Арбузов Николай Алексеевич
Рыбак

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


   

РЫБАКЪ.

             Близъ Волги широкой, въ селѣ небольшомъ,
             Лежащемъ на берегѣ дикомъ, крутомъ,
             Подъ кровомъ смиреннымъ жилъ старецъ сѣдой,
             Согбенный уже надъ могилой сырой.
             И время, и опытъ, и лютое зло
             Высокое скрыли въ морщины чело;
             Въ очахъ пламень жизни едва догоралъ
             И только молитву души отражалъ.
             Ужъ восемь десятковъ промчалося лѣтъ,
             Какъ очи тѣ смотрятъ на созданный свѣтъ;
             И много предъ ними промчалося грезъ,
             И много изъ нихъ ползлилося слезъ.
             Но въ сердцѣ таилась еще теплота,
             Еще сохранили улыбку уста;
             Для свѣтлой надежды, для теплой любви
             Еще содрогалось то сердце въ груди;
             Еще для совѣта разумная рѣчь
             Изъ устъ тѣхъ могла благодатная течь.
             На сына могли еще очи взирать,
             Могли еще къ сыну уста лепетать.
             У старца одна только мысль и была --
             О сынѣ; чтобъ жизнь его мирно текла.
             Подъ-вечеръ, когда съ окончаньемъ работъ,
             Дѣвицы сбирались толпой у воротъ,
             Съ дѣвицами парни, рѣзвясь, въ хороводъ
             Сходились и шумно тѣснились у водъ --
             Старикъ на скамьѣ у порога сидѣлъ,
             На сына съ улыбкой радушной глядѣлъ;
             И жаднымъ за сыномъ онъ взоромъ слѣдилъ;
             Казалось, сыновнею жизнью онъ жилъ.
             Былъ сынъ старика и красивъ, и рѣзовъ;
             Горѣла здоровьемъ румяная кровь;
             Сіяли, какъ день, голубые глаза,
             И съ ними не зналась злодѣйка слеза.
             По смуглому лбу, надъ огнями очей
             Чернѣлися тонкія дуги бровей,
             А русые густо власы разрослись,
             И дружно въ кудрявыя кольца вились;
             Дѣвицы младыя плѣнялись неразъ
             И роскошью устъ, и пріятностью глазъ;
             Изъ нихъ не одна бы счастлива была
             Когда бы уста цаловать тѣ могла;
             Изъ нихъ не одна ожидала тотъ часъ,
             Въ который заслужитъ вниманье тѣхъ глазъ;
             Но въ сердцѣ безпечномъ ничей еще взоръ
             Любви роковой не зажегъ до-сихъ-поръ;
             Ничьей изъ красавицъ еще красотой
             Не тронутъ былъ страстно рыбакъ молодой.
             Безпечно онъ въ утломъ своемъ челнокѣ
             Пѣлъ пѣсни, блуждая по Волгѣ-рѣкѣ:
             Закинетъ свой неводъ онъ въ Волгу-рѣку,
             Гуляетъ одинъ на крутомъ берегу;
             То смотритъ, какъ быстро несется волна,
             Волна за волною, рѣзва и шумна;
             То, плавая въ лодкѣ, онъ пѣсню поетъ.
             И эхо далече ту пѣсню песетъ;
             Нето мелкой дробью ружье, зарядитъ
             И дикую утку съ ружьемъ сторожитъ;
             Вдругъ выстрѣлъ раздастся надъ свѣтлой водой,
             Вдали прокатившись, умретъ за горой;
             Съ зарей онъ приноситъ добычу въ село;
             Отецъ его нѣжно цалуетъ въ чело....

* * *

             Былъ вечеръ іюльскій. Дня долгаго зной
             Уже охлаждался прохладной росой:
             Сводъ неба зарею пылалъ какъ пожаръ,
             И стлался прозрачный надъ Волгою паръ;
             Ужъ воздухъ пріятной дремоты былъ полнъ,
             Чуть слышался плескъ засыпающихъ волнъ.
             Подъ благоговѣйной, святой тишиной
             Кругомъ былъ торжественъ природы покой.
             Еще по рѣкѣ колыхался челнокъ,
             И въ даль уносилъ его быстрый потокъ:
             Рыбакъ молодой въ немъ плыветъ, и никакъ
             Съ природой не въ силахъ разстаться рыбакъ;
             Ему бы пора возвратиться домой;
             Старикъ его ждетъ на обычный покой --
             Но тайная сила незримой рукой
             Влечетъ его лодку надъ быстрой рѣкой.
             Его не пускаетъ въ родное село;
             Зефиръ ему вѣетъ навстрѣчу въ чело,
             Прохладу ночную пьетъ жадная грудь;
             Зарей позолоченъ манитъ его путь;
             Глубокъ и прекрасенъ надъ нимъ небосклонъ;
             Таинственной волѣ весь предался онъ.
             И видитъ рыбакъ, и не вѣритъ глазамъ --
             Съ нимъ женщина вмѣстѣ плыветъ по волнамъ;
             Сидитъ близъ него, будто сонъ на яву,
             Къ нему на плечо преклонила главу.
             И что выражалось во взорѣ нѣмомъ,
             Нельзя человѣку и грезить о томъ;
             И что говорили нѣмыя уста,
             Того никогда не разскажетъ мечта;
             И день никогда не сіялъ такъ свѣтло,
             Какъ мыслью глубокой сіяло чело;
             Не выскажутъ вѣкомъ того племена,
             Что словомъ "люблю" говорила она;
             Ни западъ, ни югъ, ни роскошный востокъ
             Создать красоты той вовѣки не могъ;
             Лишь первое утро надъ первой женой
             Могло бы сравниться съ ея красотой.
             Трепещетъ рыбакъ, но не страстью земной,
             А чистой, священной любовію той,
             Какою дышала земля къ небесамъ
             Въ ту первую ночь бытія, когда тамъ,
             По тверди лазурной надъ нею самъ Богъ
             Впервые блестящія звѣзды зажегъ.
             На женщину эту рыбакъ молодой
             Глядитъ не глазами, а всею душой;
             Онъ весь въ ея власти; онъ все позабылъ;
             И то, что челнокъ его дальше все плылъ,
             И что было прежде, и то, что заря
             Блѣднѣла и близилась ночи пора.
             И слышитъ онъ рѣчи, и звукъ тѣхъ рѣчей
             Отраднѣе слуху звучитъ, чѣмъ ручей,
             Котораго жаждущій путникъ въ-тиши
             Внезапно услышитъ въ пустынной глуши.
             Онъ слышитъ: "Отдайся ты мнѣ! ты со мной,
             "Повѣрь мнѣ, жить жизнію будешь другой,
             "Какой ты не вѣдалъ еще до-сихъ-поръ;
             "Твой слухъ будетъ внятенъ, прозрѣетъ твой взоръ;
             "Твой взоръ вознесется небесъ въ вышину
             "И темнаго моря проникнетъ ко дну;
             "Услышитъ твои слухъ прозябанье цвѣтка;
             "Отдайся ты мнѣ; позабудь старика!"
             При словѣ томъ вздрогнулъ рыбакъ молодой;
             "О еслибъ не онъ -- я умчался бъ съ тобой!"
             И страшно боролся съ душой онъ своей;
             "Забыть ли отца мнѣ? Умчаться ли съ ней?"
             И весь былъ объятъ той борьбою рыбакъ;
             Она жъ продолжаетъ шептать ему такъ:
             "Все, все, что ты видишь въ природѣ кругомъ --
             "Полюбишь ты сердцемъ, проникнешь умомъ;
             "Въ землѣ и на небѣ отвѣтъ имъ найдешь;
             "Вездѣ чудотворныя тайны прочтешь;
             "Созвучье услышишь ночной тишиной,
             "Бесѣдовать будешь съ бѣгущей волной.
             "Ты гордо возвысишь чело, и стопы
             "Поставишь на головы низкой толпы:
             "И звучная жизнь отзовется вполнѣ
             "Доселѣ въ дремавшей души глубинѣ!
             "Останься въ горячихъ объятьяхъ моихъ!
             "И нѣтъ тебѣ счастія въ жизни безъ нихъ:
             "Я знаю; какъ только явилася я --
             Ты отдалъ мнѣ душу -- она ужъ моя!
             "И если ты даже покинешь меня --
             "Я буду съ тобой среди ночи и дня;
             "Хотя ты жить будешь, какъ прежде, съ отцомъ,
             "Но не для него уже! вѣрь ты мнѣ въ томъ;
             "Въ тотъ мигъ, полюбилъ ты какъ только меня,
             "Исчезла на вѣкъ жизнь былая твоя;
             "Повсюду, всечасно я буду съ тобой;
             "Не сладишь ты съ этой жестокой борьбой --
             "Тѣлесныя узы расторгнетъ душа....
             "А жизнь, посмотри, какъ она хороша!..."
             Она его сжала въ объятьяхъ; тогда
             Склонились къ устамъ его чудо-уста.
             Рѣка уносила послушный челнокъ:
             Отъ устъ тѣхъ рыбакъ оторваться не могъ;
             Онъ ждалъ исполненья обѣтовъ такихъ,
             Онъ ждалъ наслажденій и вѣрилъ онъ въ нихъ.
             Но вдругъ показалось ему, что рѣка
             За лодкою мчитъ трупъ отца-старика,
             И хладнаго трупа недвижимый взоръ
             Хранилъ еще страшный, предсмертный укоръ.
             Межъ-тѣмъ, раздается вблизи рыбака:
             "Отдайся ты мнѣ, позабудь старика!"
             И вздрогнувъ, очнулся рыбакъ молодой:
             Расторгнулъ объятья поспѣшной рукой,
             Взглянулъ на нее, и опять ужъ хотѣлъ
             Забыть старика, но вздрогнулъ, поблѣднѣлъ.
             Собралъ вдругъ остатокъ измученныхъ силѣ,
             И бросился въ волны и быстро поплылъ.
             Въ село прибѣгаетъ; въ селѣ ужъ темно;
             Все тихо въ немъ было, все спало давно;
             Не спитъ въ немъ старикъ только дряхлый одинъ,
             Не спитъ онъ и думаетъ: "Гдѣ же мой сынъ?"
             Не въ силахъ старикъ съ этой думой вздремнуть....
             Вдругъ въ избу вбѣгаетъ рыбакъ, и на грудь
             Къ отцу упадаетъ; лежитъ, не встаетъ,
             Отвѣта на рѣчи отца не дастъ.
             И вздрогнулъ старикъ, и дрожащей рукой
             Онъ креститъ его и зоветъ со слезой:
             "Гдѣ былъ ты? что видѣлъ?" отвѣта все нѣтъ;
             Къ лицу его старецъ склонился, отвѣтъ
             Спѣшитъ онъ прочесть въ выраженьи лица....
             Но сынъ былъ ужъ мертвый въ объятьяхъ отца.
                                                                                             Н. Арбузовъ.

"Сынъ Отечества", No 4, 1852

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru