-- Вы не можете себе представить, до каких размеров дошло сейчас увлечение стариной: все старинное, все, что сделано из фарфора, фаянса или красного дерева, всякое полотно, более или менее удачно и даже неудачно покрытое масляной краской -- все это покупатель как бешеный отрывает с руками.
-- Откуда же появилось столько знатоков? -- спросил я с благоговейным удивлением.
-- Знатоков? -- он тонко усмехнулся. -- Если вы называете знатоком человека, не отличающего Императорского фарфорового завода от Сакса и думающего, что Веджвуд -- голландский художник, то теперь этакий знаток сидит на этаком же знатоке и этаким же знатоком погоняет. Хм! Тоже вы скажете: знаток!
Умный человек из всякого пустякового разговора вынесет что-нибудь полезное.
Или, точнее: ловкий человек из всякой устрицы вытянет жемчужину.
Вот моя жемчужина: я решил торговать старинными вещами.
* * *
-- Здравствуйте! Это вы публиковали о продаже старинных вещей?
-- Да, -- печально вздохнул я, глядя на покупателя глазами огорченной газели. -- Жалко, знаете ли, расставаться с теми вещами, которые украшали замок моего деда, но... обстоятельства выше нас. И когда кредиторы, мосье, хватают вас за горло, -- до старинных ли тут вещей?
-- А у вас вещи действительно старинные? -- тоном заправского знатока спросил покупатель.
В разрезе с тоном, глаза его бегали по потолку робко и с тоскливым недоумением. Видимо, он побаивался меня, опытного старого антиквара.
-- Вы спрашиваете, старинные ли у меня вещи?! Господи помилуй! Стариннее этих вещей, пожалуй, только и будет Дворец Дожей и мюнхенская Пинакотека.
-- Что-о?
-- Пинакотека. Статуя такая. Найдена Ахероном при раскопках в Элизиуме.
-- И все вещи у вас... красного дерева?
-- Помилуйте! Дерево до того красное, что невооруженному глазу даже не верится!
-- А фарфор у вас есть?
-- Я славлюсь своим фарфором, мосье.
-- Настоящий?
-- Самый настоящий. Красного дерева.
-- Фа... фамильный?
-- Ну конечно! Кузнецовский. Это вам не какой-нибудь там Императорский фарфоровый завод -- безо всякой фамилии! Нет-с, у меня на каждой чашке фамилия: М.С. Кузнецов.
Он поднял на меня робкие испуганные глаза:
-- Покажите...
-- Извольте видеть: чашка из настоящего, обожженного через двойную закалку, фаянса. Настоящий Кузнецов.
-- Старинная?
-- Чашка-то? До безумия.
-- А чего ж она такая... целенькая? Я видел у знакомого старинные чашки, так у них у всех отбитые ручки.
-- А вы, видно, паренек понимающий, -- заметил я одобрительным тоном, от которого он расцвел, как роза. -- Сейчас видно знатока. Позвольте мне эту чашку, я вам сейчас принесу другую, именно вашего сорта.
Я деликатно взял из его дрожащих рук чашку, бережно понес ее в соседнюю комнату, отбил о край стола ручку и, завернув чашку в китайскую папиросную бумагу, осторожно вынес все это сооружение моему покупателю.
-- Извольте видеть! Эта, без ручки, конечно, подороже, но... мне так не хотелось с ней расставаться!. Искупят ли какие-нибудь полтораста рублей горечь разлуки с этим родовым сокровищем?..
-- Вы говорите: полтораста?
-- Это не я говорю, мосье... Это горе мое говорит... Я бы не отдал ее и за тысячу.
-- За полтораста я бы ее взял.
-- Еще бы вы ее не взяли! Я думаю. Теперь: как вам понравится эта штукенция?
Я сдернул салфетку с безрупорного граммофона и торжествующе поглядел на покупателя.
-- Видели ли вы что-либо подобное?!
-- Неужели это красного дерева?
-- Вы же видите.
-- Но... "оно" черное...
-- Фанеровано через огонь. Тройной шерлак. Замечаете, сучок какой? Теперь уже так не делают.
-- Старинное?
-- Двести лет, мосье. Два столетия, так сказать, пронеслись надо головой этого чудесного ящика. Безрупорный, двухпружинный. Теперь уж так не делают!.. Машина убила индивидуальность мастера. Обратили внимание на ручку?
-- Д... да... Обра... тил.
-- Настоящая сталь. Двойная закалка! Бессемер. Прабабушки наши, в фижмах, с ног до головы покрытые мушками, вертели эту ручку! Очень фамильная вещь.
-- Дорого, я думаю, стоит?
-- Для вас? Я знаю, в какие руки он попадает! Восемьсот.
-- А... дешевле нельзя?
-- Помилуйте! Теперь такой самый ящик -- новый -- вы в любом магазине купите за полтораста! А что толку?
-- Положим, это верно, -- задумчиво сказал он. -- Заверните. Еще что есть?
-- Картинами интересуетесь?
-- Старинные?
-- О, dolce mio! Пятьсот лет от роду и ни одного седого волоса! Поглядите!!
-- Что... это... такое?
-- Настоящая олеография!
-- Ну, уж и настоящая, -- скептически усомнился покупатель. -- Теперь столько подделок развелось.
-- Только не у меня, мосье! Если это не настоящая олеография -- обязуюсь вернуть вам деньги! Sancta mandarina Allegretto! Эта картина украшала стены тронного зала моих предков... Где-то они теперь...
В тяжелом раздумье голова моя опустилась на грудь... Покупатель благоговейно молчал, любуясь "Ночью на Босфоре"...
-- Жаль только, что рама не красного дерева.
-- А кто вам сказал? Поскоблите позолоту, и на вас глянет самое настоящее дерево! Как говорится: поскоблите русского -- получится татарин.
-- Сколько стоит?
-- Милостивый государь! Если я вам скажу, что это -- настоящая олеография, и что рама тоже настоящая, и что художник умер, создав этот уник, совершенно бездетным, то неужели цена в 800 рублей покажется вам высокой?
Он тихо вздохнул:
-- Заверните. Что у вас еще есть?
Кажется, что у меня больше ничего не было. Впрочем, нет! На подоконнике лежала какая-то котиковая шапка. Я схватил шапку в руки и, восторженно размахивая ею перед глазами совсем впавшего в гипнотический транс покупателя, бешено заревел:
-- С сердцем! С сердцем и печенками отрываю я эту вещь от себя!.. Пер-Гюнто! Эвоэ! Санта-фе де Богота!.. Берите эту шапку, которой и цены нет! В это самой шапке, по легенде нашего замка, Иоанн Грозный пронзил острым жезлом ногу Курбского! Помните?
Князь Курбский от царского гнева бежал
В минуту душевной невзгоды.
Злой чечен, ползя на берег, точит свой кинжал.
А годы проходят, все лучшие годы!
Это не стихи, милостивый государь, а шипучее благородное вино! Настоящий старинный Пушкин! Полторы тысячи за шапку давайте, или...
-- Неужели она такая старинная, -- вдруг расцвел покупатель. -- Вот не подозревал. А я-то купил ее в Москве, в шапочном мага...
-- Как, -- купили?! Разве это ваша?
-- Ну да. Нет, вы серьезно говорите, что она старинная?
-- Абсолютно и безусловно.
И пока он, сияющий, расплачивался за чашку, граммофон и олеографию, я стоял перед ним и мучительно терзал себя мыслью:
-- Зачем я не вывернул шапку наизнанку перед тем, как показывать? Тогда он бы не узнал ее, толстое дубовое бревно красного дерева!
* * *
Однако, все-таки ничего.
Пока Петроград постепенно сплошь покрывается лесом этого безмозглого красного дерева, под его сенью много умных людей найдут уют, тепло, стол и дом.
КОММЕНТАРИИ
Впервые: Барабан. 1917. No 23.
Найдена Ахероном при раскопках в Элизиуме. -- Что же, интересная гипотеза... Теоретически, вода камень точит, и Ахерон мог оказаться в Аиде, просочившись туда в незапамятные времена из Элизиума, а что касается неуместного здесь антропоморфизма, то он вполне объясним поэтическим строем душевной организации героя рассказа.
Кузнецовский. Это вам не какой-нибудь там Императорский фарфоровый завод... -- Штучные работы Императорского фарфорового завода были несравненно выше по статусу, качеству и цене, чем массовая продукция товарищества М.С. Кузнецова, на долю которой приходилось до 2/3 всего фарфорового производства в России.
-- Настоящая олеография! -- Вид литографской печати, имитирующий масляную живопись. В те времена широко использовался для качественного репродуцирования картин, икон и т.п.