Аверченко Аркадий Тимофеевич
Стальной народ

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Аверченко А.Т. Собрание сочинений: В 14 т. Т. 11. Салат из булавок
   М.: Изд-во "Дмитрий Сечин", 2015
   

СТАЛЬНОЙ НАРОД

   Из всего чудесного и замечательного, что есть в нашей доморощенной революции, самое чудесное и замечательное, самое такое, перед чем я готов благоговейно снять шляпу и с почтительным удивлением и восторгом преклонить голову -- это русские железные дороги.
   Среди необозримого разбушевавшегося океана беспросветного хамства, лени, разгильдяйства, грабительства, жадности, преступной небрежности, тупой жестокости, оголтелого баклушничества и смешного, но облитого кровью самодурства и произвола -- маячит какой-то островок, основание которого твердо покоится на самом крепком неподвижном фундаменте.
   Это -- железные дороги и вообще железнодорожная служба
   Кто поймет эту психологию серого, незаметного подвижничества, этот "перманентный" риск своей жизнью, этот ежедневный будничный героизм, к которому так все привыкли, что считают его таким же обязательным и непременным, как воздух, которым нужно обязательно и непременно дышать -- иначе задохнешься...
   И нельзя даже сказать, что железнодорожный аппарат потому так живуч и жизнеспособен, что он по своей природе выкован из железа и стали -- поэтому несокрушим.
   Наоборот, ничего нет чувствительнее и нежнее железнодорожного аппарата... Заметьте: как только в какой-нибудь местности неблагополучно -- сейчас же вы получаете телеграмму:
   -- "Железнодорожное движение прервано".
   Это первая ласточка. Железная дорога -- это хрупкая женственная натура, склоняющая первая нежную голову на надломленное шее при первом же дуновении свирепого урагана.
   Но нет ничего на свете выносливее таких женственных хрупких натур. Они первые пригибаются к земле, но и первые же выпрямляются, как только ураган пронесся дальше.
   Налетела грубая ужасная грабительская красная армия -- железнодорожное дело разрушено, исковеркано, разрушена, разграблена, исковеркана почта, банки, городское самоуправление, учебная жизнь.
   Но вот кто-то явился на выручку несчастной местности, красные грабители и насильники прогнаны дальше, и за их спиной остается все, чего коснулась рука жестокого демона разрушения: закрытые банки, разрушенная почта, разогнанное городское самоуправление, мертвые заколоченные гимназии.
   И угрюмо дремлет в тоске смертельно израненный город -- закрытые, заколоченные банки, почта, гимназии.
   А в это время -- даже еще раньше, когда красные в полуверсте от станции, убегая, еще отстреливаются из орудий, когда еще по железнодорожным путям посвистывают последние запоздавшие пули -- на перроне показывается фигура, хлопотливая, в красной фуражке, какие-то серые люди копошатся около развинченных, развороченных взрывами рельс, кто-то чистит холодный молчаливый паровоз, кто-то что-то смазывает, кто-то по чем-то хлопотливо постукивает молоточком и -- не прошло и нескольких часов, как колесо завертелось: уже на железнодорожном телеграфе застучали, как дятлы, телеграфисты, уже засаленные люди льют из масленок в вагонные колеса какую-то смазочную штуку, уже у билетного окошечка замаячила небритая физиономия кассира, а там -- звонок, свисток, гудок, т-шу, т-шу, тшу-у-у! Пожалуйте!
   -- На Конопаткино, Васино, Чудаковскую -- третий звонок! Поезд стоит на втором пути!
   А на другой день начальство, если только есть малейшая возможность, кроме почтовых пустит еще и международный вагон. Уж будьте покойны! Это вопрос его, железнодорожного, самолюбия.
   Банки заколочены, о городской думе ни слуху, ни духу, а на станции -- будто ничего и не случилось:
   -- Что вы хотите знать? Ну, да! 3-й номер, как всегда, отходит в восемь вечера, а 8-й bis по-старому в 11 часов. Что? Багаж? Конечно, принимается! Почему бы ему и не приниматься?

* * *

   На железной дороге своя логика -- логика чудо-богатырей.
   -- Эй, начальник станции! Почему поезд не идет?
   -- Угля нет.
   -- А вы купите.
   -- Денег нет, Верите, третий месяц жалованья не получаем.
   -- Что же делать?
   -- А вы, может, между пассажирами на уголь соберете? Все-таки с десяток станций проедете.
   -- А машинист поедет?
   -- На то он и машинист, чтобы ехать! Ему лишь бы уголь был.
   Пошептались. Собрали. Купили в городе. Нагрузили тендер. Кто-то постучал молоточком по колесам вагонов, кто-то звякнул, кто-то свистнул...
   Пассажиры сияют, машинист сияет, а больше всех сияет начальник станции: есть, значит, еще порох в пороховницах, сердце в хилом умирающем организме, все, значит, в порядке!
   Проехали несколько станций, отправили снова делегацию к новому начальнику станции, прикупили угля, постучали, позвякали, погудели -- качай дальше вплоть до той магической черты, где "благодаря беспорядкам железнодорожное движение прервано".
   По всей необъятной Руси раскинулась стальная паутина, и в ней несмотря ни на что -- ни на холод, ни на голод, ни на расстрелы -- копошатся десятки тысяч серых трудолюбивых пауков...
   Кто, когда, каким образом дал им этот гигантский толчок, кто сообщил им столько могучую инерцию, что они до сих пор аккуратно и педантически катятся по своей паре хрупких рельсовых путей в туманную загадочную даль, где брезжит рассвет могучей страны?
   Кто они, эти безликие безымянные сумрачные герои в засаленных тужурках, красных шапках, оберкондукторских кафтанах и инженерных мундирах?
   Шапку долой перед этим серым, безликим, могучим, прекрасным цементом разваливающейся жизни!..
   

КОММЕНТАРИИ

   Впервые: Приазовский край, 1919, 20 января (2 февраля), No 17. Печатается впервые по тексту газеты.
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru