Это он, и никто другой, -- это он первый сказал замечательное по силе, правде и убедительности предисловие к своей речи...
Именно: когда состоялось первое собрание Правительства по вопросу об организации коалиции и председатель предложил ему высказаться, то этот самый Чхеидзе встал и заявил:
-- Меня уже тошнит от этих бесконечных речей и разговоров, и я беру слово только в силу крайней необходимости. А иначе не могу ни говорить, ни слушать, -- тошнит!
Это был редкий случай, редкая форма морской болезни на суше, когда под ногами не зыбкая палуба корабля, а паркетный пол Зимнего дворца, -- и все-таки тошнило человека.
Лучшие врачи России (к ним я, конечно, причисляю и себя) определяют эту удивительную болезнь так:
-- Как морская "морская болезнь" моментально возникает и прекращается в зависимости от возникновения и прекращения качки на море, так и сухопутная "морская болезнь" возникает и прекращается в зависимости от начала и конца разного рода речей, словопрений, голосований и резолюций.
До сих пор никто не мог, кроме Чхеидзе, поставить диагноз этой болезни:
-- Тошнит меня и тошнит. А почему тошнит -- черт его знает! Съел чего-нибудь нехорошего.
И только Чхеидзе первый догадался:
-- Батюшки! Да ведь это меня от речей тошнит!
Вас ли одного, милый Николай Степаныч! Всю Россию вот уже который месяц тошнит.
И уж если вы -- старый сухопутный волк революции -- не выдержали, то каково же нам, простым рабочим людям?
Тошнит...
Не знаю -- может быть, я очень изнервничался, -- но при виде человека, поднимающегося со своего места и поднимающего руку со словами: "Товарищи, прошу слова" -- меня так и подмывает крикнуть:
-- Слова он просит? Дайте ему лучше по шее.
Всякий паршивец, всякая мразь, всякий пошляк и дурак сейчас просит слова, а собрание вместо того, чтобы ясно и четко ответить: "пошли вон, дураки!" -- начинает орать восторженно и пылко:
-- Говорите, товарищ! Дайте слово товарищу.
Выходит этакое сокровище на трибуну и начинает вязко и клейко, спотыкаясь, как полуиздыхающий мул, на каждом шагу, тянуть многоверстную кишку, на протяжении которой, как серые телеграфные столбы на скучной проезжей дороге, мелькают все одни и те же десять тошнотворных, набивших оскомину слов:
-- Организация, резолюция, самоопределение, классовые задачи, демократический пролетариат, пролетарская демократия, живые силы страны, капиталистическая буржуазия...
Смотришь на него и думаешь:
-- Лучше бы ты, паршивец, за это время, что мычишь тут, лучше бы ты взял веник да подмел бы свою улицу или притачал бы каблук к сапогу.
Вот уж это будут такие ценности, которых никто в мире не отнимет!
А "диктатура пролетариата" и "классовая борьба" это такая вещь, что появись завтра околоточный да схвати тебя за шиворот, так ведь ты первый же расхнычешься:
-- Отпустите, дяденька, не буду.
Не дай бог, если вернется самодержавие, но если оно вернется, то знаете, какой акт раньше всего будет обнародован?
"Вследствие возобновления настойчивых и усиленных верноподданнических просьб Нахамкеса о перемене ему фамилии на "Стеклов", означенная фамилия ему Высочайше даруется"...
Вот те и диктатура пролетариата.
* * *
Однако я замечаю, что эпидемия чхеидзевской морской болезни все ширится и растет, проникает в самую глубь, и недалеко то время, когда мы услышим такой разговор:
-- Какое безобразие на этом тротуаре! Пьяных здесь вытряхивали, что ли?
-- Никак нет, ваша милость. Митинг тут был, оратель говорил... Ну, публика и того... Не выдержала. Стошнило.
Собрание в эти недалекие времена будет протекать так:
Председатель: -- Объявляю собрание открытым. Слово по записи предоставляется товарищу Смердякову.
Смердяков: -- Товарищи! Классовое самосознание пролетариата в борьбе за демократия...
Собрание (все, все, все): -- Вон его! Пошел вон с трибуны! Он разговаривает!
Смердяков: -- От имени передовых отрядов революционной демократии и в соответствии с кинтальскими тезисами...
Один из членов собрания (приподнимается с места и молча стреляет в оратора).
Смердяков: -- Одним словом, я кончил! (Вихрем уносится с трибуны.)
Председатель: -- Слово предоставляется Сидорову.
Голос с мест: -- Помолчали бы вы лучше! Тошно слушать вас. Неужели нельзя короче?!
Председатель: -- (Сконфуженно) Мож. Сло. предста. Си до.
Сидоров: -- В горо. го. Нуж. подве. хл.
Некто (к соседу): -- Я его не понимаю. Что он говорит?
Сосед: -- Не будьте идио. Он ясно гово, что в городе голод и нужно экстренно подвести хлеб.
Некто: -- Да ведь слово "экстренно" он не гово.
Сосед: -- И так поня... Если бы не экстре... он бы и вообще не гово... Отста.
Некто: -- Что это значит: отста?
Сосед: -- Отстаньте, или я хлопну вас чернильницей по башке. Тошно от разгово!..
Председатель: -- Поступило предложе... о посы... делега... на Стокго конфер от имени револю демокра. Прошу выска.
Одни из членов совещания (встает): -- Прошу сло...
Председатель: -- Сло предоста това Григорь.
Григорьев (встает на трибуну, качает отрицательно головой, потом сходит.)
Все (хладнокровно, с мест): -- Бурнаплод.
Новичок: -- Что это они все говорят: бурнаплод. Что это за слово?
Сосед: -- Отвяжи!.. Это знач "бурные аплодисменты". Теперь не аплодир, а просто гово: "Бурнаплод".
Сидоров: -- По вопро о посы делега про сло!
Председатель: -- Предоста.
Сидоров (всходит на трибуну, делает такую гримасу, будто раскусил гнилой орех, плюет и сходит с трибуны.)
Все: -- Бурнаплод! Бурнаплод!
Председатель: -- Объяв засе закры.
Голос: -- М-м-м! (мычит что-то).
Председатель: -- В чем де?
Голос: -- М-м! Когда следу засе?
Председатель: -- Воскре, деся ча вече.
Все: -- Мм-м. До воскре!
* * *
Если вести заседание таким образом, то оно отнимает времени не более 15-20 минут.
* * *
Я против самосудов, конечно.
И одобряю самосуд над человеком только в том случае, когда он долго говорит.
Тут уж разрешаю вам, читатели, бить чем ни попадя.
А будут все гово -- Росс погиб.
КОММЕНТАРИИ
Впервые: Новый Сатирикон. 1917. No 39.
...милый Николай Степаныч! -- Все же Николай Семенович Чхеидзе (1864-1926), популярный в те годы политический деятель, яркий оратор. Социал-демократ, лидер фракции меньшевиков в IV Государственной думе, после Февраля -- председатель Петроградского Совета рабочих депутатов, где он проводил оборонческую политику, противодействуя большевикам, но в конце концов вынужден был уступить председательство Троцкому. Устав от политической свары, еще до Октябрьской революции убыл в Грузию, позднее стал председателем местного Учредительного собрания. С приходом к власти в Грузии большевиков эмигрировал, став главой правительства в изгнании. Покончил самоубийством.
...в соответствии с кинтальскими тезисами... -- Кинтальская международная социалистическая конференция (1916), вторая серия Циммервальдской (1915), прошла в Швейцарии в рамках Циммервальдского движения, лидер которого, Р. Гримм, резко полемизировал с левой фракцией во главе с Лениным по вопросу о необходимости вооруженной борьбы с собственным правительством. Победила компромиссная, умеренная точка зрения -- к неудовольствию большевиков, выдвигавших тезис о необходимости превращения империалистической войны в гражданскую.