Большой роскошный кабинет, украшенный дорогим оружием, бронзой и великолепными шкурами диких зверей, разбросанными по полу и на оттоманках.
Хозяин и гость сидят у камина в глубоких креслах. Сигары. Кофе. Ликеры. Тихая задушевная беседа.
Происходит это в 1928 году.
-----
-- Да-да... -- лениво шепчет хозяин, попыхивая сигарой. -- Пришлось мне на своем веку поохотиться -- могу сказать. Стрелять и сороку, и ворону, и ясного сокола. Видите вон ту полосатую дуру в углу, налево?..
-- Тигр? -- догадывается гость.
-- Тигр. Недалеко от Бенареса я его ухлопал. На всякого зверя своя сноровка нужна. С этим я выкинул прехитрую штуку.
-- Любопытно, какую? -- раздался голос невидимого из-за клубов ароматного сигарного дыма гостя.
-- А вот: заказал я в Калькутте железную разборную клетку аршин пять в поперечнике. Привезли мы ее с индусами к реке, куда эта полосатая тварь шлялась на водопой. Собрали мои ребята клетку, всунули меня внутрь, в компании с живым ягненком, и ушли подобру-поздорову. Сидим это мы с ягненком час, другой, вдруг вдали -- этакий рев. Ну, дернул я своего товарища за хвост, заверещал он -- и вижу я, на голос выпрыгивает из бамбуков вот это самое полосатое чудище. Прямо на клетку так и прет. Ухватился лапами за прутья, да и давай их мять. Ну, я -- раз! раз! Прямо в сердце. Даже шкуры почти не попортил. Растеряйся я -- конец бы мне. Клетку он, анафема, все-таки помял, как картонную...
-- А это что за серебристая шкура? Кажется, лев?
-- Так точно, дорогой. Атласский, так называемый, лев. Прямо на круп моей лошади свалился... Ну, я, не будь дурак -- ножом в бок -- р-раз! Не пикнул.
-- А это -- бизон?
-- Бывший. 28 штук загнали в частокол в форме римского V. В широкий конец загоняли, в узком убивали. Проводник наш, кафр, прозванный нами Бульденеж, три ребра потерял на этом деле. Очень это хитрая штука -- загнать рогатых проходимцев в римскую пятерку. Бывает, что проломают частокол и все вытекут наружу, как вода из разбитой бутылки. Для этого и делают широкую часть пятерки пожиже, понебрежнее, а где уже поужмем -- и колья потолще, и ставим их в два ряда. Для всякой охоты, голубчик мой, нужна своя сноровка.
Что это вы головой вертите, как удав перед змеей?
-- Странная вещь... -- замечает гость неуверенным тоном. -- Я вижу тигровую шкуру, медвежью... Вон там пара волчьих, вот барсовая, но одной шкуры я совсем не понимаю...
-- Которой, которой?..
-- Вон той, которая хотя и лежит, разбросив передние лапы, как всякая другая шкура, но, во-первых, -- ни задних лап, ни хвоста у нее нет, а во-вторых, она больше напоминает мужское драповое пальто с каракулевым воротником.
-- Ну, так что же? -- хладнокровно мычит хозяин, попыхивая сигарой.
-- Я не понимаю, почему среди трофеев охоты затесалось драповое пальто с барашковым воротником?
-- Тоже трофей охоты. У меня их много было, часть раздарил. Были подпорченные пулями экземпляры. А это новехонькое. Ни одной дырки.
-- Не хотите ли вы уверить меня, что охотились на человека? -- с беспокойством спросил гость.
-- Представьте. Одна из самых опасных охот. И как всякая охота, требует своей сноровки.
Хозяин встал, ласково погладил ладонью воротник драпового пальто, раскинувшегося по полу между шкурой тибетского медведя и карпатского волка, и начал рассказ тем же тоном, каким он рассказывал о бенаресской охоте на тигра...
-----
-- Было это в 1918 году, когда, помнится, страной правили пресловутые народные комиссары. В то время дрова, привозимые по Фонтанке, выгружались на берегу, в районе между Пантелеймоновским и Аничковым мостом. Сюда же к берегу сгребался и снег, так что к середине зимы у берега образовались дремучие завалы из дровяных и снежных глыб, смерзшихся в одну компактную массу... И вот завелись в этих отрогах уральских гор фрукты, подобные тому, шкура которого лежит, распростершись у наших ног... Были они, нужно признаться, опаснее американских бизонов и кровожаднее бенаресских тигров...
-- Что же они делали? -- спросил заинтересованный гость.
-- Убивали всех, кто подворачивался им под руку. Раздевали донага и убивали. Народные комиссары в это время углубляли революцию -- не до того им было, -- а это прибрежное зверье, так называемые "туварыщи", резали и душили всякого конного и пешего, кто попадал в их джунгли. Ужаснее всего, что и джунгли-то эти находились всего в пятиста шагах от Аничкова моста -- центрального пункта Невского.
-- И вы... охотились?
-- Отчего ж?.. Тогда все было дозволено, а для любителя сильных ощущений такая охота -- мед!..
-- Как же это происходило?..
-- Как обыкновенно на охоте. Нас была целая такая компания. Был даже свой устав. Называлась компания: "Общество правильной охоты на околофонтанскую сволочь". Телеграфный сокращенный адрес "Опонос". Хлопотали даже о субсидии обществу, но нам предложили получать от уха.
-- Как... от уха?..
-- Просто. У каждого убитого членом общества отрезывается ухо и представляется в комиссариат, за что выдается сто рублей награждения...
-- Черт знает что!
-- Именно -- вышло черт знает что. Вышло так, что наше околофонтановское зверье после этого не только раздевало прохожих, но еще и отрезывало им уши на предмет получения ста рублей. Ведь на ухе-то не написано, чье оно: буржуя или его раздевателя. После этих "подделок" комиссариат сам уничтожил меркантильную сторону охоты и таким образом наши ночные приключения сами собой вылились в бескорыстную охоту ради охоты...
-- Послушайте... Вы рассказываете такие невероятные вещи...
-- Ну, вот: невероятные. Тогда все было вероятно!
-- Как же происходила... эта... охота..?
-- Традиционно. Накануне собиралось несколько этаких спортсменов -- большей частью у меня и уговаривались, если ночь будет темная и безветренная, отправиться Темная ночь самая была подходящая... На службе у нас состоял этакий разведчик, который перед очередной охотой выслеживал местонахождение очередной дичи, знакомый с ее нравами и повадками. Он же служил и проводником экспедиции. Приманка была, главным образом, на ягненка...
-- На яг...ненка?
-- То есть, так, иносказательно. На буржуя ловили. На всякую охоту, повторяю, своя сноровка.
Хозяин мечтательно улыбнулся.
-- Шумно, помню, во время сборов было. Весело. Все с винчестерами, наганами, через плечо патронташ, сбоку фляжка с ромом -- все как полагается. С вечера залегали мы за выступом каких-нибудь ворот и терпеливо ждали наступления ночи, когда дичь выползала на свой промысел. Лежим, затаив дыхание... Вдруг -- звук автомобильного рожка -- условный знак разведчика, что дичь вышла на работу. И вот в это время на набережной показывается один из нашей компании -- буржуй или "ягненок" как мы его называли. Самая опасная была должность, и шли на это дело самые отчаянные из нас.
-- Ну, ну?..
-- Идет, значит, "ягненок" посвистывая, напевая из модной тогда "Сильвы" -- "Красотки, красотки"... Тут-то на него и высыпала водившаяся в дровах дичь. Всегда четы
ре -- пять человек, потерявшие всякий человеческий образ, выбегали из-за штабелей и с криком: "Стой! Есть оружие?" набрасывались на ягненка. "Ты стрелял?" -- спрашивали "туварыщи". Это у них платформа такая. Пальто снимут и душить начнут не сразу, а соблюдут раньше революционный декорум. Тебе, дескать, буржую и саботажнику, оружие иметь не полагается. "Нет у меня оружия", -- кротко лепечет наш ягненок...
-- А-а -- нету? Ну, скидавай пальто. Чалый, прижми ему машинку. Но Чалому так и не удалось "прижать машинку". Согбенный страхом ягненок вдруг выпрямлялся, молниеносно ударял Чалаго кулаком в солнечное сплетение, падал на землю, а в это время наши охотнички с гиком высыпали из засады и начиналась потеха. Крики, брань, улюлюканье, выстрелы. "Шкуру не порть", -- оживленно кричит "ягненок", оглушая ближайшего дровяного зверя рукояткой револьвера. -- "Бей между глаз, коли его, целься в затылок". Прямо так было весело, что и рассказать невозможно.
-- Гм! -- пробормотал гость. -- Я, собственно, не вижу здесь элемента веселья. Истреблять безоружных людей...
-- Безоружных? Да они до зубов были всегда вооружены! Шансы равны, дичь здесь опасней -- что ж тут преступного?...
-- Ну и что же дальше?
-- Заполевав несколько штучек, сдирали мы с них в виде охотничьих трофеев драповые шкуры (вроде вот этой!) и возвращались домой, приветствуемые кликами прохожих: "С полем вас! Бог в помощь! Много ли настреляли?".
-- Звери, -- с отвращением пробормотал гость.
-- Что же я и говорю, -- подхватил не совсем понявший гостя хозяин, -- форменные звери. А раз звери -- охота на них разрешалась, и все было к лучшему в этом лучшем из миров.
Гость промолчал. Только вздохнул, пожав плечами.
Подгоревшее полено в камине переломилось пополам и сползло вниз. На мгновение оно вспыхнуло и осветило великолепную полосатую тигровую шкуру и скромное диагоналевое пальто, скромно распростертые между тибетским медведем и карпатским волком.
КОММЕНТАРИИ
Впервые: Новый Сатирикон. 1918. No 3 ("Идиллический номер").
Атласский, так называемый, лев. -- Он же берберийский и нубийский, крупнейший и один из красивейших подвидов африканских львов, славился густой темной гривой, заходившей на живот. Широко распространенный в Северной Африке еще в XIX в., в настоящее время полностью истреблен. Последний из атласских львов был застрелен в Марокко в 1922 г.
-- А это -- бизон? ...Проводник наш, кафр... -- Бизоны -- обитатели Северной Америки, кафры -- Южной Африки. Видимо, этот кафр был долгожителем, завезенным из Африки в Соединенные Штаты еще до отмены рабства...
...шкурой тибетского медведя... -- Тибетский бурый медведь или медведь-пищухоед, крупное животное темно-бурого окраса с белой полосой на груди. Эндемик Тибетского плато, очень редок, охраняется государством.
...карпатского волка... -- один из подвидов серого волка, а названий у него больше, чем псевдонимов у Аверченко или титулов у Николая II: волк обыкновенный, волк европейский, волк евразийский, степной, тибетский, китайский и прочая, прочая, прочая...