Может быть, все вокруг меня -- умные, понимающие люди, и только я один бестолковый.
Предположим.
Но почему же в 1912, в 1913, в 1914 году я не был бестолковым? По крайней мере, я сам не замечал этого... Почему?
Ведь не могло же быть так, что жил-жил себе человек и был рассудительным, толковым... Вдруг в один прекрасный день лопнула внутри какая-то нежная пружинка, и -- с треском и шумом ввергнулся человек в пучину бестолковости.
Разберемся.
* * *
Будний день. Подчеркиваю это. Сумерки. Подчеркиваю и это. Тихая, дремлющая Офицерская улица. Это подчеркиваю даже преимущественно.
Бреду по этой улице и вдруг вспоминаю, что мне нужно купить для двух именинниц конфет.
А! Кстати, вот и конфетный магазин. Недоумеваю: чего он тут открылся, в этом дремлющем закоулке Петрограда? Наверное, пустота, и окоченелые от бездействия приказчицы сонно бродят из угла в угол.
Захожу и наталкиваюсь на очередь.
Правда, очередь внутренняя, не выходящая за пределы магазина, но это, пожалуй, еще хуже. Все равно как внутренний нарыв в теле человека. Снаружи все ничего: гладкая кожа, нормальный вид, а внутри идет страшный воспалительный процесс, а внутри накипает и сгущается зловонный гной, который вот-вот отравит исподтишка весь организм.
-- Позвольте мне две ко...
-- Встаньте в очередь.
-- Ах, это очередь? Я не заметил.
-- А вы думали, что же это такое? -- ехидно спрашивает обгрызенный нуждой чиновник.
-- А я думал, что у собравшихся здесь настолько красивые затылки, что все не могут глаз от них отвести: столпились и застыли так в немом восторге.
Одну минуту меня смущала мысль -- не бутафорский ли это хвост? Не нанял ли хозяин всю эту толпу для демонстрирования бешеного успеха его конфетных изделий?
Но нет. Публика как публика. Стоят и тупо, уныло ждут своей очереди. Жду и я. Наконец:
-- Что вам угодно? -- устало спрашивает меня продавщица.
-- Две коробки по два фунта шоколада.
-- Нельзя.
-- Ну, рояль мне дайте.
-- Какой рояль?
-- Да раз в конфетном магазине нет конфет, так, может быть, рояли есть. Или велосипеды. Дайте со свободным колесом.
-- Конфеты есть, но мы больше фунта на человека дать не можем.
-- Ну, ничего не поделаешь. Дайте две коробки по фунту.
-- Я же вам русским языком говорю, что больше фунта на человека дать не могу.
-- О, великий, могучий, свободный русский язык! К счастью, на нем же говорю и я. И вот на этом чудесном языке и говорю: хорошо! В таком случае дайте мне две коробки по фунту.
-- На каком же это основании?
-- А на таком: вы даете фунт на человека. Так как эти конфеты получат два разных человека -- вот, значит, вы по фунту и дайте.
-- Мы отпускаем покупателям, а не каким-то там незнакомым людям.
-- Я счастлив считать себя вашим знакомым, но, барышня, я только передаточная инстанция: вы мне дайте две коробки по фунту, и я, клянусь вам, не съем из них ни кусочка, а честно передам обе коробки двум здоровым, взрослым, правоспособным женщинам. Неужели вы хотите, чтобы я привел их с собой? Ну зачем вам?
-- Вот какой вы, ей-богу, странный.
-- Барышня! Будь у меня всего одна именинница, я не был бы странным. Но войдите вы в положение каждой из двух. Вспомните, о, добрая барышня! Ведь и вы были когда-нибудь именинницей! И вас радовало каждое скромное дружеское приношение...
В голосе моем послышалось предательское дрожание.
-- Будьте добры не разговаривать!
-- Ну, времена! Даже в конфетном магазине нельзя говорить... На улице с большевиками не разговаривай, на столбцах газет не разговаривай, -- где же тогда можно разговаривать?.. Барышня! Заклинаю вас: дайте два фунтика!
-- Получите фунт и отходите. Не видите разве -- очередь.
-- Вижу, мерси. Милая барышня! А если я сделаю так: получу этот фунт и встану снова в очередь, как новый человек, этакий homo novus.
-- Если я увижу у вас в руках этот фунт, то другого не дам.
-- А если я спрячу коробку под пальто?
-- Я могу вас по лицу узнать.
-- Откажете?
-- Откажу.
-- Позвольте... А если у меня в кармане борода, синие очки и рыжий парик? Я в углу напялю на себя все это и подойду снова -- тогда дадите?
-- Да, если вы будете как новый, тогда дам.
-- Так-с. Резюмируем все это: для того, чтобы женщина получила в подарок фунт конфет, я или должен привести ее самое, оторвав от гостей и семейных обязанностей, или должен иметь в кармане фальшивую бороду, синие очки и запасную шапку.
-- Ишь, черт, разговорчивый! -- крякнул кто-то сзади завистливо, с примесью злобы и удивления.
Толпа яростно загудела, зарычала... Так всегда бессмысленная толпа рычит на пророков.
-- Еще понятно, если бы, -- продолжал я, -- конфеты были предметом первой необх . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Свежий, морозный, уличный воздух охватил меня.
* * *
Вниманию безработных шпиков: "Покупаю фальшивые бороды и черные очки. Явка с черного хода. Адрес, конечно, известен".
КОММЕНТАРИИ
Впервые: Барабан. 1917. No 25.
Нормированное распределение продуктов было объявлено в Петрограде еще в 1916 г., когда в связи с продовольственным кризисом были введены карточки на хлеб. При новой власти положение осложнилось еще более, и карточная система распространилась на крупы, сахар, яйца, мясо, масло и т.д. К концу года к строго нормируемым продуктам были отнесены и кондитерские изделия, так что Аркадию Тимофеевичу еще повезло, что с него не потребовали карточку на конфеты.