Аверкиев Дмитрий Васильевич
Франческа Риминийская

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Трагедия в пяти действиях.

Д. В. АВЕРКІЕВЪ

ДРАМЫ

ТОМЪ ВТОРОЙ

Княгиня Ульяна Вяземская.-- Разрушенная невѣста.-- Франческа Риминійская.-- Царевичъ Алексѣй.-- Непогрѣшимые.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
ИЗДАНІЕ А. С. СУВОРИНА
1896

   

ФРАНЧЕСКА РИМИНІЙСКАЯ

ТРАГЕДІЯ ВЪ ПЯТИ ДѢЙСТВІЯХЪ

   

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

   Мессеръ Гвидо старый да Палента, синьоръ Равенскій и Червійскій
   Мессеръ Малатеста да Веруккіо, синьоръ Риминійскій.
   Джованни (Джанъ) хромой, Паоло (Поло) красивый, сыновья Малатеста.
   Ансельмо, старый дядька Джованни и Паоло.
   Уберто, маленькій сынъ Паоло.
   Мадонна Франческа, дочь мессера Гвидо.
   Мать Франчески.
   Антонія, благородная дѣвица при Франческѣ.
   Маргерита, маленькая дочь Паоло.

Дѣйствіе въ Римини, въ концѣ ХІІІ вѣка.

   

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

Комната въ домѣ мессера Малатеста.

ЯВЛЕНІЕ I.

Мессеръ Малатеста, сидитъ; Ансельмо, стоитъ.

АНСЕЛЬМО.

   Боюсь, надоѣмъ я вамъ, синьоръ.
   

МАЛАТЕСТА.

   Полно, Ансельмо. Наскучитъ ли отцу, хоть сто разъ повторяй, слушать хорошее про сына?-- Такъ Джованни говоришь, былъ во всемъ первымъ?
   

АНСЕЛЬМО.

   Какъ вамъ сказать, синьоръ? Если вы думаете, что онъ всюду выставлялся, или первенствовать во всемъ хотѣлъ, такъ не былъ онъ первымъ. Первое-то мѣсто онъ во всемъ уступалъ мессеру Гвидо. Спросятъ его: какъ прикажетъ то или другое сдѣлать, "какъ мессеръ Гвидо", отвѣтить; "какъ угодно мессеру Гвидо", или: "спроситесь мессера Гвидо". И самому мессеру Гвидо тѣ же слова: "какъ вашей синьоріи угодно; мнѣ, скажетъ,-- отецъ на отъѣздѣ приказывалъ: слушайся во всемъ мессера Гвидо; дѣлай, что онъ прикажетъ; помни: его слово, мое слово; его приказъ, мой приказъ".
   

МАЛАТЕСТА

   Умно.
   

АНСЕЛЬМО.

   И, по-моему, не глупо, синьоръ. А велитъ ему мессеръ Гвидо мысль свою сказать: "Вотъ такая-то, отвѣтитъ,-- и такая мысль моя, съ вашего позволенія, синьоръ".
   

МАЛАТЕСТА.

   Въ чемъ же -- ты же говорилъ -- онъ былъ первымъ?
   

АНСЕЛЬМО.

   Въ этомъ самомъ, синьоръ, и былъ онъ первымъ. Вѣдь первый, пожалуй, не тотъ, кто впередъ выставляется да еще по сторонамъ глядитъ, точно крикнуть хочетъ: "что жъ вы на меня не смотрите? Вѣдь это я первый, ей-Богу, впереди всѣхъ. И я, я самъ"... Разсмѣшилъ я васъ, синьоръ. А вѣдь первый, чего добраго, не онъ; а кто лучше свое дѣло дѣлаетъ, тотъ и первый. Рыцарь ли, бочаръ ли: все, кто лучше свое дѣло дѣлаетъ, тотъ и первый.
   

МАЛАТЕСТА

   Правда твоя, Ансельмо,
   

АНСЕЛЬМО.

   Потому-то я и сказалъ, что нашъ Джованни былъ во всемъ первымъ. Только разъ...
   

МАЛАТЕСТА.

   Что такое?
   

АНСЕЛЬМО.

   Только разъ онъ самъ на первое мѣсто сталъ и дѣло прямо въ свои руки взялъ. И въ этотъ разъ, пожалуй, нельзя похулить его.
   

МАЛАТЕСТА.

   Разскажи.
   

АНСЕЛЬМО.

   Видите ли: когда предъ боемъ, по старому обычаю, вызвали впередъ двѣнадцать рыцарей, чтобъ начали они бой, первыми бросились бы на враговъ, тутъ Джанъ не вытерпѣлъ, первымъ впередъ выѣхалъ. А потомъ, какъ оглянется на остальныхъ одиннадцать: гнѣвно, сердито, нетерпѣливо. Тѣ ему головой чуть кивнули: веди, значитъ, насъ. Онъ ужъ иначе, веселѣй поглядѣлъ на нихъ, и чуть имъ правою бровью шевельнулъ, и полетѣлъ. Глядимъ: ударили нашихъ двѣнадцать соколовъ, а вражьи вороны ужъ и смѣшались... Ну, вотъ опять бѣда моя, синьоръ: то расмѣшилъ васъ, то плакать заставилъ.
   

МАЛАТЕСТА.

   Ахъ, Ансельмо, всегда бы мнѣ плакать такими слезами.
   

АНСЕЛЬМО.

   Зачѣмъ плакать, синьоръ, радуйтесь. Глядя тогда на Джана, я объ одномъ жалѣлъ: не видѣли его такимъ наши дамы. Посмотри онѣ тогда на него, перестали бы стрекотать: "говорятъ, онъ умный и добрый, и прекрасный человѣкъ, и я вѣрю, клянусь всѣми святыми Мадоннами, вѣрю, но лицо у него! ахъ, лицо! ахъ, какое лицо! ужасъ, ужасъ!" Нѣтъ, благородныя дамы, съ вашего позволенія, вашъ красавецъ этого не сдѣлаетъ.
   

МАЛАТЕСТА.

   Я зналъ, Ансельмо, что ты этимъ кончишь; не можешь не кольнуть Паоло. Вѣчный твой припѣвъ: Джованни хорошъ, Паоло дуренъ.
   

АНСЕЛЬМО.

   Нѣтъ, синьоръ! Боже меня избави отъ такой мысли! Кто не безъ грѣха, конечно, а Паоло я люблю. "Онъ не воинъ", скажете,-- нѣтъ, онъ воинъ, только воевать не хочетъ; "лѣнивъ?" спрашиваете, -- нѣтъ, не лѣнивъ, а работать не хочетъ; "волокита", говорите,-- нѣтъ, не волокита, а просто женщинъ любитъ. А захоти только, завтра же и воиномъ храбрымъ будетъ, какъ Джованни, и работникомъ будетъ хорошимъ, какъ... "какъ Джанъ", я сказалъ? Нѣтъ, лучше Джана. И на женщинъ смотрѣть не станетъ. Что такое женщина, простая она или благородная? Вздоръ. Простой вздоръ, благородный вздоръ, все вздоръ. Вотъ добрая Жена не вздоръ; простая ли она или благородная, все она добрая жена. Не такъ ли, синьоръ?
   

МАЛАТЕСТА

   Такъ-то такъ, только сознайся: ты Паоло все-таки меньше любишь.
   

АНСЕЛЬМО.

   Нѣтъ, синьоръ. Вотъ двѣ мои руки: вотъ моя правая рука, а вотъ лѣвая. Отрубите, которую угодно, все больно будетъ.
   

МАЛАТЕСТА

   Правую все жальче будетъ.
   

АНСЕЛЬМО.

   Нѣтъ, синьоръ: и лѣвою можно пріучиться работать, бываютъ же лѣвши. А только, съ позволенія вашей синьоріи, вы меня сбили; я вѣдь не спроста про добрыхъ женъ заговорилъ. У мессера Гвидо есть дочка, мадонна Франческа.
   

МАЛАТЕСТА.

   Та, та, та!..
   

АНСЕЛЬМО.

   И мессеръ Гвидо разъ сказалъ мнѣ: "Ансельмо, ты старый слуга у мессера Малатеста". И я: "Да, синьоръ; я вѣдь былъ дядькой обоихъ молодыхъ синьоровъ". И онъ: "Славный у тебя вышелъ Джованни. Жаль я его раньше не зналъ: Малатестини такъ долго были съ нами въ ссорѣ! Но теперь, слава Богу, мы помирились, и какъ ты думаешь, Ансельмо, не дурно бы скрѣпить дружбу родствомъ?" И я: "Съ позволенія вашей синьоріи, дурного тутъ ничего бы не было, а только хорошее".
   

МАЛАТЕСТА.

   А онъ, Ансельмо, а онъ?
   

АНСЕЛЬМО.

   А онъ... Не въ немъ тутъ дѣло, синьоръ, а въ нашемъ, въ Джованни... Только постойте: идетъ кто-то. Не Джованни ли? Нѣтъ, не его походка. Это Паоло. [Входитъ Паоло; Ансельмо мессеру Малатеста тихо]. Погодите, синьоръ, мы сейчасъ кой о чемъ разспросимъ Паоло и все узнаемъ.
   

ЯВЛЕНІЕ II.

Тѣ же, Паоло.

МАЛАТЕСТА.

   А Джованни гдѣ? Я такъ привыкъ видѣть васъ вмѣстѣ.
   

ПАОЛО.

   Онъ черезчуръ ужъ захлопотался. Вообразилъ, что мессеръ Гвидо пріѣдетъ непремѣнно сегодня благодарить васъ за помощь противъ Гибеллиновъ.
   

МАЛАТЕСТА.

   Онъ правъ; именно сегодня жду я мессера Гвидо: вчера прибѣгалъ гонецъ съ вѣстью.
   

ПАОЛО.

   Значитъ, я виноватъ, что трунилъ надъ братомъ за излишнюю хлопотливость. Какъ бы то ни было, онъ захлопотался до того, что мнѣ стало скучно, и я бѣгомъ отъ него. Вотъ отчего я одинъ, батюшка. Онъ, впрочемъ, обѣщалъ сейчасъ прійти.
   

АНСЕЛЬМО [Паоло].

   А мы сейчасъ говорили про васъ обоихъ, синьоръ.
   

ПАОЛО.

   И ты, милый дядька, по обычаю, бранилъ меня.
   

АНСЕЛЬМО.

   Бранилъ! Далась всѣмъ эта моя брань! Хвалилъ я васъ, мессеръ Паоло,-- вотъ спросите батюшку.
   

ПАОЛО.

   Вѣрю, безъ спроса вѣрю.
   

АНСЕЛЬМО.

   И еще какъ хвалилъ! Нѣтъ, говорилъ я, -- въ цѣлой Италіи человѣка обходительнѣе и вѣжливѣе нашего Паоло, и нѣтъ, говорилъ я еще,-- такого красавца...
   

ПАОЛО.

             О, перестань, довольно ужъ!.. Красавецъ!
             У, какъ я ненавижу это слово...
             Рѣшили, что красавецъ, и аминь.
             И будь онъ добръ, иль негодяй послѣдній,
             Всѣ въ голосъ говорятъ: "вѣдь онъ красавецъ!"
             И нечего ужъ больше говорить,
             Не человѣкъ онъ: мыслей, чувства,
             Страданій, горя онъ не можетъ знать,
             Ихъ нѣту у него, и быть не можетъ,
             И гдѣ же быть?-- вѣдь онъ такой красавецъ.
             Купецъ, поэтъ, красавецъ,-- все не люди,
             Имъ кличка найдена!.. А ты кто самъ?
             Ты, ты Ансельмо! Ты вѣдь тоже дядька,
             Не человѣкъ, а дядька, просто дядька,
             Да, бывшій дядька сыновей синьора!..
             Что, непріятно? Поблѣднѣлъ, дрожишь,
             Слезу смигнулъ рѣсницею сѣдою,
             И по дѣломъ тебѣ: ты дядька, дядька!
   

АНСЕЛЬМО.

   Простите, синьоръ. И въ мысли не было оскорбить васъ.
   

МАЛАТЕСТА.

   Не понимаю, Паоло, съ чего ты вспылилъ на него.
   

ПАОЛО.

             Простите, батюшка... Но что жъ мнѣ дѣлать?
             Я не могу... Я каюсь: былъ я молодъ
             И зеленъ,-- и недавно, такъ недавно!
             Хотя мнѣ кажется, что съ той поры
             Прошло такъ много долгихъ, долгихъ лѣтъ!..
             Я увлекался, я готовъ былъ бѣгать
             За встрѣчной женщиной, какъ мой Уберто
             За бабочкой. Ужъ былъ я вдовъ,
             И сознавалъ, что время быть умнѣй,
             Что есть дѣла приличнѣе для мужа,
             А все не могъ отстать... И лепеталъ
             Давнымъ-давно мнѣ надоѣвшій вздоръ,--
             Однообразный вздоръ любовной пѣсни,
             И такъ же все свиданья добивался,
             И трепеталъ, какъ пажъ, передъ свиданьемъ,
             А послѣ говорилъ: глупецъ, глупецъ!..
             Но что я въ самомъ дѣлѣ? Горячусь,
             Кричу, и кипячусь, какъ будто... Полно.--
             Прости меня, Ансельмо. Подойди,
             Дай руку, помиримся, поцѣлуй,--
             Вѣдь ты не виноватъ, а я такой же,
             Какъ, помнить, маленькій былъ крошка Поло:
             Заскрежещу зубёнками, бывало,
             И, сжавши кулачёнки, налечу
             На мнимаго обидчика что буря...
             А черезъ мигъ остылъ, и самому
             Смѣшно и стыдно... Ну, цѣлуй, цѣлуй же!
   

АНСЕЛЬМО [цѣлуя его].

   Поло мой, Поло! миленькій, маленькій Полетто!.. [Мессеру Малатеста]. Не говорилъ я вамъ сейчасъ, синьоръ: захоти онъ только, только захоти!.. Однако довольно. [Паоло]. Слушайте теперь, мессеръ Поло, и уговоръ впередъ: о чемъ ни спрошу,-- не сердиться, а отвѣчать правду. Не то я закричу на васъ, какъ бывало крикивалъ на маленькаго Поло. И строго, и ласково вмѣстѣ; такъ вотъ: "Поло, Полетто!" И вы, бывало, слушались меня, и... и... Охъ, о чемъ же Я хотѣлъ спросить-то? [Мессеру Малатеста]. Вы не помните, синьоръ?
   

МАЛАТЕСТА.

   Помню ли я, о чемъ ты забылъ, Ансельмо?..
   

АНСЕЛЬМО.

   Позвольте... Съ позволенія вашей синьоріи, замолчите на минутку, синьоръ; не мѣшайте мнѣ. Да... такъ... Теперь слушайте. И вы, старый синьоръ, хорошенько слушайте, о чемъ я буду спрашивать молодого, слушайте и смекайте. И что онъ отвѣтитъ, тоже слушайте, и тоже смекайте.
   

ПАОЛО.

   Спрашивай, старина.
   

АНСЕЛЬМО.

   Было такое дѣло. Нѣкоторый синьоръ, богатый и знатный и отецъ прекрасной дочери, звалъ къ себѣ въ гости молодого синьора, тоже знатнаго и богатаго, и вдобавокъ этотъ молодой помогъ старому въ войнѣ. Я говорю молодой, только онъ не такъ ужъ молодъ, какъ мальчишка или юноша, а молодъ, какъ бываетъ молодъ мужъ, полный мужъ, только не старикъ. И дальше было вотъ что. Молодой, какъ услыхалъ приглашеніе, весь вспыхнулъ и глаза у него загорѣлись такою радостью, какъ въ жизни никогда не горѣли, и онъ точно вѣкъ ждалъ этого приглашенія, и будто хотѣлъ быстро, быстро, быстро отвѣтить: "Да, да, непремѣнно, непремѣнно". Да вдругъ заикнулся, поблѣднѣлъ, и сталъ увѣрять что надо скорѣй домой, разсказать отцу, чѣмъ кончился походъ и все такое. И отказался отъ приглашенія. Объясните-ка: отчего это?
   

ПАОЛО.

   Теперь я понимаю что съ Джованни... Отчего онъ задумчивъ, и... Все понимаю... И хороша она собой, Ансельмо?
   

АНСЕЛЬМО.

   Кто она, синьоръ?
   

ПАОЛО.

   Чего я спрашиваю!.. Франческа да Полента! Кто не слыхалъ, что Франческа да Полента первая красавица въ цѣлой Италіи! Я слышалъ, всѣ слышали. Только люди вѣчно кричатъ про женщинъ и соколовъ, про коней и трубадуровъ, что они первые въ цѣлой Италіи... Но она, она вѣдь хороша собою, Ансельмо,-- иначе онъ не полюбилъ бы ея; хороша вѣдь?
   

АНСЕЛЬМО [мессеру Малатеста].

   А, синьоръ? Нѣтъ, каковъ, скажите, каковъ нашъ Паоло, а? Вѣдь я не намекнулъ даже, про кого говорю, а онъ отгадалъ, отгадалъ!
   

ПАОЛО.

   Да отвѣчай же мнѣ: хороша она?
   

АНСЕЛЬМО.

   Красавица, синьоръ, красавица, въ полномъ смыслѣ раскрасавица.
   

ПАОЛО.

   Нѣтъ, это вздоръ. Не такой человѣкъ Джованни, чтобъ полюбить за красоту... Скажи мнѣ, Ансельмо, достойна ли она его? Ты вѣдь знаешь, какой онъ высокой души человѣкъ, такъ скажи же мнѣ: достойна ли она его?
   

АНСЕЛЬМО.

   Я только разъ ее видѣлъ, синьоръ, но и разу довольно: прекрасной души не скроешь, наружу просится.
   

ПАОЛО.

   Такъ она достойна его. И Джованни любитъ ее... Батюшка, Ансельмо, давайте же хлопотать: онъ любитъ ее, и она достойна его, и его, узнавъ, нельзя не полюбить, и она полюбитъ его... И мессеръ Гвидо, конечно, не прочь. И мы должны устроить это, должны! Джованни достоинъ счастья, и долженъ быть счастливъ: иначе нѣтъ правды въ Божьемъ мірѣ!
   

МАЛАТЕСТА.

   Правда твоя, Паоло: онъ долженъ быть счастливъ, и мы должны устроить. И я люблю тебя, Паоло, за то, что въ тебѣ нѣтъ ни капли зависти. Похвалы брату не гложутъ тебя, а заставляютъ еще больше любить его. Поцѣлуй меня за это.
   

ПАОЛО [цѣлуя отца].

   Я самъ, батюшка, плохъ, но, слава Богу смыслю кой-что въ хорошемъ: оттого и не могу завидовать похваламъ брату. Но что обо мнѣ! Станемте хлопотать о немъ.
   

АНСЕЛЬМО.

   Станемъ хлопотать о немъ, мессеръ Паоло, станемъ. Только позвольте. Вы намъ объяснили, отчего у него тогда глаза радостно горѣли: полюбилъ онъ, говорите вы. Хорошо объяснено, прекрасно. А отчего жъ онъ къ мессеру Гвидо не поѣхалъ? А? вотъ вы что объясните.
   

ПАОЛО.

   Отчего?.. отчего?.. Ну, можетъ-быть...
   

АНСЕЛЬМО.

   Тс! Джованни идетъ. Слышите: хромою ногой стучитъ по ступенямъ. Вставайте, старый синьоръ, пойдемте.
   

МАЛАТЕСТА.

   Куда?
   

АНСЕЛЬМО.

   Пойдемте смотрѣть: все ли хорошо приготовлено къ пріѣзду дорогого гостя. А молодые синьоры здѣсь безъ насъ лучше перетолкуютъ. И Паоло все узнаетъ: вѣдь онъ...

[Вошелъ Джованни].

   

ЯВЛЕНІЕ III.

Тѣ же, Джованни.

ДЖОВАННИ.

   Я пришелъ доложить вамъ, батюшка, что все готово къ пріѣзду мессера Гвидо.
   

МАЛАТЕСТА.

   А я только-что собрался пойти посмотрѣть, все ли готово.
   

ДЖОВАННИ.

   Прикажите идти за вами?
   

МАЛАТЕСТА.

   Нѣтъ, ты усталъ, да и Паоло жалуется, что ты за хлопотами совсѣмъ его забылъ. Останься лучше съ нимъ.
   

ДЖОВАННИ.

   Слушаю, батюшка.
   

АНСЕЛЬМО.

   Идемте же, синьоръ, а то мессеръ Гвидо пріѣдетъ, а мы съ вами ничего не осмотрѣли. [Ушли].
   

ЯВЛЕНІЕ IV.

Паоло, Джованни.

ПАОЛО.

   Ты вздохнулъ? Что съ тобой, Джованни?
   

ДЖОВАННИ.

   Ничего, Паоло; захлопотался, усталъ.
   

ПАОЛО.

   Не правда, я слѣдилъ сейчасъ за тобою; какъ батюшка пошелъ, ты глянулъ куда-то въ сторону, словно увидалъ или вспомнилось тебѣ такое пріятное, и ты улыбнулся славною такой улыбкой, а потомъ отчаянно махнулъ рукою, тоскливо тебѣ стало, и ты вздохнулъ.
   

ДЖОВАННИ.

   Право же, ничего; усталъ я, вотъ и все.
   

ПАОЛО.

             Не правда. Помню я, какъ ты бывало,
             Вернешься изъ похода: веселъ, живъ,
             И говорливъ, и бодръ душой и тѣломъ,--
             А нынче ты задумчивъ, молчаливъ,
             Тоскуешь, хмуришься, хандришь, вздыхаешь...
   

ДЖОВАННИ.

             Мнѣ просто нездоровится. Ты знаешь,
             Бываетъ такъ: не чувствуешь ты боли,
             Рука, нога и голова, все тѣло
             Здоровы, кажется,-- а что-то есть:
             Гнететъ тебя и давитъ; то же и со мной.
   

ПАОЛО.

             Конечно, можетъ-быть; все можетъ-быть, конечно.
   

ДЖОВАННИ.

             Ты сердишься?
   

ПАОЛО.

                                 Какъ смѣю я сердиться!
             Да и за что? Что братъ мой прихворнулъ?
   

ДЖОВАННИ.

             Ты мнѣ не вѣришь?
   

ПАОЛО.

                                 Да, не вѣрю, правда.
             Съ тобой не то, что говоришь. Но ты
             Не хочешь ли, не можешь ли сознаться,
             И я допытывать не стану.
   

ДЖОВАННИ.

                                           Поло!
             Голубчикъ Поло! Не сердись... постой!
             Ты хочешь знать? Какъ мнѣ сказать тебѣ?
             Хотѣлось мнѣ давно, да и сейчасъ-вотъ
             Мнѣ хочется... Но я боюсь, боюся...
   

ПАОЛО.

             Не говори, Джованни. А не то
             Мнѣ будетъ все казаться, будто я
             Тебя пытаю... Разкажи-ка лучше
             Мнѣ про походъ, какъ бились вы, и много ль
             Ты побѣдилъ враговъ... Ты мнѣ доселѣ,
             Припомни, не разсказывалъ.
   

ДЖОВАННИ.

                                           Ахъ, Поло!
             Послѣдній мой походъ не походилъ
             На прежніе. Вотъ вся причина,
             Что на разспросы я не отвѣчалъ.
             Со мной случилося... Послушай, если хочешь...
             Подъ царственной Равенною есть лѣсъ:
             На самомъ берегу морскія сосны
             Столпилися тѣнистою семьей.
             Былъ жаркій день. Измученные кони
             Едва ступали; душно было, пыльно...
             И вдругъ мы очутилися въ лѣсу,
             Чѣмъ далѣ, тѣмъ темнѣе и прохладнѣй.
             Меня взяло раздумье. Я забылся.
             Я позабылъ, кто я, куда я ѣду,
             И только видѣлъ что вокругъ меня,
             И только слышалъ, какъ шумѣло море,
             Незримое и бурное,-- а гдѣ?
             Тамъ, гдѣ-то съ правой стороны. А слѣва --
             Лѣсная тишь; во тьмѣ прохладной
             Чуть изрѣдка просвѣчиваетъ солнце;
             Вотъ что-то шевельнулось, видно вѣкша,
             Или другой звѣрокъ, а вотъ пичужка
             Чиликнула и смолкла. И я думалъ:
             То бурное, что справа съ ревомъ воетъ,
             То прошлое мое: всѣ битвы, слава
             И почесть громкія. А то, что слѣва,
             Гдѣ солнышко какъ бы украдкой свѣтитъ,
             Гдѣ тишина, гдѣ жизнь не тороплива
             И не шумлива,-- то со мною будетъ.
             И мнѣ казалося: сейчасъ во мнѣ,
             Сію минуту тихое начнется,
             А шумное умолкнетъ и замретъ...
             Тебѣ не скучно слушать?
   

ПАОЛО.

                                           Ахъ, Джованни!
   

ДЖОВАННИ.

             За лѣсомъ монастырь святого Марка.
             Тамъ насъ ждала подмога. Мы рѣшили
             Въ монастырѣ немного отдохнуть
             И, съ силами сбирался, развѣдать --
             Далече ли враги, и много ль ихъ.--
             Вотъ спѣшились, идемъ гурьбою къ кельямъ...
             Какъ вдругъ, навстрѣчу намъ, оттоль выходитъ
             Почтенная матрона, съ нею дочка...
             Она, казалось, шла неторопливо
             И вмѣстѣ съ тѣмъ летѣла, какъ мечта,
             Отцу навстрѣчу. Кланялася всѣмъ,
             И всѣмъ равно привѣтно улыбалась,
             Но я глядѣлъ ей въ очи, и видалъ
             Что никого изъ насъ она не видитъ,
             А видитъ только своего отца...
             Вотъ подошла, и руки подняла,
             Чтобы обнять... На мигъ остановилась,
             Какъ бы боясь при людяхъ обнаружить
             Свое святое чувство, не стерпѣла
             И обняла по-дѣтски: "крѣпко, крѣпко!"
             О, я увѣренъ,
             Что въ смертный часъ, прощался съ землею,
             Моя душа припомнить этотъ мигъ,
             Какъ лучшее, что знала въ тлѣнной жизни;
             Припомнить все: и этотъ быстрый
             Взмахъ тонкихъ рукъ, и взоръ, любовью полный,
             И дѣтскую застѣнчивую нѣжность.
             Ахъ, Поло, Поло!..
   

ПАОЛО.

                                           Милый, милый брать!
   

ДЖОВАННИ.

             О, что тогда со мною сталось, Поло!
             Все, что я видѣлъ, чудно оживилось:
             Ея отецъ, маститый старецъ Гвидо,
             И тихая привѣтливая мать,
             Какъ батюшка, вдругъ дороги мнѣ стали.
             И все: они, святое дѣло Гвельфовъ,
             Мое былое, все, что ждетъ меня,
             Слилось въ одномъ: Франческа, о, Франческа!
             И я готовъ былъ крикнуть это имя,
             Чтобъ имъ наполнить бѣдный темный міръ,
             Не знающій, не видящій Франчески,
             Какой я въ этотъ мигѣ ее увидѣлъ.
             Нѣтъ, не могу я разсказать словами
             Всего, что чувствовалъ... Но ты поймешь...
             Поймешь, когда скажу, что я не думалъ
             Тебѣ открыться, что хотѣлъ и началъ
             Разсказывать совсѣмъ, совсѣмъ иное.
             И какъ открылся,-- самъ того не знаю,
             Не знаю самъ... О, Боже, Боже!.. О!
   

ПАОЛО.

                                                     Джованни!
             О чемъ же ты вздохнулъ? О чемъ тоскуешь?
             Зачѣмъ въ отчаяньи ломаешь руки?
             Ты любишь,-- но любовь не горе, счастье,
             Такое счастье!..
   

ДЖОВАННИ.

                                 Гм!.. О чемъ тоскую?
             Я стану предъ тобой. Въ меня вглядяся,
             Скажи по совѣсти: кого ты видишь?
   

ПАОЛО.

             Кого я вижу?
   

ДЖОВАННИ.

                                 Да, скажи: кто я?
   

ПАОЛО.

             Ты старшій сынъ мессера Малатеста,
             Синьора Риминійскаго; во всемъ
             Его прямой наслѣдникъ. Нѣтъ сомнѣнья,
             Что послѣ батюшки тебя единогласно
             Весь Римини въ синьоры изберетъ.
   

ДЖОВАННИ.

             И все?
   

ПАОЛО.

                       Нѣтъ, нѣтъ! Ты храбрый воинъ,
             Ты сынъ почтительный, ты добрый братъ;
             Есть тысячи въ тебѣ иныхъ достоинствъ;
             Ты знаешь самъ, и мнѣ перечислять...
   

ДЖОВАННИ.

             Не надо, нѣтъ! Но, перечисливъ ихъ,
             Ты больше ничего ужъ не прибавишь?
   

ПАОЛО.

             Но что жъ прибавить?
   

ДЖОВАННИ.

                                           Я скажу тебѣ...
             Одно забылъ ты: предъ тобой... уродъ.
             Не возражай! Давно я это знаю,
             Давнымъ давно я къ этому привыкъ:
             Еще ребенкомъ, только-что отъ полу
             Я подыматься сталъ, и въ головенкѣ
             Чуть засвѣтилась искорка сознанья,--
             Я зналъ ужъ, что уродъ.
   

ПАОЛО.

                                           Ты зналъ!..
             Что жъ, иль тебя товарищи дразнили?
             Такъ и меня, повѣрь, бранили также:
             "У, у, уродъ! У, злой уродъ! У, скверный!"
             Нѣтъ, милый Джанъ, когда бъ ты видѣлъ,
             Какъ часто вижу я,-- свои глаза,
             Когда они горятъ правдивой мыслью
             Иль свѣтятся живымъ и важнымъ чувствомъ,
             Ты не сказалъ бы про себя: уродъ.
             И та, кому отъ Бога суждено
             Твоей женою стать, и та не скажетъ.
   

ДЖОВАННИ.

             Не утѣшай меня. Тебѣ я вѣрю.
             Пусть у меня прекрасные глаза,
             Но что-то есть въ моемъ лицѣ угрюмомъ,
             Что женщинамъ противно. Боже! Боже!..
             Нѣтъ, вырвать, вырвать изъ груди то чувство,
             Что заронила нѣжная Франческа.
             Не суждено мнѣ знать любви. Нѣтъ, нѣтъ!
   

ПАОЛО.

             Ты разсуждаешь, извини меня,
             О женщинахъ, какъ юноша безусый.
             Вотъ, если бъ -- не сердися, Джанъ,-- ты вздумалъ
             Ухаживать за глупою дѣвчонкой,
             Или за дамой съ вѣтромъ въ головѣ,
             Которой мужъ вдобавокъ опротивѣлъ,--
             Тогда, пожалуй, красота нужна:
             Онѣ грѣшатъ сперва воображеньемъ,
             А послѣ тѣломъ... Я ихъ близко знаю:
             Я самъ такимъ же былъ, какъ и онѣ...
             Но ты жениться хочешь, будешь мужемъ,
             Хорошимъ мужемъ... не такимъ, какъ я.
   

ДЖОВАННИ.

             Ты хвалишь все меня, а вѣдь не правда...
             Во мнѣ такъ много есть дурного, злого,
             Чего не видишь ты, но я-то вижу.
             Что дать могу я женщинѣ взамѣнъ
             И милой красоты, и нѣжной ласки?
             Я въ глубинѣ души угрюмъ и дикъ.
             Я подозрителенъ, ревнивъ ужасно,
             Мнѣ надо зорко за собой смотрѣть,
             Держать себя въ уздѣ, чтобъ не прорваться...
   

ПАОЛО.

             Ты говоришь: "что дамъ взамѣнъ?" -- Любовь.
             А учатъ насъ хорошіе поэты,
             Которые лишь правду говорятъ
             (Есть и лжецы-поэты, да какіе!):
             "Любовь родитъ любовь, и не попуститъ,
             Чтобы того, кто любитъ всей душой,
             Взамѣнъ не полюбили; нѣтъ, любовь
             Любимаго любить заставитъ,
             И любящій найдетъ свою награду".
   

ДЖОВАННИ.

             О, милый братъ! Ты разбудилъ надежду
             Въ моей груди, но я боюся вѣрить...
             Мнѣ шепчется: она такъ хороша,
             И знаетъ это, и не знать не можетъ;
             Вѣдь ей всѣ громко говорятъ о томъ,
             А кто молчитъ -- молчаньемъ подтверждаетъ.
             И какъ ей не гордиться красотой,
             Какъ ей не знать себѣ цѣны, а я!..
   

ПАОЛО.

             Она горда?-- и пусть такою будетъ!
             Не бойся гордой женщины. Нѣтъ, пусть
             Ихъ бѣгаютъ ничтожные людишки,
             Но мужу доблести, ума и чести,
             Чего бояться гордости въ женѣ!
             Не мало въ немъ, чѣмъ можно ей гордиться.
   

ДЖОВАННИ.

             О, если бъ зналъ я, что ея достоинъ!
   

ПАОЛО.

             Достойныхъ нѣтъ ни счастья, ни удачи,
             И недостойныхъ тоже нѣтъ. Вотъ видишь:
             Отецъ мнѣ славную сыскалъ жену,
             Но я былъ глупъ. На сторонѣ искалъ
             Вдали жены "достойныхъ" развлеченій,
             Любовныхъ и иныхъ. Но все же были
             И у меня хорошія минуты,
             Когда я видѣлъ, какъ она добра,
             Внимательна ко мнѣ и нашимъ дѣтямъ,
             Заботлива до мелкихъ мелочей,
             И какъ она душою всей готова
             Мое мужское дѣло полюбить,--
             Да дѣла у меня не находилось...
             И оттого я полюбить не могъ
             Простого дѣла матери, хозяйки
             И любящей жены... О! все я понялъ,
             Но было поздно. Не жена, а трупъ,
             Холодный трупъ лежалъ передо мною.
             Ахъ, тяжело!
   

ДЖОВАННИ.

                                 Голубчикъ мой Полетто!
             Ты взволновался, слезы на глазахъ...
   

ПАОЛО.

             Я плачу о быломъ, о невозвратномъ;
             Оставь меня, а самъ -- будь счастливъ.
             А что я правду говорилъ,-- узнаешь,
             Когда женой Франческу назовешь...
   Ба, ба, ба! Какъ мы, однако, съ тобой заговорились. Пропустили пріѣздъ мессера Гвидо. Слышишь голоса? они ужъ на лѣстницѣ...
   

ДЖОВАННИ.

   Боже мой! Надо навстрѣчу спѣшить.
   

ПАОЛО [особо].

   Спѣши, спѣши! Ты спѣшишь настрѣчу счастью, а, я... Ахъ, Паоло, ты вотъ все радовался и хвалился, что поумнѣлъ съ лѣтами, узналъ и жизнь, и себя, и людей, а право, лучше бы оставаться въ этомъ такимъ же невѣждой, какъ братъ. И лучше, и кажется отъ тебя же и зависѣло!
   

ЯВЛЕНІЕ V.

Тѣ же, мессеръ Гвидо, мессеръ Малатеста, Ансельмо.
Старые синьоры потомъ садятся; молодые и дядька стоятъ.

ДЖОВАННИ.

   Простите, синьоръ, мнѣ не здѣсь, не у дверей, а у воротъ дома слѣдовало встрѣтить васъ.
   

ГВИДО.

   Я вѣрю, мессеръ Джованни, что не нежеланье помѣшало вамъ въ этомъ.
   

МАЛАТЕСТА:

   Садись, Гвидо. А вотъ мой младшій, Паоло.
   

ГВИДО.

   Вашу руку, мессеръ Паоло.
   

ПАОЛО.

   Примите, синьоръ, мое почтенье и вмѣстѣ извиненье.
   

ГВИДО.

   Извиненье? въ чемъ?
   

ПАОЛО.

   Я виноватъ, синьоръ, что брать не встрѣтилъ васъ, какъ того хотѣлъ и какъ то прилично вашей синьоріи. Не зная о вашемъ пріѣздѣ, я задержалъ брата.
   

ГВИДО.

   Ваша рѣчь, мессеръ Паоло, доказываетъ мнѣ, что не даромъ я слышалъ о васъ такъ много хорошаго.
   

ПАОЛО.

   Вы счастливѣе меня, синьоръ.
   

ГВИДО.

   Какъ такъ?
   

ПАОЛО.

   Не шутя, синьоръ, счастливѣе. Вашей синьоріи извѣстно что, про насъ, людей повыше, ужасно какъ любятъ судачить всѣ, отъ самыхъ низкихъ и до тѣхъ, кто хоть на палецъ ниже насъ. И мнѣ не только доводилось мимоходомъ слышать разговоры о себѣ, но самому лично болтать съ болтунами, которые никогда не видали меня въ глаза, и вообразите: всѣ, и тѣ и эти, преисправно бранили, меня.
   

ГВИДО.

   Ты можешь похвалиться сыновьями, Малатеста: одинъ храбръ и уменъ, другой уменъ и храбръ.
   

МАЛАТЕСТА.

   Слава Богу, Гвидо, жаловаться не приходится.
   

АНСЕЛЬМО.

   Съ позволенія вашихъ синьорій, у нихъ у обоихъ одинъ недостатокъ.
   

ГВИДО.

   Какой, Ансельмо?
   

АНСЕЛЬМО.

   Одинъ вдовъ, другой не женатъ, а гдѣ синьоръ, нѣтъ хозяйки, тамъ худые порядки.
   

ГВИДО.

   А вѣдь онъ, пожалуй, правъ, Малатеста.
   

МАЛАТЕСТА.

   И какъ еще правъ, Гвидо. Старшаго особенно пора женить; онъ мой наслѣдникъ и лѣтами давно совершенъ.
   

ГВИДО.

   А я, Малатеста, все не могу опомниться: точно ли я опять у тебя, въ Римини? Эта досадная ссора, а потомъ вражда! И какъ долго она длилась! И мнѣ особенно горько, когда вспомню, что самъ былъ причиной. Вѣдь мы съ тобой оба старые, рожденные Гвельфы. Развѣ у насъ мало общихъ враговъ?
   

МАЛАТЕСТА.

   Правда твоя, Гвидо; всѣмъ намъ сплотиться бы потѣснѣе, встать за святое дѣло дружною семьей.
   

АНСЕЛЬМО.

   Скажите лучше -- родной, синьоръ.
   

ГВИДО.

   Какъ ты сказалъ, Ансельмо?
   

АНСЕЛЬМО.

   Родной или одной, какъ вашей синьоріи угодно.
   

ГВИДО.

   А вѣдь онъ, пожалуй, правъ, Малатеста.
   

МАЛАТЕСТА.

   И какъ еще правъ, Гвидо.
   

ГВИДО.

   Что жъ? Я не прочь породниться съ тобою, Малатеста. У тебя сыновья молодцы, а у меня дочь, смѣло скажу, недурна. Любого изъ твоихъ сыновей охотно возьму я себѣ въ зятья, но, правду сказать, твой старшій знакомѣе мнѣ, а потому больше по нраву. Да и дочка, хотя разъ и мелькомъ, все же видѣла его, а главное знаетъ, что его благородной храбрости обязаны мы спасеніемъ и нашего святого дѣла, и чести, и достоянія.
   

МАЛАТЕСТА.

   И я, Гвидо, не прочь.-- Джованни, о тебѣ рѣчь. Видишь, давеча я едва успѣлъ сойти, какъ мнѣ доложили о пріѣздѣ мессера Гвидо. И правду сказать, пока вы, молодежь, говорили здѣсь наверху о своихъ дѣлахъ, мы, старики, тамъ внизу перемигнулись и шепнули кой-что другъ другу на ушко, и поняли одинъ другого.-- Я согласенъ. Но ты не мальчикъ; мнѣ не стать приказывать тебѣ въ такомъ дѣлѣ: у тебя свой разумъ, свое слово. Говори, за тобой стоитъ теперь дѣло.
   

ДЖОВАННИ.

             Вы, батюшка, и вы, синьоръ... Я видѣлъ
             Всего лишь разъ, и то почти мгновенье,
             Прекрасную Франческу, но солгалъ бы,
             Сказавъ, что видѣлъ,, на яву, во снѣ ли,
             Дѣвицу и красивѣй, и милѣй.
             Вы такъ добры ко мнѣ, синьоръ: меня
             Считаете себѣ достойнымъ зятемъ.
             Не оцѣнивъ такой высокой чести,
             Не понималъ бы я, что значитъ честь...
             Но я боюсь, что вовсе не достоинъ
             Прекрасной вашей дочери, синьоръ.
   

ГВИДО.

             Мессеръ Джованни, я не понимаю...
             "Вы такъ добры... и мнѣ такая честь...
             "Но не достоинъ я". Позвольте. Я,
             Отецъ, и, кажется, не изъ послѣднихъ,
             Считаю васъ достойнымъ. И я знаю,
             Что дочь мнѣ вѣритъ на-слово, и если
             Я ей скажу: онъ человѣкъ достойный,
             Она не скажетъ: "я тебѣ не вѣрю".
             И что вы недостойнаго могли
             Найти въ себѣ? Быть-можетъ, дочь моя
             Вамъ не понравилась, и вы хвалили
             Ее сейчасъ лишь для приличья; можетъ,
             Я самъ вамъ не совсѣмъ пришелъ по нраву,--
             Скажите прямо, просто и не бойтесь:
             Я сохраню къ вамъ прежнее почтенье,
             Я слишкомъ знаю васъ, чтобъ разлюбить.
   

ДЖОВАННИ.

             Нѣтъ, нѣтъ, синьоръ! Не то я вовсе думалъ...
             Но какъ бы вамъ сказать?.. Я... есть во мнѣ...
             Нѣтъ, съ вами я притворствовать не стану,
             И прямо вамъ скажу: я не красивъ,
             Скажу прямѣе: я уродъ.
   

ГВИДО.

                                           Спасибо!
             Спасибо за отвѣтъ, мессеръ Джованни.
             Какъ! дочь моя не въ страхѣ Божьемъ
             Воспитана, а въ мнѣніяхъ людскихъ?
             Она не умъ, не доблесть, и не храбрость
             Отъ дѣтскихъ лѣтъ цѣнить привыкла, нѣтъ!
             Ей личико смазливое угоднѣй!
             Я ей скажу: "тебѣ нашелъ я мужа",
             Она въ отвѣтъ: "какіе глазки, папа,
             У мужа моего? Вѣдь голубые?
             А носъ какой? орлиный? Да? А губки?"
             Вотъ ваше мнѣнье о моей Франческѣ!
             О, изъ-за цвѣта глазъ она забудетъ,
             Что избранный отцемъ въ ея мужья
             И добръ, и храбръ, и честенъ свыше мѣры;
             Что онъ не только-что помогъ отцу,
             Но, ринувшись въ опасный кинетъ боя,
             Спасъ жизнь ему!
   

ДЖОВАННИ.

                                 Синьоръ, вы дали слово
             Не говорить объ этомъ никому.
   

ГВИДО.

             Я слово далъ, и я его сдержу.--
             Клянуся, что сейчасъ, въ пылу, нечайно
             Я измѣнилъ ему...
             Но дочери о томъ я не скажу,
             Пока вы не дозволите. Притомъ же
             Къ чему ей знать? она душой мелка
             И не пойметъ: ей нужны губки, бровки,
             Орлиный носъ, да глазки голубые.

[Джованни быстро уходитъ].

   

ЯВЛЕНІЕ VI.

ТѢ же, безъ Джованни.

ГВИДО.

   Боже мой! я обидѣлъ его. А все горячность моя проклятая!
   

МАЛАТЕСТА.

   Ансельмо, узнай...
   

ПАОЛО.

   Простите, батюшка, что осмѣливаюсь перебить вашъ приказъ. Но дѣло такое важное, а я... О, мессеръ Гвидо, знай вы, какъ братъ полюбилъ вашу дочь! Но всему виной его гибельная мнительность. О, эта мнительность! И я понимаю, что теперь съ нимъ. Онъ полагалъ, что придумалъ сильнѣйшее возраженіе, и вдругъ увидѣлъ, что ошибся; что дочь ваша, синьоръ, не такова, какою онъ, унижая себя, невольно представлялъ себѣ, а такова, какою онъ чтитъ ее въ глубинѣ души. Ему и совѣстно стало, и восторгъ охватилъ его! вѣдь теперь онъ не сомнѣвается въ возможности счастья.
   

ГВИДО.

   Я думаю, вы правы, мессеръ Паоло. И все-таки мнѣ досадно, я могъ бы тоже сказать помягче... Но, вотъ и онъ.
   

ЯВЛЕНІЕ VII.

ТѢ ЖЕ, возвращается ДЖОВАННИ.

ДЖОВАННИ.

   Синьоръ, простите... Я выбѣжалъ такъ поспѣшно... Ради Бога, не подумайте...
   

ГВИДО.

   Джованни! Вѣдь ты позволишь мнѣ звать себя просто Джованни? Сынъ мой, обними меня.
   

ДЖОВАННИ.

   Синьоръ!.. Батюшка!.. Я такъ счастливъ... И я вѣрю вамъ, что Франческа такова, какъ вы сказали... Но...
   

ПАОЛО.

   О, вы только послушайте его, и онъ вамъ придумаетъ еще съ тысячу всевозможныхъ "но!" Батюшка, да прикажите же ему, прикрикните на него!..
   

МАЛАТЕСТА.

   Джованни, я хочу. Слышишь: хочу!
   

ДЖОВАННИ.

   Мой долгъ повиноваться вамъ, батюшка.
   

ПАОЛО [особо].

   Слава Богу! Но на завтра та же мнительность, и... [Громко]. Мессеръ Гвидо, съ позволенія вашей синьоріи, я осмѣлюсь предложить вамъ совѣтъ.
   

ГВИДО.

   Говорите, мессеръ Паоло. Я увѣренъ, что вы дадите дѣльный совѣтъ.
   

ПАОЛО.

   Если вы будете ждать, пока Джанъ соберется пріѣхать, чтобы взять мадонну Франческу себѣ въ жены, -- вы не скоро дождетесь его, онъ опять что-нибудь придумаетъ, опять пойдутъ сомнѣнья. Если батюшка дозволитъ, я поѣду по порученію Джана, и, какъ то въ обычаѣ у знатныхъ людей, подпишу за брата брачный договоръ, и привезу ему жену прямо въ домъ.
   

ГВИДО.

   А вѣдь это, Малатеста, пожалуй, и умно.
   

МАЛАТЕСТА.

   И какъ еще не глупо, Гвидо.
   

АНСЕЛЬМО.

   Съ позволенія вашихъ синьорій, онъ у насъ такой... Я всегда говорилъ: захоти онъ только, только захоти.

Занавѣсъ.

   

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

Другая комната въ домѣ мессера Малатеста, на половинѣ молодыхъ.

ЯВЛЕНІЕ I.

Паоло, Джованни.

ДЖОВАННИ.

             Нѣтъ, Поло, нѣтъ, я не прощу себѣ,
             Что въ этомъ важномъ вѣковѣчномъ дѣлѣ
             Другимъ уговорить себя дозволилъ.
             Не думай, я виню тебя, отца
             Или мессера Гвидо: я виновенъ.
             Я поступилъ безумно, малодушно,
             Какъ жалкій сластолюбецъ. Совѣсть
             Мнѣ говорила: не спѣши, Джованни,
             Узнай ее поближе, убѣдись,
             И твердо убѣдись, что ты не будешь
             Противенъ ей. Полюбитъ ли она,--
             Еще успѣешь счастьемъ насладиться.
             А не полюбитъ,-- ты спасешь ее,
             Спасешь себя отъ горькаго несчастья.
             Зовъ совѣсти небрежно заглушилъ я,
             Я легкомысленно себя увѣрилъ:
             "Вѣдь не одинъ же я женюсь поспѣшно,
             Вѣдь не одинъ же я беру жену
             Не лично самъ, а при чужомъ посредствѣ".
             И вотъ плоды безумнаго рѣшенья,
             И вотъ плоды безсовѣстнаго дѣла!
   

ПАОЛО.

             Послушаешь, какъ ты клянешь себя,--
             Подумаешь и не-вѣсть что случилось!
             На что ты плачешься? О чемъ горюешь?
             Что насъ послушалъ и на ней женился?
             Что счастье у тебя не за горами,
             А близко, возлѣ? Милый мой Джованни,
             Да если бъ не послушался ты насъ,
             То никогда бы, вѣрь мнѣ, не женился.
             Ты съѣздилъ бы въ Равенну двадцать разъ,
             И всякій разъ, оттуда возвращаясь,
             Припоминалъ бы, напримѣръ: "да, нынче
             Она особенно привѣтливо со мной
             О томъ-то говорила за обѣдомъ.
             Да, я любимъ! О, слава, слава Богу!"
             И не успѣлъ бы конь твой пробѣжать
             Двухсотъ шаговъ, какъ ты, дрожа и блѣдный,
             Вдругъ вспомнилъ бы, что нынче жъ за обѣдомъ,
             На твой вопросъ о новомъ трубадурѣ.
             Она не отвѣчала, а взглянула
             Куда-то въ сторону, а тамъ сидѣлъ
             Блестящій графъ Анджелло: "Боже!
             Она меня не любитъ, онъ ей милъ!"
             И тысячи подобныхъ пустяковъ
             Тебя терзали бъ глупо и напрасно.
             И ѣздилъ бы Джованни до сихъ поръ
             Съ надеждою изъ Римини въ Равенну,
             Въ обратной путь съ угрюмою тоской.
   

ДЖОВАННИ.

             Ты говоришь, что я бы не женился,
             Что вѣчно бы блуждалъ, какъ духъ проклятый,
             Межъ домомъ Гвидо стараго и нашимъ?
             Положимъ такъ: и было бы то лучше.
   

ПАОЛО.

             И было бы то лучше! Ты подумай,
             Что ты сказалъ? И было бы то лучше!
             Ужасное, кощунственное слово.
             Иль больше не мила тебѣ Франческа?
             Иль разлюбилъ ее ты? Или...
             О, Господи! не знаю что и думать.
   

ДЖОВАННИ.

             Твоя любовь ко мнѣ такъ велика,
             И такъ слѣпа, что ничего не видитъ.
             Ужли же ты не видишь, что она
             Меня не любитъ и любить не можетъ?
   

ПАОЛО.

             Ты съ нею прожилъ цѣлыхъ десять лѣтъ,
             У васъ дѣтишекъ куча народилась,
             И ты, себѣ на горе, видишь ясно,
             Что у жены ни сердца, ни ума;
             Что вѣчно думаетъ она о платьяхъ,
             О празднествахъ, турнирахъ и гостяхъ;
             Когда нарядъ ей обновить: на Пасху
             Иль въ Духовъ день; какъ разозлятся дамы
             Увидѣвъ новыя ея сережки,
             И прочая. Съ такой пустой женою
             Горюешь ты ужъ цѣлыхъ десять лѣтъ...
             Опомнись, братъ! И мѣсяца вѣдь нѣтъ,
             Какъ ты женатъ. Когда же ты успѣлъ
             Такъ скоро убѣдиться, что она
             Тебя не любитъ и любить не можетъ.
   

ДЖОВАННИ.

             Брани меня, иль смѣйся надо мной,
             Я сердцемъ чувствую, и вѣрю сердцу,
             И вижу ясно...
   

ПАОЛО.

                                 Въ чемъ же? Въ чемъ? скажи.
   

ДЖОВАННИ.

             Ну, хоть бы въ томъ, что не зоветъ меня,
             Не хочетъ звать иначе, какъ синьоръ...
             "Синьоръ, синьоръ" и никогда Джованни.
   

ПАОЛО.

             Мессеръ Джованни! Слышите ли вы?
             Я назвалъ васъ сейчасъ "мессеръ Джованни?"
   

ДЖОВАННИ.

             Зачѣмъ превратно толковать слова!
             Не въ словѣ дѣло, знаю,-- въ звукѣ, въ этомъ
             Духовномъ словѣ глубины душевной.
             И я скажу тебѣ: "какой ты глупый",
             Или: "какой ты пустомеля, Поло",--
             Вѣдь это бранныя слова, но въ звукѣ
             Услышишь ты и дружбу, и любовь.
   

ПАОЛО.

             Твои слова, или вѣрнѣе голосъ,
             Звучащій непритворною тоской,
             Меня пугаетъ болѣ, чѣмъ проклятья
             И жалобы твои. Голубчикъ Джанъ,
             Страшуся я: тебя одолѣваетъ
             Всегордая и злобная хандра,
             Что человѣка ржою разъѣдаетъ
             И обольщаетъ хитрою мечтой.--
             Гони, гони хандривыя мечтанья!
             Они услужливы; они нашепчутъ
             На чувства здравыя тлѣтворный сонъ;
             Ты въ нихъ увѣришься, ты ихъ полюбишь,
             Своимъ глазамъ ты перестанешь вѣрить,
             Своимъ ушамъ ты слушать запретишь.
             Все, что ни сдѣлаетъ твоя Франческа,
             Ея слова, движенья и улыбки,
             До самыхъ незамѣтныхъ пустяковъ,
             Твоя хандра тебѣ перетолкуетъ,
             И ты во всемъ увидишь нелюбовь
             И ненависть къ себѣ. И будетъ горько
             И вмѣстѣ съ тѣмъ отрадно на душѣ.
             Замѣтишь ли ея любовь невольно,
             И тутъ ты скажешь: "нѣтъ, она не любитъ!
             А если бъ и дѣйствительно любила,
             То что мнѣ въ томъ, такой ли ждалъ награды
             Я за свою безмѣрную любовь?
             Ея любовь мелка и равнодушна,
             Вся сплетена изъ жалкихъ мелочей.
             Нѣтъ, лучше мнѣ остаться со страданьемъ,
             Чѣмъ дать себя поработить хоть мигъ
             Симъ жалкимъ призракамъ святого чувства,
             Въ которыхъ нѣтъ и капли той любви,
             Что у меня живетъ въ воображеньи".
   

ДЖОВАННИ.

             Ужасная картина! Поло, Поло!
             Ты въ душу мнѣ проникъ. Ты прочиталъ
             Ея отъ всѣхъ сокрытую страницу,
             Сокрытую доселѣ отъ меня.--
             О, что мнѣ дѣлать? Разувѣрь меня,
             Дай мнѣ увидѣть, дай мнѣ убѣдиться
             На глупости ничтожной, что жена
             Меня не презираетъ. О, не въ томъ,
             Что любитъ ли и можетъ ли любить,
             А только въ томъ хочу я убѣдиться,
             Что нѣтъ въ ея душѣ ко мнѣ презрѣнья.
   

ПАОЛО.

             Помочь тебѣ? Разубѣдить тебя?
             О, я готовъ. Но какъ? Скажи, придумай.
             Все, что ты скажешь, я исполню свято.
   

ДЖОВАННИ.

             Ахъ, что бы сдѣлать? Развѣ вотъ что. Слушай!
             Пойду къ женѣ я, и скажу: "Франческа,
             Тебя зачѣмъ-то хочетъ видѣть деверь"...
             Ну, все равно зачѣмъ... А ты такъ сдѣлай,
             Чтобъ ей меня о чемъ-нибудь пустомъ
             Пришлося попросить. Когда попроситъ,--
             Увѣрюсь я, что былъ несправедливъ,
             Что вся моя тоска -- мечта пустая.
   

ПАОЛО.

             Что жъ, такъ и сдѣлаемъ.
   

ДЖОВАННИ.

                                           Спасибо, Поло;
             Спасибо, братъ, за братскую услугу.

[Уходитъ].

   

ЯВЛЕНІЕ II.

ПАОЛО [одинъ].

             Простая, добрая душа! Простое сердце!
             И воля крѣпкая, какъ мечъ честной!
             Какъ могъ подумать ты, что я прочелъ
             Твоей души сокрытую страницу,
             Что знаешь ты тлѣтворную хандру?
             Гдѣ знать здоровому ребенку боли
             Души измученной преступной страстью?--
             О! если бъ могъ ты догадаться, Джанъ,
             Что я открылъ тебѣ свои страданья.
             О! если бъ зналъ ты о причинѣ ихъ...
             Кто въ душу могъ мнѣ заглянуть, когда я
             Подписывалъ твой брачный договоръ,
             И эта самая рука хотѣла
             На мѣсто словъ, теперь стоящихъ въ немъ:
             "По порученью Джана да Веруккьо,
             Я, братъ его et cetera",-- черкнуть:
             "Я, Поло да Веруккіо, въ супруги
             Беру себѣ Франческу да Полента".
             Въ тотъ страшный мигъ я вспомнилъ твой разсказъ,
             Какъ полюбилъ ты нѣжную Франческу,
             И дрогнула рука.-- О, Джанъ, узнай ты,
             О чемъ мечталось мнѣ, когда скакалъ я
             У колеса повозки, гдѣ сидѣла
             Уже твоя, твоя жена Франческа...
             Я говорилъ: я помню твой разсказъ,
             И помню твердо, какъ сказалъ ты мнѣ:
             "Я въ очи ей глядѣлъ и ясно видѣлъ,
             Что никого изъ насъ она не видитъ,
             А видитъ только своего отца".--
             А я-вотъ не глядѣлъ ей прямо въ очи,
             А чувствовалъ, что въ день, когда ты сталъ
             Ея супругомъ, въ часъ, когда читали
             Вашъ брачный договоръ, и послѣ, послѣ,
             За самымъ вашимъ свадебнымъ столомъ,
             Она меня лишь видѣла.-- И шпорилъ,
             Горя мечтой, я борзаго коня,
             И изъ груди лилася громко пѣсня
             На голосъ, созданный моей душой,
             Все та же пѣснь: любовь родитъ любовь
             И любящій найдетъ свою награду.--
             Опомнись, Поло! Собери остатокъ
             Въ развратномъ прошломъ захилѣвшей воли!
             Она сейчасъ придетъ, и ты... ты долженъ,--
             Опять по порученью брата!-- долженъ
             Быть ихъ посредникомъ въ любви. Припомни:
             Ты счастье обѣщалъ ему съ Франческой,
             Ты далъ совѣтъ, какъ ихъ соединить,
             Самъ вызвался привезть ему супругу,
             Да и сейчасъ... О, сердце! разорвись,
             Но долгъ свой помни, и исполни свято.
   

ЯВЛЕНІЕ III.

Паоло, Франческа.

ФРАНЧЕСКА.

             Мнѣ мужъ сказалъ, что вы, синьоръ, желали
             Мнѣ что-то передать, или спросить...
   

ПАОЛО.

             Да, милая невѣстка, я желалъ.
   

ФРАНЧЕСКА.

             Я рада слушать васъ, мой милый деверь.
   

ПАОЛО.

             Вамъ брать не сказывалъ въ чемъ дѣло?
   

ФРАНЧЕСКА.

                                                               Нѣтъ.
   

ПАОЛО [особо].

             Безхитростный! И тутъ не смогъ солгать!
   

ФРАНЧЕСКА.

             Итакъ, я слушаю.
   

ПАОЛО.

                                 Сію, сію минуту...
             Вотъ дѣло въ чемъ: я написалъ сонетъ,
             И мнѣ хотѣлось бы о немъ услышать мнѣнье,
             А вы, извѣстно всѣмъ, умѣете цѣнить
             Поэзію.
   

ФРАНЧЕСКА.

                       Читайте же скорѣе.
   

ПАОЛО.

             Сейчасъ, сейчасъ... Но видите ли что...
             Быть-можетъ, вамъ покажется то страннымъ...
             Не знаю, право, какъ бы объяснить...
             Ну, словомъ, мы побились объ закладъ:
             Братъ увѣрялъ, что будто вы, невѣстка,
             Не захотите попросить меня
             Прочесть сонетъ, лишь только вздумай онъ,--
             И мы побились на десять червонцевъ.
   

ФРАНЧЕСКА.

             Чего же вы хотите?
   

ПАОЛО.

                                 Я прошу васъ,
             Подите къ мужу, и скажите: "Джанъ,
             Твой Паоло ужаснѣйшій упрямецъ;
             Мнѣ хочется сонетъ его услышать,
             А онъ кричитъ: нѣтъ, нѣтъ, я не прочту,
             Пока самъ Джанъ просить меня не станетъ".
   

ФРАНЧЕСКА.

             А иначе?
   

ПАОЛО.

                                 Я проигралъ закладъ.
   

ФРАНЧЕСКА.

             Вы проиграли.
   

ПАОЛО.

                                 Но отчего бы
             Не попросить?..
   

ФРАНЧЕСКА [особо].

                                 Опять! [Громко]. А! наконецъ,
             Я поняла въ чемъ дѣло. Мужъ мой вздумалъ
             Мою покорность испытать...
   

ПАОЛО.

                                           Позвольте...
   

ФРАНЧЕСКА.

             Мнѣ очень, очень жаль, мой милый деверь,
             Что я на первую же вашу просьбу
             Принуждена отвѣтить "нѣтъ". Быть-можетъ,
             Вы и осудите меня за то,
             Что я прибавлю. Только, смѣю думать,
             Не я виною, что ему угодно
             Мѣшать въ такое дѣло постороннихъ,
             Хотя бы брата. Если онъ и точно
             Имѣетъ вѣрный поводъ сомнѣваться
             Въ моей покорности, то могъ бы, право,
             Придумать хитрость поумнѣй заклада.
             Вѣдь я не соколъ...
   

ПАОЛО [особо].

                                 О, глупецъ несчастный!
             Что ты надѣлалъ... [Громко]. Милая невѣстка,
             Клянусь, во всемъ, что я сейчасъ сказалъ,
             И слова правды нѣтъ, все ложь и ложь,
             И я же выдумалъ!..
   

ФРАНЧЕСКА.

                                           Съ чего могла бы
             Вамъ въ голову прійти такая шутка?
             Съ какого повода?
   

ПАОЛО.

                                 О, ради Бога,,
             Молю васъ, успокойтесь! Правда, братъ
             Замѣтилъ нынче вскользь, что вы доселѣ
             Къ нему не обращались ни съ какой,
             Хотя бы съ крошечной, пустячной просьбой.--
             О, если бъ вы слыхали, сколько грусти
             Звучало въ голосѣ его тогда,
             Вы извинили бы навѣрно мой поступокъ,
             Руководимый пламеннымъ желаньемъ
             Хотя немного успокоить брата.
   

ФРАНЧЕСКА.

             Я съ перваго же раза, милый деверь,
             Какъ васъ увидѣла, узнала васъ
             За добраго и любящаго брата.
             Сейчасъ я снова въ этомъ убѣдилась.
             Достойно съ вашей стороны, что вы
             Ошибку мужа на себя берете.
   

ПАОЛО.

             Вы мнѣ не вѣрите?
   

ФРАНЧЕСКА.

                                           Я вѣрю вамъ.
   

ПАОЛО.

             И вы могли подумать, что Джованни,
             Такой простой и добрый человѣкъ!..
   

ФРАНЧЕСКА.

             Я слышала отъ батюшки объ этомъ.
   

ПАОЛО.

             И сами скоро убѣдитесь въ томъ.
   

ФРАНЧЕСКА.

             И буду очень рада...
   

ПАОЛО.

                                           Но...
   

ФРАНЧЕСКА.

                                                     Довольно.
             Охотно вѣрю вамъ, что я ошиблась,
             И если "да",-- то все, что я сказала,
             Останется межъ нами. Если "нѣтъ",--
             То я прошу васъ: передайте брату,
             Что честь дороже мнѣ его закладовъ,
             Не только въ десять, въ тысячу червонцевъ.--
             Итакъ, я жду сонета, милый деверь.
   

ЯВЛЕНІЕ IV.

Тѣ же, Ансельмо.

АНСЕЛЬМО [извнѣ].

   Синьора, мадонна Франческа [вошелъ]. А, вотъ вы гдѣ! Пожалуйте скорѣе на свекрову половину. Нежданные гости, синьора. Вашъ батюшка и съ матушкой, и съ ними какая-то молоденькая синьорина.
   

ФРАНЧЕСКА.

   О, это Антонія! Бѣгу... Извините, милый поэтъ, мы прочтемъ ваши стихи въ другой разъ [уходитъ].
   

ПАОЛО.

   Помилуйте!..
   

ЯВЛЕНІЕ V.

Паоло, Ансельмо.

АНСЕЛЬМО.

   Куда вы, мессеръ Паоло?
   

ПАОЛО.

   Какъ куда? Поклониться новымъ роднымъ.
   

АНСЕЛЬМО.

   Погодите, дайте имъ наобниматься, нацѣловаться, налюбоваться другъ на друга. Не весело вѣдь будетъ ждать, пока они замѣтятъ васъ и скажутъ: "ахъ, мессеръ Паоло, и вы здѣсь".
   

ПАОЛО.

   Правда, обождемъ немного.
   

АНСЕЛЬМО.

   А мнѣ, кстати, хочется кой о чемъ спросить васъ.
   

ПАОЛО.

   Спрашивай, Ансельмо.
   

АНСЕЛЬМО.

   Замѣчали ли вы, мессеръ Паоло, чтобъ наши молодые ссорились?
   

ПАОЛО.

   Нѣтъ.
   

АНСЕЛЬМО.

   И я не замѣчалъ, синьоръ.
   

ПАОЛО.

   И слава Богу!
   

АНСЕЛЬМО.

   Нѣтъ, синьоръ, не слава Богу, а плохо.
   

ПАОЛО.

   Чѣмъ же плохо?
   

АНСЕЛЬМО.

   Видите, мессеръ Паоло, я не даромъ седьмой десятокъ живу на свѣтѣ: пріучился кой-что замѣчать. И говорю: когда молодые въ началѣ не ссорятся -- плохо; послѣ ссориться будутъ.
   

ПАОЛО.

   О, еще успѣютъ!
   

АНСЕЛЬМО.

   Нѣтъ, синьоръ, послѣ поздно будетъ; надо въ медовой мѣсяцъ почаще ссориться.
   

ПАОЛО.

   Вотъ новость!
   

АНСЕЛЬМО.

   Старая какъ Божій свѣтъ, мессеръ Паоло. Видите, про Адама съ Евой нр писано, чтобъ они въ раю ссорились, и худо вышло: змій подвернулся. Любовь, мессеръ Паоло, не боится ссоръ. Амуръ нарочно подзадориваетъ молодыхъ: "поссорьтесь; пожалуйста, изъ пустяковъ поссорьтесь, яснѣе увидите, какъ хороши любовь и согласье".
   

ПАОЛО.

   А вѣдь ты, пожалуй, правъ, старикъ.
   

АНСЕЛЬМО.

   А наши не ссорятся.
   

ПАОЛО.

   Что жъ, не поссорить ли намъ ихъ?
   

АНСЕЛЬМО.

   Зачѣмъ ссорить,-- это, мессеръ Паоло, дьяволово дѣло.
   

ПАОЛО.

   Ну, дастъ Богъ, сами поссорятся.
   

АНСЕЛЬМО.

   Дай-то, Боже. Я свѣчу Мадоннѣ поставилъ, чтобъ поссорились, а поссорятся, -- обѣщалъ серебряное сердечко ей навѣсить. И еще...

[Входятъ: Франческа и Антонія].

   

ЯВЛЕНІЕ VI.

Тѣ же, Франческа, Антонія.

АНСЕЛЬМО.

   Сейчасъ, сейчасъ, синьора. Моя вина: задержалъ на минутку мессера Паоло на вашей половинѣ. Вижу, поговорить вамъ хочется съ подругой. Что жъ, поговорите; мы уйдемъ, синьора, сейчасъ уйдемъ. [Кланяясь]. Съ позволенія вашихъ синьорій... Идемте же, мессеръ Поло, идемте.

[Оба уходятъ].

   

ЯВЛЕНІЕ VII.

Франческа, Антонія.

АНТОНІЯ.

   Какой забавный и милый старичокъ!
   

ФРАНЧЕСКА.

   Оставь его, Тони.
   

АНТОНІЯ.

   Что съ тобою, Франческа? На тебѣ лица нѣтъ.
   

ФРАНЧЕСКА.

   Можетъ-быть, Антонія, можетъ-быть.
   

АНТОНІЯ.

   Что съ тобою? Говори же, ради Бога.
   

ФРАНЧЕСКА.

             Ты помнишь ли, какъ мы вдвоемъ съ тобой
             Стояли въ нашей спальнѣ у окошка
             И ждали, глядя на мощеный дворъ,
             Пріѣзда жениха. Ты помнишь, Тони?
   

АНТОНІЯ.

             О, какъ же! помню, даже очень помню.
   

ФРАНЧЕСКА.

             Вотъ поѣздъ показался; много, много
             Блестящихъ всадниковъ; ты ихъ считала.
             Но вотъ одинъ, статнѣе всѣхъ и краше,
             Подъѣхалъ прямо къ нашему крыльцу
             И спѣшиваться сталъ. Ты помнишь, Тони,
             Какъ ты, прижавшися ко мнѣ всѣмъ тѣломъ,
             И голосомъ дрожащимъ мнѣ шепнула:
             "Вотъ это мужъ твой, милая Франческа",
             И залилась слезами?
   

АНТОНІЯ.

                                           Помню, помню.
   

ФРАНЧЕСКА.

             Теперь ты знаешь, что не онъ, не Поло,
             Мой мужъ, а тотъ другой... хромой... Джованни...
   

АНТОНІЯ.

             Да, знаю я.
   

ФРАНЧЕСКА.

                                 Скажи жъ ты мнѣ:
             Скажи всю правду, заклинаю Богомъ
             И нашей Госпожей Маріей-Дѣвой!
             Ты знала или нѣтъ, что онъ не будетъ
             Мнѣ мужемъ никогда? И почему
             Ты мнѣ сказала: "вотъ твой мужъ, Франческа".--
             Пришло ли просто въ голову тебѣ,
             Или тебя сказать такъ научили?
   

АНТОНІЯ.

             Сейчасъ припомню.-- Вотъ какъ было дѣло:
             Ты знаешь, я какъ дикая коза
             Повсюду прыгаю, и за два дня
             До твоего замужства я впрыгнула
             Съ разбѣга въ комнату мессера Гвидо.
             Тамъ съ нимъ сидѣлъ красивый, статный
             И милый дворянинъ. То былъ твой деверь.
             Мнѣ стало стыдно, я скорѣй оттуда...
             На утро мнѣ сказали, что синьоръ
             Зоветъ меня, я крѣпко испугалась
             И думала: ну, будетъ нагоняй
             Мнѣ за вчерашнее. Но твой отецъ
             Съ веселою улыбкой: "хорошо ли
             Ты разглядѣла, дикая коза,
             Вчерашняго синьора?" -- О, отлично.
             "Такъ помни же, что это мужъ Франчески;
             Но ты покуда ей не говори,
             А завтра онъ торжественно пріѣдетъ,
             И будете изъ спальни вы глядѣть
             На поѣздъ, и тогда ты скажешь:
             Вотъ это мужъ твой, милая Франческа".
             Я такъ и сдѣлала.
   

ФРАНЧЕСКА.

                                           И правду
             Сказала ты?
   

АНТОНІЯ.

                                 Клянусь, святую правду.
   

ФРАНЧЕСКА.

             Отецъ... Отецъ... Зачѣмъ ему?.. Постой.
             Теперь я вспоминаю, что отецъ
             Сказалъ мнѣ: у мессера Малатеста
             Два сына есть и оба молодцы,
             И одного зовутъ Джованни-Поло,
             Другого Паоло-Джованни. "Странно",
             Невольно я промолвила. А онъ:
             "Что дѣлать, дочка, такъ отцу хотѣлось
             И патеру пришлося такъ крестить.
             А твой, прибавилъ онъ,-- Джованни-Поло".
             А вѣдь не правда! ихъ зовутъ: Джованни,
             Джованни просто; Поло, просто Подо.
   

АНТОНІЯ.

             Ахъ, бѣдная Франческа! Я дивлюся,
             Какъ ты могла все время быть покойна,
             Когда читали брачный договоръ:
             Вѣдь слышала же ты.
   

ФРАНЧЕСКА.

                                           А ты сама,
             Ты тоже слышала, и не сказала.
   

АНТОНІЯ.

             О, я узнала только-что вчера,
             Какъ мы сюда поѣхали. Ты знаешь,
             Я на латынь всегда была туга,
             Но ты отлично знаешь по-латыни,
             И пишешь хорошо, и говоришь.
             Ужли же ты не поняла?
   

ФРАНЧЕСКА.

                                           Ахъ, Тони!
             Что мнѣ за дѣло было до того,
             Что патеръ подъ-носъ бормоталъ гнусливо;
             Что за охота слушать мнѣ была,
             Что именно за мной даетъ отецъ
             И что я получу по смерти мужа,--
             Когда онъ тутъ стоялъ живой, такъ близко.
             Я слушала: Джованни, Поло, Гвидо,
             И думала: сейчасъ прочтетъ: Франческа,
             Дай погляжу на мужа моего,--
             Что будетъ съ нимъ, какъ назовутъ меня;
             Онъ радостно и нѣжно улыбнулся,
             И я молилась: "Слава, слава Богу!
             Какое счастье: мужу я мила!"
   

АНТОНІЯ.

             О! я бы то же дѣлала, Франческа.--
             Когда же ты и какъ узнала все?
   

ФРАНЧЕСКА.

             Ты хочешь знать, какъ я узнала, Тони,
             Свою судьбу, такъ слушай. Мы сюда
             Пріѣхали ужъ поздно, темной ночью.
             Я какъ разбитая была съ дороги
             И попросила, чтобъ меня, скорѣе,
             Скорѣй какъ можно, уложили спать.
             Уснула какъ убитая. По утру,
             Чуть я проснулась, въ головѣ мелькнуло:
             Гдѣ я?.. Вѣдь я не дома, нѣтъ... О, Боже!
             Я замужемъ... Но гдѣ жъ мой милый мужъ?
             И только-что хотѣла приподняться,
             Какъ слышу я какіе-то шага.
             Я обернулась, и гляжу, и вижу,
             Что кто-то въ комнату вошелъ. "Кто тутъ?"
             Я крикнула въ испугѣ. Незнакомый
             Мнѣ человѣкъ заковылялъ ко мнѣ,
             И, наклоняся нѣжно надо мною,
             Сказалъ съ такою ласковой улыбкой:
             "Не бойся, милая моя Франческа,
             Вѣдь это я, твой мужъ, твой Джанъ". Ахъ, Тони!
             Отъ ужаса ни слова не могла
             Я вымолвить, ни крикнуть, ни заплакать.
             Я точно стала ледяною глыбой,
             И какъ я не сошла въ тотъ мигъ съ ума,
             То Господу извѣстно.
   

АНТОНІЯ.

                                           Ахъ, Франческа!
             Бѣдняжечка! Овечка ты моя!
             О, какъ тебя ужасно обманули!
   

ФРАНЧЕСКА.

             Да, обманули... Ты сказала правду...
             Зачѣмъ, кому, скажи мнѣ, надо было
             Такъ обмануть меня?.. Отцу?..
   

АНТОНІЯ.

                                                     О, нѣтъ!
             Отецъ твой такъ правдивъ и благороденъ,
             Такъ не способенъ на обманъ.
             Мессеру Паоло?
   

ФРАНЧЕСКА.

                                 Кому же?
   

АНТОНІЯ.

                                                     Не можетъ-быть.
             Онъ смотритъ такъ открыто, прямо.
             Онъ славный человѣкъ. Нѣтъ, онъ не можетъ.
             Я знаю, что не можетъ.
   

ФРАНЧЕСКА.

                                           Боже, Боже!
             Я думала и думала опять
             И ничего придумать не могла я,
             А сердце шепчетъ: это онъ, твой мужъ,
             Ему лишь, хитрому хромцу, могла
             Прійти такая злая мысль.
   

АНТОНІЯ.

                                                     Франческа!
             Грѣшно такъ дурно говорить про мужа.
   

ФРАНЧЕСКА.

             Грѣшно, грѣшно! Я знаю, что грѣшно.
             Но что жъ мнѣ дѣлать? Кто же, какъ не онъ?
   

АНТОНІЯ.

             Зачѣмъ ему?
   

ФРАНЧЕСКА.

                                 Зачѣмъ? Какъ знать объ этомъ?
             Я знаю только, что сойду съ ума
             Иль утоплюсь, иль руки наложу...
   

АНТОНІЯ.

             О, Боже! что ты говоришь, Франческа?
             Скорѣе осѣни себя крестомъ.
   

ФРАНЧЕСКА.

             Зачѣмъ? скажи, зачѣмъ?..
   

АНТОНІЯ.

                                           Ахъ!.. тише, тише!
             Рыдай потише. Чу, сюда идутъ.
             Быть-можетъ, мужъ... Нѣтъ, это наша мама.

[Вошла мать Франчески].

   

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Тѣ же, мать Франчески.

ФРАНЧЕСКА.

             Зачѣмъ? скажи, зачѣмъ?.. Ахъ, мама, мама!
   

МАТЬ.

             Что съ нею, Тони?.. Дай скорѣй воды...
             Куда пошла?.. Вонъ, гдѣ вода стоитъ...
             Франческа, милая, о чемъ ты плачешь?..
             Давай же, Тони... Пей, Франческа, пей...
             Теперь присядь... И разскажи... Ахъ, грѣхъ!..
             Ахъ, грѣхъ какой!.. Ахъ, ты отъ слезъ не сможешь...

[Антоніи].

             И ты стоишь глухая и нѣмая,
             Разсказывай скорѣй.
   

АНТОНІЯ.

                                           Ахъ, мама, мама!
   

МАТЬ.

             И эта плачетъ... Охъ, бѣда мнѣ съ вами!
             Да говори же, Тони, говори.
   

АНТОНІЯ.

             Ахъ, мама, видите... Сказать, Франческа?
   

МАТЬ.

             Я мать, и ты должна сказать мнѣ, Тони.
   

АНТОНІЯ.

             Сказать Франческа? Да?
   

ФРАНЧЕСКА.

                                           Да, Тони, да.
   

АНТОНІЯ.

             Вотъ видите, она... Сказали Поло.
             А мужъ ея не Поло, а Джованни...
             Мнѣ кажется, какъ будто... обманули...
   

МАТЬ [особо].

             А! вотъ въ чемъ дѣло... Говорила я... [Громко].
             Зачѣмъ такъ сдѣлано, сама не знаю,
             Мнѣ старый Гвидо приказалъ.
   

ФРАНЧЕСКА.

                                                     Отецъ?
   

МАТЬ.

             Да, онъ. А для чего онъ вздумалъ,
             Я не могла добраться. На разспросы
             Онъ отвѣчалъ: "Такъ надо". Я привыкла
             Во всемъ ему на слово вѣрить.
   

ФРАНЧЕСКА.

                                                     Мама,
             И онъ доселѣ вамъ не объяснилъ?
   

МАТЬ.

             Нѣтъ, дочка, нѣтъ. "Узнаешь послѣ, послѣ".
             Вотъ все, чего я отъ него добилась.
   

ФРАНЧЕСКА.

             И все-таки зачѣмъ?
   

МАТЬ.

                                           Ну, полно, полно!
             Пойдемте; вѣдь меня отецъ послалъ,
             Сказавъ: "о чемъ онѣ тамъ разболтались".
   

ФРАНЧЕСКА.

             Позвольте, мама, я сейчасъ, сейчасъ.
   

МАТЬ.

             Ахъ, да! Еще скажу: когда пришло
             Твое письмо, онъ мнѣ, прочтя, примолвилъ:
             "Здорова и довольна! Только? только?
             Ни одного сердечнаго словечка?"
             И съ той поры какъ будто загрустилъ.
             Замѣтила ты, Тони?
   
   

АНТОНІЯ.

                                           Какъ же, очень...
   

ФРАНЧЕСКА.

             Тутъ тайна есть, но я ее узнаю,
             Во что бы то ни стало допытаюсь!..
             И если мужъ мой виноватъ,-- тогда...
             Ну, что тогда, сварливая овечка?
   

МАТЬ.

             Ну, что тогда? Живи-ка лучше смирно,
             А мужъ твой добрый и тебя такъ любитъ.
             Сейчасъ-вотъ какъ отецъ сказалъ: "поди-ка,
             Чего онѣ тамъ разболтались", онъ
             Сказалъ такъ тихо: "долго не видались,
             Пускай ихъ, милый тесть, поговорятъ".
             Пойдемъ же...
   

ФРАНЧЕСКА.

                                 Я... сію, сію минуту...
   

ГВИДО [извнѣ].

             Гдѣ ты, жена?
   

МАТЬ.

                                 Я... здѣсь, синьоръ мой, здѣсь...
             Охъ, будетъ намъ за мѣшкотность гроза.
   

ЯВЛЕНІЕ IX.

Тѣ же, мессеръ Гвидо.

ГВИДО.

             Со мной какъ въ сказкѣ... Скрылася овечка
             И козочку съ собою увлекла.
             Послалъ старикъ старуху за козою,
             Нейдетъ старуха, не ведетъ козы,
             Коза овечки за собой не тащитъ:
             Иди, старикъ, гони свою старуху...
             Что долго такъ?.. Э, э!.. Не смѣхъ тутъ, слезы...
             О чемъ такомъ? Старуха, отвѣчай...
   

МАТЬ.

             Я говорила, мой синьоръ, не разъ:
             Зачѣмъ кривить? не лучше ль сдѣлать прямо?
             Но ты хотѣлъ по-своему устроить,
             А вышло худо: обманули дочку...
   

ГВИДО.

             Обманъ? Кто говоритъ обманъ?
   

АНТОНІЯ.

                                                     Синьоръ...
   

МАТЬ.

             Не лги; не ты, а я сказала, я.
             И повторю: обманъ, обманъ безчестный!
             Ты, мой синьоръ, сердися на меня,
             Я къ гнѣву твоему давно привыкла.
             Какъ сердце отойдетъ, такъ самъ же скажешь:
             "Ну, не сердись; самъ знаю, виноватъ".
   

ГВИДО.

             Обманъ?.. Обманъ?..
   

МАТЬ.

                                           Еще скажу словечко:
             Быть-можетъ, въ дочку мысль ты заронилъ,
             Что мужъ ея въ обманѣ томъ виновенъ.
   

ГВИДО.

             Виновенъ мужъ? Такъ слушайте же всѣ.
             А ты особенно, Франческа, слушай.--
             Какъ сговорились мы, отцы, о свадьбѣ,
             Рѣшили Джана о тебѣ спросить.
             А онъ: "синьоръ, ея я не достоинъ".
             Какъ! почему? "Я не красивъ, уродъ".
             Какъ я тогда за дочь мою вспылилъ!
             Ей красота нужна? Не умъ, не сердце,
             Не доблести душевныя, а тѣло?
             Что жъ правду я сказалъ?
   

АНТОНІЯ.

                                           Конечно.
   

ГВИДО.

             Молчи, коза; ты, дочка, Ѣтвѣчай.
   

ФРАНЧЕСКА.

             Я думаю, что правду.
   

ГВИДО.

                                           Слава Богу,
             Я не ошибся въ дочери моей!--
             Но Джанъ свое. Спасибо, милый Поло
             Самъ вызвался, что съѣздитъ за тобой.
             Такъ и рѣшили. Слушай дальше, дочка.
             Вернулся я въ Равенну, началъ хвастать
             Передъ друзьями, что просваталъ дочку.
             "Что? за кого"? За сына Малатеста.
             "За вдоваго"? За старшаго, за Джана.
             И въ голосъ всѣ друзья: "Гм! за Джованни".
             Я и задумался.
   

МАТЬ.

                                 Ахъ, Гвидо, Гвидо!
   

ГВИДО.

             Да что жъ такое въ Джанѣ есть? скажите.
             Въ отвѣтъ: "Синьоръ, конечно, ваша дочка
             Умна и хороша, но знаютъ всѣ:
             Немножко горделива. А про Джана
             Всѣ наши дамы знаютъ, что уменъ
             И храбръ, и все... да не красивъ собою.
             И какъ дойдетъ такая вѣсть до вашихъ:
             Глядите, заупрямится Франческа
             И вамъ ее не выдать замужъ силой.
             Не вышло бы скандала вмѣсто свадьбы,
             Охъ, берегитесь"! Я просить друзей,
             Чтобъ дамамъ о просватаньѣ ни слова.
             И вновь задумался.
   

МАТЬ.

                                           Жену спросить бы.
   

ГВИДО.

             Тутъ мною овладѣлъ лукавый демонъ
             И сталъ шептать: конечно, старый Гвидо,
             Ты лучше мужа дочкѣ не найдешь,
             Какъ нареченный твой зятекъ Джованни.
             Она съ нимъ будетъ счастлива. А счастье
             Такая вещь, что можно даже силой
             Дѣтей упрямыхъ принуждать къ нему.
             Такъ и тебѣ принудить надо дочку:
             Она поплачетъ, послѣ рада будетъ.
             Но вотъ бѣда: друзья, пожалуй, правы;
             Какъ заупрямится она чрезмѣрно,
             Не вышло бы скандала вмѣсто свадьбы.
             Послушай, Гвидо: сила хороша,
             А хитрость лучше и умнѣе силы.
             Давай хитрить, чтобъ осчастливить дочку.
             Подумай только: какъ отлично вышло,
             Что Поло вызвался за брата съѣздить.
             Дочь не узнаетъ, что ее ты хочешь
             За некрасиваго отдать. Она
             Видала Джана у святого Марка,
             Да вѣдь сама сказала: "я не помню,
             Ихъ много было тамъ, совсѣмъ не помню".
             Ты такъ сказала мнѣ?
   

ФРАНЧЕСКА.

                                           Да, папа.
             Я правду говорила.
   

ГВИДО.

                                 Слушай дальше.
             Я разъ схитрилъ: придумалъ имена.
             Въ другой схитрилъ: ее-вотъ научилъ
             Чтобъ солгала тебѣ; схитрилъ и въ третій:
             Велѣлъ, и на-строго, чтобъ патеръ подъ-носъ
             Себѣ читалъ вашъ брачный договоръ.
             И былъ я радъ: схитрилъ-то такъ удачно!
             Да вотъ письмо твое меня смутило,
             А то, что мать сказала, вдвое болѣ.
             Нѣтъ, вражья хитрость видно не крѣпка,
             Хоть и красива съ виду. А теперь
             Во всемъ тебѣ покаялся я, дочка.
             Прощаешь ли?.. простишь ли ты меня?..
   

ФРАНЧЕСКА.

             Да, папа, да... А было бъ лучше...
   

ГВИДО.

                                                     Знаю,
             Что было бъ лучше, да нельзя вернуть.
             Теперь вы обѣ насъ вдвоемъ оставьте,
             Скажите, что сейчасъ... А мы... Ушли вы?

[Ушли: мать Франчески и Антонія].

   

ЯВЛЕНІЕ X.

Мессеръ Гвидо, Франческа.

ГВИДО.

             Теперь, какъ мы одни, скажи Франческа:
             Ты думала, что мужъ во всемъ виновенъ?
   

ФРАНЧЕСКА.

             Ахъ, папа!..
   

ГВИДО.

                                 Не грѣши же болѣ. Онъ,
             Сама увидишь, вовсе не способенъ
             Ни къ малой хитрости. И знай: твой Джанъ
             Въ послѣднюю войну не только спасъ
             Нашъ домъ отъ гибели, но храброю рукою
             Меня отъ смерти защитилъ въ бою.
             И знай еще, что взялъ съ меня онъ клятву
             Не говорить объ этомъ никому,
             Ниже тебѣ. И да проститъ Господь
             Меня за нарушенье клятвы! Слышишь?
             Нарушилъ клятву я, чтобъ успокоить
             Твою не имъ взволнованную душу.
             Ты будешь помнить?
   

ФРАНЧЕСКА.

                                           Буду, буду, папа.
   

ГВИДО.

             Спасибо, дочка! [Поцѣловалъ ее].
                                 А теперь... вотъ видишь,
             Другимъ знать не зачѣмъ о томъ, что было
             Здѣсь между нами. Станутъ говорить:
             "Не въ мѣру расхвалился старый Гвидо
             Своей правдивостью". Пойду, скажу,
             Что будто прихворнула ты, и мужа
             Къ тебѣ пришлю, а слѣдомъ мы гурьбою
             Придемъ узнать: получше ли.-- А ты,
             Ты будешь умницей, моя Франческа?
             Не правда ли?
   

ФРАНЧЕСКА.

                                 О! буду.
   

ГВИДО.

                                           Вотъ спасибо.

[Еще цѣлуетъ дочь и уходитъ].

   

ЯВЛЕНІЕ XI.

Франческа, одна.

             "Онъ спасъ мнѣ жизнь, и клятву взялъ съ меня,
             Что никому объ этомъ не скажу я,
             Ниже тебѣ". О, какъ онъ благороденъ!
             Великая душа! И я готова
             По манію руки его высокой
             Отдать и жизнь, и все... Ахъ, папа, папа!
             На все готова я, но какъ я сердце
             Любовью полюбить его заставлю?--
             "Онъ спасъ мнѣ жизнь". Да если бъ рабъ послѣдній
             Тебя отъ смерти спасъ, я и его
             Любила бы какъ дорогого брата.
             За нимъ ухаживать, его покоить
             Всю жизнь ему на службу посвятить,
             Одной себѣ заботы всѣ присвоить
             О счастіи его... но полюбить!..
             "Ты будешь умницей". О, да, я буду,
             Кляну ея буду! Но холодной умъ
             Его царемъ моихъ сердечныхъ думъ
             Не сотворитъ во вѣкъ. Не въ силахъ всюду
             Я образа его носить съ собой.
             За что любить его -- я твердо знаю,
             Но тотъ, по комъ я любящей душой
             Въ истомѣ и тоскѣ нѣмой страдаю,--
             Не знаю я, за что его люблю.
             За красоту?.. О! пусть его въ бою
             Обезобразятъ завтра же. И все же
             Онъ съ каждымъ часомъ будетъ мнѣ дороже...
             О безобразіи его молить
             Готова я Тебя, Всесильный Боже!
             Его лицо мнѣ вдвое станетъ мило,
             И возрастетъ любви святая сила,
             И жадно, жадно стану я ловить
             Его улыбки чудной выраженье,
             Его очей печальныхъ оживленье,
             Его слова, сердечно-милый смѣхъ,
             И клясть себя за этотъ страшный грѣхъ...
             О, Поло! для чего осуждена я
             Тебя любить, рыдая и стеня.

[Опускаясь на колѣни].

             Спаси меня, Мадонна Пресвятая,
             Своимъ святымъ покровомъ осѣня!

[Встаетъ съ колѣнъ. Входитъ Джованни].

   

ЯВЛЕНІЕ XII.

Франческа, Джованни.

ФРАНЧЕСКА.

             О, Боже мой!-- Джованни!
   

ДЖОВАННИ.

                                           О, Франческа!
             За это слово я готовъ отдать
             Всѣ дни, что мнѣ осталось жить на свѣтѣ.
   

ФРАНЧЕСКА.

             Простите мнѣ, синьоръ мой, я была
             Несправедлива къ вамъ, готова вѣрить
             Малѣйшему пустому подозрѣнью.
             Отнынѣ я клянусь и обѣщаю
             Быть вѣрной и покорною женой.
   

ДЖОВАННИ.

             Нѣтъ, милая Франческа, не клянися.
             Будь только любящей женой, и станешь
             Покорною, и вѣрною, и славной,
             И доброю, и кроткою женой.
             Ты съ изумленьемъ смотришь на меня:
             Нѣмой твой Джанъ заговорилъ съ тобою!
             Не думай, милая, что я слова
             Нарочно подбираю, чтобы ими
             Плѣнить тебя. Послушай, твой отецъ
             Спросилъ однажды у мессера Данта:
             "Гдѣ вы берете для своихъ сонетовъ
             Прекрасныя и звучныя слова?"
             А онъ въ отвѣтъ: "откуда вы, синьоръ,
             Слова берете, нѣжа и лаская
             Свою Франческу? Не изъ сердца ль льются?
             Подобное бываетъ и съ поэтомъ:
             Поетъ душа -- и звучно пѣсня льется,
             Душа нѣма -- и нѣту звучныхъ словъ".
   

ФРАНЧЕСКА.

             Не мучь меня. Когда въ моей груди
             Родится чувство,-- и слова родятся.
             А до тѣхъ поръ позволь остаться мнѣ
             Покорною и вѣрною женой.
   

ДЖОВАННИ.

             О, милая, правдивая Франческа! [Цѣлуетъ ее].
             И больше ничего ты мнѣ не скажешь?
   

ФРАНЧЕСКА.

             Ахъ, мой синьоръ, я просьбу къ вамъ имѣю.
             Антонія... она меня моложе,
             Ей лишь исполнилось пятнадцать лѣтъ.
             Ея отецъ былъ бѣдный дворянинъ
             И другъ отца. Ее къ намъ привезли
             Когда ей только-что минуло девять,
             А мнѣ ужъ шелъ тринадцатый. И я,
             Себя считая взрослою дѣвицей,
             Взялась учить ее всему, всему;
             Мнѣ это ново было и забавно.
             И незамѣтно къ ней я привязалась,
             И полюбила какъ сестру родную.
             И я прошу васъ, мой синьоръ, позвольте
             Остаться ей при мнѣ. Порой
             Мнѣ безъ нея бываетъ скучно.
   

ДЖОВАННИ.

                                                     Да,
             Конечно, да. И самъ о томъ я буду
             Просить Антонію... Ахъ, Боже мой!
             Я и забылъ: отецъ сказалъ, Франческа,
             Что ты занемогла....
   

ФРАНЧЕСКА.

                                 Нѣтъ, мой синьоръ,
             Онъ вамъ сказалъ нарочно для того,
             Чтобъ вы ко мнѣ какъ можно поспѣшили.--
             А за Антонію, синьоръ мой милый,
             Я говорю вамъ тысячу спасибо.
   

ДЖОВАННИ.

             О, милая жена! [Цѣлуетъ ее].
   

ЯВЛЕНІЕ XIII.

Тѣ же, мессеръ Гвидо, меооеръ Мадатеста, мать Франчески, Антонія, Паоло, Ансельмо.

ГВИДО.

   Слава Богу! По лицу вижу, что дочка совсѣмъ оздоровѣла. Что жъ, Франческа, не поцѣлуешь матери: погляди, какъ ей хочется обнять тебя.
   

МАТЬ.

   Ахъ, старый, хитрый Гвидо! [Обнимаетъ дочь].
   

ГВИДО.

   И погляди, Франческа, какъ тебя всѣ любятъ здѣсь. Только вздохнулъ я о твоемъ нездоровьѣ, всѣ захотѣли провѣдать тебя, не только наши, а тесть твой и деверь, и старый Ансельмо.
   

МАЛАТЕСТА.

   Спасибо за слово, Гвидо.
   

ГВИДО.

   А теперь, дочь и зять, удружите мнѣ: я не видалъ еще какъ вы цѣлуетесь.
   

МАЛАТЕСТА.

   Спасибо, Гвидо, вѣдь и я не видѣлъ.
   

АНСЕЛЬМО.

   Съ позволенія вашихъ синьорій, и я не прочь посмотрѣть.

[Франческа и Джованни цѣлуются].

МАЛАТЕСТА.

   А теперь, Гвидо, пора и обѣдать: я думаю, ты съ дороги сильно проголодался.
   

ГВИДО.

   И еще какъ! Дочкино нездоровье отбило-было, а теперь... попируемъ мы съ тобой, Малатеста.
   

МАЛАТЕСТА.

   Отпразднуемъ свадьбу, Гвидо.
   

ГВИДО.

   Дѣти! идите впередъ.

[Уходятъ Джованни съ Франческой, мать съ Антоніей, потомъ старые синьоры].

   

ЯВЛЕНІЕ XIV.

Ансельмо, Паоло.

АНСЕЛЬМО.

   Мессеръ Паоло, мессеръ Паоло.
   

ПАОЛО.

   А?..
   

АНСЕЛЬМО.

   Вы даже испугали меня. Стоите неподвижно, какъ новая статуя въ соборѣ. Всѣ пошли обѣдать.
   

ПАОЛО.

   Ахъ, въ самомъ дѣлѣ...
   

АНСЕЛЬМО.

   Постойте-ка. Замѣтили вы, что у молодой глаза заплаканы?
   

ПАОЛО.

   Какъ же, замѣтилъ.
   

АНСЕЛЬМО.

   И говорите "слава Богу": значитъ, ссора была. Обѣщалъ я Мадоннѣ серебряное сердечко, теперь золотенькое навѣшу. Да что жъ вы не скажете "слава Богу"!
   

ПАОЛО.

   Слава Богу.

Занавѣсъ.

   

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

Та же комната.

ЯВЛЕНІЕ I.

Франческа, Паоло.

ФРАНЧЕСКА.

             Я очень довольна, милый деверь, и Джанъ одобряетъ... Боже мой, куда я дѣвала золотой клубокъ?... А, вотъ онъ... Благодарю васъ, милый деверь... Я, кажется, начала о чемъ-то говорить.
   

ПАОЛО.

   Вы сказали, милая невѣстка...
   

ФРАНЧЕСКА.

   Постойте! Нѣтъ, ничего. Мнѣ показалось, что маленькая Конкордія плачетъ... Ахъ, какъ время-то бѣжитъ: вѣдь моей дочуркѣ чрезъ недѣлю минетъ два съ половиною года!.. Два съ половиною! Скажите, какая большая. Скоро придется шить ей приданое.
   

ПАОЛО.

   О, это не такъ еще скоро.
   

ФРАНЧЕСКА.

   Не говорите, деверь. Давно ли, кажется, родилась она. Мы все еще спорили съ Джаномъ, я какъ теперь помню, кто будетъ: сынъ, или дочь. Я была увѣрена, что дочь, и вышла моя правда. Ахъ, какая я была тогда смѣшная! Я все добивалась, какъ назвать дочь, и Джанъ хорошо придумалъ. "Назовемъ ее, сказалъ онъ,-- Конкордіей: она плодъ нашего согласія". Вѣдь мы вначалѣ все. ссорились съ нимъ, помните? Да! вѣдь и вы, милый деверь, тоже хотѣли мирить насъ, но вышло, помнится, не совсѣмъ удачно. Что такое именно было, вы не забыли?
   

ПАОЛО.

   Я придумалъ, и надо сознаться совсѣмъ не умно, будто у насъ закладъ о сонетѣ.
   

ФРАНЧЕСКА.

   О сонетѣ?.. А! теперь припоминаю... И я еще вспылила такъ не кстати... Какъ все это давно было, и вмѣстѣ съ тѣмъ какъ недавно! Когда начинаешь вспоминать, все вспоминать, какъ шло одно послѣ другого, будто и давно. А вспомнишь живо что-нибудь одно -- недавно, точно вчера. Не правда ли? Знаете, милый деверь, мы и не замѣтимъ, какъ станемъ такими же стариками, какъ папа, или свекоръ. Кстати, я вспомнила о свекрѣ. Не подтверждается, что онъ пріѣдетъ гостить къ намъ?
   

ПАОЛО.

   Нѣтъ. Король не отпускаетъ его, говоритъ: "только мой намѣстникъ, хотя бы на двѣ недѣли, выѣдетъ изъ Флоренціи, тамъ опять начнутся смуты". А батюшка безъ ума отъ Карла Анжуйскаго, и ни за что не захочетъ огорчить его.
   

ФРАНЧЕСКА.

   Жаль, что онъ не пріѣдетъ. Мы послѣднее время зажили ужъ какъ-то слишкомъ тихо и однообразно, день-за-день, капля-за-каплей: капъ, капъ, капъ. Его пріѣздъ расшевелилъ бы насъ немного. Не правда ли?
   

ПАОЛО [со вздохомъ].

   Конечно, конечно.
   

ФРАНЧЕСКА.

   Вы что-то грустны сегодня, милый деверь. Который разъ вы вздохнули въ послѣдніе полчаса?.. Не сердитесь на шутку. Но позвольте, я вѣдь заговорила совсѣмъ о другомъ; вы не помните, о чемъ я сначала заговорила?
   

ПАОЛО.

   Вы сказали, что очень довольны и Джанъ одобряетъ...
   

ФРАНЧЕСКА.

   Ахъ, да, да!.. Сейчасъ... Только опять этотъ несносный клубокъ... Неужто я опять уронила?.. Ахъ, спасибо, спасибо, милый деверь. Мнѣ, право, такъ совѣстно: вы устанете, подавая мнѣ клубокъ. Какая я, право, нынче разсѣянная. Нѣтъ, не разсѣянная, а какъ бы сказать? во мнѣ сегодня все точно расшалилось и разрѣзвилось до невозможности. Знаете, какъ иногда съ маленькими дѣтьми бываетъ: они до того бѣгаютъ, прыгаютъ, скачутъ, кувыркаются, кричатъ, трещатъ, стрекочатъ, что большіе, наконецъ, обезпокоятся и пойдутъ смотрѣть, что такое случилось. А ничего, просто расшалились ребятишки. Будьте же, милый деверь, добрымъ папашей и напомните еще разъ, о чемъ я заговорила.
   

ПАОЛО.

   Вы сказали, что очень...
   

ФРАНЧЕСКА.

   Да, да. Я очень довольна и Джанъ одобряетъ, что мы съ вами занялись литературой. И я такъ благодарна вамъ: за эти полгода, что мы сидимъ за книгами, я много, много узнала. Я давеча потому и вспомнила сколько лѣтъ Конкордіи, что мы стали заниматься какъ разъ въ тотъ день, какъ ей минуло два года. Что жъ мы станемъ дѣлать сегодня?
   

ПАОЛО.

   Хотите, будемъ продолжать повѣсть о Ланчилотто?
   

ФРАНЧЕСКА.

   Нѣтъ, мнѣ вовсе не хочется слушать, какъ вы станете читать. Видите, какая я нынче несносная. Лучше разскажите что-нибудь... Но вамъ, можетъ-быть, также хочется разсказывать, какъ мнѣ слушать о Ланчилотто?
   

ПАОЛО.

   Признаюсь, у меня сегодня такъ тускло въ головѣ, что врядъ ли разскажу сколько-нибудь понятно самый пустой случай.
   

ФРАНЧЕСКА.

   Въ такомъ случаѣ займемтесь тѣмъ, чѣмъ занимались сейчасъ: будемте болтать. Ахъ, другъ мой... Вы вѣдь позволите мнѣ такъ называть себя? Мы вѣдь въ самомъ дѣлѣ сдружились съ вами въ послѣднее время.
   

ПАОЛО.

   О, да, другъ мой! И я такъ радъ!..
   

ФРАНЧЕСКА.

   Слушайте же. Вашъ вчерашній разсказъ нейдетъ у меня съ ума.
   

ПАОЛО.

   Какой разсказъ?
   

ФРАНЧЕСКА.

   О соколѣ. Вы помните? Я вчера долго не могла заснуть: онъ взволновалъ меня. Это такъ трогательно, трогательно и мило! И какая мнѣ была досада, что не могла вспомнить нѣкоторыхъ подробностей. А мнѣ хочется помнить его непремѣнно слово-въ-слово, какъ вы разсказывали. У васъ такъ отлично выходило. Постойте, я постараюсь припомнить. Онъ -- вы называли его по имени, но къ чему? Мы станемъ говорить просто: онъ и она. Такъ короче и лучше, не правда ли?
   

ПАОЛО.

   Напомнить вамъ?
   

ФРАНЧЕСКА.

   Нѣтъ, я сама, сама. Онъ любилъ ее, а она была замужемъ. И желая обратить на себя вниманіе, онъ устраивалъ для нея празднества, увеселительныя поѣздки, дѣлалъ ей подарки и прочее. Но она оставалась холодна. Такъ я разсказываю?

ПАОЛО.

   Такъ, мой другъ, такъ.
   

ФРАНЧЕСКА.

   И онъ, бѣдняжка, разорился на эти глупости, а она все оставалась холодна. Вотъ дальше я не хорошо помню.
   

ПАОЛО.

   Разорившись, онъ принужденъ былъ уѣхать въ маленькое имѣньице -- жалкій остатокъ прежняго богатства. И питался только тѣмъ, что давалъ ему ничтожный садишко, и былъ еще у него соколъ: этотъ ловилъ ему дичь. И тѣмъ жилъ бѣдный дворянинъ.
   

ФРАНЧЕСКА.

   Дальше я опять помню. Она овдовѣла, и переѣхала на Житье въ помѣстье, неподалеку отъ его имѣньица. И у нея былъ сынъ, и мальчикъ, гуляя съ дядькой въ полѣ, увидѣлъ, какъ онъ ловитъ птицъ соколомъ. Мальчику ужасно понравился соколъ, и ему страшно захотѣлось достать себѣ ловчую птицу. И онъ, какъ часто бываетъ съ дѣтьми, сталъ приставать: "мама, достань, добудь мнѣ, во что бы то ни стало добудь этого, именно этого сокола". И плакалъ, и тосковалъ, и до того задумался бѣдный мальчикъ о соколѣ, что пересталъ ѣсть и пить, заболѣлъ, сталъ хилѣть. И мать рѣшилась ѣхать къ сосѣду уговорить его продать сокола. Вотъ тутъ я опять что-то забыла.
   

ПАОЛО.

   Когда она пріѣхала, онъ былъ въ саду, и не зналъ, какъ принять, чѣмъ угостить ее, и потомъ, приказавъ ключницѣ показать синьорѣ садъ, самъ пошелъ, и...
   

ФРАНЧЕСКА.

   Помню, помню. Онъ сталъ искать чѣмъ бы угостить ее, и ничего не было въ домѣ. И онъ зарѣзалъ и зажарилъ сокола, своего кормильца. Онъ ни минуты не задумался, что лишаетъ себя одного изъ жалкихъ средствъ къ жизни. И потомъ, когда онъ узналъ, зачѣмъ она пріѣхала!.. Ахъ, какъ мнѣ жаль, какъ мнѣ жаль его!
   

ПАОЛО.

             Мой другъ, его вамъ жаль, но отчего?
             Она вѣдь поняла и оцѣнила
             Его любовь, узнавъ, что для него
             Ничто не дорого, ничто не мило,
             Какъ только вѣчное любви служенье;
             Что жертвовать послѣднимъ онъ готовъ,
             Чтобъ угодить ей на одно мгновенье.
             Я жизнь отдамъ безъ плача и безъ словъ,
             Чтобъ испытать такое наслажденье!
   

ФРАНЧЕСКА.

             О, Боже мой! Что съ вами, другъ мой милый?
             Вы такъ взволнованы, глаза горятъ,
             Какъ будто говоримъ мы не о томъ,
             Что гдѣ-то много лѣтъ назадъ случилось;
             Какъ будто вы тотъ бѣдный дворянинъ,
             Сгорающій безмѣрною любовью.
   

ПАОЛО.

             О, другъ мой, другъ мой! Если бъ знали вы,
             Какъ сердце бѣдное мое тоскуетъ,
             Какъ скорбно на душѣ, и тяжко, тяжко...
   

ФРАНЧЕСКА.

             О чемъ скорбите вы, откройтесь мнѣ
             И облегчите тѣмъ свои мученья.
   

ПАОЛО.

             Открыться вамъ? Но что открою я,
             Чего бъ не знали вы съ того мгновенья,
             Какъ въ первый разъ увидѣли меня?
             Къ чему хитрить? мы оба полюбили
             Въ тотъ часъ, какъ встрѣтились, хотя о томъ
             И слова межъ собой не проронили,
             Рѣшась страдать въ отчаяньи нѣмомъ.
   

ФРАНЧЕСКА.

             Мнѣ страшно...
   

ПАОЛО.

                                 Нѣтъ, вамъ нечего страшиться.
             Вы счастливы, и что теперь для васъ
             Моя любовь? Забытая игрушка,
             Которую нечайно въ кладовой
             Нашла старуха няня и, припомнивъ,
             Какъ ею въ дѣтствѣ дорожили вы,
             Вамъ принесла. Глядите вы съ улыбкой,
             Не вѣря, что такое время было,
             Когда вещица эта вамъ казалась
             Такою ненаглядною, что вамъ
             Разстаться съ ней и въ мысль не приходило.
   

ФРАНЧЕСКА.

             О, перестаньте!..
   

ПАОЛО.

                                 Дайте мнѣ поплакать
             И надъ моей заброшенной игрушкой.
             Я вѣрю: благодатными слезами
             Очистится моя любовь, и станетъ
             Такой же ясной дружбой, какъ и ваша.
   

ФРАНЧЕСКА.

             Ахъ, бѣдный, бѣдный!
   

ПАОЛО.

                                           Если бъ въ вашемъ сердцѣ
             Былой любви хоть искра уцѣлѣла,
             Клянуся всѣмъ: я ни единымъ словомъ
             Не намекнулъ бы о своей тоскѣ.
   

ФРАНЧЕСКА.

             О, замолчите же! Мнѣ страшно слушать,
             Я повторяю вамъ, что страшно мнѣ,
             Что я... Нѣтъ, нѣтъ! довольно съ васъ, безумецъ!
             Пора опомниться, пора сказать вамъ,
             Какъ непослушному ребенку мама:
             "Не плачь, будь умницей, садись, читай мнѣ
             О рыцарѣ прекрасномъ Ланчилотто...
             И. помни, что тебя я не люблю,
             Когда волнуешься пустой мечтою;
             Люблю, когда ты веселъ и покоенъ".
             Ну что же, другъ мой? сядьте и читайте;
             Я слушаю.

[Онъ садится; она задумчиво идетъ въ другую сторону, и сама съ собою].

                       Такъ вотъ оно признанье,
             Котораго давно ты ожидала
             И такъ давно страшиться перестала!
             Вѣдь ты рѣшила: если одолѣетъ
             Любовное безумье имъ, то ты
             И холодно, и гордо будешь слушать
             Его слова; молчать его заставишь
             И отъ себя на вѣки удалишь.
             И вотъ пришло. Гдѣ жъ гордость ледяная?
             Зачѣмъ же ты его не удалила,
             А слушала и послѣ... Боже, Боже!
   

ПАОЛО [самъ съ собою].

             Она взволнована... Какъ, неужели
             И въ ней любовь ко мнѣ не умерла?
             О, нѣтъ! она въ сердечной глубинѣ
             Спала подъ кровомъ призрачнаго счастья...
             И я, раскаявшись въ быломъ безумствѣ,
             Ужъ былъ готовъ мечтать о ясной дружбѣ,
             Какъ вдругъ разсказъ о бѣдномъ дворянинѣ,
             Вчера случайно вспавшій мнѣ на умъ,
             Задѣлъ нежданно о нѣмыя струны,
             И отзвучавшія, казалося, на вѣкъ,
             Онѣ согласной страстью зазвучали:--
             И пробудилося въ моей душѣ былое,
             И вновь жива ея любовь ко мнѣ!
   

ЯВЛЕНІЕ II.

Тѣ же, Антонія.

АНТОНІЯ.

   Ахъ!.. Какъ вамъ должно быть весело: одинъ въ одномъ углу, другая въ другомъ, и оба молчатъ. А я воображала... Но виновата, мнѣ приходится разрушить ваше веселье.-- Мессеръ Паоло, къ вашему брату пріѣхали какіе-то послы, они уже съ часъ у него, и теперь, собираясь уѣзжать, хотѣли бы видѣть и васъ.
   

ПАОЛО.

   Послы? вы не знаете откуда, по какому дѣлу?
   

АНТОНІЯ.

   Я слышала, но боюсь перепутать. Дѣло какое-то очень важное, но моя глупая головка такъ устроена, что не въ силахъ запомнитъ никакого важнаго дѣла. Идите же, мессеръ Паоло, они васъ ждутъ.
   

ПАОЛО.

   Извините, невѣстка.
   

ФРАНЧЕСКА.

   Спѣшите, мой другъ, спѣшите.
   

ЯВЛЕНІЕ III.

Франческа, Антонія.

ФРАНЧЕСКА.

   Тони, подойди ко мнѣ.
   

АНТОНІЯ.

   Вотъ иду, Франческа.
   

ФРАНЧЕСКА.

   Ты нынче такая веселая, такая хорошенькая: лицо раскраснѣлось, глазки блестятъ. Что съ тобой? Скажи-ка мнѣ.
   

АНТОНІЯ.

             Со мною? право, ничего, Франческа:
             Я шибко такъ бѣжала -- оттого.
   

ФРАНЧЕСКА.

             А что же, Тони, ты сказать хотѣла,
             Какъ вскрикнула: "а я воображала?"
   

АНТОНІЯ.

             Воображала?.. право, я не помню.
   

ФРАНЧЕСКА.

             Я помогу: ты думала, что намъ
             Тутъ весело, что мы болтаемъ, шутимъ,
             Не замѣчаемъ, какъ летятъ часы.
             Да, Тони?
   

АНТОНІЯ.

                                 Можетъ-быть.
   

ФРАНЧЕСКА.

                                                     Не "можетъ-быть",
             "Навѣрно" -- отвѣчай. Ты ревновала,
             Завидовала мнѣ,-- признайся, Тони.
   

АНТОНІЯ.

             Ахъ, милая моя Франческа!
   

ФРАНЧЕСКА.

                                                     Полно.
             Зачѣмъ ты личико свое прижала
             Къ моей груди? Ты лучше погляди мнѣ
             Въ глаза, и отвѣчай открыто: "да".
   

АНТОНІЯ.

             О, милая Франческа, да.
   

ФРАНЧЕСКА.

                                           Плутовка!
             И ужъ давно онъ нравится тебѣ?
   

АНТОНІЯ.

             Ахъ!
   

ФРАНЧЕСКА.

                       Отвѣчай же.
   

АНТОНІЯ.

                                           Знаешь ты сама.
   

ФРАНЧЕСКА.

             Я знаю? нѣтъ, я въ первый разъ сегодня
             Замѣтила.
   

АНТОНІЯ.

                                 А какъ же, въ первый день,
             Какъ я сюда пріѣхала, сама ты
             Такъ ясно вспомнила, что мы съ тобою
             Стояли въ нашей спальнѣ у окна,
             И я, прижавшійся къ тебѣ всѣмъ тѣломъ,
             Дрожа сказала: "это онъ, Франческа",
             И залилась слезами.
   

ФРАНЧЕСКА.

                                           Что же дальше?
   

АНТОНІЯ.

             О чемъ бы плакать...
   

ФРАНЧЕСКА.

                                           Если бъ не любила?--
             Ну, полно же, не плачь теперь. И слушай:
             Я буду, Тони, говорить съ тобой,
             Какъ старшая сестра твоя иль мама,
             А ты, подумавъ, сердцемъ отвѣчай,
             Какъ передъ Богомъ въ часъ святой молитвы.--
             Жива ль въ твоей душѣ надежда, Тони,
             Что ты его любовью осчастливишь,
             Что искренно дѣтей его полюбишь,
             Что всякій часъ и мигъ, всю жизнь, онъ будетъ
             Единою заботою твоей?..
   

АНТОНІЯ.

             Франческа милая! Я словъ не знаю,
             Что бъ доказать тебѣ, какъ я люблю
             И Поло, и дѣтей его, и все, *
             Что онъ ни дѣлаетъ, и даже вещи,
             Которыхъ онъ коснется мимоходомъ.
   

ФРАНЧЕСКА.

             Я вѣрю, Тони.
   

АНТОНІЯ.

                                 Ты одно забыла:
             Я бѣдная, безродная, а онъ
             Сынъ Риминійскаго синьора... Нѣтъ,
             О счастьи съ нимъ грѣшно мнѣ и молиться.
   

ФРАНЧЕСКА.

             Не бойся. Я не стала бы смущать
             Твоей души, когда бъ не знала твердо,
             Что долженъ онъ жениться на тебѣ,
             Что отказать мнѣ онъ ни въ чемъ не смѣетъ...
             Но ты клянешься ли?
   

АНТОНІЯ.

                                           Клянусь, Франческа!
             О! если ты судьбу мою устроишь,--
             Молитвенно тебя боготворить
             Я стану. [Цѣлуя и обнимая ее].
                       И теперь, теперь, Франческа,
             Я задушить боюсь тебя въ объятьяхъ,
             Боюсь зацѣловать тебя до смерти.
   

ФРАНЧЕСКА.

             Они идутъ. Потише, тише, Тони.
             И виду не показывай, что мы
             О деверѣ съ тобою говорили.
   

АНТОНІЯ [шопотомъ].

             А ты... ты сдѣлаешь?
   

ФРАНЧЕСКА.

                                           О, будь покойна.
   

ЯВЛЕНІЕ IV.

Тѣ же, Джованни, Ансельмо, Паоло.

ДЖОВАННИ.

   Я пришелъ, золотая моя овечка, объявить тебѣ и радость, и горе. Радость: сейчасъ ко мнѣ пріѣзжали послы отъ города Форли объявить, что я избранъ въ подеста. Не въ томъ радость, что меня избрали, а въ томъ, что Форли такъ долго былъ во власти Гибеллиновъ, а теперь въ подеста избрали Гвельфа. Горе: мнѣ надо спѣшить -- послы сами поспѣшили, не захотѣли даже остаться обѣдать -- и я ѣду въ ночь.
   

ФРАНЧЕСКА.

   Какъ, сегодня?
   

ДЖОВАННИ.

   Да, Франческа. И еще горе: я не могу взять тебя съ собою, время тревожное, дороги не совсѣмъ безопасны, но недѣли черезъ двѣ, много черезъ мѣсяцъ, какъ только я поосмотрюсь на новомъ мѣстѣ, я пришлю за тобою.
   

ФРАНЧЕСКА.

   Ахъ, Джанъ! [Прижимается къ нему].
   

АНСЕЛЬМО.

   Не грустите, синьора. Вы только подумайте, что значитъ подестй.
   

ДЖОВАННИ.

   Ахъ, Ансельмо, синьора знаетъ это лучше твоего.
   

АНСЕЛЬМО.

   Не говорите, синьоръ. Синьора знаетъ и по-латыни, и по-провансальски, и много мудрыхъ книгъ прочла съ мессеромъ Поло, и въ этомъ я ей уступаю. Но знать, твердо знать, что такое подеста!
   

ДЖОВАННИ.

   Перестань, Ансельмо.
   

ФРАНЧЕСКА.

   Нѣтъ, Джанъ, пусть говоритъ: я такъ люблю его слушать.
   

АНСЕЛЬМО.

   Спасибо, синьора. И всегда слушайте: старый дядька мужа не станетъ худому учить его жену. Подеста! Кого избираютъ въ подеста? Кто въ цѣлой Италіи славенъ и доблестною рукой, и правдивымъ разумомъ. Онъ и вождь, и верховный судья; защитникъ отъ враговъ и рѣшитель гражданскихъ споровъ. Вотъ что значить подеста! Вотъ какую честь сдѣлали нашему Джану! Гордитесь, синьора, мужемъ, гордитесь!
   

ДЖОВАННИ.

   Ты захвалишь меня, Ансельмо.
   

АНСЕЛЬМО.

   Не бойтесь, синьоръ: я и бранить васъ умѣю. И слушайте еще, синьора. Сперва выберутъ сорокъ гражданъ, и двадцать семь изъ нихъ по меньшей мѣрѣ должны сказать "да". За кого скажутъ, тотъ и подеста. А за нашего Джана -- всѣ. Какъ не любить такого мужа, синьора, а?
   

ДЖОВАННИ.

   И прихвастнулъ, Ансельмо,-- далеко не всѣ.
   

АНСЕЛЬМО.

   Прихвастнулъ,-- правда. И глупо прихвастнулъ, синьоръ. Но гдѣ же далеко не всѣ? Только трое противъ насъ были. Мессеръ Паоло, вы сами слышали: правда, что только трое?
   

ПАОЛО.

   Правда, правда.
   

АНСЕЛЬМО.

   Трое противъ, и лучше. "А всѣ еще лучше бы", говорите. Нѣтъ, хуже. За кого всѣ? За того, кто всѣмъ угодилъ. А общій угодникъ -- значитъ льстецъ. Еще за кого всѣ? Кто никому не мѣшаетъ.-- А никому не мѣшаетъ,-- значитъ ничтожность. А противъ васъ трое, а за насъ тридцать семь. Что, мадонна Франческа, вѣдь не дуренъ у насъ съ вами мужъ, а?
   

ФРАНЧЕСКА.

   О, Ансельмо, ты самъ знаешь, какъ я цѣню Джана.
   

АНСЕЛЬМО.

   И хорошо, синьора, дѣлаете. Цѣните его и любите.
   

ДЖОВАННИ.

   Теперь, Ансельмо, довольно.-- А я, жена, оставлю тебя на время. Надо отдать дружинѣ приказъ къ походу, осмотрѣть и коней, и оружіе, и сѣдла. А сдѣлаю дѣло, еще успѣемъ посидѣть и поболтать дружной семьей предъ походомъ.
   

ФРАНЧЕСКА.

   Я пойду съ тобою, Джанъ.
   

ДЖОВАННИ.

   Нѣтъ, золотая овечка, не ходи. Мнѣ придется и прикрикнуть, и побранить людей. А я не хочу, чтобъ ты помнила меня сердитымъ; хочу, чтобъ вспоминалось тебѣ, какимъ веселымъ и добрымъ былъ я предъ отъѣздомъ. Прощай на время. [Цѣлуетъ ее]. Идемъ, Ансельмо.

[Уходятъ Джованни и Ансельмо].

   

ЯВЛЕНІЕ V.

Франческа, Антонія, Паоло.

ПАОЛО.

   Мы будемъ продолжать, невѣстка?
   

ФРАНЧЕСКА.

   Нѣтъ, мой другъ, нѣтъ; не время теперь; до свиданія, до завтра.
   

ПАОЛО.

   До свиданія, милая невѣстка.

[Уходитъ].

   

ЯВЛЕНІЕ VI.

Франческа, Антонія.

ФРАНЧЕСКА [сама съ собою].

             Мужъ ѣдетъ въ ночь... Старикъ Ансельмо
             Не даромъ вздумалъ мнѣ напоминать
             О доблестяхъ Джованни. Онъ все видитъ.
             Все видитъ онъ. Не даромъ же сказалъ
             О чтеньи мудрыхъ книгъ. О, эта близость,
             О, эти ежедневныя бесѣды
             И дружба роковая... ахъ! къ чему вы
             Насъ привели? Что вспомнилось опять
             Безумное и скорбное былое?
             Забытое давно, о чемъ во снѣ я
             Ужъ перестала вспоминать? И вотъ
             Ожившая любовь нахлынуть снова
             Какъ паводокъ стремительный готова...
             А нѣтъ молитвы прежней на устахъ!
             Въ душѣ тревожный пробудился страхъ,
             Что для меня возможно злое дѣло.
             Я не могу глядѣть, какъ прежде, смѣло
             На Джана... Голубиной чистоты,
             Ахъ, сердце бѣдное! уже не знаешь ты.
             О Поло, Поло! [Минутное забвеніе].
                                 Что со мною было?
             Кто здѣсь? Ты, Тони? И давно пришла?
   

АНТОНІЯ.

             Я здѣсь все время.
   

ФРАНЧЕСКА.

                                 Какъ? ты все видала?
   

АНТОНІЯ.

             Что было видѣть?
   

ФРАНЧЕСКА.

                                 Какъ мой мужъ ушелъ,
             Что было?
   

АНТОНІЯ.

                       Ничего. Ты Паоло сказала:
             "Прощайте, до свиданія".
   

ФРАНЧЕСКА.

                                           А онъ?
   

АНТОНІЯ.

             И онъ сказалъ: "до завтра, до свиданья!"
   

ФРАНЧЕСКА.

             И онъ ко мнѣ совсѣмъ не подходилъ?
   

АНТОНІЯ.

             Ты шутишь иль смѣешься надо мною?
   

ФРАНЧЕСКА.

             Не подходилъ?
   

АНТОНІЯ.

                                 Ты знаешь безъ меня.
   

ФРАНЧЕСКА.

             Ахъ; Тони, не сердись. Я ничего
             Не знаю и не помню. Разкажи мнѣ,
             Что дѣлала потомъ я?
   

АНТОНІЯ.

                                           Мнѣ казалось.
             Что ты встревожилась отъѣздомъ мужа.
             Ты чуть задумалась, и стала быстро
             Взадъ и впередъ по комнатѣ ходить,
             И что-то все шептала. А потомъ
             Остановилась будто въ забытьи,
             Притихнула на нѣсколько мгновеній
             И такъ блаженно-сладко улыбнулась.
   

ФРАНЧЕСКА.

             А! вотъ оно, мгновенье роковое,
             Поспѣшная тлѣтворная мечта!
             Мнѣ чудилось: къ моимъ устамъ горящимъ
             Онъ трепетно и сладостно прильнулъ
             Своими нѣжно-пухлыми губами.
             Я слышала, какъ прядь его волосъ
             Меня за шеей нѣжно щекотала...
             Ты слышала: вѣдь я его люблю.
   

АНТОНІЯ.

             Кого, Франческа?
   

ФРАНЧЕСКА.

                                 Я люблю его,
             Кого сама ты любишь -- Поло, Поло!
             Не отстраняйся, не бѣги меня:
             Спаси меня! я на колѣняхъ, Тони,
             Молю тебя: спаси, спаси меня!
             Вступися гордо за свои права,
             Ревнуй, терзай меня, терзай нещадно,
             Но защити отъ Поло своего!
   

АНТОНІЯ.

             Франческа! научи меня! клянуся:
             Я все, все сдѣлаю, что ты прикажешь.

Занавѣсъ.

   

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Та же комната.

ЯВЛЕНІЕ I.

Антонія, Маргерита, Уберто, Паоло, Ансельмо.

АНТОНІЯ.

   Что жъ, дѣти, понравилась вамъ исторія Іосифа?
   

МАРГЕРИТА.

   Ахъ, Тони, мнѣ очень, очень понравилась. Только одно: зачѣмъ онъ велѣлъ положить серебряную чашу въ мѣшокъ Веніамина? Вѣдь онъ любилъ его, а бѣдный Веніаминъ навѣрно испугался и плакалъ. И мнѣ такъ жаль его.
   

УБЕРТО.

   Ничего ты не понимаешь, Маргерита; онъ сдѣлалъ это, чтобъ заставить братьевъ раскаяться; на Веніамина они вѣдь никакъ не могли подумать, что онъ потихоньку взялъ, и подумали: "Это намъ за прежнюю вину". Такъ, Тони?
   

АНТОНІЯ.

   Такъ, милый Уберто. [Особо]. Какой умный мальчикъ: весь въ папу.
   

МАРГЕРИТА.

   А мнѣ все-таки жаль Веніамина.
   

УБЕРТО.

   Ты дѣвочка -- оттого. Вамъ бы только плакать.
   

МАРГЕРИТА.

   Пожалуйста! я въ жизнь не видала такого плаксы, какъ ты.
   

УБЕРТО.

   Когда я плакалъ? Когда? скажи.
   

АНТОНІЯ.

   Перестаньте ссориться, дѣти.
   

УБЕРТО.

   Нѣтъ, пусть она скажетъ, когда...
   

МАРГЕРИТА.

   Когда? А вчера, какъ тебѣ показалось, что Тони забудетъ дать тебѣ винограду.
   

УБЕРТО [съ капризаными слезами].

   Не правда, не правда, я не о томъ...
   

АНТОНІЯ.

   Полно, Уберто. Я знаю: ты никогда, никогда не плачешь. Но плакать, мой милый мальчикъ, вовсе не стыдно, развѣ заплачешь со злости, или отъ самолюбія. А кто никогда не плачетъ, Уберто, тотъ злой человѣкъ. А теперь, дѣти, гулять.
   

УБЕРТО.

   Ансельмо, ты съ нами?
   

АНСЕЛЬМО.

   Охота мнѣ гулять съ такимъ забіякой, какъ вы, мессеръ Уберто.
   

УБЕРТО.

   А! ты все сердишься, что я тогда пустилъ стрѣлу и попалъ въ старуху. Право же, я не мѣтилъ въ нее, а только попугать хотѣлъ. Я вѣдь не зналъ, что она слѣпая.
   

АНСЕЛЬМО.

   Не зналъ! Попугать хотѣлъ! а!
   

УБЕРТО.

   Ей-Богу попугать. И я сказалъ, что больше никогда не буду. И не буду. Пойдемъ же, старый дядька, пойдемъ.
   

АНСЕЛЬМО.

   Нельзя, молодой синьоринъ, некогда.
   

УБЕРТО.

   Отчего, некогда? Пойдемъ, пойдемъ.
   

АНТОНІЯ.

   Уберто, зачѣмъ ты дергаешь его за руку? Не хорошо, мой дружокъ.
   

АНСЕЛЬМО.

   Въ самомъ дѣлѣ, пустите, мессеръ Уберто. А нельзя мнѣ оттого, что синьора тётя велѣла мнѣ ждать ее, а я долженъ слушаться и ждать.
   

УБЕРТО.

   Ну, хорошо ужъ! Ты не можешь безъ нравоученій. А послѣ придешь?-- Мы вѣдь на большой лугъ пойдемъ, Тони?
   

АНТОНІЯ.

   Да, дружокъ.
   

УБЕРТО.

   Такъ приходи, Ансельмо, а я впередъ!..

[Убѣгаетъ].

АНТОНІЯ.

   Маргерита, идемъ и мы.
   

МАРГЕРИТА.

   Тони, постой, я тебя хотѣла спросить: отчего мы на лугу только до колодца ходимъ? А мы пойдемъ лучше, дальше, дальше въ самое далеко.
   

АНТОНІЯ.

   Хорошо, пойдемъ въ самое далеко. Только поскорѣе, а то не догонимъ Уберто...

[Уходятъ обѣ].

   

ЯВЛЕНІЕ II.

Паоло, Ансельмо.

АНСЕЛЬМО

   Мессеръ Паоло!
   

ПАОЛО.

   А?
   

АНСЕЛЬМО.

   Полно вамъ читать, синьоръ. Вы и то цѣлый часъ не отрывали глазъ отъ книги. Видно, очень ужъ занятно.
   

ПАОЛО.

   Напротивъ: прескучно. Я читалъ и досадовалъ, что истратилъ деньги на переписку этой книжонки. Что дѣлать? Друзья нахвалили, я и соблазнился.
   

АНСЕЛЬМО.

   А вы бросьте книжку.
   

ПАОЛО.

   Изволь. [Бросаетъ на полъ]. Что теперь прикажешь дѣлать?
   

АНСЕЛЬМО.

   Поговорите со мною: вѣдь я завтра на зарѣ ѣду.
   

ПАОЛО.

   Изволь, сейчасъ начну.-- Развѣ вы не отложили этой глупой поѣздки?
   

АНСЕЛЬМО.

   Глупой? Почему же, синьоръ, глупой? Мессеръ Джанъ три недѣли какъ уѣхалъ, мы ничего о немъ не знаемъ, ни вѣсточки онъ намъ не прислалъ, мы хотимъ его провѣдать, а вы говорите: глупо. Нѣтъ: не глупо, что мы хотимъ это сдѣлать; Богъ знаетъ, что съ нимъ.
   

ПАОЛО.

   Ничего. Онъ живетъ тихо, мирно и занятъ своимъ дѣломъ. Повѣрь, случись съ нимъ что-нибудь дурное, давно бы прибѣжали вѣстовщики. Вѣдь имъ только бы новенькое что-нибудь пересказать. Живи весь вѣкъ мирно и тихо, и о тебѣ никто ни слова. А сдѣлай мерзость -- сейчасъ заговорятъ. Въ древности дрянной себялюбецъ, чтобы прославиться на вѣки, поджегъ капище Діаны,-- и что жъ? расчетъ оказался вѣренъ: всѣ про него знаютъ, всѣ о немъ толкуютъ на разные лады, всѣхъ про него учатъ, и меня учили, и я, какъ узналъ, все думалъ: не поджечь ли и мнѣ чего-нибудь? И я толковалъ и спорилъ, и былъ очень доволенъ, что могу спорить объ этомъ мерзавцѣ: вѣдь толкуютъ о немъ только образованные люди! А теперь-вотъ я смѣюсь надо всѣмъ этимъ, а самъ буду тому же учить Уберто: нельзя, иначе моего сына сочтутъ невѣждой. А это почему-то страшно...
   

АНСЕЛЬМО.

   Вы отлично разсуждаете, мессеръ Поло; одно жаль: умъ у васъ черезчуръ ужъ вертлявъ; заговорили о братѣ, залетѣли въ древность.
   

ПАОЛО.

   Какой ты взыскательный! Самъ просилъ разговаривать, я и разговаривалъ... Ты хочешь знать, отчего Джанъ не даетъ вѣсти? Очень просто: онъ всякій день собирается самъ ѣхать за женой и все думаетъ: "завтра, непремѣнно завтра". А завтра опять задержка. И вамъ съ невѣсткой за эту поѣздку будетъ отъ него нагоняй, и по дѣломъ.
   

АНСЕЛЬМО.

   За что же, синьоръ? Что мы соскучились? Что у насъ по немъ на душѣ не покойно?
   

ПАОЛО.

   Нѣтъ, за это не сердятся. А нагоняй все-таки будетъ. Братъ, садясь на коня, приказалъ тебѣ: "береги, дядька, синьору; никуда не отлучайся отъ нея". А ты отлучишься,-- какъ же не бранить тебя? Брать не въ насъ съ тобою, Ансельмо: онъ настоящій человѣкъ, умѣетъ приказывать, и знаетъ, что слѣдуетъ приказывать, и любитъ, чтобъ его слушались, и самъ умѣетъ слушаться. Оттого-то и въ подеста народъ его выбралъ. Народу надо, чтобъ правитель хорошій былъ, дѣло бы приказывалъ. А мы съ тобой, Ансельмо, не настоящіе люди: слушаться, какъ слѣдуетъ, не умѣемъ, оттого и приказать путно не сумѣемъ. И насъ слѣдуетъ бранить за это, да хорошенько. И въ подеста насъ не выберутъ. А выберутъ ошибкой,-- черезъ мѣсяцъ прогонятъ; а не про- гонятъ, худо сдѣлаютъ: мы такихъ глупыхъ приказовъ надаемъ, что народъ испортимъ.
   

АНСЕЛЬМО.

   Правда ваша, синьоръ. А я все-таки поѣду; намъ съ синьорой любовь къ Джану дороже его брани.
   

ПАОЛО.

   Поѣзжай, сдѣлай одолженіе, Ансельмо. Не думай: я тебя останавливаю. Я вѣдь приказывать не умѣю, и портить дѣла не хочу.
   

АНСЕЛЬМО.

   Вѣкъ бы слушалъ васъ, мессеръ Паоло! И спасибо вамъ за науку; теперь какъ я пріѣду въ Форли, и мессеръ Джанъ бранить меня станетъ, я ему ни слова, потому: буду знать, за что бранитъ; вы, синьоръ, спасибо научили.
   

ПАОЛО.

   Кстати, я еще кой-чему научу тебя. Уберто уходя торговался съ тобой...
   

АНСЕЛЬМО.

   Развѣ вы слышали, синьоръ?
   

ПАОЛО.

   Ты думаешь, я смотрѣлъ въ книжку и читалъ, такъ ничего не видѣлъ и не слышалъ? Ошибаешься, другъ мой: все я видѣлъ и все слышалъ.
   

АНСЕЛЬМО.

   Удивляете вы меня, синьоръ. Какой вы человѣкъ, какъ бы сказать? прозрительный? нѣтъ, а вотъ вы какой: многозрительный, многое сразу видите.
   

ПАОЛО.

   Нашелъ достоинство! А ты, Ансельмо, и на Антонію съ дѣтьми смотрѣлъ, и слушалъ ихъ, и думалъ, и замѣчалъ, что я отъ книги глазъ не отрывалъ. Видишь, какой ты самъ многозрительный!
   

АНСЕЛЬМО.

   Господи мой Боже!.. Опять правда!.. Нѣтъ, вы не многозрительный, синьоръ, а вотъ, какъ я раньше сказалъ, прозрительный: все прозрѣваете.
   

ПАОЛО.

   Слушай же прозрѣніе прозрительнаго человѣка. Уберто торговался, чтобъ ты на лугъ пришелъ, а ты -- пойдешь?
   

АНСЕЛЬМО.

   Пойду, синьоръ; непремѣнно пойду.
   

ПАОЛО.

   Я такъ и зналъ. А что, Ансельмо, я маленькимъ такъ же, какъ Уберто, торговался?
   

АНСЕЛЬМО.

   Былъ тотъ грѣхъ, синьоръ?
   

ПАОЛО.

   А ты такъ же, какъ ему, поблажалъ мнѣ?
   

АНСЕЛЬМО.

   И этотъ грѣхъ былъ, синьоръ.
   

ПАОЛО.

   Видишь какой я вышелъ; весь свой вѣкъ дѣла себѣ не найду, все торгуюсь самъ съ собой: которое лучше. А я не хочу, чтобъ Уберто былъ такой же хандрой, какъ я; хочу чтобъ онъ былъ настоящимъ человѣкомъ, какъ братъ. И въ этомъ дѣлѣ знаю, что слѣдуетъ приказать: не ходи на лугъ, Ансельмо.
   

АНСЕЛЬМО.

   Слушаю, синьоръ.
   

ПАОЛО.

   Не печалься, Ансельмо; ты отличный дядька, только баловникъ. Вотъ мадонна Антонія умѣетъ съ дѣтьми обходиться: лучшей няни не найти. Отцу только слушать ее, да самому учиться.
   

АНСЕЛЬМО.

   Не нянька она, мессеръ Паоло, вашимъ дѣтямъ,-- вторая мать.
   

ПАОЛО.

   Нѣтъ, Ансельмо, не мать она моимъ дѣтямъ, а нянька. Будь она матерью, не звали бы они ее Тони, а мама, и я не звалъ бы ее мадонна Антонія, а просто Тони. "Милая моя Тони",-- видишь разницу?
   

АНСЕЛЬМО,

   А почему бы, синьоръ...
   

ПАОЛО.

   Э! она тебѣ такъ нравится? Что жъ? въ добрый часъ, Ансельмо, женись на ней: я отбивать не стану.
   

АНСЕЛЬМО.

   Ну, вотъ!-- Позвольте, синьоръ, кой-что разсказать вамъ
   

ПАОЛО.

   Все, что тебѣ угодно, только не о моей женитьбѣ на мадоннѣ Антоніи, не то уйду сейчасъ.
   

АНСЕЛЬМО.

   Нѣтъ, синьоръ, не о ней... А знаю я одного педанта: великой учености человѣкъ, но и пьяница большой. И онъ часто и по многу должаетъ трактирщику, и тотъ хотя и уважаетъ педанта за обширный умъ, а порой вспылитъ и сильно вспылитъ: зачѣмъ денегъ не платитъ. А педантъ такъ спокойно: "Юпитеръ, ты сердишься, значитъ не правъ".
   

ПАОЛО.

   Темно, Ансельмо, или хандра мѣшаетъ, только не понимаю я тебя.
   

АНСЕЛЬМО.

   Видите, мессеръ Поло: конечно, мессеръ Юпитеръ былъ язычникъ, но не простой же какой-нибудь, не поденщикъ, а римляне даже богомъ его считали, и по-моему вамъ никакой обиды не будетъ, если я васъ приравняю къ нему.
   

ПАОЛО.

   Я сердился? Когда? Ахъ! посовѣтовавъ тебѣ жениться на мадоннѣ Антоніи. На что жъ мнѣ было сердиться? Понимаю: на то, что ты проникъ въ мое желаніе жениться на ней! О, прозрительный человѣкъ!
   

АНСЕЛЬМО.

   А видно, я правду подумалъ, синьоръ.
   

ПАОЛО.

   Правду ли ты думалъ,-- можешь обдумать безъ меня, а я бѣгу, видя твое поползновеніе снова заговорить о моей женитьбѣ. Но шутки въ сторону, Ансельмо. Я вспомнилъ, что обѣщалъ мадоннѣ Франческѣ показать одну рѣдкую рукопись, схожу за нею, о чемъ ты ей и доложишь, прибавивъ отъ себя все, что взбредетъ въ голову... [Нервно вздрогнувъ]. Вотъ и она... Нѣтъ... Но я такъ ясно слышалъ шелестъ ея шелковаго платья.
   

АНСЕЛЬМО.

   Можетъ-быть, она повернулась или по комнатѣ прошлась, синьоръ: вѣдь она тутъ вотъ за стѣной сочиняетъ письмо къ мужу.
   

ПАОЛО.

   А!.. Долго же она сочиняетъ...
   

АНСЕЛЬМО.

   Какъ же скоро-то, мессеръ Паоло? Хочется вѣдь подобрать слова понѣжнѣе да покрасивѣй.
   

ПАОЛО.

   Еще бы не подбирать, когда вся нѣжность и красота въ трехъ словахъ: "пріѣзжай, я твоя"... Ахъ! не хорошо что-то заговорилъ я нынче, Ансельмо. А все хандра. Видишь -- какова она: а потому-то, многозрительный человѣкъ, не ходи ты, пожалуйста, на лугъ къ Уберто.
   

ЯВЛЕНІЕ III.

Ансельмо, одинъ.

   Заруби себѣ, старый дядька, на носу: "ты проникъ въ мое желаніе жениться на ней". О! Женись только онъ, только женись, -- и лучше человѣка въ цѣлой Италіи не будетъ. Непремѣнно, какъ только увижу мессера Джана, на колѣняхъ стану просить, чтобъ приказалъ младшему брату жениться. А самъ Поло говоритъ, что Джанъ приказывать умѣетъ.
   

ЯВЛЕНІЕ IV.

Ансельмо, Франческа.

ФРАНЧЕСКА.

   Ты заждался меня, Ансельмо... вотъ тебѣ деньги на дорогу, и вотъ письмо къ мужу. Я ему пишу, но ты на словахъ еще скажи: что мнѣ скучно, очень скучно, и чтобъ онъ пріѣзжалъ какъ можно скорѣе... Гдѣ же деверь?
   

АНСЕЛЬМО.

   Онъ сейчасъ вернется, синьора; пошелъ за какой-то рукописью для васъ.
   

ФРАНЧЕСКА.

   А!..
   

АНСЕЛЬМО.

   Онъ приказалъ сказать вамъ это, и велѣлъ еще прибавить отъ себя, что въ голову взбредетъ, а онъ зналъ, что у меня въ головѣ бродитъ, и значитъ хотѣлъ, чтобъ я сказалъ вамъ про то.
   

ФРАНЧЕСКА.

   Про что, Ансельмо?
   

АНСЕЛЬМО.

   Видите, синьора, я проникъ -- да, именно проникъ; онъ самъ сказалъ: ты, говоритъ, проникъ; я слово въ слово запомнилъ: ты проникъ въ мое желанье жениться на ней.
   

ФРАНЧЕСКА.

   На комъ?
   

АНСЕЛЬМО.

   На мадоннѣ Антоніи.
   

ФРАНЧЕСКА.

   Не можетъ-быть!
   

АНСЕЛЬМО.

   Самъ я сомнѣвался, но онъ сказалъ: проникъ. И какъ хвалилъ ее, синьора: за дѣтьми умѣетъ смотрѣть, отцу только учиться у нея. "И теперь, сказалъ, -- она няня, а когда назову ее Тони, будетъ мамой". А, синьора? "Милая моя Тони". Слышите?
   

ФРАНЧЕСКА.

   Дай то, Боже! Дай то, Боже! Но мнѣ все еще не вѣрится.
   

АНСЕЛЬМО.

   А мнѣ вѣрится, синьора, и я стану просить мессера Джана, чтобъ онъ заставилъ его жениться.
   

ФРАНЧЕСКА.

   Нѣтъ, не дѣлай этого, Ансельмо. Джанъ не сумѣетъ; это не мужское дѣло. И подумай еще: если ты ошибся и свадьба не состоится,-- ты вѣдь ославишь бѣдную дѣвушку.
   

АНСЕЛЬМО.

   Правда, синьора. И вѣрно вы говорите, что не мужское это дѣло. Вотъ я -- проникъ, а сказать про то не сумѣлъ, только разсердилъ мессера Поло. Онъ такой хандра,-- самъ говоритъ; чего добраго и на старшаго брата разсердится. Грубы мы на такое дѣло, мужчины, все съ плеча рубимъ.
   

ФРАНЧЕСКА.

   А мы, женщины, умѣемъ нѣжно обходиться съ чужимъ чувствомъ; мы такъ незамѣтно наведемъ на разговоръ, что человѣкъ самъ выскажется, самъ откроетъ душу. Оттого-то мужчины и считаютъ насъ хитрыми.
   

АНСЕЛЬМО.

   Рѣшено: я мессеру Джану ни полслова объ этомъ дѣлѣ, а вы берите все въ свои руки, и помоги вамъ Боже!..
   

ФРАНЧЕСКА.

   Ахъ, Ансельмо, твои слова ободряютъ меня, въ сердцѣ оживаетъ надежда... И притомъ вѣдь и она, Ансельмо, и она безъ памяти любитъ его...
   

АНСЕЛЬМО.

   Неужто, синьора?
   

ФРАНЧЕСКА.

   Развѣ ты не замѣчалъ?
   

АНСЕЛЬМО.

   Гдѣ жъ замѣтить! Вѣдь всякій въ другомъ замѣчаетъ только свое: умный -- умное, дуракъ -- глупое, щеголь -- новое, портной -- платье, а сапожникъ -- обувь. И вотъ еще что скажу я вамъ синьора: разъ при мнѣ на улицѣ двое мужиковъ чуть было не разодрались. Одинъ ужъ кулакомъ взмахнулъ, а другой: "Стой, кричитъ, -- намъ драться не приходится, мы оба кузнецы". Первый опустилъ кулакъ. "Почему, спрашиваетъ,-- ты узналъ, что я кузнецъ?" А въ отвѣтъ: "Потому какъ ты взмахнулъ кулакомъ; вижу, что привыкла твоя рука къ молоту". Вы думаете, синьора, къ чему я про кузнецовъ? А я всегда такъ: одно къ одному. Все къ тому, что старъ я, про Амура забылъ какой онъ. Слѣпой онъ говорятъ, а я самъ слѣпнуть начинаю, самъ Амуромъ становлюсь. А Амуръ самъ вѣдь не любить, а только хочетъ, чтобъ другіе любили другъ друга. Такъ вотъ           и мнѣ никакъ не замѣтить любви, синьора.
   

ФРАНЧЕСКА.

   Да, Ансельмо, она влюблена, сама созналась мнѣ... И если у него есть малѣйшее желаніе, а оно есть, должно быть, я знаю... И я устрою все сегодня же, сейчасъ, какъ только онъ вернется...
   

АНСЕЛЬМО.

   Ну, синьора, я вамъ и мѣшать не стану, а пойду... къ мессеру Уберто на лугъ. Правда, не велѣлъ онъ мнѣ, да что жъ дѣлать? Въ послѣдній разокъ побалую мальчика. Я вѣдь не такой, какъ онъ: я только многозрительный... Съ позволенія вашей синьоріи...

[Идетъ].

   

ФРАНЧЕСКА.

   Ансельмо, погоди на минуту. Ужо, послѣ ужина, зайди ко мнѣ. Мнѣ надо еще многое сказать тебѣ, что передать мужу.
   

АНСЕЛЬМО.

   Зайду, синьора, зайду.

[Ушелъ].

   

ЯВЛЕНІЕ V.

Франческа, одна.

             О, Боже мой! благодарю Тебя.
             Я счастлива! Вдвойнѣ я рада!--
             Я такъ страшилась въ день отъѣзда мужа,
             Что разгадалъ мою любовь старикъ,
             А онъ не видитъ ничего, не знаетъ,
             И тайна о любви умретъ со мной...
             Открылась Тони я,-- но не теперь,
             Когда я знаю, что мнѣ надо дѣлать,
             Когда могу судьбу ея устроить,
             Но не теперь страшиться мнѣ, что знаетъ
             Она о слабости моей мгновенной.--
             О! какъ я счастлива. О! какъ я рада.
             Скорѣй бы Поло приходилъ, и мнѣ
             На вѣки счастье закрѣпить. Да, наше,
             Всѣмъ общее и дорогое счастье.

[Входитъ Поло].

   

ЯВЛЕНІЕ VI.

Паоло, Франческа.

ФРАНЧЕСКА.

             Ахъ, милый другъ мой, какъ я рада вамъ!
   

ПАОЛО.

             Я никогда такою васъ не видѣлъ:
             Вы веселы и очи блещутъ счастьемъ.
             Что съ вами? разскажите мнѣ скорѣе.
   

ФРАНЧЕСКА.

             Садитеся... Я все сейчасъ скажу...
             Не знаю какъ... Нѣтъ, лучше прямо, прямо...
             Ансельмо все мнѣ разсказалъ, мой другъ.
   

ПАОЛО.

             Что могъ сказать онъ вамъ?
   

ФРАНЧЕСКА.

                                           Что нынче
             Вы говорили съ нимъ о милой Тони.
   

ПАОЛО.

             Онъ приставалъ, что бъ съ нимъ передъ отъѣздомъ
             Я поболталъ, и я, его любя...
   

ФРАНЧЕСКА.

             Какъ? вы болтали? Вы шутили только?
             

АОЛО.

             Что съ вами, милая? Вы поблѣднѣли?
             Вамъ дурно?
   

ФРАНЧЕСКА.

                                 Очень, очень дурно, другъ мой
   

ПАОЛО.

             О, Боже!.. гдѣ вода?..
   

ФРАНЧЕСКА.

                                           Остановитесь.
             Мнѣ не вода нужна, а ваше слово:
             Оно лишь въ силахъ оживить меня.
   

ПАОЛО.

             Не мучьте друга.
   

ФРАНЧЕСКА.

                                           Отвѣчайте прямо:
             Хвалили вы Антонію?
   

ПАОЛО.

                                           Хвалилъ.
   

ФРАНЧЕСКА.

             За то ли, что она, какъ мать родная,
             Заботится о дѣтяхъ?
   

ПАОЛО.

                                           Не какъ мать,
             Какъ няня добрая.
   

ФРАНЧЕСКА.

                                 И вы сказали,
             Что онъ желанье ваше отгадалъ
             На ней жениться?
   

ПАОЛО.

                                 О! клянусь, я только
             Надъ прозорливостью его смѣялся...
             И это васъ могло такъ взволновать?
             Могли вы думать, что любить иную?...
             О, милая Франческа! какъ я счастливъ.
   

ФРАНЧЕСКА.

             Подите прочь. Вы -- жалкій себялюбецъ,
             Во всемъ способный видѣть лишь дурное,
             И не способный жертвовать ничѣмъ,
             И ваша вся любовь ко мнѣ -- притворство.
   

ПАОЛО.

             Какъ?.. Я васъ не люблю?.. Я лгу?..
             Притворствую?.. Какъ пошлый волокита...
             О! какъ клевещете вы злобно на меня,
             Какъ оскорбляете меня нещадно!
             За то ль, что вѣщимъ сердцемъ отгадалъ я,
             Что у тебя въ груди любовь не умерла,
             Что ты любя страдаешь, какъ и я?
   

ФРАНЧЕСКА.

             О! замолчи.-- Не ты ль при мнѣ поклялся,
             Что для тебя нѣтъ въ мірѣ выше счастья,
             Какъ жизнь отдать за нѣжную любовь?
             Не ты ль завидовалъ, что бѣдный дворянинъ
             Послѣднимъ ей пожертвовалъ безъ стона?
             А я молю тебя душой скорбящей,
             Чтобъ въ жертву мнѣ женился ты на ней,
             А ты понять не можешь и не хочешь.
   

ПАОЛО.

             Зачѣмъ же мнѣ... ты прямо... не сказала?
   

ФРАНЧЕСКА.

             Молю тебя. Нѣтъ! не молю, а твердо,
             Въ сознаньи долга говорю: женись.
   

ПАОЛО.

             Исполню свято я твое желанье,
             Безцѣнная моя. Одно молю,
             Единая, кого любилъ, люблю
             И буду вѣкъ любить. За все страданье,
             Что дружно я дѣлилъ съ тобой,
             За горе новое -- о! сжалься надо мной --
             Одно, молю, прощальное лобзанье.

[Упалъ къ ея ногамъ].

ФРАНЧЕСКА.

             О, Поло, Поло!
   

ПАОЛО.

                                 Милая Франческа! [Обнимаетъ и цѣлуетъ ее].
   

. ФРАНЧЕСКА.

             О! встань, мой милый. [Онъ встаетъ съ колѣнъ].
                                           И -- уйди, проклятый!
             Или умру я отъ стыда, желанный,
             За этотъ адски-райскій поцѣлуй.

[Рыдаетъ, закрывъ лицо руками].

Занавѣсъ.

   

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

Комната Франчески.

ЯВЛЕНІЕ I.

Паоло, Франческа.

ФРАНЧЕСКА.

             Ахъ, Поло, Поло!
   

ПАОЛО.

                                           Что ты все вздыхаешь?
             О чемъ грустишь? скажи, моя воркунья.
   

ФРАНЧЕСКА.

             Все о любви, о нашей все любви.
   

ПАОЛО.

             Но развѣ ты не счастлива, Франческа?
   

ФРАНЧЕСКА.

             О! счастлива, мой мило-нѣжнокудрый.
             Но наше счастье, Поло, не похоже
             На настоящее людское счастье.
   

ПАОЛО.

             Оно святѣй, возвышеннѣй.
   

ФРАНЧЕСКА.

                                           Нѣтъ, нѣтъ!..
             Кто станетъ, другъ мой, отъ людей скрывать,
             Что счастливъ онъ? Начнетъ скрывать онъ счастье,--
             И скрытностью таинственной убьетъ
             Свое спокойствіе, а съ нимъ и счастье.
             Такое ль наше счастье? Нѣтъ, оно
             На Божій свѣтъ страшится показаться,
             И живо только сумрачною тайной.
   

ПАОЛО.

             Такъ вотъ о чемъ груститъ моя Франческа!
             О, если хочешь, убѣжимъ отсюда.
             Я самъ хотѣлъ сказать, но все не смѣлъ,
             Все будто бы чего-то опасался...
             Но если хочешь,-- я готовъ, я радъ!
             Не мало есть въ Италіи прекрасной
             Высокихъ герцоговъ, душою благородныхъ,
             Которые насъ примутъ подъ защиту...
             Не хочешь?.. Далѣ убѣжимъ, далече;
             Въ Испанію, во Францію, на Сѣверъ...
             О! много мѣстъ есть на землѣ обширной,
             Гдѣ наше счастье прятаться на будетъ.
   

ФРАНЧЕСКА.

             И весело тебѣ, что міръ узнаетъ
             Твоей любви печальнѣйшую повѣсть,
             И какъ похитилъ ты жену у брата?
             И весело тебѣ, что всюду: въ замкахъ,
             На площадяхъ и рынкахъ городскихъ,
             Заговорятъ всѣ о святынѣ нашей,
             Засудятъ о душѣ твоей высокой
             И сердцѣ дорогой тебѣ Франчески,
             Какъ о какомъ-нибудь заѣзжемъ акробатѣ?
             И станутъ негодяи прибавлять:
             "Да, не дурна!.. О! Бахусомъ клянуся,
             И я увезъ бы, выпади мнѣ случай".--
             Скажи мнѣ прямо: ты желалъ бы, Поло,
             Чтобъ такъ болтали о твоей женѣ?
   

ПАОЛО.

             О! будь покойна, милая Франческа,
             Сумѣю я заставить уважать
             Мою любовь.-- Ты хочешь, чтобъ всѣ звали
             Тебя моей женой? О! будь покойна,
             Святой отецъ, расторгнувъ прежній бракъ,
             Дозволить намъ съ тобой соединиться.
   

ФРАНЧЕСКА.

             Великъ святой отецъ! Онъ можетъ
             Заставить императоровъ великихъ
             Босыми, съ непокрытой головой,
             Суровою зимою, въ вихрь и стужу,
             Предъ своими окнами стоять.
             И можетъ онъ благословить нашъ бракъ,
             И повелѣть насъ звать женой и, мужемъ,--
             Но надъ сердечной глубиною женщинъ
             Не властенъ онъ. А всѣ онѣ, о! всѣ,
             й даже тѣ, что будутъ и любить,
             И уважать меня, душой тоскуя,
             Со вздохомъ скажутъ: "бѣдная Франческа!
             Она не настоящая жена,
             Она любовница". Клянусь, мой милый,
             И я сама, не только про другую,--
             Про самое себя скажу я то же, то же...
   

ПАОЛО.

             Чего же хочешь ты?
   

ФРАНЧЕСКА.

                                 О, ничего!
             Люблю тебя я и люблю то счастье,
             Что намъ съ тобой досталося на долю:
             Скорбящее и радостное вмѣстѣ.
             Чего же мнѣ, скажи, еще желать?
             Ты самъ его, его лишь цѣнить, милый.
   

ПАОЛО.

             О, нѣтъ! Франческа.
   

ФРАНЧЕСКА.

                                 Да, мой милый Поло.
             Будь мы съ тобою пошлые глупцы,
             Цѣнили бъ мы людское уваженье,
             Притворное, наружное, пустое,
             И могъ бы намъ помочь святой отецъ.
             Но намъ вѣдь дорого не то. Дрожать,
             Дрожать ежеминутно, что откроютъ,
             Провѣдаютъ про нашу тайну люди,
             И думать про себя: "о! если бъ знали
             Про наше счастье вы!" И только
             Исчезнетъ этотъ трепетъ вожделенный
             Любви преступной, дорожащей тайной,
             Мы съ грустью станемъ вспоминать то время,
             Когда онъ былъ, когда ежеминутно
             Боялись мы другъ друга потерять.
             А станемъ вспоминать о миломъ прошломъ,
             Намъ настоящее не будетъ мило,
             И мы разлюбимъ тотчасъ же другъ друга.
   

ПАОЛО.

             Не мучь, не мучь меня.
   

ФРАНЧЕСКА.

                                           Нѣтъ, буду мучить:
             А перестану, ты молить начнешь,
             Чтобъ мучила тебя. Въ мученьи этомъ
             Вся наша жизнь. Спокойствія для насъ
             Не можетъ быть. Для насъ нѣтъ долга,
             И никогда не можетъ быть его,
             Святящаго любовь святого долга.
             Люби же, милый, о, люби мученье,
             Или разлюбишь ты свою Франческу.
   

ПАОЛО.

             О! ты права, ты демонски права.
   

ФРАНЧЕСКА.

             О, милый! для тебя и ложь я полюбила,
             А я ее всѣмъ сердцемъ ненавижу.
             Я Тони солгала, что все о ней съ тобою,
             Мы говоримъ. Я солгала Ансельмо,
             Что умоляю мужа поскорѣй
             За мной пріѣхать. А пріѣдетъ онъ,
             Сейчасъ, поутру, иль въ глухую полночь,
             Я встрѣчу лживой радостью его
             И стану клясться Пресвятой Мадонной,
             Что надоѣлъ ты мнѣ своей хандрой.
             И въ этой лжи -- отрадное мученье,
             И въ этой лжи -- любовь моя къ тебѣ.
   

ПАОЛО.

             О! я умру...
   

ФРАНЧЕСКА.

                       Нѣтъ, не умрешь, безцѣнный;
             Я поцѣлуемъ оживлю тебя,
             Я разцѣлую и въ уста, и въ очи.

[Цѣлуетъ].

             О, Боже мой! Сюда идутъ... То мужъ...
             Его походка, да... Скорѣй... вотъ дверь...
             На самой серединѣ тамъ, въ каморкѣ,
             Есть западня... подымешь... и въ подполье...
             А завтра... [Поло ушелъ].
   

ДЖОВАННИ [извнѣ].

                                 Отвори, моя овечка!
             Скорѣй, скорѣй!..
   

ФРАНЧЕСКА.

                                 Пойду тихонько къ двери,
             Какъ будто бы...

[Поло показывается въ дверяхъ каморки].

                                 О, Боже!.. Поло... Что ты?
   

ПАОЛО.

             Не смогъ поднять, но ты... не бойся... нѣтъ...
             Тамъ есть уступъ въ стѣнѣ: я спрячусь.

[Скрывается].

   

ДЖОВАННИ [извнѣ].

             Франческа! это я.
   

ФРАНЧЕСКА.

                                 Иду, иду!
   

ЯВЛЕНІЕ II.

Франческа, Джованни, потомъ Паоло.

ДЖОВАННИ.

             Что жъ не цѣлуешь ты меня?..
   

ФРАНЧЕСКА.

                                           Ахъ, милый!
             Заснула я... Дай протереть глаза...
   

ДЖОВАННИ [особо].

             О, не введи во искушенье, Боже! [Вслухъ].
             Я слышалъ шопотъ... Думалъ: ты молилась.
   

ФРАНЧЕСКА.

             Должно-быть, я во снѣ шептала, Джанъ.
   

ДЖОВАННИ.

             Что жъ не цѣлуешь ты?.. И не глядишь?
             О! Боже, Боже!.
   

ФРАНЧЕСКА.

                                 Что съ тобою, Джанъ?
   

ДЖОВАННИ.

             Два сонныхъ шопота твоихъ я слышалъ..
             Ахъ, бѣдная правдивая Франческа!
             Ты не успѣла научиться лгать,
             И о тебѣ еще могу я плакать...
   

ФРАНЧЕСКА.

             Ты бредишь, Джанъ?..
   

ДЖОВАННИ.

                                           О! гдѣ же онъ?
             Тебя зову я, гнусный соблазнитель!
             Ты спрятался... я знаю гдѣ... Гляди:
             Я дверь сейчасъ велю замуровать,
             И ты издохнешь отъ голодной смерти;
             Честнѣе сразу умереть...

[Хочетъ идти въ двери каморки].

   
   

ФРАНЧЕСКА [не пуская его].

                                           О, Джанъ!
             О, Джанъ!

[Входитъ Паоло].

ДЖОВАННИ.

                                 Пусти... Кого я вижу?.. братъ!
             И ты рѣшиться могъ... О, безсердечный!
             Бездушный, низкій!

[Бросается на брата, вынувъ изъ ноженъ кинжалъ].

ФРАНЧЕСКА [бросаясь между ними].

                                 Я виновна, я!
             [Ударъ приходится ей въ грудь; она падаетъ].
   

ДЖОВАННИ.

             А!.. страшный сонъ! Перекрестися, Джанъ.
             Овечка золотая!.. Я хотѣлъ
             Тебя изъ волчьей пасти ненасытной...
   

ФРАНЧЕСКА.

             Джанъ, я виновна, я...

[Умираетъ].

ДЖОВАННИ.

                                           Нѣтъ, нѣтъ,
             Ты не виновна... А его любила
             Не только больше Джана, больше жизни.
             О, о! О, Боже! О!

[Рыдаетъ надъ трупомъ жены].

   

ЯВЛЕНІЕ III.

Тѣ же, вскорѣ Антонія, Ансельмо.

АНСЕЛЬМО [извнѣ].

                                 Нельзя, нельзя!
   

АНТОНІЯ [также].

             Я слышала ужасный рѣзкій крикъ.
             Кто тамъ рыдаетъ?
   

АНСЕЛЬМО [также].

                                 Стойте, не входите.
   

АНТОНІЯ.

             Нѣтъ, я войду. [Вошла; за нею Ансельмо].
                                 О, Боже, Боже, Боже!
             Франческа бѣдная... О! кто тебя убилъ?
             Что мамѣ я скажу?..
   

ДЖОВАННИ [вставая].

                                 Ты скажешь,
             Что я хотѣлъ убить мерзавца,
             Который честь мою...
   

АНТОНІЯ.

                                           Злодѣй!
             Такъ ты ее убилъ... О, знай же:
             Святую ты убилъ... О нашей свадьбѣ
             Съ ней Поло говорилъ, о нашей съ нимъ...
   

ДЖОВАННИ.

             О, синьорина!
             Безъ васъ я знаю, что она была
             Чиста, какъ непорочная святыня.--
             А ты -- ты лгунья! Если бъ онъ пришелъ
             За честнымъ дѣломъ,-- прятаться не сталъ бы.
             Онъ живъ еще, но въ томъ виною только
             Моя печаль безмѣрная... О!..
   

ПАОЛО.

                                                     Братъ!
             Не будь братоубійцей, ради Бога.
   

ДЖОВАННИ.

             О, демоны-лжецы! Вы сговорились
             Мнѣ раньше ада душу истерзать.
             Что жъ вы молчите? Правду, ради Бога,
             Скорѣе правду, чтобы легче было
             Душѣ проклятой разставаться съ тѣломъ.
             Иль лгите, лгите подло до конца.
   

ПАОЛО.

             Я все скажу, но брось кинжалъ... Иль нѣтъ,
             Отдай его Антоніи...
   

ДЖОВАННИ [отдавая].

                                           Возьмите.
             Мой братъ глупецъ, и думаетъ, что я
             И смерти безъ кинжала не найду.
             А смерть вездѣ... О, Боже! Боже!.. О!
   

АНТОНІЯ.

             Возьми кинжалъ [отдала]. Бѣги скорѣе, Поло,
             Пока онъ не очнулся...
   

ПАОЛО.

                                           Тони... Тони!..
             Идите вы къ себѣ: не то дѣтишки
             Безъ васъ расплачутся. А я...
             Я къ вамъ приду... сейчасъ... Но ради Бога...
   

АНТОНІЯ.

             Я вѣрю. Но скорѣй, иль я умру...

[Уходитъ; Ансельмо хочетъ идти за нею].

   

ЯВЛЕНІЕ ПОСЛѢДНЕЕ.

Тѣ же, безъ Антоніи.

ПАОЛО.

             Ансельмо! ты останься. Брата
             Тебѣ я поручаю... Братъ, очнися!
             И силы собери узнать всю правду.
             Виновенъ я... Виновны оба мы...
             Прости ее... И объ одномъ молю я:
             Вели похоронить въ одной могилѣ.

[Закалывается].

ДЖОВАННИ.

             Зачѣмъ предъ смертью было лгать ему?
             Она виновной быть не можетъ, нѣтъ!
             Ты, Джанъ, виновенъ, ты... Припомни:
             Ты зова совѣсти когда-то не послушалъ.

[Ищетъ около пояса].

             Гдѣ жъ онъ? Сейчасъ тутъ былъ... Иль нѣтъ въ рукахъ.
   

АНСЕЛЬМО [схвативъ его за руку].

             Джованни! пробудись. Я -- старый дядька,
             Тебя вскормившій на своихъ рукахъ,
             Я -- старый Гвельфъ -- съ тобою говорю.
             Въ себѣ не властенъ ты. Ты купленъ
             Народною любовью. Ты не воленъ
             Оставить долга безъ народной воли.
             Иди за мной!..

Занавѣсъ.

             13-го сентября 1876 г.
             Бунчиха.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru