокетливую гримаску.
-- А это вашъ братъ?-- спросила она, кивнувъ на Семена Ивановича, который, почистившись и уставивъ своего рысака, тоже подходилъ къ каретѣ, снявъ фуражку.
Анатолій отвѣтилъ утвердительно.
-- Сосѣди, -- произнесла дама съ любезной улыбкой.-- Васъ я тоже совсѣмъ не помню. Ахъ. нѣтъ, припоминаю: вы разъ посадили меня на свою лошадь, и мнѣ потомъ за это досталось...
Семенъ Ивановичъ не говорилъ ни слова. Онъ только кланялся, не отрываясь глазами отъ красивой головки, и все болѣе краснѣлъ.
-- Можетъ быть, вы меня не узнали? Можетъ быть, мнѣ надо назвать себя?-- продолжала дама, забавляясь его смущеніемъ.-- Бывшая Таисочка, а потомъ Таиса Лаврентьева Порохова, а теперь Баблонская.-- И вдова!-- добавила она съ маленькимъ, и какъ показалось Анатолію, не совсѣмъ искреннимъ вздохомъ.
Сидѣвшая рядомъ съ нею горничная-нѣмка тоже вздохнула, какъ будто поняла, о чемъ шла рѣчь.
-- Судьба, очевидно, насъ балуетъ, посылая намъ неожиданно такое прелестное сосѣдство,-- сказалъ Анатолій, продолжая любоваться молодой женщиной совсѣмъ влюбленными глазами.-- Сочтемъ себя счастливыми, если разрѣшите бывать у васъ на правахъ сосѣдства.
-- Mais comment donc!-- оживленно воскликнула Баблонская.-- Я намѣрена вести здѣсь очень уединенную жизнь, но не хотѣла бы совсѣмъ лишить себя человѣческаго общества. Пріѣзжайте завтра же. А теперь до свиданья, прикажите моему ямщику ѣхать. Ахъ, я еще не извинилась за него. Но мосье Анатоль немножко уже разсчитался съ нимъ.
Она вдругъ припомнила, какъ перевернулась линейка, и оба братца полетѣли на землю, растопыривъ руки. Это было такъ забавно, что она не выдержала и расхохоталась.
-- Да, вамъ смѣшно...-- пробормоталъ Анатолій.-- Пошелъ, каналья!-- прикрикнулъ онъ на ямщика.
Карета тронулась, а красивая головка, въ сѣромъ дорожномъ капюшонѣ, еще продолжала смѣяться и кивать.
V.
Семенъ Ивановичъ медленно вернулся къ линейкѣ и въ смущеніи хлопнулъ себя обѣими руками по бедрамъ.
-- Покорнѣйше благодарю. Отчего же вы не заставили этого подлеца ямщика перевязать ее какъ-нибудь?-- проворчалъ Анатолій.
-- Что вы, братецъ, какъ-же можно задерживать такую даму!-- возразилъ Семенъ Ивановичъ.-- Посмотрю, мобыть, какъ-нибудь и самъ справлюсь съ этой чертовой оглоблей.
И онъ дѣйствительно справился, найдя подъ сидѣньемъ конецъ веревки и перевязавъ оглоблю настолько крѣпко, что можно было шагомъ дотащиться на линейкѣ.
Нѣсколько минутъ братья ѣхали молча. Наконецъ Анатолій сказалъ, подсмѣиваясь:
-- А вы, братецъ, совсѣмъ растерялись и стояли, какъ вкопанный. Должно быть, сосѣдка-то наша сразу ударила васъ по сердечку.
Семенъ Ивановичъ хотя сидѣлъ спиною къ брату, но весь вспыхнулъ.
-- Не знаю, отчего вамъ такъ показалось, братецъ,-- отозвался онъ.
-- Да ужъ ясное дѣло. Вѣдь вы хотя и тихоня по виду, а очень должны быть слабы къ женскому полу,-- продолжалъ Анатолій.-- Но и то сказать, на такую бабенку всякій заглядится. Такихъ и въ Петербургѣ не много.
-- Я такъ полагаю, что ей собственно тамъ и мѣсто, въ Петербургѣ,-- замѣтилъ Семенъ Ивановичъ.-- Здѣсь для нея и веселости никакой не будетъ, да и общества подходящаго совсѣмъ не найдется.
-- А мы-то съ вами на что?-- весело возразилъ Анатолій.-- Сосѣдство самое близкое, и дѣла у насъ тутъ немного, вотъ и будемъ ѣздить въ Пороховку ферлакурить.
Семенъ Ивановичъ помолчалъ, потомъ сказалъ:
-- Это для васъ, братецъ, дѣйствительно... А мы съ такими дамами и разговаривать не умѣемъ. По всему видно, что за границей она привыкла къ самому утонченному обществу. Ну, вы всѣ эти этикета знаете, и пофранцузски объясняться можете. А на такую армейскую косточку, какъ я, она и вниманія обратить не пожелаетъ.
-- А вѣдь хороша? вѣдь чортовски хороша, а?-- произнесъ Анатолій.-- Нѣтъ, я отступаться не намѣренъ. Мнѣ ее само провидѣніе посылаетъ въ столь скучномъ мѣстѣ.
Семенъ Ивановичъ ничего не сказалъ, и во всю остальную дорогу разговоръ больше не возобновлялся.
На другой день Анатолій сейчасъ же послѣ завтрака напомнилъ брату, что ихъ ждутъ въ Пороховкѣ.
-- Не слишкомъ ли скоро это будетъ? Вѣдь она, можетъ быть, только изъ любезности пригласила сегодня?-- замѣтилъ, краснѣя, Семенъ Ивановичъ.
-- А мы изъ любезности и поѣдемъ,-- возразилъ Анатолій Ивановичъ.-- Впрочемъ, если вы, братецъ, стѣсняетесь, то достаточно будетъ, если я и одинъ сдѣлаю ей визитъ. Васъ-же могу оправдать внезапнымъ нездоровьемъ.
Семенъ Ивановичъ еще больше смутился.
-- Нѣтъ, для чего же? Ужъ я поѣду съ вами,-- рѣшилъ онъ.
На этотъ разъ братья распорядились заложить большую старую колымагу, лѣтъ десять не выдвигавшуюся изъ сарая. На туалетъ свой они тоже обратили вниманіе. Семенъ Ивановичъ вынулъ изъ своего плоскаго походнаго чемоданчика новенькій мундиръ, съ пришпиленными на длинной пряжкѣ орденами и медалями, а Анатолій Ивановичъ облекся въ коричневый фракъ съ золоченными пуговицами, узкія бѣлыя брюки и высокіе сапоги съ кисточками. На лѣвой рукѣ его, поверхъ перчатки, были надѣты перстни съ цѣнными камнями.
Старшій братъ какъ-то косо оглядѣлъ его и сказалъ съ нѣсколько натянутой шутливостью:
-- Настоящимъ, братецъ, петиметромъ явитесь.
Анатолій усмѣхнулся съ довольнымъ видомъ.
-- Каждый изъ насъ не плохъ въ своемъ родѣ,-- отвѣтилъ онъ.-- Вы, съ вашей военной осанкой и съ регаліями, имѣете очень марсіальный видъ.
-- Мнѣ, братецъ, учиться теперь поздно, да и не вижу надобности входить въ разныя такія тонкости, -- сказалъ онъ съ внезапною краскою въ лицѣ.
-- Почему же вы, братецъ, недовольны на мои слова?-- удивился Анатолій.
-- Нѣтъ, такъ-съ. Селадономъ быть не собираюсь,-- отрѣзалъ капитанъ.
Анатолій, очень проницательный въ такихъ случаяхъ, только посмотрѣлъ на брата и усмѣхнулся.
Подобранная на этотъ разъ рѣзвая четверня въ нѣсколько минутъ привезла ихъ въ Пороховку. Огромный, но весьма не затѣйливой архитектуры господскій домъ глянулъ на нихъ холодно и строго. Несмотря на суетившуюся прислугу, большія свѣтлыя залы казались необитаемыми. Хрычевыхъ провели на боковую половину, выход-іи:і ую въ сидъ. Таиса Лаврентьевна приняла ихъ въ своей маленькой гостиной, принадлежавшей ей еще въ дѣвушкахъ. Тутъ было уютнѣе и моднѣе, стояла мягкая низенькая штофная мебель, разбросаны были разныя бездѣлушки. Большія зеркала, съ гирляндами фарфоровыхъ розъ на бѣлыхъ рамахъ, весело отражали глядѣвшую въ раскрытыя окна зелень сада.
Молодая вдова была одѣта въ трауръ. Черныя складки кашемира мягко охватывали ея тонкій и стройный станъ. Была особая прелесть въ противорѣчіи этой строгой одежды съ подвижными, выразительными, дышавшими жизнью чертами ея лица. Обоимъ братьямъ она показалась сегодня еще очаровательнѣе, чѣмъ вчера, когда ея хорошенькая головка выглядывала изъ-подъ дорожнаго капюшона.
-- Ну, вотъ мило, что вы не заставили себя ждать,-- встрѣтила Баблонская, гостей и поочередно протянула имъ для поцѣлуя руку, при чемъ большіе сѣрые глаза ея улыбались съ кокетливой смѣшливостью.-- Можно вамъ предложить закусить?
Хрычевы отказались, сославшись, что сейчасъ только завтракали.
-- Тогда я велю подать моего любимаго вина,-- сказала Баблонская и дернула за шнурокъ.
Старый дворецкій, въ башмакахъ и штиблетахъ, подалъ на фарфоровомъ подносѣ рюмки венеціанскаго стекла и графинъ съ мальвазіей.
-- Вѣдь вы недавно изъ Петербурга?-- обратилась Баблонская къ Анатолію.-- Что тамъ новаго? Слышно, большія перемѣны: весь дворъ другой. Но я многихъ изъ нихъ встрѣчала въ чужихъ краяхъ: Чарторыйскій, напримѣръ. Онъ мнѣ показался человѣкомъ большого ума.
-- Великій государственный мужъ, -- подтвердилъ Анатолій,-- и пользуется полнымъ довѣріемъ обожаемаго императора. А равно Новосильцевъ, графъ Кочубей, графъ Строгановъ... Молодые, просвѣщенные умы, направляющіе наше отечество на путь европейскаго благоустройства.
-- Графа Строганова я видѣла въ Парижѣ, графа Кочубея въ Лондонѣ, они оба очаровали меня, -- сказала Таиса Лаврентьевна.-- Но если теперь наверху все такіе молодые и европейски просвѣщенные люди, то у васъ въ Петербургѣ, должно быть, сдѣлалось очень весело?
-- Невозможно себѣ представить, до чего измѣнился съ новымъ царствованіемъ петербургскій свѣтъ, -- съ живостью подхватилъ Анатолій Ивановичъ.-- Наша столица стала прямо неузнаваема. Высокія душевныя качества молодого императора и его неизреченная благосклонность, будучи отражаемы новымъ дворомъ, какъ вѣрнымъ зеркаломъ, озаряютъ всѣ круги столичнаго общества.
-- Послѣ того, что такъ недавно было, я воображаю!-- воскликнула Баблонская.
-- Нынѣшній вѣкъ можно сравнить съ лучшими временами великой императрицы,-- съ чувствомъ сказалъ Анатолій.
Но эти слова вызвали скептическую улыбку на лицо Таисы Лаврентьевны.
-- Да, развѣ что лучшія времена, которыхъ я не видала,-- сказала она.-- А что касается ея послѣднихъ лѣтъ, которыя я немножко захватила въ Петербургѣ, то надо сказать правду, при дворѣ великой императрицы набралось порядочно-таки всякаго старья.
И она засмѣялась маленькимъ, веселымъ смѣхомъ.
Этотъ смѣхъ точно защекоталъ Анатолія Ивановича. Онъ выпилъ давно налитую для него рюмку мальвазіи, подвинулся къ Таисѣ Лаврентьевнѣ и вытянулъ свои ноги въ ботфортахъ съ кисточками.
-- Всякое старье... mais c'est charmant!-- воскликнулъ онъ.-- Вы именно выразили существо дѣла. Пудренные парики и подагра въ ногахъ... Табакерки съ музыкой... ха-ха! Теперь этого уже не увидишь.
-- Назовите мнѣ, изъ кого состоитъ маленькій высшій кружокъ теперешняго общества,-- обратилась къ нему Баблонская.-- Я боюсь, что когда пріѣду въ Петербургъ, то буду тамъ, какъ чужая.
-- О, петербургскій свѣтъ приметъ васъ съ распростертыми объятіями,-- отвѣтилъ Анатолій Ивановичъ.-- Вы имѣете слишкомъ много данныхъ, чтобъ блистать въ немъ.
Молодая женщина, улыбаясь, ударила его по рукѣ вѣеромъ.
-- Льстецъ!-- сказала она.-- Ну, такъ разскажите, какія у васъ тамъ красавицы двора и кумиры высшаго общества. Я хочу заранѣе составить себѣ понятіе.
VI.
Анатолій Ивановичъ былъ въ восторгъ, что ему дали предметъ для разговора. Онъ попросилъ позволенія налить себѣ еще рюмку мальвазіи, подвинулъ свое кресло еще ближе, расположился еще удобнѣе, и принялся разсказывать. Калейдоскопъ именъ, портретовъ, сплетенъ, словно посыпался съ его языка. Онъ старался быть веселымъ, остроумнымъ, немножко злымъ, и благодаря своему уже продолжительному вращенію въ свѣтѣ, отчасти умѣлъ этого достигнуть.
Во время этого разговора Семенъ Ивановичъ, сидя нѣсколько поодаль, имѣлъ очень стѣсненный и даже жалкій видъ. Его тяготила и совершенная невозможность принять участіе въ бесѣдѣ, и явно заинтересованное вниманіе, съ какимъ Таиса Лаврентьевна слушала разсказы Анатолія. Неистощимая болтовня брата, свобода, съ какой онъ держался предъ блестящей хозяйкой дома, подавляли капитана.-- "Гдѣ ужъ намъ! Что ужъ тутъ!" -- носилось въ его угнетенной мысли, и сухощавое лицо его то блѣднѣло, то какъ-то странно бурѣло.
Но вдругъ эта блестящая хозяйка повернулась къ нему и словно облила его своимъ долгимъ, зажигающимъ взглядомъ.
-- Семенъ Ивановичъ, какъ это все суетно и ничтожно!-- сказала она.-- И за какую пустую и вертопрашную женщину вы должны меня принимать...
Капитанъ вздрогнулъ и почувствовалъ, какъ все лицо его густо залила краска.
-- Что вы, помилуйте! Какъ же можно такъ говорить...-- пробормоталъ онъ, съ трудомъ находя слова.-- Мнѣ и на мысль ничто подобное никакъ не могло прійти. Я вѣдь очень понимаю, что при вашей молодости и всемъ прочемъ... какъ вы всегда обращались въ самомъ тонкомъ обществѣ и даже въ чужихъ краяхъ...
Тайса Лаврентьевна продолжала смотрѣть на него своимъ завораживающимъ взглядомъ, подавляя мелькавшую на губахъ улыбку.
-- Вы надо мной насмѣхаетесь, Семенъ Ивановичъ, это нехорошо...-- сказала она до безсовѣстности искреннимъ тономъ.
Капитанъ даже поблѣднѣлъ.
-- Богъ съ вами, Таиса Лаврентьевна... я бы далъ голову себѣ отсѣчь, если бъ что нибудь подобное...-- протестовалъ онъ, слегка заикаясь.
-- Конечно, всю эту пустую суетность вы понимаете, какъ она того заслуживаетъ,-- продолжала Баблонская.-- Но не спѣшите заключать съ справедливою строгостью. Что такое женщина? У нея ничего нѣтъ своего -- ни понятій, ни вкусовъ, ни предрасположеній. Она мыслить и чувствуетъ, заимствуя отъ окружающаго. Я была поставлена судьбою такимъ образомъ, что видѣла вокругъ одну суетность. Но повѣрьте, что я умѣю цѣнить въ людяхъ истинныя достоинства и почитать истинныя заслуги. Скромность въ моихъ глазахъ не скрываетъ, а только усугубляетъ возвышенныя качества...
"Ба, это еще что такое?" -- мысленно произнесъ Анатолій Ивановичъ. А капитанъ только глядѣлъ на Баблонскую, не совсѣмъ понимая, къ кому относились ея слова, и не замѣчая, что ротъ его довольно забавно раскрылся.
-- Повѣрьте, что мое вертопрашество не препятствуетъ мнѣ отличать героевъ, покрывшихъ неувядаемою славою русское оружіе,-- продолжала молодая женщина, и лицо ея становилось серьезнѣе.-- Я была въ Парижѣ, когда туда, словно раскаты отдаленнаго грома, докатились слухи о страшныхъ ударахъ, нанесенныхъ въ Италіи республиканскимъ войскамъ суворовскими богатырями. Какіе это были чудные дни! Какъ я прислушивалась къ этимъ громовымъ ударамъ! Цвѣтъ французской арміи, предводимый лучшими генералами, собрался противостоять нашимъ ничтожнымъ силамъ, но тамъ былъ Суворовъ, и побѣда, какъ всегда, была прикована къ его знаменамъ.
-- Никто, какъ онъ, Александръ Васильевичъ!-- воскликнулъ капитанъ, весь подавшись впередъ и съ трудомъ переводя духъ.
-- Вокругъ меня, въ Парижѣ, все глухо роптало, съ одушевленіемъ продолжала Баблонская.-- Самолюбіе французовъ жестоко страдало. Враждебныя директоріи партіи готовы были низринуть правительство. Положеніе мое и моего мужа сдѣлалось почти невыносимымъ. Мы перестали показываться въ парижскомъ свѣтѣ, гдѣ русскихъ тогда, кромѣ насъ, никого и не было Ни мое сердце билось торжественно и радостно, и моею мечтой было прижать къ нему нашего непобѣдимаго героя нашего старика фельдмаршала
Семенъ Ивановичъ, совсѣмъ блѣдный, не сводилъ съ Баблонской разгорѣвшагося взгляда. Ея одушевленная рѣчь звучала въ его ушахъ, какъ небесная музыка Анатолій, повернувшись бокомъ, немножко хмурилъ брови, тогда какъ по губамъ его блуждала насмѣшливая улыбка
-- Вы его совсѣмъ осчастливили, Таиса Лаврентьевна,-- сказалъ онъ, кивнувъ на брата.-- Онъ и безъ того бредить своимъ Суворовымъ.
-- Ахъ, я вполнѣ понимаю капитана,-- съ живостью подхватила Баблонская.-- Раздѣлить военные подвиги этого сказочнаго богатыря, сіять лучами его безсмертной славы -- что можетъ быть выше для гражданина, для героя?
-- Кланяйтесь, братецъ, и благодарите,-- произнесъ насмѣшливымъ тономъ Анатолій.
-- Вѣдь вы, капитанъ, дѣлали съ Суворовымъ итальянскій походъ?-- обратилась къ Семену Ивановичу Баблонская, не удостоивъ вниманіемъ замѣчаніе Анатолія.-- Вы непремѣнно должны когда нибудь разсказать мнѣ объ этомъ. Непремѣнно, слышите!
Семенъ Ивановичъ снова покраснѣлъ.
-- Нѣтъ-съ, что же я могу разсказать? Война -- извѣстно, война-съ,-- протестовалъ онъ.-- Генералиссимусъ Александръ Васильевичъ дѣйствительно герой; только объ этомъ запишется въ исторію. А я разсказывать не умѣю.
-- Нѣтъ, не отговаривайтесь; я когда нибудь улучу минуту и заставлю васъ быть краснорѣчивымъ,-- настаивала Таиса Лаврентьевна.
Анатолій съ небрежнымъ видомъ всталъ, оглянулся, и замѣтивъ въ углу комнаты клавесины съ раскрытыми на пюпитрѣ нотами, подошелъ къ нимъ и перебралъ нѣсколько тетрадокъ.
-- Вижу моего любимаго Керубини,-- объявилъ онъ.-- Наша очаровательная хозяйка оказывается, кромѣ всего, и серьезною музыкантшею. Что, если бы она удостоила насъ сыграть одну изъ этихъ прелестныхъ пьесъ?
-- Мосье Анатолю наскучили наши разговоры,-- сказала Баблонская и тоже поднялась съ мѣста.-- Отлично, послушаемъ Керубини. Я недаромъ въ Вѣнѣ и Миланѣ много училась клавесинной игрѣ.
Клавиши звонко дрогнули подъ ея искусными пальцами. Заграничные учителя, очевидно, не потеряли времени, давая уроки знатной русской дамѣ. Таиса Лаврентьевна играла увѣренно и тонко, съ изящной бойкостью и одушевленіемъ. Хрычевы слушали ее съ восторгомъ.
-- Великолѣпно, великолѣпно!-- повторялъ Анатолій, раскачивая въ тактъ головой.-- Но, судя по вашимъ нотамъ, вы и поете тоже?-- спросилъ онъ, когда Баблонская окончила піесу.
-- Это ужъ когда нибудь въ другой разъ,-- отвѣчала она.
Братьевъ просили остаться обѣдать, но они отказались.
-- Если вамъ не было скучно, то надѣюсь вскорѣ опять видѣть васъ,-- сказала имъ на прощанье хозяйка.