Аверченко А.Т. Собрание сочинений: В 14 т. Т. 11. Салат из булавок
М.: Изд-во "Дмитрий Сечин", 2015.
БОЛТОВНЯ
Недавно я был счастлив: встретил настоящего чистокровного константинопольского дельца.
Дельцов, конечно, в Константинополе много, но это был перл, розовая жемчужина, которой я подавился, проглатывая одну деловую устрицу.
Лошадей на свете много, но все мы восхищаемся Гальтимором, потому что Гальтимор -- идеал лошади.
Так и мой делец -- он был идеалом.
Имел я с ним небольшое дело. Когда же ознакомился с результатами, ахнул и побежал к нему.
Разговор. Буквально:
-- Послушайте! Что же вы сделали?! Ведь это мошенничество.
-- Ну, да.
Я растерялся.
-- Как же вы... осмелились?
-- Голубчик! Надо было быть осторожнее.
-- Так вы, выходит, мошенник?
Он испуганно погрозил мне пальцем, подошел к дверям и посмотрел -- нет ли кого в другой комнате.
Вернулся успокоенный.
-- Нет никого. Да, я мошенник.
-- Форменный жулик!
-- Форменный.
Он согласился, дружелюбно поглядывая на меня.
-- Мне хочется поколотить вас палкой.
-- Да разве это вернет вам деньги? Не имеет смысла.
-- Или оторвать вам ухо на память, что ли?..
-- А какой вам расчет? Вы и так уже потеряли несколько лир, а тогда еще платить придется за увечье.
У меня было такое впечатление, будто я булавкой колол носорога.
-- Как же вы можете смотреть мне в глаза?
-- Э, милый мой! Да мы с вами еще будем иметь дела, уверяю вас. Только теперь вы, конечно, расписочки берите. Знаю, что так -- больше не поверите.
Я взялся за шляпу.
-- Уходите? Зашли бы как-нибудь ко мне посидеть. Я из Батума чудесную икру получил. Выпьем по стаканчику, а?
Я рассмеялся, дал ему легкую пощечину и направился к дверям.
-- Так жду!
Все константинопольские дельцы должны согласиться со мной, что этот -- самый чистокровный.
* * *
Вышла книга Петрушевского -- "Фрина".
Хозяин одного книжного магазина предложил мне:
-- Не хотите ли купить?
Я опытной рукой перелистал книжку и сказал уверенно:
-- Это очень бездарно.
-- Помилуйте, берут нарасхват.
-- Почему? -- изумился я.
-- Порнография.
-- Где ж тут порнография?
-- Страница такая-то, строки от 18 до 25.
-- Какая странная концентрация! Из-за этого только и берут?
-- Да. Из-за этих семи строк.
-- Так на кой же черт всю книжку выпускать, бумагу портить? Ведь автор мог всю интересную для читателя часть книги поместить на собственной визитной карточке!
-- Не догадался.
Я усмехнулся и положил обратно на прилавок это странное произведение, напоминающее огромный забор, выстроенный только для того, чтобы написать на нем одно слово.
* * *
Для русского культурного человека большой праздник: вышел в свет No 2 берлинской "Жар-Птицы".
Чувство своеобразной патриотической гордости наполняет сердце, кода перелистываешь эту толстую объемистую тетрадь: люди на чужбине, разоренные беженцы -- творят прекрасное русское дело... Много настоящего художественного вкуса, любви к искусству -- и огромная техническая тщательность. Надо, однако, отдать справедливость и Керману: для последнего он дает все возможности.
Большинство репродукций -- картины с выставки "Мир искусства" -- однотонные и трехцветные.
Лучшее -- Кустодиев (Эскиз декорации), Ре-ми (трактир) и Шухаев.
Навевают тихую грусть о безвозвратно ушедшем -- рисунки, изображающие старый Петербург, -- "наш Петербург".
И тут же -- жуткий контраст -- нечеловеческая рожа: "Комиссар" Бориса Григорьева.
Небольшие, хорошо написанные очерки "Анна Павлова" и "Как работает Иван Билибин" -- заключают художественную часть номера.
Литературная часть стоит на большей высоте, чем в No 1.
Я уверен, что выпуск каждого последующего номера "Жар-Птицы" будет составлять радостное событие в жизни одичавшего русского человека, а потому:
-- Большой вам удачи, дорогие друзья!
* * *
С одной стороны, "Жар-Птица", с другой:
По приказанию наркома путей сообщения на всех железнодорожных станциях приказано вывесить портреты "Ленина, Троцкого и др<угих> руководителей Советского правительства", буде таковые портреты до сих пор не имелись в станционных помещениях.
До сих пор "морская болезнь" была печальной привилегией морских путешественников. Теперь она распространилась и на сухопутных пассажиров.
И простодушные матери будут пугать орущих с голоду детей, как та баба в гоголевской "Ночи перед Рождеством" перед произведением кузнеца Вакулы:
-- Гляди-ка, яка кака намалёвана!..
* * *
Русский народ не только занят тем, что помирает от голода и расстрелов.
Он еще и острит, хотя сказано:
И кому-то в ум придет
На желудок петь голодный...
Свежий беженец из России сообщил, что по столице ходит список пьес, которые будут ставить по своему выбору власти в пользу голодающих:
Ленин -- "Горе от ума";
Троцкий -- "Царь Иудейский";
Луначарский -- "Власть тьмы";
Всеотоп -- "Ледяной дом";
Продком -- "Царь Голод";
Финотдел -- "Свои люди -- сочтемся";
Наркомздрав -- "Живой труп";
Наркоминдел -- "Тот, кто получает пощечины".
Остроумнее всего выбор одесской че-ка: "Искатели жемчуга".
Почему-то забыт Гр. Зиновьев, непочтительно называемый своими подданными "Гришка".
Поистине, он имеет право выбрать целых три пьесы: "Дурак" Фульда, "Идиот" Достоевского и "Вор" О. Мирбо.
Для Керенского так и просится Ростановский "Шантеклер", а для Мартова и Абрамовича -- "Две сиротки".
В том же списке фигурирует и Внешторг ("Бедность не порок"), а, по-моему, для него подошла бы другая пьеса Островского:
-- "Бешеные деньги".
* * *
Коммунисты изгнали Нахамкеса из партии за "спекуляцию, расточительность и сибаритство" и за то, что он через советские миссии выписывал себе разные деликатесы и редкие вина из-за границы.
Это дает ему полное право выбрать для себя пьесу в пользу голодающих:
-- "Кадрал-Обжора".
Пьеса подходящая. Вся русская каторга играла ее в арестантских спектаклях.
КОММЕНТАРИИ
Впервые: Presse du soir, 1921, 7 ноября, No 263. Печатается по тексту газеты.
Вышла книга Петрушевского -- "Фрина". -- См.: Петрушевский И. Фрина. Берлин: Изд-во Ольга Дьякова и Ко, 1921.
...вышел в свет No 2 берлинской "Жар-Птицы". -- "Жар-птица" -- ежемесячный литературно-художественный иллюстрированный журнал, выходивший в Берлине и в Париже с 1921 по 1926 гг.
...картины с выставки "Мир искусства" -- "Мир искусства" -- русское художественное объединение. Оформилось в конце 1890-х гг. (официально -- в 1900 г.) в Петербурге на основе кружка молодых художников и любителей искусства во главе с А.Н. Бенуа и С.П. Дягилевым.
Лучшее -- Кустодиев (Эскиз декорации), Ре-ми (трактир) и Шухаев. -- Кустодиев Борис Михайлович (1878-1927) -- русский советский живописец, график и театральный художник. Учился в Санкт-Петербургской Академии художеств (1896-1903) у И.Е. Репина. Академик Академии художеств (1909). Член Союза русских художников (с 1907 г.), "Мира искусства" (с 1911 г.). В пореволюционные годы участвовал в оформлении Петрограда к 1-й годовщине Октября, создавал плакаты, лубки и картины на темы революции ("Большевик", 1919-1920, Третьяковская галерея; "Праздник в честь 2-го конгресса Коминтерна на площади Урицкого", 1921, Русский музей). Ре-ми (Ремизов-Васильев Николай Владимирович) (1887-1975) -- график, живописец, художник театра, постоянный сотрудник "Сатирикона" и "Нового Сатирикона", один из совладельцев "Нового Сатирикона". Выпускник Санкт-Петербургской Академии художеств. С 1920 г. -- в эмиграции. Шухаев Василий Яковлевич (1887-1973) -- русский художник, живописец и график, один из самобытных представителей неоклассики в духе "Мира искусства". Эмигрировал в 1920 г. В 1935 г. вернулся в СССР, получив персональную мастерскую в ленинградском отделении Академии художеств. Участвовал в оформлении интерьеров московской Библиотеки им. В.И. Ленина. В 1937 г. был арестован "по подозрению в шпионаже" и 10 лет провел в ссылке в Магадане; оформлял спектакли и концерты местного музыкально-драматического театра. После освобождения обосновался в Тбилиси (1947). Умер там же.
И тут же -- жуткий контраст -- нечеловеческая рожа "Комиссар" Бориса Григорьева. -- Григорьев Борис Дмитриевич (1886-1939) -- русский художник. Учился в московском Строгановском художественно-промышленном училище (1900-1907) и в Высшем художественном училище при Санкт-Петербургской Академии художеств (1907-1913). С 1913 г. постоянно участвовал в выставках объединения "Мир искусства". Сотрудничал с "Сатириконом" и "Новым Сатириконом". С 1919 г. -- эмигрант. По словам самого Бориса Григорьева, на картине "Комиссар" был изображен некий французский фотограф, а название присовокупили устроители его выставок. Ходили также слухи, что в "Комиссаре" отразились черты А.В. Луначарского (см.: "Все тот же, русский и ничей...". Письма Бориса Григорьева к Евгению Замятину // Знамя, 1998, No 8).