Аверченко Аркадий Тимофеевич
Свинцовые сухари

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Восточная политика
    Румынская музыка
    Редкое отличие
    "Специалисты"
    Конец
    Пуговица
    Стратегический план


Дешевая юмористическая библиотека "Сатирикона"
Свинцовые сухари
(1914)

   Аверченко А. Т. Собрание сочинений: В 13 т. Т. 6. О маленьких -- для больших
   М., Изд-во "Дмитрий Сечин", 2014.
  
   Восточная политика
   Румынская музыка
   Редкое отличие
   "Специалисты"
   Конец
   Пуговица
   Стратегический план
  

ВОСТОЧНАЯ ПОЛИТИКА*

   * Этот фельетон написан за 2 недели до начала войны с Турцией.
  
   Один турецкий министр спросил другого турецкого министра:
   -- Все сделано?
   -- Все.
   -- Французские пароходы задерживали?
   -- Задерживали.
   -- И обыскивали?
   -- Ну, конечно. Как вы просили.
   -- И отобрали все припасы?
   -- А что ж, любоваться будем на эти припасы, что ли?
   -- К команде придирались?
   -- Придирались.
   -- Посланник ихний заявлял протест?
   -- А как же. Заявлял.
   -- Что ж вы?
   -- А я подмигнул, засмеялся и убежал.
   -- Прекрасно. И английские пароходы задерживали?
   -- Как вы велели, так и сделали.
   -- Обыскивали?
   -- Еще как. Живого места не оставили.
   -- Отобрали все припасы?
   -- Даже деньги.
   -- А к команде...
   -- Придирались! Конечно, придирались. Все, как было велено.
   Министр, довольный, потер руки.
   -- Превосходно. Не может быть лучше. Значит, объявили войну?
   -- Кто?
   -- Да они же?
   -- Ничего подобного. Никто не объявлял войну.
   -- Позвольте... Да вы что же... их пароходы задерживали?
   -- Задерживал.
   -- Придирались? Обыскивали? Припасы отбирали?
   -- Придирались. Обыскивали. Отбирали.
   -- Ну, значит, война объявлена?
   -- Кем?
   -- Ими!!!
   -- Ничего подобного.
   -- Тьфу!! Почему ж они не объявляют войну?!
   -- А не хотят, вероятно.
   -- Как не хотят? Вы пароходы задерживали?
   -- Надоели вы мне с вашими пароходами!! Ну да, мы их пароходы задержали, обыскали, конфисковали, а они нам войны не объявляют. Понимаете? Не хотят и не объявляют.
   -- Какое же они имеют право не объявлять войны?! Ведь, вы пароходы...
   -- Да! Да! Все: и задержали, и обыскали, и придирались -- а они все-таки войны не объявляют!
   -- Черт знает, что за дурацкое положение!! Не знаю, что теперь и делать?!.
   -- Да очень просто: объявите вы им войну!
   -- Мы? Турция? Им?
   -- Да!
   -- С ума вы сошли! Никак мы этого не можем. Поймите, что если всю историю затеем мы -- на нас мусульмане всего мира плевать захотят. А если объявят войну нам другие -- все встанут на нашу защиту, и загорится священная война всех мусульман против европейцев.
   -- Так бы вы и сказали. Тогда есть прекрасный выход!
   -- ?!?!
   -- Отмените капитуляции.
   -- Милый! Идея! Селям Алейкюм!
   -- Шалтай-балтай -- не стоит!

* * *

   -- Получили?
   -- Что?
   -- Объявление войны союзными государствами.
   -- Ничего мы не получали.
   -- Тьфу! Да, ведь, вы капитуляции отменили?
   -- Неделю тому назад.
   -- Ни у кого об этом не спросившись?
   -- Ни у кого.
   -- И иностранные почтовые конторы упразднили?
   -- Целиком.
   -- Ну? Значит, вы ноту с объявлением войны должны получить?!
   -- Не получал.
   -- Подохнуть можно с такими делами. Знаете, что? Закройте проливы.
   -- Как -- закрыть проливы? Да ведь мы по договору не имеем права?!
   -- Это-то и хорошо, что не имеем права. Союзники обидятся и объявят нам войну.
   -- Но ведь тогда повод будет с нашей стороны?
   -- Ничего подобного. Скажем, что войну объявили они, а что мы, дескать, закрыли проливы нечаянно, и что готовы даже извиниться.
   -- Хе-хе... Ну, и хитрая же вы голова.
   -- Турок я.

* * *

   -- Вы знаете новость? Союзная эскадра французов и англичан обстреливает наши берега.
   -- Чудесно! Добились мы таки своего. Значит, война объявлена?
   -- Кем?
   -- Да ими же, Господи!
   -- Никем она не объявлена.
   -- Но, ведь, они же в нас стреляют! Это нарушение мирных отношений!
   -- Я им говорил. Заявлял, что они нарушают мирные отношения.
   -- А они?
   -- А они говорят, что мы еще раньше нарушили мирные отношения, закрыв проливы!
   -- Но почему же вы не уговорили их объявить войну?
   -- Уговаривал. Именем Аллаха просил, умолял их. Не хотят.
   -- Никогда я не был в таком дурацком положении. Обстреливали, вы говорите, берега?
   -- Очень. Все побережье испортили.
   -- А что же посланник их?
   -- Сегодня и французский и английский посланники были у нас в министерстве... Уверяли в своем нейтралитете, что Франция и Англия очень миролюбиво настроены к Турции...
   Министр горько улыбнулся.
   -- Настроены. А стреляют!
   -- Я им говорил. А они мне в ответ: а вы проливы не закрывайте!
   Министр сдвинул феску на лоб и почесал затылок.
   -- А русские пароходы задерживали?
   -- Неоднократно.
   -- А отбирали...
   -- Все делали! Отбирали, конфисковывали, придирались.
   -- Не объявляют?
   -- Чего?
   -- Да войны же!
   -- Нет. Имеются слухи, что их флот потопил нашу канонерку.
   -- Ну? И что же их посланник?
   -- Да был сегодня у нас. Уверяет, что они держат в отношении нас нейтралитет... Что они миролюбиво настроены...
   -- В могилу они меня сведут! Вот что... сегодня же телеграфируйте, чтобы наши посланники в Петрограде, Париже и Лондоне явились в соответствующие министерства и энергично...
   -- Ну?
   -- Что "ну?"
   -- Что -- энергично?
   -- И энергично, чтобы заявили представителям России, Франции и Англии, что...
   -- Ага! Что же заявить?
   -- Что Турция... по-прежнему соблюдает нейтралитет, и настроение по отношению к державам тройственного согласия очень миролюбиво.
   -- А как же насчет того, что их суда бомбардируют наши крепости?
   -- Позвольте, не перебивайте! Это я вам дал распоряжение по министерству иностранных дел. Теперь запишите другое, по военному министерству: двинуть завтра же два корпуса в Египет и пять корпусов на Кавказ!
   -- Ну, и голова мы с вами, я вам скажу!
   -- Турки мы. Иначе не проживешь.

* * *

   -- Дождались!
   -- А что?
   -- На Кавказе русские разбили три наших корпуса, а в Мраморном море англичане потопили два наших крейсера.
   -- Да что вы мне крейсерами да корпусами в нос тычете! Вы мне скажите: войну-то они объявили?!
   -- Войны не объявляли.
   -- Но ведь это же противоречит всяким международным правилам.
   -- Они согласны с этим. Однако, говорят, ежели Турция, которая первая всю кашу заварила, ничего нам не объявляет, -- чего ж нам объявлять.
   -- В гроб они меня вгонят! Да посланники-то ихние, посланники -- что говорят?
   -- Сегодня были у нас в министерстве...
   -- Ну, и что же?
   -- Заверяли в миролюбии. Говорили, что, по-прежнему, держат нейтралитет.
   -- Какое же они имели право говорить это?
   -- Говорят, что имеют. Говорят, что турецкие посланники то же самое говорят в неприятельских столицах.
   -- Боже мой! Что за положение! Топят наши крейсера, разбивают наши корпуса, -- а о войне ни гу-гу.
   -- Они говорят: не нами такой порядок начат, не нами и кончится.
   -- Нет! Это нужно прекратить!! Пошлите сегодня же телеграммы нашим представителям в Петрограде, Париже и Лондоне, чтобы они...
   -- ...Объявили войну?
   -- С ума вы сошли?! Чтобы они заявили о турецкой лояльности, и что турки по-прежнему строго держат нейтралитет, устремляя все внимание на порядок, спокойствие... и... как это называется?
   -- Самоопределение?
   -- Ну, черт с ними, пишите -- самоопределение...
   -- А по военному ведомству никаких приказаний не будет?
   -- Есть. Прикажите нашим судам попытаться высадить около Одессы десант, а в казначейство пошлите распоряжение, чтобы оно перевело 15 рублей на русский Красный Крест.
   -- Однако!
   -- Что же поделаешь -- турок я.
   -- Не турок ты, -- подумал министр, -- а так только... немного притурковат.

* * *

   Министр с искаженным лицом влетел в кабинет другого министра и вскричал:
   -- Допрыгались?!
   У другого министра лицо тоже исказилось:
   -- Ну, что еще?
   -- А то, что русские уже идут на Константинополь, а англичане потопили весь наш флот!!
   Даже феска на лице другого министра побледнела, а кисточка стала дыбом.
   Долго он безмолвствовал, наконец, сказал:
   -- Пошлите телеграммы нашим представителям при союзных дворах... Пусть они явятся в министерства Петрограда, Парижа и Лондона и заявят, что Турция, по-прежнему, мирно совершенствуется... этого, как его: самоопределяется, соблюдая нейтралитет, и что...
   -- Чепуха!!
   -- То есть, как это -- чепуха?!
   -- То, что вы говорите -- все чепуха!! Наши явятся к ним, ихние явятся к нам, будут друг друга уверять в миролюбии, в соблюдении нейтралитета, а через три дня русские и французы, все-таки, будут в Константинополе...
   -- Позвольте! Придумаем! Предложим им мир.
   -- Придумали...-- горько рассмеялся рассудительный министр.-- Три копейки стоит эта ваша идея!
   -- ?!
   -- "Мир"! Мир можно предлагать тогда, если была война, а теперь они скажут: "да войны никакой и не было!". Мальчики они, что ли?
   -- Чем же это кончится?!
   -- Чем? А явятся они в Константинополь, погонят нас в Малую Азию, а в это время их посланники заявят о своем миролюбии и нейтралитете. Наша же система, ничего не поделаешь...

* * *

   И долго сидели оба, похудевшие, бледные, осунувшиеся, на турецких диванах.
   И перешли оба в эту тяжелую минуту с дипломатического французского на свой турецкий язык.
   -- Рахат-лукум, -- тихо прошептал противник объявления войны.
   -- Шалтай-балтай, -- согласился его рассудительный товарищ, повесив, пока что, собственную голову на грудь.
   Смеркалось...
  

РУМЫНСКАЯ МУЗЫКА

   Когда поведение Румынии окончательно вывело меня из терпения, я решил, что с Румынией нужно объясниться начистоту.
   -- Скажите, -- обратился я к одному знакомому, -- где можно найти какого-нибудь настоящего румына?
   -- Настоящего румына?
   -- Да.
   -- Живого?
   -- Ну, конечно. Какого же еще...
   -- Очень просто: пойдите в ресторан "Пальмира" и спросите там дирижера оркестра Туде-Сюдеску.

* * *

   Найти Туде-Сюдеску не представляло никакого труда... Войдя в "Пальмиру", я увидел Туде-Сюдеску со скрипкой в руке, склоняющего свое ухо то в одну, то в другую сторону зала.
   Туде-Сюдеску кланялся, улыбался и прижимал руку со смычком к груди.
   Тут же я заметил, что между двумя противоположными группами гостей происходило своеобразное состязание:
   -- "Осень"! -- кричала левая группа. -- Играй "Осень", тебе говорят! Вальс "Осень"!
   -- К чер-р-рту "Осень", -- надрывалась правая группа. -- Не надо никакой "Осени"! Играй "Сон негра"!
   -- Дьявол его побери "Сон негра"! Провались он! "Осень" играй!
   -- Пусть-ка попробует! Я ему такую "осень" заиграю бутылкой по скрипке! Слышишь, чертова голова! "Сон негра" и больше никаких!
   -- Начни-ка, начни, попробуй, -- гремели защитники "Осени". -- Начни "Сон негра"! Как ты его окончишь?! Что от тебя останется!!
   -- "Сон негра"! Играй!!! "Сон"! Слышишь -- "Сон"!!
   Туде-Сюдеску кланялся, улыбался и, наконец, взмахнув смычком, заиграл... Я прислушался.
   Играл он не "Осень" и не "Сон негра", а нечто среднее: вальс "Осенний сон". Негр в этой комбинации куда-то затерялся, но публика понемногу стала успокаиваться.
   -- "Э, да ты человек видно сообразительный, -- подумал я. -- С тобой можно потолковать о политике".
   В антракте я пригласил его за свой столик.

* * *

   -- Скажите, -- спросил я, кому больше Румыния симпатизирует -- немцам или русским?
   -- Да что ж... русский очень хороший народ.
   -- Значит, вы выступите против немцев?
   -- Нет, что вы! Немцы тоже народ ничего себе.
   -- А-а, понимаю, -- кивнул я головой. -- Значит, вы будете соблюдать нейтралитет?
   -- Нейтралитет? Ну, его, знаете, тоже опасно соблюдать...
   -- Почему же?
   -- Да ведь это понятно и просто: война ведь должна когда-нибудь кончиться?
   -- Должна.
   -- И кто-нибудь будет победителем?
   -- Будет.
   Туде-Сюдеску с тоской посмотрел на меня.
   -- Ну, вот видите! Мы придем к победителю получить свой кусочек, а он скажет: "Кукиш вам с маслом! Не помогали мне, когда я воевал -- ничего теперь и не получите!" Может это быть?
   -- Может.
   -- Так вот мы и не знаем, что нам делать?
   -- Что вам делать? Очень просто: выступите за союз культурных государств -- России, Франции и Англии...
   -- За культурных, говорите? А вдруг некультурные нам так насыпят, что мы ног не унесем.
   -- Ну, если вы сомневаетесь, -- выступите на защиту Австрии и Германии!
   -- Да, еще бы... как же! Выступишь тут, когда русские уже забрались в Трансильванию! Вот было бы хорошо, если бы они Трансильванию нам дали.
   -- За что?
   -- Положим, действительно, не за что. Ну, Бессарабию бы отдали.
   -- За что?
   -- Положим, и Бессарабию -- не за что.
   -- Ну, вот видите -- значит, заслужить надо.
   -- Вам легко сказать: заслужить... А как?
   -- Поддержите союзников!
   -- А вдруг Австрия вторгнется в Румынию и пойдет нас лупить...
   -- Ну, если вы этого боитесь -- сделайте одолжение -- поддерживайте вашу Австрию!
   -- А Россия, вы думаете, за это по головке погладит? Так нас размотает, что и костей не соберешь.
   -- Ну, в таком случае -- держите нейтралитет!!
   -- Да... А что мы потом за это получим? Германия победит -- Бессарабии нам не отдаст, Россия победит -- Трансильвании и кончика не подарит. Прямо хоть вешайся.
   Туде-Сюдеску схватился руками за голову и застонал.
   -- Ну, а вы лично, -- спросил я. -- Чью бы сторону вам было приятнее поддерживать?
   -- Америки.
   -- Эко, хватили! Да ведь Америка не воюющая страна.
   -- Ну, что ж. Это и хорошо.
   -- Ничего вы от нее не получите!
   -- Это и плохо. Прямо -- куда ни кинь -- везде клин.
   -- Неужели, нет выхода? -- спросил я сочувственно.
   -- Между нами говоря -- выход есть...
   -- Ну?
   -- Нам нужно сделать так: немцам, скажем, нужен хлеб, лошади, разные военные припасы -- мы им продаем... Пожалуйста! Приезжайте потихоньку -- и покупайте! Теперь сербам: нужен, скажем, хлеб, лошади, разные военные припасы -- покупайте себе у нас потихоньку. Пожалуйста! Мы поддержим.
   -- Что же дальше?
   -- А очень просто: война окончится; и, если победят немцы -- они скажут: "румыны хороший народ, они нам помогали -- дадим им то-то". Если победят союзники, так тогда сербы нас поддержат: "Румыны, скажут они, прямо замечательно добрый народ, -- потихоньку нам продавали хлеб и всякие военные припасы -- дайте им что-нибудь за это, господа союзники..."
   Изумленный такой комбинацией, я открыл рот, чтобы возразить, но ресторанная публика, наскучив молчанием, снова зашумела:
   -- Эй ты! Румынский человек! Играй "Куколку"!!
   -- Не надо "Куколку"! -- взревели оппоненты слева. -- Провались "Куколка"! Играй "Танец Анитры".
   -- Ко всем чертям "Танец"! Играй "Куколку"!
   -- Попробуй, "Куколку"! Давно провансалем не мазался?! Танец!! Анитру!!! Долой чертову "Куклу"!
   -- Затруднительное ваше положение, -- заметил я. -- Что вы выберете из двух?
   Туде-Сюдеску подмигнул мне, направляясь к эстраде:
   -- Что выберу? Сыграю им балет "Танец Кукол..."!!
  

РЕДКОЕ ОТЛИЧИЕ

В Германии свирепствует эпидемия наград
орденом "Железного Креста". За последнее время
Вильгельм наградил этим орденом 42000 человек.
Корресп. "Биржевых Ведомостей".

   Недавно Вильгельм строго заметил кронпринцу:
   -- Вот видишь, какой ты неблагодарный; я тебе пожаловал орден "Железного Креста", а ты так себя ведешь? Взял да и утащил из замка какой-то французской баронессы разные старинные вещи и коллекции. Разве так кавалеры ордена поступают?
   Кронпринц пожал плечами и фыркнул:
   -- Подумаешь, важность какая -- "Железный Крест". Небось, бриллиантового не дашь.
   -- Дело не в том материале, из которого сделан орден, -- заметил Вильгельм, -- а в самом знаке отличия.
   -- Однако, -- заметил практичный кронпринц, -- если бы этот орден был не железный, а бриллиантовый -- ты бы его так щедро не раздавал...
   -- Я его и не раздаю щедро.
   -- Ну, да! На прошлой неделе раздал свыше трех тысяч орденов, да за сегодняшний день только раздал штук восемьсот.
   -- Что ж, -- заметил Вильгельм. -- Я не виноват, что немцы такие замечательные герои.
   -- Не немцы замечательные, а ордена тебе дешево стоят... Признайся, пфеннига по три за штуку обходится? Папаша, а? Как, вообще?
   Вильгельм махнул рукой и сердито вышел из комнаты, но тут же про себя подумал:
   -- Кстати, что он напомнил -- у меня уже весь запас вышел. Надо будет заказать новую партию.

* * *

   -- Ваше величество! Четырнадцатая рота Штутгардтского полка очень отличилась в бою -- взяла в плен двух лошадей и сорок шинелей. Ходатайствую о награде им, ваше величество.
   -- Кто же из них особенно отличился?
   -- Да все.
   -- Ну, хорошо. Передайте им, что я жалую каждого из них орденом "Железного Креста".
   -- Я... а... хм! Гм...
   -- Что такое? В чем дело?
   -- Нет, ничего.
   -- Вы что-то сказали?
   -- Нет, я так. А скажите, ваше величество... другой орден никакой нельзя им дать?..
   -- Глупости! Это прекрасный орден. И я его имею, и кронпринц, и все принцы и офицеры его имеют. Орден, как орден. Вы не желаете ли?
   -- Два есть, ваше величество.
   -- Ну, чего там два -- берите третий. А? Мне не жалко.
   -- Да нет, зачем же вас затруднять...
   -- А то дал бы.

* * *

   -- Замечательную атаку отбил, ваше величество, наш седьмой корпус!
   -- А кто его атаковывал?
   -- Положим, наши же, ваше величество. Но это все равно, -- когда они отбивали атаку, они ведь не знали, что это наши. А атака отбита замечательно... По всем правилам стратегического искусства...
   -- Молодцы! И урон был небольшой?
   -- У нас? Почти никакого. Зато у них, ваше величество, у атакующих -- гора трупов. Молодецки отбили атаку.
   -- Рад слышать. Жалую им за лихую атаку орден "Железного Креста".
   -- Кому, ваше величество?
   -- А? Всем.
   -- Да ведь их шестьдесят тысяч, ваше величество!
   -- Ничего... Я человек не прижимистый. Пусть себе получают и носят на здоровье. А тебе за приятное сообщение жалую пять штук.
   -- Ваше величество... За что же?
   -- Ничего, ничего, братец... Заслужил!
   -- Я, ваше величество... Извините... Никогда больше не буду...
   -- Чего не будешь? Что ты там лепечешь?
   -- Ваше величество... Я не виноват. Я уж, кажется, старался.
   -- Неужели, пяти мало? Хорошо. Получишь десять...
   -- Ваше величество! Не погубите... Я -- человек старый, у меня грудь слабая... Где ж ей такую тяжесть вынести...
   -- Вздор! не благодари.

* * *

   -- Эй, эй, солдатик... А пойди-ка сюда...
   -- Здравия желаю, ваше величество!
   -- Нет, не здравие, брат, не здравие... А вот почему ты не по форме ходишь?
   -- Все, кажется, в исправности, ваше величество.
   -- Врешь ты, братец. А почему на груди ордена "Железного Креста" нет?
   -- Ей-Богу есть, ваше величество! Я его дома, чтоб мне лопнуть, ношу. А только, когда выхожу на улицу, то, конечно, снимаю. Неловко, знаете.
   -- Не врешь ли ты, братец. А, ну, дай я тебе его навешу.
   -- Э-эх!

* * *

   -- Ваше величество! Позвольте представить вам капитана фон-Шмерп, который сделал чрезвычайно важную разведку.
   -- А-а... Приятно, приятно!
   -- Его, ваше величество, по-моему мнению, нужно наградить как-нибудь особенно. Чем-нибудь этаким чрезвычайным отличить его...
   -- Конечно. Что бы ему такое сделать? А вот мы его самого сейчас спросим... Капитан! Что вы хотите? Какое отличие?
   -- Ваше величество! Я хочу многого. Я хочу получить единственное отличие на всю армию.
   -- Гм... Именно?
   -- Разрешите мне не носить ордена "Железного Креста".
   -- Большого вы просите, капитан... Многого вы просите... Но и подвиг ваш велик... Жалую вам это отличие...

* * *

   И весь полк гордился бравым капитаном фон-Шмерп.
  

"СПЕЦИАЛИСТЫ"

   ...Склонив жалостливо на бок голову, генерал Лиман фон-Сандерс поглядел на турка.
   -- Жалко мне вас, турки, -- печально прошептал Сандерс. -- То есть, так жалко, что и сказать даже невозможно. Сердце разрывается, глядя на вас.
   Он утер кулаком сухой глаз.
   -- Кровью сердце обливается, на вас глядючи. Все вас били, кому не лень.
   -- Ну, уж и все, -- возразил Турок.
   -- Русские били?
   -- Ну, били.
   -- Итальянцы били?
   -- Предположим.
   -- Чего там предполагать? Предположение должно еще превратиться в уверенность. Болгары били?
   -- Тоже -- народ нашли!
   -- А, все-таки, били. И сербы били. И вот -- гляжу я на тебя Махмудка -- и слезы жалости застилают мои глаза.
   Сандерс вынул платок, потер им глаза, потом сделал вид, что выжимает мокрый платок. Развесив на трубке кальяна платок, якобы для просушки, Сандерс продолжал:
   -- Надо вам помочь, Махмудка. Мы не можем допустить, чтобы немецкое сердце разрывалось от ваших страданий.
   Турок повел в воздухе длинным носом, будто учуяв еле уловимый аромат жареного, и согласился:
   -- И не допускайте. Еще сердечную болезнь наживете.
   -- Ну, вот видишь. Надо помочь. Согласись сам, что ты живешь на вулкане. Русские били -- еще будут бить; болгары, итальянцы били -- еще будут бить.
   -- Румыны... тоже...
   -- Что румыны?
   -- Тоже могут бить, -- вздохнул турок.
   -- Могут. Еще как, братец ты мой, могут. Вот видишь! А у нас, у немцев, сердце болит.
   -- Невозможно этого допустить, чтобы у вас сердце болело, -- воскликнул хитрый турок.
   -- Мы и не допустим. Возьмем -- и прямо поможем! Господи! Нешто ж мы, немцы, звери какие, что ли, или что?..
   -- Аллах керим, -- воскликнул Турок.
   -- Именно что керим. Не иначе. Первым долгом, должен вам сказать -- ты меня извини, Махмудка, -- но крепости у вас никуда не годятся.
   -- Иль-Алла, Россуль-алла! -- вздохнул турок.
   -- Не знаю. По-вашему, может, россуль, а по-нашему, по-немецки, это хуже. Впрочем, как говорится: не вздыхай глубоко, не отдадим далеко. Крепости мы вам выстроим новые. Потом пушки: ведь я тебе друг, Махмудка, но ты меня извини -- я прямо должен сказать: пушки ваши дрянь. В такой пушке горох можно толочь, а не стрелять из нее.
   -- Да, -- согласился турок, -- для стрельбы они неудобны.
   -- А снаряды? Ведь вы, извините меня, кочнами капусты стреляете, а не снарядами.
   -- Уж вы скажете тоже -- капуста... Капусту едят, а наших снарядов есть нельзя.
   -- Еще того хуже. Значит они уж решительно ни на что не годятся. Итак -- мы присылаем своих инженеров для крепостей, присылаем пушки и снаряды.
   -- Аллах керим!
   -- Да уж все будет, как следует. Все, все дадим. И Керим будет, и все что нужно. Уж мы обо всем подумаем. Офицеров для команды над солдатами пришлем, броненосцы дадим. Потому нам очень вас жалко.
   Сандерс взял платок, потер им где-то около уха, всхлипнув, сказал "хоть выжми!" и ушел.
   Оставшись один турок потер руки и пробормотал:
   -- Ловко я немца обкрутил.
   А Сандерс, шагая по стамбульской улице, думал:
   -- А ловко я обтяпал дельце. Обмишулил долгоносого. Ни сучка, ни задоринки.

* * *

   Махмудка попытался спорить с Сандерсом.
   -- Я еще понимаю, что пушки наши. Но почему же все крепостные офицеры ваши! Пусть уж немножко будет и наших.
   -- Бог знает, что ты говоришь, Махмудка! Наши офицеры лучше ваших?..
   -- Лучше.
   -- Армия наша опытнее?
   -- Ну, опытнее.
   -- Так вам же лучше, если у вас будут офицеры первый сорт, а не второй.
   -- Ну, да... я понимаю. А, все-таки, оно как-то неловко.
   -- Странно даже, -- скривил губы Сандерс и в его голосе задрожала дежурная слеза обиды. -- Для них же стараешься, хлопочешь, тратишься, а они...
   -- Ну, ладно, ладно... Пусть. Только, чтобы они получше крепости делали.
   -- Да уж будьте покойны. Собаку съели.
   -- Аллах керим!..
   -- Тонко изволили подметить. Керим самый настоящий. Без обману.

* * *

   -- Послушайте, Сандерс, это как будто и неудобно: ну то, что вы броненосцы дали -- за это спасибо, но зачем же вся команда немецкая?..
   -- Чудак ты, Махмудка: да ведь мы на них фески наденем!
   -- Нет, это что -- фески... А мы бы хотели, чтобы и турок немного на броненосцах было. Пусть поплавают.
   -- Да зачем же?
   -- Ну, что вам стоит покатать их немножко.
   -- Ладно. Так и быть: кок будет у нас турецкий и штук пять кочегаров тоже турецкие...
   -- Хорошо б если бы и командир...
   -- Что командир?
   -- Чтобы... наш...
   -- С ума ты сошел! Да ваш турок штирборта от бакборта не отличит. Ведь он кабестан с ватерлинией путает! Впрочем, конечно... Мы вам, может быть, не нужны?.. Так, так... Сделали доброе дело. Вооружили людей, облагодетельствовали, -- а теперь и -- вон?.. Где мой платок? Опять -- хоть выжми...
   Турку сделалось стыдно.
   -- Ну, ладно, ладно. Нет Бога, кроме Бога, а Магомет -- пророк его!
   -- "А ты дурак"", -- подумал Сандерс.

* * *

   -- Послушайте... Зачем же вы крепостные пушки наводите на султанский дворец? Это нельзя. Вдруг нечаянно выстрелит? Ведь защищать нужно здесь, а не здесь.
   -- Мы и броненосную артиллерию навели на султанский дворец, -- пожал плечами Сандерс. -- А часть пушек навели на Айя-Софию.
   -- Аллах керим! Зачем же?
   -- Ничего там не "керим". Раз не понимаешь, так молчи. Ведь если неприятель нападет на Константинополь и возьмет его -- куда он первым долгом бросится? На самые драгоценные для турков здания!.. Ну, вот мы и защищаем их. Мы, немцы, все должны предусмотреть.
   -- Да ведь, вы же их, -- здания эти, -- можете разрушить!!
   -- Лучше разрушить, чем отдать неприятелю.
   -- Да, ведь, неприятеля пока нет?
   -- Нет -- так будет! Нет дождя перед дождем. Послушай, не вертись тут, только мешаешь.
   -- Странно вы со мной стали разговаривать...
   -- Обожди, скоро иначе с тобой поговорю.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

* * *

   -- Эй, Махмудка! Пойди-ка сюда!
   -- Послушайте... Нельзя ли повежливее...
   -- Я тебе покажу вежливость. Вот смотри: это что? Пушки?
   -- Пушки.
   -- Куда они наведены?
   -- На султанский дворец.
   -- И еще куда?
   -- На главные здания города.
   -- Так-с. Какие солдаты у пушек?
   -- Немецкие.
   -- Верно. Там в бухте что стоит?
   -- Броненосцы.
   -- Какие?
   -- Нем... Ту... Турецкие.
   -- Ты думаешь? Гм... Ну, ладно. Какая на них команда?
   -- Немецкая.
   -- Пушки там видишь?
   -- Вижу.
   -- Куда наведены?
   -- На султанский дворец и Айя-Софью.
   -- Правильно. Теперь слушай, Махмудка, своими длинными ушами: если сегодня вы не нападете на русские черноморские города -- я махну вот этим самым платком -- видишь?
   -- Вижу. Совсем сухой платок.
   -- Да, брат. Высох. Так вот: махну только этим платком -- и моментально крепостная и корабельная артиллерия в кусочки размечет весь Константинополь с Айя-Софьей и султанским дворцом в придачу. Видал-миндал? Видишь, я тоже умею говорить по-турецки!!
   -- Аллах-керим!
   -- Это уж ваше дело. Вам видней. Я свое сказал.
   Турок почесался.
   -- Эх-ма!
   Кругом засмеялись.

* * *

   Ввиду того, что сведения о вышеизложенном автор имеет из самых верных источников -- рассказанная история может послужить первой главой для будущей "желтой", "зеленой" или "лиловой" книги -- собрания официальных сообщений о причинах русско-турецкой войны.
  

КОНЕЦ

   Официально была зарегистрирована эта болезнь только тогда -- когда она достигла полного развития.
   Официальное свидетельство это мы берем из газет, но тут же должны оговориться, что считаем этот источник очень достоверным: в настоящее время наши газеты не лгут.
   Именно: "В Варшаве из уст в уста передается забавная версия, в основе которой будто бы лежат найденные германские официальные документы. Согласно этой версии, император Вильгельм обещал своей супруге, императрице Виктории-Августе, сделать ей ко дню рождения подарок из Варшавы. День рождения германской императрицы был 22-го октября. Должно быть эта версия содержит некоторую долю истины, так как одна из берлинских газет на днях поместила напыщенную статью, в которой стояло черным по белому, что германские офицеры в день рождения императрицы пришлют ей поздравление из Варшавы".
   Начало болезни нужно отнести к более раннему времени: к началу операций на французском фронте.
   -- Через две недели, -- сообщил своей жене Вильгельм, -- я буду обедать в Париже.
   Императрица в домашнем быту славилась своей рассудительностью.
   -- А вдруг не будешь? -- призадумавшись, спросила она.
   -- То есть, как это так не буду? Это мне нравится! Не беспокойся, я так все рассчитал, что комар носу не подточит.

* * *

   Комар подточил нос.
   Через месяц после этого императрица пришла зачем-то к Вильгельму и, между прочим, спросила:
   -- Пообедал?
   -- Как... пообедал?
   -- Да вот, в Париже. Помнишь, ты обещал.
   -- Видишь ли, милая... я, собственно, конечно... Но тут вышла такая история, что наш фронт, скажем, тут, на реке Марне, Клук зашел сюда, а Жоффр предпринял движение налево и вот, понимаешь...
   -- Вот видишь, Вилли, как это нехорошо. Ведь ты все-таки король, а не школьный мальчишка, который обещает поколотить товарища. Гляди-ка: ты пообещал обедать в Париже, газеты раззвонили об этом -- и что же теперь? Все над тобой смеются. Мне стыдно за тебя, Вилли.
   -- Да пойми же ты, чудачка, что если бы старик Жоффр не загнул левое крыло за Клука...
   -- Что ты все на Жоффра сваливаешь... Жоффр ничего никому не обещал и Жоффру не стыдно... А тебе стыдно. Болтаешь, что тебе взбредет на ум. Сколько уже лет ты императором, а все не научился держаться с достоинством. Ты погляди, что только русские газеты об этом пишут, как издеваются над тобой... Ты думаешь, мне не больно?
   -- Русские газеты!? Я им покажу!.. У нас сегодня которое число?
   -- Восьмое.
   -- Ну, так вот что: к двадцать девятому я буду поить свою лошадь в Фонтанке!
   -- В какой Фонтанке?
   -- А? Река такая есть. В Петрограде.
   -- Вилли! Опять?
   -- Что "опять"? Можешь записать даже: двадцать девятого -- твой Вильгельм поит лошадей из Фонтанки!
   -- Да ведь опять солжешь...
   -- Я? Солгу? Не таковский я, братец ты мой, чтобы соврать. Пес врет. У меня все рассчитано до последнего винтика. Эй, кто там! Объявите в газетах, что Вильгельм обещал к двадцать девятому напоить свою лошадь из Фонтанки.
   -- Вилли! Опомнись.
   -- Отстань!

* * *

   -- Вилли... А какое у нас число?
   -- Что у тебя календаря нет, что ли? Третье.
   -- Третье? Так, так. Напоил?
   -- Чего?
   -- А лошадь-то. Из Фонтанки.
   -- Видишь ли. Тут вышла маленькая перемена: немного загнулся фронт, я, конечно, хотел наступить, ну, а там у них обход, я отступил, а они...
   -- Вилли! Какой позор... И тебе не стыдно мне в глаза смотреть? Ведь у тебя дети взрослые, Вилли...
   -- Что там "Вилли, да Вилли". Без тебя все знаю. Но я думал, что они оттянут фронт сюда, а они оттянули сюда. Ничего не смыслят в военном деле. А оттяни они фронт туда, я бы им показал! Я бы... Чего ты плачешь?..
   -- Вилли! Ведь над тобой вся Европа смеется. Мне вчера показали карикатуру в польском журнале...
   -- Поляки?! Они у меня узнают, эти поляки!.. Постой... Когда день твоего рождения?
   -- 22-го.
   -- Ну вот тебе мой такой сказ: 22-го я тебе пришлю из Варшавы такой подарок, что...
   -- Вилли!! Опять?!
   -- Чего там "опять"? Раз сказал, значит, так и будет.
   -- Эй, адъютант, -- крикнула императрица в открытую дверь. -- Забирайте вашего повелителя. Уведите его. С ним, кажется, припадок.
   -- Да уверяю тебя, милочка, что тут уж я не ошибусь, у меня все рассчитано. 15-го беру Осовец, 18-го...
   -- Иди, иди с Богом...
   -- Ну посмотрите вы на нее: не верит. 19-го я продвинусь...
   -- Да берите же его, адъютант. Что вы стоите, разиня!?
   -- 20-го я продвинусь до...
   -- Пожалуйте, ваше величество. Нехорошо...
   -- А? Это кто? Адъютант? Здравствуй, адъютант! Скажи, адъютант, что тебе из Пскова прислать?! 6-го мы в Пскове и...
   -- Ладно, ладно... Идите уж. Там расскажете.
   -- Видите ли, 21-го я продвинусь до...
   -- Продвигайте его, адъютант. Пропихивайте в двери... Продвинули?
   -- Есть.
   -- Ф-фу!

* * *

   ...Немецкая артиллерия застряла в грязи. Солдаты, крича и надсаживаясь, старались вытащить тяжелые колеса, но постромки только впивались в плечи, а орудия не двигались ни на шаг.
   -- Над-дай еще!
   -- Навались! О, черр-рт!
   Около пушки неожиданно вырос закутанный в плащ Вильгельм.
   -- Трудно, ребята? Ничего -- 28-го мы, ребята, в Москве будем кушать русские щи.
   -- Над-дай еще!!
   -- А 12-го будем в Саратове пить Жигулевское пиво...
   -- Фриц! Что это тут за фигура бормочет?
   -- Ослеп, что ли? Это кайзер.
   -- Мешает только. Отведи его в сторону.
   -- Слушайте, вы... кайзер. Шли бы вы отсюда, а?
   -- 21-го в Астрахани я буду есть икру, ребята.
   -- Ладно, ладно. Слышали. Вот несчастный... Отведите его, ребята. И зачем его пускают сюда?!
   -- Эй, вы! Ступайте с Богом. Фриц! Сплавь его в третью батарею. Пусть там передадут дальше.
   -- Куда вы меня тащите?! Торжественно заверяю вас, что 37-го будем в Уфе есть знаменитые пельмени.
   -- Иди, иди, нечего тебе тут. Не проедайся. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   -- Эй, кто идет? Чей полк?
   -- 7-й уланский.
   -- Не возьмете ли кайзера от нас?
   -- Ну, его! Он нам с утра надоел.
   Моросил дождик.
  

ПУГОВИЦА

   Газеты сообщают о громадном патриотическом подъеме немцев и ликовании их; причины этого, по словам газет, следующие.
   Берлин. Военное ведомство оповестило население, что на главных площадях города будут показываться публике трофеи немецких войск -- взятые в плен казацкие лошади.
   Вход по билетам.
   Вена. Сюда прибыла казацкая одежда, как трофей победы. Франц-Иосиф с приближенными осмотрел одежду, после чего она была передана в музей для общего осмотра.
   Дрезден. По улицам города носили казацкую пику, что дало толпе повод устроить восторженную манифестацию в честь немецких войск.
   Мюнхен. Большое возбуждение и восторг толпы вызвали выставленные у входа в городскую ратушу военные трофеи -- казацкая винтовка. Немцы кричали: "Долой казаков!! А что, будете знать, как воевать с немцами?!"
   Нюрнберг. Все население находится в неописуемом восторге, любуясь военными трофеями, которые носились по улицам... Трофеи состояли из казацкого кисета с табаком и трубки. Победа немецкого оружия вызвала взрыв энтузиазма.

-----

   Если вдуматься в приведенные сообщения, то приковывают внимание две странности:
   1) Всех предметов имеется по одному экземпляру: одна лошадь, одна одежда, одна пика, одна винтовка, один кисет и, наконец, одна трубка...
   2) Где же казак? О казаке ни в одном сообщении не говорится. Если бы он был жив -- показывали бы пленного казака; если бы он был мертв -- показывали бы мертвого казака.
   В чем дело?
   А в том:

-----

   Немецкий эскадрон поймал казака, который увлекшись разведкой, заполз слишком далеко от своей части. Защищаясь, казак заколол трех драгунов, но схваченный сзади и поваленный на землю, сдался.
   Трагическая весть: казака поймали! -- разнеслась по всему полку.
   Собралось начальство. Долго осматривали казака.
   -- Надо его сохранить для императора, -- сказал командир. -- Накормить его! Постой... Вы его, тово... Разденьте! Я пошлю его оружие и одежду в генеральный штаб.
   Казака раздели и одежду унесли.
   -- А что они едят? -- спросил драгун, косо поглядывая на голого, связанного веревками, казака:
   -- Неужели, ты не читал? Людей едят.
   -- Ври больше.
   -- А вот попробуй: дай-ка ему свою руку. Увидишь, как тяпнет.
   -- Неужто, будет есть?
   -- Казак-то? А ему что! Тем только и живут.
   -- А мы попробуем. Нет ли у кого, господа, руки оторванной?
   Рук у всех было достаточно, но оторванной -- ни одной.
   -- Сбегай, Фриц, в госпиталь, спроси: не осталось ли там чего-нибудь после ампутации?
   Фриц, сам заинтересованный опытом, сбегал. Принес руку.
   -- Свежая?
   -- Только сейчас с плеча.
   -- Ну, положи ему на колени, да развяжи руки, чертова голова! Как же он есть будет...
   Казаку освободили руки, положили на колени принесенную пищу и, обступив пленника, стали с любопытством следить -- что будет дальше?
   -- Смотри-ка -- не ест.
   -- Может, зажарить нужно?
   -- Нет; писали, что сырое мясо жрут. Так и написано: "Казаки убивают женщин и детей и пожирают их сырыми".
   -- А почему ж этот не есть?
   -- Действительно, странно. Может, сыт?
   -- Нет; глядите-ка, господа: он что-то руками показывает... На ноги себе указывает!.. Чего это он?
   -- Братцы! Да ведь это он показывает, чтобы ему ноги развязали!!
   -- Зачем?
   -- Показывает, что иначе есть не может...
   -- Неужто они ногами едят?
   -- Дикари! С них все станется.
   -- А ну, развяжите ему ноги... Любопытно, как это он ногами есть будет...
   Развязали...
   Казак встал, потянулся, размял затекшие члены, помахал в воздухе данной ему рукой и вдруг сделал целый ряд неожиданных поступков: ударил близстоящего солдата отрезанной рукой по физиономии, другого сбил с ног ударом ноги в живот, вскочил на чью-то, стоящую вблизи, лошадь и, гикнув, ускакал так, что только засверкали лошадиные копыта...
   Вдогонку ему дали несколько выстрелов, потом организовали целую планомерную погоню...
   Увы -- казак исчез.

* * *

   -- Ничего, -- утешил себя командир. -- Зато лошадь его, одежда и вооружение остались. Все-таки, это -- что-нибудь.
   -- Куда же мы пошлем эти трофеи? -- спросил адъютант. -- В Берлин?
   -- Почему именно все в Берлин? Зачем обижать другие города?
   -- А как же сделать?
   -- Позвольте, мы сейчас рассчитаем... Что у нас есть?
   -- Лошадь, одежда, пика, ружье и кисет с табаком.
   -- Великолепно. Какие большие города у нас есть?
   -- Берлин, Мюнхен, Дрезден, Нюренберг, Лейпциг, Бремен, Гамбург, Штеттин, Кенигсберг...
   -- Ой-ой-ой!.. Не хватит! Городов больше, чем трофеев.
   -- Не разрезать ли лошадь?..
   -- Что вы! Пока доставим куски, -- мясо испортится... Время теперь жаркое.
   -- Ну, если живую, то, конечно, нужно посылать в Берлин! Все-таки -- столица.
   -- Да!.. Позвольте! А, ведь, мы Вену забыли. Неужели союзникам ничего не пошлем?
   -- Действительно! Одежду им послать бы... Пусть видят, что немцы казаков не боятся...
   -- Послушайте... А Будапешт?
   -- Что Будапешт? Чепуха Будапешт! Можно им из венской одежды один сапог послать. Городишко ведь не так, чтобы уж очень большой.
   -- Да, но как же мы в Вену с одеждой только один сапог пошлем?
   -- А мы совсем сапогов посылать в Вену не будем. Пусть там думают, что казаки босиком ходят.
   -- Чудесно! Тогда у нас и Кенигсберг устроен. Мы ему другой сапог пошлем.
   -- А Мюнхен?
   -- Гм... Мюнхен? Все-таки оно, знаете, столица Баварии -- винтовку им послать бы...
   -- Значит, записывайте: Берлин -- лошадь, Вена -- одежда, Будапешт -- сапог, Кенигсберг -- сапог, Дрезден -- пика, Нюренберг... Что там для Нюренберга остается?
   -- Кисет с табаком и трубка.
   -- Кисет Нюренбергу!
   -- А как же Штеттин? Как же Лейпциг? Бремен?
   -- Подождут. Поймаем другого казака, тогда пошлем.
   -- А не перепилить ли пику пополам?
   -- Выдумаете тоже! Что это мощи святого, что ли, что их по кусочкам рассылать?..

-----

   Вошел фельдфебель.
   -- Чего тебе?
   -- Господин полковник! Так что это мои люди казака захватили...
   -- Ну, так что же?
   -- А я сам из Шверина...
   -- Ну?
   -- Шверинские мы.
   -- Говори толком -- чего хочешь?
   -- Хотели бы, г. полковник, и в Шверин чего-нибудь из казацкого послать. Все ж таки, мои люди захватили.
   -- Ага!.. Сапоги заняты, адъютант?
   -- Оба. Один -- Будапештом, -- другой -- Кенигсбергом.
   -- Досадно... Ну, вот, что, братец...
   Полковник долго шагал в задумчивости, бросая быстрые взгляды на расположенное на столе вооружение и казацкую одежду.
   -- Вот что, братец... Гм!.. Ну, на тебе! Отошли туда, на родину.
   Он оторвал от казацкого мундира пуговицу и протянул ее фельдфебелю.

-----

   Телеграмма:
   ШВЕРИН. Отсюда сообщают, что вчера восторженная толпа с энтузиазмом приветствовала полученные городом и взятые на поле битвы военные трофеи. Это -- казацкая пуговица, фотография которой будет помещена в еженедельных изданиях. Город разукрашен флагами. Восторгу нет границ.

(Аг. Вольфа).

  

СТРАТЕГИЧЕСКИЙ ПЛАН

   Австрийцы умилялись:
   -- Наш-то, наш-то... А?
   -- Кто?
   -- Орел-то наш... Каково, а?
   -- Да кто?
   -- Сокол-то наш ясный... Главнокомандующий-то.
   -- Ну?
   -- Форменный орел.
   -- Почему?
   -- Вот глядите, что он с русскими сделает...
   -- А что?
   -- Да уж... будьте покойны. Тигр прямо. Пантера. Львиное сердце.
   -- Львиное, говорите?
   -- Не иначе. Орлиный полет и ничего больше.
   -- Действительно. Кому от Бога талан.
   -- И верно. Послал Господь. Тебе дураку, не пошлет.
   -- Скажете тоже такое. Слушать омерзительно.
   -- Ты на лоб-то его посмотри. Видал лоб?
   -- Лоб, действительно. Хороший лоб.
   -- Шкаф прямо, а не лоб. Таким лбом, черт его знает, чего удумать можно.
   -- Это уж как есть. Стену пробить этакой штукой можно.
   -- Ну, вот тут и говори с дураком. Не об этом я тебе говорю, а, вообще, как говорится -- ума палата.
   -- Гляди-ко, гляди... Сидит за столом -- и думает.
   -- Часто это он так?
   -- Все время. Сидит и думает; сидит и думает. Не поздоровится русским от этакого.
   -- Гляди, гляди: лоб-то ладошкой насколько усердно трет. Втыкнет в карту флажок и потрет лоб, втыкнет -- и потрет.
   -- Действительно, лоб такое место, что трение любит. Это, брат, как колесо: не подмажешь -- не поедешь.
   -- Страшно, брат, даже глядеть на него, ей-Богу!
   -- Нам-то что -- он наш. А вот русский взглянет -- прямо-таки в дрожь войдешь.
   -- Тут войдешь! Нетто не жутко: сидит человек и думает. И чего это он думает и зачем это он думает? -- ничего такое неизвестно.
   -- Орлиная душа!
   -- Львиное сердце!
   -- Ястребиный взгляд!
   -- Пантера африканская и все тут.
   -- Сидит человек и думает; сидит -- и думает.
   -- Задумаешься! Этакое дело на плечи взвалил!..
   -- Ну, и расчешет же он их.
   -- Русских-то? Да. Попомнят австрийскую прическу.
   -- Сидит человек и думает; сидит -- и думает.

* * *

   -- Вам что нужно?
   -- Корреспондент я. В немецкие газеты пишу. Мне бы повидать главнокомандующего австрийской армией.
   -- Да уж не знаю -- и можно ли. Сидит человек и думает; сидит -- и думает. И когда он все, что нужно, удумает -- того не могу сказать.
   -- Скажите -- корреспондент немецких газет. Общественное мнение, сами понимаете. Единение с народом. Осветить нужно, сами понимаете.
   -- Мне что; я скажу. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   -- Ну, что?
   -- Просит. Очень, говорит, рад принять представителя могущественной прессы. Рад поделиться, чем возможно.
   Когда корреспондент вошел в кабинет главнокомандующего австрийской армией -- он застал его глубоко задумавшимся над большой, разостланной на столе картой.
   Увидев корреспондента, генерал очнулся.
   -- А! Здравствуйте. Чем могу служить?
   -- Я хотел бы, генерал, выяснить несколько вопросов. Например: мы, граждане, до сих пор не можем примириться с тем, что русские взяли Галич.
   Генерал хитро поглядел на корреспондента, откинулся на спинку стула и закатился довольным торжествующим смехом.
   -- А что? Ловко мы это сделали? Никому и невдомек!
   -- Что вы сделали?!
   -- А Галич сдали.
   -- Разве вы сами сдали? Русские его взяли.
   -- Да как же, "взяли"! Держите карман шире... Если бы мы не захотели его сдать -- сам черт бы его у нас не выцарапал...
   -- Значит, вы нарочно сдали его?
   Главнокомандующий подмигнул и затрясся от еле сдерживаемого смеха.
   -- Конечно же! Неужели никто не догадывается?
   -- Решительно никто, -- удивился корреспондент. -- Тонко вы, значит, это сделали.
   -- Да уж... Военная наука, это -- не бирюльки, молодой человек.
   -- Зачем же вы отдали Галич, все-таки?
   Главнокомандующий выпрямил спину и со снисходительной улыбкой поглядел на корреспондента.
   -- А вы не догадываетесь? Дитя!
   Отчеканил, причем глаза его сверкнули грозным, зловещим огнем:
   -- Из стратегических соображений!!
   -- Вот оно что-о-о. То-то я смотрю, что, вообще, по штатскому, его бы, Галич этот, и не следовало отдавать... Генерал!
   -- Ну?
   -- Еще один вопросец: если из стратегических соображений отдали Галич, то почему под Галичем такой упорный бой был? Взяли бы вы и отступили бы просто без боя -- нате, мол! Подавитесь!
   -- Оригинал вы, как я на вас посмотрю! Совсем ребенок. "Бой, бой!" Приняли мы бой из стратегических соображений.
   -- ??!!??
   -- Очень просто: если бы мы отступили без боя, отдавая русским Галич, здорово живешь, -- они бы сразу догадались: "э, мол -- тут австрийцы хитрят. Подозрительно это. Брать ли уж Галич? Не отступить ли?.." Этого мы очень боялись. Так что и пришлось замаскировать боем этот стратегический план...
   -- Хитро!
   -- А вы, как бы думали! Мало ли мы учимся, изучаем это дело. Военная наука -- штука сложная. Вот, видите -- сижу тут -- и думаю: сижу -- и думаю. Все время так.
   -- В таком случае... Примите чувства моего живейшего восхищения.
   -- Это можно.
   Корреспондент ушел, погруженный в чувство живейшего восхищения.

* * *

   -- А вы, все-таки, спросите: не примет ли? Скажите -- корреспондент пришел.
   -- Уж и не знаю, -- можно ли. Боязно и помешать. Сидит человек -- и думает; сидит и думает. Впрочем, узнаю...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   -- Пожалуйте.
   -- Чем изволите заниматься, господин главнокомандующий?
   -- А вот: сижу все и думаю, сижу и думаю. Военное дело, ведь, это не то, что: "Фрейлен Эльза, позвольте вас просить на вальс!"
   -- А я к вам опять с вопросцем. Скажите, генерал, ведь, если не ошибаюсь -- русские взяли Львов?
   -- Печально было бы, если бы вы ошиблись, -- снисходительно улыбнулся главнокомандующий. -- Конечно, они взяли Львов.
   Корреспондент свесил голову.
   -- Какой ужас! Какое национальное несчастье!..
   -- Для русских? -- иронически усмехнулся генерал. -- Да... русским теперь придется жутковато... Тонко вы это сказали: национальное несчастье...
   -- Ка-ак?!! Для них несчастье? Неслыханно! А я думал -- для нас.
   -- Ну, если бы для нас, мы бы не отдали, будьте покойны.
   -- Чудеса! Зачем же вы отдали?
   Генерал довольный, широко улыбнулся и выпрямил плечи:
   -- Стратегический расчет!
   -- И вы ловко его замаскировали, -- с восхищением заметил корреспондент. -- Подумайте: отдали русским несколько десятков тысяч пленных. Пойди-ка, догадайся, что это все -- с целью.
   -- Браво, браво -- зааплодировал генерал. -- Я вижу, вы меня уже начали понимать, молодой человек. Ловкий ход, а?
   -- Замечательный ходец.
   -- Наполеоновский... Мне было, признаться, трудно... Все боялся, что русские вдруг возьмут, да и отступят. Нет, -- пошли на удочку.
   -- Восхитительно! Я вижу, генерал, что вы распоряжаетесь ими, как водопад щепкой!
   -- Наука, батенька!
   -- Как девочка куклой!!
   -- На том стоим.
   -- Играете, как кошка мышью!
   -- А вы спросите -- почему? Ночей не сплю, все придумываю -- как лучше сделать. Сижу -- и думаю; сижу и думаю.
   -- Поразительно, генерал. Нет, а самообладание какое: отдать из расчета добрую половину армии -- и даже не поморщиться.
   Генерал, довольный, смеялся будто его щекотали:
   -- А мне что морщиться?.. Пусть русские морщатся. Мы им, я думаю, и Пржемышль отдадим.
   -- Без боя?
   -- Зачем без боя. С боем. Стратегическое соображение. Без боя сдадим, -- а они, гляди, и испугаются. Побегут назад.
   -- Талейран! Иезуиты! Хе-хе. Не хотел бы я теперь быть русским.
   -- Хорошего мало.

* * *

   -- Сидит и думает. Все вот этак сидит и думает. Пробормочет что-то, потрет лоб, втыкнет флаг и опять задумается.
   -- Мозги!
   -- Да уж голова настоящая. Дай Бог всякому. Веселый такой давеча ходил: ловко это я, говорит, русским Пржемышль и Краков сдал. И сами, говорит, не заметили. В бой полезли. Да если бы, говорит, ихний, говорит, командующий армией, пришел бы ко мне, да попросил бы, говорит, чтобы я ему, говорит, не только говорит, Краков, а и Будапешт отдал -- пожалуйста! Хоть сейчас.
   -- Те-ек-с. План, значит?
   -- И не говорите. Одно слово, стратегия.
   -- Войска-то наши где нынче?
   -- А под Веной. В сорока верстах.
   -- Ловко механику подвели.
   -- Тонкая механика. А русские, ровно ребята малые за нашими бегут. Никакой солидности.
   -- Наш-то не такой. Орел. Сидит все и думает. "Я говорит, могу русской армией, как кошка мышкой вертеть. Куда, говорит, хочу -- туда они и бросятся. Я, говорит, этому делу во сколько лет учился. Не даром же, говорит, папенькой с маменькой деньги на меня трачены".
   -- Это что ж такое за человек!
   -- Ястреб форменный!
   -- А сердце львиное...
   -- А в душе христианин, -- все отдает неприятелю. Последнюю рубашку готов отдать.
   -- Дурак ты, дурак! Нешто это он спроста делает?
   -- Стратегия?
   -- Не иначе. Он, гляди, им и Будапешт отдаст. Дьявольски тонок сей человек.

* * *

   -- Будапешт-то... слышали? Ау! Отдали.
   -- Эва! Хватился. Это когда было еще!.. Третьего дня! А нынче уже новая новость.
   -- Ну?
   -- Вену сдаем.
   -- Да неужто?!.
   -- Вот тебе и неужто. Стратегия, брат, это не в дурачки играть.
   -- А как же Франц-Иосиф?
   -- Сдали его.
   -- Да как же это так?
   -- Значит, нужно так. Стратегия. Не даром же человек сидел и думал, сидел и думал...
   -- Этот удумает! А, скажите, пожалуйста, чего ж мы теперь защищать будем, если Вену сдали и Франц-Иосифа сдали?
   -- А ничего. Нечего теперь и защищать. Никаких хлопот.
   -- Значит, война кончилась?
   -- Нешто не видишь?
   -- Ловко! И до чего же человек этот, -- наш-то, орел, -- умственный! Вертел, вертел русскими, -- глядь, и войну кончил.
   -- Да... Сидел человек и думал, сидел и думал.
   -- Мозги! А где же они теперь-то?
   -- А в Вятке.
   -- Эко куда забрался! Чего же он там делает?
   -- А по своему делу, знаете, работает: сидит и думает, сидит и думает: как это, дескать, оно ловко вышло!..

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

  

КОММЕНТАРИИ

   Один из первых сборников, выпущенных в серии "Дешевая юмористическая библиотека" Нового Сатирикона после начала Первой мировой войны в 1914 г. Все рассказы и фельетоны публиковались в нем впервые.
   Печатается впервые после первой публикации.

Восточная политика.

   Примечание -- сноска к этому фельетону принадлежит самому автору.
   Война началась 28 июня 1914 г. военными действиями Австро-Венгрии против Сербии. Турция присоединилась к австрийско-германскому блоку 29 октября 1914 года. Следовательно, фельетон написан в середине октября 1914 года.
   Селям Алейкюм! -- приветствие, общее для большинства тюркских народов.
   Закройте проливы! -- По русско-турецкому союзному договору 1799 г. Россия получала право проводить свои суда через черноморские проливы (береговая зона которых принадлежала Турции). Это право подтверждено в договоре 1905 г. По Ункяр-Искелесийскому договору 1833 г. Турция обязалась закрыть проливы для прохода иностранных судов.
   ...по отношению к державам тройственного согласия. -- Имеется в виду Тройственный союз (Германия, Австро-Венгрия и Италия), созданный в 1882 г. и направленный против Франции, Англии и России.

Румынская музыка.

   ...русские уже забрались в Трансильванию. -- Трансильвания -- историческая область на севере Румынии. С XI-XII вв. подчинялась венгерским королям (с 1541 г. под сюзеренитетом турецкого султана. На Карловицком конгрессе 1698-1699 гг. признания власти над Трансильванией, входившей в состав венгерского королевства, добились Габсбурги. Трансильванским мирным договором 1920 г. Трансильвания была закреплена за Румынией.
   ...Бессарабию бы отдали. -- Бессарабия -- историческая область между Прутом и Днестром. В X-XII вв. входила в состав Киевской Руси. В 1513 г. подпала под власть Турции. В 1812 г. по мирному договору между Россией и Турцией вошла в состав России, образовав Бессарабскую губернию.
   Играй "Куколку"!! ...Играй "Танец Анитры"! -- имеются в виду популярные мелодии начала XX в., исполнявшиеся на эстраде.

"Специалисты".

   ...генерал Лиман фон-Сандерс... -- Отто Лиман фон Сандерс -- германский генерал, военный советник в Османской империи во время Первой мировой войны.
   Аллах Керим... -- Господь милостив (арабск., тюркск.).
   ...Иль-Алла, Россул-Алла! -- Нет бога, кроме бога и его единственного пророка! (арабск., тюркск.).
   ...штирборта от бакборта не отличит. -- Штирборт (голладск.) правая сторона судна, если смотреть с кормы на нос. Бакборт (голландск.) -- левая сторона корабля.
   ...часть пушек навели на Айя-Софию. -- Один из наиболее значительных памятников архитектуры и истории храм св. Софии (532-537 гг.), построенный еще в Византии. Позже во времена владычества Турции превращен в мечеть. В настоящее время используется как религиозное сооружение и христианами и мусульманами. Находится в центре Стамбула.

Конец.

   ...тут на реке Марне, Клук зашел сюда, а Жоффр предпринял движение налево... -- На французской реке Марне во время Первой мировой войны с 5 по 12 сентября 1914 г. произошло сражение, во время которого англо-французские войска остановили наступление немецких войск в районе между Парижем и Верденом и вынудили их к отступлению, сорвав германский стратегический план быстрого разгрома Франции.
   Жозеф Жак Жоффр (1852-1931) -- маршал Франции (1916); в Первую мировую войну главнокомандующий французской армией (1914-1916), именно он добился победы в Марнском сражении.
   Александр фон Клук (1846-1934) -- германский генерал, командующий 1-й армией во время Марнского сражения.

Стратегический план

   ...русские взяли Галич. -- Галич -- древнерусский город, столица Галицкого княжества с 1144 г. В XIX в. Входил в состав Австро-Венгрии.
   ...Пржемышль отдадим. -- В XII-XIV в. -- город в составе Галицко-Волынского княжества. Во время Первой мировой войны -- австрийская крепость; в сентябре 1914-марте 1915 гг. осаждалась русскими войсками и капитулировала 9 марта 1915 г.
   ...А как же Франц-Иосиф? -- Франц-Иосиф (1830-1916) -- император Австрии и король Венгрии с 1848 г. Один их инициаторов Первой мировой войны.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru