Аскоченский Виктор Ипатьевич
Г-н Костомаров, сам себя побивающий

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   За Русь Святую!
   М.: Институт русской цивилизации, 2014.
   

Г-н КОСТОМАРОВ, САМ СЕБЯ ПОБИВАЮЩИЙ

   Как глубоко ниспал пресловутый наш сказочник, забавлявший нас побасенками о Богдане Хмельницком, гетмане Виговском, о жмуди и других таковых и сим подобных историях! Как много оказалось теперь пустоцвета в обрабатываемой им по своему исторической ниве, в которую он подбавлял время от времени удобрения, или совсем портившего почву, или заставлявшего ее произрастать терния и волчцы, бурьян и крапиву! Уж плохо, значит, дело, когда серьезно-ученый прибегает к фельетонным приемам и думает отделаться шуточками да острыми словцами. Все здравомыслящие люди с участием выслушали благородную отповедь г. Кояловича [1] {Русск. инв. 1862 г. No 100.} на наездническое гиканье историка-импровизатора и с улыбкою глядели, как этот храбрец барахтался в своих собственных доспехах, потерпев жестокое побиение от молодого ученого. Да, не приведи Бог "быть живым, полуразрушась над могилой!"
   Что г. Костомаров своими статьями намерено оскорбляет русское, национальное чувство, что он с каким-то особенным злорадством выкапывает и подбирает на заднем дворе наших летописцев разное сметье, из которого строит хатки и балаганы по плану, заранее им задуманному, -- от этого сам он не только не отказывается, но и признается в этом с замечательным цинизмом. Но мы никак не думали, чтобы пресловутый наш рассказчик снизошел до роли лжетолкователя фактов и решился проводить идеи, громко вопиющие против вековых убеждений и непререкаемых свидетельств истории. С трудом мы могли поверить, чтоб фельетонная статейка, отличающаяся поразительною пустотою содержания, под заглавием Апологии за Димитрия Донского гг. Аверкиева [2] и Аскоченского {Голос. 1864 г. No 124.}, принадлежала тому ученому, каждое слово которого сопровождалось когда-то шумными рукоплесканиями взбалмошной молодежи, -- тем историографом, для которого передовые готовили высочайший пьедестал, которого буквально носили на руках и которому нельзя отказать в знании своего дела. Я, говорит между прочим г. Костомаров, сказал, что духовные наши более заботились о вере и об исполнении ее уставов, чем о земном отечестве... Что же? Это духовенству можно поставить разве в похвалу, а никак не в обвинение: задача Православной Церкви вовсе не устраивать наше земное благополучие в политическом или экономическом отношениях. От этого православное духовенство редко решалось на дело, которое имело цель политическую, а не нравственно-духовную, и, с точки зрения православного благочестия, решаться на кровопролитие можно только тогда, когда является опасность вере и Церкви. От этого наши иерархи не стеснялись вступать в дружелюбные отношения с ханами. Они чрез то гарантировали свободу веры, неприкосновенность церквей, богослужения и, следовательно, охраняли для своей паствы средства к приобретению вечного спасения. В смутное время что побуждало великих деятелей московской церкви (?) -- Гермогена, Дионисия, Авраамия -- призывать народ к оружию против Сигизмунда? Опасность, угрожавшая православной вере и, следовательно, средствам к вечному спасению. В таком духе и св. Сергий советовал почтить дарами нечестивого Мамая и искупить потерею тленных благ спокойствие благочестивого жительства. Примеры, представляемые г. Аверкиевым, что Сергий примирял князей, вовсе неудобны для опровержения моего мнения о том, что духовенство более заботилось о вере, чем о земном отечестве. Примирять ссорящихся есть прямая обязанность Церкви не с точки зрения устранить вред для политических выгод отечества, а ради спасения душ: ссора есть грех; мир -- богоугодное дело и ведет в Царствие Небесное. Странно, что и г. Аскоченский против меня в этом случае: если кому, то, конечно, ему, с его известным "благочестием, следовало бы знать "эту черту вашего Православия..."
   Не будем останавливаться над осмеиваемым благочестием какой бы то ни было личности, и тем более такой, которая, подобно самому г. Костомарову, стала известною только по литературной своей деятельности; -- нам предстоит дело гораздо большей важности: распутать исторический софизм, в первый раз встречающийся в печати и заявляемый от лица, к которому люди близорукие и недоучившиеся недоросли питают еще безусловное благоговение.
   Совершенно справедливо, что православное духовенство никогда не присваивало себе, подобно католическому, прав светской власти, но что оно было самым видным, самым энергическим деятелем в истории нашего отечества, -- этого никто никогда не отвергал, кроме г. Костомарова. Даже внешнее политическое могущество России образовалось под непосредственным влиянием Веры православной и освященных ею представителей. Вера положила первый основной камень политическому бытию России как правильно организуемого государства. Она роднила победителей с побежденными, уничтожала между ими различие и решительнее всех уставов содействовала слиянию разноплеменных обитателей русской земли в один народ, в одно гражданское общество, которому она внушила ясные понятия об истинном Боге, Спасителе мира, о будущей жизни, о добродетели, о необходимости закона и верховной власти, о таких, то есть, истинах, которые служат основанием государственного благоустройства. В самую тяжкую годину княжеских междоусобий и татарского погрома наше духовенство, при всем видимом безначалии царства русского, постоянно поддерживало в народе мысль о необходимости единой верховной власти как более согласной с духом и предписаниями св. веры и как надежнейшем средстве к умиротворению отечества, восстановлению в нем порядка, тишины и благоустройства. Скрепив таким образом государственный организм, она живила и охраняла его, чрез своих представителей, в эпохи треволнений и смут политических. Среди разделений и разъединения внешнего она одна держала Россию в том внутреннем, неразрывном единстве, которое было не только спасением ее бытия, но и крепкою основою грядущего величия и славы отечества. Едва прекращались княжеские распри, -- ненависть исчезала и между областями, дотоле враждебными, по-прежнему восстановлялся братский, христианский союз. Нигде и ни в ком, в самые бедственные эпохи нашего государства, благодетельная услуга веры не выражалась в такой силе, как в лице служителей и пастырей Церкви. К их священному сану питали глубокое уважение все -- от князя до простолюдина, и потому-то, владея умами и совестью своих пасомых, они одни могли врачевать и, насколько сил их было, врачевали язвы отечества. Скорбя более всех о бедствиях врученного им стада Христова, пастыри наши с одушевленною ревностью являлись к соперникам, кроткими отеческими увещаниями смиряли и приводили в умиление раздраженных или страхом небесного правосудия потрясали души строптивые, в трогательных образах представляли им опустошение сел и городов, попрание святыни храмов, нарушение законов христианской любви и братского единения, -- и весьма часто успевали останавливать враждующих и восстановляли мир и тишину в взволнованных странах. Спору нет, что в этих подвигах духовенства имелась в виду и высоко-нравственная цель и польза Церкви: но разве то и другое не есть непременное условие благосостояния по-христиански устроенных обществ? Надо быть слишком предзанятым известного рода предубеждением, чтоб утверждать, будто бы патриарх Гермоген, Дионисий и Авраамий призывали народ к оружию против Сигизмунда потому только, что опасность грозила вере православной и средствам к вечному спасению. Средства эти, г. Костомаров, ни малейше не зависят от внешних причин; и вечное спасение возможно и при гонениях, и при самом лютом угнетении, так как Церковь Православная и в мире, и в пору политического погрома всегда остается воинствующею. Касаясь вершиною своею неба, она опирается своим основанием в землю, преводя от земли к небеси победную поющих. Разве митрополит Никифор был чужд политических выгод России, когда говорил Ярославу и Святославичам, двинувшим войско для наказания Давида и Святополка: "Не терзайте отечества междоусобием; не веселите врагов его! С каким трудом отцы и деды ваши утверждали величие и безопасность государства! Они приобретали чуждые земли, а вы губите собственные" {Истор. гос. Росс. Том. II.}. Разве мы не знаем об услугах отечеству митрополитов Петра и Алексия -- этих истинно государственных мужей? Разве так может говорить человек, холодный к интересам отечества, как говорил святитель Вассиан Иоанну III, когда он, стоя пред полчищами Ахмата, уклонялся от брани: "Смертным ли бояться смерти? Я слаб и стар, но не убоюсь меча татарского, не отвращу лица моего от его лезвия?" {Там же. Том. VI.} И не дрогнула у вас рука, г. Костомаров, унижать доблести патриарха Гермогена!.. Если бы мы не знали вас лично, то подумали бы, что это говорит завзятый поляк, враг Церкви Православной... Не так относился о духовенстве наш приснопамятный историограф, внимательно проследивший всю эпоху ига татарского. "Никто, -- говорит он, -- ревностнее духовных не ходатайствовал в сие время за свободу отечества, за необходимость утвердить оную мечом" {Там же.}. Вы, быть может, скажете, что и тут наших пастырей руководило опасение за благостояние храмов и лишение средств к вечному спасению: но ведь вам как историку не может быть неизвестно, что храмы и имущества духовные были освобождены ханскими ярлыками от налогов и всякого рода притеснений, что пастыри Церкви пользовались особенным, пред всеми сословиями, уважением и благосклонностью самих поработителей, -- и однако они любили отечество более, чем врагов и притеснителей его, никогда не думали жертвовать пользам и его своим выгодам, благодарили за благодеяния, чем могли, но в то же время врагов России почитали своими личными врагами.
   Видим, г. Костомаров, отсюда видим нехорошую вашу улыбку, плохо свидетельствующую о вашем благочестии, когда из-под пера вашего выходили слова: "вечное спасение, царствие небесное" и т. п. -- но боимся, чтоб улыбка эта не изменилась когда-нибудь в другую улыбку, от которой содрогнутся окружающие смертный одр ваш... Мы очень хорошо понимаем все, что кроется у вас между строками, в которых написано, что "наши иерархи не стеснялись вступать в дружелюбные отношения с ханами" потому только, что иго, наложенное ими на Россию, не грозило опасностью вере и Церкви; оттого прямо и не обинуясь упрекаем вас в недобросовестности. Бросьте же, г. Костомаров, трость книжника-летописца; успокойтесь на колючих лаврах вашей ученой и литературной деятельности! Finita la comedia, которую вы доселе играли! Вы нездоровы, г. Костомаров, разлитием желчи от неудач, испытанных вами особенно в последнее время; потому что так запальчиво и очертя голову бросаетесь на все, что земля русская почитает своею святынею...
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Печатается по единственному изданию: Аскоченский В. И. [Без подп.] Г-н Костомаров, сам себя побивающий // Домашняя беседа для народного чтения. -- 1864. -- Вып. 22. -- С. 515-519.
   
   [1] Коялович Михаил Осипович (1828-1891) -- историк, профессор С.-Петербургской духовной академии.
   [2] Аверкиев Дмитрий Васильевич (1836-1905) -- писатель, в т. ч. автор статьи: Г. Костомаров разбивает народные кумиры // Эпоха. -- 1864. -- No 3.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru