Аверкиев Дмитрий Васильевич
Столичный слеток

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Трагедия в четырех действиях.

   

Д. В. АВЕРКІЕВЪ

ДРАМЫ

ТОМЪ ТРЕТІЙ

СМЕРТЬ МЕССАЛИНЫ.-- СИДОРКИНО ДѢЛО.-- ТРОГИРСКІЙ ВОЕВОДА.-- СТОЛИЧНЫЙ СЛЕТОКЪ.-- ТЕОФАНО.

ИЗДАНІЕ ВТОРОЕ

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
ИЗДАНІЕ А. С. СУВ0РИНА
1906

   

СТОЛИЧНЫЙ СЛЕТОКЪ

ТРАГЕДІЯ ВЪ ЧЕТЫРЕХЪ ДѢЙСТВІЯХЪ.

   

ОТЪ АВТОРА.

   Читавшіе Тургенева (а кто не читалъ его?) легко усмотрятъ сходство фабулы настоящей піесы съ важнѣйшими обстоятельствами его разсказа "Три портрета". Насколько мнѣ удалось соединить отдѣльныя черты семейственнаго преданія въ единое драматическое цѣлое -- судить благосклонному читателю. Каюсь, имена дѣйствующихъ лицъ разсказа улетучились изъ моей памяти, а во время писанія, книги, съ чѣмъ справиться, подъ руками не случилось. Осмѣливаюсь посвятить настоящее произведеніе памяти знаменитаго романиста, который былъ тѣмъ особенно дорогъ для послѣдующаго поколѣнія, что болѣе всѣхъ своихъ сверстниковъ прилагалъ заботу о гармоніи цѣлаго, храня въ томъ лучшія преданія нашей словесности.
   

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИДА.

   Лучиновъ, Лука Петровичъ.
   Лучиновъ, сынъ, Петръ Лукичъ.
   Теньковъ, Иванъ Семенычъ.
   Теньковъ, Семенъ.
   Юдичъ, камердинеръ старика Я учи нова.
   Потапычъ, бывшій дядька Семена.
   Андрей, доѣжжачій Тенькова.
   Еще двое или трое слугъ.
   Анна Михайловна Лучинова.
   Ольга Марковна, пріемная дочь Лучиновыхъ.

Дѣйствіе въ Екатерининское время близъ Орла, въ усадьбѣ Лучиновыхъ кромѣ третьяго, которое у Тенькова; между первымъ и вторымъ около двухъ мѣсяцевъ.

   

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

Боскетная въ усадьбѣ Лучиновыхъ. На задней стѣнѣ три окна въ садъ. Справа большая дверь; слѣва дверь маленькая, въ глубинѣ; ближе къ авансценѣ окно, подъ нимъ пяльцы.

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

Входятъ справа: Петръ Лучиновъ, ея нимъ Юдичъ.

   

ПЕТРЪ.

   Отстань, Юдичь; хоть передъ обѣдомъ покой дай.
   

ЮДИЧЪ.

   Охъ, Петръ Лукичъ, и вечоръ, знать, продулся же! Аль всѣ спустить изволилъ?
   

ПЕТРЪ.

   Что дѣлать! Guignon пришелъ.
   

ЮДИЧЪ.

   А по моей сметкѣ, не безъ плутней здѣсь. Эти Шершевичи, скажутъ, поляки они, а плуты же ловкіе. Тѣмъ и сыты, что барчатъ поглупѣй обираютъ.
   

ПЕТРЪ.

   О, вздоръ!.. Не впервой играю. И въ Питерѣ на шулеровъ натыкался, да и тѣхъ на свѣжую воду выводилъ. А ужъ здѣшнимъ противъ столичныхъ куда!.. далече. Тутъ hasard, пойми. И вчера, не рискни подъ конецъ, навѣрное-бъ выигралъ.
   

ЮДИЧЪ.

   А ты полегоньку, Петръ Лукичъ, играй, безъ рыску безъ этого. Съ нимъ не вѣсть до чего дорыщешься.
   

ПЕТРЪ.

   Полно, Юдичъ. Ни бельмеса ты въ игрѣ не смыслишь, а моралью надоѣлъ.
   

ЮДИЧЪ.

   Надоѣлъ!.. Охъ, Петръ Лукичъ, какъ батюшко-то довѣдается, живьемъ онъ насъ съѣстъ.
   

ПЕТРЪ.

   Отыграюсь еще!..
   

ЮДИЧЪ.

   А пословка-то, батюшка Петръ Лукичъ: играй молъ, да не отыгрывайся.

[Молчаніе].

ПЕТРЪ.

   Ключъ отъ шкатулки, какъ былъ, у тебя?
   

ЮДИЧЪ.

   Всегда онъ, ключъ-то, при мнѣ; на крестѣ ношу. А только помни, Петръ Лукичъ, сколь батюшка у насъ крутъ живетъ. Я вотъ довольно лѣтъ ему служу, а доселева ничего, кромѣ "пса", не выслужилъ.
   

ПЕТРЪ.

   Отъ меня брани, Юдичъ, вѣкъ не услышишь. Сію послугу твою не въ службу я, а въ дружбу полагаю. Такъ по пріятельски и звать тебя стану: cher ami.
   

ЮДИЧЪ.

   Нѣтъ, ужъ сдѣлай милость, Петръ Лукичъ, ты меня этакъ не зови. Лучше мнѣ русскимъ псомъ поколѣть, чѣмъ нѣмецкой шарамыгой по свѣту путаться.

[Петръ Лукичъ снисходительно улыбается, и затѣмъ насвистываетъ пѣсенку. Молчаніе].

ПЕТРЪ.

   А что, Юдичъ, не обойтись намъ безъ того, чтобъ нынче въ шкатулку не заглянуть.
   

ЮДИЧЪ.

   Охъ, Петръ Лукичъ! И вспоминать-то, сударь, про нее, такъ въ ушахъ звенитъ.
   

ПЕТРЪ.

   Да отдамъ же, Господи! Какъ отыграюсь, въ тотъ же часъ все полностью возвращу. И тебя, старина, не забуду.
   

ЮДИЧЪ.

   Никакихъ мнѣ денегъ твоихъ, сударь, не надо. Только-бъ батюшкины -- что взяты-то, охъ!-- въ шкатунку вложить. Неровенъ часъ, бываетъ это съ нимъ, что вдругъ спохватится: "ключъ молъ, песъ, давай!" Новыя вложитъ, старыя перечтетъ. Не одни червончики, всѣ крестовики да полтиннички оглядитъ.
   

ПЕТРЪ.

   Когда еще спохватится!.. Денегъ ему теперь, лѣтнимъ дѣломъ, получать не откуда. А вынимать, самъ знаешь, не очень любитъ.
   

ЮДИЧЪ.

   Такъ-то, такъ. А неровенъ часъ, говорю. Бываетъ, что и алчность на него вдругъ найдетъ; по деньгамъ, видишь, ему встоскнется, и шкатунку давай. Откроетъ, сидитъ да любуется, да изъ горсточки въ горсточку червончики пересыпаетъ.
   

ПЕТРЪ.

   Что дарма трусу праздновать!.. А мнѣ до зарѣзу теперь: алтына не осталося. И примѣта у меня: какъ всѣ деньги не жалѣя спущу, и фортуна ко мнѣ повернется. [Молчаніе]. Что-жъ, Юдичъ, добудешь ли къ вечеру?
   

ЮДИЧЪ.

   Охъ, Петръ Лукичъ!..
   

ПЕТРЪ.

   Полно-ко, старина. Семь бѣдъ, одинъ отвѣтъ.
   

ЮДИЧЪ.

   Вѣдомо. И отвѣтъ мой же.
   

ПЕТРЪ.

   Того и думать не моги. Сказано: я одинъ въ отвѣтѣ. И быть по сему. Слово я далъ, parole d'honeur, пойми! Для дворянина въ мірѣ ничего святѣе нѣтъ.
   

ЮДИЧЪ.

   Слушаю, Петръ Лукичъ. Только ты, пожалуй, безъ рыску ужъ, полегонечку. Не всѣ сразу спускай.
   

ПЕТРЪ.

   Ладно. Только и ты ужъ не жалѣя бери. Обѣими горстьми.
   

ЮДИЧЪ.

   Десяточка арабчиковъ довольно будетъ?
   

ПЕТРЪ.

   Фи, десяточекъ!.. Une bagatelle!.. Пустячки... И на столъ-то высыпать стыдно. Не по червончику-жъ изъ кармана выуживать. "А еще богатаго отца сынъ", скажутъ. Не скупись, Юдичъ; хоть полсотни вынь.
   

ЮДИЧЪ.

   Много, Петръ Лукичъ, будетъ.
   

ПЕТРЪ.

   Денегъ много, и выигрышъ великъ. И чего торгуешься! Не всель-равно?
   

ЮДИЧЪ.

   Не все, Петръ Лукичъ. Десятокъ, такъ и быть, накину. На томъ и помирись.
   

ПЕТРЪ.

   Хоть двадцать пять отсчитай.
   

ЮДИЧЪ.

             И не проси лучше: рублемъ не поступлюсь.
   

ПЕТРЪ.

   Полно же, не скупись, старина. Неужто тебѣ лишняго пятка жаль? А въ немъ вся фортуна, гляди. Онъ у меня завѣтный будетъ; пуще ока беречь стану.
   

ЮДИЧЪ.

   Ладно, полтретья десятка дамъ. А только, чтобъ въ послѣдній разъ, Петръ Лукичъ: помни. И зарекуся впредь.
   

ПЕТРЪ.

   Нынче же, не бось, ворочу. Къ вечеру приготовь. Какъ батюшка въ постель, и я на коня.
   

ЮДИЧЪ.

   Охъ, ужъ быть намъ, Петръ Лукичъ, въ бѣдѣ. И я-то, старый дуракъ, не подумавъ, обѣщанье сбрехнулъ. Да дамъ ужъ, не сумлѣвайся. Только помни: въ послѣдній разъ.

[Ушелъ направо].

   

ЯВЛЕНІЕ II.

Петръ одинъ.

   Ничего старикашка, только въ игрѣ не смыслитъ... "Безъ риску, полегонечку..." И понять не можетъ, что отъ того и проигрываю что лѣнь ему въ батюшкину шкатулку поглубже горсть запустить... Сколько разъ твердилъ: возьми сотню, двѣ, три, и сразу не то тысячу,-- двѣ привезу... Нѣтъ, не везетъ мнѣ нынче въ фараонъ... Въ Питерѣ, случалось, по мѣсяцамъ на выигрышъ жилъ, и какъ жилъ-то еще!.. Иль полоса мнѣ нынѣ такая выпала, что не въ картахъ, въ любви счастье?.. Что-жъ, и того попытаемъ. Склонить ее не трудно... О надзорѣ и рѣчи нѣтъ; женихъ -- Митрофанушка... Со скуки развѣ "Кандида" перечесть?.. [Садится на право, и вынувъ книгу изъ кармана, читаетъ].
   

ЯВЛЕНІИ III.

Петръ; слѣва Анна Михайловна.

АННА [выглядывая въ двери].

   Можно, Петруша, къ тебѣ?
   

ПЕТРЪ.

   Ахъ, матушка! [Спѣшно встаетъ, идетъ на встрѣчу и почтительно цѣлуетъ руку]. Съ чего-жъ нельзя-то?
   

АННА.

   Олюша хотѣла было войти, въ пяльцахъ пошить, да голосъ ей чей-то незнакомый послышался. Вотъ и послала меня; думала: гость у тебя сидитъ.
   

ПЕТРЪ.

   Какіе гости! Съ кѣмъ изъ сосѣдей знакомство свелъ, и тѣхъ, ради батюшки, звать опасаюся... Съ Юдичемъ, отъ нечего дѣлать, болталъ... А батюшка съ поля не вернумшись еще?
   

АННА.

   Не слыхать что-то.
   

ПЕТРЪ.

   А каковъ нынче? отмѣнно золъ?
   

АННА.

   Не знаю, Петруша. Съ утра ни на кого не кричалъ.
   

ПЕТРЪ.

   Дивлюсь я вашему терпѣнью, матушка. Подлинно скажутъ, что у женщинъ сердце ангельское. Ну, первые годы, какъ въ Москвѣ онъ служилъ, куда ни шло, а эти-то послѣднія двадцать лѣтъ, что въ усадьбѣ закисли...
   

АННА.

   Просила я тебя, Петруша, и еще разъ прошу: никогда о томъ рѣчи не заводить.
   

ПЕТРЪ.

   Прости; не изволь, матушка, гнѣваться... Не ссорить же я васъ съ батюшкой затѣялъ, а... къ слову пришлось... А что дивлюсь я, въ томъ нѣтъ мудренаго. На короткую побывку пріѣхавъ, и то, божусь, съ трудомъ его нравъ сношу.
   

АННА.

   Не взыскивать же тебѣ съ отца...
   

ПЕТРЪ.

   Гдѣ взыскивать, коли передъ нимъ всякъ безъ вины виноватъ!.. Да не буду же, матушка, не буду впередъ... Къ тому вѣдь я о сердцѣ его спросилъ, что надо же мнѣ, часъ улучивъ, поговорить съ нимъ. Съ мѣсяцъ прошло, какъ меня выписалъ, а зачѣмъ, про что -- невѣдомо. Не заикнулся даже... Тебѣ не сказывалъ ли?..
   

АННА.

   Словомъ не обмолвился.
   

ПЕТРЪ.

   Ужъ я и не придумаю...
   

АННА.

   Вотъ развѣ... что вздумалъ, можетъ, тебѣ хозяйство сдать. На старости лѣтъ, чай, не легко ему и въ жаръ, и въ стужу всюду мыкаться...
   

ПЕТРЪ.

   Serviteur!.. Слуга покорный! Да я скорѣй и отъ той бездѣлицы, что онъ высылаетъ мнѣ, вовсе откажусь, чѣмъ на то согласье дамъ.
   

АННА.

   А что ужъ такъ?
   

ПЕТРЪ.

   Отвыкъ я, матушка, отъ житья здѣшняго. Странно мнѣ, дико все кажется. Сама подумай, чуть ли не полныхъ пятнадцать лѣтъ, какъ я гостилъ-то у васъ... И съ батюшкой, безъ обиняковъ скажу, не полажу.
   

АННА.

   Богъ ужъ, Петруша, съ тобой... А еще гадала я было: ужъ не женить ли тебя...
   

ПЕТРЪ.

   Развѣ о томъ разговоръ былъ?
   

АННА.

   Не станетъ онъ со мной, Петруша, о томъ совѣтовать...
   

ПЕТРЪ.

   Гм! Жениться? А на что я стану съ женой въ столицѣ жить? И одинъ-то насилу концы съ концами свожу... Не на женино же приданое одно!.. А съ семьей на батюшкину щедрость надѣяться, да въ руки ему что песъ глядѣть... Нѣтъ, пусть выдѣлитъ, тогда оженюсь. И изъ его воли не выступлю. А пора; ей, ей, пора. Хоть бы ты о томъ, матушка, шепнуть ему изволила.
   

АННА.

   Нѣтъ, не стану, Петруша, и не проси о томъ. Самъ, какъ знаешь, съ Лукой Петровичемъ вѣдайся...
   

ПЕТРЪ.

   Я потому къ тебѣ, матушка, прибѣгаю, что есть же у тебя свои вотчины, приданыя.
   

АННА.

   У меня съ Лукой Петровичемъ раздѣла нѣтъ: и въ моемъ, какъ въ своемъ, онъ же господинъ. Дастъ онъ свое согласье, отказа отъ меня не услышишь. Хоть все мое бери. Кромѣ Кузькова, то Олюшѣ въ приданое. И въ духовной моей, помни Петруша, о томъ писано.
   

ПЕТРЪ.

   Не хочешь, матушка, помочь мнѣ, имъ самъ, сердце скрѣпя, поговорю. Не въ мочь ужъ мнѣ стало. Повѣришь ли, алтына мѣднаго въ кошелѣ нѣтъ.
   

АННА.

   И въ томъ тебѣ, Петруша, помочь не могу. Своихъ у меня денегъ не водится, а у Луки Петровича, сколь ни люблю тебя, просить не стану. [Молчаніе]. Такъ пойду я, Олюшѣ скажу, что можно молъ. [Налѣво].
   

ПЕТРЪ.

   Сдѣлай милость, всегда радъ.
   

ЯВЛЕНІЕ IV.

Петръ одинъ.

   Крутенько, матушка, отказать изволила. Не въ деньгахъ, нѣтъ! а вотъ, что о выдѣлѣ шепнуть не берется... Не съ того ли, что я про батюшку прямо сказалъ?.. Аль нелады у нихъ?.. Не замѣчалъ я, правда, чтобъ онъ къ ней нѣженъ былъ, да вѣдь на всѣхъ что волкъ травленый хмурится... Одна Олюша любимица, да... Вотъ и она...
   

ЯВЛЕНІЕ V.

Петръ; слѣва Ольга.

ОЛЬГА.

   Здравствуйте, братецъ.
   

ПЕТРЪ.

   Здравствуй, сестрица. [Подходитъ къ ручкѣ]. Ахъ, чуть не забылъ попенять тебѣ... Что за обсылки такія черезъ матушку: можно-ль войти?
   

ОЛЬГА.

   Право же, братецъ, мнѣ незнакомый голосъ послышался.

[Идетъ къ пяльцамъ и раскалываетъ шитье].

ПЕТРЪ.

   Право же, сестрица, пора бы тебѣ попривыкнуть ко мнѣ. Что за чины межъ нами!.. Да постой ты! И не доглядѣлъ сразу... Какъ ты нынче принарядилась! И роза пришпилена! И прическа по модному!..
   

ОЛЬГА.

   Женихъ со свекромъ будущимъ къ обѣду обѣщали быть: батюшка сказывалъ. [Сѣла шить].
   

ПЕТРЪ.

   И подумаешь: все-то для Митрофанушки... то бишь, для Сенюшки... И крѣпко ты любишь его, сестрица?
   

ОЛЬГА.

   Батюшкина воля, братецъ.
   

ПЕТРЪ [живо].

   А сама?
   

ОЛЬГА [покойно].

   И сама думаю, что по нашимъ мѣстамъ лучшаго жениха не сыщешь... Парень добрый, простой...
   

ПЕТРЪ.

   Ужъ больно простъ...
   

ОЛЬГА.

   Съ чего-то, братецъ, не взлюбили вы его.
   

ПЕТРЪ.

   Что мнѣ не любить его!.. А только неуклюжъ страсть, неотесанный... Истый выкормокъ медвѣжій...
   

ОЛЬГА.

   Въ этомъ я не мастерица разбирать. А что добръ, знаю. Ты на него въ церкви взгляни... Вамъ не въ примѣту, братецъ, а сколь онъ истово стоить, усердно молится...
   

ПЕТРЪ.

   Я чаю, отъ усердья у него, по пословицѣ, лобъ разбить.
   

ОЛЬГА.

   Не ждала я, братецъ, того отъ васъ... [Склоняется надъ пяльцами и начинаетъ усердно шить].
   

ПЕТРЪ.

   Прости ужъ, сестрица. [Молчаніе. Онъ тихо подкравшись, склоняется надъ ней и цѣлуетъ ей правую руку].
   

ОЛЬГА.

   Охъ, братецъ!.. Крадучись этакъ...
   

ПЕТРЪ.

   Прощенья за обиду прося...
   

ОЛЬГА.

   Я гораздо васъ помоложе и стерпѣть могу... И не пристало вамъ... Не повѣрите, братецъ, какъ испугалась... отъ нечаянности. Горячо таково... ровно воскомъ капнуло... [Смѣясь]. У меня даже мурашки по спинѣ забѣгали...
   

ПЕТРЪ.

   Вотъ ужъ не чаялъ испугать тебя. Здороваясь, цѣловалъ же, сестрица.
   

ОЛЬГА.

   То иное дѣло. И со всякимъ этакъ же здороваешься... А тутъ... ну да вотъ, что нечаянно-то!.. И не пристало вамъ...
   

ПЕТРЪ.

   Да такую-то, какъ у тебя, ручку и свѣтлѣйшій не отказался-бъ поцѣловать...
   

ОЛЬГА.

   А это ужъ и вовсе, братецъ, лишнее. И опять: не къ лицу вамъ.
   

ПЕТРЪ.

   Что не къ лицу?..
   

ОЛЬГА.

   Эти комплименты любовные... Ужъ это вы въ Петербургѣ фрейлинамъ, куры строя, сказывайте... А мнѣ-то!..
   

ПЕТРЪ.

   А тебѣ, сестрица, почему-жъ нельзя?
   

ОЛЬГА.

   Ужъ по одному тому, что мы сестра и братъ зовемся.
   

ПЕТРЪ.

   По имени же братъ, не по крови... А ты подумай... Ну, не случись этого, что вотъ сиротой ты круглой осталася, а батюшка съ матушкой взяли тебя... Выросла бы ты у своихъ родителей, а я теперь, къ батюшкѣ пріѣхавъ по сосѣдству къ вамъ...
   

ОЛЬГА.

   А это, братецъ, вы ужъ сказки сказываете.
   

ПЕТРЪ.

   Нѣтъ, не сказки, а правду истинную... Исторія такая была... Одинъ пріятель мой, въ одной коллегіи служимъ, также какъ и я вотъ на побывку къ отцу поѣхалъ... Помнилось, правда, ему, что у нихъ въ домѣ дѣвочка ростетъ, а только малюткой она ему представлялася... Пріѣхалъ, и видитъ: что алая роза поднялась и разцвѣла красавица...
   

ОЛЬГА.

   И что-жъ онъ?
   

ПЕТРЪ.

   Полюбилъ ее.
   

ОЛЬГА [быстро вскочивъ и подбѣжавъ къ окну].

   Постойте, братецъ... Такъ и есть, Семенъ Иванычъ пріѣхалъ. На стрѣчу побѣжать. [Убѣгаетъ направо].
   

ЯВЛЕНІЕ VI.

Петръ, одинъ; вскорѣ, справа: ТбНЬКОВЫ, отецъ и сынъ, и Ольга.

ПЕТРЪ [одинъ].

   Иль вправду жениха со всѣхъ ногъ встрѣчать бросилась?.. Иль застыдясь?.. Иль... des biais de femmes?.. А словцо закинуто; слегка будто и клюнула... Случая теперь ждать... Что-жъ, и мнѣ пойти на медвѣдей взглянуть... А, лѣзутъ! полы даже подъ ними ломятся...

[Справа входятъ: впереди: старикъ Теньковъ; за нимъ, Семенъ и Ольга держась за руку].

ИВАНЪ [подавая руку].

   Здравствуй, Петръ Лукичъ. Все ли, государь мой, здоровъ?
   

ПЕТРЪ.

   Благодарствуйте, сударь. Ты какъ, Иванъ Семенычъ, въ своемъ здоровьи?
   

ВАНЪ.

   Что намъ дѣется!.. Твоими... прости ужъ, сударь, чуть было молитвами не сказалъ, да вспомнилъ, что не весьма ты охочъ...

[Петръ хочетъ отвѣтить, но его, цѣлуя, Семенъ облапилъ].

СЕМЕНЪ.

   Здравствуй, братецъ.
   

ПЕТРЪ.

   А!.. здорово Митрофанушка... то бишь, Сенюшка... Что-жъ, милости садиться, государи мои, прошу. Батюшка не вдолгѣ воротится.

[Всѣ садятся; Ольга за пяльцы].

ИВАНЪ.

   Присядемъ, побесѣдуемъ.-- А чтой-то, спросить все тебя, Петръ Лукичъ, хочу да не вспомнюся. Съ чего ты моего Семена по настоящему звать не научишься, а кличешь Митрофанушкой?
   

ПЕТРЪ.

   Въ Петербургѣ у насъ, сударь, великій недоросль проявился, Митрофаномъ звать. Всѣ его хвалятъ, и царица даже не разъ ѣзжала его глядѣть.
   

ИВАНЪ.

   Вотъ какъ!.. Что-жъ онъ съ Семеномъ съ лица, что-ль, схожъ?
   

ПЕТРЪ.

   Портретъ сущій, государь мой. Да вотъ у сестрицы моей названной спроси: я ей про того Митрофана въ книжкѣ читалъ.
   

ИВАНЪ.

   Что-жъ, Ольга Марковна, схожъ ли съ Семеномъ-то?
   

ОЛЬГА [низко склонясь надъ пяльцами].

   А не помню ужъ... Глупости какія-то братецъ читалъ. Для смѣха написано.

[Небольшое молчаніе].

ПЕТРЪ [ударивъ его по колѣну].

   Что, Сонюшка, подѣлываешь?
   

СЕМЕНЪ.

   А что дѣлать-то? Охоты пока никакой нѣтъ.
   

ПЕТРЪ.

   Знать, цѣлый день на боку валяешься. А тамъ за ужиномъ половыхъ не то пять, не то шесть скушавъ, на другой перевернешься, да и на ночь бай, бай?
   

СЕМЕНЪ [съ громкимъ смѣхомъ].

   И то бываетъ!.. А то вотъ батюшка еще что по хозяйству сдѣлать велитъ.
   

ПЕТРЪ.

   Сыто онъ у васъ, Иванъ Семенычъ, воспитанъ, здоровъ на деревенскихъ пирогахъ выросъ, и въ службу-бъ пора.
   

ИВАНЪ.

   Нынѣ не старые годы, государь мой; вольность на службу дворянамъ дарована. А впрочемъ, онъ у меня на службу,-- въ Орлѣ, въ приказѣ,-- записанъ.
   

ПЕТРЪ.

   Не про эту службу сказываю. Бравый бы изъ него гвардіи сержантъ вышелъ.
   

          ИВАНЪ.

   Не къ чему намъ въ гвардію соваться, да и достатковъ такихъ нѣтъ. А еще, Петръ Лукичъ, тебѣ скажу, что поопасался я его въ Питеръ отпустить.
   

ПЕТРЪ.

   Чего-жъ опасаться, государь мой, было? Аль что на войнѣ убьютъ?
   

ИВАНЪ.

   Это что! Самъ подъ пулями стаивалъ. А такъ скажу, что въ Питеръ отпускать надо, чтобъ парень гораздо уменъ былъ. Такой-то, хоть и собьется, вновь путь найдетъ...
   

ПЕТРЪ.

   А вы, сударь, Сенюшку, въ какіе-жъ ставите?..
   

ИВАНЪ.

   А въ середніе... какъ и твою милость, не погнѣвись, Петръ Лукичъ... А на такихъ-то, на своемъ вѣку, не мало я наглядѣлся, на столичныхъ-то слетковъ этихъ. И сюда къ намъ въ глушь, бываетъ, залетывають, и самъ я, былое дѣло, въ Москву ѣжжалъ. Про нихъ скажу: пожилъ бы у отца на глазахъ подолѣе, и ничего бы парень, выровнялся. А какъ воли безъ -ума понюхалъ, гляди негодницей вовсе сталъ. Либо шемотонъ, либо шелопай изъ него вышелъ... А то и безбожники еще нынѣ завелись.
   

ПЕТРЪ.

   А вы, государь мой, этимъ послѣднимъ словцомъ, про безбожниковъ-то, ужъ не въ мой ли огородъ мѣтите?.. А съ чего бы! Что какъ-то, обмолвясь, при васъ сказалъ, что въ капустный листъ да въ масло постное не вѣрую?..
   

ИВАНЪ.

   Охъ, ужъ, молчи, кощунъ, молчи!.. И слушать, сударь, не стану; уши заткну. [Исполняетъ]. Семенъ! и ты заткни.
   

СЕМЕНЪ [вставъ].

   Слушаю, батюшка. [Сѣлъ и уши заткнулъ].
   

ПЕТРЪ.

   Вотъ бы, сестрица, Фонвизину поглядѣть, чтобъ въ комедію списать. [Ивану]. Полно же, государь мой, попусту гнѣваться. Безобидно станемъ бесѣдовать. [Толкнувъ шутя Семена]. Слушай, Сенюша, что тебѣ скажу.
   

СЕМЕНЪ [вставъ].

   Слушать, батюшка?
   

ИВАНЪ.

   А поглядимъ, что сказывать станетъ.
   

ПЕТРЪ [ему].

   Не бойся, сударь; ототкни уши-то: обиды не услышишь.-- Слушай же, братъ Семенъ, что тебѣ скажу: всѣмъ бы ты парень взялъ, да однимъ оплошалъ.
   

СЕМЕНЪ.

   Чѣмъ такимъ?
   

ПЕТРЪ.

   Скупенекъ живешь. Много разъ при мнѣ къ невѣстѣ пріѣзжалъ, а подарокъ хоть бы разъ ей привезъ.
   

СЕМЕНЪ.

   А прикажетъ батюшка, и привезу тотчасъ.
   

ПЕТРЪ.

   А ты догадайся у батюшки попросить. Сундучекъ-то у васъ, скажутъ, кованный, а въ немъ, какъ пѣвецъ Фелицынъ воспѣлъ:

Жемчугу бездна и сребра!

   А прости ужъ, братецъ, хоть я про этого, какъ кличешь ты, Перепилицына и не слыхивалъ, а только враль онъ порядочный.
   

ПЕТРЪ.

   Отличилися, брать Семенъ! Теперь про дверь и спрашивать тебя не стану, знаю, что скажешь: прилагательна...
   

СЕМЕНЪ.

   Какъ придагательна?
   

ЯВЛЕНІЕ VII

Тѣ же; справа, быстро Лука Петровичъ.

ЛУКА.

   Вотъ вы куда зашли! Не погнѣвись, сватъ, опознился малость. [Цѣлуются]. На поемный лугъ вздумалось: и трава же, скажу тебѣ, сейчасъ чуть не по колѣно!..
   

СЕМЕНЪ [цѣлуя въ руку].

   Здравствуй, батюшка.
   

ЛУКА.

   А, зятекъ нареченный, здорово!.. Что-жъ вы тутъ въ сухомятку бесѣдуете? Адмиральскій часъ: и водки не грѣхъ передъ щами выпить.
   

ИВАНЪ.

   Ничего-таки, побесѣдовали. Петръ Лукичъ, дай ему, Господи, здоровья! не оставилъ насъ своей милостью: все Семена моего шпынялъ да кощуничалъ.
   

ЛУКА [сыну].

   Опять ты за старое... Все еще Волтеръ проклятый въ головѣ сидитъ! Погоди, я еще во флигель къ тебѣ заберусь, всѣ твои книжонки богомерзкія пережгу.
   

ПЕТРЪ [про себя].

             Quelle verulente sortie!
   

ИВАНЪ.

   Что ихъ, сватъ, жечь-то, коль въ головѣ засѣли!.. А за насъ съ Семеномъ не опасайся: не соблажнитъ насъ. У меня и Семенъ ученъ отвѣтъ держать, Семенъ! сказывай, что митрополитъ Платонъ безбожнику Дидероту отвѣтилъ.
   

СЕМЕНЪ [какъ урокъ].

   Рече безуменъ въ сердцѣ своемъ: нѣсть Богъ.
   

ЛУКА.

   Охъ, сватъ! и сынкомъ же меня Господь наградилъ: за тридцать минуло, а ума не прибыло.
   

ПЕТРЪ.

   Коли вы сами, батюшка, не за малолѣтка меня полагаете, такъ должное мнѣ оказывайте. Такой же и я, какъ вы, дворянинъ, и свой point d'honneur имѣю.
   

ЛУКА.

   Гонору-то много въ тебѣ, знаю. А вотъ ногъ чтобъ, съ отцомъ говоря, съ мѣста встать, не хватило видно?.. Выбью я еще изъ тебя эту спѣсь дурацкую.
   

ПЕТРЪ [вставая].

   Прошу васъ, батюшка...
   

ЛУКА.

   Что?.. щенокъ поганый!.. ужъ и на отца взлаялъ?..
   

ОЛЬГА [бросилась въ отцу].

   Батюшка, милый, не гнѣвайся. Самъ же потомъ плакаться станешь, что вспылилъ...
   

ЛУКА.

   Охъ, Олюша, ради тебя только... да вотъ еще ради дорогихъ гостей. На мою половину, сватъ, пойдемъ. Вели-ко, Олюша, намъ водки дать да грибковъ, что-ль... [Пошелъ направо].
   

ОЛЬГА.

   Сейчасъ, батюшка.
   

ЛУКА [обернувшись].

   А ты, Петръ, помни: я еще поговорю съ тобой!.. Идемъ ЖЕ, Иванъ Семенычъ. [Ушелъ].
   

ИВАНЪ.

   А ты съ нами-ль, Семенъ?
   

СЕМЕНЪ.

   Съ тобой ужъ лучше, батюшка.
   

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Петръ, Ольга.

ОЛЬГА.

   И не стыдно вамъ, братецъ? Какую кутерьму поднялъ! И изъ-за чего?
   

ПЕТРЪ.

             Иль ты недогадалась? Ненавижу,
             Убить его готовъ, къ тебѣ ревнуя...
             Я давеча разсказывалъ тебѣ
             Какъ будто про пріятеля, такъ знай же,
             Что тотъ пріятель небывалый -- я,
             А дѣвочка, что розой разцвѣтала,
             То ты, Олюша.
   

ОЛЬГА.

                                 Перестаньте, братецъ:
             И стыдно, и грѣшно.
   

ПЕТРЪ.

                                           Любить-то стыдно?
             Любить-то грѣхъ?
   

ОЛЬГА.

                                 Помолвлена я съ нимъ...
   

ПЕТРЪ.

             Будь онъ тебя достоинъ, и люби ты
             Его, какъ жениха, со всею страстью,--
             Я-бъ не посмѣлъ тебѣ и слова молвить,
             Не посягнулъ бы на чужое счастье,
             А замолчавъ въ груди и стонъ, и горе,
             Бѣжалъ бы прочь!.. Но ты его не любишь,
             Сама сказала: "батюшкина воля..."
             И уступить тебя ему безъ боя!..
             Ему отдать и нѣжную красу,
             И свѣжихъ устъ румянецъ непорочный?
             Ему ланитъ умильную стыдливость,
             И бѣлой ручки тихое пожатье,
             И нѣжныхъ словъ привѣтное шептанье,
             И ароматъ лобзаній торопливыхъ,
             И ласки тайныя?.. Ему-ль съ любовью
             Въ твои глазенки свѣтлые глядѣться
             И косу распускать въ тиши полночной...
             О, будь я проклятъ!..
   

ОЛЬГА.

                                 Ради Бога, братецъ!..
             Къ чему, зачѣмъ... и мнѣ!.. такія рѣчи...
             Я не повѣрю вамъ. И не такихъ,
             Не мнѣ чета, красавицъ вы любили...
             И чѣмъ во мнѣ плѣниться вы могли?
             Я дѣвушка простая, учена
             На мѣдный грошъ... И словъ такихъ-то,
             Какъ вы сейчасъ мнѣ съ пыломъ говорили,
             Не слыхивала съ роду. Половины
             И въ разумъ не взяла... Ей-Богу, братецъ...
   

ПЕТРЪ.

             Себѣ цѣны не знаешь ты, Олюша!..
             Простая ты!.. Ты ландышемъ пріятный,
             Укромно взросшій въ заповѣдной рощѣ:
             Онъ бѣлъ, какъ снѣгъ, и чисть, и свѣжъ, какъ утро...
             И тонкій ароматъ, не всѣмъ примѣтный...
             А выйдя за него!.. Подумай только:
             Онъ грубый, сиволапый, злой... И онъ
             Тебя сорветъ мужицкою ручищей
             И, поигравъ со скуки, прочь отброситъ...
             Ему ли оцѣнить?.. Сломавъ цвѣтокъ,
             И не пойметъ онъ черствою душою,
             Какую прелесть загубилъ на вѣкъ!..
   

ОЛЬГА.

             Что слушаю!.. Уйти мнѣ отъ грѣха!..
   

ПЕТРЪ.

             Постой, сестрица.
   

ОЛЬГА.

                                           Не держите, братецъ!..
             И батюшка, заждавшись, осерчаетъ...
   

ПЕТРЪ.

             Еще словечко... Ты меня корила,
             Что я любилъ красавицъ прихотливыхъ...
             Ну, что-жъ? былъ грѣхъ, покаюсь предъ тобою...
             А что я вынесъ изъ любви постыдной?
             Отраву сердца, совѣсти укоры...
             Да любятъ ли онѣ?-- Подарковъ жаждутъ!
             За поцѣлуй -- сережки подари
             Алмазныя; молъ муженекъ скупенекъ...
             Межъ нихъ ли мнѣ искать себѣ невѣсты,
             Когда всѣмъ сердцемъ полюбилъ тебя?..
             Иль за другими вслѣдъ и мнѣ пуститься
             И, на приданомъ оженясь, въ придачу
             Дѣвицу взять, чтобъ съ ней рожать дѣтей...
             Да вѣкъ свой мучаться: мои-ль, молъ, дѣти?..
             И я, злонравіе такое видя,
             Тебя на нихъ, Олюша, промѣняю?..
             Да пожалѣй же ты меня хоть малость!..
   

ОЛЬГА.

             И... что вы, братецъ!.. Батюшкина воля...
             И ваши всѣ несбыточныя рѣчи...
             И батюшка, и я...
   

ПЕТРЪ.

                                 Того не бойся!..
             Ужъ полюбивъ, я отстоять съумѣю...
             И гнѣвъ приму, и пусть лишитъ наслѣдства,
             Съ тобой и въ шалашѣ мнѣ будетъ рай...
   

ОЛЬГА [сама съ собой].

             И голова кругомъ... и сердце ноетъ...

[Собравшись съ силами, рѣшительно].

             Уйду я, братецъ.
   

ПЕТРЪ.

                                 Хоть словечко молви...
             Надеждой помани... Иль нѣтъ, иди!..
             Наединѣ обдумай хорошенько...
             И пожалѣй меня... И вѣрь, Олюша,
             Что ужъ мое навѣки свято слово,
             До гробовой доски... Еще, сестрица:
             Коль согласишься ты, въ себѣ подумавъ,
             Такъ вечеркомъ, позднѣе, какъ ужъ въ домѣ
             Улягутся всѣ спать, сойди-ко въ садъ,
             Въ бесѣдку принеси свое согласье:
             Я буду ждать, терзаясь отъ мученій...
             Придешь, Олюша?
   

ОЛЬГА.

                                 Не невольте, братецъ!..
             Я, помолясь, подумаю... Потомъ... [Идетъ налѣво].
   

ПЕТРЪ.

             Прощай, сестрица!..
   

ОЛЬГА [про себя].

                                           Охъ! и тяжко мнѣ,
             И сладостно...

(Дѣлаетъ нѣсколько тихихъ и задумчивыхъ шаговъ, потомъ вдругъ порывисто бросается къ Петру, и цѣлуетъ его).

                                 Охъ! мой желанный...
   

ЯВЛЕНІЕ IX.

Тѣ же; справа Юдичъ.

ЮДИЧЪ [въ дверяхъ].

   Барышня, батюшка, водки не видя, гнѣваться изволитъ.
   

ОЛЬГА.

   Ахъ, Господи!.. Бѣгу, бѣгу сейчасъ. [Убѣгаетъ налѣво].
   

ПЕТРЪ.

   И мнѣ пойти... Не то...
   

ЮДИЧЪ.

   Погоди, сударь.
   

ПЕТРЪ.

   А что?
   

ЮДИЧЪ.

   Удосужился я въ шкатулку заглянуть. На вотъ, получай; въ платъ повязаны. [Передаетъ платокъ].
   

ПЕТРЪ.

   Двадцать пять?
   

ЮДИЧЪ.

   И считать не трудись. На подборъ свѣтленькіе.
   

ПЕТРЪ.

   Ну, спасибо, старина! Удружилъ.
   

ЮДИЧЪ.

   А вотъ эти ужъ въ ручку прими.
   

ПЕТРЪ.

   Это какіе же?
   

ЮДИЧЪ.

   А бери, сударь, знай. [Отдалъ]. Эти, помни, завѣтные. Пятокъ-то что пуще глаза беречь обѣщался.
   

ПЕТРЪ.

   Ну, Юдичъ!.. Чѣмъ тебѣ благодарствовать, и не придумаю.
   

ЮДИЧЪ.

   Догадайся, батюшка Петръ Лукичъ: ручку дай поцѣловать.
   

ПЕТРЪ.

   Дай Обниму тебя. [Обнимаетъ. Юдичъ цѣлуетъ его въ руку, и затѣмъ въ плечо].
   

ЮДИЧЪ.

   А тепере сударь, къ батюшкѣ съ Богомъ поди.
   

ПЕТРЪ [потрепавъ его по плечу).

   Спасибо, старина, спасибо.

(Идетъ направо. Юдичъ любовно ему вслѣдъ глядитъ, и затѣмъ, проговоривъ: "охо-хо!", и рукой взмахнувъ, за нимъ плетется, покачивая головой).

   

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

Комната Петра во флигелѣ.

Постель подъ шелковымъ пологомъ; бюро открытое, на доскѣ червонцы грудой; кресло вольтеровское; полка съ книгами подвѣшанная; столикъ съ зеркаломъ, духами, щетками и т. п.; книжка раскрытая на стулѣ брошена и прочая.

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

Петръ [одинъ, сидя въ креслѣ, дремлетъ].

ПЕТРЪ [протирая глаза].

   Что это? Уснулъ никакъ... по утру-то, едва кофей отпивъ!.. Аль что вечоръ чуть не до зари игралъ?.. Вѣрнѣе отъ житья деревенскаго... Скоро не хуже Сенюшкинова дрыхнуть выучусь... Фу! и духота же здѣсь!.. Сколько ни приказывалъ, чтобъ окна открытыми держали... И какъ они не задохнутся?.. (Подошелъ, и открылъ окно въ садъ). Кто это?.. Иль Олюша мелькнула?.. Хотя бы посидѣть забѣжала! (Отходя отъ окна): и ль нѣтъ... Отвыкать надо... (Увидѣвъ деньги на бюро). Это что?.. Гм., выигрышъ вчерашній... Вновь въ карты повезло... Видно, всему свое время... Время любить, и время... И все-то vanitas vanitatum!.. (Садится и закуриваетъ трубку). Не даромъ повезло, нѣтъ!.. И сколь нравъ нашъ перемѣнчивъ, подумаешь... Souvent femme varie... и мужчины таковы же!.. Что пылу было, что радости! И вѣрилъ вѣдь, самъ крѣпко вѣрилъ. И сердцемъ даже какъ будто посвѣжѣлъ!.. Цѣлый мѣсяцъ мечталося что заживу молъ съ молодой женушкой, въ этомъ же флигелечкѣ вотъ, у батюшки съ матушкой подъ теплымъ крылушкомъ... (Всталъ порывисто). Нѣтъ, будетъ!.. въ Питеръ пора, не то, какъ батюшка, на вѣкъ здѣсь закисну... (За дверью кашель). Кто тамъ? Войди.
   

ЯВЛЕНІЕ II.

Петръ, Юдинъ.

ПЕТРЪ.

   Ты, Юдинъ?..
   

ЮДИНЪ.

   Къ твоей милости, Петръ Лукинъ.
   

ПЕТРЪ.

   Что, старина, скажешь?
   

ЮДИНЪ.

   Плохо наше дѣло, сударь: батюшка вечоръ, передъ ужиномъ ужъ, ключа хватился.
   

ПЕТРЪ.

   Ну?
   

ЮДИНЪ.

   Солгалъ я ему, что заложилъ молъ, видно, куда, аль въ щель запалъ, сыскать де не могу.
   

ПЕТРЪ.

   А нынче?
   

ЮДИНЪ.

   Не спрашивалъ еще.
   

ПЕТРЪ.

   Авось не вспомнитъ до завтрева.
   

ЮДИНЪ.

   А Господь ужъ вѣсть.-- Что-жъ дѣлатъ-то, Петръ Лукичъ, прикажешь, коль вновь-то спохватится.
   

ПЕТРЪ.

   Ахъ, Юдинъ, ужъ и не придумаю!.. Вонъ двѣсти червонцевъ, видишь? вечоръ повезло... Да мало вѣдь, чай. И половины, гляди, того не будетъ что вынуто?
   

ЮДИЧЪ.

   Точно, Петръ Лукичъ.
   

ПЕТРЪ.

   И надо-жъ ему было спохватиться не во-время!.. На ладъ вѣдь, Юдинъ, у насъ съ нимъ пошло, вдвое больше высылать обѣщалъ, о выдѣлѣ самъ заговорилъ: только оженись молъ. И сразу все погубить!.. А? Юдинъ...
   

ЮДИНЪ.

   А что убиваться-то тебѣ, Петръ Лукинъ, по напрасному. Замолчу я про тебя, на себя всю вину возьму.
   

ПЕТРЪ.

   Вздоръ, вздоръ!.. И мыслить-то о томъ не дерзай!.. Слышишь-ли?
   

ЮДИНЪ.

   Слушаю, Петръ Лукичъ. Только и ты меня, батюшка, послушай же. Что мнѣ на старости-то лѣтъ грѣхъ этотъ на душу брать, что вотъ тебя, сударь, съ батюшкой разстраивать... А правду молвить, я-жъ и виноватъ во всемъ.
   

ПЕТРЪ.

   Ты?
   

ЮДИНЪ.

   А то кто-жъ, сударь? Помнишь ли, Петръ Лукичъ, какъ ты первые сто червончиковъ въ долгъ проиграть изволилъ? А въ отчаянность пришелъ, подстрѣлить себя вздумалъ. А что вотъ, толковалъ, долгь-то этотъ карточный, по-дворянскому, честный будетъ, не то что другіе молъ долги, безчестные.
   

ПЕТРЪ.

   Ну?
   

ЮДИНЪ.

   Въ тѣ поры, старый дуракъ, пожалѣлъ я тебя. Самъ же и придумалъ изъ шкатунки взять. За жалость эту дурацкую не мнѣ, кому-жъ отвѣтъ держать?
   

ПЕТРЪ.

   Молчи ужъ лучше ты! Не допущу я тебя!.. Лучше мнѣ, передъ батюшкой ставъ, пулю себѣ въ лобъ пустить, чѣмъ дойти до того. Чести нельзя пережить...
   

ЮДИЧЪ.

   А мнѣ, батюшка Петръ Лукичъ, и жить-то не къ чему, чужой вѣкъ заѣдаю, ей, ей. Ты-то молоденькій еще, оженить батюшка...
   

ПЕТРЪ.

   Да замолчишь ли ты?.. Уродъ, анаѳема, дьяволъ!.. Взбѣсилъ даже... Молчи ужъ!.. Слышишь?
   

ЮДИЧЪ.

   Слушаю, сударь.
   

ПЕТРЪ.

   На плечахъ еще у меня голова-то, что нибудь да измыслю... Ба! да съ чего-жъ я горячку-то порю? Сегодня, говоришь, не спохватывался?..
   

ЮДИЧЪ.

   Никакъ нѣтъ, сударь.
   

ПЕТРЪ.

   А спросить, что отвѣтишь?
   

ЮДИЧЪ.

   Что, батюшка Петръ Лукичъ, прикажешь.
   

ПЕТРЪ.

   Скажи, не сыскалъ молъ еще. Слышишь?
   

ЮДИЧЪ.

   Слушаю, сударь.
   

ПЕТРЪ.

   До завтрева-бъ только дотянуть намъ. Авось либо не хватится. Понялъ?
   

ЮДИЧЪ.

   Могу понять, батюшка.
   

ПЕТРЪ.

   Ладно же... Охъ, хорошо бы батюшку занять чѣмъ, чтобъ мысль отъ ключа отвести... А? Юдичъ... Чѣмъ только?..
   

ЮДИЧЪ.

   Не могу знать, батюшка.
   

ПЕТРЪ.

   Ну... да послѣ о томъ. А теперь... Слушай, какъ отъ меня пойдешь, сейчасъ же коня мнѣ осѣдлать вели. Да живо чтобъ!.. Слышишь?..
   

ЮДИЧЪ.

   Слушаю, сударь.
   

ПЕТРЪ.

   Къ Шершевичамъ махну. Тамъ и отобѣдаю... А батюшка спроситъ, къ Теньковымъ молъ проѣхаться вздумалъ, да видно оттоль безъ обѣда не выпустили... Понялъ?..
   

ЮДИЧЪ.

   Могу, сударь, понять.
   

ПЕТРЪ.

   Ну, да... Послѣ обѣда, за карты сейчасъ. Повезетъ, чую... А какъ лопнетъ... а?
   

ЮДИЧЪ.

   Не могу знать, Петръ Лукичъ.
   

ПЕТРЪ.

   Какъ лопнетъ-то, какъ лопнетъ... Ба! въ долгъ у Шершевичей выпрошу... за двойную плату... Дадутъ теперь, какъ о выдѣлѣ молва-то прошла... А? Юдичъ...
   

ЮДИЧЪ.

   Какъ, чай, сударь, не дать.
   

ПЕТРЪ.

   Ань наше дѣло, гляди, и выгорѣло!.. Не робѣй, Юдичъ; бодрись, старина.
   

ЮДИЧЪ.

   А было-бъ мнѣ, сударь, съ чего робѣть! Не бось, я свое дѣло твердо знаю.
   

ПЕТРЪ.

   Ступай же, коня мнѣ вели живо сѣдлать.
   

ЮДИЧЪ.

   Слушаю, сударь.
   

ЯВЛЕНІЕ III.

Петръ, [одинъ].

   Теперь что?.. Да! червонцы въ карманъ. [Исполняетъ]. И еще... И еще... Ахъ, запись гдѣ-то тутъ. [Шаритъ въ бюро]. Сколько всего взято, не помню ужъ... А, нашлась-таки!.. [Не глядя, комкаетъ и суетъ ее въ карманъ]. И еще что-то... да забылъ я... Тьфу, пропасть! никакъ меня лихорадка трясетъ... Не труту же я, а вотъ... des émotions... А что-жъ вспомнить-то я хотѣлъ?.. Изъ головы вонъ... У Тенькова, скажутъ, денегъ прорва... Да не дастъ, анаѳема... Не плевать было въ колодезь, не дражнить его... А! все равно не далъ бы, кощей... А Шершевичи дадутъ, втрое уплачу... Да не о томъ все я... а что надо, не вспомнится... [Радостно]. А! вспомнилъ, батюшку отъ ключа отвести... А чѣмъ бы?.. Не разговоромъ же пустячнымъ!.. Да и некогда мнѣ... Вотъ, если-бъ... на селѣ пожаръ, что-ль... аль съ моста кто въ рѣку палъ... Фу! что за нелѣпица въ голову просится... И въ виски стучитъ... Словно искры изъ глазъ... Не искры то, червонцы... Охъ! да встряхнись же, Петръ, встряхнись!.. За дѣло пора!.. Шпагу надѣть [надѣлъ] и...
   

ОЛЬГА [у окна].

   Братецъ! можно къ вамъ?
   

ПЕТРЪ [машинально].

   Сдѣлай милость, сестрица, всегда радъ... [Ольга отходитъ отъ окна]. Плащъ и шляпа тутъ... [Идетъ, оглядываясь по сторонамъ]. И еще... еще что-то... Да! червонцевъ вотъ съ десятокъ откатилося... И ихъ захватить...

[Прячетъ въ карманъ].

   

ЯВЛЕНІЕ IV.

Петръ, Ольга.

ОЛЬГА.

   Здравствуй, Петруша.
   

ПЕТРЪ.

   Здравствуй, радость.
   

ОЛЬГА.

   Что-жъ не взглянешь нынче, не поцѣлуешь меня?
   

ПЕТРЪ.

   Прости, Олюша. [Идетъ къ ней на встрѣчу и цѣлуетъ]. Захлопотался вотъ...
   

ОЛЬГА.

   Аль ѣдешь куда?
   

ПЕТРЪ.

   Къ Шершевичамъ обѣдать званъ.
   

ОЛЬГА.

   Въ карты опять!..
   

ПЕТРЪ [рѣзковато].

   Ну, въ карты, такъ въ карты. Что-жъ изъ того?
   

ОЛЬГА.

   Не до меня, вижу, тебѣ... Встревоженъ чѣмъ-то... Ужъ здоровъ ли ты?..
   

ПЕТРЪ.

   Здоровъ, радость. А такъ что-то, не знаю самъ... Съ лѣвой ноги, видно, всталъ... А ты что... аль такъ?..
   

ОЛЬГА.

   Сказать было думала. Да не до меня тебѣ!..
   

ПЕТРЪ.

   Сказывай, радость. Есть время еще. Не осѣдланъ конь.
   

ОЛЬГА.

   Да ты здоровъ ли, скажи? А то лучше въ другой ужъ разъ...
   

ПЕТРЪ.

   Да здоровъ же, радость, весьма здоровъ. Да садись же, упрямица, сюда. Вотъ здѣсь, противъ меня сядь. [Сажаетъ ее и самъ садится]. Чтобъ мнѣ глазыньки твои свѣтлые видѣть. И ручку мнѣ дай... А ну ужъ, сказывай... Пустяки, чай... Аль у насъ важное завелось?
   

ОЛЬГА.

   Важное, Петруша.
   

ПЕТРЪ.

   Ой-ли? Что-жъ тамъ?.. Ты-то здорова-ли?.. Аль дурное что прослышала?
   

ОЛЬГА.

   Нѣтъ, Петруша... И радостно-то мнѣ, и жутко... И сказать-то не знаю какъ...
   

ПЕТРЪ.

   Ну?..
   

ОЛЬГА.

   Дай ужъ лучше въ ушко тебѣ шепну.
   

ПЕТРЪ.

   Шепни, радость, въ ушко. Поцѣлуй только меня, прелесть моя ненаглядная! [Цѣлуетъ]. Ну, сказывай ужъ: что тамъ такое, что и радостно намъ, и жутко къ тому?..
   

ОЛЬГА.

   Слушай, Петруша... Охъ! съ духомъ не соберусь никакъ... Да шепну ужъ... Слушай... [Шепотомъ]. Матерью я буду...
   

ПЕТРЪ.

   А!..
   

ОЛЬГА.

   А ты... аль не радъ ты, Петруша?
   

ПЕТРЪ.

   Радъ я, Олюша, весьма радъ...
   

ОЛЬГА.

   Испугался чего-жъ?
   

ПЕТРЪ.

   Не вдаль... Да ты... спросить хочу... вѣрно-ль еще?
   

ОЛЬГА.

   Ужъ вѣрно... Знаю...
   

ПЕТРЪ [вставая].

   Гм., гм.
   

ОЛЬГА.

   Съ чего-жъ ты растревожился?
   

ПЕТРЪ.

   Не вдаль же, говорю. Отъ нечаянности... Что вотъ сердце-то у меня болитъ... Не разъ сказывалъ.
   

ОЛЬГА.

   Охъ, Петруша, береги себя!..
   

ПЕТРЪ.

   Пройдетъ, не босъ... И... и... сама посуди... устроить вѣдь все надо... Не легкое дѣло, Олюша... Какъ-то еще... Не легко, нѣтъ...
   

ОЛЬГА.

   Что не легко-то?
   

ПЕТРЪ.

   Мало ли... Первое, женихъ у тебя есть.
   

ОЛЬГА.

   Какой женихъ?
   

ПЕТРЪ.

   А Теньковъ-то? Не отказано ему?
   

ОЛЬГА.

   И самъ теперь откажется...
   

ПЕТРЪ.

   Нельзя же объявить ему! Сама подумай... А предлогъ-то надо-жъ... [Про себя]. Да; такъ, такъ... Такъ и сдѣлаю... [Вслухъ]. Матушка гдѣ?
   

ОЛЬГА.

   Въ саду была.
   

ПЕТРЪ.

   Попроси ее ко мнѣ придти...
   

ОЛЬГА.

   Ахъ, Петруша!.. Ушли же ей?..
   

ПЕТРЪ.

   Какъ же безъ того? И батюшкѣ явить надо. Нынче же...
   

ОЛЬГА.

   Охъ! проклянетъ онъ меня...
   

ПЕТРЪ.

   Иль думаешь, что не узнавъ всего, онъ надъ нашей склонностью сжалится?.. Какже!.. "За Тенькова иди!" крикнетъ, "а ты въ Питеръ маршъ!" Вотъ и жалость его вся... Онъ и то съ женитьбой приставать ко мнѣ сталъ, выдѣломъ манилъ, даже къ какому-то тамъ отцу невѣстиному писалъ... Ему родство бы, да связи, да приданое, а о счастьи сыновнемъ и думки нѣтъ!.. Стерпится, слюбится молъ.
   

ОЛЬГА.

   Господи, Господи! что жъ со мною-то станется?..
   

ПЕТРЪ [рѣзко, почти гнѣвно].

   Батюшкѣ не сказывать, за Тенькова сейчасъ же идти. Съ дуру не расчухаетъ...
   

ОЛЬГА.

   Подумай, Петруша! что сказалъ-то ты?..
   

ПЕТРЪ.

   Не я, ты же сама... Я къ тому только, что повиниться...
   

ОЛЬГА.

   Господи! подкрѣпи меня... Умилосердись надо мною, Дѣва пречистая, Мать пресвятая Богородица, царица небесная!..
   

ПЕТРЪ.

   А!.. пошла причитать! Не поможетъ...
   

ОЛЬГА.

   Не терзай ты меня. Хоть въ этотъ мигъ вѣры у меня не отымай!..
   

ПЕТРЪ.

   Перестань же, Олюша; не плачь. Слушай меня.-- Самъ я матушкѣ обо всемъ скажу... Тебѣ и тяжко, и... стыдъ не велитъ. А я...
   

ОЛЬГА.

   Не нынче только, не нынче... Петруша! отложи...
   

ПЕТРЪ.

   Сразу легче. Сегодня слезы, а на завтра и радость ужъ!.. Ничего, слышишь, матушкѣ не сказывай, не терзай себя... Ни какъ слюбились мы, ни что я тебѣ сказывалъ... Лишнія рѣчи до добра не доведутъ.
   

ОЛЬГА.

   Чего жъ ты опасаешься?
   

ПЕТРЪ.

   А того что матушка, батюшкѣ пересказывая, что-нибудь, гляди, и спутаетъ. Чѣмъ меньше знать онъ будетъ, тѣмъ меньше станетъ гнѣваться. Не то, всякую мелочь начнетъ перетряхивать, на всякое слово злобиться. Довольно съ него: виноваты молъ, прости да благослови.
   

ОЛЬГА.

   И не страшишься ты ему прямо о томъ сказать?
   

ПЕТРЪ.

   Матушка жъ, говорю, предувѣдомитъ. Умолю ужъ ее. Самимъ прямо нельзя идти. Знаю я его: самыми подлыми словами ругать тебя станетъ... Не стерпѣть мнѣ того... И на меня еще бросится... Не воленъ я стану въ себѣ...
   

ОЛЬГА.

   Перестань, Петруша, перестань! И слушать-то смерть!
   

ПЕТРЪ.

   Не бойся. Я самъ отъ грѣха уѣду, пока первый гнѣвъ его пройдетъ...
   

ОЛЬГА.

   На кого жъ меня-то покинешь?..
   

ПЕТРЪ.

   За себя не бойся; ты здѣсь, во флигелѣ, моего пріѣзда обожди... Запрись, пожалуй... Не ломиться же станетъ... И меня поопасается. Схватывались мы съ нимъ... Да и матушка въ обиду не дастъ; упрошу ее!.. Бодрись, радость, бодрись!.. Сказалъ что грудью отстою, и отстою.
   

ОЛЬГА.

   Милый ты, желанный мой!.. [ластится къ нему].
   

ПЕТРЪ.

   Такъ ѣду я...
   

ОЛЬГА.

   Ужли къ Шершевичамъ?
   

ПЕТРЪ.

   Къ Тенькову.
   

ОЛЬГА.

   Зачѣмъ?
   

ПЕТРЪ.

   Надо жъ его предувѣдомить...
   

ОЛЬГА.

   Ужли жъ ему мой стыдъ являть станешь?
   

ПЕТРЪ.

   Не съ ума сошелъ. Старику въ упоръ скажу: самъ молъ женюсь, а сынку твоему абшидъ данъ. И что ему? На подарки не больно щедрился, а что дарилъ, съ придачей отдадимъ. А коль, приданое упустивъ, со злости шумѣть начнетъ да упрямиться, пристращать можно: молъ щенка твоего приколю...
   

ОЛЬГА.

   Ради Бога, Петруша!
   

ПЕТРЪ.

   Въ крайности скажу. А думаю, миромъ согласится: пообѣщаю кого побогаче высватать. Ступай же, радость, матушку скорѣе зови... Мѣшкать нечего...
   

ОЛЬГА.

   Петруша!.. перекрести ты меня...
   

ПЕТРЪ.

   И не проси!
   

ОЛЬГА.

   Ужли-жъ ты въ Бога не вѣруешь?..
   

ПЕТРЪ.

   Вѣрую, радость, и Христа чту... А только... Superstition.. Дурость моя: думать стану что несчастье принесетъ... Замѣчалъ не разъ... Иди же, радость... Поцѣлуй меня. [Цѣлуетъ и провожаетъ до двери].
   

ЯВЛЕНІЕ V.

Петръ [одинъ].

   Сразу все. И лучше. Сразу, по крайности, и развяжусь со всѣмъ. Семена уговорить не трудно будетъ. Лаской сперна... а то и впрямь пристращать можно.-- Хорошъ бы я былъ, когда-бъ, какъ сгоряча-то вздумалъ, Митрофанушку со двора согналъ... Взвылъ бы нынче по немъ... Иного и придумать нечего; point de milieu... Такимъ-то, какъ онъ, aller sur les brisées du Monsieur -- въ самый разъ. На то и созданы... Стой! а къ Шершевичамъ-то... А съ ней-то еще... О! да успѣю сто разъ, къ нимъ хоть въ полночь пріѣзжай... Не то, и до завтрева... Чего! батюшка теперь ключа не хватится: нашелся отводъ... А съ ней, что съ нимъ, не велика хитрость. И мыслить о томъ нечего, думано оно у меня и передумано... Что-жъ матушка-то нейдетъ?.. И сколь старинные люди мѣшкотны!.. Аль Олюша предъ ней во всемъ повинилася?.. [Сурово]. Ну, опять пошелъ пустыми страхами мучать себя... Не мудрость какая: отъ Тенькова воротясь, и ей объявлю. А матушка къ тому времени доложитъ ужъ... И поворота для нея нѣтъ, не станетъ же являть на меня... И съ чего? сама пойметъ, что любви конецъ... Что-жъ? безъ меня и счастья-бъ не вѣдала... А вѣкъ въ медвѣжьей глуши коротать, что со мной, что съ Митрофанушкой -- одна сладость!.. И мнѣ вѣдь тоже счастья не знать, на комъ бы тамъ батюшка ни сосваталъ, Всѣ эту лямку, кряхтя, тянутъ... [Нетерпѣливо]. Что-жъ матушка-то нейдетъ?.. Скорѣй бы все, et vague la galère!.. То-то же, братъ Петръ, а давече чуть не до лихорадки дошелъ. А вышло, какъ мой же любимый авторъ скажетъ: "tout est pour le mieux dans le meilleur des mondes..." А и давече, оттого все, что забылъ что еще мальчишкой въ Дворянскомъ пансіонѣ твердилъ: qui se fait brebis, le loup le mange. Волкомъ надо быть...
   

ЯВЛЕНІЕ VI.

Петръ, Анна Михайловна.

АHHA.

   Звалъ ты меня, Петруша?
   

ПЕТРЪ [цѣлуя ей руку].

   Прости, матушка, что обезпокоилъ васъ... Дѣло такое... Поопасался тоже, что въ домѣ изъ дворни кто подслушаетъ, а во флигелѣ одинъ я, какъ перстъ.
   

АННА.

   Что такое? Олюша звать пришла, а сама плачетъ, разливается, слова не можетъ сказать... Одно твердить что братецъ молъ...
   

ПЕТРЪ.

   О ней и рѣчь, объ Олюшѣ...
   

АННА.

   Сказывай ужъ, Петруша!..
   

ПЕТРЪ.

   Ваша вина, матушка: не уберегли вы ее.
   

АННА.

   Какъ не уберегла?
   

ПЕТРЪ.

   Какъ дѣвушекъ берегутъ. Иль... какъ бишь, говорится-то?.. Ну, не соблюла она себя...
   

АННА.

   Господи!.. Олюша-то!.. Да нѣтъ же, нѣтъ!..
   

ПЕТРЪ,

   Сама повинилася.
   

АННА.

   Съ чего-жъ она къ тебѣ-то виниться пошла?
   

ПЕТРЪ.

   Вышло такъ. Милаго дружка вечоръ невзначай накрылъ.
   

АННА.

   Господи! съ кѣмъ же?..
   

ПЕТРЪ.

   Вѣстимо съ кѣмъ... Женишку долго ждать показалося...
   

АННА.

   И онъ-то! Парень добрый, простой такой! Воды, казалось, не замутитъ...
   

ПЕТРЪ.

   Эти-то, что съ виду смирны, и всегда таковы: тихій омутъ, матушка.
   

АННА.

   Ты-то, Петруша, какъ же до всего довѣдался?
   

ПЕТРЪ.

   Какъ и всегда такія дѣла всплываютъ: случаемъ. Вечоръ отъ Шершевичей ѣхалъ, а свѣтать ужъ стало. И Гаврюшка, конюхъ, со мной... Онъ же и указалъ: "Гляди, говоритъ, сударь, чей это конь къ дереву за садомъ привязанъ стоитъ; не конокрады ли молъ?" Свернули мы съ съ дороги, видимъ: чей-то конь стреноженъ пасется. Привязали своихъ къ тому-жъ дереву, и садомъ пробираемся... Только съ бесѣдкой поровнялись, а онъ и шмыгъ изъ нея. Увидѣлъ, знать, насъ, и въ кусты. Тугъ и накрыли...
   

АННА.

   Ну?
   

ПЕТРЪ.

   Не караулъ же было, матушка, кричать! Велѣлъ, чтобъ убирался живѣй.
   

АННА.

   А Олюша?
   

ПЕТРЪ.

   Олюшу сегодня, въ саду увидавъ, къ себѣ зазвалъ. Попенять было ей слегка думалъ, что не къ чему молъ вамъ по секрету видѣться...
   

АННА.

   И повинилась сейчасъ?
   

ПЕТРЪ.

   Ужъ потому какъ съ первыхъ словъ моихъ вспыхнула да заплакала, понялъ я... Спрашивать ее, уговаривать, и созналась во всемъ... Mais... enfin elle est enceinte...
   

АННА.

   Владычица небесная!.. Охъ, Петруша, и не вспомнюсь я... Господи, Господи!..
   

ПЕТРЪ.

   Полноте, матушка, не такъ ужъ оно... Молоды, слюбились, а батюшка чуть не на годъ, до Покрова, свадьбу оттянулъ... А тутъ весна подошла, соловьи поютъ... Что ихъ строго судить-то, вѣнцомъ грѣхъ покроютъ. Обвѣнчать только поскорѣй надо...
   

АННА.

   Объ этомъ что говорить!..
   

ПЕТРЪ.

   Я думаю, къ Теньковымъ сейчасъ...
   

АННА.

   Зачѣмъ же, Петруша?
   

ПЕТРЪ.

   Съ Семеномъ поговорю. Надо-жъ предлогъ измыслить, почему свадьбой спѣшимъ...
   

АННА.

   Умно, Петруша, умно.
   

ПЕТРЪ.

   А вы ужъ, матушка... будь милостива, на себя возьми батюшкѣ о томъ доложить.
   

АННА.

   Охъ! Петруша... Не слѣдъ бы говорить ему... Не знаешь ты, сколь строго онъ на это дѣло глядитъ...
   

ПЕТРЪ.

   Нельзя-жъ безъ того...
   

АННА.

   Можно, Петруша; можно, повѣрь. Межъ собой, потихоньку, и уладимъ все... Не къ чему намъ грозу вызывать...
   

ПЕТРЪ.

   Да какъ же, матушка?.. Первое, спросить онъ: съ чего свадьбой заспѣшили? Сама знаешь, сколь въ словѣ упрямъ: "Въ Покровъ сказано, въ Покровъ и свадьбѣ быть". А за долго до Покрова не скроете...
   

АННА.

   Охъ, Петруша!.. да вотъ предлогъ же измыслите, его Лукѣ Петровичу и скажемъ...
   

ПЕТРЪ.

   Не для батюшки, для сосѣдей тотъ предлогъ... А батюшка, станетъ онъ слушать насъ!
   

АННА.

   Не лучше-ль съ Иваномъ Семенычемъ тебѣ поговорить; онъ можетъ и возьмется Луку Петровича урезонить...
   

ПЕТРЪ.

   Какъ знаете, матушка, а только нельзя скрывать...
   

АННА.

   Можно, Петруша; ей-Богу, можно...
   

ПЕТРЪ.

   И чего же вы страшитесь! Олюша согласилась же... Да и нельзя-жъ, говорю, безъ того.
   

АННА.

   Съ чего-жъ, Петруша, нельзя-то?
   

ПЕТРЪ.

   Первое, Гаврюшка видѣлъ. Правда, наказывалъ я ему, чтобъ ни гу-гу о томъ, и червонецъ подарилъ. Да развѣ вы этого народа не знаете? Иль люди они, что на ихъ слово положиться можно? Напился пьянъ, и пошелъ болтать. Иль... ужъ вѣрно съ Марфушкой, иль Палашкой какой любовишка у него есть, шепнетъ ей по тайности, а та товаркѣ на ушко же... Черезъ недѣлю и до батюшки дойдетъ... Какъ отъ холопей-то довѣдается!..
   

АННА.

   Ужъ чего-жъ хуже, Петруша... Да я сама съ Гаврюшкой поговорю, накажу ему...
   

ПЕТРЪ.

   И не стыдно вамъ, матушка, въ дѣло такое семейственное холопей впутывать! Сказалъ ужъ я, и довольно съ него. Чѣмъ его больше ласкать да умасливать, тѣмъ онъ пуще носъ задеретъ, тѣмъ его сильнѣй словно бѣсъ подзуживать начнетъ: "донеси да донеси". Господамъ, извѣстно, всегда напакостить ради. А еще...
   

АННА.

   Что еще-то?
   

ПЕТРЪ.

   То, что Семенъ, какъ схваталъ его Гаврюшка, нагайкой его со всѣхъ силъ хватилъ. Сами знаете, гордость тоже своя у нихъ есть! Какъ меня, молъ, Лучиновскаго конюха, да Теньковскій барчукъ бить посмѣлъ. Не рабы, молъ, его. И вотъ повѣрьте вы моему слову, матушка, въ первый же разъ что Семенъ пріѣдетъ, чѣмъ нибудь Гаврюшка да согрубитъ ему. Вѣдь они этихъ, помельче дворянъ, въ грошъ не ставятъ. А тотъ не стерпитъ, и дойдетъ до батюшки. Ужли-жъ лучше какъ изъ какихъ дрязгъ дѣло наружу выйдетъ?
   

АННА.

   Знаю я, Петруша... да...
   

ПЕТРЪ.

   Сами знаете что тогда съ Олюшей будетъ, при строгости-то батюшкиной. Хоть малость, матушка, пожалѣй ее!.. Не мнѣ же съ доносомъ идти. Вотъ, скажутъ, пріѣхалъ и ябедничать сейчасъ. Да и не сумѣю я съ нимъ. А вы, матушка, разумница у насъ, толковито, безъ горячности скажете... Что-жъ, матушка, ужли же надъ Олюшей не сжалитесь?
   

АННА.

   Охъ, Петруша... и не знаю ужъ какъ... И скрыть бы лучше, и страшно, правда твоя, скрывать-то, и Олюшу жаль...
   

ПЕТРЪ.

   Ужъ я зналъ, родная, что умилосердитесь. [Цѣлуетъ ей руку]. Доброта-то у васъ, матушка, всегда сказывалъ, ангельская... Не медля же идите, а я къ Семену сейчасъ. Съ нимъ и прискачу. [Беретъ плащъ и шляпу].
   

АННА.

   Помогай тебѣ Господи!..
   

ПЕТРЪ.

   Охъ! забылъ было... Вы ужъ Олюшу ни о чемъ не разспрашивайте... что терзать-то ее!.. Я отъ вашего имени и обѣщанье ей далъ, что не бойся молъ, не станетъ матушка ни строжиться, ни розыска чинить... И отъ батюшки ужъ до моего пріѣзда, скройте ее... Пусть хоть тутъ у меня во флигелькѣ посидитъ... И запрется пусть... А ключъ, молъ, Петруша съ собой захватилъ.
   

АННА.

   Покоенъ, Петруша, будь. Ужъ взялась, такъ сдѣлаю.
   

ПЕТРЪ.

   Милая вы, безцѣнная моя! [Цѣлуетъ руку]. Прощайте-жь, матушка. [Быстро уходя, въ сторону]. Починъ сдѣланъ и... ce n'est que le premier pas qui coûte.
   

ЯВЛЕНІЕ VII.

Анна Михайловна; вскорѣ Ольга.

АННА [одна].

   А лучше бы, лучше скрыть отъ него... Охъ! да и мнѣ-то полно предъ собой самою притворствовать... Не доложить мнѣ трудно, и того не думаю-жь, что и знать ему не къ чему... А свое-то... Вотъ сколько лѣтъ ждала, что выпадетъ же часъ и мнѣ съ Лукой Петровичемъ лицомъ къ лицу стать, чтобъ давніе счеты свесть, а какъ время пришло... Иль что грозенъ онъ? Иль смѣлости во мнѣ нѣтъ?.. Нѣтъ, вся-то горечь, что двадцать лѣтъ по каплямъ пила, во мнѣ всколыхнулася!.. Не о жалости молить, его судить иду... Не слезы изъ очей, а гнѣвъ изъ сердца звать мнѣ надобно... Крѣпись же, сердце, не жалѣй его... Иду, иду... [Хочетъ идти; въ этотъ мигъ спѣшно входитъ Ольга; увидѣвъ Анну Михайловну, она вдругъ робѣетъ, мгновенье стоитъ въ нерѣшительности и затѣмъ бросается въ ея ногамъ].
   

ОЛЬГА.

   Матушка, голубушка!.. простишь ли меня?..
   

АННА.

   Послѣ, Олюша; послѣ о томъ... Къ Лукѣ Петровичу иду.
   

ОЛЬГА.

   Раньше, чѣмъ пойдешь, прости меня!.. Чтобъ знала я, что есть у меня заступница надежная...
   

АННА.

   Послѣ, Олюша; не держи меня.
   

ОЛЬГА.

   Нѣтъ, матушка; не пущу, пока не вымолю... Пока ты прощеньемъ не обнадежишь меня...
   

АННА.

   Господь ужъ тебя, Олюша, проститъ. [Подымая ее]. Встань.
   

ОЛЬГА.

   Ручку, ручку дай поцѣловать. [Цѣлуетъ].
   

АННА.

   Не плачь, Олюша. Не бойся. Покойно жди.
   

ОЛЬГА.

   Какъ мнѣ, матушка, покойной быть, коль въ лицѣ ты вся измѣнилася, и очи твои гнѣвомъ искрятся?..
   

АННА.

   Не на тебя тотъ гнѣвъ.
   

ОЛЬГА.

   На кого же, матушка, на кого?
   

АННА.

   На кого-бъ ни было, тебѣ что?
   

ОЛЬГА.

   И не на него, матушка? не на него?..
   

АННА.

   Нѣтъ же, Олюша. Не бойся, говорю...
   

ОЛЬГА.

   Охъ, страшенъ, страшенъ мнѣ гнѣвъ батюшкинъ!.. Любимицей вѣдь я его была, души онъ во мнѣ не чаялъ...
   

АННА [горько].

             Да, да... А все-жъ не бойся: за невинную виновную проститъ. Не посмѣетъ...
   

ОЛЬГА.

   Загадками, матушка, говоришь... смущаешь меня...
   

АННА.

   Не къ чему тебѣ о томъ знать...
   

ОЛЬГА.

   Не скрывай, матушка; пожалѣй меня... Душой я искручинюся, о твоихъ темныхъ рѣчахъ гадаючи...
   

АННА.

   Нѣтъ!.. Иль слушай ужъ... За ласку твою, что всегда-то ты ко мнѣ ластилась, хоть и могла бы безъ страха зазнаться предо мной; за то, что ты единой моей утѣхой всѣ эти годы была -- ужъ не стану я мучать тебя... Что тебѣ и въ чужомъ пиру еще похмѣлье терпѣть, своего горя -- полная чаша у тебя... Да и сама-то я не въ силахъ ужъ смолчать... Наболѣлось сердце до послѣдней кровиночки...
   

ОЛЬГА.

   Сказывай, матушка... Полегчи себя, милая!..
   

АННА.

   Въ домѣ ты у насъ Олюша выросла, двухлѣткомъ взята, и не въ примѣту можетъ тебѣ... Думала, чай, что и вездѣ-то такъ же старые мужья съ женами живутъ. А спрошу тебя: помнишь ли ты хоть разъ, чтобъ лаской онъ со мной говорилъ? за руку бралъ? въ лицо мнѣ глядѣлъ?.. Ужъ когда молчать нельзя, слово скажетъ... Да и то... Лучше-бъ вовсе молчалъ...
   

ОЛЬГА.

   Матушка!.. Господи!.. да какъ же такъ?..
   

АННА.

   Иль видала ты, чтобъ я хоть шагъ на его половину ступила? Чтобъ слово ему взмолвила, не на вопросъ въ отвѣтъ?
   

ОЛЬГА.

   Господи!.. словно очи у меня открываются...
   

АННА.

   И такъ-то полныхъ двадцать лѣтъ. А за что? Чѣмъ согрѣшила предъ нимъ? Что вѣрной ему женой была?..
   

ОЛЬГА [робко].

   Съ чего же онъ?
   

АННА.

   Слушай ужъ. Въ Москвѣ мы жили, и не то, чтобъ очень я молоденькой была, Петруша ужъ въ ученье отданъ былъ, тридцатый мнѣ годъ шелъ. Сталъ ко мнѣ одинъ petit-maître съ любовью приставать, подарки возить, и чего чего не сказывать.
   

ОЛЬГА.

   И что же, матушка?
   

АННА.

   На искательства его, какъ честная жена, я отвѣтила.
   

ОЛЬГА [со слабымъ стономъ].

   Охъ!..
   

АННА.

   Видно мстить за то вздумалъ, и Лукѣ Петровичу мерзость написалъ. Навѣрное не знаю, а сдается такъ. Черезъ день, или два, Лука Петровичъ ко мнѣ съ письмомъ въ рукахъ вбѣжалъ, и послѣднимъ словомъ меня выбранилъ... Оправданій и слушать не сталъ. "Лжешь, лжешь ты! вскричалъ. Не стерплю я лжи!"
   

ОЛЬГА.

   Бѣдная ты, злосчастная!..
   

АННА.

   Въ деревню меня, какъ злодѣйку, повезъ. Не только отъ себя, отъ всѣхъ отлучилъ; заразой, видно, почелъ меня... Сама знаешь, много-ль у насъ гостей бывало. Послѣднее время только, какъ ты заневѣстилась, да и то... Тутъ вдобавокъ больной мнѣ приказалъ сказываться, тебя въ хозяйки поставилъ, ради того будто, чтобъ ты пріучалася... И тутъ-то, Олюша, полюбила я тебя. Другая-то на твоемъ мѣстѣ, унижать бы стала меня, живо-бъ смекнула...
   

ОЛЬГА.

   Голубушка! и помыслить-то о томъ грѣхъ!.. Какъ за ласку такимъ чернымъ дѣломъ отвѣтить?.. И ни разу, ни разу не говорила ты съ нимъ? О правотѣ своей не могла сказать?..
   

АННА.

   Случая ждала, не посылалъ Господь. А такъ идти -- "вонъ" услышать. Иль чтобъ людей еще кликнулъ, чтобъ изъ комнаты меня выбросили... Разъ только... матушка у меня померла; съ горестной вѣстью отъ брата письмо пришло. Рѣшилась къ нему идти, на похороны проситься, письмо взяла. А втайнѣ надѣялась... что для такого-то горя авось сжалится. Только черезъ порогъ ступила, "вонъ"! крикнулъ. И слушать не сталъ. Горько мнѣ показалося. Съ досады письмо ему въ лицо кинула, и ушла къ себѣ. Часъ временя спустя, съ Юдичемъ отвѣтъ выслалъ, что ѣхать молъ матушку хоронить запрета нѣтъ. А самъ и на похороны не поѣхалъ... Чтобъ въ люди со мной не показываться.
   

ОЛЬГА.

   Матушка, матушка! Безотвѣтная ты моя страдалица болѣзная!.. И не страшишься ты къ нему идти... о мнѣ-то... и въ дѣлѣ такомъ!..
   

АННА.

   Чего страшиться, коли совѣсть чиста.
   

ОЛЬГА.

   Ахъ! [вскрикнувъ, рыдаетъ].
   

АННА.

   Прости ужъ, Олюша, прости меня! Не въ укоръ тебѣ... Прости ужъ, поцѣлуй меня... [Обнимаетъ ее].
   

ОЛЬГА.

   Не буду ужъ, матушка, не буду... Не со словъ твоихъ, а такъ вотъ, сама не знаю съ чего, разрыдалася... Только не съ твоихъ словъ, нѣтъ... Не ты меня, я тебя, матушка, обидѣла...
   

АННА.

   Полно, голубушка; не плачь ужъ... Смирненько вотъ тутъ посиди... Помолюся я...
   

ОЛЬГА.

   И мнѣ, и мнѣ, матушка... дозволь молиться съ тобою...
   

АННА.

   Молись, Олюша. Тутъ вотъ, подлѣ меня на колѣни стань... Молись, чтобъ господь мнѣ... терпѣнья послалъ. [Обѣ становятся на колѣни].
   

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТІЕ.

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

У Тенькова. Садъ. Лужайка обсаженная яблонями. Не вдалекѣ часть дома, справа, видна.

Входятъ отъ дома: Петръ и Потапычъ [въ очкахъ, въ рукахъ чулокъ, который вяжетъ].

ПЕТРЪ.

   Эти, что ль, яблони?
   

ПОТАПЫЧЪ.

   Онѣ, сударь, самыя.
   

ПЕТРЪ.

   Гдѣ-жъ барчукъ-то? Нѣтъ его тутъ.
   

ПОТАПЫЧЪ [озираясь].

   И впрямь нѣтъ.
   

ПЕТРЪ.

   Поди, сыщи его.
   

ПОТАПЫЧЪ.

   Гдѣ жъ искать-то? Сказалъ: къ яблонямъ пойду... Аль къ грушамъ прошелъ?.. Аль на огородъ, дыню къ обѣду выбирать?
   

ПЕТРЪ.

   Гдѣ бъ ни былъ, сыщи и предо мною его поставь.
   

ПОТАПЫЧЪ.

   А сейчасо-т-ко; сообразиться дай.
   

ПЕТРЪ.

   Да брось ты свой чортовъ чулокъ! Иди, говорятъ.
   

ПОТАПЫЧЪ.

   Не помѣха онъ мнѣ, чулоко-тъ, и бросать его не къ чему. Тепленькій будетъ, въ зиму студеную Сенюшкѣ ножки грѣть станетъ...
   

ПЕТРЪ.

   Поговори еще...
   

ПОТАПЫЧЪ.

   Съ чего жъ не говорить-то? Не отъ лѣни вяжу, а что старъ вотъ сталъ, пуще работать не могу...
   

ПЕТРЪ.

   Да пойдешь ты, старый сычъ?
   

ПОТАПЫЧЪ.

   Что ужъ грозно больно! И сычемъ еще обозвалъ.
   

ПЕТРЪ.

   Иль ты не знаешь меня?..
   

ПОТАПЫЧЪ.

   Чего не знать? Не баринъ, Лучиновскій барчукъ всего. А въ чужомъ домѣ шумишь, не холопъ я тебѣ...
   

ПЕТРЪ.

   Да ступай же, чортъ!
   

ПОТАПЫЧЪ.

   А сейчасо-т-ко, куда спѣшить!.. Тебя жъ вотъ, сударь, спросить хочу: ты здѣсь, что ль, ждать станешь?
   

ПЕТРЪ.

   Здѣсь.
   

ПОТАПЫЧЪ.

   Ладно. [Сдѣлавъ нѣсколько шаговъ въ глубину]. А то лучше бъ въ домъ, сударь, сшелъ; старый баринъ вскорѣ, надо быть, воротится; часъ-то, чай, обѣденный ужъ... У тебя-то, сударь, съ собой ли часы?..
   

ПЕТРЪ.

   Да не барина, слушай, барчука мнѣ, Семена Ивановича. Понялъ?
   

ПОТАПЫЧЪ.

   Давно слышу, что Сенюшку... А только онъ-то гдѣ жъ?.. У грушъ ли, въ огородѣ ли?.. Груши-то у насъ тутотко, близехонько [указалъ налѣво въ глубину], а огородо-тъ э-вонъ гдѣ! [указалъ на лѣво во вторую кулису].
   

ПЕТРЪ.

   О, дьяволъ!
   

ПОТАПЫЧЪ.

   Не гнѣвайся, сударь, отыщу сейчасъ. А чертыхаться-то, сударь, грѣхъ. Ты его, окаяннаго, помянешь, а онъ изъ-за спинки у тебя и объявится... Да иду ужъ, сударь, иду... Христосъ съ тобой!.. [Сдѣлавъ нѣсколько шаговъ]. Къ грушамъ, сударь, пройду.
   

ЯВЛЕНІЕ II.

Петръ [одинъ].

   И слуги въ господъ!.. Уроды кунсткамерные!.. Изъ-за этого сыча, всю рѣчь свою, что дорогой сготовилъ, забылъ... И то къ лучшему... Никогда такія рѣчи въ прокъ нейдутъ... Impromptu лучше... Глядя по тому что отвѣтить...
   

ЯВЛЕШЕ III.

Петръ, Потапычъ, Семенъ.

ПОТАПЫЧЪ.

   А вотъ и по напрасному, сударь, гнѣвался... И Сенюшку веду... У грушъ и стоялъ...
   

СЕМЕНЪ [во время его рѣчи].

   Здравствуй, братецъ.
   

ПЕТРЪ.

   Здравствуй, Семенъ. [Цѣлуются].
   

СЕМЕНЪ.

   Спасибо, братецъ, что вспомнили про насъ. А то батюшка ужъ поговаривалъ.
   

ПЕТРЪ [тихо].

   Прогони-ка сыча этого. По секрету кой-что сказать надо... Объ Олюшѣ...
   

СЕМЕНЪ.

   Слышь, Потапычъ, не надобенъ, поди.
   

ПОТАПЫЧЪ.

   Я, Сенюшка, тута-вотъ, на дорожкѣ, на скамеечкѣ посижу... Коль что потребуется, скричишь мнѣ.
   

СЕМЕНЪ.

   Ладно, ступай ужъ.
   

ПОТАПЫЧЪ.

   Иду, сударь, иду. [Уходитъ на право, въ первую кулису].
   

ЯВЛЕНІЕ IV.

Петръ, Семенъ.

СЕМЕНЪ.

   Что, братецъ?.. Постой-ка, грушки не хочешь ли? [Вынувъ изъ кармана, подаетъ]. Поднялъ вотъ, спѣлехонька.
   

ПЕТРЪ.

   Самъ кушай.
   

СЕМЕНЪ.

   Не бось, у меня другая есть. [Вынимаетъ и показываетъ].
   

ПЕТРЪ.

   Благодарствуй, не хочется. Слушай ужъ.
   

СЕМЕНЪ [закусывая грушу].

   Слушаю, братецъ. А право отвѣдалъ бы, братецъ: сладкая...
   

ПЕТРЪ.

   Видишь, братъ Семенъ... Просьба у меня къ тебѣ... затѣмъ и пріѣхалъ. Исполнишь ли?
   

СЕМЕНЪ.

   Что такое?
   

ПЕТРЪ.

   Ты сперва исполнить обѣщай, слово дай...
   

СЕМЕНЪ.

   Сказывай ужъ.
   

ПЕТРЪ.

   Экой какой! Не трудно тебѣ будетъ выполнить.
   

СЕМЕНЪ.

   А не трудно да батюшка дозволитъ, такъ и толковать не о чемъ...
   

ПЕТРЪ.

   Да у тебя, что-жъ, аль вовсе своей воли нѣтъ? Ты слово дай.
   

СЕМЕНЪ.

   А дамъ же, какъ у батюшки спрошусь.
   

ПЕТРЪ.

   Наладилъ одно!..
   

СЕМЕНЪ.

   Нельзя, братецъ... Батюшка вечоръ еще толковалъ: молъ оженишься, свои дѣтки пойдутъ, и воля будетъ своя. Что-шъ, чай не долго ужъ ждать.
   

ПЕТРЪ.

   Такъ и не дашь слова, что выполнишь?..
   

СЕМЕНЪ.

   Самъ же сказывалъ, что не трудное... И батюшка, чай, дозволить... Не гнѣвайся, братецъ, сказывай. Я тебѣ, вѣрь, всегда радъ служить.
   

ПЕТРЪ.

   И на томъ спасибо. Слушай же. Ѣду я въ скорости.
   

СЕМЕНЪ.

   Что такъ? Пожилъ бы съ нами еще.
   

ПЕТРЪ.

   Нельзя, служба. И батюшка торопитъ: оженить меня вздумалъ.
   

СЕМЕНЪ.

   Ну!.. На комъ же?
   

ПЕТРЪ.

   На московкѣ одной. Батюшкинъ пріятель. Письма только отвѣтнаго ждетъ.
   

СЕМЕНЪ.

   Давай Богъ!.. Богатая, чай?
   

ПЕТРЪ.

   О томъ батюшкѣ знать.
   

СЕМЕНЪ.

   Аль ты и не знаешь, и не видалъ ее?
   

ПЕТРЪ.

   Проѣздомъ въ Москвѣ погляжу.
   

СЕМЕНЪ.

   Ишь ты!.. Ну, а мнѣ-то что-жъ сказать хотѣлъ?
   

ПЕТРЪ.

   Къ тому и рѣчь клоню. Спѣшить мнѣ батюшка велитъ, ко второму Спасу въ Москвѣ быть приказываетъ. Потому и просьба къ тебѣ, чтобъ свадьбой поспѣшилъ.
   

СЕМЕНЪ.

   Съ чего-жъ мнѣ-то спѣшить?
   

ПЕТРЪ.

   Съ того, сударь, что мнѣ на Олюшкиной свадьбѣ попировать хочется. Шаферомъ я у ней обѣщалъ быть, вѣнецъ надъ нею держать...
   

СЕМЕНЪ

   Развѣ это?..
   

ПЕТРЪ.

   Видишь, братъ Семенъ, легко мнѣ удружить, не Богъ вѣсть чего прошу... Что-жъ, молчишь-то? согласенъ ли?
   

СЕМЕНЪ.

   А что сказать?.. Съ батюшкой о томъ, братецъ, поговори.
   

ПЕТРЪ.

   Съ батюшкой особо. Ты-то какъ?
   

СЕМЕНЪ.

   Мнѣ что-жъ? Какъ батюшка велитъ...
   

ПЕТРЪ.

   А ты... да брось ты, сударь, хоть грушу жевать! Вѣдь не о пнѣ же этомъ, о тебѣ рѣчь.
   

СЕМЕНЪ.

   Ужъ и осердился сейчасъ!..
   

ПЕТРЪ.

   Полно, братъ Семенъ. Толкомъ прошу тебя. Ужъ будто самому свадьбу поскорѣй сыграть и вовсе тебѣ не хочется? Не повѣрю, братъ, хоть разбожися въ томъ... Иль Олюша не мила тебѣ? Эхъ! такихъ-то, Сенюша, и въ столицѣ, повѣрь, не много сыщется. А ужъ тебѣ-ль Олюша не люба? Нѣтъ, чтожъ, всегда скажу, что Ольга Марковна дѣвушка добрая, хорошая, и хозяйка къ тому... Вотъ въ послѣднее время будто стала ко мнѣ не по прежнему. Ну, да Богъ ужъ съ ней!..
   

ПЕТРЪ [про себя].

   Замѣтилъ-таки пень... [Вслухъ, по молчаніи]. Что-жъ скажешь-то, Сенюшка?
   

СЕМЕНЪ.

   У батюшки спросись.
   

ПЕТРЪ.

   Да кто, сударь, женится, ты аль батюшка твой?
   

СЕМЕНЪ.

   Не самъ я, братецъ, женюсь, батюшка меня женить.
   

ПЕТРЪ.

   Резонъ, нечего сказать, выдумалъ!.. Стыдись, братъ Семенъ!..
   

СЕМЕНЪ.

   Съ чего-жъ стыдитѣся-то мнѣ, коль и тебѣ то не въ стыдъ? Самъ же сейчасъ сказывалъ, что по батюшкину приказу женишься, и невѣсты въ глаза не видавъ!..
   

ПЕТРЪ.

   Въ Москвѣ, пойми, погляжу. Не по нраву придетъ, и батюшкѣ о томъ отпишу.
   

СЕМЕНЪ

   И мнѣ батюшка тожъ, какъ Ольгу Марковну смотрѣть-то ѣхали, наказывалъ. "Пригляди-ка молъ, Сеня: по нраву-ль тебѣ та дѣвушка придетъ".
   

ПЕТРЪ.

   Стало, по нраву пришла?
   

СЕМЕНЪ.

   Не безъ того, братецъ.
   

ПЕТРЪ.

   А по нраву, такъ съ чего-жъ ты, а ради брата названнаго, свадьбой поспѣшить упрямишься?
   

СЕМЕНЪ.

   Не упрямлюсь я, братецъ. Батюшкина воля тутъ, съ нимъ и говори.
   

ПЕТРЪ.

   И его просить стану, а ты со своей стороны о томъ же попроси.
   

СЕМЕНЪ.

   Нѣтъ ужъ, братецъ, уволь.
   

ПЕТРЪ.

   Это съ чего?..
   

СЕМЕНЪ.

   А что-жъ мнѣ просить, коль невѣста косо стала поглядывать.
   

ПЕТРЪ.

   Вздоръ, сударь, мелешь. И не бывало того. Попритчалось тебѣ.
   

СЕМЕНЪ.

   Ты думаешь, что Перепилицына твоего не знаю, такъ и вовсе ужъ дуракъ сталъ? У меня, братецъ, во лбу глаза, не въ иномъ мѣстѣ.
   

ПЕТРЪ.

   Вѣрь мнѣ, Сенюша, что попритчалось. Можетъ, нездорова какъ была, иль ты ее невзначай обидѣлъ чѣмъ.
   

СЕМЕНЪ.

   Никакой обиды не знала отъ меня. Да что о томъ! Сказалъ: батюшку проси, и все тутъ.
   

ПЕТРЪ.

   Да батюшка-то чтожъ? Аль упрямится?
   

СЕМЕНЪ.

   Мнѣ почемъ знать! Свой разумъ у него.
   

ПЕТРЪ.

   Не финти. По всему вижу, что у васъ съ нимъ разговоръ о томъ былъ.
   

СЕМЕНЪ.

   А былъ, такъ былъ. Тебѣ, сударь, что?
   

ПЕТРЪ.

   Какъ что? Вѣдь я ей не первый стрѣчный, и ты вотъ по ней же братомъ меня зовешь, а моего отца батюшкой. Безъ заминки ужъ, на прямки все сказывай.
   

СЕМЕНЪ.

   И сказывать не о чемъ. Только и батюшка не слѣпъ же, видитъ тоже, что и къ нему Ольга Марковна не по прежнему.
   

ПЕТРЪ.

   Слышалъ. Еще что?
   

СЕМЕНЪ.

   И про тебя тожъ. Что, какъ ни пріѣдемъ, ты меня при невѣстѣ шпынять да высмѣивать. А она, не бось, не вступится.
   

ПЕТРЪ.

   Вотъ какъ!.. я-жъ и виноватъ сталъ!.. Еще чего не придумали-ль?
   

СЕМЕНЪ

   О подаркахъ еще, что скупостью коришь. Какъ-де въ дверь, въ руки глядятъ: не привезли-ль молъ чего?
   

ПЕТРЪ.

   Только всего и есть?
   

СЕМЕНЪ.

   Чего еще надобно! Отъ насъ воротятся, и мы отворотимся.
   

ПЕТРЪ.

   А! такъ вы вотъ что затѣяли! И честно то по вашему?
   

СЕМЕНЪ.

   Въ чемъ же безчестье тутъ?
   

ПЕТРЪ.

   Аль ничего для васъ дѣвушку ни за что, ни про что на всю округу осрамить?
   

СЕМЕНЪ.

   Мало-ль свадебъ расходится...
   

ПЕТРЪ.

   Изъ-за чего нибудь онѣ да расходятся! А вы съ чего вздумали?
   

СЕМЕНЪ.

   Довольно я тебѣ сказывалъ.
   

ПЕТРЪ.

   Что сказывалъ? Пустяки одни. Я-жъ и виноватъ по вашему! Что шутилъ я съ тобой по родственному, такъ и на дѣвушку тѣнь бросать?.. Нѣтъ, того межъ добрыми людьми не водится. Только... берегись ты у меня!
   

СЕМЕНЪ.

   Не съ чего мнѣ беречься. Не застращаешь, не бось.
   

ПЕТРЪ.

   Убью я тебя.
   

СЕМЕНЪ.

   Такъ и убилъ сейчасъ. Что ты слётокъ столичный, какъ батюшка прозвалъ, такъ и трусить тебя?
   

ПЕТРЪ.

   Расхрабрился черезчуръ, да... берегись, говорю! Знаю я, съ чего ты на попятный дворъ вздумалъ; всѣ твои шашни, голубчикъ, вывѣдалъ.
   

СЕМЕНЪ.

   Никакихъ за мной шашней нѣтъ.
   

ПЕТРЪ.

   Нѣту?
   

СЕМЕНЪ.

   Нѣтъ, и съ роду не было.
   

ПЕТРЪ.

   Не увернешься, уличу сейчасъ. Ты вотъ что отвѣть: съ чего ты къ намъ по ночамъ-то ѣзжалъ? Нечего глядѣлки-то пялить!.. Видывали не разъ твоего коня, какъ позадь сада къ дереву привязанъ стоялъ?
   

СЕМЕНЪ.

   Кто-жъ видалъ-то?
   

ПЕТРЪ.

   Ужъ знаю кто.
   

СЕМЕНЪ.

   Такъ скажи-жь ты ему, что вретъ онъ, подлецъ. Ничего того не было.
   

ПЕТРЪ.

   Не было?-- А коль самъ я видалъ?
   

СЕМЕНЪ.

   И ты подлецъ!..
   

ПЕТРЪ.

   Щенокъ паршивый! Да за такія слова и у постарше тебя я уши обрубалъ...
   

СЕМЕНЪ.

   Не лги, и брани не услышишь.
   

ПЕТРЪ.

   Такъ лгу я по твоему?
   

СЕМЕНЪ.

   Самъ знаешь, что лжешь...
   

ПЕТРЪ.

   Съ чего-жъ, съ какой корысти напраслину-то на тебя налыгать я стану?
   

СЕМЕНЪ.

   Тебѣ про то знать.

[Молчаніе].

ПЕТРЪ.

   Слушай, Семенъ. Все я забуду, и обиду эту кровную прощу тебѣ, женись только...
   

СЕМЕНЪ.

   Съ ума сошелъ! Еще съ ней можетъ и помирились бы, а ужъ послѣ лганья-то твоего...
   

ПЕТРЪ.

   Образумься лучше.
   

СЕМЕНЪ.

   Ты и вправду, видно, меня за бревно счелъ?.. Что и понять-то я ничего не смыслю?.. Гляди, я тебя на чистую воду еще выведу!..
   

ПЕТРЪ.

   Что? грозить вздумалъ?
   

СЕМЕНЪ.

   Не съ пуста-жъ ты налыгалъ на меня!.. Такое-то на человѣка взвесть, и подумать грѣхъ... Э! да не твой ли ужъ конь позадь сада привязанъ стоялъ?
   

ПЕТРЪ.

   Не въ мѣру догадливъ становишься. Еще разъ говорю: женись лучше, не то!..
   

СЕМЕНЪ.

   Что-бъ я на твоихъ объѣдкахъ жениться сталъ?.. Да задушу я тебя впередъ! [Бросается на него].
   

ПЕТРЪ [быстро отступивъ, шпагу обнажилъ].

   Стой, мальчишка! На шпагу не наткнись!..
   

СЕМЕНЪ.

   А! ты такъ-то?.. разбойничать?.. Радъ, что у меня ничего въ рукахъ нѣтъ?.. Такъ постой же ты! [Осматривается, какъ бы ища какую вѣтвь сломить].
   

ПЕТРЪ.

   Будь ты дворянинъ настоящій, давно-бъ меня на поединокъ звалъ... А съ такимъ-то!..
   

СЕМЕНЪ.

   Вотъ что! Къ мужику меня приравнялъ!.. Идемъ же, идемъ!..
   

ПЕТРЪ.

   Куда идти?..
   

СЕМЕНЪ.

   Въ батюшкиной горницѣ шпага виситъ: туда идемъ.
   

ПЕТРЪ.

   Не затѣмъ ли ужъ, чтобъ вся дворня, услышавъ, сбѣжалася барчука выручать? Не поединокъ то, убійство... Иль трусость постыдная...
   

СЕМЕНЪ.

   Сейчасъ увидишь. Потапычъ, эй!.. Проснись, глухарь!..
   

ПЕТРЪ.

   Его зачѣмъ?
   

СЕМЕНЪ.

   Съ трусости, видно... Чтобъ дряхлостью своей барчука защитилъ... Потапычъ, эй!.. Проснись же, глухарь!..
   

ЯВЛЕНІЕ V.

Петръ, Семенъ, Потапычъ.

ПОТАПЫЧЪ.

   Что тебѣ, Сенюша, занадобилось? кричишь такъ.
   

СЕМЕНЪ.

   Шпагу, знаешь, что у батюшки надъ постелью на стѣнкѣ виситъ?
   

ПОТАПЫЧЪ.

   Что въ дорогу-то отъ разбойниковъ беретъ?
   

СЕМЕНЪ.

   Та самая. Принеси сюда.
   

ПОТАПЫЧЪ.

   Зачѣмъ тебѣ?
   

СЕМЕНЪ.

   Стало надобна, коль приказываю.
   

ПОТАПЫЧЪ.

   Отточена вѣдь она у батюшки. Поколешься еще...
   

СЕМЕНЪ.

   Не разсуждай, холопъ, коль приказываютъ!
   

ПОТАПЫЧЪ.

   Дожилъ-таки!.. [Ударилъ руками о полы].
   

ПЕТРЪ.

   Что по пусту горячишься, Семенъ. Мнѣ она, Потапычъ, надобна. О клинкахъ мы заспорили. Я ему свою показываю, а онъ кричитъ: молъ, батюшкина лучше. Сличить хочу.
   

ПОТАПЫЧЪ.

   Такъ бы ты, Сенюша, и сказывалъ. А то: шпагу ему подай!..
   

СБМЕНЪ*

   Неси ужъ скорѣй.
   

ПОТАПЫЧЪ.

   Сейчасъ, сударь, сбѣгаю.
   

ЯВЛЕНІЕ VI.

Петръ, Семенъ.

ПЕТРЪ [по молчаніи].

   Слушай, Семенъ. Не поздно еще. Жалѣя тебя говорю... Не то плохо придетъ.
   

СЕМЕНЪ.

   Слышалъ ужъ отвѣтъ.
   

ПЕТРЪ

   Одумайся, Семенъ.
   

СЕМЕНЪ.

   Ты, видно, вздумалъ, что на такого напалъ, который и шпаги въ рукахъ отродясь не держалъ. Ошибся, другъ. Меня батюшка, какъ въ военную еще отдавать думалъ, всему обучилъ.
   

ПЕТРЪ.

   Какое тамъ ученье твое!..
   

СЕМЕНЪ.

   Увидишь сейчасъ.

[Молчаніе].

ПЕТРЪ.

   Въ послѣдній разъ, Семенъ...
   

СЕМЕНЪ.

   Самъ виноватъ, и женися самъ.
   

ПЕТРЪ.

   Кто-бъ ни былъ въ томъ виноватъ, женись на ней. Твою услугу вѣкъ она помнить будетъ, доброй женой тебѣ...
   

СЕМЕНЪ.

   А мнѣ жениться, такъ не иному и ея безчестье мстить, подлеца убивъ.
   

ПЕТРЪ.

   Молчи ужъ. Не то сейчасъ приколю.
   

ЯВЛЕНІЕ VII.

Петръ, Семенъ, Потапычъ.

ПОТАПЫЧЪ [Петру].

   На, сударь, шпагу; бери.
   

СЕМЕНЪ.

   Мнѣ подай.
   

ПОТАПЫЧЪ [отстраняя его].

   Подальше, Сенюшка, отойди, наколишься. [Петру]. Бери сударь, шпагу-то.
   

ПЕТРЪ [принимая].

   Ладно ужъ.
   

СЕМЕНЪ [Потапычу].

   А ты прочь поди.
   

ПОТАПЫЧЪ.

   Что-жъ мнѣ дважды-то бѣгать? Не молоденькій!.. Со шпагой и взадъ пойду...
   

СЕМЕНЪ.

   Да... столъ-то у васъ накрытъ ли? Батюшка, гляди, вернется...
   

ПОТАПЫЧЪ.

   Накрываетъ Сережка...
   

СЕМЕНЪ.

   А рыбу, что батюшка въ ботвинью велѣлъ, досталъ ли?
   

ПОТАПЫЧЪ.

   Охъ-ты!.. Изъ ума вонъ.
   

СЕМЕНЪ.

   То-то. Достань же скорѣй. Шпагу сами принесемъ.
   

ПОТАПЫЧЪ.

   И то, дѣлать нечего, пойти. [Сдѣлавъ нѣсколько шаговъ, Петру]. Ужъ ты, сударь, самъ донеси; не давай ему: наколется.
   

ПЕТРЪ.

   Ладно; самъ снесу.
   

ПОТАПЫЧЪ,

   Благодарствуешь, сударь. А то дитя вѣдь...
   

ПЕТРЪ [пока Потапычъ плетется].

   Клинокъ хорошъ, спора нѣтъ, а только...
   

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Петръ, Семенъ.

ПЕТРЪ.

   Что-жъ, сударь? готовъ ли?
   

СЕМЕНЪ.

   Готовъ.
   

ПЕТРЪ.

   Шпагу бери. [Подаетъ]. Въ позитуру стань. Выпадай.

[Бьются. Семенъ горячится. Петръ ловкимъ ударомъ выбиваетъ у него шпагу изъ рукъ].

   

ПЕТРЪ.

   Пощада, или смерть?
   

СЕМЕНЪ

   Смерти прошу.
   

ПЕТРЪ [послѣ мгновеннаго колебанья].

   Не убійца я.-- Подыми шпагу; бейся вновь.

[Бьются. Петръ ранитъ Семена; тотъ, шатнувшись, падаетъ навзничь]

ПЕТРЪ.

   Что это?.. Въ лѣвое плечо кололъ... Поранить думалъ, чтобъ до времени не болталъ зря... Иль?.. [Склоняясь надъ нимъ]. Finis... [Взявъ его руку]. Прости, братъ Семенъ. Не таковъ ты былъ, какимъ я понималъ тебя. Жаль мнѣ тебя. [Цѣлуетъ въ руку]. Да... судьба, видно. [Всталъ]. Что-жъ? тѣло убрать велѣтъ, и... О! да будь что будетъ.

[Уходитъ къ дому].

   

ЯВЛЕНІЕ IX.

Семенъ, убитый; вскорѣ: Иванъ Семенычъ и доѣжжачій; затѣмъ: Потапычъ и еще слуга, или двое.

ИВАНЪ [на сценой, слѣва].

   Эй, кто тамъ! Коня прибери...
   

ДОѢЖЖАЧІЙ [за сценой справа].

   Бѣгу, батюшка, Иванъ Семенычъ.
   

ИВАНЪ [за сценой].

   Ты, Андрей?

[Входятъ: Иванъ и доѣжжачій].

ДОѢЖЖАЧІЙ.

   Я, батюшка. [Вошелъ]. Съ голубятни еще твою милость доглядѣлъ, вижу, что ты, сударь, отъ Вяхревой пустоши бѣжишь, у огорода съ коня слѣзать сталъ; на стрѣчу и сбѣгъ.
   

ИВАНЪ.

   Ладно. Конь у вербы тамъ привязанъ. А Семенъ гдѣ?
   

ДОѢЖЖАЧІЙ.

   Дома былъ... Погляди-ка, батюшка, онъ никакъ...
   

ИВАНЪ [быстро оборачивается].

   Гдѣ?.. Кто?.. Сенюшка, что съ тобой? Обморокъ, что-ль... Людей зови... аль вдвоемъ снесемъ...
   

ДОѢЖЖАЧІЙ.

   Вонъ и Потапычъ съ кѣмъ-то бѣгутъ.
   

ИВАНЪ.

   Семенъ! аль не слышишь, безъ памяти лежишь? [Склоняется надъ сыномъ; вбѣгаетъ Потапычъ со слугами]. Господи, да живъ ли ужъ? Это шпага чья?..
   

ПОТАПЫЧЪ.

   Твоя, батюшка... И самъ же и подалъ ее... Охъ! Господи...
   

ИВАНЪ [слушаетъ, бьется ли сердце].

   Бьется, бьется, кажись... Вотъ... тукъ... Аль замерло?.. О-охъ!..
   

ПОТАПЫЧЪ.

   Сенюшка!.. Соколикъ ты нашъ!.. И самъ же, своей рукой подалъ...
   

ИВАНЪ.

   Былъ кто у насъ?
   

ПОТАПЫЧЪ.

   Барчукъ Лучиновскій.
   

ИВАНЪ.

   Ну?
   

ПОТАПЫЧЪ.

   Бѣлѣй полотна въ домъ вбѣжалъ. И съ коня ужъ: подбери молъ! на поединкѣ палъ...
   

ИВАНЪ.

   А! такъ вотъ кто!.. Такъ для того я тебя, Семенъ, пуще глаза берегъ, затѣмъ, видно, и на службу не пускалъ, чтобъ ни шведская пуля, ни турецкая, а шпага разбойничья убила тебя!.. И давно онъ?
   

ПОТАПЫЧЪ.

   Сейчасъ лишь, батюшка!..
   

ИВАНЪ.

   Минуту не захватилъ! [Вскакивая на ноги]. Эй, вы, слушайте!.. Коней сѣдлать. Вся охота на конь. Какое есть оружіе, съ собой бери... Наѣздомъ пойдемъ... Трута захватить, Андрей, не забудь, посуше который... Да изъ соломы жгуты свить!.. Живо у меня!.. [Цѣлуя Семена]. Прощай, Семенъ.-- Богомъ клянусь! въ одинъ день съ тобой и злодѣя твоего схоронятъ.
   

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Кабинетъ Луки Петровича. Соотвѣтствующее убранство. На столѣ отворенная шкатулка.

ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.

Лука Петровичъ; вскорѣ Юдичъ,

ЛУКА
[быстро ходитъ взадъ и впередъ, и затѣмъ подойдя къ двери и пріотворивъ ее].

   Что-жъ Юдича мнѣ? Аль оглохли вы? Коль самъ искать пойду, хуже будетъ!
   

ЮДИЧЪ [за сценой].

   Бѣгу, сударь, бѣду.
   

ЛУКА [отходя, про себя].

   А! наконецъ-то! пожаловалъ!

[Сѣлъ].

ЮДИЧЪ [ставъ у двери].

   Требовать, батюшка, Лука Петровичъ, изволилъ?
   

ЛУКА.

   Да. Поди сюда. [Юдичъ подходитъ]. Ключъ подай.
   

ЮДИЧЪ.

   Ахъ, Господи!.. Прости, сударь, запамятовалъ. Вечоръ искалъ, искалъ... Сейчасъ еще посмотрю...

[Хочетъ идти].

ЛУКА.

   Этой! не надо: другой подобрали.
   

ЮДИЧЪ.

   Ну, вотъ!..
   

ЛУКА.

   Къ столу поди. Вонъ шкатулка открыта стоитъ. Полюбуйся на нее.
   

ЮДИЧЪ.

   Съ чего-жъ мнѣ, сударь, глядѣть-то на нее. Отсель вижу, что она.
   

ЛУКА.

   Иди, коль сказано, песъ. [Юдичъ идетъ]. Внутрь взгляни.
   

ЮДИЧЪ.

             Слушаю, сударь. [Глядитъ].
   

ЛУКА.

   Что-жъ, видѣлъ?
   

ЮДИЧЪ.

   Видѣлъ, батюшка, Лука Петровичъ.
   

ЛУКА.

   Что-жъ видѣлъ-то ты?
   

ЮДИЧЪ.

   А вотъ, шкатулку же...
   

ЛУКА.

   А деньги?
   

ЮДИЧЪ.

   И деньги, сударь, къ тому.
   

ЛУКА.

   Да всѣ-ль деньги, чортъ.
   

ЮДИЧЪ.

   Не могу знать, батюшка, Лука Петровичъ.
   

ЛУКА.

   Вотъ какъ? И того, кто кралъ, не знаешь же?
   

ЮДИЧЪ.

   Никакъ нѣтъ, сударь.
   
   

ЛУКА.

   Ахъ ты бестія!.. Куда-жъ онѣ дѣлися?
   

ЮДИЧЪ.

   Знать, сударь, не знаю; вѣдать не вѣдаю.
   

ЛУКА.

   Ладно.-- Ѳедьку кликни.
   

ЮДИЧЪ.

   Какого, сударь, Ѳедьку?
   

ЛУКА.

   Какого?.. И про него, видно, какъ про ключъ же, запамятовалъ? Внучатный племянникъ твой.
   

ЮДИЧЪ.

   Зачѣмъ его, сударь, звать?
   

ЛУКА.

   Чтобъ онъ въ глаза тебѣ плюнулъ, кто изъ шкатулки деньги бралъ.
   

ЮДИЧЪ.

   Ему еще отколь знать? Щенокъ онъ безсмысленный, сударь, вотъ онъ кто.
   

ЛУКА.

   А ты, старый песъ, съ чего-жъ брешешь? Зови.
   

ЮДИЧЪ [ставъ на колѣни].

   Батюшка, Лука Петровичъ! Помилуй, государь, не срами меня... Вѣрой, правдой сколько лѣтъ служилъ тебѣ.
   

ЛУКА.

   Самъ себя, песъ, срамишь...
   

ЮДИЧЪ.

   Пощади, государь, помилуй; со внукомъ на очи не ставь... Не дай, батюшка, передъ малолѣткомъ со стыда горѣть... Заслужу Я, сударь, тебѣ. [Земно кланяется].
   

ЛУКА.

   Встань, песъ. [Юдичъ встаетъ]. Только гляди, правду сказывай.
   

ЮДИЧЪ.

   Какъ передъ Истиннымъ, государь.
   

ЛУКА.

   Слушай ты: нельзя скрыть. И вечоръ мнѣ сумнительно показалося: сколько лѣтъ у тебя ключъ, никогда того не было, чтобъ терялъ ты его... А нынче съ утра какъ въ воду канулъ, ужъ звалъ я тебя, звалъ. И пуще усомнился, въ кладовушкѣ велѣлъ замокъ сломать. Что за чортъ! Никакъ шкатулки сыскать не могу. Нарокомъ ты ее запряталъ...
   

ЮДИЧЪ.

   Всегда у меня, сударь, запрятана она стоитъ.
   

ЛУКА.

   Молчи; слушай ужъ. Отколь ни возьмись, Ѳедька твой подвернулся. "Чего молъ, сударь, ищешь, не шкатунки ли съ деньгами?" А тебѣ молъ, кутенокъ, почемъ ее знать? "Какъ де не знать, видѣлъ какъ дѣдушка оттоль денежки беретъ". Ну... понялъ?
   

ЮДИЧЪ.

   Могу, сударь, понять.
   

ЛУКА.

   А теперь всю правду, какъ сейчасъ божился, сказывай.
   

ЮДИЧЪ.

   Знать, сударь, не знаю; вѣдать не вѣдаю.
   

ЛУКА.

   Гм. Стало внученокъ вретъ? Зови же еге.
   

ЮДИЧЪ.

   Не къ чему его, сударь, звать. Только тебѣ безпокойство одно. А я, что сказалъ, потвержу вновь.
   

ЛУКА.

   Съ чего-жъ онъ?
   

ЮДИЧЪ.

   А глупешенекъ, сударь. Шкатунки смѣшалъ. У меня и своя подлѣ поставлена. Въ свою ходилъ, не запираюся.
   

ЛУКА [на ноги вскочивъ].

   А!.. Прямой ты Юдичъ, Іудинъ сынъ!.. Предатель безсовѣстный!.. Слушай, песъ... Знаешь меня? все, все прощу, лжи не потерплю. Не потерплю я лжи. Слышишь ли?
   

ЮДИЧЪ.

   Слушаю, сударь. [Молчаніе].
   

ЛУКА.

   Такъ не бралъ ты?
   

ЮДИЧЪ.

   Никакъ нѣтъ, сударь,
   

ЛУКА.

   Ладно... Помни же: только старость твою жалѣючи да прежнюю службу памятуя... Съ другого бы шкуру спустилъ... Слышишь?
   

ЮДИЧЪ.

   Твоя воля, сударь.
   

ЛУКА.

   Ступай на конюшню. Вели себѣ полсотни розогъ дать.
   

ЮДИЧЪ.

   Слушаю, сударь.
   

ЛУКА.

   Стой!.. Еще помни: коль правды сказывать не научишься, кнутомъ бить велю, въ палки поставлю, живого въ гробъ заколочу. Слышишь?.. А лжи не потерплю, нѣтъ! Отъ жены не стерпѣлъ, ни отъ кого не стерплю. Слышишь?..
   

ЮДИЧЪ.

   Слушаю, сударь.
   

ЛУКА.

             Вонъ, песъ!.. [Юдичъ идетъ обычнымъ спокойнымъ шагомъ; Лука Петровичъ пристально ему вслѣдъ глядитъ].
   

ЯВЛЕНІЕ П.

ЛУКА [одинъ].

   Какъ правый вышелъ... Иль впрямь не онъ?.. Нѣтъ, быть того не можетъ... Не съ чего мальчонкѣ на дѣда лгать... Да и самъ не то бъ сказывалъ, о пропажѣ узнавъ... А то и въ шкатулку глядѣть не хотѣлъ... Съ чего только красть ему? Съ роду того за нимъ не важивалось. Нарокомъ, бывало, испытуя его, деньги на-полъ ронялъ, въ карманахъ забывалъ... Не любовницу жъ на старости лѣтъ завелъ? Иль?.. Ужъ не Петрово ли дѣло тутъ? Не даромъ по ночамъ Богъ вѣсть гдѣ шатается... Господи помилуй! Сколь я во гнѣвѣ злобственномъ человѣконенавистливъ. сталъ... На сына-то родного!.. Господи помилуй, помилуй меня, Господи!.. О! да лжетъ же онъ, лжетъ... Не потерплю того...
   

ЯВЛЕНІЕ III.

Лука, Анна.

ЛУКА.

   Ты еще, сударыня, зачѣмъ -- вонъ!
   

АННА.

   Надо, коль пришла!
   

ЛУКА.

   Вонъ! разъ на всегда сказано".
   

АННА.

   Не уйду, Лука Петровичъ.
   

ЛУКА.

   Иль мнѣ людей кликнуть велишь?.. Хоть сраму-то, сударыня, побойся.
   

АННА.

   Нечего бояться мнѣ. Сказала: не уйду, и съ мѣста не двинусь.
   

ЛУКА.

   Да будетъ же...
   

АННА.

   И тебѣ будетъ надо мной тиранствовать. Двадцать лѣтъ, Лука Петровичъ, прошло: пора бы и уняться тебѣ. И мнѣ пора-же нѣмоту свою забытъ. Одно спрошу: за все время-то хоть разъ пришло ль тебѣ въ голову: съ чего молъ она крестъ непосильный съ покорнымъ терпѣньемъ несетъ? Будь я виновата, подумай: смогла ли бы снестъ?
   

ЛУКА [пораженъ].

   Господи!..
   

АННА.

   То-то же. И глазъ на меня не смѣешь поднять!
   

ЛУКА [съ движеньемъ къ ней].

   Анна!.. прости ужъ меня...
   

АННА.

   Поздно, Лука Петровичъ. Нечѣмъ прощать. Ни души, ни сердца нѣтъ: камень одинъ. Да и не время. Не о себѣ просить пришла. Объ Олюшкѣ рѣчь. А ты, коль совѣсть взбудилась въ тебѣ, виновной за невинную прости.
   

ЛУКА.

   Кому простить?
   

АННА.

   Олюшѣ прости. Грѣхъ ее попуталъ.
   

ЛУКА.

   Какой грѣхъ?
   

АННА.

   Самъ можешь понять: не маленькій!..
   

ЛУКА.

   Быть того не можетъ... Лжешь! [Пауза].
   

ЛУКА.

   Что жъ замолчала ты?
   

АННА.

   Ждала, чтобъ первый гнѣвъ на мнѣ сорвалъ.
   

ЛУКА [потупивъ голову].

   Созналась, что ль?
   

АННА.

   Петруша на сегодня въ ночь Семена въ саду словилъ, какъ тотъ изъ бесѣдки шелъ, а утромъ и сама повинилася.
   

ЛУКА.

   Петра сюда!
   

АННА.

Дома нѣтъ.

   

ЛУКА.

   Гдѣ жъ онъ?
   

          АННА.

   За Семеномъ поѣхалъ. Свадьбой поспѣшить надо, такъ предлогъ измыслить. Съ нимъ и воротится.
   

ЛУКА.

   А! такъ вы, меня не спросясь, ужъ все и уладили... Зачѣмъ же ты ко мнѣ съ докладомъ шла? И повѣнчала бъ ихъ крадучись...
   

АННА.

   Затѣмъ, чтобъ простивъ, благословилъ ты ихъ.
   

ЛУКА.

   Блудное житье, что ль, благословить велишь?
   

АННА [мягко].

   Всегда такъ, Лука Петровичъ, дѣлаютъ. Вѣнецъ грѣху покровъ.
   

ЛУКА.

   Да я-то въ домѣ у себя распутства не попущу... Ольгу сюда!..
   

АННА [заступая ему дорогу].

   Не дамъ.
   

ЛУКА.

   Что?
   

АННА.

   Не дамъ, говорю. Развѣ меня убьешь.
   

ЛУКА [невольно отступая].

   А!..
   

АННА.

   Сядь, Лука Петровичъ. Успокойся. Слушай меня. [Онъ сѣлъ]. Себѣ въ утѣху я Ольгу взяла, чтобъ въ горѣ своемъ неповинномъ не вовсе мнѣ въ отчаянье придти. Ты отнялъ ее у меня. На твоей половинѣ взросла; со мной только спать идя видѣлась. Ты же ее и не слушать меня училъ, и прихотямъ ея потакалъ, ни въ чемъ ей не отказывая. И все то мнѣ на зло. Подросла, хозяйкой ее поставилъ, меня чуть не въ затрапезъ согнавъ. Ничьей воли надъ ней не было, никогда ни о чемъ она ни у кого не спрашивалась, ни въ чемъ ни передъ кѣмъ отвѣта не знала. Себѣ на умѣ росла, съ другими не совѣтовалась, все своей волюшкой дѣлала. Аль училъ ты ее, чтобъ она тебѣ обо всемъ сказывала, душу открывала, тайности свои повѣряла тебѣ? И то слава Богу, что въ мать добра родилась. Предо мною не зазналася; нѣтъ, нѣтъ, и приластится... И за эту доброту ея ласковую, я тебѣ ее въ обиду, Лука Петровичъ, не дамъ. Слышишь ли?
   

ЛУКА [молча закрываетъ лицо руками].

АННА.

   Что-жъ молчишь-то? Иль и слова такого у тебя нѣтъ, чтобъ противъ меня сказать?.. Вотъ за потворство это свое, что всему дурному ты въ ней потакалъ; не въ дочери себѣ ростилъ ее, а въ язву мнѣ, -- и казнись теперь. За мою обиду... и за свой грѣхъ... прости ее... И Бога благодари, что такъ еще случилося, что слюбилась она не съ инымъ кѣмъ, а съ женихомъ, котораго ты же ей далъ. Хуже, Лука Петровичъ, быть могло...
   

ЛУКА.

   Охъ, Анна, Анна!..
   

АННА.

   Прощаешь ли ей?
   

ЛУКА.

   Богъ ей проститъ!.. Твоя воля надъ ней. Ни словомъ не вступлюсь, а только [всталъ] за обиду мою къ тебѣ...
   

АННА.

   Не обо мнѣ, Лука Петровичъ! нынче рѣчь у насъ. Что за двадцать лѣтъ накопилось, въ часъ того... Да и некогда. Слышишь, будто конь заржалъ... Петруша, видно, съ женихомъ воротилися... Прощай, Лука Петровичъ. До гроба теперь.
   

ЯВЛЕНІЕ IV.

Лука [одинъ].

   Права, во всемъ права!.. Двадцать я лѣтъ противъ невинной гнѣвъ питалъ; двадцать лѣтъ слова ей сказать не давалъ... А въ немъ-то и разгадка вся: единымъ словомъ посрамила меня... И тогда-то... охъ, Господи! припомнить страхъ... какъ мать-то у ней померла... И ропталъ еще: почто, молъ, Боже, въ женѣ покаралъ меня?.. И гордился въ себѣ, что правду возлюбя, крестъ свой несу!.. Хорошъ правдолюбецъ! Невинности святой отъ самой черной лжи не сумѣлъ отличить... Господи, Господи! объ одномъ молю: дай мнѣ до прощенья ея дожить, и не щадя, какъ знаешь, карай меня...
   

ЯВЛЕНІЕ V.

Лука, Петръ.

ПЕТРЪ.

   Батюшка...
   

ЛУКА.

   А?.. ты... Матушкѣ доложи: ея дѣло.
   

ПЕТРЪ.

   Видѣлъ ужъ матушку сейчасъ... Къ тебѣ идя, встрѣтилъ..*
   

ЛУКА.

   Ну?
   

ПЕТРЪ.

   Одинъ я воротился... Оказалъ, что вскорѣ Семенъ...
   

ЛУКА.

   Что-жъ она?
   

ПЕТРЪ.

   Приказала Олюшѣ и вамъ сказать...
   

ЛУКА.

   А сама?
   

ПЕТРЪ.

   Молиться, сказала, иду. Что Семенъ пріѣдетъ, постучись, молъ, ко мнѣ.
   

ЛУКА.

   Ладно... Къ Ольгѣ ступай; добавь, что простилъ, молъ, отецъ.... Ступай, Петръ... А я... и я помолиться хочу...
   

ПЕТРЪ [по молчаніи].

   Батюшка, откроюсь я тебѣ...
   

ЛУКА.

   Въ чемъ еще?
   

ПЕТРЪ.

   Страшился я матушку встревожить, а... не пріѣдетъ Семенъ...
   

ЛУКА.

   Меня боится, что-ль?.. Такъ скажи ему...
   

ПЕТРЪ.

   Нѣтъ, батюшка... Не... можетъ онъ.
   

ЛУКА.

   Нездоровъ, что-ль!..
   

ПЕТРЪ.

   Нѣтъ, батюшка... Выслушай меня... Отказался онъ... отъ сестры отказался, пойми... И... и меня дерзко оскорбилъ...
   

ЛУКА.

   Ну?
   

ПЕТРЪ.

   На поединокъ его я звалъ.
   

ЛУКА.

   И... и ранилъ, что-ль?
   

ПЕТРЪ.

   Убитымъ палъ.
   

ЛУКА.

   А!.. Господень гнѣвъ!.. Тяжка праведная десница Твоя, Господи!.. Съ чего-жъ ты, не спросясь меня... Иль ты бѣшеннаго нрава своего не зналъ?.. что и предъ отцомъ-то, чуть я слово порѣзче скажу...
   

ПЕТРЪ.

   Батюшка! и ты бы не стерпѣлъ...
   

ЛУКА.

   Я?.. Да я-бъ его веревками скрутить велѣлъ, такъ связаннымъ и повѣнчалъ бы, а тамъ со двора долой!.. Что-жъ ты отцу его о томъ не сказалъ?..
   

ПЕТРЪ.

   Дома его не было.
   

ЛУКА.

   И... и не дрогнула рука у тебя!.. И въ мысль не пришла тебѣ, какъ биться съ нимъ сталъ, что останется сестра на вѣкъ опозорена?..
   

ПЕТРЪ.

   Богомъ клянусь, поранить только хотѣлъ... А сестра... кто-жъ посмѣетъ на нее косо взглянуть, коль я, честь ея мстя, кровь пролилъ?
   

ЛУКА.

   Красно!..
   

ПЕТРЪ.

   И о немъ скажу, хоть онъ отъ руки моей палъ, что всякому дай Богъ, какъ онъ, умереть. Поздно узналъ я его... Истый дворянинъ былъ. Жаль мнѣ его...
   

ЛУКА.

   Еще краснѣй!.. Только чернаго дѣла своего ни рѣчью пышной, ни кровью пролитой, не скрасишь, Петръ... Убилъ ты сестру, и меня убилъ... [Самъ съ собою]. Одна надежда была, что на свадьбѣ помирюсь, и ту сынокъ сгубилъ!...
   

ПЕТРЪ.

   Батюшка! всѣмъ, чѣмъ прикажешь, готовъ я свой проступокъ искупить...
   

ЛУКА.

   Нѣтъ искупленья, Петръ!.. Не воскресить его!..
   

ПЕТРЪ.

   Къ Олюшѣ пойду... Покаюсь во всемъ... Скажу: или за меня, готовъ твой позоръ прикрыть!..
   

ЛУКА.

   Иль ты ее хочешь съ ума свести?.. Любила же она его, коль грѣха не устрашилася... И съ тобой-то, съ его убійцей, со злодѣемъ своимъ, ей же и подъ вѣнецъ стать... Проклянетъ она тебя, и я прокляну.
   

ЯВЛЕНІЕ VI.

Лука, Петръ, Юдичъ.

ЮДИЧЪ [въ дверяхъ].

   Къ твоей, государь, милости, батюшка, Лука Петровичъ.
   

ЛУКА.

   А!.. Ты?.. Чего еще?
   

ПЕТРЪ [про себя].

   Юдичъ?.. что съ нимъ?
   

ЮДИЧЪ [подходя и земно кланяясь].

   Благодарствовать, сударь, пришелъ, что меня стараго дурака, поучить приказалъ.
   

ЛУКА.

   Не до тебя!.. Встань ужъ!..
   

ЮДИЧЪ [вставая].

   Прости, батюшка...
   

ЛУКА.

   Что-жъ, въ прокъ ли ученье пошло? Аль...
   

ЮДИЧЪ.

   Что сказалъ, сударь, вновь подтвержу.
   

ЛУКА [съ движеньемъ].

   Такъ я-жъ тебя!.. [Отворотясь и отходя отъ него]. Иль нѣтъ, нѣтъ!.. можетъ и онъ, какъ Анна же...
   

ПЕТРЪ.

   Батюшка! за что ты его истязать велѣлъ?
   

ЛУКА.

   Тебѣ чего?
   

ПЕТРЪ.

   Не за толь, что деньги... взялъ?
   

ЛУКА.

   Ну?
   

ПЕТРЪ.

   Невиновенъ онъ. Я бралъ.
   

ЛУКА.

   А! [Юдичу] Вонъ пошелъ!
   

ЯВЛЕНІЕ VII.

Лука, Петръ,

ЛУКА.

   А!.. Такъ ты и воръ къ тому! Вполнѣ варнакъ.
   

ПЕТРЪ [твердо].

   Не воръ я, по нуждѣ взялъ.
   

ЛУКА.

   По нуждѣ?.. Мнѣ отецъ твердилъ: "хоть съ голоду умирать будешь, до чужого добра пальцемъ не коснись: умри". И я тебя, кажись, не иному, тому же училъ. Какая-жъ у тебя нужда могла быть?
   

ПЕТРЪ.

   Въ карты на честное слово проигралъ.
   

ЛУКА.

   Ну?
   

ПЕТРЪ.

   Гнѣва твоего страшась, тайно взялъ.
   

ЛУКА.

   А того не страшился ты, что прокляну я тебя за то, что воромъ сталъ? Лжешь! Гоноръ отцу поклониться не велѣлъ... А хоть бы я тогда и побилъ тебя, такъ за дѣло же: безъ денегъ въ карты не садись, на чужое не зарься!.. Иль того ты боялся, что я, не заплативъ, фамилію нашу до сраму доведу? Лжешь, все лжешь. Гнѣва боялся! а не боялся честнаго слугу подъ кнутъ подвести?
   

ПЕТРЪ.

   Слово я далъ ему. И только, что безъ меня случилося...
   

ЛУКА.

   А то не во что, знать, что ты обезчестилъ его, на воровство соблазня? Бога въ тебѣ, Петръ, нѣтъ.
   

ПЕТРЪ.

   А если я и въ карты-то съ нужды же играть сталъ?
   

ЛУКА.

   Съ какой нужды? Что скупо я тебѣ деньги давалъ? Такъ меня отецъ и того меньше баловалъ. Служилъ я тогда, и посулы могъ брать, а не бралъ же. А про карты и прочая разъ навсегда себѣ сказалъ: брось, пропадешь! Иль ты думаешь, что я на отца не ропталъ въ душѣ? И я вѣдь тоже молодъ былъ, и мнѣ порокъ сладокъ же мечтался... Разъ, не стерпѣвъ, отцу сказалъ. А онъ въ отвѣтъ: "умру, все твое будетъ, а теперь умѣрять себя учись, въ крѣпкихъ рукахъ себя держи. Мнѣ же спасибо скажешь потомъ!" Слушалъ я, а не вѣрилъ отцу. Какъ самъ отцомъ сталъ, понялъ тогда. И тебя по тому же надежному пути повелъ.
   

ПЕТРЪ.

   Клянуся, батюшка... отдать думалъ... отыграться мыслилъ... Юдича спроси... Въ чемъ хочешь меня кори, что безразсудно поступилъ, тебя страшась; что не сдержавшись, въ порокъ впалъ; что легко на важное смотрѣлъ... И во многомъ, во многомъ еще я виноватъ... Только въ этомъ не вини меня... Молю тебя, батюшка, подлымъ словомъ не позорь, меня!..
   

ЛУКА.

   Отдать думалъ? Укралъ да подкинулъ, все воръ.
   

ПЕТРЪ.

   Довольно, батюшка.
   

ЛУКА.

   Ну, -- замолчу я, иль съ тѣмъ и совѣсть замолчитъ въ тебѣ?
   

ПЕТРЪ.

   Что-бъ я о себѣ ни мыслилъ въ душѣ, никому не дозволю позорить себя. Никто мнѣ не судья. И отъ тебя не стерплю.
   

ЛУКА.

   И не то еще стерпишь!.. Знай, Петръ: въ томъ, что ты Семена убилъ, Богъ и царица судьи тебѣ, а тутъ -- я судья... Тутъ и правдолюбцемъ не устрашуся стать... И я тебѣ...
   

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Лука, Петръ, вскорѣ Ольга, въ концѣ Иванъ.

ОЛЬГА [на сценой].

   Батюшка! погоди... Сдержи гнѣвъ свой, батюшка! [Вбѣжала] Батюшка!.. выслушай меня... Невиновенъ Петруша... Мнѣ Юдичъ сознался во всемъ... За свои онъ... твои деньги Петрушѣ выдалъ... А Петруша, чтобъ его покрыть...
   

ЛУКА.

   Вздоръ!.. Неслыханное дѣло то, сударыня, чтобъ дворянимъ за холопа на себя вину взялъ... И въ такомъ подломъ дѣлѣ еще!..
   

ПЕТРЪ.

   Батюшка! не при ней... Ради Бога, не при ней, батюшка!..
   

ЛУКА.

   И нашла же за кого вступиться!..
   

ПЕТРЪ,

   Будетъ, батюшка, о томъ: важнѣе дѣло есть. Олюша,-- слушай... Простилъ тебя, батюшка...
   

ОЛЬГА [бросаясь къ отцу].

   Батюшка!.. Голубчикъ мой!..
   

ЛУКА [самъ съ собою].

   Иль я съ ума сошелъ?.. Да ты...
   

ПЕТРЪ [вслѣдъ за словами Ольги].

   Уйди, Олюша... Батюшка, я вамъ тотчасъ... по ея уходѣ... все разъясню...
   

ЛУКА [взявъ ее на руку и ставя передъ собой].

   Стой, Олюша!.. Отвѣчай мнѣ: ты за кого-жъ... Господи!.. замужъ-то собралась?
   

ОЛЬГА [потупивъ голову].

   За Петрушу же, батюшка... Простилъ же ты насъ...
   

ЛУКА.

   Что простилъ?.. Что онъ жениха твоего убилъ?..
   

ОЛЬГА.

   Какого жениха?
   

ЛУКА.

   Одинъ, сударыня, у тебя женихъ: Семенъ.
   

ОЛЬГА.

   За что-жъ... когда онъ убилъ его?..
   

ЛУКА.

   За то, что не хотѣлъ вѣнцомъ грѣхъ покрыть...
   

ОЛЬГА.

   Какой грѣхъ?..
   

ЛУКА.

   Сама же ты повинилася...
   

ОЛЬГА.

   А!.. Такъ онъ солгать тебѣ посмѣлъ, что я съ Семеномъ жила?.. Знай же, батюшка, что не съ Семеномъ... съ нимъ, съ нимъ самимъ... Обольстилъ онъ меня, замужествомъ поманивъ... И нынче, нынче утромъ еще, клялся мнѣ въ томъ!.. [Быстро оборачиваясь къ Петру]. Не солгалъ: грудью отстоялъ меня!.. [Бросаясь къ Лукѣ]. Охъ!.. страшенъ онъ, страшенъ мнѣ, батюшка!..
   

ЛУКА [принимая ее въ объятія и отводя].

   Ко мнѣ, ко мнѣ, Олюша, прижмись... Вмѣстѣ поплачемъ... Мы съ тобой люди простые, немудрые... Не ему чета... У нихъ дѣвушку, хоть бы въ домѣ родительскомъ, обезчестить -- не великъ грѣхъ, еще похвальба молодецкая: гонору въ томъ порухи нѣтъ!.. А обезчестивъ, другому, поглупѣй себя сбыть,-- чего-жъ умнѣй!.. А коль тотъ, не стерпѣвъ, "подлеца" крикнетъ,-- его на мѣстѣ уложить гоноръ же велитъ. А вотъ, въ карты проигравъ, хоть бы у отца украсть, чтобъ долгъ уплатить -- на то гоноръ есть!.. Чести вотъ только у нихъ нѣтъ!..

[Пауза].

ПЕТРЪ.

   Съ терпѣньемъ я васъ, батюшка, слушалъ, ваше и ея горе щадя... И ты меня съ терпѣньемъ же выслушай!.. И вы, Ольга Марковна... Одинъ выходъ изъ бѣды вижу: повѣнчаться мнѣ съ ней, а тамъ...
   

ОЛЬГА.

   Да скорѣй я къ позорному столбу стану, чѣмъ подъ вѣнецъ съ тобой!..
   

ПЕТРЪ.

   Прощай...
   

ЛУКА.

   Этой!.. Приговоръ мой впередъ выслушай.
   

ПЕТРЪ.

   Не держи, батюшка...
   

ЛУКА.

   Что-жь?.. Иль на поединокъ отца позовешь?..
   

ПЕТРЪ.

   А хоть бы и такъ!.. Не все-ль мнѣ равно теперь?..
   

ЛУКА.

   Стой, говорю. Отъ родительской власти никуда не уйдешь. И въ Питерѣ достану... Въ ней и царица не вольна... Слушай же: за воровство твое -- изъ семьи вонъ, въ рабочій домъ пойдешь!.. И объ одномъ жалѣю, что клеймить не могу тебя желѣзомъ каленымъ...
   

ПЕТРЪ.

   Молчи!
   

ЛУКА [безъ перерыва].

   ... на лбу у тебя "воръ" выжечь!..
   

ПЕТРЪ [съ движеньемъ къ нему].

   Молчи, молчи!.. Ахъ!.. [вскрикнувъ, падаетъ].
   

ОЛЬГА [бросаясь къ нему].

   Сердце, сердце у него... Господи!.. нынче лишь жаловался...
   

ЛУКА [отворачиваясь].

   Брось его!..
   

ОЛЬГА.

   Батюшка!.. неужто-жъ тебѣ не жаль его?.. Мертвъ вѣдь лежитъ...
   

ЛУКА.

   Нечего жалѣть... Господа благодарю, что не далъ сыну чести пережить... Мать умолила...
   

ОЛЬГА.

   Ты, ты, батюшка!.. Ты его... суровой жестокостью своей... ты убилъ!
   

ЛУКА.

   А я, такъ я... Не тебѣ, Богу отвѣчу.

[За сценой шумъ, какъ отъ топота многихъ коней].

ЛУКА.

   Что еще?.. Иль не довольно, Господи! покаралъ ты меня?..
   

ОЛЬГА.

   Петрушенька! голубчикъ мой! Что-жъ ты повѣрилъ-то мнѣ?.. Во гнѣвѣ вѣдь я... Не кляну, слышишь?.. прощаю, любя.
   

ИВАНЪ [за сценой].

   Живой души не впускать!..
   

ЛУКА.

   Иванъ...
   

ИВАНЪ [безъ перерыва].

   Слышите?
   

ЛУКА [также].

   За сына мстя...
   

ИВАНЪ [также].

   А ты, Андрей!..
   

ОЛЬГА.

   Не вѣрь же, не вѣрь, голубчикъ!.. Не то подъ вѣнецъ, всюду, всюду... въ рабочій домъ...

[Входитъ Иванъ].

ОЛЬГА [безъ перерыва].

   ...за тобою-бъ пошла.
   

ИВАНЪ [у дверей].

   За сыномъ къ тебѣ... Сына за сына отдай... Не то, Богомъ свидѣтельствуюсь! изъ дома не выпущу: живыми сожгу...
   

ЛУКА.

   Вотъ онъ... мертвъ лежитъ. Не въ моихъ, въ Господнихъ рукахъ. Коль смѣешь, бери...
   

ОЛЬГА.

   Онъ, онъ... отецъ тебя убилъ!..
   

ЛУКА.

   Видишь?.. А та, кого онъ, обезчестивъ, обездолилъ, меня-жъ клянетъ!..

Занавѣсъ.

   Мельница.
   1884.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru