Аверченко А.Т. Собрание сочинений: В 14 т. Т. 11. Салат из булавок
М.: Изд-во "Дмитрий Сечин", 2015.
МАШИННЫЕ РЕБЯТА
Как известно, в некоторых местностях, занятых советской властью, усиленно производится социализация грудных и прочих детей и коллективное воспитание их государством.
Почти никому неизвестно, как эта мера проводится практически, и потому мы очень счастливы, что нам удалось на основании целой кучи разрозненных сведений и данных, собранных там и сям, -- удалось в полной мере восстановить весь процесс воспитания несчастных младенцев на государственный счет!
* * *
По улице, громыхая и тарахтя, скачет повозка; на ней установлена большая клетка вроде той, в которой гицеля возят пойманных бродячих собак.
В клетке -- несколько запеленатых младенцев, перекатывающихся и стукающихся друг о друга при каждом толчке телеги.
Телега останавливается у ворот одноэтажного домика; возница соскакивает с сидень, стучит кнутовищем в окно.
-- Эй, тетка-лебедка! Нет ли свеженького детского ма-- терьяльцу?
-- Чего тебе, кормилец?
-- Именно что кормилец. Не только вас, чертей, но и детей ваших на свой счет кормим! Дети есть?
-- У меня-то? Единственный, совсем махонький. И трех месяцев не наберется. Опись делаете, что ли?
-- Какая там, к черту, опись. Вали его сюда!
-- Как сюда?
-- А так вот. Пока в клетку, а там привезу куда надо -- рассортируют.
-- Да чтоб я своего ребеночка, как пса какого-то, да в клетку?!
-- Поговори еще! Почище твоего тут есть, вишь ты -- пеленки с графскими коронами! Ну, тащи -- некогда мне с тобой разговаривать. Еще три квартала объехать нужно, обобрать ребят.
Баба плачет:
-- Да ведь я его еще грудью кормлю, как же ему теперь-то?
-- Что ты, тетка, со своей кустарной грудью лезешь!
У нас кормят коллективной грудью, машинной! Аппарат Морза! Целая, брат, кормильная фабрика. Ремни свистят, шестерни жужжат, трубы дымят! Засыплешь десяток младенцев в приемник, повернешь ручку -- глядишь, все и накормлены.
-- А что же я со своим-то молоком буду делать?!
-- Эко, дурище! На базаре кварта полторы тысячи, а она спрашивает. Ну, гони, гони младенца -- некогда тут с тобой!
* * *
Через год.
У заставы, где пустыри, -- огромное здание.
На здании огромная вывеска:
"Коммунальный воспитательный дом для частного приплода обоего пола".
У ворот нерешительно топчется какая-то баба.
Привратник:
-- Тебе чего, товарищ тетка?
-- Робеночка бы своего повидать. Почитай год как забрали.
-- Зачем же тебе его повидать?
-- Соскучилась.
-- Чего?
-- Соскучилась, говорю.
-- Это как же?
-- Без робеночка, говорю, соскучилась. Повидать бы.
-- Да зачем повидать-то?
Баба глядит на него тоскливым недоуменным взглядом.
-- Экой ты какой. Чай, свое-то дите дорого.
-- Где ж там дорого, когда мы на свой счет. Да ты чего с ним делать-то будешь?
-- Да мне хучь бы понянчить, поцеловать его.
-- У нас без тебя это делается -- машиной. Машина и нянчит, машина и целует. Такой гуттаперчевый присосок на конце. Сжатым воздухом действует. Все, брат, предусмотрено.
Баба продолжает уныло топтаться на месте.
-- Робеночка бы мне. Свово. Повидать.
-- Экая каверзная бабенка! Никак ее не урезонишь! Подожди, позову старшого.
К воротам вызывают комиссара.
-- Тебе чего, товарищ молодка?
-- Робеночек мой тут у вас. Почитай, год не видала.
-- Да зачем тебе его видеть? Узоров на нем за это время не появилось.
-- Хоть разок бы поцеловать его в лобик!..
-- Что за дикий народ! Извольте видеть -- в лобик. Номер!
-- Чего?
-- Номер!!
-- Чего номер?
-- Номер его какой?
-- Васенькой его зовут, кормилец, Васенькой!
-- Ты мне это Васенька-Масенька не говори -- ты мне номер его ячейки скажи!
-- Да откуда ж мне знать, если у меня его, как в собачью клетку, о прошлом годе засунули -- так с тех пор и не видала!
-- Ну вот видишь! Как же я его среди трех тысяч найду?
-- Русявый он такой; глазки, как бисерки. Еще ему, бывало, "чи-чи сороку" сделаешь, а он усмехается.
Комиссар обращается к помощнику:
-- Ердыгин, поищи.
-- Ты ему, родненький, "чи-чи сороку белобоку" сделай, ежели засмеется -- значит, мой.
-- Вот, действительно! -- ворчит, удаляясь, помощник. -- буду я всем трем тысячам "чи-чи" это самое делать.
Через минуту возвращается с ребенком под мышкой.
-- Твой?
-- Быдто что не мой. Мой, говорю, русявенький, а энтот рыжий...
-- "Энтот, энтот"!.. У нас, брат, теперь все рыжие. Унеси его!
-- Да неужели ж всех под один колер?
-- Не в том дело, а оказия тут вышла... В моечной машине, где детей моют, -- бак проржавел. Как ни накачают воды -- совсем красная. После трех моек -- вся партия и порыжей, да так, что теперь ничем не отмоешь.
-- Неужто ж машиной моете?
-- Да; у нас прачечная машина приспособлена. Только мы два средних вала вынули, которыми белье выжималось. А то в лепешку бы! Да ты чего глаза таращишь? Машиной способнее. В приемочное отверстие засыплем ребят десятка два, крутанем ручку -- их и начнет полоскать. И поласкает, и щетками трет, и мылом мылит, после того в сушильную трубу попадает, из сушильни в присыпочную, где детской присыпкой их пульверизируют, потом в машину для... Да ты чего ревешь-то?
-- Робеночка жалко. Неужто ж на ночь перекрестить -- тоже машиной?
-- Ну, это у нас не полагается Насчет этого строго.
-- И баюкают, значится, машиной?
-- Да не вой ты, как морской лев! Еще чего надо?
-- Волосиков бы прядку с мово робеночка. Сполучить бы.
-- Это можно. Ердыгин, нарви там.
* * *
Сложная страна Россия, ах, какая сложная!
Недаром поэт сказал:
Умом Россию не обнять,
Ее аршином не измерить...
Аршином бы по затылку ее -- так хлопнуть, чтоб она перевернулась.
КОММЕНТАРИИ
Впервые: Наш юг, 1920, 6 (19) сентября, No 1 (323). Печатается впервые по тексту газеты.