Эскизы. Е. И. Ардова. Москва, 1893 г. Цѣна 1 руб. Общее заглавіе книжки вполнѣ соотвѣтствуетъ ея содержанію. Двѣнадцать напечатанныхъ въ ней разсказовъ представляютъ собою на самомъ дѣлѣ "эскизы", иногда довольно неясные, едва очерченные, но, тѣмъ не менѣе, оставляющіе извѣстное впечатлѣніе, всегда хорошее тѣмъ, что въ искренности и добромъ чувствѣ автора не можетъ возникнуть ни малѣйшаго сомнѣнія. Только одинъ разсказъ Паночка даетъ законченную картинку, небольшую, но полную жизни и глубоко затрогивающую читателя. Это исторія молоденькой женщины, вышедшей въ девятнадцать лѣтъ за сорока-двухъ-лѣтняго красавца, умнаго, образованнаго, увлекательнаго, но душевно и умственно растратившагося до какого-то противнаго, циническаго скептицизма. Съ высоты своего воображаемаго величія изжившійся мужъ коверкаетъ молодое существо своими парадоксами о безразличіи между нравственнымъ и безнравственнымъ... "Что лучше,-- проповѣдуетъ онъ въ присутствіи молоденькой жены,-- открыто признать право человѣка на наслажденіе, въ какой бы формѣ оно ему ни давалось, или подавленіемъ естественныхъ влеченій исказить натуру, а самое подавленіе лицемѣрно называть добродѣтелью?... Менѣе ли грѣшили противъ духа католическіе монахи, обуздывая возмущеніе плоти? Я полагаю, что ни одна куртизанка мысленно такъ не грѣшила!... И вотъ, я не хочу, чтобы Паночка бокъ-о-бокъ съ старымъ мужемъ грѣшила мысленно. Пусть грѣшитъ дѣйствіемъ, но пусть мысль ея будетъ чиста..." Когда же съ Паночкой такъ именно и случилось, великолѣпный скептикъ отнесся къ ней съ подавляющею брезгливостью, окончательно сгубившею нравственно, а потомъ и физически несчастную жертву самомнѣнія сухого и мелочнаго эгоиста, умѣвшаго только напускать на себя видъ философа, недоступнаго никакимъ предразсудкамъ. Глубокую жалость вызываетъ къ себѣ бѣдная, легкомысленная Паночка, немножко пустоголовая, но на самомъ дѣлѣ "чистая мыслью", и гадокъ этотъ мужъ, развращающій молоденькую жену своими безсмысленными теоріями. Совершенно обратное находимъ мы въ разсказѣ Аполлонъ. Этотъ скромный, тихій, невзрачный человѣкъ все сердце свое отдаетъ любимой дѣвушкѣ. Ея проступокъ противъ нравственности не помѣшалъ ему жениться на выгнанной всѣми, опозоренной дѣвушкѣ. Ея еще болѣе позорная жизнь не уничтожила любви покинутаго мужа, страдающаго жестоко и прощающаго до конца. Вотъ такая-то всепрощающая и всепримиряющая нота звучитъ во всѣхъ разсказахъ г. Ардова, дѣлаетъ ихъ намъ очень симпатичными и освѣщаетъ едва нѣсколькими штрихами очерченные "эскизы" честною и гуманною мыслью. Наиболѣе опредѣленное выраженіе такая мысль находитъ въ хорошенькомъ разсказцѣ изъ далекой старины: Какъ тетушка любила, и рядъ эскизовъ заканчивается оригинальнымъ и нѣсколько странно звучащимъ аккордомъ въ разсказѣ Отецъ Христофоръ, герой котораго, старый монахъ, категорически заявляетъ: "Возмездія нѣтъ! нѣтъ возмездія!..." "Богъ не сказалъ человѣку: будь несчастливъ. Онъ далъ ему разумъ и сказалъ: трудись и пользуйся плодами трудовъ своихъ! А человѣчество распалось на трудящихся и на тѣхъ, кто пользуется плодами трудящихся... Справедливо это? И тѣ не трудящіеся счастливы, тѣ сильны, тѣ пользуются землею и красотами ея, и тѣ не скорбятъ... Скорбятъ обездоленные... Гдѣ возмездіе? Нѣтъ возмездія!..." Судя по доводамъ въ пользу вѣрности такого положенія отца Христофора, читатель вправѣ думать, что монахомъ выражается мнѣніе самого автора. Какъ бы то ни было, съ такимъ заключеніемъ мы согласиться не можемъ, и если "возмездіе" не всегда ясно видно постороннему глазу, если оно не настигаетъ человѣка въ извѣстный, ожидаемый нами или желаемый моментъ, то изъ-за этого нельзя еще сказать съ увѣренностью, что и совсѣмъ, и ни для кого "нѣтъ возмездія"...