Большая комната с лепными потолками и позолотой. Золоченая мебель с белой шелковой обивкой, белые портьеры... Углы завалены окурками, коробками от консервов и рваной бумагой.
Анархист (входя в комнату, отдает большевику револьвер и бомбу). -- На, прими это. Это что? Опять шелковыми портьерами сапоги вытирал?
Большевик. -- Да зачем мне вытирать? Не видал я ваших портьер, что ли?
Анарх. -- Врешь, вытирал. Вся портьера грязная!
Больш. -- Да на что мне она? Не знаю я, что такое портьера, что ли? Кто же о портьеру ноги вытирает? Высморкаться -- другое дело.
Анарх. -- Ну, ладно! Поехал... У поверенного Кшесинской был?
Больш. -- Был.
Анарх. -- Что же он говорит?
Больш. -- А говорит -- выселять буду. Вы-де, говорит, с анархистами вашими -- мошенники и анархисты, говорит, -- просто жулье. Мы-де, говорит, этаких шаромыжников и подлецов видали.
Анарх. -- А ты уж и рад, скотина, сейчас пересказывать мне все это.
Больш. -- Говорит: "Этак всякий приедет, обживется, после и выгнать нельзя". "Я, -- говорит, -- шутить не буду, а прямо с жалобой, чтоб -- на съезжую да в тюрьму".
(За дверью какой-то шум.)
Анарх. -- Пойди узнай, в чем дело... (Больш. уходит). Это скверно, однако ж, если нас выселят. Да... трудно стало работать в столице. Придется перебираться в провинцию. Вот где можно себя показать! Хорошо бы этак, черт побери, подъехать на автомобиле с черным флагом, этаким чертом, к какому-нибудь соседу-помещику прямо под крыльцо! Воображаю, как бы все переполошились... "Кто такой, что такое"? А товарищ входит с револьвером прямо в гостиную: "Анархисты приехали из Петрограда -- руки вверх!" Они, пентюхи, и не знают, что такое значит "руки вверх". К ним если приедет какой-нибудь местный гусь из беглых, так прямо без разговоров -- чик ножом по горлу... Нет-с, мы раньше программу покаже...
(Входит большевик.)
Больш. -- Там зачем-то министр юстиции Переверзев приехал, спрашивает вас.
Анарх. -- Вот тебе на! Эка бестия Хесин, уже успел пожаловаться. Что, если в самом деле он потащит меня в тюрьму? Что же, если благородным образом, -- я пожалуй. Пусть войдет!
(Входят Переверзев и прокурор Бессарабов.)
Переверзев (вытянувшись). -- Желаю здравствовать!
Анарх. (с ужасом) -- М...мое п...почтение.
Переверзев. -- Извините.
Анарх. -- Нич...чего.
Переверзев. -- Обязанность моя, как министра юстиции, заботиться о том, чтобы всем захватчикам не было никаких притеснений...
Анарх. -- Да что же делать! Я не виноват... Я выеду. Вы думаете, нам тут хорошо?
Переверзев. -- Осмелюсь предложить... переехать вам на другую квартиру...
Анарх. -- Нет, не хочу! Я знаю, что значит на другую квартиру: то есть -- в тюрьму. Да какое вы имеете право? Да как вы смеете?! Да вот вы хоть тут со всей своей командой -- не пойду! Я -- прямо в Совет Рабочих Депутатов! Смотри ты какой!
Переверзев. -- Помилуйте, не погубите! Жена, дети маленькие!
Анарх. -- Какое мне дело до ваших детей! Из-за того, что у вас дети, вы не имеете права делать контрреволюционных поступков!!
Переверзев. -- А ва...ва...ва...ва
Анарх. -- Что такое? Ничего не разберу. Все вздор!
Переверзев. -- А в...в... Осмелюсь ли просить вас... Но нет, я недостоин.
Анарх. -- А что такое?
Переверзев. -- Нет, нет! Недостоин, недостоин.
Анарх. -- Да что ж такое?
Переверзев. -- Я бы дерзнул... Я вам подыщу светлое хорошее помещение с балконом. Хозяин -- человек хороший и убеждений самых радикальных. Но нет -- чувствую сам, что это уж слишком большая честь!
Анарх. -- Напротив, извольте, я с удовольствием. Ищите. Мне гораздо приятнее в приватном доме, чем в этом... капище!
Переверзев. -- Ну вот и хорошо. Сейчас же мы с Петром Иванычем (Бессарабов кланяется) и побежим искать.
Анарх. (благосклонно, ковыряя кинжалом в зубах). -- Мне очень нравится ваша откровенность и радушие, и я бы, признаюсь, больше бы ничего и не требовал, как только оказывай мне преданность и уважение, уважение и преданность.
Переверзев, (откланивается; на ухо Бессарабову). -- А он, однако ж, совсем не гордый!
(Занавес с отвращением падает.)
КОММЕНТАРИИ
Впервые: Барабан. 1917. No 12.
Темы захвата особняка М. Кшесинской Аверченко касался и в рассказе "Жуткое" (Новый Сатирикон. 1917. No 17), см. комментарий выше.
Эка бестия Хесин, уже успел пожаловаться. Что, если, в самом деле, он потащит меня в тюрьму? -- В мае 1917 г. адвокат Кшесинской присяжный поверенный Владимир Савельевич Хесин (1867-1948) возбудил судебный иск о выселении из особняка незаконных захватчиков. Суд он выиграл, но вселиться обратно законной владелице не удалось: большевики не спешили исполнять судебное предписание, а после насильственного их выселения здание было тут же занято воинскими подразделениями, прибывшими на подавление июльского мятежа. Ну а вскоре возвращать особняк стало просто некому: 13 июля 1917 г. Матильда Феликсовна навсегда отбывает из Петербурга -- сначала на юг, где ждал ее в. кн. Андрей Владимирович, потом в эмиграцию.