Арефин Сергей Яковлевич
Первые шаги

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (отрывок из главы)

Сергей Яковлевич Арефин
Первые шаги

Повесть

(отрывок из главы)

   ...Вставали рано, еще до восхода солнца, наскоро закусывали, пили чай и уходили бродить по хутору...
   Сашка шел по делам, переговорить с должниками насчет уплаты долгов, так как виды на урожай выяснились вполне и кое у кого появился уже первый свежий хлеб... Миша шел с ним от нечего делать.
   Сашка знал хутор хорошо, "как свои пять пальцев", и потому большею частью шел напрямки, через дворы, сады, огороды... Редко они заставали хозяев дома -- дворы и курени были пусты, странно молчаливы и тихи -- все население, даже куры и собаки, перебралось на гумна где уже начиналась молотьба... И Мише было странно с непривычки в этих пустых дворах, садах и улицах, и его почему-то умиляли эти покинутые и незапертые курени, с веревкой вместо замка на цепочке дверей.
   -- Не боятся, -- обратил он внимание Сашки на это обстоятельство.
   -- Чего? -- спросил Сашка.
   -- Ну, мало ли?.. воров...
   -- Кому тут воровать?! -- сказал небрежно Сашка давно привыкший к этой хуторской простоте и не понимавший удивления Миши.
   И они большею частью ходили по гумнам с новыми пахнущими еще пылью и полем ворохами зерна, блестящими кучами свежей соломы и половы...
   Мише нравились эти кочеванья с гумна на гумно, встречи с незнакомыми, но такими ласковыми, простодушными и радушными людьми, нравились их веселая деловая забота, их здоровая усталость, загорелые лица, грубые мозолистые руки, изрезанные морщинистыми складками шеи стариков, повязанные платками до глаз бабы и девушки, оживленные, замаранные до ушей липким арбузным соком лица ребятишек -- вся та оживленная сутолока, какою наполнены вторая половина июля и август с их уборкою и молотьбою хлеба...
   ...На соломе в тени скирда, казалось, не так жарко; не было мух; откуда-то опять потянул ветерок... Миша лег на солому, расстегнул ворот блузы и стал смотрев на молотьбу.
   По наваленному на круглом току ровному слою пшеницы ходили лошади и быки, таскавшие каменные катки с тупыми углами, глухо стучащими по упругой соломе; сзади в тарантасе, запряженном старою лошадью ездили по кругу ребятишки -- больше девочки и совсем маленькие мальчуганы... Мальчики чуть-чуть побольше сидели верхом на лошадях, таскавших катки. Подростки все были заняты, -- помогали ворошить граблями и перетряхивать обмолоченную солому.
   В средине круга около вороха хлеба с воткнутой в него жердью ходил молодой казак, сын хозяина, покрикивавший на быков:
   -- А-а, холера тебе задави! Цабе-е!..
   Быки, спокойно, не торопясь, переминались немного на месте, наклонив друг к другу головы, будто советуясь или обмениваясь впечатлениями по поводу окрика и опять выравнивались и догоняли ушедших вперед лошадей... Казалось, они понимают, что эти понукания делаются так для порядку, для очистки совести, а понукать, собственно говоря, не за что.
   -- Все идет хорошо, как должно идти, и самое тяжелое уже назади и работы остается все меньше и меньше.
   -- Вот еще пять дней домолотить -- десять, ну, пятнадцать дней -- да в станицу два-три раза свозить хлеб, а там и гуляй до самой пахоты... -- казалось, говорил самый вид быков...
   А рядом тут же на соломе Сашка, тоже не торопясь и тоже как будто больше для очистки совести, доказывает свое хозяину гумна, пожилому казаку в синих нанковых "исподниках" и "чириках" на босу ногу.
   -- Ты ж пойми, Михей Козмич!.. Я год ждал!.. Д теперь ты мне привезешь, -- я до весны должен его у себя держать, пока баржи придут... Ты разочти-ка-сь!..
   -- Да это дело такое, -- неопределенно говорит Михей Козмич и жмурится не то от солнца, не то чтобы скрыть довольную улыбку, что вот, мол, пришла и его очередь: не все он просил и его купец просит.
   -- Не дорожись, Михей Козмич! -- уговаривает Сашка и похлопывает казака по плечу. -- Мы ведь с тобой не первый год знакомы!..
   -- Дай Бог и завсегда хлеб-соль водить! -- серьезно подтверждает казак. -- Мы вами завсегда довольны...
   -- Ну, так по рукам, што ль?!
   -- Чево эта?
   -- Опять "за рыбу деньги"! Гривеничек-то, я тебе говорю, скинуть надо!..
   -- Как люди, так и мы... Я што ж?!..
   Разговор доходит до сознания Миши, как во сне, не задевая мысли, не волнуя... Чувствуется почему-то, что этот разговор ведется больше по привычке, в силу традиции, что в конце концов оба они поладят и сойдутся.
   На сердце так хорошо, покойно... Миша смотрел на работающих женщин, старался по фигуре, посадке корпуса, приемам, легкости усилий различить пожилых и молодых, и ему нравилось так вот близко, всего в нескольких шагах от себя наблюдать ловкую, спорую работу молодых, когда они, как будто играя, с звонким хохотом и разговором тащили охапки обмолоченной соломы или настилали ток...
   -- Вот так и Марьюшка, -- пришло ему в голову сравнение, и захотелось еще и еще представить себе, как она также весело работает на гумне, неслышно скользя босыми ногами по гладкому току, шурша соломой и перегибаясь назад с упругим усилием...
   И хотелось думать, что все обстоит хорошо, что свекор, свекровь, Марьюшкины рассказы -- все это так, не всерьез, что Марьюшка и была и будет радостна, беззаботна и весела и что он заглянет вот скоро в ее улыбающиеся глаза и поцелует слегка вздрагивающие губы.
   -- А это кто ж с тобой? -- спросил казак у Сашки, окончив деловой разговор и переходя к новой теме, чтобы занять гостя.
   -- А брат двоюродный...
   -- А-а, -- удовлетворился этим объяснением казак, как будто оно говорило ему все о Мише, и сказал: -- Вот, Бог даст, деньков десять-пятнадцать постоит так еще, -- уберемся, как следует...
   -- Арбузы как? -- спросил Сашка.
   -- Слава Богу!.. Нынче все -- слава Богу!.. Бабы надысь ездили на бакчи, говорят: ядреные... Да вот я велю подать... попробуйте!..
   -- Давай!., и то пить хочется... Чай этот дуешь-дуешь, а толку... -- Сашка махнул рукой. -- Жара!
   -- Жарко... Что чай?!.. Я считаю так, -- забава лишь одна...
   Баба принесла сочный спелый холодный арбуз, который хозяин нарезал тут же на соломе большими продольными ломтями.
   -- Прошу покорно!.. А пирожка?! -- сказал он и крикнул женщинам: -- Бабы! пирога бы там достали!..
   -- Да не надо... только что ели...
   -- О?.. А то бы?!.. С пирогом оно вкуснее...
   -- Нет... пить вот дюжа хочется!.. Сладкий сок тек по подбородку, по пальцам, капал на блузу... Миша старался наклоняться, всячески уберечься от него, но все же и он, как и Сашка через несколько дней был настоящим замарашкой...
   Покончив с арбузом, Сашка послал мальчика на соседние гумна созвать своих должников. Миша пошел побродить около гумен, но скоро вернулся назад. Ему как-то неловко было чувствовать на себе устремленные со всех сторон любопытные взгляды, неловко почему-то бродить без дела, как будто он своей блузой, тонкими щегольскими ботинками, всей своей фигурой вносил диссонанс в эту стройную оживленную рабочую атмосферу, как будто он оскорблял кого-то или что-то своим присутствием, своим видом...
   И он опять вернулся туда, где виднелась в кучке казаков широкая шляпа Сашки с свисающим из-под нее мокрым чубом.
   Около Сашки этого чувства неловкости не было.
   -- Ну, что?., не интересно тебе? -- спросил его бегло Сашка и опять занялся своим делом.
   У него шел оживленный разговор о делах, погоде, урожае, ценах на хлеб, о станичных и хуторских новостях.
   -- Это, брат, тоже наша молотьба, -- сказал он Мише между разговором с казаками. -- Весь год тут оправдываем... Вся торговля наша на этом держится.
   Казаки улыбнулись сочувственно.
   -- Нам Бог зародит, и вы сыты будете! -- сказал какой-то старик.
   -- Вся, вся торговля на этом, -- повторил, как будто удивляясь, Сашка. -- С осени в долг всю лавку развалишь... а потом и свистишь...
   Мише было не интересно и все равно: на этом или на другом. Его все больше и больше тянуло смотреть на женщин, особенно на молодых и стройных, угадывать, -- красивые ли у них лица и подстерегать их движения, когда рубаха и юбка плотно облегали тело и позволяли видеть скрытые под ними формы...
   Его разбирало уже любопытство вообще к женщине, но неловко было подойти ближе и разглядывать или смотреть долго, не отрываясь. Казалось, что это непременно заметят и осудят или может выйти какая-то неловкость... И он старался поместиться так, чтобы его было как можно меньше видно, или делать свои наблюдения исподтишка, как будто взглядывая невзначай.
   И опять его удивляло -- и было завидно -- как просто относился к женщинам и девушкам Сашка, иногда оставлявший хозяина и подходивший и заговаривавший с женщинами.
   Вот и сейчас он обратился к Михею Козмичу с вопросом:
   -- Твоя, што ль? -- и показал на одну из работающих женщин.
   -- Моя... третия... Александра, -- сказал, не торопясь, Михей Козмич.
   Другие собеседники тоже замолчали и стали смотреть на девушку.
   -- Хорошая девка!.. Козырь!.. -- любовался совершенно открыто Сашка. -- Что ж зимою свадьбу играть будешь?
   -- Да коли жених найдется -- чего ж?!..
   -- Девка такой товар, -- долго не залежится, купец будет... -- заметил кто-то из должников.
   -- А нам што ж?! -- чем с руки скорей, тем хлопот меньше, -- сказал Михей Козмич.
   -- Да-а... А мы шали новые выписали... Приданое будешь справлять -- приходи! -- сказал Сашка.
   -- Да уж как водится... Ваши гости! -- Шура! -- закричал Сашка девушке. -- Будешь в станице, зайди в лавку, шали покажу!..
   Девушка приостановилась и, не разобрав Сашкиных слов, переспросила:
   -- Чево-й-та?!
   -- Поди суды! -- махнул ей отец. -- Александра Васильевич, кличет...
   Девушка подошла, поклонилась. -- В станицу, говорю, придешь -- хлеб повезете -- в лавку к нам загляни... Шали новые теперь пошли... модные самые... Букеты -- во-о! -- тянул Сашка, рассматривая девушку.
   Девушка засмеялась, поблагодарила, обещала зайти.
   -- Козырь! -- восхищенно сказал ей вслед Сашка, когда она уходила. -- В кого она у тебя такая?!..
   -- Не в кого?! -- засмеялись должники. -- А мать-то?! Она ведь Евлаховских родов...
   -- Я и сам тоже молодец не из последних был! -- пошутил Михей Козмич. -- Сбрось-ка мне годков пятнадцать да погляди!..
   -- Да-а ... Порода-то, положим, у вас... Все вы Земляковы...
   -- В гвардию идут бесперечь... -- подтвердил кто-то из должников.
   Как делал это Сашка, и почему не получалось при этом ничего неловкого, Миша не мог понять... И также не мог представить себя таким же вот непринужденным, восхищающимся девушкой в присутствии ее отца, соседей. Ему казалось, что он не выдавил бы из себя ни одного слова, покраснел бы, выдал себя и дал бы повод думать о себе нехорошо...
   
   Исходник здесь: http://www.donvrem.dspl.ru//Files/article/m18/2/art.aspx?art_id=351
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru