В эти огромные, освещенные радостью Красные дни мой рот кривится одной легкой усмешкой в сторону прошлого.
Вы помните?
Тупой упрямый близорукий деспот подходил к гниющей куче старого дрязга и хлама и, порывшись в облаках удушливой пыли, вынимал первое, что подвертывалось под руку:
-- Штюрмера
-- Трепова
-- Протопопова.
И помельче: обломки и обрезки вонючих сальных свечей -- Кульчицкого, Хвостова, Маклакова...
Выбрав, плевал на ладонь, стирал пыль и паутину и выставлял перед собой с важным видом авгура:
-- Вот вам новый министр.
И мои губы сейчас непроизвольно кривятся в легкую усмешку, когда я вспоминаю, как благоговейно принималось большинство газет разбирать все pro и contra новоявленного сального огарка:
-- "Конечно, новый министр намного прогрессивнее ушедшего, но пока он еще ничего не сделал и ему многое предстоит сделать. Вся мыслящая часть общества с надеждой смотрит на него и ждет, что он не пойдет по тяжкому для общества пути его предшественника. Очень значительны слова нового министра: "Я ничего не имею против Думы": эти слова дают обществу некоторую надежду на появление новой зари на горизонте исстрадавшейся России".
Иллюстрированные еженедельники печатали статьи с фотографиями: как живет и работает министр Протопопов, "рабочий кабинет министра Трепова" и "министр Хвостов со своей семьей и няней его деток".
А венцом всего этого хамского пресмыкания была сакраментальная фраза из интервью с новым министром (на основании этой фразы делалась тысяча выводов): "Я признаю значение печати и в общем отношусь к ней доброжелательно".
Это "многозначительное" заявление министра оживленно комментировалось в сотнях газетных столбцов.
Русская печать! Это твой большой грех.
Тебя похлопывают поощрительно по плечу и обещают относиться снисходительно -- кто обещает? Мелкий мерзавец, вор, продажный хам и царскосельский подлец.
И для этого нужны были сотни столбцов?
Одна фраза для этого нужна была:
-- Что? Ты относишься покровительственно к печати? Да плевать хотела на тебя вся огромная русская печать! Кто ты такой, мелкий, продажный царский холоп, чтобы осмелиться похлопывать грязной рукой по плечу русскую печать?!
Лапы прочь, гадина!
Конечно, печать не могла этого сказать вслух. Но подумать это она была обязана.
И должна была вместо глупейших и пошлейших интервью с мелким царским выжлятником угрюмо и жестко молчать.
Большой это грех дореволюционной русской печати. Но теперь не время сердиться на нее за это.
Только легкая усмешка кривит мои губы.
-- Хе-хе... Он "относится к печати благожелательно". Подумаешь! Счастье какое.
КОММЕНТАРИИ
Впервые: Свободные мысли. 1917. No 1.
Как было заявлено в первом номере за 1917 г., "Свободные мысли" -- это "политическая, общественная и литературная газета, закрытая царским правительством в 1908 [1911] г.". Выходила она крайне нерегулярно начиная с 7 марта 1917 г. под редакцией известного сатирика Ильи Марковича Василевского (Не-Буквы) (1882-1938) в издании редактируемого им "Журнала Журналов". Закрылась осенью 1917 г. В 1918 г. была возобновлена в Киеве, а в 1920-1921 гг. -- в Париже. И. Василевский привлекал Аверченко к сотрудничеству на всех этапах существования газеты.
-- Борис Владимирович Штюрмер (1848-1917), председатель Совета министров.
-- Александр Федорович Трепов (1862-1928), сменил Штюрмера на посту председателя Совета министров.
-- Александр Дмитриевич Протопопов (1966-1918), министр вн. дел с 1916 г.
-- Николай Константинович Кульчицкий (1856-1925), министр народного просвещения с 1916 г.
-- Николай Алексеевич Маклаков (1871-1918), министр вн. дел с 1913 г.
-- Хвостов -- либо Алексей Николаевич Хвостов (1972-1918), министр вн. дел с 1915 г., либо Александр Алексеевич Хвостов (1857-1922), министр вн. дел с 1916 г. Вероятнее всего, речь идет все же о первом из них, имевшем на редкость скверную репутацию. Во всяком случае, второго Хвостова даже большевики не нашли за что расстрелять. Так он и умер своей смертью -- один из немногих фигурантов этого перечня обреченных.
...мелким иррским выжлятником. -- Выжлятник -- специальный человек либо егерь, приставленный к своре охотничьих собак.