Аверченко Аркадий Тимофеевич
Рассказы

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 7.46*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Интервью [Ковно, 1923]
    Берлинская курица на яйцах (1923)
    Интервью [Вильно, 1923]
    Находчивость на сцене (1923)
    Арк. Аверченко о самом себе (1924)
    Корова (Из последн. разсказов)

Аркадий Аверченко

Рассказы

  
   Оригинал здесь -- http://www.russianresources.lt/archive/Aver/Aver_0.html
  
   Интервью [Ковно, 1923]
   Берлинская курица на яйцах (1923)
   Интервью [Вильно, 1923]
   Находчивость на сцене (1923)
   Арк. Аверченко о самом себе (1924)
   Корова (Из последн. разсказов)
  
  

Интервью

  
   Мы посетили писателя с целью побеседовать с ним, и первым его вопросом, когда он поднялся из-за письменного стола, было:
   - Интервью?
   - Как вы догадались?
   - По вашему виноватому виду. Это сразу заметно! У венгерских журналистов, например, когда они являлись ко мне, было такое лицо, будто они пришли делать операцию слепой кишки.
   - Разрешите приступить?
   - Всякое сопротивление бесполезно. Приступайте.
   - Сколько вам лет?
   - Не знаю.
   - То есть, как не знаете?!!
   - Так и не знаю. Когда был совсем маленьким, не умел считать, а вырос - сбился.
   - Но ваши родители?
   - О! Они так молодились, что если бы я не сопротивлялся - мне сейчас было бы лет восемнадцать.
   - Где вы родились?
   - Гомер побил меня на четыре города.
   - ?!!?
   - О месте его рождения спорили 7 городов, а о моем рождении только три: Харьков, Севастополь и Одесса.
   - А на самом деле - место вашего рождения?
   - У меня наибольшия подозрения падают на Севастополь.
   - Где вы учились?
   - Нигде. Родители полагали, что у меня слабое зрение, и я с детским простодушием поддерживал это заблуждение.
   - Но вы что-нибудь кончили?
   - Да. На прошлой неделе.
   - Так поздно?!
   - Да, это было поздно: половина второго ночи. Я кончил небольшой роман.
   - Где вы жили в последнее время?
   - В Чехословакии. Я в восторге от этой страны! Ласковый, приветливый народ, чудесное отношением к русским. К сожалению, мы чехов не знали раньше, мало знаем и теперь. А они нас очень любят.
   - Что вы делали в Чехии?
   - Устроил 30 вечеров юмора и писал в чешских газетах. Теперь чешское издательство Вилимек выпускает полное собрание моих сочинений.
   - На каких языках вышли ваши книги?
   - На немецком, венгерском, итальянском, польском, болгарском, сербском, хорватском, чешском, финском... вы не устали?
   - Немножко. Куда вы едете дальше?
   - Мне все равно. Раньше я был русским гражданином и для меня поездка из Петербурга в Третье Парголово было подвигом. А теперь я гражданин мира - и страны мелькают передо мной, как придорожные столбы. Земной шар сделался мал. За последние 3 года он высох и сжался, как старый лимон.
   - Где учились вы актерскому искусству?
   - У большевиков. Не будь их - мне и в голову бы не пришло так энергично вступить на подмостки.
   - Ваше отношение к большевикам?
   - Это дело вкуса. Некоторым и индийская чума нравится. В особенности, если она не у него, а у его соседа.
   - Я читал, что сам Ленин в "Правде" очень похвалил вашу книгу "Десять ножей в спину революции"?
   - Очень похвалил. Я, прочитав его статью, сразу же организовал "Общество защиты писателей от ласкового обращения"...
   - Как вам понравилась Литва?
   - О, я здесь всего 4 дня. Мне только пришлось ознакомиться с отношением ко мне литовского правительства и администрации. Оно мне очень пришлось по душе и я с удовольствием пожил бы здесь некоторое время.
   - Ваше отношение к русской литературе?
   - Я в литературе больше всего ценю сжатость, краткость. Будь то роман, повесть или интервью - все должно быть кратко.
   Мы поняли намек и откланялись.
  
   Аркадий Аверченко (Интервью) // Эхо. 1923. No 6 (682), 9 января.
   Подготовка текста и примечания Павел Лавринец, 2001.
   Публикация Русские творческие ресурсы Балтии, 2001.
  
  

Берлинская курица на яйцах (маленький фельетон).

  
   - Дома Карл Шмидт...
   - Дома-то дома. Но очень занят. Работает.
   - Ну, я через час зайду.
   Через час:
   - Можно видеть Карла Шмидта.
   - Никак нет. Дверь на ключе, сидят, никого в кабинет не пускают. Видимо, работают.
   - Да что он такое важное делает?
   - Второй день так уже заперлись. Говорят: твсячныя дела делают.
   - Да, может, он там, фальшивыя бумажки печатает. А ну-ка постой... я в замочную скважину погляжу... Слушай. Да что же это такое. Сидит посреди кабинета в кресле, сложив руки на животике, и на стенные часы любуется. Какая же это работа. Вот безстыдник... Эй, Карльхен. Открой, голубчик. Я по важному делу пришел.
   - Кто там? Носит вас, чертей. Что тебе нужно. Человек сидит, запершись, важным делом занят, а он, как черкес, ломится...
   - Постыдись. Ведь я в замочную скважину видел: ты сложа руки сидел...
   - Хорошее дело сложа руки: я за это время, как мы с тобой разговариваем - пятьсот марок заработал.
   - Послушай... ну, что ты врешь. Ты и сейчас сидишь буквально сложа руки. Даже пальцы левой с пальцами правой сплел... Только на часы смотришь. Но разве же это работа...
   - А что ты думаешь... Мне интересно по часам видеть как я зарабатываю.
   - Чем...
   - Не кричи так: яйцами, ты знаешь, почем сейчас десяток яиц.
   - Вчера - 500.
   - Вот видишь. А сегодня 600. А завтра будут - 700.
   - Да тебе-то что от этого.
   - А я вчера купил десяток тысяч штучек за 500 тысяч. Сегодня уже стоят 600, завтра 700 и так дальше... Выходит, что в час я зарабатываю 4166 марок. В минуту 69 марочек... Вот сижу тут и гляжу на часы: секундочка стукнула - марку пожалуйте, минуточка проползла - 69 клади на бочку. Час пробил - 4166 марочек в кармане. А ночью... ты подумай. Это-же не сон будет, а тихое наслаждение... Я лежу, как ребеночек невинный, на спинке там на бочку, а тут тик так, марка-марка, марка-марка... Утром продрал глазки, а на ночном столике невидимыя простым глазом сквозь видимыя миру слезы - тридцать две тысьченки и лежат этакой пачкой. Умываюсь я студеной водичкой, а сзади: тик-так, марка-марка, шнурок на ботинке завязываю, ан за эту минутку я уже на семьдесят марочек богаче. Умылся, оделся, прибрался, засел в креслице - и гляжу на часы, не отводя ясных глазенок...
   - А, чтоб они у тебя лопнули, твои ясные глазенки. Фриц, дай пальто... Ухожу. Что ж ты мне, дурак, раньше не сказал, что твой барин на яйцах сидит...
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Фриц... Никого не принимай. Будут меня спрашивать - говори, барин де в кабинете заперся, важным делом занят...
   Тик-так, тик-так...
  
   Аркадий Аверченко. Берлинская курица на яйцах // Виленское Утро. 1923. No 490 18 февраля.
  
   Подготовка текста Ольга Минайлова, 2005.
   Публикация Русские творческие ресурсы Балтии, 2005.
  
  

Интервью (Вильнюс, 1923)

  
   Мы посетили писателя с целью побеседовать с ним и первым его вопросом, когда он поднялся из-за письменнаго стола было:
   - Интервью?
   - Как вы догадались?
   - По вашему виноватому виду. Это сразу заметно! У венгерских интервьюеров, например, когда они являлись ко мне, было такое лицо, будто они пришли делать операцию слепой кишки.
   - Разрешите приступить?
   - Всякое сопротивление безполезно. Приступайте.
   - Сколько вам лет?
   - Не знаю.
   - То есть, как не знаете?!!
   - Так и не знаю. Когда был совсем маленьким, не умел считать, а вырос - сбился.
   - Но ваши родители...?
   - О! они так молодились, что если бы я не сопротивлялся - мне сейчас было бы лет восемнадцать.
   - Где вы родились?
   - Гомер побил меня на четыре города.
   - ?!!?
   - О месте его рождения спорили 7 городов, а о моем рождении только три: Харьков, Севастополь и Одесса.
   - А на самом деле - место вашего рождения?
   - У меня найбольшия подозрения падают на Севастополь.
   - Где вы учились?
   - Нигде. Родители полагали, что у меня слабое зрение, и я с детским простодушием поддерживал это заблуждение.
   - Но вы что-нибудь кончили?
   - Да. На прошлой неделе.
   - Так поздно?!
   - Да, это было поздно: половина второго ночи. Я кончил небольшой роман.
   - Где вы жили в последнее время?
   - В Чехословакии. Я в восторге от этой страны! Ласковый, приветливый народ, чудесное отношением к русским. К сожалению, мы чехов не знали раньше, мало знаем и теперь. А они нас очень любят.
   - Что вы делали в Чехии?
   - Устроил 30 вечеров юмора и писал в чешских газетах. Теперь чешское издательство "Вилимек" выпускает полное собрание моих сочинений.
   - На каком языке вышли ваши книги?
   - На немецком, венгерском, итальянском, польском, болгарском, сербском, финском... вы не устали?
   - Немножко. Куда вы едете дальше?
   - Мне все равно. Раньше я был русским гражданином и для меня поездка из Петербурга в Третье Парголово была подвигом. А теперь я гражданин мира - и страны мелькают передо мной, как придорожные столбы. Земной шар сделался мал. За последние три года он высох и сжался, как старый лимон.
   - Где учились вы актерскому искусству?
   - У большевиков. Не будь их - мне и в голову бы не пришло так энергично вступить на подмостки.
   - Ваше отношение к большевикам?
   - Это дело вкуса. Некоторым и индийская чума нравится. В особенности, если она не у него, а у его соседа.
   - Я читал, что сам Ленин в "Правде" очень похвалил вашу книгу "Десять ножей в спину революции"?
   - Очень похвалил. Я, прочитав его статью, сразу же организовал "Общество защиты писателей от ласкового обращения".
   - Ваше отношение к русской литературе?
   - Я в литературе больше всего ценю сжатость, краткость. Будь то роман, повесть или интервью - все должно быть кратко.
   - Мы поняли намек и откланялись.
  
   Аркадий Аверченко (Интервью) // Виленское Утро. 1923. No 492, 20 февраля.
   Подготовка текста Ольга Петюль, 2001.
   Публикация Русские творческие ресурсы Балтии, 2001.
  
  

Находчивость на сцене.

Рассказ Арк. Аверченко (Написан специально для газеты "Виленское Утро").

  
   О своих первых шагах на сцене я рассказывал в другом месте.
   Но мои последующие шаги должны быть (я так полагаю) также интересны для читателя.
   Вот один из таких шагов.
  

* * *

  
   Я уже три недели, как играю на сцене. Вид у меня импозантный, важный, и на всех не играющих на сцене - я смотрю с высоты своего величия.
   Сидел я однажды с актерами в винном погребке за бутылкой вина и шашлыком и поучал своих старших товарищей, как нужно толковать роль Хлестакова, не смущаясь тем, что задолго до меня мой коллега Гоголь гораздо тщательнее и тоньше объяснил актерам эту роль.
   Худощавый молодой господин с белыми волосами и истощенным вечной насмешкой лицом подошел к нам и принялся дружески пожимать руки актерам:
   - Здравствуйте, Гаррики!
   Нас познакомили.
   - Вы тоже актер? - снисходительно спросил я.
   - Что вы! - возразил он, оскаливая зубы. - Как это вы можете по первому впечатлению так дурно судить о человеке?! Я не актер, но в вашем деле кое-что понимаю. Вы давно на сцене?
   Я погладил свои бритые щеки.
   - Порядочно. Завтра будет 3 недели!
   - Ого! Значит, через восемь дней можно уже и юбилей праздновать. Хе хе... Воображаю, как вы волнуетесь на сцене!
   - Кто - я? Ни капельки.
   - Ну да, знаем мы! Конечно, если роль вызубрили да под суфлера идете, да окружены опытными товарищами - тогда ничего. А представьте себе - на сцене какая нибудь неожиданность, что-нибудь такое, что не предусмотрено ни автором, ни режиссером - воображаю вашу растерянную физиономию и трясущиеся колени...
   - Ну, - усмехнулся я. - Меня не легко смутить.
   - На сцене-то? Да бывают такие случаи, когда и Варламова с Давыдовым можно, что называется, угробить!
   - Меня не угробите.
   - Люблю скромных молодых людей, - вскричал он.
   Потом задумался, искоса на меня поглядывая. У меня было такое впечатление, что я действую ему на нервы...
   - Что у вас идет завтра в театре?
   - "Колесо жизни" Рахимова. Сам автор обещал завтра придти посмотеть, как я играю Чешихина?
   - Ах, вы играете Чешихина? И вы говорите, что вас невозможно на сцене смутить, сбить с толку?
   - Да. По моему, это гнилая задача.
   Он зловеще улыбнулся. Протянул костлявую руку.
   - Хотите заклад? На 6 бутылок кахетинскаго, на 6 шашлыков.
   - Не хочу.
   - Почему?!
   - Мало. По десяти того и другого, плюс кофе с бенедиктином.
   - Молодой человек! Вы или далеко пойдете, или... плохо кончите. Согласен!
   Таким образом состоялось это странное пари.
  

* * *

  
   Шел второй акт "Колеса жизни". У меня только что кончилась бурная сцена с любимой девушкой, которая заявила мне, что любит не меня, а другого.
   - Кто этот другой? - спросил я крайне мрачно.
   - Это вас не касается, - гордо ответила она, выходя за двери.
   Свою роль я хорошо знал. После ухода любимой девушки я должен схватиться за голову, поскрежетать зубами, уткнуться головой в диванную подушку, а потом вынуть из кармана револьвер и приставить к виску. В этот момент хозяйка дома, которая тайно любит меня, а я ее не люблю - выбегает, хватает меня за руку и рыдая на моей груди, признается в своем чувстве... Такия пьесы, скажу по секрету, играть не трудно, а еще легче - писать.
   Я уже схватился за голову, уже по авторскому замыслу поскрежетал зубами и только что подскочил к дивану, "уткнуться головой в подушку" - как боковая дверь распахнулась и худой молодец с белыми волосами - тот самый, который взял подряд как бы то ни было смутить меня на сцене - этот самый парень вышел на первый план самым непринужденным образом.
   С двух сторон я услышал два шипенья: впереди - суфлера, из боковой кулисы - помощника режиссера. Из директорской ложи глянуло на нас остолбенелое лицо автора.
   - Здравствуйте, Чешихин! - развязно сказал беловолосый, протягивая мне руку. - Не ожидали? Я на огонек завернул.
   Впереди я слышал шипенье, сбоку за кулисой отчаянное проклятье.
   - Здравствуй, Вася, - мрачно сказал я. - Только ты сейчас зашел не во время. Мне не до тебя. Может быть, завернешь в другой раз, а? мне нужно быть одному...
   - Ну, вот еще глупости! - засмеялся беловолосый нахал, развалившись на диване. - Посидим, поболтаем.
   Публика ничего не замечала, но за кулисами зловещий шум все усиливался.
   Я задумчиво прошелся по сцене.
   - Вася! - сказал я значительно. - Ты знаешь Лидию Николаевну?
   Он покосился на меня и, не заметно подмигнув, проронил:
   - Конечно, знаю. Преаппетитная девченка.
   - А - а! - вскричал я в неожиданном порыве бешенства. - Так это, значит, ты тот, из за которого она отказала мне?! (Суфлерская будка вдруг опустела, но я от этого почувствовал себя еще увереннее и легче). Ты?! Отвечай, негодяй!
   "Вася" поглядел испуганно на мои сжатые кулаки и сказал примирительным тоном:
   - Бросьте... поговорим о чем-нибудь другом...
   - О другом?! - заревел я, торжествующе поглядывая на автора, который метался в директорской ложе, как лошадь на пожаре. - О другом? Ты меня довел почти до смерти и теперь хочешь говорить о другом?! Отвечай! (я бросился на него, стал ему коленом на грудь, схватил за горло и стал колотить головой об спинку дивана). Отвечай - как у вас далеко зашло?!
   "Вася" побледнел, как смерть и прошептал:
   - Пустите меня, медведь! Вы так задушите! Шуток не понимаете, что ли?
   - Ты сейчас умрешь! Прорычал я. Другой раз тебе будет неповадно!
   Он глядел на меня умоляющими глазами.
   Потом прошептал:
   - Ну, я проиграл пари, какого чорта вам еще нужно? Пустите, я уйду.
   - Смерть тебе! - вскричал я со злобным торжеством - и так стукнул его голову о спинку дивана, что он крякнул и свалился на пол.
   - Неужели, я убил его?! - вскричал я, театрально заламывая руки. - Воды, воды этому несчастному!
   Я схватил графин с водой и вылил щедрую струю на корчившееся тело "Васи".
   Он испуганно закричал.
   - Очнулся! - обрадовался я. - А теперь иди, несчастный, и постарайся на свободе обдумать свое поведение!
   Я взял его в охапку и почти вышвырнул в боковую дверь. Схватился за голову. Прислушался. По мягким звукам ударов и по заглушенным за кулисами я понял, что передал неудачливаго Васю в верныя руки.
   - Итак, вот кто ея избранник! - вскричал я страдальчески. - Нет! Лучше смерть, чем такое сознание.
   Дальше все пошло, как по маслу: я вынул револьвер, приставил к виску, из средних дверей выбежала любящая женщина, упала на грудь - одним словом я опять стал на рельсы, с которых меня попробовали стащить так неудачно.
   "Колесо жизни" завертелось: в будке показался суфлер, в ложе - успокоенный автор.
  

* * *

  
   После спектакля мне подали в уборную записку:
   "Жрите сегодня ваше вино и шашлык без меня. Я все оплатил. Иду домой сохнуть и расправляться. Будьте вы прокляты!"
  
   Арк. Аверченко. Находчивость на сцене. Рассказ (Написан специально для газеты "Виленского Утра") // Виленское Утро. 1923. No 494, 22 февраля.
  
   Подготовка текста Ольга Минайлова, 2005.
   Публикация Русские творческие ресурсы Балтии, 2005.
  
  

Константин Бельговский. Арк. Аверченко о самом себе

(От нашего пражского корреспондента)

  
   В Прагу возвратился и остановился в отеле "Злата Гуса" Аркадий Аверченко, совершивший большое турнэ по Румынии и Югославии. Я застал писателя за энергичным писанием многочисленных писем.
   - Уже за работой?
   - Нет, это я принимаю еженедельную ванну: омываю свою грешную совесть перед корреспондентами.
   - Но вы только что вернулись из большого турнэ...
   - Турнэ - это верно. Но почему же из большого? Всего два государства. Прошлый раз я объехал одним взлетом пять стран. Вот это турнэ! А сейчас - только Румыния и Сербия!..
   - Говорят, в Румынии у вас были недоразумения?
   - Ну, уж и недоразумения. Просто хотели меня выслать из страны, как врага Румынии.
   - А вы... действительно?..
   - Даю вам слово, что нет! У меня столько своих дел, что еще быть чьим нибудь врагом - это хлопотливо. Правда, восемь лет тому назад я написал фельетон о румыне Туда - Сюдеско, но кто же мог предполагать, что у Румынии такая хорошая память? Да и это бы, пожалуй, не открылось, если бы не постарался русско - сербско - молдаванский шпион д-р Душтяк - сотрудник "Универсула": когда он напечатал свой донос - вся страна закричала, будто ее ножем ткнули.
   - И вас... сейчас же выслали?
   - Нет, по этому поводу было только постановление совета министров. Но несколько умных дальновидных румын приняли в моем деле горячее участие и сумели доказать, что меня обижать не следует. И я остался и дал еще ряд спектаклей по Бессарабии и Строму Регату.
   Кстати прошу отметить в вашем журнале то исключительно горячее, благородное и безкорыстное участие, которое приняло в этом деле чех-словацкое посольство во главе с посланником г. Веверка и первым секретарем д-ром Гавелка.
   - Какие города вы объехали?
   - Кишинев, Бендеры, Аккерман, Измаил, Рени, Болград, Бельцы, Килию, Галац и Букарест. Впрочем, в Букаресте 2 раза назначались мои вечера и 2 раза они запрещались перед самым началом. Однако, уехал я по своей воле. И разстался с румынами по хорошему. Один румын даже целовал меня. Впрочем, это частная подробность. О ней, пожалуй, не стоит и упоминать. Из Румынии я перепорхнул в Сербию. Опять таки, благодаря исключительной любезности сербскаго посланника в Букаресте.
   - Как вам понравился Белград?
   - За эти 20 месяцев, что я не был в Белграде - города не узнать. Он великолепно отстроился, почистился... Еще два-три года - и в Европе будет одной культурной европейской столицей больше. Растет молодежь!..
   - Что вы писали в последнее время?
   - Роман "Игрушка Мецената" и несколько разсказов. Роман вышел на немецком языке и выходит на чешском, сербском и венгерском.
   - А... на русском?
   - На русском! Для этого нужно подождать полнаго выздоровления Берлина. Сейчас получилось курьезное положение: иностранцы знакомятся с русскими писателями раньше русских. Я, например, написал комедию "Игра со смертью" и она ставится на каких угодно языках, кроме русскаго. В России я не могу ее поставить.
   - Почему?
   - Потому, что советское правительство конфисковало в свою пользу все авторские писателей - эмигрантов. В таком же положении находятся Чириков, Сургучев, Арцыбашев и многие другие. Не обязаны же мы обогащать Третий Интернационал. Да вот вам пример: выпустил я книгу по-русски: "Записки Простодушного". А Госиздат сейчас же выпустил ее в России. А выпущу я книгу на венгерском или чешском языке - и спокоен. Хотя, некоторых и это не останавливает: мои рассказы в "Прагер Прессе" на немецком языке переводятся некоторыми варшавскими газетами на польский, а бессарабскими русскими газетами с польского обратно - на русский... Когда это было видно, чтобы русского писателя переводили на русский язык?!
   - Ваши ближайшие планы на будущее?
   - Я получил предложение от одной американской газеты сотрудничать; конечно, это опять перевод - но что же делать? Вероятно, придется ехать в Америку, но если возможно будет "говорить с места", то засяду с весны в Италии и буду в промежутках писать новый роман. Должен сознаться, что писание романа - превеселое занятие: нет никаких рамок, в которых поневоле заковывается небольшой рассказ. Ощущение воли и могущества - будто плаваешь в небольшой лодочке по необозримому океану, где миллионы путей, - поворачиваешь свою ладью куда хочешь, никто тебе не указ. А как подумаешь, что впереди еще возвращение в Россию, то... хорошо жить!..
  
   Б. Арк. Аверченко о самом себе (От нашего пражского корреспондента) // Эхо. "Aidas". Иллюстрированное приложение к газете "Эхо". 1924. No 10 (30), [2 марта]. С. 9
  
   Подготовка текста Лариса Лавринец, 2005.
   Публикация Русские творческие ресурсы Балтии, 2005.
  
  

Корова (Из последн. разсказов).

  
   Больше всего меня злит то, что какой-нибудь читатель-брюзга, прочтя нижеизложенное, съедает отталкивающую гримасу на лице и скажет противным безаппеляционным тоном:
   - Не может быть такого случая в жизни!
   А я вам говорю, что может быть такой случай в жизни!
   Читатель, конечно, способен спросить:
   - А чем вы это докажете?
   Чем я докажу? Чем я докажу, что такой случай возможен? О, Боже мой! Да очень просто: такой случай возможен потому, что он был в действительности.
   Надеюсь, другого доказательства не потребуется?
   Прямо и честно глядя в читательские глаза, я категорически утверждаю: такой случай был в действительности в августе месяце в одном из маленьких южных городков! Ну-с?
   Да и что здесь такого необычного?.. Устраиваются на общедоступных гуляньях в городских садах лотереи? Устраиваются. Разыгрывается в этих лотереях в виде главной приманки живая корова? Разыгрывается. Может любой человек, купивший за четвертак билет, выиграть эту корову? Может!
   Ну, вот и все. Корова - это ключ к музыкальной пьесе. Понятно, что в этом ключе и должна разыграться вся пьеса, или - ни я, ни читатель ничего не понимает в музыке.
   В городском саду, раскинувшемся над широкой рекой, было устроено, по случаю престольного праздника, "большое народное гулянье с двумя оркестрами музыки, состязаниями на ловкость (бег в мешках, бег с яйцом и пр.), а также вниманию отзывчивой публики будет предложена лотерея-аллегри с множеством грандиозных призов, среди которых - живая корова, грамофон и мельхиоровый самовар".
   Гулянье имело шумный успех и лотерея торговала во всю.
   Писец конторы крахмальной фабрики Еня Плинтусов и мечта его полугодовой убогой жизни Настя Семерых пришли в сад в самый разгар веселья. Уже пробежало мимо них несколько городских дураков, путаясь ногами в мучных мешках, завязанных выше талии, что, в общем, должно было знаменовать собой увлечение отраслью благороднаго спорта - "бега в мешках". Уже пронеслась мимо них партия других городских дураков, с завязанными глазами, держа на вытянутой руке ложку с сырым яйцом (другая отрасль спорта: "бег с яйцом"); уже был сожжен блестящий фейерверк; уже половина лотерейных билетов была раскуплена...
   И вдруг, Настя прижала локоть своего спутника к своему локтю и сказала:
   - А что, Еня, не попробовать ли нам в лотерею... Вдруг, да что-нибудь выиграем!
   Рыцарь Еня не прекословил.
   - Настя! - сказал он. - Ваше желание - форменный закон для меня!
   И ринулся к лотерейному колесу.
   С видом Ротшильда бросил предпоследний полтинник, вернулся и, протягивая два билетика, свернутых в трубочку, предложил:
   - Выбирайте, один из них мой, другой ваш.
   Настя, после долгаго раздумья, выбрала один, развернула, пробормотала разочарованно: "Пу-стой!" и бросила его на землю, а Еня Плинтусов, наоборот, издал радостный крик: "выиграл".
   И тут же шепнул, глядя на Настю влюбленными глазами:
   - Если зеркало или духи - дарю их вам.
   Вслед за тем он обернулся к киоску и спросил:
   - Барышня! Номер 14 - что такое?
   - 14? Позвольте... Это - корова! Вы корову выиграли.
   И все стали поздравлять счастливого Еню, и почувствовал Еня тут, что, действительно, бывают в жизни каждаго человека моменты, которые не забываются, которые светят потом долго, долго ярким, прекрасным маяком, скрашивая темный, унылый человеческий путь.
   И - такого страшное действие богатства и славы - даже Настя потускнела в глазах Ени, и пришло ему в голову, что другая девушка - не чета Насте - могла бы украсить его пышную жизнь.
   - Скажите, - спросил Еня, когда буря восторгов и всеобщей зависти улеглась. - Я могу сейчас забрать свою корову?
   - Пожалуйста. Может быть, продать ее хотите? Мы бы ее взяли обратно за 25 рублей.
   Бешено засмеялся Еня.
   - Так, так! Сами пишете, что "корова стоимостью свыше 150 рублей", а сами предлагаете 25?.. Нет-с, знаете... Позвольте мне мою корову, и больше никаких!
   В одну руку он взял веревку, тянувшуюся от рогов коровы, другой рукой схватил Настю за локоть и, сияя и дрожа от восторга, сказал:
   - Пойдемте, Настенька, домой, больше здесь нам нечего делать...
   Общество задумчивой коровы немного шокировало Настю, и она заметила несмело:
   - Неужели вы с ней будете так ... таскаться?
   - А почему же? животное как животное, да и не на кого ее же здесь оставить!
   Еня Плинтусов даже в слабой степени не обладал чувством юмора. Поэтому он ни на одну минуту не почувствовал всей нелепости вышедшей из ворот городского сада группы - Еня, Настя, корова.
   Наоборот, - широкие, заманчивые перспективы богатства рисовались ему, а образ Насти все тускнел и тускнел...
   Настя, нахмурив брови, пытливо взглянула на Еню, и ея нижняя губа задрожала...
   - Слушайте, Еня... Значит, вы меня домой не проводите?
   - Провожу. Отчего же вас не проводить?
   - А... корова?
   - Чем же корова нам мешает?
   - И вы воображаете, что я через весь город пойду с такой погребальной процессией? Да меня подруги засмеют, мальчики на нашей улице проходу не дадут!
   - Ну, хорошо... - после некоторого раздумья сказал Еня, - сядем на извозчика. У меня еще осталось тридцать копеек.
   - А ... корова?
   - А корову привяжем сзади.
   Настя вспыхнула.
   - Я совершенно не знаю, за кого вы меня принимаете? Вы бы еще предложили мне сесть верхом на вашу корову!
   - Вы думаете, это очень остроумно? - надменно спросил Еня. - Вообще меня удивляет: у вашего отца четыре коровы, а вы одной даже боитесь, как черта.
   - А вы не могли ее в саду оставить до завтра, что ли? Сокровище какое, подумаешь...
   - Как угодно, - пожал плечами Еня, втайне чрезвычайно уязвленный. - Если вам моя корова не нравится...
   - Значит, вы меня не провожаете?
   - Куда-ж я корову дену? не в кармане же спрятать!...
   - Ах, так? И не надо. И одна дойду. Не смейте завтра к нам приходить.
   - Пожалуйста, - расшаркался обиженный Еня. - и послезавтра к вам не прийду, и вообще могу не ходить, если так...
   - Благо нашли себе подходящее общество!
   И, сразив Еню этим убийственным сарказмом, бедная девушка зашагала по улице низко опустив голову и чувствуя, что сердце ее разбито навсегда.
   Еня несколько мгновений глядел вслед удаляющейся Насте.
   Потом очнулся...
   - Эй, ты, корова... Ну, пойдем, брат.
   Пока Еня и корова шли по темной, прилегающей к саду улице, все было сносно, но едва они вышли на освещенную многолюдную Дворянскую, как Еня почувствовал некоторую неловкость. Прохожие оглядывали его с некоторым изумлением, а один мальчишка пришел в такой восторг, что дико взвизгнул и провозгласил на всю улицу:
   - Коровичий сын свою маму спать ведет.
   - Вот я тебе дам по морде, так будешь знать, - сурово сказал Еня.
   - А ну, дай! Такой сдачи получишь, что кто тебя от меня отнимать будет?
   Это была чистейшая бравада, но мальчишка ничем не рисковал, ибо Еня не мог выпустить из рук веревки, а корова передвигалась с крайней медленностью.
   На половине Дворянской улицы Еня не мог больше выносить остолбенелаго вида прохожих. Он придумал следующее: бросил веревку и, отвесив пинка корове, придал ей этим самым поступательное движение. Корова зашагала сама по себе, а Еня, с разсеянной миной, пошел сбоку, приняв вид обыкновеннаго прохожаго, не имеющаго с коровой ничего общаго...
   Когда же поступательное движение коровы ослабевало, и она мирно застывала у каких-нибудь окон, Еня снова исподтишка давал ей пинка, и корова покорно брела дальше...
   Вот Енина улица. Вот и домик, в котором Еня снимал у столяра комнату... И вдруг, как молния во тьме, голову Ени осветила мысль:
   - А куда я сейчас дену корову?
   Сарая для нея не было. Привязать во дворе - могут украсть, тем более что калитка не запирается.
   - Вот что я сделаю, - решил Еня, после долгаго и напряженнаго раздумья. - Я ее потихоньку введу в свою комнату, а завтра все это устроим. Может же она одну ночь простоять в комнате...
   Потихоньку открыл дверь в сени счастливый обладатель коровы и осторожно потянул меланхолическое животное за собой:
   - Эй, ты! Иди сюда, что ли... Да тише! Ч-чорт! Хозяева спят, а она копытами стучит, как лошадь.
   Может быть, весь мир нашел бы этот поступок Ени удивительным, вздорным и ни на что непохожим. Весь мир, кроме самого Ени да, пожалуй, коровы: потому что Еня чувствовал, что другого выхода не представлялось, а корова была совершенно равнодушна к перемене своей судьбы и к своему новому месту жительства.
   Введенная в комнату, она апатично остановилась у Ениной кровати и тотчас же стала жевать угол подушки.
   - Кш!! Ишь ты, проклятая, - подушку грызет! Ты что... есть, может, хочешь? или пить?
   Еня налил в тазик воды и подсунул его под самую морду коровы. Потом, крадучись, вышел во двор, обломал несколько веток с деревьев и, вернувшись, заботливо сунул их в тазик же...
   - На, ты! Как тебя... Васька! Ешь! Тубо! - Корова сунула морду в тазик, лизнула языком ветку и вдруг, подняв голову, замычала довольно грустно и громко.
   - Цыц ты, проклятая! - ахнул растерявшийся Еня. - Молчи, чтоб тебя... Вот анафема!...
   За спиной Ени тихо скрипнула дверь. В комнату заглянул раздетый человек, закутанный в одеяло, и, увидев все происходящее в комнате, с тихим криком ужаса отступил назад.
   - Это вы, Иван Назарыч? - шопотом спросил Еня. - входите, не бойтесь... У меня корова.
   - Еня, с ума вы сошли, что ли? Откуда она у вас?
   - Выиграл в лотерею. Ешь, Васька, ешь!... Тубо!
   - Да как же можно корову в комнате держать? - недовольно заметил жилец, усаживаясь на кровать. - Узнают хозяева, из квартиры выгонят.
   - Так это до завтра только. Переночует, а потом сделаем что-нибудь с ней.
   - М-м-му-у! - заревела корова, будто соглашаясь с хозяином.
   - А, нету на тебя угомону, проклятая!! Цыц! Дайте одеяло, Иван Назарыч, я ей голову закутаю Постой. Ну, ты! что я с ней сделаю - одеяло жует! У-у, чорт!
   Еня отбросил одеяло и хватил из всей силы кулаком корову между глаз...
   - М-мму-у-у!...
   - Ей Богу, - сказал жилец, - сейчас явится хозяин и прогонит вас вместе с коровой.
   - Так что же мне делать?! - простонал Еня, приходя в некоторое очаяние. - Ну, посоветуйте.
   - Да что-ж тут советовать... А вдруг она будет кричать целую ночь. Знаете что? Зарежьте ее.
   - То-есть... как это зарезать?
   - Да очень просто. А завтра мясо можно продать мясникам.
   Можно было сказать с уверенностью, что мыслительные способности гостя в лучшем случае стояли на одном уровне с мыслительными способностями хозяина.
   Еня тупо поглядел на жильца и сказал после некотораго колебания.
   - А что же мне за расчет?
   - Ну, как же! В ней мяса пудов двадцать... по пяти рублей пуд продадите - и то сто рублей. Да шкура, да то, да се... А за живую вам все равно не больше дадут.
   - Серьезно? А чем же я ее зарежу? Есть столовый нож и тот тупой. Ножницы еще есть - и больше ничего.
   - Что-ж, если ножницы вонзить ей в глаз, чтобы дошло до мозга...
   - А вдруг она ... станет защищаться?
   - Положим, это верно. Может, отравим ее, если...
   - Ну, вы тоже скажете... Соннаго порошка ей вкатить бы, чтобы заснула, да откуда его сейчас возьмешь?..
   - Му-у-у-у!... - заревела корова, поглядывая глупыми круглыми глазами на потолок.
   За стеной послышалась возня. Кто-то рычал, ругался, отплевывался ото сна. Потом послышалось шарканье босых ног, дверь в Енину комнату распахнулась, и перед смятенным Еней предстал сонный растрепанный хозяин.
   Он взглянул на корову, на Еню, заскрипел зубами и, не вдаваясь ни в какие разспросы, уронил сильное и краткое:
   - Вон!
   - Позвольте вам объяснить, Алексей Фомич...
   - Вон! Чтобы духу твоего сейчас же не было. Я покажу вам, как безобразие заводить!
   - То, что я вам и говорил, - сказал жилец таким тоном, будто все устроилось, как нужно; закутался в свое одеяло и пошел спать.
   Была глухая, темная летняя ночь, когда Еня очутился на улице с коровой, чемоданом и одеялом с подушкой, навьюченными на корову (первая осязательная польза, приносимая Ене этим неудачным выигрышем).
   - Ну, ты, проклятая, сказал Еня сонным голосом. - Иди, что ли! не стоять же тут...
   Тихо побрели...
   Маленькие окраинные домики кончились, раскинулась пустынная степь, ограниченная с одной стороны каким-то плетенным забором.
   - Тепло, в сущности, - пробормотал Еня, чувствуя, что он падает от усталости. - Посплю здесь у изгороди, а корову к руке привяжу.
   И заснул Еня - это удивительное игралище замысловатой судьбы.
   - Эй, господин! - раздался над ним чей-то голос.
   Было яркое, солнечное утро.
   Еня открыл глаза и потянулся.
   - Господин! - сказал мужиченко, пошевелив его носком сапога. - Как же это возможно, чтобы руку к дереву привязывать. Это к чему-ж такое?
   Вздрогнув, как ужаленный, вскочил Еня на ноги и издал болезненный крик: другой конец привязанной к руке веревки был наглухо прикреплен к низкорослому, корявому дереву.
   Суеверный человек предположил бы, что за ночь корова чудесной силой превратилась в дерево, но Еня был просто глупо-практичным юношей.
   Всхлипнул и завопил:
   - Украли!..
  

***

  
   - Постойте, сказал участковый пристав. - Что вы мне все говорите - украли да украли, корова да корова... А какая корова?
   - Как какая? Обыкновенная.
   - Да какой масти-то?
   - Такая, знаете, коричневая, но есть, конечно, и белые места.
   - Где?
   - Морда, кажется, белая. Или нет. С боку белое... На спине тоже... Хвост такой тоже ... бледный. Вообще, знаете, как обыкновенно бывают коровы.
   - Нет-с! - решительно сказал пристав, отодвигая бумагу. - По таким спутанным приметам я разыскивать не могу. Мало ли коров на свете!
   И побрел бедный Еня на свой крахмальный завод... Все тело ломило от неудобнаго ночлега, а впереди предстоял от бухгалтера выговор, так как был уже первый час дня...
   И призадумался Еня над тщетой всего земного. Вчера у Ени было все: корова, жилище и любимая девушка, а сегодня все потеряно: и корова, и жилище, и любимая девушка.
   Странные шутки шутит над нами жизнь, а мы все - ея слепые, покорные рабы.
  
   Арк. Аверченко. Корова (Из последн. рассказов) // Эхо. 1925. No 91 (1470), 12 апреля.
  
   Подготовка текста Елена Шемис, 2004.
   Публикация Русские творческие ресурсы Балтии, 2004.
  
Оценка: 7.46*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru