Авсеенко Василий Григорьевич
Блажь

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

B. Авсѣенко

ЛЮДИ и ЖИЗНЬ

ПОВѢСТИ И РАЗСКАЗЫ

   

С.-ПЕТЕРБУРГЬ
ИЗДАНІЕ А. С. СУВОРИНА
1902

   

БЛАЖЬ

РАЗСКАЗЪ.

I.

   Гостиная Софьи Алексѣевны Болониной не отличалась порядкомъ. Большая, съ тремя окнами на широкую улицу, заставленная сборною, но довольно хорошею мебелью, она теряла видъ отъ множества предметовъ, которые вторгались сюда изъ другихъ комнатъ, нарушая всѣ условія элегантности. Болонина большую часть времени проводила въ гостиной и любила имѣть подъ рукой все, что ей нужно было. На громадномъ прямомъ креслѣ, гдѣ она обыкновенно сидѣла, валялась пуховая подушка изъ будуара; тутъ же на маленькомъ столикѣ почти всегда стояла совсѣмъ простая лампа съ зеленымъ щиткомъ, при которой ей удобнѣе было читать, чѣмъ при всякой другой. На коврѣ подлѣ кресла валялся старенькій пледъ, полинялый и не очень опрятный, которымъ она любила кутать свои зябкія ноги. На диванчикахъ, на кушеткахъ, иногда можно было видѣть сброшенную и не прибранную шляпку, или муфту, или даже корсажъ, приготовленный для отдачи въ передѣлку. На столахъ, на стульяхъ, на этажеркахъ всегда лежали тетрадки со старыми и новыми ролями, начатыя и недочитанныя книжки, всякіе счеты, записки и разорванные конверты. Плюшевая покрышка письменнаго столика была вся въ стеариновыхъ пятнахъ и взлызинахъ. Смѣсь роскоши и неряшливаго безпорядка чувствовалась во всемъ, и по мнѣнію многихъ частыхъ посѣтителей Болониной, придавала ея гостиной особенную уютность.
   И сама Софья Алексѣевна Болонина какъ нельзя болѣе отвѣчала впечатлѣнію, производимому ея обстановкой. Въ ея красотѣ, уже далеко передвинувшейся за тридцать лѣтъ, въ ея привычкахъ, вкусахъ, въ ея артистическомъ характерѣ, тоже замѣчалась какая-то своеобразная смѣсь роскоши и неряшливости. Смуглая брюнетка, съ крупными и выразительными чертами, съ красивымъ разрѣзомъ подвижныхъ глазъ, съ нѣсколько чувственнымъ рисункомъ большого рта, она очень выигрывала на сценѣ, гдѣ разстояніе смягчало рѣзкости, а искуссный гриммъ уравновѣшивалъ нанесенные временемъ изъяны. Вблизи, при неблагодарномъ комнатномъ освѣщеніи, эти изъяны выступали явственнѣе, и въ особенности преждевременная блёклость кожи, собравшейся мягкими морщинками на уголкахъ глазъ и губъ.
   Софья Алексѣевна сидѣла въ своемъ любимомъ, похожемъ на тронъ креслѣ и вертѣла въ рукахъ почтовый листокъ, который только что прочла господину лѣтъ сорока, помѣстившемуся прямо противъ нея, на концѣ кушетки, гдѣ ему было очень неудобно и гдѣ онъ присѣлъ только на минутку, пока она читала письмо.
   Наружность этого господина отличалась пріятною, крупною представительностью. Сѣрые глаза съ мягкимъ, словно обласкивающимъ блескомъ, тонкій носъ съ горбинкой, густые пушистые усы, прикрывающіе большой, но правильный ротъ, здоровые бѣлые зубы и прическа нѣсколько на лобъ, съ первыми признаками образующейся лысины -- все это не составляло красоты, но производило пріятное впечатлѣніе. Одѣтъ этотъ господинъ былъ въ длинный темно-коричневый сюртукъ, сшитый въ англійскомъ стилѣ, полосатыя брюки еще болѣе англійскаго стиля, и лакированныя ботинки на пуговицахъ.
   -- Не правда ли, очень удивительно?-- говорила Болонина, вертя въ рукахъ только что прочитанный вслухъ почтовый листокъ.-- Высочина, которой обыкновенно мало всего репертуара, вдругъ великодушно отказывается отъ роли, уступая ее мнѣ! Какъ вы это объясните?
   -- Вѣроятно, роль не особенно выгодная для нея,-- отозвался господинъ представительной наружности.
   -- Пустяки, я вамъ открою секретъ,-- возразила Болонина.-- Просто, все дѣло въ томъ, что въ этой роли надо три раза перемѣнить туалетъ, а Высочина не любитъ тратиться. И тѣмъ болѣе, что пьеса не продержится на репертуарѣ. Но я-то съ какой стати буду на свой счетъ спасать ее отъ расходовъ? Еще еслибъ она прямо попросила меня, а то, понимаете, хочетъ сохранить видъ, будто она же дѣлаетъ мнѣ одолженіе. Точно я такъ глупа, что не разберу ея сшитыхъ бѣлыми нитками хитростей!
   И Болонина засмѣялась съ маленькой самодовольной злостью. Собесѣдникъ ея, напротивъ, сдѣлалъ серьезное лицо.
   -- Сознайтесь, вы не любите Высочину,-- сказалъ онъ. Софья Алексѣевна пожала плечами.
   -- За что я должна ее любить?-- возразила она.-- Мнѣ было бы рѣшительно все равно, еслибъ она держала себя спокойнѣе въ отношеніи меня. Но она вѣчно чего-нибудь добивается, хитритъ, интригуеть, разсказываетъ всѣмъ, что я отнимаю у нея роли. Скажите пожалуйста, развѣ у насъ въ труппѣ кто-нибудь можетъ отнимать роли у другого? Я не виновата, что публика меня уже знаетъ и всегда отлично принимаетъ. Да наконецъ, у насъ и амплуа вовсе не одно и то же. У Высочиной, собственно гонора, даже нѣтъ никакого амплуа.
   -- Ну, какъ же такъ сказать! Она въ нѣкоторыхъ роляхъ очень недурна,-- замѣтилъ снисходительнымъ тономъ гость.-- Ingénue dramatique самая настоящая.
   Болонина откинулась на спинку кресла, сжала руки и посмотрѣла на собесѣдника удивленными, вызывающими, почти злыми глазами.
   -- Орестъ Львовичъ, вы меня раздражаете!-- произнесла она выразительно.-- Говорилъ бы это кто-нибудь другой, но только не вы!
   

II.

   Тотъ, кого назвали Орестомъ Львовичемъ (фамилія его была Еловскій) посмотрѣлъ на Болонину, выжидательно улыбаясь. Онъ предвидѣлъ внезапный, несдержанный потокъ словъ, содержаніе которыхъ заранѣе было ему извѣстно.
   -- Право же, вы меня раздражаете, -- повторила Болонина,-- Точно вы не знаете, что Высочина задалась цѣлью захватить во что бы то ни стало мое мѣсто въ труппѣ. Намъ всѣмъ тѣсно въ своихъ амплуа, мы всѣ безъ ролей сидимъ, хотя я уже десять лѣтъ въ труппѣ; а у нея нѣтъ ничего своего, кромѣ одной и той же ужимки (Болонина повела плечами и сдѣлала глазами что-то каррикатурное, подражая "ужимкѣ" Высочиной), и ей больше ничего не остается, какъ интриговать, сплетничать, кокетничать съ режиссеромъ, съ авторами, съ театральными чиновниками, съ вами...
   -- Со мной?-- улыбнулся Еловскій.
   -- И съ вами, потому что вы театралъ, цѣнитель, и у васъ связи во всемъ Петербургѣ, во всѣхъ кругахъ -- въ свѣтѣ, въ литературѣ, въ редакціяхъ, гдѣ еще тамъ?... я не знаю,-- продолжала Болонина.-- Она со всѣми кокетничаетъ, кто ей можетъ пригодиться, до изнеможенія кокетничаеть, потому что больше ей нечѣмъ взять. Да, да, это я вамъ всегда скажу, хотя бы вы таяли передъ ней, какъ мальчишка... или какъ старикашка, это вѣрнѣе!
   Софья Алексѣвна даже покраснѣла и рѣзко отшвырнула почтовый листокъ, который вертѣла въ рукахъ.
   -- Ну, вотъ вы и разсердились ни съ того ни съ чего, моя прелесть!-- сказалъ Еловскій тономъ, какимъ говорятъ съ раскапризничавшимся ребенкомъ,-- И на кого же? На своего самаго преданнаго поклонника и друга. Вѣдь это же нелѣпо, моя прелесть. Вѣдь всякая собака въ Петербургѣ знаетъ, что я вамъ покланяюсь. Мнѣ капельдинеръ, когда беретъ мое пальто, всегда сообщаетъ: "а Софья Алексѣевна не выходила еще"... или: "поторопитесь, Орестъ Львовичъ, сейчасъ выходъ Софьи Алексѣевны". И вѣдь это у васъ одной только и есть такой поклонникъ въ вашемъ театрѣ.
   Болонина наградила Еловскаго благодарной улыбкой. Но разсерженное выраженіе все еще не сходило съ ея лица. Вдругъ она спросила озабоченно:
   -- Вы знаете Глухарева? Кто онъ такой? Онъ принесъ мнѣ пьесу въ стихахъ, передѣлку поэмы Альфреда Мюссе.
   -- Глухаревъ?-- переспросилъ Еловскій,-- Онъ написалъ пьесу въ стихахъ? Это чрезвычайно интересно.
   -- Онъ писатель?
   -- О, да, и очень знаменитый даже. Только я не зналъ, что онъ пьесы пишетъ, да еще въ стихахъ.
   -- А я о немъ совсѣмъ не слыхала...
   -- Не мудрено, онъ больше по части политики. Его спеціальность -- вопросъ о проливахъ. И скажите, интересная пьеса? Какъ вамъ она показалась?
   -- Право, я еще не составила мнѣнія,-- протяжно отвѣтила Болонина.-- Есть недурныя сцены, но стихи какіе-то странные, напримѣръ; "Взоръ вознеси ивиждь" -- это какъ будто не идетъ къ Мюссе. "Внемли гласъ сердца", "созижди" -- все славянское какое-то. Гитану онъ называетъ "плясавицей" пожалуй публика расхохочется.
   -- Да, это у него есть, онъ любитъ церковно-славянскій колоритъ,-- отозвался какъ бы съ задумчивостью Еловскій.-- У него всегда возвышенный стиль.
   -- Но вѣдь Альфредъ Мюссе, имѣйте въ виду!-- возразила Болонина.-- Вы, конечно, завтракаете у меня?-- вдругъ перешла она къ другому предмету, и протянувъ руку, нажала пуговку звонка.-- Давайте скорѣе намъ завтракать,-- обратилась она къ вбѣжавшей горничной, и пригласила Еленскаго перейти въ столовую.
   Хозяйственными способностями Софья Алексѣевна не отличалась, и завтракъ имъ подали довольно скверный. Но Еловскій уже привыкъ и къ ея пожелтѣлымъ салфеткамъ, и къ непріятному чадному запаху, словно отдѣлявшемуся отъ каждой тарелки, и къ рубленымъ говяжьимъ котлетамъ, съ морковками, плававшими въ скверномъ маслѣ. Онъ остался завтракать только потому, что вообще охотно садился за столъ всюду, гдѣ его приглашали.
   Какъ только подали кофе, который Софья Алексѣевна любила разливать сама, въ передней раздался громкій звонокъ, и черезъ минуту въ столовую вбѣжала молодая, хорошенькая дама съ подвижными чертами смуглаго лица и чуть-чуть обозначавшимися усиками надъ углами губъ.
   -- Нонна Павловна! дорогая! какъ я рада!-- поднялась ей навстрѣчу Болонина, положивъ въ это привѣтствіе больше искренности, чѣмъ замѣчалось въ ея обычномъ обращеніи съ дамами.-- Мосье Еловскій, мадамъ Жадобина,-- добавила она.-- Чашечку кофе, не правда ли?
   

III.

   Еловскій разсматривалъ посѣтительницу оживившимися, заинтересованными глазами, какими онъ разсматривалъ всякую хорошенькую женщину. А она показаласъ ему больше чѣмъ хорошенькою. Средняго роста, съ покатыми плечами и тонкой таліей, она казалась воплощеніемъ стройной гибкости. Блѣдно-смуглая, чуть покрытая золотистымъ пушкомъ кожа придавала ея лицу впечатлѣніе почти дѣтской свѣжести. Глаза, большіе, темные, съ синеватыми бѣлками, тонкій носъ красивой формы и нѣсколько большія, но изящно очерченныя губы -- все въ наружности молодой женщины какъ будто подчинялось общему выраженію красоты, здоровья, искренности и темперамента.
   -- Ну что, моя дорогая, какія новости? Видѣли меня вчера въ "Жертвѣ вечерней?" -- спрашивала Болонина,-- Я эту роль люблю, я была въ ударѣ!
   -- Вы были само совершенство!-- отвѣтила Жадобина, присаживаясь близко подлѣ хозяйки и обнимая ее одною рукой за талію.-- Я весь вечеръ чуть не плакала отъ зависти. Вѣдь есть же счастливицы какъ вы: такой талантъ, и еще къ тому же такая роль!
   -- Нонна Павловна сгораетъ страстью къ театру,-- пояснила въ сторону Еловскаго Софья Алексѣевна.-- Но, къ сожалѣнію, она замужемъ, и ее не выпустятъ изъ семейной клѣтки. А между тѣмъ я увѣрена, что у нея есть настоящее призваніе къ сценѣ.
   Глаза Еловскаго какъ будто еще больше заблистали. Онъ теперь уже не отводилъ ихъ отъ Жадобиной и вообще весь какъ-то нервно насторожился, точно почуялъ въ неожиданномъ появленіи этой женщины что-то лично его касавшееся.
   -- Во всякомъ случаѣ очевидно, что Нонна Павловна обладаетъ великолѣпными внѣшними данными для сцены,-- произнесъ онъ, почтительно склоняя голову.
   -- А голосъ! вы обратили вниманіе, что за голосъ!-- подхватила Болонина.-- У насъ въ труппѣ нѣтъ такого голоса.
   На нѣжно-смугломъ лицѣ Жадобиной проступилъ легкій румянецъ. Она взглянула на обоихъ смущенными глазами и тотчасъ отвела ихъ.
   -- Вотъ вѣдь какъ странно судьба распоряжается людьми,-- продолжала Болонина.-- Сколько у насъ въ труппѣ актрисъ, которыхъ прямымъ назначеніемъ было бы штопать мужьямъ носки, а вотъ женщина съ настоящимъ артистическимъ темпераментомъ, созданная быть украшеніемъ сцены -- и изъ нея судьба сдѣлала буржуазную даму, у нея мужъ служитъ въ министерствѣ, и ей достается даже за то, что она со мною знакома...
   -- Что вы, Софья Алексѣевна! Кто вамъ это сказалъ!-- воскликнула со смущеніемъ Жадобина.-- Мужъ чрезвычайно высоко ставитъ вашъ талантъ.
   -- Но только не мое званіе и общественное положеніе, въ этомъ ужъ вы меня не разубѣдите,-- оживленно подхватила Болонина.-- Николай Викторовичъ -- образецъ всѣхъ добродѣтелей, великолѣпный начальникъ отдѣленія и даже идеальный мужъ, но всѣ его понятія, вкусы и потребности выросли на трехъ паркетахъ: на паркетѣ привилегированнаго учебнаго заведенія, на паркетѣ департаментской залы и на паркетѣ тѣхъ буржуазно-аристократическихъ гостиныхъ, куда онъ васъ возитъ, чтобы показать вамъ самое приличное, по его мнѣнію, петербургское общество. А въ этомъ обществѣ самое слово "актриса" произносится вполголоса, какъ несовсѣмъ пристойное, и то только тогда, когда въ насъ оказывается надобность для благотворительныхъ базаровъ или концертовъ.
   -- Софья Алексѣевна, вы сегодня совсѣмъ злая!-- проговорила, еще болѣе смущаясь, Жадобина.-- Можетъ быть, вы объясните мнѣ секретъ, почему мы такъ не въ духѣ?-- обратилась она тутъ же къ Еловскому, улыбаясь и взглядывая на него вскользь своими темными и блистающими глазами.
   -- Но я вполнѣ понимаю маленькое раздраженіе Софьи Алексѣевны,-- поспѣшно отвѣтилъ тотъ.-- Она, какъ настоящая артистка, не можетъ относиться равнодушно къ... къ этой утратѣ, какую несетъ искусство, благодаря капризу судьбы, отвлекшему васъ отъ вашего призванія.
   -- Призваніе! Вотъ ужъ вы въ одну минуту рѣшили о моемъ призваніи!-- засмѣялась Жадобина.
   -- Я довѣряюсь впечатлѣнію Софьи Алексѣевны, она не могла ошибиться,-- сказалъ Еловскій.-- И наконецъ...
   Онъ переставилъ свою чашку, подвинулъ стулъ и весь повернулся къ Жадобиной, словно сразу и рѣшительно овладѣвая ею.
   -- Наконецъ, говорю я, есть вещи, которыя понимаются съ перваго взгляда, -- продолжалъ онъ.-- Мой глазъ наметался, я это чувствую, ощущаю... Артистическій темпераментъ выдаетъ себя. Достаточно взглянуть на женщину... на такую женщину какъ вы, и уже какъ-то невольно представляешь ее себѣ на сценѣ, въ воображеніи начинаютъ мелькать роли... Нѣтъ, Софья Алексѣевна права, совершенно права.
   

IV.

   Болонина поглядывала на нихъ обоихъ, чуть примѣтно усмѣхаясь. Несмотря на свой ревнивый характеръ, она на этотъ разъ снисходительно и даже какъ будто сочувственно относилась къ внезапной вспышкѣ, какою, видимо, загорѣлся Еловскій.
   -- Я должна васъ предупредить,-- обратилась она къ Ноннѣ Павловнѣ, -- что Орестъ Львовичъ самый страстный театралъ, какого только можно себѣ представить. Онъ у насъ совсѣмъ свой человѣкъ, и мы его даже во всѣ свои дрязги погружаемъ. И ничего, терпитъ, и еще увѣряетъ, что это очень интересно...
   Еловскій улыбнулся, показавъ свои отличные зубы.
   -- Ничего не подѣлаешь: страсть!-- проговорилъ онъ весело.-- А изъ всѣхъ страстей, замѣтьте, это самая неотвязчивая. Да и вся моя обстановка какъ-то такъ сложилась: масса знакомствъ въ литературномъ и артистическомъ мірѣ, застарѣлыя привычки и связи. Пріятно сознавать, по крайней мѣрѣ, что въ Россіи нѣтъ такого умнаго или талантливаго человѣка, съ которымъ я не былъ бы лично знакомъ.
   -- Зато ваши свѣтскія тетушки и кузины совсѣмъ на васъ рукой махнули,-- сказала сочувственнымъ тономъ Болонина.
   -- Тетушкамъ и кузинамъ я всякое почтеніе оказываю,-- возразилъ Еловскій.-- Всѣ дни именинъ и рожденья у меня въ особую книжечку записаны, и я никогда не манкирую. А что мнѣ интереснѣе проболтать вечеръ среди моихъ пріятелей, чѣмъ зѣвать среди карточныхъ столовъ, такъ это мнѣ должны въ достоинство поставить.
   Болонина обратилась прямо къ Ноннѣ Павловнѣ.
   -- Мы съ Орестомъ Львовичемъ давнишніе, большіе пріятели, и я удивляюсь, какъ вы до сихъ поръ не встрѣчались съ нимъ у меня,-- сказала она.-- Хотя мы иногда и ссоримся съ нимъ чуть не до слезъ, но я его ужасно люблю, и именно за то, что для него нѣтъ ничего на свѣтѣ выше исскуства. За него можно поручиться, что всякій талантливый артистъ или артистка всегда найдутъ въ немъ лучшаго друга. За сколькихъ онъ хлопоталъ, подымалъ на ноги всѣхъ своихъ свѣтскихъ пріятелей, бенефисы, подписки создавалъ... Онъ нашъ, на самомъ дѣлѣ нашъ, Орестъ Львовичъ.
   Жадобина смотрѣла на Еловскаго заинтересованнымъ, сочувственнымъ взглядомъ. Въ томъ нерѣшительномъ, напряженномъ и почти мучительномъ нравственномъ положеніи, въ какомъ она находилась, она была рада встрѣтиться съ человѣкомъ вродѣ Еловскаго. Она уже заранѣе, мечтательно довѣряла ему...
   А онъ еще ближе придвинулъ къ ней свой стулъ и вопросительно, съ дружескою пытливостью вглядывался ей въ глаза своими блистающими глазами.
   -- Вы уже пробовали себя въ любительскихъ спектакляхъ?-- спросилъ онъ.
   -- Да, нѣсколько разъ, но всегда при самой маленькой залѣ,-- отвѣтила Жадобина.
   -- И конечно, съ большимъ успѣхомъ?-- продолжалъ Еловскій.
   -- Она не скажетъ, я вамъ отвѣчу за нее,-- вмѣшалась Болонина.-- Мнѣ случилось только одинъ разъ ее видѣть, и она играла отлично, отлично! Ей нужно побольше практики, и тогда увидѣли бы, что это такое.
   -- А въ чемъ вы играли?-- полюбопытствовалъ Еловскій.
   Жадобина назвала нѣсколько ролей. Еловскій сочувственно кивать головой, какъ бы говоря; такъ, такъ, я именно и думалъ, что эти роли по васъ. Потомъ онъ самъ назвалъ нѣсколько ролей, желая знать, какъ она ихъ находитъ. Завязался безконечный разговоръ на театральныя темы, возможный только между фанатиками сценическаго искусства. Смуглыя щеки Нонны Павловны разгорѣлись, голосъ ея сдѣлался громче и звончѣе, а у Еловскаго глаза все больше блестѣли.
   -- И неужели все это кончится одними стремленіями, порывами, однимъ безплоднымъ самосгараніемъ? Неужели талантъ, темпераментъ, призваніе -- разрѣшится только "возможностью", то-есть громаднымъ нулемъ?-- произнесъ онъ съ такою душевною выразительностью, что у Жадобиной словно холодокъ пробѣжалъ по нервамъ.
   Болонину тоже какъ будто всю всколыхнуло отъ этого разговора. Она положила руку на рукавъ Еловскаго, и вся потянувшись къ нимъ обоимъ, проговорила со вспыхнувшими на щекахъ розовыми пятнами:
   -- Сказать вамъ мою заповѣдную мысль? По-моему, Ноннѣ Павловнѣ надо теперь, именно теперь поступить въ нашу труппу. Мнѣ объ этомъ грезится наяву и во снѣ. И знаете? Она сейчасъ же заняла бы амплуа Высочиной. То-есть, лучше сказать, она заняла бы свое настоящее амплуа ingénue dramatique, и рядомъ съ нею Высочиной совсѣмъ нечего было бы дѣлать. Но именно теперь, пика Высочина не упрочилась на сценѣ, а то потомъ всѣ къ ней привыкнуть, будутъ считать, что это амплуа въ самомъ дѣлѣ занято ею.
   Еловскій посмотрѣла, на Болонину нѣсколько хитрымъ взглядомъ, какъ бы давая догадаться, что совершенно понялъ ее. Потомъ онъ быстро обернулся къ Жадобиной.
   -- Ужъ если Софья Алексѣевна такъ говоритъ, то значитъ убѣждена въ этомъ,-- сказалъ онъ.
   -- Софья Алексѣевна дружески пристрастна ко мнѣ,-- проговорила Нонна Павловна, но по ея смущенному, возбужденному лицу можно было догадаться, что все слышанное произвело на нее очень сильное впечатлѣніе.
   

V.

   Когда Жадобина собралась уходить, Еловскій тоже схватился за шляпу. Они вмѣстѣ спустились съ лѣстницы.
   -- Вы пѣшкомъ или въ коляскѣ?-- спросилъ Еловскій.
   У Жадобиной не было экипажа, и она почему-то не хотѣла при Еловскомъ взять извозчика. Поэтому она сказала, что пройдетъ пѣшкомъ. Еловскій пошелъ рядомъ съ ней.
   -- Вы часто бываете у Софьи Алексѣевны? Какимъ образомъ я ни разу не встрѣчалъ васъ тамъ?-- спросилъ онъ.
   -- Я забѣгаю къ ней всегда на минутку, у меня удивительно глупо наполняется день, -- отвѣтила Жадобина.-- И, къ тому же, эти посѣщенія -- въ родѣ запретнаго плода, я ихъ по большей части скрываю отъ мужа,-- добавила она съ принужденною улыбкой.
   Еловскій, въ своемъ оригинальномъ пальто, сшитомъ въ Парижѣ и отороченномъ какимъ-то не русскимъ мѣхомъ, даже пріостановился и выразительно двинулъ плечами.
   -- Вашъ мужъ до такой степени вооруженъ противъ артистокъ, что считаетъ для васъ неподходящимъ знакомство даже съ такимъ первокласснымъ талантомъ, какъ Болонина?-- произнесъ онъ тономъ возмущеннаго недоумѣнія.
   Нонна Павловна слегка покраснѣла подъ вуалеткой.
   -- Мужъ принадлежитъ къ совершенно другому кругу, очень далекому отъ артистическаго міра, и... какъ вамъ сказать... не только раздѣляетъ, но доводитъ до крайностей взгляды этого круга на театральную карьеру,-- объяснила она.
   -- Вѣроятно, къ тому кругу, гдѣ господствуетъ англійскій cant въ вольномъ русскомъ переводѣ? Гдѣ снисходительны ко всему тайному и безпощадны ко всему явному? Гдѣ женщина не считается приличной, если въ теченіе часа не найдетъ трехъ вещей, которыя shocking?-- проговорилъ съ безцеремонною ироніей Еловскій.
   Разговоръ этотъ былъ непріятенъ Ноннѣ Павловнѣ; со всякимъ другимъ она тотчасъ оборвала бы его, но Еловскій уже закупилъ ее въ свою пользу и впечатлѣніемъ искренности, и артистическимъ энтузіазмомъ. Поэтому она усмѣхнулась и отвѣтила:
   -- Принимая во вниманіе односторонность вашей точки зрѣнія, вы почти угадали... На театральный вопросъ мы съ мужемъ смотримъ совершенно различно.
   Еловскій принялъ задумчивый видъ и съ минуту шелъ молча, безпрестанно раскланиваясь съ встрѣчавшимися знакомыми. Было замѣтно, что эти знакомые принадлежали къ самымъ различнымъ кругамъ петербургскаго общества.
   -- Но вы рѣшительно всѣхъ знаете!-- воскликнула наконецъ Жадобина, изумленная этимъ множествомъ поклоновъ и привѣтствій.
   -- Да, знакомыхъ у меня цѣлый городъ,-- отвѣтилъ Еловскій.-- А вы обратили вниманіе на этого молодого человѣка пріятной наружности, съ которымъ я сейчасъ раскланялся?-- продолжалъ онъ, кивнувъ черезъ плечо на разминувшагося съ ними господина лѣтъ тридцати, съ небольшими черненькими усами и гладко выбритымъ подбородкомъ.-- Это Ведринскій, извѣстный поэтъ. Чрезвычайно талантливый юноша, и очень серьезный. Онъ уже прославился сборникомъ стихотвореній, въ которыхъ звучитъ грустная и глубокая нота -- ничтожество нашей жизни безъ идеаловъ, безъ плодотворящей связи съ великою народною душой. Онъ теперь задумалъ высокую вещь -- поэму, въ которой будетъ осмѣяно все, рѣшительно все, созданное западно-европейскою цивилизаціей.
   -- Ведринскій?-- повторила Жадобина.-- Я, кажется, читала что-то изъ его вещей... Мнѣ не понравилось, должно быть плохо поняла.
   -- Да, въ него надо вдумываться, подъ его риѳмами всегда скрыта глубокая идея,-- замѣтилъ вскользь Еловскій, и тутъ же кивнулъ нѣсколько разъ головой проѣхавшему мимо господину очень тучнаго вида, съ маленькою русою бородкой.-- А этотъ, вы тоже не знаете?-- продолжалъ онъ, быстро оборачиваясь къ Жадобиной,-- Это ужъ совсѣмъ извѣстность, знаменитый князь Азаровъ, поэтъ смерти. Онъ въ жизни видитъ только одну хорошую вещь -- неизбѣжность смерти. Но тѣмъ не менѣе боится ея ужасно.
   -- Однако, это все очень мрачно, -- улыбнулась Жадобина.-- Неужели всѣ ваши литературныя знакомства въ такомъ родѣ?
   -- Вы знаете, нынѣшняя литература вѣдь очень пессимистична, -- отвѣтилъ Еловскій.-- Въ ней слышится стонъ человѣка, которому не хочется умирать. Вѣдь въ самомъ дѣлѣ, развѣ не досадно: наука и цивилизація одерживаютъ ежедневныя побѣды надъ всякимъ насиліемъ, а самой простои вещи и: могутъ добінѣся: чтобы человѣкъ жилъ два вѣка вмѣсто одного, да ч гобъ у каждаго всегда были деньги въ карманѣ.
   Жадобина разсмѣялась.
   -- И пока этого не выдумаютъ, литература все стонать будетъ?-- сказала она.-- А вотъ я никогда не думаю о смерти: мнѣ это представляется такимъ отдаленнымъ, почти невозможнымъ. Сперва пожить бы...
   -- А, вотъ видите!-- прервалъ се Еловскій.-- Пожить хочется, и разумѣется со смысломъ, съ полнотою цѣнныхъ впечатлѣній, съ удовлетворенными благородными инстинктами артистическаго темперамента. А это не такъ легко и просто, это безъ борьбы не дается. Нѣтъ карьеры труднѣе артистической.
   -- Потому что для нея нуженъ талантъ, -- замѣтила Жадобина.
   -- Нѣтъ, и кромѣ того, и кромѣ того, -- возразилъ Еловскій.-- Приходится бороться съ обстоятельствами, съ вліяніями, съ жизнью. Возьмемъ вотъ васъ, напримѣръ. Талантъ у васъ есть, это несомнѣнно, безспорно, это чувствуется съ первой встрѣчи...
   -- Но какъ вы можете такъ увѣренно говорить?-- произнесла съ возрастающимъ радостнымъ смущеніемъ Жадобина.-- Я не имѣла случая даже сама какъ слѣдуетъ испытать себя и провѣрить...
   -- Нѣтъ, ужъ это оставьте, -- съ веселою убѣжденностью прервалъ ее Еловскій.-- Вы, я, ваши друзья, мы всѣ можемъ ошибиться, но Болонина не можетъ. Если она кое-что въ васъ подмѣтила, то ужъ это такъ. Это -- приговоръ. Вѣдь талантъ, вы замѣтьте, никогда готовый не бываетъ. Бываетъ только предрасположеніе къ таланту, искорка какая-то, а потомъужъ все отъ условій зависать. Сцена, роли, вліяніе труппы, сближеніе съ подходящими личностями, обстановка жизни -- вотъ что вырабатываетъ таланта. Возьмемъ опять-таки лично васъ. Удастся вамъ попасть въ такія условія, и изъ васъ выйдетъ первоклассная артистка; не удастся -- и современемъ никому даже въ голову не придетъ, что жизнь съѣла, проглотила талантъ, который могъ бы царствовать на русской сценѣ.
   

VI.

   Еловскій, разговорившись, не замѣчалъ, что шагаетъ все скорѣе. Жадобина съ трудомъ поспѣвала за нимъ, растревоженная, увлеченная всѣмъ тѣмъ, что слышала отъ него. Ея лицо болѣе обыкновеннаго горѣло.
   -- Даже царствовать на русской сценѣ!-- повторила она съ глухимъ, задыхающимся смѣхомъ.-- Я такихъ мечтаній не разрѣшаю себѣ. Но почему же сплошь и рядомъ случается, что такъ называемые "подающіе надежды" оказываются ничтожными бездарностями или грошевыми полезностями? Мнѣ кажется, ни въ чемъ такъ не легко ошибиться, какъ именно въ сценическихъ дарованіяхъ и способностяхъ.
   -- И ошибаются, очень часто ошибаются, -- согласился Еловскій, и покрутилъ палочкой.-- Но вы затронули большой, очень большой вопросъ. Бываетъ, что талантъ глохнетъ недоразвившись, вслѣдствіе цѣлаго ряда причинъ и обстоятельствъ. Онъ требуетъ условій не внѣшнихъ только, но и внутреннихъ. За нимъ нуженъ большой уходъ, и достаточно иногда очень какъ будто немногаго, чтобъ образовался пустоцвѣтъ. Часто случается, напримѣръ... но нѣтъ, этого нельзя объяснить въ двухъ словахъ. Вѣдь мы еще увидимся съ вами, не правда ли? Или, лучше сказать, мы будемъ видѣться? Вѣдь мы сегодня только скользили по самымъ серьезнымъ предметамъ, а разобраться въ нихъ не пришлось. Если я буду знать, въ какіе дни и часы вы заходите къ Софьѣ Алексѣевнѣ, я постараюсь встрѣтить васъ тамъ.
   Жадобина чуть-чуть покраснѣла, потому что въ эту минуту она сама думала именно о томъ, что очень удобно было бы встрѣчаться съ Еловскимъ у Болониной. Но это походило на условленныя романическія свиданія, и она чувствовала это несмотря на то, что онъ былъ "нуженъ" ей по самымъ серьезнымъ причинамъ.
   -- Я бываю тамъ обыкновенно на минуту, въ разное время дня, -- отвѣтила она.-- А мнѣ, дѣйствительно, надо бы поговорить съ вами. Вѣдь это все вещи, которыми я страшно интересуюсь. Завтра... что у насъ завтра, суббота?-- Завтра я могу быть вечеромъ у Софьи Алексѣевны. Спектакля нѣтъ, и можетъ быть она будетъ дома.
   -- Прекрасно, она непремѣнно будетъ дома,-- радостно сказалъ Еловскій.
   -- Значитъ, увидимся, а теперь... я уже почти дошла до дому, merci, -- сказала Нонна Павловна, которой совсѣмъ не хотѣлось попасться на глаза мужу въ сопровожденіи незнакомаго ему человѣка.
   Еловскій приподнялъ шляпу, пожалъ протянутые ему кончики пальцевъ, и повернувъ, быстрыми шагами направился назадъ.
   Онъ почти вбѣжалъ къ Болониной.
   -- Дома еще? Вотъ и чудесно, мнѣ непремѣнно нужно перекинуться съ вами парою словъ,-- произнесъ онъ, снимая шляпу на самомъ порогѣ гостиной.-- Гдѣ вы отыскали этакую Нонну Павловну?
   Болонина засмѣялась.
   -- А что такое? Чѣмъ она васъ такъ поразила?-- откликнулась она.
   -- Хо, хо! Сами, я думаю, понимаете, что ей есть чѣмъ поразить, и въ особенности насъ съ вами, при существующихъ обстоятельствахъ,-- произнесъ Еловскій, усаживаясь съ подогнутой ногой на диванчикъ подлѣ Болониной.
   -- То-есть, при какихъ обстоятельствахъ?-- не поняла та.
   -- Ну, полноте!-- сказалъ Еловскій.-- Я, разумѣется, отлично понялъ. Вы съ помощью этой барыньки хотите дать шахъ и матъ Высочиной. Вы потому и участіе въ ней принимаете, и понемножку поджигаете ее, и даже сами вились бы безвозмездно подготовлять ее къ сценѣ.
   -- Почему же нѣтъ, если у нея талантъ...-- проговорила Софья Алексѣевна.
   Еловскій какъ-то странно подмигнулъ ей.
   -- Ну, талантъ... Это весьма неизвѣстно, какъ говоритъ Глухаревъ. Но блистающая красота, пониманіе туалетовъ, манеры, тонъ хорошаго общества, капелька темперамента -- всего этого совершенно достаточно, чтобъ уничтожить Высочину въ лоскъ. Тутъ вы совершенно правы. Появится Жадобина -- Высочиной ни одной роли не дадутъ. А у васъ сохраняется вашъ собственный плюсъ, то-есть талантъ. Идея безусловно счастливая.
   Болонина усмѣхнулась и закурила папироску.
   -- Безусловно!-- протянулъ Кіевскій.
   -- Но вотъ бѣда, очень она въ своей семейной обстановкѣ упрочилась,-- замѣтила Софья Алексѣевна,-- къ монду принадлежитъ, то-есть къ говорящему по-французски чиновничеству, которое она, со словъ мужа, принимаетъ за мондъ.
   Еловскій вопросительно посмотрѣлъ на собесѣдницу.
   -- Вы думаете, это такъ прочно?-- сказалъ онъ.
   Болонина отвѣтила ему долгимъ, выразительнымъ взглядомъ. "Попытайтесь",-- говорилъ этотъ взглядъ.
   -- Какъ будто вы не знаете, что женщины, тронутыя театральной заразой, ошалѣваютъ,-- произнесъ Еловскій.-- Кстати, она завтра вечеромъ пріѣдетъ къ вамъ. Вы будете дома? Я тоже приду.
   -- Приходите, -- сказала Болонина, бросая окурокъ папиросы въ пепельницу,-- Но это не значитъ, что я разрѣшаю вамъ слишкомъ увлечься моей барынькой...-- добавила она съ кокетливой строгостью.
   -- Эхъ, Sophie, послѣ нашихъ десяти лѣтъ,-- произнесъ онъ, махнувъ рукою.
   

VII.

   Отъ Болониной Еловскій поѣхалъ на извозчикѣ въ Фурштатскую, къ Эрасту Викторовичу Ведринскому, у котораго, онъ зналъ, между тремя и пятью часами всегда толклись кое-какіе пріятели, преимущественно изъ свѣтскихъ людей, занимающихся искусствомъ и литературой, то-есть изъ того круга, въ которомъ Еловскій самъ по преимуществу вращался.
   Онъ не ошибся, въ кабинетѣ Ведринскаго находились, кромѣ самого хозяина, только что пріѣхавшаго, еще нѣсколько лицъ: баронъ Эліазаръ, разговаривавшій только когда былъ пьянъ, Глухаревъ, молодой кавалерійскій офицеръ Бодростинъ, и Анатолій Александровичъ Кобычевъ, тайный совѣтникъ, несмотря на такой серьезный чинъ посвящавшій свои досуги литературѣ, впрочемъ столь же серьезной, какъ и этотъ чинъ.
   Ведринскій, пухловатый блондинъ съ лысиной, посреди которой онъ все-таки ухитрялся дѣлать подобіе пробора, былъ облеченъ въ костюмъ, имъ самимъ изобрѣтенный для домашнихъ пріемовъ. Состоялъ этотъ костюмъ изъ широчайшаго покроя шароваровъ англійскаго рисунка, и глухо застегнутаго въ обтяжку казакина, съ выпущеннымъ изъ-подъ отложныхъ воротничковъ на пол-груди громаднѣйшимъ пестрымъ бантомъ. Башмаки желтой кожи, на подошвѣ пятерной толщины, съ острыми носками, больше походившіе на пару катеровъ, чѣмъ на ботинки, дополняли этотъ туалетъ. Все вмѣстѣ составляло какую-то странную смѣсь женоподобности, развинченности и озорства.
   Еловскій пожалъ руку хозяину и гостямъ, опустился на глубокое триповое кресло и обвелъ глазами комнату. Онъ всегда такъ оглядывалъ этотъ кабинетъ, поражавшій не совсѣмъ обычнымъ убранствомъ. Ведринскій любилъ создавать себѣ обстановку, заставлявшую предполагать въ немъ необыкновеннаго человѣка. Въ кабинетѣ его прежде всего бросались въ глаза два скелета, поставленные во весь ростъ по обоимъ концамъ письменнаго стола. Это необычное украшеніе составляло истинный крестъ его слуги Семена, потому что требовало ежедневнаго тщательнаго и осторожнаго обмыванья и перетиранья. Затѣмъ, на письменномъ столѣ и на этажеркахъ привлекали вниманіе черепа и кости, и между прочимъ цѣлая кисть женской руки, принадлежавшая, по словамъ Ведринскаго, единственной женщинѣ, которую онъ когда-то любилъ. Въ одномъ углу стояла длинная, какъ простѣночное зеркало, картина, изображавшая какую-то загадочную тѣнь въ дымныхъ облакахъ; передъ нею возвышались на треножникахъ восточныя курильницы. По словамъ Ведринскаго, тѣнь олицетворяла собою Нирвану, а курильницы были привезены имъ изъ Индіи, изъ одного тайнаго, неизвѣстнаго англичанамъ храма въ глубинѣ Декана, и составляли принадлежность лично видѣннаго имъ въ томъ храмѣ богослуженія. На столикахъ стояло много какихъ-то непонятныхъ фотографій, будто бы снятыхъ со спиритическихъ матеріализацій. Стекла въ окнахъ были расписныя, въ стилѣ прерафаэлитовъ, и это окончательно придавало кабинету странный, фантастическій, и въ сущности нелѣпый видъ.
   -- Что новенькаго?-- обратился къ Еловскому хозяинъ, засовывая обѣ руки въ карманы своей куртки.
   -- Да ничего пока,-- отвѣтилъ тотъ.-- Есть одна новость, но еще не созрѣвшая. Кажется, новая актриса у насъ будетъ, дама изъ общества.
   Глаза всѣхъ присутствующихъ быстро обратились на Еловскаго.
   -- Дама изъ общества?-- Кто такая?-- переспросили нѣкоторые.
   -- Ничего пока не могу сказать, господа,-- отвѣтилъ Еловскій.-- Она еще не рѣшилась, а мужъ ея слышать объ этомъ не хочетъ.
   -- Талантъ-то есть?-- спросилъ Глухаревъ.-- Играла она гдѣ-нибудь?
   -- Болонина видѣла ее въ любительскомъ спектаклѣ, и увѣряетъ, что положительный талантъ, -- объяснилъ Еловскій.
   -- Болонина увѣряетъ? Это плохой знакъ,-- отозвался язвительнымъ тономъ только что вошедшій князь Азаровъ.
   -- Въ полномъ смыслѣ красавица собой, -- добавилъ Еловскій, пропуская мимо ушей замѣчаніе князя.-- Умѣнье одѣваться, манеры -- шикъ!
   -- А этого очень не хватаетъ въ нашей труппѣ,-- сказалъ Ведринскій, усмѣхаясь и показывая покрытые зеленью зубы.-- Только, что она будетъ у насъ дѣлать? Катерину въ "Грозѣ" играть? У насъ всего двѣ-три пьесы найдется, гдѣ являются свѣтскія женщины, да и тамъ онѣ ужаснымъ языкомъ говорятъ.
   -- А вы-то, господа, на что же?-- возразилъ Еловскій.-- Вѣдь оттого и репертуаръ такой держится, что писатели нашего круга совсѣмъ отстраняются отъ драматической литературы, не хотятъ знать русскаго театра.
   -- Да что же мы будемъ писать? Вѣдь въ нашей труппѣ половина актеровъ даже загримироваться свѣтскимъ человѣкомъ не умѣетъ,-- возразилъ въ свою очередь Ведринскій.-- Симпатичнаго пьянчужку -- вотъ это всякій отлично сыграетъ; а "гостемъ" во фракѣ никто пройти не умѣетъ. И голоса у всѣхъ какіе-то, точно съ погоста. А актрисы, если на сценѣ балъ, купеческую свадьбу изображаютъ. Я васъ спрашиваю, что мы могли бы написать при такихъ условіяхъ?-- заключилъ Ведринскій, обводя взглядомъ всѣхъ присутствующихъ.
   -- А салонныхъ пьесѣ тѣмъ болѣе не слѣдуетъ давать; ихъ и у французовъ въ Михайловскомъ театрѣ противно смотрѣть,-- вставилъ князь Азаровъ.
   -- Такъ что же, какой репертуаръ нуженъ?-- воскликнулъ Еловскій.
   -- Что-нибудь совсѣмъ другое, новое,-- продолжалъ Азаровъ.-- Нынѣшнее языческое искусство вообще отжило; его или совсѣмъ не нужно, или оно должно дать то, что мучительно ищетъ современное человѣчество. Оно должно дать разгадку великихъ тайнъ духа, примирить человѣка съ неизбѣжностью смерти.
   Широкое и блѣдное лицо князя поблѣднѣло еще больше, и въ немъ болѣзненно выразилась удрученность еще не найденнаго примиренія съ неизбѣжностью смерти.
   -- Искусство должно стать мистическимъ и символическимъ,-- подтвердилъ Ведринскій, поведя взглядомъ по скелетамъ, черепамъ и костямъ.-- Ничтожество жизни, безсмысленность всего созданнаго такъ называемой цивилизаціей, и великая тайна смерти -- вотъ содержаніе той литературы, какой хочетъ современный человѣкъ. Развѣ не этимъ объясняется владычество надъ умами графа Толстого?
   

VIII.

   Разговоръ оживился, сдѣлался общимъ. Молодой кавалерійскій офицеръ Бодростинъ, слегка вспыхивая подъ покрывавшимъ его щеки пушкомъ, заявилъ, что всѣ наслажденія, за которыми слѣпо гоняется толпа, не имѣютъ никакого значенія для современнаго человѣка. Самое ведикое въ жизни -- смерть, т.-е. выходъ безсмертнаго духа изъ случайнаго, жалкаго воплощенія.
   Ведринскій толкнулъ князя Азарова подъ локоть и подмигнулъ ему восторженнымъ образомъ на Бодростина.
   -- И это говоритъ цвѣтущій юноша, полный силъ и желаній!-- произнесъ онъ почти влюбленнымъ голосомъ.
   Кобычевъ, насупленно молчавшій до сихъ поръ, хлебнулъ изъ стоявшаго передъ нимъ стакана съ чаемъ и проговорилъ:
   -- Въ русскомъ народѣ всегда было презрѣніе къ жизни; въ этомъ его сила. Онъ тысячу лѣтъ прожилъ въ своей посконной рубахѣ, подъ дырявой соломенной крышей, пренебрегая жалкимъ матеріальнымъ комфортомъ, погубившимъ западнаго человѣка, и сохранивъ могучую силу духа. Онъ потому одинъ только и остался великимъ народомъ.
   -- А откуда онъ заимствовалъ это презрѣніе къ жизни? Вонъ откуда!-- произнесъ Ведринскій и указалъ въ уголъ, гдѣ стояла тѣнь Нирваны, окруженная индійскими курильницаии.-- Съ Востока, изъ этой великой, общей колыбели человѣчества.
   -- Да, но черезъ Византію, черезъ Византію!-- замѣтилъ Кобычевъ.
   Отсюда возникъ споръ. Ведринскій сталъ доказывать, что роль Византіи принадлежитъ исторіи, что въ настоящее время духовное возрожденіе и обновленіе можетъ быть получено только непосредственнымъ общеніемъ съ Востокомъ, съ настоящимъ Востокомъ Будды и Кун-фуцзы.
   Съ этимъ соглашались, но требовали оговорокъ.
   Еловскій тѣмъ временемъ подсѣлъ къ Глухареву, и наклонившись къ нему спросилъ интимнымъ тономъ:
   -- А вы, оказывается, пьесу написали, да еще въ стихахъ! Это пока секретъ?
   -- Только не отъ пріятелей, -- улыбнулся въ отвѣтъ Глухаревъ, выкачивая свои круглые стеклянные глаза.-- А вамъ Болонина сказала?
   -- Да.
   -- Не утерпѣла похвастать!-- тономъ необъятнаго самомнѣнія произнесъ Глухаревъ.-- Дѣйствительно, для нея тамъ великолѣпная роль есть... великолѣпная!
   Еловскаго немножко покоробило отъ этого тона.
   -- Великолѣпныхъ ролей, Зиновій Ивановичъ, не надо давать артисткамъ съ установленной репутаціей,-- возразилъ онъ.-- Тутъ гораздо интереснѣе видѣть молодое, свѣжее дарованіе. Молодая артистка, по крайней мѣрѣ, не сыграетъ по шаблону.
   Глухаревъ собралъ свои толстыя губы, какъ будто хотѣлъ посвистать.
   -- Фю-фю... знаемъ мы эту штуку:
   
   ... разыгранный Фрейшицъ
   Перстами робкихъ ученицъ,--
   
   съ возрастающимъ высокомѣріемъ сослался онъ на пушкинскіе стихи.
   -- Я говорю о молодой, талантливой артисткѣ, которая всегда что-нибудь свое, оригинальное покажетъ, настаивалъ Еловскій.
   -- Вотъ этого-то я пуще всего и боюсь, когда актрисы или актеры "свое" пускаютъ,-- отвѣтилъ Глухаревъ.-- Ничего тутъ своего не нужно. Роль обдумана, разработана -- бери ее какъ есть, и играй по ремаркамъ. Чего не поймешь, или не удастся, авторъ растолкуетъ, научить. Упаси Господи, если въ такую пьесу, какъ моя, да оригинальности какая-нибудь дура подпустить захочетъ.
   Лицо Еловскаго окончательно приняло видъ непріятной растерянности. Необъятное самомнѣніе Глухарева ставило его втуникъ. Хотя онъ уже привыкъ къ тому, что весь этотъ кружокъ считалъ себя какимъ-то сен-Жерменскимъ предмѣстьемъ русской литературы и на все не принадлежащее къ кружку смотрѣлъ какъ на жалкое мѣщанство, способное только къ площадному гаерству, но тѣмъ не менѣе онъ зналъ, что пьеса Глухарева -- его первый опытъ въ этомъ родѣ, что ни знанія сцены, ни привычки къ стиху у него нѣтъ, и что поэтому нѣкоторая скромность въ данномъ случаѣ была бы для него весьма умѣстна.
   -- Рѣчь идетъ не о дурахъ, и вообще вы не такъ меня поняли,-- сказалъ Еловскій.-- У слишкомъ опытной, выработанной артистки всегда извѣстный шаблонъ чувствуется, и репертуаръ у нея очень великъ, такъ что она непремѣнно будетъ сбиваться на что-нибудь старое.
   -- У меня не собьется, я лично на всѣхъ репетиціяхъ буду,-- возразилъ Глухаревъ.-- И полагаю, господа актеры поймуть, что на сей разъ они играютъ не Тряпичкина какого-то, а настоящаго писателя.
   Словечко "сей" напомнило Еловскому замѣчаніе о раскольничьемъ языкѣ, навязанномъ русскимъ авторомъ Альфреду Мюссе.
   -- А если Болонина откажется отъ роли?-- произнесъ онъ.
   Глухаревъ съ изумленіемъ навелъ на него свои круглые зрачки.
   -- Откажется? Софья Алексѣевна Болонина откажется играть въ моей пьесѣ?-- повторилъ онъ такимъ тономъ, какъ будто разговаривавшій съ нимъ внезапно сошелъ съ ума.-- Но почему бы это, "любопытенъ я" знать?
   -- Да хотя бы потому, что у васъ тамъ какія-то славянскія выраженія понаставлены, а она находить ихъ неумѣстными въ пьесѣ, заимствованной изъ поэмы Мюссе.
   Глухаревъ помолчалъ, какъ бы въ нѣкоторомъ столбнякѣ, потомъ прищурился на Еловскаго однимъ глазомъ.
   -- Она вамъ говорила это?-- спросилъ онъ.
   -- Да, говорила.
   Глухаревъ прищурился сильнѣе и придалъ всему лицу необычайно тонкое выраженіе.
   -- Хорошо, тогда и я тоже поговорю съ ней, -- произнесъ онъ значительно.-- Я буду имѣть честь разъяснить ей, что она слишкомъ привыкла къ языку Тряпичкиныхъ, поставляющихъ свою дрянь для современной русской сцены, а потому истинная поэзія немножко рѣжетъ ей ухо.
   И совершенно недовольный всѣмъ этимъ разговоромъ, онъ грузно повернулся и обратился съ какимъ-то вопросомъ къ Кобычеву.
   

IX.

   Еловскій тоже былъ недоволенъ, и не только Глухаревымъ, но и самимъ собою. Онъ отлично понималъ и этотъ сен-Жерменскій кружокъ литераторовъ, гнушавшихся литературой, и свое положеніе въ немъ. Онъ былъ близокъ къ нему, но самъ никакимъ авторствомъ не занимался, и потому всѣ эти безмѣрныя самолюбія охотно обнажались передъ нимъ, какъ передъ лицомъ постороннимъ, не обладающимъ данными для измѣренія дѣйствительныхъ литературныхъ величинъ. Другъ передъ другомъ они не могли врать, не рискуя встрѣтить насмѣшливую улыбку. Но Еловскому можно было врать что угодно: онъ все принималъ съ сочувственнымъ любопытствомъ, и имѣлъ видъ человѣка, всему простодушно вѣрящаго. Ведринскій могъ говорить ему, что выручилъ шесть тысячъ за книжку своихъ стихотвореній, а теперь ему предлагаютъ за второе изданіе десять тысячъ. Глухаревъ могъ говорить ему, что получаетъ по пятисотъ рублей за каждую статью въ газетѣ о необходимости овладѣть проливами, и что англійскій посланникъ хотѣлъ закупить его необычайною любезностью. Кобычевъ могъ разсказывать Еловскому, что въ комитетѣ министровъ произошелъ горячій споръ по поводу сдѣланной въ его брошюрѣ постановки дворянскаго вопроса, и что извѣстный лейпцигскій издатель Брокгаузъ предлагаетъ ему цѣлое состояніе за право перевода этой брошюры на всѣ европейскіе языки. Словомъ, члены кружка видѣли въ Еловскомъ удивительно милаго человѣка, въ присутствіи котораго можно предаваться наслажденіямъ самаго необузданнаго самомнѣнія.
   Еловскій это понималъ, но не зная литературныхъ дѣлъ и условій, немножко даже вѣрилъ тому, что ему разсказывали. Ему даже пріятно было думать, что всѣ эти знакомые ему поэты, романисты и журналисты въ самомъ дѣлѣ представляютъ собою настоящую литературу, хотя и не ту, которой занимается публика.
   Глухаревъ, конечно, не обнаружилъ бы такого самомнѣнія передъ другими членами кружка. Онъ услаждался, полагая что бесѣдуетъ съ человѣкомъ, не умѣющимъ опредѣлить его дѣйствительное значеніе. Не слѣдовало обращать вниманія на его наивную спѣсь, и въ особенности возстановлять его противъ Болониной. Но именно высокомѣріе по отношенію къ Болониной задѣло Еловскаго за живое, и онъ не сдержался.
   "А впрочемъ,-- подумалъ, успокоившись, Еловскій,-- Софья Алексѣевна отлично можетъ обойтись безъ его пьесы, съ ея славянщиной. Для нея и не такіе авторы охотно напишутъ. А для той... для будущей... тоже что-нибудь найдемъ".
   И на мгновенье эта "будущая", эта красивая женщина, къ которой онъ сразу почувствовалъ неотразимое, неотвязчивое влеченіе, знакомое однимъ театраламъ, испытывающимъ двойное обаяніе красоты и артистичности, -- эта женщина проплыла передъ его затуманившимися глазами. И ея очарованіе дѣйствовало тѣмъ сильнѣе, что она была еще вся въ будущемъ, что на ней еще не лежалъ тотъ спеціальный, особый лоскъ, какой кладетъ на артистку театральная жизнь. Ее еще надо было добывать для искусства и... и для себя.
   Еловскій разсѣянно прислушивался къ голосамъ присутствовавшихъ. Центромъ общаго разговора сдѣлался теперь Кобычевъ. Онъ излагалъ программу статьи, которую готовилъ для одного мало читаемаго журнала. Статья имѣла цѣлью установить начала особой, самобытной политической экономіи, примѣненной къ духу и характеру русскаго народа.
   -- Нашъ народъ любитъ бѣдность, да!-- говорилъ онъ своимъ навязчивымъ, учительскимъ тономъ.-- Это надо понять, потому что въ этомъ вся штука. Всѣ объясненія нашей бѣдности на основаніи европейскихъ экономическихъ воззрѣній никуда не годятся. Ни община, ни раздѣлы, ни малоземелье тутъ ничего не значатъ. Вся суть въ томъ, что народъ любитъ бѣдность. Въ этомъ его глубочайшее различіе отъ западнаго крестьянина или рабочаго. Въ немъ нѣтъ похоти стяжанія, развратившей европейца: онъ презираетъ земныя, мірскія блага, и дорожитъ только богатствами духа. А разъ что это такъ, то совершенно понятною становится полная для насъ несостоятельность западной экономической науки.
   Глухаревъ, внимательно вслушивавшійся въ слова Кобычева, обвелъ всѣхъ радостно-вопрошающимъ взглядомъ.
   -- Какая, господа, глубокая мысль!-- воскликнулъ онъ.
   Ведринскій поднялся съ мѣста, вытянулъ впередъ обѣ руки, затѣмъ разомъ опустилъ ихъ.
   -- А развѣ не то же самое видимъ мы на Востокѣ?-- вскричалъ онъ.-- Вѣдь это только новое подтвержденіе все той же истины, что мы ближе всѣхъ къ Востоку, къ великой колыбели человѣчества! И есть слѣпые, которые не понимаютъ этого!
   

X.

   Заѣхавъ на другой день вечеромъ къ Болониной, Еловскій уже засталъ тамъ Нонну Павловну. Они встрѣтились, словно хорошіе знакомые, связанные очень серьезными для нихъ обоихъ интересами.
   -- Я просматриваю новую пьесу, въ которой Софья Алексѣевна будетъ играть,-- пояснила Жадобина, указывая на большую переплетенную тетрадь, которую держала подлѣ лампы.-- Передѣлка изъ Мюссе, въ стихахъ.
   -- А, Глухарева -- вспомнилъ тономъ пренебреженія Еловскій.-- А развѣ это уже рѣшено?-- быстро обернулся онъ къ Болониной.-- Мнѣ помнится, вы нашли тамъ нелѣпые стихи? Что вамъ за охота рисковать разсмѣшить публику въ самомъ торжественномъ мѣстѣ?
   -- Мнѣ пьеса вообще не нравится, но есть двѣ-три эффектныя сцены,-- отвѣтила Болонина.-- Главное, впрочемъ, не въ пьесѣ, а въ авторѣ. Вѣдь онъ очень извѣстенъ, не правда ли? Онъ вездѣ бываетъ въ свѣтѣ?
   Еловскій пожалъ плечами.
   -- Да, онъ можетъ составить залу, не спорю; но тѣмъ непріятнѣе произносить дикіе стихи передъ хорошей публикой,-- возразилъ онъ.
   -- Можетъ быть, онъ кое-что подправитъ?
   -- Ничего онъ не подправитъ. Это такое дилетантское самолюбіе, какого я еще не встрѣчалъ. Вчера я чуть не поругался съ нимъ изъ-за васъ и этой пьесы. По его мнѣнію, онъ оказываетъ вамъ величайшую честь, предлагая вамъ главную роль,
   -- А не все ли мнѣ равно, какъ онъ объ этомъ думаетъ. Я готова даже поддержать его въ такомъ мнѣніи,-- сказала съ маленькимъ смѣхомъ Болонина.-- Вы думаете, это шутка -- составить залу? Это все!-- продолжала она съ увлеченіемъ.-- Мнѣ надоѣла наша всегдашняя публика. Удивительно интересно блистать передъ лавочниками и рецензентами. Они даже испортили мой вкусъ въ туалетахъ. Кромѣ шутокъ, я не рѣшаюсь сдѣлать дѣйствительно хорошій, тонкій туалетъ: мнѣ все кажется, что его не поймутъ. И я нашиваю какіе-то позументы, или выпускаю яркую ленту въ десять вершковъ ширины. Это мука, истязаніе.
   Еловскій слушалъ ее съ серьезнымъ видомъ.
   -- Все это такъ, и я васъ совершенно понимаю; но мы можемъ обойтись безъ Глухарева,-- сказалъ онъ значительнымъ тономъ.-- У меня есть идея устроить нѣчто получше.
   -- Напримѣръ?-- быстро повернулась къ нему Болонина.
   -- А, любопытно?-- произнесъ Еловскій, и взглянулъ на обѣихъ дамъ.
   Ихъ глаза точно впились въ него. Нѣжно-смуглое лицо Жадобиной чуть-чуть горѣло,-- до такой степени было сильно волненіе, съ какимъ она присутствовала при этомъ разговорѣ. Еловскій невольно усмѣхнулся: онъ понялъ эту заразительную лихорадку артистическаго экстаза, и сочувствовалъ ей вдвойнѣ: какъ театралъ и какъ поклонникъ женской красоты.
   -- Ну, не кокетничайте, говорите: какая у васъ геніальная идея?-- нетерпѣливо обратилась къ нему Болонина.
   -- Ужъ будто и пококетничать нельзя? Мы, мужчины, имѣемъ такъ мало способовъ къ тому, что надо пользоваться случаемъ,-- весело отвѣтилъ онъ.-- А идея моя, хотя и не геніальная, но не плохая. Возникла же она вотъ по какому случаю. Лѣтъ этакъ пятнадцать назадъ,-- я вѣдь не моложусь и не скрываю, что мнѣ всѣ сорокъ уже стукнуло,-- провелъ я мѣсяцъ въ деревнѣ у Арсенія Ильича...
   -- У нашего Арсенія Ильича,-- перебила Болонина.
   -- У него самаго. И вотъ,-- продолжалъ Еловскій, по привычкѣ какъ-то присасывая губами,-- вздумалось намъ сочинить любительскій спектакль, общество у насъ собиралось большое: сосѣди очень милые нашлись кое-кто изъ губернскаго города навертывался, были пріѣзжіе изъ Петербурга и Москвы. Между прочимъ, двѣ барыньки оказались такія, что хоть куда. Развязныя, бойкія, кокетки до мозга костей. Одна, представьте себѣ, высокая, тонкая блондинкасъ черными глазами и рѣсницами на пол-щеки...
   -- Ну, хорошо, хорошо, дальше!-- снова перебила Болонина.-- Если мы будемъ добираться до вашей идеи черезъ всѣхъ красавицъ, какихъ вы встрѣчали, то никогда не доберемся.
   -- Признательность въ моей натурѣ,-- возразилъ Еловскій.-- Итакъ, затѣяли мы сыграть спектакль. На чемъ же остановиться? Перебрали весь репертуаръ, и все не сходились въ мнѣніяхъ. Тогда Арсеній Ивановичъ проговорился, что у него есть комедія собственнаго сочиненія, подъ названіемъ: "Двѣ или ни одной". Мы всѣ, конечно, пристали къ нему -- дайте вашу пьесу. Онъ снизошелъ. Начались, какъ водится, репетиціи, потомъ сыграли, и я вамъ скажу, спектакль сошелъ блистательно! Прямо блистательно! Пьеска оказалась премиленькая, главныя роли вполнѣ выигрышныя. Двѣ женскія -- какъ нарочно для васъ и Нонны Павловны. Теперь понимаете, въ чемъ заключается моя идея?
   -- Вы думаете, Арсеній Ильичъ дастъ свою пьесу?-- тономъ сомнѣнія возразила Болонина.
   Еловскій взглянулъ на Жадобину: у нея уши раскраснѣлись, и глаза подъ длинными черными рѣсницами блестѣли какъ угольки.
   -- Утверждать заранѣе не стану, но полагаю, что мнѣ удастся его уломать; вѣдь мы съ нимъ, вы знаете, пріятели,-- отвѣтилъ Еловскій.
   Болонина вдругъ порывисто бросилась къ нему и обняла обѣими руками за шею.
   -- Орестъ Львовичъ, если вы насъ только подразнили, а дѣла не сдѣлаете, мы васъ задушимъ голыми руками!-- воскликнула она, и оглянулась на Жадобину съ такимъ выраженіемъ, которое говорило: "Помогайте же мнѣ, вѣдь теперь отъ него ваша судьба зависитъ!"
   -- Если не сдѣлаю, можете задушить; а теперь, за идею, разрѣшите расцѣловать вамъ обѣимъ ручки,-- отвѣтилъ Еловскій, и наскоро поцѣловавъ руку Болониной, всталъ и наклонился передъ Жадобиной.
   Она, еще больше краснѣя, отдала ему одну руку, потомъ другую. Еловскій перецѣловалъ ихъ по нѣскольку разъ, медленно и такъ крѣпко сжимая, что кольца оставили знаки на кожѣ. Болонина черезъ его голову смотрѣла въ глаза Ноннѣ Павловнѣ, поощряя и одобряя, и какъ бы говоря:-- "Вы понимаете, его надо приручить и залучить во что бы то ни стало".
   И бархатные зрачки Жадобиной выражали согласіе.
   

XI.

   Хорошенькая Паша, горничная Софьи Алексѣевны, въ чепчикѣ и французскомъ передникѣ, заявила, что поданъ самоваръ. Всѣ перешли въ столовую и усѣлись вокругъ стола. Разговоръ возобновился.
   -- Какъ, вы сказали, называется пьеса Арсенія Ильича?-- спросила хозяйка.
   -- "Двѣ или ни одной",-- отвѣтилъ Еловскій.-- Сюжетъ, видите ли, въ томъ, что двѣ женщины, одна передъ другой, стараются влюбить въ себя героя пьесы, и такъ успѣшно достигаютъ цѣли, что онъ оказывается въ затрудненіи, которую предпочесть. Ему онѣ обѣ нужны, или ни одной. А такъ какъ на двухъ нельзя жениться, то онъ убѣгаетъ къ третьей. Тутъ, понимаете, множество выигрышныхъ сценъ, и все въ тонѣ хорошаго общества.
   -- Я бы съ наслажденіемъ играла въ такой пьесѣ,-- сказала Болонина;-- это моя мечта. И вотъ ужъ тутъ, конечно, была бы составлена зала! Одно имя Арсенія Ильича привлечетъ все лучшее петербургское общество.
   -- Подъ своимъ именемъ онъ не дастъ, -- возразилъ Еловскій.-- Но такъ даже лучше: знать все-таки будутъ, а между тѣмъ получится интересъ таинственности.
   -- Можно пустить намекъ въ газетахъ...
   -- Понятно. Это все я ужъ устрою, вы не безпокойтесь.
   Еловскій откинулся на спинку стула, сощурилъ глаза и посмотрѣлъ поочередно то на одну, то на другую изъ дамъ.
   -- Я отсюда уже вижу васъ обѣихъ въ вашихъ роляхъ,-- проговорилъ онъ какъ бы сладко разслабленнымъ голосомъ.-- Особенно въ сценѣ второго акта, гдѣ вы обѣ читаете монологи: одна изъ "Ромео и Джульеты", а другая изъ "Адріены Лекувринъ" -- великолѣпная сцена, вродѣ артистическаго состязанія. Для Нонны Павловны она особенно удобна, потому что и по замыслу автора предназначалась для дебютантки, или для любительницы.
   Смуглое лицо Жадобиной разгоралось все больше.
   -- Вы такъ говорите, какъ будто уже рѣшено, что я принята на сцену, и мнѣ данъ дебютъ въ этой пьесѣ,-- сказала она съ волненіемъ.
   -- Я такъ смотрю,-- подтвердилъ Еловскій.-- Что вамъ дадутъ дебютъ, за это я ручаюсь. Все зависитъ отъ васъ самихъ. Достанетъ ли у васъ характера завоевать свою личную свободу -- вотъ въ чемъ весь вопросъ.
   Нонна Павловна опустила лицо на поставленныя на локти руки.
   -- Ахъ, я сама знаю, что въ этомъ весь вопросъ!-- проговорила она въ смятеніи.
   -- Надо умѣть рѣшиться, -- замѣтила Софья Алексѣевна серьезнымъ и ободряющимъ тономъ.
   Жадобина подняла голову
   -- Да, еслибъ только я знала, что у меня дѣйствительно есть талантъ,-- сказала она.
   -- Позвольте, Нонна Павловна,-- горячо вмѣшался Еловскій,-- вѣдь надо же имѣть довѣріе къ сужденію такой опытной артистки, какъ наша хозяйка. Она видѣла васъ на любительской сценѣ и сразу назвала васъ талантомъ. А къ числу многоразличныхъ достоинствъ Софьи Алексѣевны никакъ нельзя присоединить излишнее снисхожденіе къ артистамъ, и въ особенности къ артисткамъ,-- добавилъ онъ со своей плутоватой улыбкой.
   Болонина погрозила ему пальцемъ.
   -- Таланты вырабатываются, нужны только задатки,-- сказала она.
   -- Ну, что касается задатковъ, то объ этомъ и мнѣ позвольте сужденіе имѣть, -- опять съ горячностью подхватилъ Еловскій.-- Ужъ о задаткахъ-то мы можемъ судить. Одни внѣшнія данныя чего стоятъ.
   И онъ повелъ на Жадобину такимъ страстно-любующимся взглядомъ, что она снова вспыхнула и невольно опустила свои густыя рѣсницы.
   -- А вы присоедините воспитаніе, манеры хорошаго общества, образованіе, литературный вкусъ...-- добавила Болонина.-- У насъ съ этими данными днемъ съ огнемъ надо искать. Впрочемъ, Нонна Павловна можетъ подумать, что мы ее уговариваемъ, а я не хочу этого. Такъ вы, Орестъ Львовичъ, полагаете, что Глухарева можно по-боку?
   -- По-боку, разумѣется, по-боку, -- подхватилъ Еловскій.-- Что за охота возиться съ этой дилетантской спѣсью? Повѣрьте, и безъ него обойдемся. Ужъ если на то пошло, то я всѣ главныя литературныя силы притяну. Я Ведринскаго заставлю драму въ стихахъ написать! Не шутя: вѣдь онъ могъ бы дать что-нибудь въ новомъ родѣ, символически-мистическое, какъ теперь любятъ. У него даже идея есть въ одной поэмѣ: душа чахоточной женщины улетаетъ по ночамъ въ сады безсмертія, потому что она наполовину уже освободилась отъ тѣла, а душа влюбленнаго въ нее профессіональнаго атлета тоскуетъ, подавленная страшнымъ избыткомъ физической жизни. Можно драматизировать эту тему, создать совершенно новые сценическіе эффекты. Напримѣръ: вы засыпаете среди таинственныхъ, полу-освѣщенныхъ декорацій, васъ замѣняютъ куклой, а вы, закутанная въ газъ, медленно отдѣляетесь отъ себя самой, то-есть отъ куклы, подымаетесь все выше, и наконецъ улетаете въ сады безсмертія. Затѣмъ -- чистая перемѣна картины, и вы играете душу героини.
   Болонина захлопала въ ладоши.
   -- Браво, да вы поэтъ, Орестъ Львовичъ!-- воскликнула она.-- Вы могли бы сами написать отличную вещь.
   -- О, нѣтъ, я не пускаюсь въ авторство,-- скромно протестовалъ Еловскій.-- Хотя, какъ вы знаете, у меня есть двѣ-три одноактныя бездѣлки, которыя до сихъ поръ держатся на репертуарѣ.
   Софья Алексѣевна пододвинула ему новый стаканъ чаю.
   -- Итакъ, вы немедленно начинаете дѣйствовать?-- спросила она.
   -- Относительно Арсенія Ильича?
   -- Да.
   -- Немедленно, и увѣренъ въ успѣхѣ, -- подтвердилъ Еловскій.
   

XII.

   Жадобина, послѣ чаю, нѣсколько разъ собиралась уѣхать, и опять оставалась. Она не могла отдѣлаться отъ обаянія этихъ все болѣе овладѣвавшихъ ею интересовъ. У Софьи Алексѣевны самый воздухъ какъ будто былъ насыщенъ ими, и Нонна Павловна вдыхала ихъ, какъ отраву, вмѣстѣ съ воздухомъ...
   Между тѣмъ пришелъ Ивицкій, актеръ принадлежавшій къ партіи Болониной. Софья Алексѣевна увела его въ столовую поить чаемъ, а Еловскій и Жадобина остались вдвоемъ въ гостиной. Онъ тотчасъ обратился къ ней съ нѣсколько таинственнымъ видомъ, какъ будто давая понять, что его слова не должны быть услышаны хозяйкой дома.
   -- Вы счастливица, ваши артистическіе планы совпадаютъ съ самымъ благопріятнымъ стеченіемъ обстоятельствъ,-- сказалъ онъ пониженнымъ голосомъ, многозначительно взглядывая по направленію къ столовой.
   -- А именно?-- спросила Жадобина.
   -- Софья Алексѣевна совершенно на вашей сторонѣ, и для этого есть особая причина, кромѣ расположенія, которое она къ вамъ питаетъ, и увѣренности въ ожидающихъ васъ успѣхахъ,-- отвѣтилъ онъ все также не громко.-- Знаете, закулисная жизнь полна борьбы, и безкорыстныхъ влеченій вы тамъ мало найдете. Каждый отстаиваетъ себя и свои интересы. Поэтому не удивляйтесь, если я, при всемъ уваженіи къ Софьѣ Алексѣевнѣ, придаю особенное значеніе тому, что ваше поступленіе на сцену совпадаетъ съ нѣкоторыми ея личными цѣлями.
   -- Въ самомъ дѣлѣ?-- удивилась Нонна Павловна.
   Еловскій многозначительно прищурилъ одинъ глазъ и кивнулъ головой.
   -- Есть это,-- сказалъ онъ почти шепотомъ.-- Надо вамъ знать, что Софья Алексѣевна терпѣть не можетъ Высочину, которая моложе и красивѣе ея, и начинаетъ нравиться публикѣ. И вотъ, она разсчитываетъ, что съ вашимъ появленіемъ Высочина останется безъ всякаго мѣста въ труппѣ. Поэтому она готова будетъ все на свѣтѣ сдѣлать, не только чтобы васъ приняли, но и чтобы облегчить ваши успѣхи, Понимаете, какъ это важно? Вѣдь отъ нея, собственно, все зависитъ, она всѣми командуетъ. Начать карьеру не противъ желанія Болониной, а подъ ея покровительствомъ,-- это такой шансъ, какого до сихъ поръ ни одна артистка не имѣла. Потому-то я и говорю, что вы счастливица, вы находитесь въ самомъ рѣдкостномъ положеніи.
   Нонна Павловна слушала его, почти не дыша. Въ темныхъ глазахъ ея опять появилось лихорадочное возбужденіе.
   -- Но въ такомъ случаѣ я сразу пріобрѣла бы врага въ лицѣ этой Высочиной,-- сказала она.
   -- И пускай себѣ!-- воскликнулъ Еловскій.-- Что такое Высочина противъ Болониной? А безъ маленькихъ враговъ на сценѣ шагу ступить нельзя. Главное въ томъ, что когда узнаютъ о вашихъ отношеніяхъ къ Софьѣ Алексѣевнѣ, всѣ будутъ стараться угождать вамъ.
   Нонна Павловна откинула голову на высокую спинку кресла и молчала. Въ ея большихъ черныхъ зрачкахъ, въ слегка сближенныхъ бровяхъ, въ красивомъ разрѣзѣ губъ, залегло безпокойно-задумчивое выраженіе.
   -- Знаете, все это на меня дурно дѣйствуетъ,-- сказала она наконецъ.-- Я увлекаюсь, мечтаю, дразню сама себя, а въ концѣ концовъ, по всей вѣроятности, ничего изъ этого не выйдетъ. Или у меня рѣшимости не хватить, или просто меня не пустятъ.
   Еловскій всплеснулъ руками съ видомъ отчаянія.
   -- Но неужели? Неужели вы серьезно это говорите?-- произнесъ онъ почти шепотомъ, съ такимъ видомъ, какъ будто выслушалъ исповѣдь преступленія.-- При тѣхъ данныхъ, какими вы обладаете, при условіяхъ, какія складываются, у васъ не хватитъ рѣшимости?
   -- Не знаю... Только это не легко, Орестъ Львовичъ!-- задумчиво проговорила Нонна Павловна.
   Лицо Еловскаго сдѣлалось такъ же печально, какъ и голосъ Жадобиной. Его сѣрые глаза утратили свой обычный плутовато-веселый блескъ.
   -- Не легко?-- переспросилъ онъ тономъ, какимъ докторъ спрашиваетъ паціента: "Очень болитъ?"
   Нонна Павловна протянула руки на подлокотникахъ кресла и наклонила голову.
   -- Видите ли, когда я бываю здѣсь, слышу всѣ эти разговоры, когда меня со всѣхъ сторонъ ободряютъ, мнѣ начинаетъ казаться, что я должна во что бы то ни стало рѣшиться,-- отвѣтила она.-- Ну, а потомъ, въ совершенна другой обстановкѣ, рѣшимость падаетъ, являются всякія сомнѣнія и колебанія, я теряю увѣренность въ себѣ.
   -- Это понятно, понятно!-- воскликнулъ Еловскій.-- Вамъ неизбѣжно предстоитъ прой ти черезъ борьбу съ самой собой, съ обстоятельствами, съ личною обстановкой. Но я разсчитываю на Софью Алексѣевну: теперь ея долгъ -- поддержать васъ въ этой борьбѣ, не дать всѣмъ этимъ порываніямъ разыграться въ ничью. А относительно меня, могу только просить васъ повѣрить, что мои самыя пламенныя желанія -- видѣть васъ на сценѣ, и что ради этого я готовъ сдѣлать больше, чѣмъ въ моихъ силахъ.
   Жадобина послала ему благодарный взглядъ и протянула руку, которую онъ поцѣловалъ такимъ долгимъ и страстнымъ поцѣлуемъ, что она опять вспыхнула.
   -- Но намъ такъ мало приходится говорить другъ съ другомъ,-- продолжалъ Еловскій.-- Вы меня запугали вашимъ мужемъ, и я боюсь просить вашего разрѣшенія -- явиться къ вамъ.
   Нонна Павловна подумала, неможко насупивъ брови, и отвѣтила:
   -- Нѣтъ, пріѣзжайте. По воскресеньямъ нашъ five o'clock. Что-жъ, если дѣйствовать, такъ дѣйствовать!
   

XIII.

   Жадобины занимали очень недурную квартирку въ одной изъ тѣхъ улицъ, которыя считаются аристократическими и дорогими, но по мѣрѣ приближенія къ Таврическому саду сильно дешевѣютъ. Убранство у нихъ тоже было очень недурное и модное, но съ сильнымъ отпечаткомъ притязательной пошловатости. Такихъ обстановокъ въ Петербургѣ необычайное множество, и именно въ томъ кругу свѣтскаго чиновничества, которое не шутя считаетъ себя за аристократію, потому что у нихъ чай подаетъ лакей во фракѣ, и разговоры ведутся только о томъ, что дѣлается въ большемъ свѣтѣ.
   Еловскій, войдя въ воскресенье въ гостиную Нонны Павловны, однимъ взглядомъ оцѣнилъ и этотъ стиль Louis XVI изъ русскаго орѣха, и этотъ московскій коверъ по всему полу, и эту "фантазію" декоратора-чемоданщика, не понявшаго рисунокъ стараго альбома, и дешевенькій сервизъ отъ Марсеру, и въ особенности составъ немногочисленнаго общества, расположившагося вокругъ серебрянаго bouloir, такого маленькаго, что его поминутно уносили доливать кипяткомъ. Опытный глазъ Еловскаго тотчасъ различилъ и опредѣлилъ по масгямъ и мужчинъ, вся забота которыхъ была направлена къ тому, чтобы показать себя до чрезвычайности свѣтскими, и разодѣтыхъ въ дорогіе, но до крайности скучные туалеты дамъ. Его сразу слегка покоробило, такъ какъ онъ давно уже привыкъ бѣгать отъ этого круга, раздражавшаго его хуже петербургскаго дождя. Немножко покоробило его также и отъ того, что въ лицѣ m-me Жадобиной что-то безпокойно дрогнуло, какъ только она его завидѣла.
   "Боится, чтобы не досталось за меня отъ мужа", подумалъ онъ съ досадой.
   Отъ него не укрылся и неувѣренный тонъ, какимъ она назвала его мужу.
   Николай Викторовичъ очень вѣжливо, но и очень холодно пожалъ ему руку и выразилъ удивленіе, что нигдѣ раньше не встрѣчался съ нимъ. Еловскій отвѣтилъ еще вѣжливѣе, и подсѣвъ къ столу, гдѣ хозяйничала Нонна Павловна, исподтишка старался хорошенько разглядѣть мужа.
   Наружность Николая Викторовича, казалось, вся состояла изъ серьезнаго приличія. И голубые, напряженно-довольные глаза, и большой, спрятанный подъ жидкими усами ротъ, и сухой носъ, и бѣлокурые, словно напомаженные волосы, и землисто-блѣдный цвѣтъ коживсе какъ будто было направлено къ тому, чтобы выразить высшую степень приличія. Глухой голосъ и медленная, тягучая манера выражаться способствовали тому же впечатлѣнію. Николай Викторовичъ и смотрѣлъ, и говорилъ, и стоялъ, и повертывался съ такимъ видомъ, какъ будто хотѣлъ сказать; "Да посмотрите же, до чего я приличенъ, и какъ у меня все заведено въ домѣ, и какое общество у меня собирается!"
   Еловскій, изъ вѣжливости, пытался принять участіе въ общемъ разговорѣ. Это было не легко. Всѣ оказывались близко между собою знакомыми, и всѣхъ связывали не совсѣмъ доступные для постороннихъ интересы. Говорили о какой-то дамѣ, очень уважаемой, и поступившей въ чемъ-то неосмотрительно, приписывали эту неосмотрительность вліянію другой дамы, которой, по общему мнѣнію, надо остерегаться. Затѣмъ пошло что-то вродѣ переклички: каждый кого-нибудь называлъ, и все изъ самыхъ хорошо поставленныхъ лицъ, и что-нибудь сообщалъ. Добирались все выше, выше, и наконецъ стали передавать новости изъ такихъ сферъ, куда всѣ эти дамы и мужчины, при всемъ ихъ приличіи, могли попадать только съ задняго крыльца. Наконецъ, когда и эта тема истощилась, заговорили о театрѣ. Оказалось, что всѣ ждутъ, когда наконецъ дадутъ въ Михайловскомъ театрѣ пьесу, которую можно смотрѣть не крѣснѣя, и въ этомъ ожиданіи посѣщаютъ пока только русскую оперу.
   -- А русскихъ драматическихъ спектаклей вы совсѣмъ не посѣщаете?-- спросилъ Еловскій сидѣвшую подлѣ него даму съ некрасивымъ и злымъ лицомъ.
   -- Очень рѣдко,-- отвѣтила та.-- До русскаго театра я не охотница, хоть: обожаю все русское. Но, во-первыхъ, публика тамъ совсѣмъ не нашего круга, а потомъ... не признаю я нашихъ актеровъ и актрисъ. Всѣ они точно изъ суровской лавки, или изъ бѣлошвейнаго заведенія вышли.
   Еловскій взглянулъ на Нонну Павловну: та сперва вспыхнула, потомъ поблѣднѣла.
   -- Мнѣ кажется, вы очень строги,-- замѣтилъ примирительнымъ тономъ Еловскій.-- Но, конечно, очень жаль, что между лицами такъ называемаго хорошаго общества сценическіе таланты -- величайшая рѣдкость, и потому это общество почти ничего не даетъ нашимъ театрамъ.
   -- Да развѣ изъ общества кто-нибудь пойдетъ въ актеры?-- изумленно возразила дама.-- Слышите, Нонна Павловна, вы вотъ показали въ любительскихъ спектакляхъ талантъ, такъ не поступите ли на сцену?-- добавила она, смѣясь.
   -- Можетъ быть и поступлю,-- отвѣтила Нонна Павловна, и по тону ея нельзя было понять, шутить она, или говорить серьезно.
   Николай Викторовичъ обратилъ на нее недоумѣвающій и какъ бы укоризненный взглядъ, а гости вопросительно переглянулись.
   

XIV.

   Проводивъ послѣдняго изъ посѣтителей, Жадобинъ вернулся въ гостиную неспѣшными, размѣренными шагами, озираясь на произведенный безпорядокъ и на ходу устанавливая по мѣстамъ отодвинутые стулья. Онъ имѣлъ озабоченный и недовольный видъ.
   Нонны Павловны уже не было въ гостиной. Николай Викторовичъ прошелъ въ слѣдующую комнату, и не найдя тамъ никого, остановился подлѣ опущенной портьеры.
   -- Можно къ тебѣ, Нонна?-- окликнулъ онъ.
   -- Я переодѣваюсь, подожди, я сейчасъ выйду,-- отвѣтили ему.
   Онъ отошелъ, заложилъ руки въ карманы брюкъ, отчего сюртукъ его натянулся некрасивыми складками, и принялся медленно ходить по ковру между тѣсно разставленной мебелью, заглядывая въ большое овальное зеркало. У него была привычка постоянно смотрѣться во всѣ зеркала, чтобы быть всегда увѣреннымъ, что внѣшность его находится въ полномъ порядкѣ.
   Минуть черезъ десять Нонна Павловна появилась, переодѣтая въ легкій домашній корсажъ и шерстяную юбку. На прелестномъ, какъ всегда, лицѣ ея бѣгало неуловимое выраженіе смущенія. Она предвидѣла объясненіе съ мужемъ и заранѣе волновалась. Но губы ея были сжаты и глаза глядѣли неуступчиво.
   -- Тебѣ что-нибудь надо?-- сказала она небрежно.
   -- Да, я хотѣлъ бы переговорить съ тобой. Кто такой этотъ господинъ, который былъ здѣсь сегодня въ первый разъ?-- спросилъ Николай Викторовичъ, круто останавливаясь и растопыривая руками свои необычайной ширины брюки.
   -- Развѣ я не представила его тебѣ? Его фамилія -- Еловскій,-- спокойно отвѣтила Жадобина.
   -- Гдѣ ты съ нимъ познакомилась?
   -- У Болониной.
   -- Я такъ и подумалъ,-- замѣтилъ Николай Викторовичъ.-- Но почему это тебѣ вздумалось пригласить его?
   Нонна Павловна сѣла на полукресло у окна.
   -- Онъ показался мнѣ интереснѣе другихъ, съ нимъ есть о чемъ разговаривать,-- объяснила Жадобина.
   -- А, разговаривать!-- протянулъ Николай Викторовичъ.-- То-есть, конечно, о театрѣ? Мнѣ кажется, ты даешь себѣ слишкомъ много увлекаться этими вещами. Я боюсь, что эта Болонина, съ ея пріятелями, сбиваетъ тебя съ толку. У тебя сегодня вырвалась фраза, почти равняющаяся скандалу.
   Нонна Павловна нахмурилась, зрачки ея потемнѣли.
   -- Вотъ какъ!-- отозвалась она.-- Вы, вѣроятно, намекаете на то, что я не оспаривала возможности поступить на сцену? Но я только сказала правду, я дѣйствительно объ этомъ думаю.
   Николай Викторовичъ покосился на нее не то изумленнымъ, не то испуганнымъ взглядомъ.
   -- Ты, конечно, не серьезно это говоришь?-- сказалъ онъ.
   -- Напротивъ, совершенно серьезно,-- отвѣтила жена.-- У меня призваніе, я это знаю, это -- моя судьба. И что тутъ необыкновеннаго, что тутъ дурного? Развѣ я одна? И на драматической сценѣ, и въ оперѣ, есть нѣсколько дамъ и дѣвушекъ изъ общества. Неужели, въ самомъ дѣлѣ, артистки могутъ быть только изъ горничныхъ? Такія понятія годились въ прошломъ вѣкѣ, а не теперь. Теперь мужья гордятся, если ихъ жены -- извѣстныя артистки.
   Николай Викторовичъ вдругъ расхохотался сухимъ, какъ-будто сдавленнымъ смѣхомъ, и раскачался на ногахъ.
   -- Ха, ха, ха! Ты и меня причисляешь къ такимъ мужьямъ?-- проговорилъ онъ почти весело.-- Нѣтъ, съ тобой сегодня нельзя разсуждать. Эта Болонина, и эти разные Еловскіе, совсѣмъ сбили тебя съ толку. Ты, какъ это называется, утратила мѣру вещей. Вотъ что значить сдѣлать одинъ шагъ,-- одинъ только шагъ,-- въ неподходящее общество. Ты, вертясь у Болониной, перестала понимать перспективы... общественныя перспективы. Тебѣ, я думаю, не показалось бы чудовищнымъ видѣть эту самую Болонину въ нашей гостиной, за нашимъ five-o'clock... Ты перестала понимать наше положеніе въ свѣтѣ, наши связи, знакомства, нашъ тонъ.
   На лицѣ Нонны Павловны вспыхнули красныя пятна. И самодовольный смѣхъ, и тягучій голосъ мужа, и все, что онъ говорилъ, казалось ей возмутительнымъ. Она больше не была въ силахъ сдерживать себя.
   -- А вы начнете когда-нибудь понимать, какъ вы смѣшны съ этими претензіями аристократничающаго начальника отдѣленія?-- заговорила она съ горячностью.-- Что вы такое изъ себя корчите? Какой вы аристократъ? Что такое вашъ "свѣтъ?" Вы -- чиновникъ, и вашъ отецъ быль чиновникъ, а дѣдъ -- выслужившійся изъ хуторянъ полковникъ. И я также простая дворянка, и ничего больше. А что васъ на казенный счетъ впихнули въ привилегированное заведеніе, гдѣ у васъ было два-три титулованныхъ товарища, и гдѣ вамъ начинили голову глупою петербургскою спѣсью, такъ это еще не даетъ вамъ правъ на общественное положеніе. Вы, какъ и всѣ тутъ, всѣ эти канцелярскіе аристократы, сами изъ себя какую-то касту составили, и вообразили что принадлежите къ "свѣту", который точно такъ же вами пренебрегаетъ, какъ вы пренебрегаете своимъ экзекуторомъ, потому что онъ изъ поповичей, имѣетъ лицо въ прыщахъ и не говорить по-французски. Поймите же, что это глупо, курамъ на смѣхъ!
   Она задыхалась, щеки и глаза ея горѣли. Николай Викторовичъ смотрѣлъ на нее изумленный, нѣсколько даже струхнувшій. Онъ зналъ, что жена способна къ рѣзкимъ, внезапнымъ вспышкамъ, и оберегая "тонъ" своего дома, старался въ такихъ случаяхъ какъ можно скорѣе успокоить ее. Притомъ, до его слуха долеталъ стукъ прибираемой въ гостиной посуды.
   -- Пожалуйста, не кричи такъ, тамъ Никаноръ возится,-- сказалъ онъ раздраженнымъ, но уже примирительнымъ тономъ.-- Съ тобой сегодня не сговоришь. Въ аристократы я не лѣзу, но умѣю различать бездну между порядочнымъ обществомъ и театральной богемой. И конечно не могу допустить жену упасть до такого положенія, въ какомъ ее перестанутъ принимать въ приличныхъ домахъ.
   Послѣднія слова мужа снова точно ударили Нонну Павловну. Она порывисто встала.
   -- Въ приличные дома, гдѣ мы съ вами бываемъ? Но я тамъ мертвѣю отъ тоски и дрянности, глупѣю, гаже дѣлаюсь!-- почти вскричала она, и глубокіе зрачки ея загорѣлись злыми искрами.-- Я буду счастлива въ тотъ день, когда меня перестанутъ принимать тамъ.
   Николай Викторовичъ опять бросилъ на нее изумленный взглядъ, но сейчасъ же успокоился и даже усмѣхнулся.
   -- На тебя нашла какая-то блажь, ты сама не знаешь, что говоришь,-- сказалъ онъ, пожавъ плечами.-- Твои новые знакомые навязали тебѣ какое-то новое настроеніе, вагъ и все. И все это вздоръ. Никогда тебя не тяготило наше общество, и ты очень пріятно проводишь время въ домахъ, гдѣ ты бываешь, и гдѣ тебя очень ласкаютъ. А хочется тебѣ играть на сценѣ -- устраивай любительскіе спектакли, я этому нисколько не препятствую.
   И Жадобинъ повернулся на каблукахъ.
   

XV.

   Нонна Павловна съ трудомъ высидѣла въ этотъ день скучный домашній обѣдъ вдвоемъ. Она была очень зла на мужа, и это была странная злость: Нонну Павловну больше всего раздражало, что вспышка ничѣмъ не кончилась, объясненіе ни къ чему не привело, и накопившаяся въ ней энергія словно увязла въ разсудительной пассивности мужа. Еслибъ онъ разгорячился, наговорилъ ей рѣзкостей, объявилъ бы, что запрещаетъ ей видѣться съ Болониной и принимать Еловскаго,-- она была бы болѣе довольна. Она хотѣла бороться съ нимъ, а онъ даже не оказывалъ сопротивленія, считая все блажью, которая пройдетъ. И такъ всегда было, во всѣ пять лѣтъ ея замужества...
   Только одинъ очень жестокій и раздражающій уколъ вынесла Нонна Павловна изъ происшедшей схватки: ее очень уязвило замѣчаніе мужа, что она съ удовольствіемъ бываетъ ъ знакомыхъ домахъ и охотно раздѣляетъ образъ жизни притязательно-чопорнаго круга, въ которомъ вращается съ мужемъ. Разумѣется, это была правда. Сколько ни настраивала себя Нонна Павловна на новый ладъ, она но могла не сознаться передъ собственной совѣстью, что маленькіе балы, журфиксы и five-o'clock, почтительное ухаживанье хорошо воспитанныхъ мужчинъ, коварная, но въ сущности невинная любезность некрасивыхъ и завидующихъ ея красотѣ дамъ, маленькіе успѣхи свѣтскаго тщеславія -- все это, въ совокупности, составляло довольно пріятный образъ жизни, къ которому она привыкла и среди котораго она вовсе не "мертвѣла", какъ объявила она мужу.
   Да, но вѣдь такъ было потому, что она ничего другого не знала, потому что она до послѣдняго времени не понимала сама себя. Съ тѣхъ поръ, какъ она подружилась съ Болониной и познакомилась съ Еловскимъ, въ ней заговорили другія потребности. У нея сказалось призваніе; она -- артистка. Такіе, какъ Еловскій и Болонина, не могутъ ошибиться въ этомъ. Да и она сама не можетъ ошибиться. Откуда налетѣло бы на нее это неодолимое стремленіе, эта лихорадка, этотъ экстазъ, еслибъ она не была рождена артисткой? У нея нѣтъ тѣхъ постороннихъ, пошлыхъ побужденій, которыя заставляютъ другихъ женщинъ рваться на сцену. Почему же она вся разгорается, трепещетъ и тоскуетъ, когда тамъ, у Болониной, ее охватываетъ атмосфера театральныхъ интересовъ, артистическихъ споровъ, закулисныхъ тайнъ?
   И ей вдругъ сдѣлалось грустно, невыразимо грустно... Эта скучная столовая, съ аляповатой рѣзьбой по дубовому дереву, съ развѣшанными по стѣнамъ дешевыми медальонами и тарелками, этотъ мужъ, съ которымъ у нея за пять лѣтъ какъ-то ни разу не вышло ни одного интереснаго разговора, который ее постоянно въ чемъ-то направлялъ, выдерживалъ и воспитывалъ, при которомъ она какъ-то вся деревенѣла, потому что все неодеревенѣлое онъ находилъ shocking,-- все это представилось такимъ тоскливымъ, нуднымъ, такимъ далекимъ отъ возбуждающихъ, заразительныхъ, уносящихъ впечатлѣній другого міра... Она старалась отворачиваться отъ мужа, потому что чувствовала, какъ въ продолговатомъ разрѣзѣ ея глазъ накоплялись слезы...
   Потомъ передъ Нонной Павловной всталъ вопросъ: что она сдѣлаетъ съ своимъ вечеромъ? Къ нимъ сегодня никто не придетъ. Читать она не въ состояніи. Лечь рано въ постель не имѣло смысла, потому что она ни за что скоро не заснетъ. Надо куда-нибудь уѣхать. Ихъ звали сегодня на карточный вечеръ къ Галиновскимъ, гдѣ собирались бывшіе товарищи мужа по училищу. Но развѣ можетъ она туда поѣхать послѣ разговора съ мужемъ? Развѣ она не сказала, что ей нестерпимо бывать въ этомъ кружкѣ?
   И ей сдѣлалось невыразимо тоскливо оттого, что она не могла забраться къ Болониной, куда навѣрное зашелъ бы также Еловскій, и они проболтали бы нѣсколько часовъ о томъ, что одинаково зажигало и увлекало ихъ всѣхъ. Но сегодня Болонина играетъ, и вернется домой только послѣ спектакля.
   Часовъ въ девять Николай Викторовичъ заглянулъ въ ея комнату, и заставъ ее непереодѣтою, спросилъ удивленнымъ тономъ:
   -- Развѣ ты не ѣдешь къ Галиновскимъ?
   -- Нѣтъ, не ѣду,-- отвѣтила она сухо.
   Жадобинъ посмотрѣлъ на нее, выразилъ на лицѣ недовольную и укоризненную гримасу и сказалъ, повертываясь:
   -- Въ такомъ случаѣ я поѣду одинъ. Я скажу, что у тебя разыгралась мигрень.
   -- Можешь говорить что хочешь,-- отвѣтила она.
   

XVI.

   Тонъ мужа опять разсердилъ Нонну Павловну. "Онъ хочетъ показать, что не обращаетъ вниманія на мою блажь, какъ онъ выражается. Хорошо, я этимъ воспользуюсь. Я буду бывать у Софьи Алексѣевны, и даже заставлю ее бывать у меня. Вѣдь не сдѣлаетъ же онъ ей грубости? И Еловскаго буду принимать, и познакомлюсь еще съ кѣмъ-нибудь изъ театральнаго и литературнаго міра. Не можетъ же онъ запретить мнѣ".
   Ноннѣ Павловнѣ показалось безсмысленнымъ оставаться дома. Она позвала горничную и приказала подать черное платье. Она рѣшила поѣхать въ театръ, посмотрѣть Болонину въ двухъ послѣднихъ дѣйствіяхъ, въ ея лучшей роли. Очень неудобно входить въ театральную залу одной, но тамъ, навѣрное, нѣтъ никого изъ ихъ знакомыхъ.
   Одѣвшись самымъ скромнымъ образомъ, Нонна Павловна вышла, взяла извозчика и поѣхала въ театръ. Въ кассѣ оказался билетъ въ одномъ изъ дальнихъ рядовъ. Немножко смущаясь и внутренно себя ободряя, Жадобина вошла въ партеръ, отыскала свое мѣсто и сѣла. Дѣйствіе приходило къ концу. Болонина стояла у самой рампы, вытянувъ руку, нагнувъ впередъ голову, съ мимикой задержанной и глухо волнующейся страсти, которая таіа шла къ ея выразительному лицу. Потомъ рука ея опустилась, станъ быстро повернулся съ красивымъ взмахомъ складокъ, а сверху уже падали, медленно волнуясь, складки занавѣса. Театръ восторженно хлопалъ.
   Нонна Павловна словно вся замерла, подавленная внезапно нахлынувшимъ чувствомъ. Какъ много необъятнаго счастья почувствовалось ей въ этомъ эффектномъ "уходѣ", въ трескѣ рукоплесканій, и даже въ быстро усиленномъ для антракта блескѣ электрическихъ лампъ, который какъ бы говорилъ: "то былъ чудный, таинственный сонъ, рой грёзъ наяву, а теперь вы снова возвращаетесь къ дѣйствительности..."
   По проходу медленно потянулась публика первыхъ рядовъ. Нонна Павловна издали увидѣла Еловскаго и вспыхнула раіостно и смущенно. Онъ тоже ее увидѣлъ, и лицо его оживилось мгновенной, словно загорѣвшейся, влюбленной улыбкой, отъ которой разомъ чѣмъ-то жуткимъ повѣяло на Нонну Павловну...
   Подойдя, онъ крѣпко пожалъ ей руку и тотчасъ опустился на очистившееся подлѣ нея кресло, загородивъ ее плечами отъ тянувшейся длиннымъ хвостомъ публики.
   -- Вотъ неожиданность! Но какимъ образомъ? Вы однѣ?-- спросилъ онъ, и на послѣднемъ словѣ голосъ его какъ-то странно дрогнулъ.
   -- Хотѣла еще разъ видѣть Софью Алексѣевну въ этой роли, -- отвѣтила Жадобина, обходя прямой вопросъ.
   -- Она безподобна!-- проговорилъ безъ особеннаго одушевленія Еловскій, и тотчасъ повторилъ пониженнымъ и снова дрогнувшимъ голосомъ:-- Вы здѣсь однѣ?
   -- Да. А это неприлично?-- отозвалась со смущенной улыбкой Нонна Павловна.
   -- Ужъ вѣрно не я нашелъ бы это неприличнымъ!-- разсмѣялся Еловскій.-- Въ театрѣ? Но вѣдь это храмъ! И какъ хорошо, что вамъ пришла такая чудесная идея...
   Его глаза поблескивали сдержаннымъ блескомъ, и все лицо свѣтилось жадною радостью. Ноннѣ Павловнѣ и неловко, и жутко, и хорошо дѣлалось отъ этого наэлектризованнаго выраженія...
   -- А знаете, что изъ этого можетъ выйти?-- вдругъ сказалъ Еловскій съ забавною задумчивостью.
   -- Изъ чего?
   -- Изъ нашей встрѣчи. Если только вы не побоитесь неудовольствія вашего мужа...
   -- Въ чемъ дѣло?
   -- Софья Алексѣевна любитъ послѣ спектакля прокатиться за городъ. Поэтому я уже распорядился, тройка будетъ ждать у артистическаго выхода. Поѣзжайте съ нами? Мы сдѣлаемъ маленькій кругъ по островамъ, и затѣмъ бережно доставимъ васъ къ вашему подъѣзду. Софья Алексѣевна будетъ чрезвычайно рада такому сюрпризу.
   Нонна Павловна подумала, и затѣмъ отвѣтила съ рѣшимостью:
   -- Я не прочь. Я поѣду.
   -- Вотъ за это стоитъ вамъ въ ножки поклониться,-- радостно воскликнулъ Еловскій.-- Но вѣдь я имѣю права на вашу благосклонность, я для васъ нѣчто колоссальное сдѣлалъ...
   Нонна Павловна взглянула на него вопросительно.
   -- Даже самъ не разсчитывалъ на успѣхъ, -- продолжалъ Еловскій.-- Представьте себѣ, поэтъ Ведринскій согласенъ написать для васъ драму, въ самомъ новомъ родѣ.
   -- Неужели?-- вырвалось у Нонны Павловны, и она густо покраснѣла, не то отъ радости, не то отъ сознанія наивности своего восклицанія.
   -- Да вотъ онъ самъ идетъ,-- произнесъ Еловскій.-- Позволите представить его вамъ?
   -- Я буду очень рада.
   

XVII.

   Ведринскій, во фракѣ, съ покраснѣвшей отъ туго застегнутыхъ отложныхъ воротничковъ шеей, шелъ подъ руку съ Кобычевымъ и говорилъ ему своимъ сдавленнымъ, сиплымъ голосомъ:
   -- Человѣчество жаждетъ мистическаго, символическаго. Дайте ему символъ, подымите его до сверхчувственнаго...
   -- Я вамъ повторяю: Византія, сочетавшаяся съ устоями народнаго русскаго духа...-- прервалъ его Кобычевъ.
   -- Нѣтъ-съ, Востокъ, а не Византія. Востокъ, Востокъ, колыбель человѣчества!-- напряженно повторялъ Ведринскій.
   -- Эрастъ Викторовичъ!-- окликнулъ его Еловскій.
   Тотъ обернулся и сощурилъ бѣлесоватые глаза.
   -- Мнѣ разрѣшено представить васъ Ноннѣ Павловнѣ Жадобиной, нашей будущей ingénue dramatique,-- сказалъ Еловскій, пересаживаясь на слѣдующее кресло, чтобъ очистить мѣсто поэту.
   Ведринскій оглянулъ Жадобину сначала довольно небрежно, но впечатлѣніе ея красоты тотчасъ отразилось на его лицѣ слащавой улыбкой. Онъ присѣлъ бокомъ, какъ-то уходя во фракъ и нервно перебирая ногами, какъ дѣлаютъ мухи, пососавшія сахару.
   -- У насъ съ Орестомъ Львовичемъ за обѣдомъ шелъ разговоръ о васъ, и это даже навело меня на очень счастливую идею...-- сказалъ онъ, вглядываясь въ Нонну Павловну лишенными рѣсницъ глазами.-- Вѣдь вы хотѣли бы что-нибудь въ новомъ родѣ, не правда ли? Я хочу вложить въ вашу роль глубокую мистико-символическую идею.
   -- Да?-- какъ-то неувѣренно отозвалась Жадобина.
   -- Непремѣнно,-- подтвердилъ Ведринскій.-- И представьте себѣ, ваши внѣшнія данныя удивительно подходятъ къ моимъ намѣреніямъ. Въ первой картинѣ... я называю такъ по привычкѣ, но надо придумать совершенно новую номенклатуру, болѣе символическующо это потомъ. Въ первой картинѣ вы являетесь жрицей Астарты, во всей яркой, сладострастной красотѣ. Вы необузданно служите своему таинственному культу; каждый нервъ, каждая капля крови у васъ напоены желаніемъ, соблазномъ, грѣхомъ...
   -- Да?-- еще съ большей неувѣренностью повторила Нонна Павловна. Она начинала недоумѣвать, какъ ей отнестись къ идеѣ Ведринскаго.
   -- Это ваше первое воплощеніе; но затѣмъ,-- продолжалъ поэтъ,-- происходитъ ваше перерожденіе, подъ вліяніемъ мистическаго начала, воплощеннаго въ нѣкоемъ сребротѣлесномъ старцѣ.
   -- Сребротѣлесномъ?-- повторила Нонна Павловна, не замѣчая, какъ глаза ея раскрывались все шире.
   -- Сребротѣлесномъ,-- подтвердилъ Ведринскій, и не считая нужнымъ останавливаться на этомъ, продолжалъ:-- Вы перерождаетесь наружно и духовно. Въ вашихъ глазахъ появляется прозрачность, ваши щеки блѣднѣютъ, ваше тѣло пріобрѣтаетъ аскетическую худобу. Духъ, начало сверхчувственное, побѣждаетъ плоть. Тутъ вы проходите черезъ рядъ испытаній, ведущихъ къ уразумѣнію высшаго блаженства, заключающагося въ самосожженіи.
   Господинъ, кресло котораго занималъ Ведринскій, подошелъ и попросилъ его встать. Поэтъ быстро вскочилъ, и наклонившись къ Жадобиной, проговорилъ:
   -- Съ такой красавицей, какъ вы, пьеса будетъ имѣть сумасшедшій успѣхъ. Я буду проходить съ вами всѣ сцены... Не прощаюсь, потому что на дняхъ явлюсь къ вамъ. До свиданія.
   Еловскій тоже всталъ.
   -- Это все немножко дико, но для успѣха -- геніальная вещь. А ужъ что Ведринскій сумѣетъ составить залу, не сомнѣвайтесь,-- сказалъ онъ.-- Такъ я васъ найду здѣсь по окончаніи акта, и мы ѣдемъ?
   Занавѣсъ взвился, какъ только онъ отошелъ. Но Нонна Павловна уже не могла сосредоточить своего вниманія на томъ, что происходило на сценѣ. Она вся, недоумѣвая и разгараясь, была поглощена смутно рисовавшейся передъ ней ролью жрицы Астарты. И именно благодаря этой смутности, воображеніе ея работало неотвязчиво, и словно какая-то таинственная музыка слышалась вокругъ, и театральная зала тонула въ мерцающемъ туманѣ...
   

XVIII.

   Поджидать Болонину у артистическаго подъѣзда пришлось довольно долго. Но Ноннѣ Павловнѣ не было скучно. Опираясь на руку Еловскаго и постукивая слегка озябшими ножками, она съ любопытствомъ прислушивалась къ отрывочнымъ словамъ, долетавшимъ до нея посреди непрерывнаго хлопанья дверей, и приглядывалась къ мелькавшимъ мимо бритымъ лицамъ актеровъ и закутаннымъ фигурамъ актрисъ. "Вотъ и я буду такъ выходить въ эти двери послѣ спектаклей..." думала она, и ей казалось, что даже въ этой подробности есть что-то увлекающее, уносящее...
   Вышелъ молодой человѣкъ лѣтъ тридцати, озираясь, охорашиваясь на ходу и поводя гладкими смуглыми щеками по пушку боброваго воротника. Онъ пожалъ руку Еловскому и глянулъ на Жадобину вопросительно и смѣло. Еловскій тотчасъ представилъ его:
   -- Ипполитъ Алексѣевичъ Наинскій, нашъ jeune premier. А это наша новая ingénue dramatique,-- добавилъ онъ.
   Наинскій, пожимая руку Жадобиной, продолжалъ смотрѣть на нее все также смѣло, почти дерзко. О глаза, и все лицо его выражали разомъ вспыхнувшее въ немъ отношеніе къ этому новому лакомому куску, попадавшему за кулисы. Нонна Павловна поняла его и вспыхнула.
   -- Позвольте сейчасъ же записаться въ ряды вашихъ товарищей-поклонниковъ,-- сказалъ Наинскій.
   Нонна Павловна, чтобы выйти изъ смущенія, разсмѣялась.
   -- Орестъ Львовичъ такъ объ этомъ говоритъ, какъ будто я уже принята въ труппу,-- проговорила она.
   -- Объ этомъ мы ужъ постараемся,-- сказалъ Еловскій, и самоувѣренно подмигнулъ Наивскому.
   -- Вамъ такія нужны, не правда-ли?-- въ свою очередь подмигнулъ первый любовникъ.-- У насъ нѣтъ красавицъ.
   -- Что вы! а Софья Алексѣевна?-- наивно вырвалось у Жадобиной.
   Наинскій изобразилъ на лицѣ какую-то загадочную полу-гримасу.
   -- Не спорю, а только намъ вотъ такая нужна,-- отвѣтилъ онъ, и его красивые глаза опять дерзко и жадно взглянули въ упоръ на Нонну Павловну.
   Она на этотъ разъ уже не смутилась. У нея какъ будто уже притупилась впечатлительность ко всѣмъ этимъ взглядамъ, выражавшимъ одно и тоже, къ этому скрытно звучавшему въ голосахъ мужчинъ желанію. Она теперь находила даже удовольствіе въ сознаніи, что ея красота дѣйствуетъ такимъ образомъ.
   Наконецъ появилась Болонина. Нонна Павловна тутъ же на морозѣ расцѣловалась съ ней.
   -- Берете меня съ собой кататься?-- спросила она весело возбужденнымъ тономъ.
   -- Неужели ѣдете? Вотъ какая вы прелесть дѣлаетесь!-- отвѣтила Болонина.
   -- А меня не берете?-- шутливо напомнилъ о себѣ Наинскій.
   -- Вамъ не до насъ!-- значительно отвѣтила Болонина, намекая на недавно завязавшійся у него новый закулисный романъ.
   -- Какъ знать, какъ знать!-- также значительно возразилъ Наинскій, и опять облилъ Нонну Павловну жаднымъ взглядомъ.
   Лошади подхватили, легкій морозный вѣтеръ почти ласково ударилъ сквозь вуалетки по лицамъ дамъ.
   Еловскій былъ въ духѣ. У него сегодня были какія-то особенно интересныя новости изъ свѣтскихъ сферъ, которыя онъ очень забавно передавалъ, мѣняя голосъ, жестикулируя и немножко гримасничая. Дамы смѣялись. Нонна Павловна чувствовала себя совершенно счастливою.-- "Какой онъ милый, и какъ мы съ нимъ одинаково на все смотримъ и ко всему относимся..." -- думалось ей.
   Когда сани выбрались за Неву, она откинулась на высокую спинку, зажмурила глаза, и ее охватило странное, пріятное отсутствіе мыслей. Ихъ не было, и вмѣсто нихъ въ мозгу, въ нервахъ, во всемъ существѣ ея тихо струились одни только ощущенія... И ей хотѣлось бы ѣхать, ѣхать все вотъ такимъ же образомъ, безъ конца, въ этой пріятной истомѣ, и чувствовать на себѣ любующійся взглядъ Еловскаго, и ни о чемъ не думать, а только сознавать, что они оба, Еловскій и Болонина, словно взяли ее на руки, чтобы бережно донести до той цѣли, къ которой она стремилась всѣми порываніями души своей...
   

XIX.

   На Каменномъ Еловскій предложилъ зайти въ ресторанъ пить чай. Болонина тотчасъ согласилась за себя и за Нонну Павловну.
   Въ ожиданіи чая появилось шампанское.
   -- Я хочу ѣсть,-- заявила Софья Алексѣевна.-- Развѣ вы не знаете, что въ дни спектаклей я почти не обѣдаю?
   Черезъ четверть часа, въ маленькомъ кабинетѣ ресторана сдѣлалось шумно и весело. Еловскій продолжалъ забавлять дамъ и усердно подливалъ имъ. Нонна Павловна не привыкла къ шампанскому, и оно сразу ударило ей въ голову. Сначала она испугалась этого, а потомъ ей сдѣлалось какъ-то особенно пріятно и легко, словно все кругомъ нея и въ ней самой перемѣнилось и стало именно такимъ, какъ ей хотѣлось. Рука Еловскаго безпрестанно касалась ея руки, и глаза его, обращаясь на нее, усиленно поблескивали, словно въ нихъ вспыхивали искры.
   Разъ, когда они оба подошли къ піанино, она почувствовала его осторожное объятіе, и сдѣлала видъ, что ничего не замѣчаетъ.
   Но Софья Алексѣевна, повидимому, стала замѣчать, и это на нее дурно дѣйствовало. Шампанское тоже въ концѣ концовъ вліяло на нее раздражительно. На лицѣ ея появилось недовольное, презрительное выраженіе; отвѣты ея становились суше и ядовитѣе.
   Еловскій, перебирая клавиши, предложилъ Ноннѣ Павловнѣ спѣть что-нибудь. Она тотчасъ согласилась, и по кабинету пронеслись звуки ея красиваго, свѣжаго, проникнутаго безсознательной страстностью контральто. Еловскій аккомпанировалъ очень ловко и зналъ наизусть весь ходячій вокальный репертуаръ. Жадобина увлеклась, ее охватила потребность кокетничать голосомъ, глазами...
   Болонина окончательно нахмурилась. Вѣчнымъ предметомъ ея сокрушеній было отсутствіе голоса и слуха. Она завидовала каждой женщинѣ, умѣющей пѣть.
   -- У васъ прелестный голосъ, но я совѣтовала бы вамъ поберечь его до поступленія на сцену,-- сказала она тѣмъ приторнымъ тономъ, подъ которымъ у нея всегда скрывалось мстительное чувство.-- А къ тому же, не знаю какъ вамъ, господа, но мнѣ пора домой. Послѣ спектакля я рано ложусь спать.
   И она встала, съ невольнымъ рѣзкимъ движеніемъ отодвигая свой пустой стаканъ.
   Еловскій посмотрѣлъ на нее опытнымъ взглядомъ, и поймавъ метнувшуюся въ ея глазахъ молнію, тотчасъ засуетился.
   Во всю обратную дорогу Софья Алексѣевна сохраняла дурное расположеніе духа. Еловскій тоже нѣсколько присмирѣлъ. Одна Нонна Павловна не обращала ни на что вниманія, и только досадовала, что этотъ веселый ужинъ такъ скоро окончился. Ей опять было хорошо, и хотѣлось ѣхать, ѣхать... только не домой, а въ какую-то волшебную страну, въ которую она стремилась всѣмъ существомъ своимъ.
   Квартира Болониной была ближе по дорогѣ. Еловскій высадилъ ее изъ саней, Жадобина крѣпко сжала ей руку.
   -- Забѣгите завтра ко мнѣ, надо же мнѣ когда-нибудь встрѣтить васъ у себя,-- сказала она.
   -- О, вы хотите, чтобъ я перепугала вашего мужа?-- воскликнула Софья Алексѣевна.
   -- Полноте, я пріучаю его совсѣмъ иначе смотрѣть на вещи,-- возразила Жадобина.
   Болонина обѣщала скороговоркой и скрылась въ подъѣздѣ. Еловскій усѣлся подлѣ Нонны Павловны.
   -- Софья Алексѣевна почему-то не въ духѣ сегодня, на нее это иногда находитъ,-- скаталъ онъ.-- Она немножко испортила намъ вечеръ. Мы ни о чемъ и переговорить не успѣли. А такъ было хорошо! Послушайте, вѣдь еще очень рано и погода чудесная,-- проѣдемте еще немножко за городъ?
   Онъ взглянулъ прямо въ глаза Ноннѣ Павловнѣ своими блистающими, смѣлыми и въ то же время какъ будто покорными глазами.
   Нонна Павловна не знала, что отвѣтить. Ей хотѣлось бы продлить до безконечности этотъ вечеръ, съ его новыми, соблазнительно вкрадывавшимися ощущеніями. И переговорить съ Еловскимъ нужно, непремѣнно нужно. Надо, наконецъ, чтобъ онъ дѣйствовалъ, чтобы дѣло было рѣшено окончательно. Но ѣхать съ нимъ вдвоемъ на тройкѣ, ночью, рискуя встрѣтиться съ кѣмъ-нибудь изъ знакомыхъ...
   Еловскій словно угадалъ ея мысли и произнесъ негромкимъ, убѣждающимъ тономъ:
   -- На васъ такая густая вуалетка, а ночной свѣтъ такой обманчивый, что невозможно признать васъ. Да?
   -- Хорошо,-- отвѣтила также негромко Нонна Павловна.
   -- Пошелъ назадъ!-- громко скомандовалъ ямщику Еловскій.
   Между нимъ и Жадобиной тотчасъ завязался оживленный разговоръ. Она говорила съ увлеченіемъ, возбужденная всѣми впечатлѣніями дня и выпитымъ шампанскимъ, разспрашивала про Арсенія Ильича, про Ведринскаго и его пьесу, хотѣла знать еще про другихъ драматическихъ писателей, словно ей нужно было сейчасъ же, наспѣхъ составить для себя полный репертуаръ.
   -- Значить, это дѣло рѣшеное? Поступаете на сцену?-- почти вскричалъ Еловскій, овладѣвая ея руками.
   -- Я рѣшилась. Что-нибудь одно!-- твердо отвѣтила Нонна Павловна.
   -- Голубушка! Богиня моя! Да вѣдь это праздникъ!-- проговорилъ онъ восторженно, и вдругъ сползъ передъ нею на колѣни.-- Вѣдь вамъ въ ножки надо поклониться.
   И онъ жалъ и цѣловалъ сквозь перчатки ея руки, а она только щурилась въ морозную полутьму, почти гордая тѣмъ, что вотъ она взяла и рѣшилась, вопреки всѣмъ препятствіямъ, какъ это дѣлали многіе большіе таланты, повинуясь неумолимому и властному призванію.
   -- Но въ такомъ случаѣ вы непремѣнно должны сейчасъ же, со мной первымъ, выпить бокалъ за ваше рѣшеніе, за вашу будущую блестящую артистическую карьеру...-- весело-молящимъ голосомъ обратился къ ней Еловскій.-- Голубушка, вы не имѣете права отказать мнѣ. Вѣдь я душу изъ себя вымотаю, весь Петербургъ на ноги поставлю, чтобы вамъ все устроить. Одинъ бокалъ, и я успокоюсь. Вотъ какъ разъ и ресторанъ, гдѣ мы сейчасъ были. Мы вернемся на минутку въ нашъ кабинетъ, и я васъ поздравлю. А лошадямъ надо вздохнуть дать.-- Заворачивай вправо!-- весело и повелительно крикнулъ онъ ямщику.
   

XX.

   Въ кабинетѣ уже успѣли прибрать. На чистую скатерть поставили бутылку шампанскаго и вазу съ фруктами. Еловскій заставилъ Нонну Павловну выпить разомъ полный бокалъ.
   -- Я никогда столько не пила!-- протестовала она.
   -- Но вѣдь и такого дня, какъ сегодняшній, въ вашей жизни никогда не было,-- возразить Еловскій.
   У нихъ опять завязался оживленный, неистощимый разговоръ. Нонна Павловна забрасывала вопросами, хотѣла знать подробности. Потомъ рѣчь перешла на будущую пьесу Ведринскаго. Ноннѣ Павловнѣ что-то смутно въ ней нравилось -- собственно только то, что тамъ у нея будетъ большая, странная роль, которая на нѣсколько часовъ сосредоточить на ней общее вниманіе; но она припоминала, что Ведринскій объяснялъ ей что-то совсѣмъ дикое, чего она не умѣла себѣ усвоить. Еловскій старался растолковать ей, что это совершенно новый жанръ, самый модный, что всѣ пьесы въ такомъ родѣ имѣютъ громадный успѣхъ, что ни въ какой другой роли нельзя ей такъ всепобѣдно сверкнуть своею роскошною красотой.
   -- Вѣдь тутъ всѣ костюмы будутъ фантастическіе, мы можемъ выдумывать все что угодно,-- говорилъ онъ.-- Положитесь на меня, я по этой части очень силенъ. И художниковъ привлечемъ. Я со всѣми знакомъ, и самые талантливые изъ нихъ -- мои давнишніе пріятели. Для меня они сдѣлаютъ то, чего никто отъ нихъ не дождется. Вы выйдете изъ нашихъ рукъ какъ богиня красоты! Впрочемъ, я вовсе васъ не убѣждаю, не настаиваю. Если пьеса Ведринскаго вамъ не нравится, мы найдемъ другія. Съ литераторами я такъ же близокъ, какъ съ художниками. Я ихъ подниму на ноги.
   -- Вы такой милый, я вамъ такъ много обязана...-- проговорила искреннимъ тономъ Нонна Павловна, и протянула ему обѣ руки. Еловскій тотчасъ овладѣлъ ими и покрылъ ихъ поцѣлуями.
   -- Меня не вы должны благодарить, а публика, пріобрѣтающая такую артистку, сказалъ онъ, снова подливая ей вина.
   Жадобина выпила совершенно машинально.
   -- Да, я не хочу настаивать, можетъ быть васъ потянетъ совсѣмъ къ другимъ ролямъ, но пьеса Ведринскаго дала бы вамъ полный, шумный успѣхъ,-- продолжалъ онъ, пересаживаясь къ ней на широкій диванъ.-- У публики ясно обозначился вкусъ ко всему необычайному, экзотическому, даже нелѣпому. Реализмомъ уже никого не удивишь, надо пускаться на фокусы. Но главное -- всепобѣдная выставка красоты, какъ я сказалъ. Согласитесь, что такое въ этомъ смыслѣ самый изящный парижскій туалетъ передъ фантастическимъ костюмомъ? Мнѣ кажется, я уже вижу васъ въ первой картинѣ, или воплощенія, какъ называетъ новая терминологія символистовъ -- жрицей Астарты. Эти ваши глаза, жгучіе и глубокіе, эта яркая, натуральная смуглота, эти роскошные волосы, перехваченные золотымъ обручемъ и разметывающіеся при каждомъ движеніи въ красивомъ безпорядкѣ... Боже мой, вѣдь это надо сойти съ ума! Вѣдь театръ долженъ обезумѣть, вотъ какъ я теперь обезумѣлъ, упиваясь вашей красотой!
   Онъ вдругъ порывисто потянулся къ ней и обхватилъ ея талію обѣими руками, она хотѣла отстраниться, онъ не выпускалъ ея.
   -- А ваша фигура, вашъ станъ подъ складками фантастическихъ тканей!-- продолжалъ Еловскій, все скорѣе дыша, наклоняясь къ ней и заглядывая ей подъ рѣсницы опьяненными глазами,-- А контрасты! Послѣ воплощенія сладострастія, строгая бѣлая туника., выраженіе чего-то неземного въ поблѣднѣвшемъ лицѣ, скорбный изломъ вотъ этихъ дивныхъ губъ...
   Нонна Павловна не шевелилась, охваченная страннымъ, жуткимъ и блаженнымъ ощущеніемъ неподвижности. Она даже не вслушивалась въ слова Еловскаго; она принимала ихъ какъ музыку, холодкомъ пробѣгавшую по ея нервамъ. Въ вискахъ у нея стучало, глаза слегка застилало туманомъ. Въ утомленномъ мозгу возникали какіе-то смутные страхи, а между тѣмъ губы ея улыбались безсознательной, трепетной улыбкой.
   -- Вы меня не актрисой, а какой-то балериной представляете себѣ...-- проговорила она наконецъ, съ короткимъ судорожнымъ смѣхомъ.
   Еловскій крѣпче привлекъ ее къ себѣ.
   -- Я не скрываю, вы для меня больше женщина, чѣмъ артистка,-- отвѣтилъ онъ почти шепотомъ.-- Я потерялъ голову, я влюбился въ васъ до сумасшествія, до бѣшенства... Но еслибъ я не чувствовалъ въ васъ большую, чудесную артистку, я не безумствовалъ бы такъ...
   Онъ обхватилъ обѣими руками ея голову и повернулъ ее къ себѣ. Нонна Павловна зажмурила глаза. Словно легкимъ туманомъ заволокло ея сознаніе. Она чувствовала горячее прикосновеніе его губъ, чувствовала, что отдаетъ ему эти поцѣлуи... И какая-то одуряющая отрава все сильнѣе разливалась въ ея крови и пробѣгала по нервамъ.
   

XXI.

   Нонна Павловна проснулась поздно на другой день. Голова у нея болѣла, и непріятное, болѣзненное ощущеніе точно сковывало ее всю. Ей казалось, что она расхворалась. Николай Викторовичъ уже всталъ, и вѣроятно занимался у себя въ кабинетѣ.
   Молодая женщина быстро поднялась съ постели и подошла къ туалетному столику. Зеркало отразило блѣдное, пожелтѣвшее лицо, на которомъ странно горѣли два розовыя пятна.
   Расчесывая волосы, Нонна Павловна безпорядочно припоминала происшествія минувшей ночи. Эти припоминанія начинались съ конца. Она вернулась домой за четверть часа до возвращенія мужа. По счастливой случайности, у Галиновскихъ вчера очевидно засидѣлись. Она успѣла пробѣжать въ спальную, сбросить платье и улечься въ постель. Когда мужъ вошелъ, она притворилась спящею. Онъ не могъ знать, давно ли она вернулась. Но онъ видѣлъ ея разбросанныя вещи и долженъ былъ догадаться, что она куда-нибудь ѣздила. Въ послѣдній годъ ей иногда случалось выѣзжать безъ него, и это казалось въ порядкѣ вещей. Но сегодня ея нервы были въ такомъ упадкѣ, что необычная робость и безпокойство угнетали ее. Ей чудилось, что вчерашній выѣздъ долженъ показаться ему подозрительнымъ, и что въ глазахъ ея онъ долженъ что-то прочесть.
   Она позвала горничную, спросила холодной воды изъ-подъ крана, вторично умыла ею лицо, и крѣпко вытерлась мохнатымъ полотенцемъ. Это освѣжило ее, и какъ будто придало ей увѣренности. Посмотрѣвшись снова въ зеркало, она осталась болѣе довольна собою: лицо ея приняло нахмуренное, строгое выраженіе, брови сердито сблизились, въ зрачкахъ появилась непроницаемая темнота. Она знала, что когда у нея было такое выраженіе, мужъ втайнѣ робѣлъ передъ нею.
   Она надѣла домашній корсажъ, стянула талію строгимъ широкимъ поясомъ и вышла въ столовую, гдѣ уже собрали на столъ къ завтраку.
   Николай Викторовичъ появился тоже нахмуренный, съ тою кислою складкою рта, которая всегда выдавала его дурное расположеніе духа.
   -- Я сказалъ Галиновскимъ, что вамъ нездоровилось и вы остались дома,-- произнесъ онъ сухимъ тономъ.-- Хотя, если не ошибаюсь, васъ не было вечеромъ дома,-- добавилъ онъ, бросивъ на жену косой взглядъ.
   -- Не ошибаетесь,-- отвѣтила такимъ же сухимъ тономъ Нонна Павловна.
   -- И можно узнать, гдѣ именно вы проводили время?-- продолжалъ Николай Викторовичъ.
   -- Въ театрѣ,-- спокойно объяснила Нонна Павловна.-- А потомъ, если вамъ угодно знать, ѣздила съ Болониной за городъ на тройкѣ. А еще потомъ -- пила у нея чай и ужинала.
   Жадобинъ покачалъ въ рукѣ тяжелую серебряную вилку.
   -- Вотъ какъ!-- произнесъ онъ.-- Слѣдовательно, ваше сближеніе съ госпожей Болониной идетъ впередъ?
   -- Очень подвигается.
   Нонна Павловна была довольна, что мужъ взялъ сухо-ироническій тонъ: ей всего легче было разговаривать въ этомъ тонѣ.
   -- А вашимъ кавалеромъ, вѣроятно, былъ какой-нибудь актеръ изъ труппы?-- снова спросилъ Жадобинъ, и его иронія уже прозвучала злобно.
   -- Не совсѣмъ такъ: кавалеромъ былъ Еловскій,-- возразила Нонна Павловна.
   -- Разница не особенная...-- отозвался Николай Викторовичъ.
   Нонна Павловна промолчала. Мужъ тоже молчалъ, сосредоточенно ловя вилкой скользившія по тарелкѣ макароны. Между тѣмъ лицо его постепенно краснѣло и наконецъ приняло бурый цвѣтъ румянца, смѣшаннаго съ желчью.
   -- И вы находите совершенно приличнымъ, достойнымъ васъ и соотвѣтственнымъ вашему положенію, ѣздить одной въ театръ и потомъ кататься на тройкѣ въ обществѣ Болониной и Еловскаго?-- произнесъ Жадобинъ уже съ явными признаками озлобленія.-- Васъ не остановило соображеніе, что должны сказать знакомые, которые васъ непремѣнно видѣли?
   "О, какъ это глупо! Какъ глупо заботиться, что скажутъ знакомые, когда... Какъ глупо ничего не подозрѣвать!" -- пронеслось въ мозгу Нонны Павловны, и что-то хищное, женски-безжалостное шевельнулось въ ней, и она готова была презрительно злобствовать на этого мужа, именно за то, что онъ ничего не подозрѣвалъ.
   -- Я полагаю, что не сдѣлала ничего дурного,-- сказала она спокойно и твердо, и мелькомъ повела по лицу мужа такимъ же спокойнымъ и твердымъ взглядомъ.
   -- Можетъ быть, если отбросить въ сторону всѣ обязательныя понятія о приличіяхъ, -- возразилъ Жадобинъ,-- Но женщина, пользующаяся именемъ и положеніемъ мужа, не имѣетъ права...
   -- Прежде всего, вы не имѣете права лишать меня моей личной свободы!-- перебила его со вспыхнувшими глазами Нонна Павловна.-- Я обязана не дѣлать ничего дурного, и больше никакихъ обязанностей не признаю. Я желаю жить такъ, какъ мнѣ нравится. Я люблю театръ до страсти, до сумасшествія. Я не стану изводить себя ради какихъ-то вашихъ департаментскихъ взглядовъ на приличія. Мнѣ весело съ Болониной, и я буду дружить съ нею. Я даже пригласила ее бывать у меня. И Еловскій будетъ бывать, и литераторы, и нѣкоторые артисты. Только не на вашихъ чиновничьихъ five-o'clock tea, конечно. Вы не смѣете стѣснять мою свободу. Я и такъ точно на воспитаніи у васъ нахожусь, постоянно слышу ваши наставленія, по-по-попреки...
   Голосъ Нонны Павловны все болѣе дрожалъ, и наконецъ перешелъ въ всхлипыванья. Изъ глазъ ея быстро полились слезы. Она достала изъ кармана батистовый платокъ и прижала его къ лицу.
   Жадобинъ, какъ многіе мужчины, не могъ переносить женскихъ слезъ. Обыкновенно онъ въ такихъ случаяхъ на все соглашался, и принимался утѣшать и успокоивать жену. Но сегодня онъ былъ очень раздраженъ и озадаченъ, и потому только молча всталъ изъ-за стола и уѣхалъ на службу.
   

XXII.

   Нонна Павловна сознавала, что ею одержана побѣда. Мужъ еще не уступилъ окончательно, но борьба направилась на тотъ путь нерѣшительныхъ схватокъ, попустительства изо дня въ день, незамѣтнаго прилаживанья съ слабѣйшей стороны, на которомъ всегда торжествуетъ мелкая, но упрямая настойчивость. Ясно было, что въ домѣ будетъ создана обстановка, отвѣчающая ея главной цѣли. Жизнь, до сихъ поръ катившаяся лѣнивымъ общимъ потокомъ, разобьется на два теченія. У нея будутъ свои интересы, свои знакомые, свои выѣзды. Минута для рѣшительнаго протеста упущена мужемъ. Онъ примирится со всѣми перемѣнами, и затѣмъ примирится съ ея поступленіемъ на сцену.
   Да и въ какой формѣ онъ могъ бы протестовать? Разойтись съ нею, предложить ей выѣхать изъ его квартиры? Это было бы такимъ же скандаломъ, какъ и поступленіе ея на сцену. Онъ не рѣшится. А тамъ -- успѣхъ, слава, новые соблазны самолюбія и тщеславія. Когда за ней будетъ признанъ первоклассный талантъ, онъ найдетъ вкусъ въ своемъ исключительномъ положеніи "мужа знаменитости".
   И при всемъ томъ, Нонна Павловна чувствовала себя нехорошо. Она мысленно ссылалась на физическое нездоровье, и сознавала, что обманываетъ себя. Усилія не думать ни о чемъ "вчерашнемъ" также ни къ чему не приводили. Предъ ея нахмуренными глазами неотступно стояла эта пошлая комната ресторана, въ ушахъ звучали разгорающіяся и опьяняющія рѣчи Еловскаго, и словно какой-то нечистый чадъ отдѣлялся отъ безсмысленно пережитыхъ впечатлѣній, и она слегка задыхалась въ этомъ чаду.
   Развѣ она любила Еловскаго? Нѣтъ, всего ужаснѣе было именно сознаніе, что любви не было.
   Нонна Павловна цѣлое утро не находила себѣ мѣста. Потомъ раздался звонокъ. Это пріѣхалъ Ведринскій.
   Молодой поэтъ явился во всемъ черномъ, и только громадный свѣтлый бантъ галстука нарушалъ символическую строгость его костюма. Какая-то забавная важность выражалась въ его лицѣ, въ движеніяхъ, въ разговорѣ, точно онъ явился делегатомъ съ посторонней планеты. На Нонну Павловну все это произвело, впрочемъ, скорѣе благопріятное впечатлѣніе. Но осмотрѣвшись и пересказавъ все, что онъ считалъ нужнымъ сообщить о себѣ, Ведринскій сразу перешелъ на тонъ ухаживанья. Въ этомъ ухаживаньи тоже выражалась какая-то забавная важность, проникнутая легкимъ мистицизмомъ. Ведринскій распространялся на тему, что въ такомъ произведеніи, какое онъ задумалъ, душа поэта должна слиться съ душою артистки, и что иначе не будетъ достигнуто "воплощеніе". Нонна Павловна начинала сознавать подымавшуюся въ ней откуда-то смѣшливость. А потомъ, когда въ ухаживаньи Ведринскаго стала выражаться настойчивая нетерпѣливость, похожая на обыкновенное приставанье, что-то нестерпимо непріятное пробѣжало по нервамъ Жадобиной, и на нее словно вновь пахнуло нечистымъ чадомъ рестораннаго кабинета. Она отняла руку, которою овладѣлъ было Ведринскій, и выпрямившись, посмотрѣла на него съ удивленнымъ, пренебрежительно-усмѣхающимся видомъ.
   Ведринскій поймалъ этотъ взглядъ, и его бѣлесоватые глаза тоже насмѣшливо покосились на нее.
   -- Въ васъ еще слишкомъ цѣла свѣтская дама, это для артистки самое главное препятствіе къ успѣху,-- сказалъ онъ.-- Не впадайте въ эту ошибку дебютантокъ изъ такъ называемаго "хорошаго общества". Нѣтъ ничего скучнѣе, какъ видѣть на сценѣ сквозящую изъ-подъ каждой роли барышню или щепетильную даму. Публика этого терпѣть не можетъ. И совсѣмъ это не нужно для артистки.
   -- А что же нужно сдѣлать, чтобы не сквозила эта... щепетильность?-- спросила слегка ироническимъ тономъ Жадобина.
   -- Обломаться надо, забыть всѣ эти условности, вернуть себѣ свободу женщины, свободу артистическаго темперамента,-- отвѣтилъ Ведринскій.-- Я бы больше сказалъ: надо пережить новую, особую, каботинскую любовь, которая лучше всего содѣйствуетъ развитію артистическаго дарованія. Развѣ вы не знаете жизни великихъ артистокъ, знаменитыхъ художницъ, поэтессъ или романистокъ? Искусство никогда не мирится съ буржуазными понятіями. Я вамъ говорю: обломаться надо.
   -- Очень миленькое выраженіе... Но если у меня нѣтъ склонности послѣдовать вашей теоріи?-- сказала Нонна Павловна, засмѣявшись дѣланнымъ смѣхомъ.
   -- Тогда... тогда вамъ будетъ очень трудно пробивать себѣ дорогу,-- отвѣтилъ Ведринскій.-- Ваша безупречная репутація не создастъ вамъ успѣха, публика ничего этого не требуетъ отъ артистки. О васъ будутъ забывать, передавать ваши роли другимъ, авторы будутъ обращаться съ вами, какъ съ вѣшалкой, на которую можно повѣсить все то, что невыгодно надѣть на себя премьершѣ, вамъ будутъ давать выходы, вставляемые въ механизмъ дѣйствія только для удобства другихъ сюжетовъ.
   -- Но вѣдь вы тоже авторъ, слѣдовательно и вы такъ же намѣрены поступать относительно меня?-- возразила уже тономъ нетерпѣнія Жадобина.
   Ведринскій пожалъ плечами и даже взмахнулъ по обыкновенію обѣими руками.
   -- Одинъ я ничего не могу сдѣлать,-- отвѣтилъ онъ;-- надо, понимаете, чтобъ образовалась общая волна, подымающая артиста или артистку... Спросите Болонину или Еловскаго, они вамъ то же скажутъ. Женщина-артистка -- о, это совсѣмъ другое, совсѣмъ другое. Вамъ надо обломаться, обломаться надо!
   И поболтавъ на эту тему еще съ полчаса, Ведринскій ушелъ, не подозрѣвая, сколько горечи, раздраженія, разочарованія и чувства обиды вызвалъ онъ въ душѣ Нонны Павловны.
   

XXIII.

   Еловскій, заѣхавъ передъ обѣдомъ къ Софьѣ Алексѣевнѣ, нашелъ ее въ кисло-насмѣшливомъ настроеніи, которое его всегда обезоруживало.
   -- Что же пьеса Арсенія Ильича? Я жду,-- встрѣтила она его вопросомъ.
   -- Будетъ, непремѣнно будетъ, я уже говорилъ съ нимъ,-- отвѣтилъ Еловскій.-- Но, видители, ему нуженъ случай какъ-нибудь посмотрѣть Нонну Павловну.
   -- Ахъ, кстати,-- перебила его Болонина, протягивая руку къ столику и беря маленькій портъ-боннёръ съ однимъ сапфиромъ.-- Передайте это пожалуйста по принадлежности m-me Жадобиной.
   Еловскій взялъ вещь и съ удивленіемъ взглянулъ на Болонину.
   -- Не догадываетесь?-- продолжала та.-- Нонна Павловна обронила это въ тройкѣ. Мнѣ ямщикъ принесъ сегодня. А васъ, кстати, позвольте поздравить съ быстрою побѣдой!
   И Софья Алексѣевна разсмѣялась тѣмъ звучнымъ, уничтожающимъ смѣхомъ, который ея поклонники такъ любили слышать со сцены.
   Еловскій положилъ портъ-боннёръ обратно на столикъ, протянулъ ноги и постарался придать себѣ спокойно-развязный видъ.
   -- Ну, дорогая Софья Алексѣевна, не ревновать же вы меня вздумали,-- проговорилъ онъ вкрадчиво.
   Болонина еще разъ разсмѣялась.
   -- Надѣюсь, что нѣтъ,-- сказала она.-- Вы знаете, что происходящее внѣ нашей труппы, и вообще внѣ театральнаго міра, меня не касается. А Жадобина не артистка.
   Еловскій исподтишка взглянулъ на нее своими плутоватыми глазами.
   -- Я потому и не сталъ бы за нею ухаживать, что она намѣревается поступить въ труппу...-- рискнулъ онъ сказать.
   У Болониной слегка блеснули глаза.
   -- Вы меня разозлите, если будете лгать,-- произнесла она почти гнѣвно.-- Моя горничная поила ямщика чаемъ, и онъ успѣлъ достаточно разговориться. Слѣдовательно, объ этомъ больше ни слова.
   И она откинулась на спинку своего "трона", какъ называли ея огромное высокое кресло, и вытянула руки по подлокотникамъ.
   Еловскій замолчалъ, потомъ понемногу перевелъ разговоръ на другіе предметы. Когда Болонина немножко оживилась, онъ, на пробу, осторожно произнесъ:
   -- Не знаю, право, какъ бы это устроить, чтобы показать Нонну Павловну Арсенію Ильичу.
   -- А зачѣмъ вамъ нужно показать ее?-- равнодушно спросила Софья Алексѣевна.
   -- Да вотъ, въ виду его пьесы; вѣдь тамъ вторая главная роль ей предназначается.
   -- Какіе вы пустяки можете говорить! Почему же это такъ предназначается? Развѣ даютъ такія роли дебютанткамъ?
   Еловскій взглянулъ на Софью Алексѣевну изумленно.
   -- Но вѣдь вы же сами предполагали... и именно для того, чтобъ эта роль не досталась Высочиной...-- возразилъ онъ.
   -- Напротивъ, это ея настоящая роль; она отлично сыграетъ ее,-- спокойно отвѣтила Болонина.
   -- Высочина?-- переспросилъ тономъ величайшаго изумленія Еловскій.
   -- Разумѣется. Высочина очень недурная актриса. Она была у меня, и мы очень много разговаривали,-- отвѣтила Софья Алексѣевна.-- У насъ съ ней были кое-какія недоразумѣнія, но ихъ легко уладить.
   Еловскій замолчалъ, погруженный въ тягостныя соображенія.
   

XXIV.

   Прошло недѣли двѣ. Ноннѣ Павловнѣ до извѣстной степени удалось устроить то особое, свое собственное "теченіе", о которомъ она мечтала. У нея въ домѣ появились новыя лица: нѣсколько литераторовъ, актеръ Наинскій, еще какой-то актеръ, художникъ Боярцевъ. Еловскій и Ведринскій заходили очень часто; Болонина заглянула одинъ разъ съ репетиціи, выпила залпомъ двѣ чашки чаю, и жалуясь на усталость, тотчасъ уѣхала.
   Но все это выходило какъ-то не такъ. Чувствовалось что-то неладное, невысказываемое, но сквозившее во всемъ. Еловскій, по мнѣнію Нонны Павловны, держалъ себя странно. Съ нимъ у нея произошло объясненіе. Онъ настаивалъ на новомъ свиданіи; она замкнулась сначала въ суровую холодность, потомъ расплакалась, чуть-чуть не случился съ нею истерическій припадокъ. Еловскій тотчасъ смирился, сдѣлался необычайно сдержанъ, почтителенъ и покоренъ. Нонна Павловна разсудительно одобряла его, но въ то же время находила его покорность непонятною, чувствовала подъ нею какое-то тайное лицемѣріе. Еще болѣе удивляли ее измѣнившіяся отношенія Болониной. Софья Алексѣевна показывала ей очень много вниманія, но въ этомъ вниманіи была какая-то непріятная шутливость. О театрѣ она, видимо, избѣгала говорить. Еловскій скрылъ, что ей извѣстно о потерѣ браслета, сказавъ, что самъ нашелъ его въ саняхъ. Тѣмъ не менѣе, Нонна Павловна подозрѣвала, что Болонина ревнуетъ къ ней Еловскаго, и это еще болѣе ее связывало.
   Наинскій съ перваго же появленія принялся ухаживать еще откровеннѣе, чѣмъ Ведринскій. Тотъ дулся, напускалъ на себя пущую важность, говорилъ всѣмъ колкости. Другіе постоянно цѣловали Ноннѣ Павловнѣ руки, курили въ ея будуарѣ, садились верхомъ на стулья, а иногда по цѣлымъ часамъ разговаривали, спорили и кричали между собою, какъ будто забывъ объ ея присутствіи.
   Николай Викторовичъ ходилъ нахмуренный и говорилъ съ женой только о самыхъ безразличныхъ предметахъ, изрѣдка лишь позволяя себѣ язвительные намеки на "безобразное каботинство", въ которое она впала. Онъ, повидимому, терпѣливо ждалъ, чѣмъ все это кончится.
   Разъ Наинскій, оставшись съ Нонной Павловной вдвоемъ, конфиденціально нагнулся къ ней, и помахивая ленточкой отъ монокля, сказалъ:
   -- Вы не замѣчаете, а они всѣ надуваютъ васъ. Жадобина слегка вздрогнула.
   -- Что вы хотите этимъ сказать?-- спросила она.
   -- Надуваютъ они васъ. Совсѣмъ они не хотятъ, чтобы вы къ намъ въ труппу поступили. Одни не хотятъ, а другіе ничего сдѣлать не могутъ,-- пояснилъ Наинскій.
   -- Кто не хочетъ?-- спросила Жадобина, чувствуя, что блѣднѣетъ.
   -- Да собственно говоря, никто не хочетъ,-- продолжалъ Наинскій.-- Болонина вѣдь все это выдумала единственно для того, чтобъ отгереть Высочину. А Высочина, какъ провѣдала, тотчасъ пошла на мировую. Теперь у нихъ полное согласіе водворилось; вмѣстѣ новую пьесу репетируютъ, ту самую, въ которой вашъ дебютъ предполагался.
   -- "Двѣ или ни одной?"
   -- Вотъ, вотъ. Съ большимъ успѣхомъ должна пройти.
   Губы Нонны Павловны задрожали. Она чувствовала такую гадкую, злую обиду, что готова была сейчасъ расплакаться.
   -- Для меня Ведринскій пишетъ пьесу...-- проговорила она, чтобъ ободрить себя.
   Наинскій сложилъ губы съ такимъ видомъ, какъ будто хотѣлъ засвистать.
   -- Ведринскій? Ну, наврядъ ли онъ теперь сунется съ своей пьесой,-- сказалъ онъ.-- Его сегодня такъ отдѣлали въ одной газетѣ, что вчужѣ становится страшно. Еще и пьеса не написана, а про нее ужъ узнали и вышутили такъ, что теперь только сквозь землю провалиться. Все тамъ приплели; и сребротѣлеснаго старца, и воплощенія, и блаженство самосжиганія... Такая вышла потѣха, что весь Петербургъ хохочетъ.
   Нонна Павловна слушала его не шевелясь, почти не дыша. Ей казалось, что надъ нею совершаютъ какую-то безобразную казнь...

-----

   Нонна Павловна не поступила на сцену. Ее уговаривали не смущаться неблагопріятнымъ стеченіемъ обстоятельствъ и подождать болѣе удобнаго момента. Еловскій, съ которымъ у нея произошло большое и тягостное объясненіе, убѣждалъ, что надо остаться вѣрной своему рѣшенію, поступить на сцену во что бы то ни стало и положиться на свой талантъ, который въ концѣ концовъ восторжествуетъ надъ всѣми мелочными препятствіями, интригами, завистью и недоброжелательствомъ. Нонна Павловна два или три раза не приняла его, и онъ пересталъ бывать.
   Ведринскій не показывался съ того самого дня, какъ появилась въ газетѣ шутливая статья объ его пьесѣ. По слухамъ, онъ предпринимаетъ новое путешествіе на Востокъ, и даже собирается прожить тамъ много лѣтъ, предаваясь созерцанію.
   Нонна Павловна понемногу стала опять показываться въ среднемъ петербургскомъ "свѣтѣ", гдѣ къ ней относятся съ прежнею благосклонностью. О ней говорятъ, что она готова была сбиться съ пути, но сумѣла противостоять искушенію. Это занесено въ ея активъ, и ее находятъ еще болѣе интересною послѣ подготовлявшагося, но не разразившагося скандала. Нѣкоторыя дамы увѣряютъ даже, что она нарочно напустила на себя всю эту "блажь", чтобы нашумѣть, и потомъ показать, что умѣетъ сохранить себя передъ соблазномъ. Положеніе безупречной свѣтской Діаны за нею осталось, а между тѣмъ теперь ее должны считать замѣчательною артисткой, которую непремѣнно увлекли бы на сцену, еслибъ она не обнаружила столько непреклонной вѣрности приличіямъ свѣта.
   И можно думать, что Нонна Павловна не остается нечувствительной къ благосклонному баловству, съ какимъ относится къ ней этотъ средній петербургскій свѣтъ, такой неблагосклонный вообще, завистливый и злорѣчивый. Понемногу она усвоиваетъ себѣ тотъ же самый взглядъ на свою "блажь", какъ и окружающее ее общество. И только иногда, въ злыя минуты нервнаго возбужденія или нервной истомы, проносится передъ нею, сквозь туманъ, одно ядовитое воспоминаніе, и словно чадомъ тянетъ отъ него на душу...
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru