Аверченко Аркадий Тимофеевич
Разговор за столом

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   Л. Д. Троцкий: pro et contra, антология
   СПб.: РХГА, 2016. -- (Русский Путь).
   

А. Т. АВЕРЧЕНКО

Разговор за столом

   Когда соберутся вместе за самоваром или за бутылкой вина несколько русских людей, живущих по воле судьбы и большевиков -- в Феодосии, Ялте или Севастополе, -- я заранее с математической точностью знаю, с чего начнётся их разговор.
   Чем кончится разговор, конечно, никогда нельзя предугадать, но начинается он всегда с поразительной точностью одинаково.

* * *

   Вот пятеро -- три дамы и двое мужчин -- уселись за стол вокруг шумящего самовара; хозяйка вручила каждому по чашке чаю; пододвинула печенье, варенье, кекс, конфеты.
   Минута молчания. Переглянулись.
   -- Ну-с, -- начал разговор мужчина, тот, что помоложе. -- Когда же мы будем в Петербурге?
   -- Да-а-а, -- неопределённо тянут все три дамы. -- Интересно, когда мы туда попадём?
   -- Теперь уж скоро, -- хмуря многозначительно седые брови, говорит старичок. -- Мелитополь взят. (А раньше он говорил Курск, а раньше -- Харьков.)
   Первая стадия разговора кончена. Вторая:
   -- Я получила сведения, что моя квартира в Петербурге совершенно разграблена.
   -- Мне писали, что моя квартира в Москве сохранилась. Какой-то комиссар живёт.
   -- А я не имею никаких сведений о своей квартире.
   -- У меня там сестра живёт. Не знаю -- жива ли?
   -- У меня отец и тётка. Не знаю -- живы ли?
   -- Там голод.
   -- Там страшный голод.
   -- Там умирают с голоду.
   -- Совершенно умирают. Почти все. Вторая стадия разговора окончена. Третья:
   -- Говорят, муж Анны Спиридоновны поступил в Москве на службу к большевикам.
   -- Вот негодяй!
   -- Форменный. Вешать таких людей мало.

* * *

   И вдруг одна из дам неожиданным энергичным броском руля сразу повернула неуклюжий широкобокий корабль вялого разговора из узкого шаблонного канала, где корабль то и дело стукался боками о края канала, -- сразу повернула и вывела этот корабль в широкое море необозримых отвлечённых предположений.
   Именно она сказала:
   -- А что бы вы, mesdames, сделали с Троцким, если бы этот ужасный негодяй попал в ваши руки?
   -- Ах, ах, -- сказала с бешеной ненавистью вторая дама, то, что называется -- роскошная блондинка, и даже сверкнула большими серыми глазами. -- Я не знаю даже, что бы я с ним сделала! Я... я даже руки бы ему не подала.
   -- Тоже... -- кисло улыбнулась худощавая. -- Придумали наказание. Нет, попадись мне в руки Троцкий, я знаю, что бы я сделала с ним.
   -- А что именно?
   -- Я? Я бы выстрелила в него!!!
   -- Ну, это тоже ему не страшно, -- скривилась, подумавши, третья дама, та самая, которая перевела разговор в другой галс. -- Нет, попадись мне в руки Троцкий, я бы уж знаю, что бы а сделала! Узнал бы он, почём фунт гребешков, узнал бы, как губить бедную Россию!..
   -- Ну, а что? Что бы вы ему сделали?
   И сказала третья дама свистящим шепотом, как гусёнок, которому птичница наступила на лапу:
   -- Я бы купила булавок... много, много... ну, тысячу, что ли. И каждую минутку втыкала бы в него булавочку, булавочку, булавочку... Сидела бы и втыкала.
   -- Только и всего?
   -- Ну, а потом отрезала бы голову и выбросила свиньям!
   -- Только и всего?
   Бедная фантазией худощавая обвела сердитым взглядом насмешливые лица и отрывисто закончила:
   -- А после этого воткнула бы в него ещё тысячу булавок!! Мужчина помоложе снисходительно засмеялся:
   -- Эх, вы. Милые вы дамы, очаровательные, но фантазии у вас ни на копейку. Эко придумали: утыкать человека булавками, отрезать голову, выстрелить в него... Нет, господа, нет! Он столько сделал зла, что и расплата с ним должна быть королевская!..
   -- Например?! -- в один голос воскликнули все три дамы.
   -- А вот... Только разрешите для настроения уменьшить свет. Слушайте меня в полутьме. Вот так... То, что я буду говорить, очень страшно. Итак: по приказу Троцкого, как вам известно, расстреливаются тысячи людей -- совершенно безвинных -- по обвинению в контрреволюционности. И вот! Если бы ко мне в руки попался Троцкий -- я его не убивал бы. А взял бы последнего расстрелянного из этих тысяч, взял бы ещё тёплый труп этого убитого Троцким человека и крепко привязал бы его к Троцкому -- грудь с грудью, лицо с лицом. И я бы кормил и поил Троцкого, чтобы он жил, но труп убитого им человека не отвязывал бы от него. И вот -- постепенно убитый Троцким начинает гнить на Троцком... Троцкий каждую минуту, каждую секунду видит синее разложившееся лицо с оскаленными зубами, голова у Троцкого кружится от нестерпимого трупного запаха, и когда он почувствует около своей груди что-то живое, когда клубок трупных червей завороч...
   Раздается дикий пронзительный крик блондинки:
   -- Не могу!! Довольно!.. Дайте свет... Мне страшно!!
   Дали свет. Автор последнего хитроумного проекта сидел, положив голову на руки, и угрюмо молчал.
   И заговорил старичок... Мягким, кротким голосом заговорил:
   -- Позвольте и мне сказать кой-что по этому вопросу. Видите ли... Я бы не резал и не бил бы Троцкого, не привязывал бы к нему упокойников, -- я бы пальцем его не тронул, а я бы применил к нему штуку, самую справедливую...
   Старичок облизнул губы и заговорил ещё мягче, ещё задушевнее:
   -- Я посадил бы его в комнату вместе с обыкновенным убийцей, повинившимся ну... в пяти душах, что ли. И я до сыта кормил бы их. Хорошо кормил бы. На закусочку королевскую селёдочку в уксусе, икорку паюсную, огурчики солёненькие... На обед селяночку жидкую с солёной рыбкой, гуляш венгерский с красным перчиком, с перчиком! и пудинг -- сладкий-пресладкий. А чтобы они не боялись есть эти солёненькие и сладенькие вещицы -- я бы около них поставил по огромному стеклянному кувшину с хорошим русским квасом, знаете, этакий московский хлебный тёмненький квасок со льдом и с жёлтой пеной наверху как, бывало, в московской "Праге" подавали. Острый, шипучий, приятный -- в нос шибает... Вот кушали бы они родименькие, кушали... И когда, накушавшись, потянулся бы простой убийца за кваском, я остановил бы его руку и сказал:
   -- Послушай, раб Божий, убийца... а заслужил ли своими деяниями сие питие усладительное. Вот давай мы это по-Божьему рассудим. Секретарь! А ну-ка читай поимённо всех убиенных сим рабом Божиим!
   И стал бы читать секретарь: Убиты сим убийцей: Марья, Николай...
   И после каждого имени выплёскивал бы я в парашу по глотку этого кваску холодненького. И сказал бы дальше секретарь мой:
   -- Пётр, Семён, Поликарп... Всё! И выплеснул бы я пять глотков по числу убиенных сим человеком, и остальной квас -- три четверти кувшина -- вручил бы убийце:
   -- На, сын мой! Вот твой остаток. Увлажняй своё пересохшее горло хоть до вечера.
   И потянулся бы Троцкий к своему кувшину.
   -- Нет, постой, сын мой, -- сказал бы я. -- То, что в остатке будет, то и выпьешь ты, тем и увлажнишься. Читай, секретарь, имена, убиенных сим -- а я по глоточку отливать буду. Читай, не торопясь, каждое имечко -- через минуточку, хе-хе...
   И читал бы он и читал, -- о, велик список убиенных сим Троцким! -- а я бы медленно, по глоточку, выплёскивал этот душистый холодненький квасок в парашу, в парашу, в парашу.
   А Троцкий сидел бы и смотрел, да лизал бы языком свои проклятые пересохшие губы, те губы, которые в своё время шевелились, называя, имена приговорённых к мукам и умерщвлению.
   Кончился бы квасок -- я бы ещё чего принёс: пивца холодненького, альбо сельтерской воды этакий сифонище притащил. Назовет секретарь имечко, а я сифончик давану, оттуда струйка -- порск! Назовет, а я -- порск! А другой убийца сидит рядом, душистый квасок попивает, а у Троцкого и горло, и пищевод, как кора сухая, покоробившаяся, а желудок, как высохший пузырь, стянулся -- да нет ему водички, ибо текут, текут имена -- десятки, сотни, тысячи имен убиенных -- и так до скончания века его...
   -- Это страшно, -- прошептала блондинка, проведя языком по запекшимся губам, и поспешно проглотила чашку полуостывшего чаю.

* * *

   А на диване, в глубине столовой, сидел никем не замеченный доселе офицер, только что вернувшийся с фронта, сидел, закинув голову на спинку дивана, и молчал.
   Когда же старичок окончил свой тихий елейный задушевный рассказ -- встал с места офицер и вошел в светлый круг, образуемый настольной лампой.
   -- А-а, -- сказала худощавая дама, -- а мы и не знали, что вы тут. Ну, теперь ваша очередь. Что бы вы с ним сделали, с Троцким? Воображаю, какой ужас вы придумаете!..
   Резко освещенный лампой офицер неопределённо усмехнулся.
   -- Видите ли, господа. Если бы вместо этого стола было изрытое окопами поле и вместо этой бутылки рома были бы неприятельские укрепления, а там, где стоит кекс, -- наша батарея, спрятанная за эту вазу с вареньем, изображающую наши окопы, -- то тогда вы бы ясно представили, что бы я делал: я бы сначала обстрелял Троцкого, укрывающегося в этом укреплении, а потом, после артиллерийской подготовки, бросился бы со своими солдатами вперёд и энергичным штыковым ударом...
   -- Да вы не то говорите! Я спрашиваю, что бы вы сделали, если бы Троцкий попался вам в руки?
   -- Боюсь, что в бою, в этой суматохе я бы пристрелил его, как бешеную собаку.
   -- Ну, да -- мы это понимаем; а если бы он без боя очутился в ваших руках?
   Глаза офицера сверкнули и засветились, как две свечки.
   -- Так я бы его тогда, подлеца, в суд!..
   

КОММЕНТАРИИ

   Впервые: Аверченко А. Разговор за столом // Юг. 1919. 13 октября. Печатается по изданию: Аверченко А. Т. Собр. соч.: В 13 т. Т. 12. Рай на земле. М.: Изд-во Дмитрий Сечин, 2014. С. 40-45.
   
   Аверченко Аркадий Тимофеевич (1881-1925) -- русский писатель, сатирик, драматург и театральный критик, редактор журналов "Сатирикон" (1908-1913) и "Новый Сатирикон" (1913-1918). С 1919 г. агитировал за Добровольческую армию, вместе с частями которой в 1920 г. эмигрировал.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru