Темная летняя душная ночь тяжело висела над перелеском Чертова Лога в то время, когда выехавший из Кривого Урочища дилижанс во всю мочь летел к оврагу Шайтана, влекомый четверкой сытых, хорошо накормленных лошадей...
Дилижанс уже проехал Три Дуба, уже сделал поворот и помчался к Сосне Висельника, как вдруг за деревьями послышался какой-то шум, хриплые голоса, замелькал огонь смоляного факела, и на поляну высыпала ватага молодцов... Было их человек двенадцать, вооруженных до зубов, мрачных, решительных.
И притаился темный лес, глядя на ночное черное дело.
-- Тащи пассажиров из дилижанса, -- скомандовал предводитель. -- Сколько их?! Четверо? Руки вверх, товарищи!
Извлеченные из дилижанса женщины плакали, стонали и вопили о помощи, мужчины держались спокойнее; один из них, солидный бородач, вгляделся при неверном свете факела в предводителя, в его помощника и вдруг всплеснул поднятыми руками.
-- Боже! Что я вижу! Луначарский! Неужели вы дошли до этого?!
-- Хо-хо-хо! -- разразился грубым смехом Луначарский. -- Не время теперь растабарывать. Говорите, чего хотите: живота или смерти?
Все путешественники, даже не сговариваясь, пожелали в один голос:
-- Живота!
-- Хо-хо-хо! -- разнесся по лесу зловещий смех Луначарского. -- Вы, я вижу, не дураки. В таком случае, вы должны исполнить то, что от вас потребуют.
-- О, возьмите у нас все: деньги, бриллианты, -- сказали, падая на колени, женщины, -- только не убивайте нас!
Было видно, как при свете факелов глаза помощника сверкнули радостью, но Луначарский сурово отстранил его и, сделав широкий пролеткультский жест, воскликнул:
-- Нет, нет! Наше дело идейное!! Никаких денег. Эй, секретарь редакции! Все пассажиры связаны?
-- Да, масса.
-- Сопротивляться не могут?
-- Нет, масса.
-- И убежать не могут?
-- Нет, масса.
-- В таком случае, начнем. У кого журнал?..
-- У секретаря, масса.
-- Это и плохо, что масса {Масса -- на языке американских негров значит -- господин.}, -- сострил Луначарский, разражаясь горьким смехом. -- Я предпочел бы, чтобы масса была не у секретаря, а у читателей!
И все двенадцать дюжих сотрудников тоже разразились хохотом.
-- Итак, мы ваши пленники? -- спросил солидный пассажир.
-- Зачем такие громкие слова, вы теперь просто читатели моего журнала "Пламя". Кто из вас грамотный?
-- Все грамотные, -- сумрачно ответили пассажиры. Легкая зависть промелькнула на лицах красногвардейцев.
-- Ишь ты, -- вздохнул один.
-- Дайте вот этому крайнему журнал, -- скомандовал Луначарский. -- Пусть читает.
Крайний пассажир взял в руки журнал и с недоумением прочел:
-- "Пламя", пролетарский журнал... Что же дальше?
-- Все читай! -- рявкнул Луначарский.
-- "Социал-предатели. Которые соглашатели и которые корниловцы это не те, что скажем авангард русской революции, который краса и гордость!.."
Это была незабываемая картина, полная дикой своеобразной красоты: на краю у оврага чернел массивный кузов дилижанса, на маленькой площадке, окруженной столетними деревьями, сгруппировалась кучка людей в самых разнообразных позах, освещенная красным светом факелов; на поваленном бурей дереве сидели в ряд четверо пленников, и один из них, близко наклонившись к журналу, дрожащим голосом читал странно звучащие в этой вековой лесной тиши строки: "о мелкобуржуазных соглашателях", о "пролетарском искусстве" и о "саботаже интеллигенции".
-----
На горизонте, между деревьями, уже показалась бледная полоска рассвета, когда пассажир кончил чтение "Пламени".
-- Все он прочел? -- спросил Луначарский у секретаря редакции.
-- Все прочел, масса.
-- Он читал "Пламя"?
-- Да, масса.
-- Значит, он читатель "Пламени"?
-- Да, масса.
-- То-то, -- облегченно, полной грудью вздохнули Луначарский и секретарь. -- Пусть же эти проклятые буржуазные газеты заткнут глотки и не кричат, что "Пламени" никто не читает. Развяжите их, пусть едут...
После недолгой возни кучер и пассажиры были развязаны, постромки исправлены, и дилижанс, громыхая, снова покатился к Сосне Висельника.
-- Четверо, -- задумчиво прошептал Луначарский, глядя вслед дилижансу. -- Да вчера сколько поймали?
-- Шестерых.
-- Ого! Это, значит, за два дня на сколько поднялось количество читателей?
-- Вдвое. До вчерашнего дня было только десять читателей, а нынче уже вдвое!!
-- Еще года два такой работы -- и до тысячи читателей дотянем.
-- Больше! Ежели каждый день по полдесятка ловить, то и за все три тысячи перевалит!
-- Здорово! Значит, не пропадут зря народные денежки... Неужели они теперь будут спорить, что пролетарская литература существует?..
Стояли в раздумье, опустив пролеткультяпные головы. Светало.
КОММЕНТАРИИ
Впервые: Новый Сатирикон. 1918. No 13 (июнь) (Специальный номер "ПРОЛЕТКУЛЬТ").
"Пламя", пролетарский журнал... -- "Пламя" никогда не позиционировало себя как пролетарский журнал. Это был "еженедельный, общедоступный, научно-литературный и художественно-иллюстрированный журнал", издававшийся Петроградским Советом рабочих и красноармейских депутатов в 1918-1920 гг. и выходивший под редакцией Луначарского. Аверченко, вероятно, смешивает его с другим похожим изданием, выходившим тогда же и там же: "Грядущее". Пролетарский художественно-литературный журнал. Издание "Пролеткульта".
Которые соглашатели и которые корниловцы это не те, что скажем авангард русской революции, который краса и гордость!" -- Это гротеск. В "Пламени" публиковались вполне качественные материалы -- проза, стихи, критика, репортажи, его полиграфический уровень был высок, а что касается дизайна, то Луначарскому удалось привлечь к сотрудничеству лучших питерских графиков -- С. Чехонина, С. Видберга и пр.