Аверченко Аркадий Тимофеевич
Смерть марксиста

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Аверченко А.Т. Собрание сочинений: В 14 т. Т. 11. Салат из булавок
   М.: Изд-во "Дмитрий Сечин", 2015.
   

СМЕРТЬ МАРКСИСТА

   У одного отца было три сына: старший умный был детина, средний был и так и сяк, а младший -- вовсе был марксист.
   В лето 1916 года младшенький пришел к одному знаменитому петербургскому профессору, утер пот со лба да и говорит ему голосом человечьим:
   -- Во-первых, очень жарко, во-вторых, мне этот жестокий полицейско-бюрократический режим смертельно надоел, а в третьих, не можете ли вы меня заморозить?
   -- То есть как заморозить?
   -- А очень просто: при помощи анабиоза. Я ведь знаю, что вы по этим штукам ходок.
   -- Для чего же вам понадобилось?
   -- Да, знаете, режим не нравится. Я ведь сам, изволите видеть, -- марксист.
   -- Ну, что ж, -- утешил профессор. -- С другими еще хуже бывает. Крепитесь.
   -- Я и то. Да уж трудно очень. Хотел издавать марксистскую газету -- не позволяют. Хотел среди рабочих пошататься, потолковать с ними о том, о сем -- не позволяют. Дышать не дают. Решил на это тяжелое время заморозиться, а там, Бог даст, революция будет -- вы меня отморозите обратно...
   -- Гм. На какой же вас срок заморозить?
   -- Годков на пять. Полежу, мороженный, отдохну. Над нами не каплет. А там, даст Бог, революция, свобода и тово...
   -- Семейный?
   -- Напротив. Два брата есть.
   -- Кто такие?
   -- Старший умный детина. Средний и так и сяк...
   -- А вы?
   -- Говорю же вам: марксист.
   -- Оно и видно. Ложитесь, что ли. Заморожу уж, что ли.
   -- Только потом отморозить не забудьте. Я-то знаю вас. Захлопочетесь, отвлечетесь другими делами, а я тут лежи.
   -- Будьте покойны, я вам такой механизм вставлю, вроде часового... Как пять лет пройдет, сразу оттаете...
   -- Пружина, значит?
   -- Во-во.
   Заморозили марксиста, засунули под диван, чтобы не мешал, да и забыли о нем.

* * *

   Весной 1921 года, когда пригрело солнышко, выполз из-под дивана марксист, пыльный, вялый, с видом полу-- дохлой мухи, ожившей у оконного стекла. Потер лапками, огляделся -- видит, сидит в уголку профессор, страшный, старенький-старенький, растрепанный, делает губами ему "тсс" и сухим пальцем грозит.
   -- В чем дело, дедушка? -- испуганно прошептал марксист. -- Что это у вас в углу за штука?
   500
   -- Мышеловка. Мышку ловлю. Только вы не шумите, а то убежит -- опять я без ужина буду.
   -- Наверное, сумасшедший, -- соболезнующее подумал добрый марксист и, чтобы перевести разговор, сказал. -- А я, дедушка, оттаял.
   -- И дурак.
   -- В каком смысле?
   -- В анабиозном. Лежал бы себе под диваном да лежал. Как говорится -- лежит, хлеба не просит.
   -- А, кстати, о хлебе... Мне сейчас здорово есть хочется. Что бы такое пожевать?
   Вскочил старик -- седой, страшный, белые волосы дыбом растопырились, заслонил мышеловку да как завопит таково испуганно, таково злобно и бешено:
   -- Пошел вон! Пошел вон! Моя мышка! Моя!
   -- Спятил старичок, -- качая головой, пробормотал марксист. -- Вот тебе и анабиоз. Собственные мозги заморозил. Пойтить домой, что ли? Как-то у нас дома... Все ли живы-здоровы?
   Вышел на улицу -- что за оказия? Семь часов вечера, а Невский пуст -- хоть шаром покати...
   Страшно стало, заорал:
   -- Извозчик!
   Дремавший шофер комиссарского автомобиля на углу встрепенулся и сказал:
   -- Ори, ори. Вот я тебя в Че-ку отправлю -- покричишь там.
   -- В какую Че-ку?
   -- Какие бывают. Красненькие. В пробочную комнатку посадят -- вот и зови извозчика.
   -- Может быть, вы меня отвезете домой, добрый господин?
   -- Ну, что ж... Можно. А наркому скажу, что в Главбенз за бензином ездил. Сколько дадите?
   -- Да рублей пять, что ли?
   -- Чево-о-о?
   -- Пять рублишек. Разве мало?
   Молча шофер откинул дверцу, не торопясь вылез из автомобиля, молча дал марксисту увесистую плюху и, не торопясь, вернулся на место.
   -- За что?
   -- Не смейся, сволочь. Я думал, ты тысяч десять предложишь, а он -- накось! Еще если бы золотой пятерик...
   -- А разве не все равно?
   Молча откинул шофер дверцу, вылез, приблизился, дал полновесную затрещину, снова вернулся.
   -- Господи! А теперь за что?
   -- А не смейся.
   Ничего не понял бедный марксист. Вздохнул и поплелся домой пешком.

* * *

   -- Гаврила! Здорово, голубчик!
   -- Барин! Да где ж это вы пять лет пропадали?.. Вот уж и видеть вас не чаял.
   -- Братья дома?
   -- Где там! Старшенького на мушку взяли, израсходовали, а средний в Бизерте живут.
   -- Что это за Бизерта?
   -- Бог-е знает. Не то в Африке, не то где...
   -- Гм... А квартира цела?
   -- Реквизирована. Замкомпоморде.
   -- По морде? Замком? Кого?.. За что?..
   -- То есть видите... Это их так... Сократительно. Заместитель комиссара по морским делам.
   Потер лоб марксист:
   -- Как мне все странно представляется. Может, не совсем еще оттаял? Гаврила, голубчик... Дай мне поесть чего-нибудь.
   -- Где же я вам возьму, барин?
   -- Чудак. Я ведь не прошу тебя котлет де воляй или судак обернуар. Дай мне просто хлеба, молока. Яичницу зажарь...
   Дворник вдруг освирепел:
   -- Я тебе так зажарю, что три дня вертеться будешь! Вам бы всё хиханьки.
   Заплакал марксист.
   -- Не кричи на меня, Гаврилушка. Я был пять лет замер-- знутый и теперь ничего не понимаю. Ну, дай мне кусочек хлебца. Гаврилушка...
   -- Да где же я его возьму, головушка моя горькая!
   -- А ты в лавочке купи, Гаврильчик! Вот тебе рублишка. Хлебца купи, колбаски...
   Плюнул Гаврила, повернулся, ушел в сторонжу.
   -- Куда ж мне теперь идти? -- тоскливо подумал марксист. -- Главное, что я ничего не понимаю. Пойду домой, а там замкомпоморде. Пойду к профессору, а он мышь ловит. На улицу пойду -- шофер колотит.
   Присел на ступенечках собственного дома, поплакал.
   Высморкался в платочек, побрел.
   Опять Невский. Пустынно, жутко... Трах. Чуть не провалился -- яма посредине Невского. Тсс... Кто-то идет. Прижался в какую-то впадину около Пассажа, пропустил... Двое прошли: в балахонах, с нагайками: не то киргизы, не то китайцы -- и говорят не по нашему, а форма будто военная.
   И так страшно сделалось марксисту, что не вытерпел он.
   И раздался по всему Невскому исконный российский крик, тот крик, который испускают испуганные граждане, подобно ребенку, при всякой опасности кричащему "мама": -- Гор-родовой!!!
   Подошел какой-то с красной повязкой. Взял за руку:
   -- Так, так. Городового уже на Невском кличете. Пожалуйте в Че-ка.

* * *

   -- Вы кто?
   -- Такой-то.
   -- Ваше удостоверение?
   -- Вот паспорт.
   -- Этого мало. Где трудовая книжка?
   -- Я вас не понимаю.
   -- А я вас очень хорошо понимаю. У вас паек какой категории?
   -- Я вас не понимаю.
   -- А я вас понимаю замечательно. Социал-соглашатель! Саботажник!
   -- Никак нет. Православный.
   -- Может, вы сумасшедший?
   -- Никак нет. Я пять лет в анабиозе был. Замороженный. Нынче только из-под дивана вылез.
   -- Что ж мне с вами делать? Конечно, я вам верю. Анабиоз там, наука, прочее. Но поймите, что вы нам не подходите. Вы, как шило из мешка, выпираете. У нас уже все обтерпелись, мы их постепенно приучили, а вас одного приучивать -- это атанде-с. Товарищ Гнусис, выведите его в расход.
   -- То есть на улицу? -- обрадовался марксист.
   -- Гм... Да... Там видно будет, -- устало промямлил комиссар.
   Вышли.
   -- Куда вы меня? -- доверчиво спросил марксист.
   -- К стеночке, голубчик.
   -- Ну, спасибо. Мне бы прислониться. А то устал я -- смерть как.
   Глаза его слипались. Прислонился к стенке и пробормотал:
   -- Убейте меня, если я что-нибудь вообще понимаю. Так и сделали.
   

КОММЕНТАРИИ

   Впервые: Зарницы, 1921, 22-29 мая, No 11. Печатается впервые по тексту журнала.
   ...средний в Бизерте живут. -- Бизерта -- самый северный город Туниса, крупнейший порт на Средиземном море. Брат героя фельетона мог оказаться там в случае, если вместе с кораблями Русской эскадры ушел туда из Константинополя в начале декабря 1920 г.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru