Антонович Максим Алексеевич
Чарльз Дарвин и его теория

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


   

Чарльзъ Дарвинъ и его теорія*).

(Life and Letters of Charles Darvin including an autobiographical chapter. Edited by his son Francis Darvin. In three volumes. London. John Murray).

*) Русская Мысль, кн. V.

   Переписки съ Гукеромъ было недостаточно для Дарвина, и ему хотѣлось имѣть почаще устныя бесѣды съ другомъ. Въ одномъ изъ писемъ онъ пишетъ Гукеру: "Какъ бы я желалъ жить близко отъ васъ, чтобы вмѣстѣ съ вами обсуждать разные предметы! Сейчасъ только я сравнивалъ опредѣленія вида и кратко изложилъ, какъ дѣйствуютъ систематики-натуралисты. Aquilegia въ Flora Indica была для меня прекраснымъ примѣромъ. Просто становится смѣшно, когда видишь, до какой степени различны идеи, которымъ натуралисты даютъ первенствующее значеніе при опредѣленіи "вида". Для однихъ сходство -- это все, а происхожденіе имѣетъ мало значенія; для другихъ же сходство ничего не значитъ, а сотвореніе есть господствующая идея; нѣкоторые же видятъ ключъ въ происхожденіи; одни считаютъ безплодіе непогрѣшимымъ признакомъ, тогда какъ въ глазахъ другихъ оно не стоитъ ни копѣйки. Все это, по моему мнѣнію, происходитъ отъ того, что пытаются опредѣлять неопредѣлимое" (v. II, р. 88). Указанное желаніе Дарвина осуществлялось нерѣдко. Гукеръ отправлялся къ нему на нѣсколько дней, а иногда гостилъ у него по недѣлямъ. Какъ разсказываетъ самъ Гукеръ, они проводили время такимъ образомъ. Обыкновенно послѣ завтрака Дарвинъ приглашалъ его къ себѣ въ кабинетъ, гдѣ онъ первымъ дѣломъ бралъ цѣлую кипу лоскутковъ бумаги съ написанными на нихъ вопросами ботаническими, географическими и т. п. и предлагалъ ихъ Гукеру. Когда всѣ вопросы были исчерпаны, онъ сообщалъ ему, насколько подвинулись его собственныя работы, и спрашивалъ его мнѣнія о разныхъ пунктахъ. Затѣмъ они разставались. Около полудня Дарвинъ подходилъ къ окну комнаты Гукера и звалъ его на прогулку; они вмѣстѣ заходили въ садъ, гдѣ всегда производился какой-нибудь опытъ, на который нужно было взглянуть, и затѣмъ дѣлали нѣсколько турокъ по любимой аллеѣ Дарвина, шедшей кругомъ поляны, находившейся неподалеку отъ дома. "Предметами нашихъ разговоровъ во время этихъ прогулокъ,-- говоритъ Гукеръ,-- обыкновенно были далекія земли и моря, старые друзья и старыя книги, и вещи недоступныя для ума и для глаза" (v. II, р. 27). Передъ обѣдомъ повторялась такая же прогулка... Какія разумныя и трогательныя отношенія! Какое глубокое и отрадное впечатлѣніе производитъ эта свѣтлая картина дружескаго общенія двухъ великихъ умовъ и какъ благотворно оно должно было воздѣйствовать на обоихъ! При этомъ невольно вспоминается дружба и совмѣстная работа двухъ тоже первостепенныхъ англійскихъ ученыхъ, геологовъ Седжвика и Мурчисона; но это воспоминаніе омрачается прискорбнымъ чувствомъ при мысли о томъ, что эта дружба перешла въ непріязнь и вражду, и, притомъ, не изъ личныхъ причинъ и столкновеній, а вслѣдствіе научнаго разногласія и ученой полемики. Нельзя удержаться, чтобы не повторить и по этому поводу, что Дарвинъ представляетъ рѣдкое явленіе и въ этической области.
   Къ Дженансу (пастору Блюмфильду) онъ обращался за рѣшеніемъ такого вопроса. Не всѣ птицы, которыя выводятся ежегодно, выживаютъ, но гораздо большая часть ихъ погибаетъ; когда же, въ какомъ возрастѣ онѣ погибаютъ въ наибольшемъ числѣ, т.-е. больше ли погибаетъ птенцовъ или взрослыхъ птицъ, а относительно перелетныхъ птицъ -- гдѣ ихъ больше погибаетъ, въ тѣхъ странахъ, гдѣ онѣ плодятся лѣтомъ, или въ тѣхъ, куда онѣ перелетаютъ для зимовки? "Если у васъ,-- пишетъ Дарвинъ,-- когда-нибудь будутъ какія-нибудь замѣчанія по этому предмету, то я былъ бы очень вамъ благодаренъ за сообщеніе ихъ мнѣ" (v. II, р. 33--4). Въ письмахъ къ Фоксу, его родственнику и товарищу по университету, онъ проситъ прислать ему маленькихъ голубей и разныхъ птицъ, домашнихъ и дикихъ, и, между прочимъ, поручаетъ предложить ученикамъ его школы премію въ шиллингъ, а то и больше, за полдюжины яицъ змѣй и ящерицъ. Въ одномъ изъ писемъ онъ, между прочимъ, писалъ ему: "Ни одинъ предметъ столько не смущаетъ меня и не возбуждаетъ столько сомнѣній и затрудненій, какъ способы разнесенія по океаническимъ островамъ однихъ и тѣхъ же видовъ сухопутныхъ животныхъ. Сухопутные моллюски просто бѣсятъ меня, и я нигдѣ не могу достать ихъ яицъ, чтобъ испытать ихъ способность плавать и сопротивляться разрушительному дѣйствію соленой воды" (v. II, р. 85). Къ тому же Фоксу онъ обращается съ просьбой собирать для него свѣдѣнія о лошадяхъ, имѣющихъ полосы на спинѣ или на ногахъ, подобно зебрѣ (v. II, 111).
   По поводу своихъ опытовъ вымачиванія сѣмянъ въ соленой водѣ Дарвинъ сначала торжествовалъ надъ Гукеромъ, который предполагалъ, что даже послѣ недѣли вымачиванія сѣмяна потеряютъ жизненность, между тѣмъ, на опытѣ оказалось, что нѣкоторыя сѣмяна сохранили всхожесть даже послѣ вымачиванія въ теченіе трехъ недѣль, а въ такое время они могли бы переплыть большія пространства, попасть на далекія острова и населить ихъ. Но въ свою очередь восторжествовалъ и Гукеръ, убившій Дарвина замѣчаніемъ, что всякія сѣмена тонутъ въ водѣ и не могутъ плавать и переплывать большія пространства. "Увѣряю васъ,-- пишетъ Дарвинъ,-- я совершенно сконфуженъ съ моими опытами; эти проклятыя сѣмена если тонутъ, то, конечно, не могутъ плавать, какъ вы справедливо замѣтили. Я переписывался съ Скоресби и получилъ рѣшительный отвѣтъ, отнявшій у меня всякую надежду на какой-нибудь неизвѣстный мнѣ законъ, который бы могъ остановить ихъ неудержимое погруженіе въ глубочайшія глубины океана... Но я, все-таки, не отказываюсь отъ переплыванія... и, какъ къ послѣднему ресурсу, прибѣгаю къ мысли, что могутъ попадать въ море сѣмена въ стрючкахъ и шелухѣ и даже можетъ попадать цѣлое растете... Броунъ думаетъ, что нѣсколько (4) индійскихъ сѣмянъ были перенесены водою на берега Европы. Меня увѣряли, что на Кокосовыхъ островахъ сѣмена нерѣдко выбрасываются водою на берегъ. Плаваютъ же, значить, они и должны плавать" (v. II, р. 55--7). Въ другомъ письмѣ онъ писалъ Гукеру: "Я начинаю думать, что вопросъ о плаваніи гораздо серьезнѣе, чѣмъ вопросъ о всхожести, и я собираю всевозможныя свѣдѣнія объ этомъ предметѣ, причемъ надѣюсь пролить на него нѣкоторый свѣтъ" (v. II, р. 58).
   Въ первомъ письмѣ, съ которымъ Дарвинъ обратился къ А. Грею, онъ просилъ послѣдняго прислать ему списокъ альпійскихъ растеній, растущихъ на американскихъ высотахъ, и совѣтовалъ ему написать о нихъ статью. Въ началѣ письма онъ сдѣлалъ такую извинительную оговорку: "Такъ какъ я не ботаникъ, то съ моей стороны было бы безразсудно обращаться къ вамъ съ ботаническими вопросами; въ свое извиненіе я могу только сказать вамъ, что я уже нѣсколько лѣтъ собираю факты объ "измѣняемости", и когда я нахожду, что какія-нибудь общія замѣчанія приложимы къ животнымъ, то пытаюсь узнать, не могутъ ли они быть приложимы и къ растеніямъ" (v. II, р. 60). А. Грей исполнилъ съ удовольствіемъ просьбу Дарвина и прислалъ ему списокъ американскихъ альпійскихъ растеній при самомъ любезномъ, дружескомъ письмѣ. Ободренный этимъ, Дарвинъ въ слѣдующихъ письмахъ засыпалъ Грея разными вопросами, просьбами и предложеніями. Въ длинномъ письмѣ, занимающемъ четыре печатныхъ страницы, онъ, прежде всего, благодаритъ Грея за присланный списокъ альпійскихъ растеній и даетъ совѣтъ въ готовившемся къ новому изданію Руководствѣ ботаники при американскихъ растеніяхъ, распространенныхъ и въ Европѣ, ставить въ скобкахъ Eu. "По собственному опыту,-- пишетъ онъ,-- при изученіи англійскихъ растеній по руководствамъ, я знаю, какъ было бы во многихъ случаяхъ крайне интересно, если бы руководства давали хоть какое-нибудь понятіе о распространеніи ихъ, и потому я увѣренъ, что и вашимъ американскимъ изслѣдователямъ и начинающимъ интересно было бы знать, какія изъ американскихъ растеній туземныя и какія европейскія". Затѣмъ по поводу тѣхъ же альпійскихъ американскихъ растеній онъ пишетъ, что слѣдовало бы въ Руководствѣ указывать, какія изъ нихъ распространяются къ западу отъ Скалистыхъ горъ и въ восточной Азіи, считая ее до Енисея. "Распространеніе растеній къ западу или востоку, т.-е. гдѣ распространено большинство альпійскихъ американскихъ растеній, въ Гренландіи и Западной Европѣ, или же въ Восточной Азіи,-- представляется мнѣ весьма интереснымъ пунктомъ, могущимъ разъяснить, шла ли миграція растеній къ востоку или западу. Но будьте увѣрены, пожалуйста,-- оговаривается онъ при этомъ съ обычною скромностью,-- что я вполнѣ сознаю, что единственная цѣль этихъ моихъ замѣчаній -- показать ботанику, какіе пункты желалъ бы узнать не-ботаникъ, такъ какъ, по моему мнѣнію, человѣкъ, глубоко изучающій какой-либо предметъ, часто не можетъ знать, какія свѣдѣнія нужны несвѣдущему человѣку". Послѣ такой оговорки онъ продолжаетъ: "Я думаю, что и вы, подобно другимъ ботаникамъ, укажете въ Руководствѣ численное отношеніе ко всей описываемой вами флорѣ ея главныхъ большихъ семействъ... Мнѣ бы желалось также знать точное числовое отношеніе европейскихъ растеній и отдѣльныхъ большихъ семействъ ихъ ко всей флорѣ -- для соображеній о средствахъ и способахъ разнесенія растеній... Я не знаю, убѣждены ли вы, какъ убѣжденъ я, что было бы желательно, чтобы ботаники показывали какъ въ цѣлыхъ числахъ, такъ и въ мелкихъ дробяхъ численныя отношенія между семействами, какъ я, наприм., высчиталъ по вашему Руководству, что въ числѣ туземныхъ растеній зонтичныя составляютъ 36/тиз= У49, такъ какъ, не зная цѣлыхъ чиселъ, нельзя судить, какъ дѣйствительно близки между собою числа растеній одного и того же семейства въ двухъ отдаленныхъ странахъ. Но, можетъ быть, вы считаете это излишнимъ. По поводу этихъ числовыхъ отношеній я могу указать вамъ примѣръ тѣхъ вопросовъ, которые я пытаюсь разрѣшить, и вмѣстѣ примѣръ того, какъ они часто бываютъ неопредѣленны и незначительны. Имѣя въ виду замѣчаніе Броуна и Гукера, что одинаковость числа большихъ семействъ въ двухъ странахъ показываетъ, что эти страны нѣкогда были непрерывно соединены между собою, я вычислилъ отношеніе пришлыхъ сложно-цвѣтныхъ Великобританіи ко всѣмъ пришлымъ растеніямъ, и оказалось, что они составляютъ 10/92 = 1/92. Въ нашей же туземной флорѣ они составляютъ 1/10; и во многихъ другихъ случаяхъ я нашелъ подобное поразительное соотвѣтствіе. Затѣмъ я взялъ ваше Руководство съ цѣлью рѣшить тотъ же вопросъ и нашелъ, что сложно-цвѣтныя представляютъ такое же поразительное соотвѣтствіе, т.-е. 24/206 = 1/8 въ общемъ числѣ пришлыхъ растеній и 223/1798 = 1/8 туземныхъ. Но когда я обратился къ другимъ семействамъ, то нашелъ совершенно другія отношенія, что показываетъ, что совпаденія въ британской флорѣ, вѣроятно, случайны. Я думаю, что въ Руководствѣ вы укажете численное отношеніе родовъ къ видамъ, т.-е. сколько видовъ содержитъ каждый родъ, хотя для себя я уже сдѣлалъ это. Если бы только это не было слишкомъ хлопотливо, то было бы очень интересно и дало бы прекрасное понятіе о вашей флорѣ, если бы вы раздѣлили виды на три группы: а) виды общіе со Старымъ Свѣтомъ, съ указаніемъ числа общихъ Европы съ Азіею; b) туземные виды, но относящіеся къ родамъ, существующимъ въ Старомъ Свѣтѣ, и с) виды, относящіеся къ родамъ, свойственнымъ только Америкѣ или Новому Свѣту. Но, по моему мнѣнію, было бы верхомъ совершенства, если бы вы указали, есть ли другіе случаи родовъ, общихъ въ Европѣ или Старомъ Свѣтѣ, но не существующихъ въ вашей флорѣ". Наконецъ, нашелся у него вопросъ, непосредственно касавшійся его задушевнаго species work. "Есть еще одинъ пунктъ,-- пишетъ онъ въ концѣ письма,-- разъясненіе котораго особенно желательно для меня... Но этотъ пунктъ въ настоящее время можетъ интересовать только меня одного и вовсе не касается географическаго распредѣленія... Мнѣ нужно было бы знать близкіе виды въ извѣстной флорѣ для того, чтобы сравнивать въ различныхъ флорахъ, одни ли и тѣ же роды имѣютъ близкіе виды. Я разумѣю подъ близкимъ видомъ такой, который вы считаете особымъ самостоятельнымъ видомъ, но, въ то же время, можете допустить, что другой какой-нибудь дѣльный ботаникъ можетъ считать его только породой или разновидностью, или же такой, который вы, хотя и имѣли возможность отлично узнать, однако, затрудняетесь отличить его отъ нѣкоторыхъ другихъ видовъ. Если вы будете столь добры, что согласитесь сдѣлать это для меня, то крестъ, поставленный вами надъ такими видами въ ненужныхъ вамъ корректурныхъ листахъ, и дастъ мнѣ требуемое свѣдѣніе". Корректурные листы онъ проситъ прислать черезъ Гукера (v. II, р. 61--65).
   Въ одномъ изъ слѣдующихъ писемъ Дарвинъ открылъ и А. Грею свой задушевный секретъ: "Девятнадцать лѣтъ назадъ,-- пишетъ онъ,-- занятія естественною исторіей навели меня на мысль собирать всякаго рода факты по вопросу о происхожденіи видовъ, что я и дѣлаю съ тѣхъ поръ. Созданы ли виды независимо одни отъ другихъ, или же одни виды произошли отъ другихъ, какъ разновидности происходятъ отъ видовъ? По моему мнѣнію, можно доказать съ вѣроятностью, что человѣкъ развелъ самыя характерныя разновидности, сохраняя лучшихъ представителей ихъ и уничтожая другихъ; но это завело бы меня слишкомъ далеко. Говоря кратко, я предполагаю, что виды произошли подобно нашимъ домашнимъ разновидностямъ, причемъ было много уничтоженія, и затѣмъ думаю испробовать эту гипотезу сличеніемъ ея съ общими и прочно установившимися положеніями, какія только могутъ найтись въ географическомъ распредѣленіи, геологической исторіи, родствѣ между организмами и проч., и проч. И если эта гипотеза объяснитъ такія общія положенія, то, по моему мнѣнію и согласно общепринятому правилу во всѣхъ наукахъ, мы должны принимать ее, пока не появится другая лучшая гипотеза... Мѣсто не позволяетъ мнѣ распространяться подробно, но, какъ честный человѣкъ, я долженъ сказать вамъ, что я пришелъ къ еретическому заключенію, что созданныхъ независимо одинъ отъ другого видовъ не существуетъ, что виды суть только рѣзко выраженныя разновидности. Я думаю, вы станете презирать меня за это. Я не скрываю отъ себя громадныхъ трудностей такого взгляда, но, мнѣ кажется, онъ не можетъ быть ложнымъ, если онъ объясняетъ столь многое, иначе необъяснимое... Я долженъ сказать еще одно слово въ свое оправданіе (такъ какъ я почти увѣренъ, что вы съ презрѣніемъ отнесетесь ко мнѣ и къ моимъ фантазіямъ), что всѣ мои понятія о способѣ измѣненія видовъ составляютъ результатъ долговременнаго изученія сочиненій земледѣльцевъ и садоводовъ и сношеній съ ними, и мнѣ кажется, я вполнѣ уяснилъ себѣ способы, употребляемые природою для измѣненія ея видовъ и для приспособленія ихъ къ удивительнымъ и изысканнымъ случайностямъ, которымъ подвержено всякое живое существо" (v. II, р. 78--80). Вопросы и совѣты Дарвина навели А. Грея на мысль заняться числовыми отношеніями сѣверо-американской флоры и онъ напечаталъ статью подъ заглавіемъ: Статистика (флоры Сѣвера-Американскихъ Штатовъ. По поводу этой статьи Дарвинъ писалъ ему: "Мнѣ было крайне пріятно узнать ваше заключеніе относительно того, что виды большихъ родовъ имѣютъ обширное распространеніе; оно вполнѣ согласно съ результатами, которые я получилъ нѣсколькими путями, и имѣетъ большую важность для моихъ понятій. Но одно изъ вашихъ заключеній, т.-е. что путь эмиграціи чисто-альпійскихъ растеній шелъ черезъ Гренландію, мнѣ очень не по сердцу. Мнѣ бы крайне было желательно, чтобы вы напечатали въ подробностяхъ основанія вашего мнѣнія... Вы обременены работой и назовете меня сущимъ наказаніемъ для васъ, но я, все-таки, сообщу вамъ еще одну мою мысль. Разныя мои странныя умствованія привели меня къ заключенію (оно нисколько не касается географическаго распредѣленія, но касается вашей статистики), что деревья обнаруживаютъ сильную тенденцію имѣть цвѣтки двудомные, однодомные и разнодомные. Я нашелъ это въ англійскихъ растеніяхъ... Гукеръ, по моей просьбѣ пересмотрѣвшій флору Новой Зеландіи, пришелъ къ тому же заключенію и обѣщаетъ разобрать съ этой точки зрѣнія флору Тасманіи. Кустарники занимаютъ въ этомъ отношеніи средину между деревьями и травами. Мнѣ кажется, это любопытный фактъ, и даже очень любопытный, если вѣрна моя теорія и объясненіе его" (v. II, р. 89--90). Въ одномъ изъ писемъ онъ проситъ Грея прислать ему хоть самый краткій отвѣтъ на слѣдующій вопросъ, на который навелъ его Гукеръ: существуетъ ли у ботаниковъ при описаніи какой-нибудь флоры расположеніе,-- конечно, безсознательное и ненамѣренное,-- отмѣчать и описывать разновидности только большихъ родовъ, или же, напротивъ, такое расположеніе существуетъ у нихъ только относительно небольшихъ родовъ? И самъ Грей можетъ ли сказать о себѣ, какое въ немъ преобладало расположеніе обращать вниманіе на разновидности -- у большихъ, или же у малыхъ родовъ? Въ припискѣ къ письму онъ прибавляетъ: "Пожалуйста, имѣйте въ виду, что вопросъ не въ томъ, больше или меньше разновидностей въ большихъ или малыхъ родахъ, а въ томъ, сильнѣе или слабѣе въ умахъ ботаниковъ расположеніе отмѣчать и описывать разновидности въ большихъ или малыхъ родахъ" (v. II, р. 107). Наконецъ, Дарвинъ сообщилъ Грею всю суть своей теоріи въ письмѣ, которое впослѣдствіи было напечатано въ журналѣ Линнеевскаго общества, вмѣстѣ со статьею Уоллеса, въ доказательство того, что Дарвинъ еще раньше Уоллеса выработалъ теорію происхожденія видовъ путемъ естественнаго подбора. "Такъ какъ вы интересуетесь этимъ предметомъ, -- пишетъ Дарвинъ, -- и такъ какъ для меня чрезвычайно важно знать ваше мнѣніе, то я прилагаю при семъ самое краткое резюме моихъ понятій о тѣхъ способахъ, какими природа производитъ свои виды" (v. II, р. 121). Въ концѣ письма онъ прибавляетъ: "Это очеркъ весьма несовершенный, но лучшаго я и не могъ сдѣлать при краткости мѣста. Съ перваго взгляда все это можетъ показаться вздоромъ, а, можетъ быть, и при дальнѣйшемъ разсмотрѣніи покажется вздоромъ" (v. II, р. 125).
   Такъ шло дѣло до 1856 года; Дарвинъ занимался подробностями своей теоріи и все копилъ матеріалы, такъ что у него оказалась страшная масса ихъ. Въ письмѣ къ Фоксу онъ пишетъ, между прочимъ: "Очень вамъ благодаренъ за ваше важное сообщеніе о кошкахъ; я вижу, что я сильно ошибался, но я помню, что у меня были гдѣ-то ваши подлинныя замѣтки. Однако, подобныхъ замѣтокъ въ теченіе девятнадцати лѣтъ у меня накопилась такая масса, что, по меньшей мѣрѣ, потребовался бы цѣлый годъ, чтобы пересмотрѣть ихъ и классифицировать... По временамъ у меня является опасеніе, что я не справлюсь съ своею задачей, такъ какъ предметъ мой все разростается и становится обширнѣе съ каждымъ мѣсяцемъ работы" (v. II, р. 71--72). Наконецъ, въ 1856 году Ляйелль сталъ настоятельно совѣтовать Дарвину, сталъ даже, что называется, приставать къ нему, чтобы онъ непремѣнно напечаталъ что-нибудь о своей теоріи, изложилъ бы печатно сущность ея хоть въ самыхъ общихъ чертахъ. Совѣты Ляйелля были вызваны, какъ видно, опасеніемъ, чтобы Дарвинъ какъ-нибудь не лишился права первенства на свою теорію, чтобы кто-нибудь другой не опередилъ его. Въ это время Дарвинъ не дѣлалъ уже никакого секрета изъ своей теоріи, и въ общихъ чертахъ она извѣстна была многимъ. Могло случиться, что свѣдѣніе объ этой теоріи послужило бы для какого-нибудь ученаго импульсомъ и поводомъ направить свои мысли и свои работы въ ту же сторону и дойти потомъ уже даже теоретическимъ путемъ до цѣльной теоріи, сходной съ дарвиновскою, и немедленно огласить ее печатно прежде всякой фактической обработки и аргументаціи ея. Такой ученый могъ бы съ спокойною совѣстью даже утверждать, что онъ первый авторъ теоріи. По вопросъ, что же именно печатать, въ какомъ видѣ, въ какихъ размѣрахъ и гдѣ, поставилъ Дарвина въ крайнее затрудненіе. Прежде всего, ему не нравилась самая мысль выступать въ печать съ своею теоріей безъ всякихъ другихъ серьезныхъ и настоятельныхъ мотивовъ, кромѣ обезпеченія за собою права первенства. "О вашемъ совѣтѣ относительно очерка моихъ взглядовъ,-- пишетъ онъ Ляйеллю, -- я не знаю, что и думать. Я поразмыслю надъ нимъ, хотя онъ идетъ въ разрѣзъ съ моими предвзятыми рѣшеніями. Сдѣлать настоящій очеркъ рѣшительно невозможно, такъ какъ каждое положеніе требуетъ массы фактовъ... Мнѣ противна самая мысль писать для первенства, хотя, конечно, для меня было бы весьма прискорбно, если бы кто-нибудь напечаталъ мои доктрины раньше меня" (v. II, р. 67--68). По обыкновенію, онъ обратился за совѣтомъ къ Гукеру. "Я очень нуждаюсь,-- писалъ онъ,-- въ совѣтѣ и истинномъ утѣшеніи, если вы можете дать его. Я имѣлъ большой разговоръ съ Ляйеллемъ о моемъ species work, и онъ настоятельно совѣтуетъ напечатать что-нибудь. Я рѣшительно стою противъ какого бы то ни было періодическаго изданія или журнала и не желаю подводить редактора или совѣтъ, заставляя ихъ печатать то, что можетъ надѣлать имъ непріятностей. Если я что-нибудь напечатаю, то это долженъ быть небольшой жиденькій томикъ, содержащій въ себѣ очеркъ моихъ взглядовъ и трудностей, встрѣчаемыхъ ими, хотя страшно нефилософично печатать резюме, безъ точныхъ ссылокъ, ненапечатаннаго сочиненія. Ляйелль же думаетъ, что я могу это сдѣлать по совѣту друзей и при этомъ въ свое оправданіе заявить, что я работаю уже 18 лѣтъ и, однако, еще нѣсколько лѣтъ не буду имѣть возможности напечатать свое сочиненіе и указать трудности, которыя требуютъ спеціальнаго изслѣдованія. Какъ вы думаете? Я былъ бы очень благодаренъ за совѣтъ" (v. II, р. 69). Гукеръ былъ согласенъ съ Ляйеллемъ и съ своей стороны думалъ, что можно было бы напечатать въ какомъ-нибудь ученомъ журналѣ "предварительную статью" о теоріи. Эта мысль сначала какъ будто понравилась Дарвину, но затѣмъ онъ опять сталъ настаивать на своемъ. "Я чрезвычайно радъ, -- писалъ онъ Гукеру,-- что и вы одобряете напечатаніе предварительной статьи; но для меня невыносима мысль просить о напечатаніи какого-нибудь редактора и совѣтъ, а затѣмъ, можетъ быть, смиренно просить у нихъ извиненія за причиненную имъ непріятность. Только относительно одного этого пункта я нахожусь въ томъ положеніи, которое, по мудрому изреченію моего отца, всего лучше для человѣка, ищущаго совѣтовъ, т.-е. я принялъ свое твердое рѣшеніе, а затѣмъ, какъ говаривалъ обыкновенно мой отецъ, хорошій совѣтъ будетъ очень пріятенъ, а дурной легко будетъ отвергнутъ. Но Богу извѣстно, нахожусь ли я въ такомъ же положеніи вообще относительно напечатанія какой-нибудь предварительной статьи. Мнѣ представляется рѣшительно нефилософичнымъ печатать одни результаты безъ всѣхъ подробностей, которыя привели къ этимъ результатамъ" (v. II, р. 66--70). Наконецъ, послѣ совѣта еще съ нѣкоторыми друзьями Дарвинъ, оставляя открытымъ вопросъ о печатаніи, рѣшился составить очеркъ теоріи, но не краткій, а самый подробный, со внесеніемъ въ него всѣхъ матеріаловъ, находившихся тогда въ его распоряженіи.
   И такъ, въ 1856 году Дарвинъ принялся за окончательную обработку и за окончательное изложеніе своей теоріи, которое, какъ сказано въ первой статьѣ, было задумано въ размѣрахъ, въ три или даже въ четыре раза превышавшихъ размѣръ напечатанной имъ впослѣдствіи книги Происхожденіе видовъ, хотя и это изложеніе, по его же словамъ, все-таки, было бы не больше какъ резюме громадной массы собраннаго имъ матеріала. Онъ работалъ надъ этимъ дѣломъ около двухъ лѣтъ и написалъ десять главъ, всего около половины задуманнаго имъ изложенія. Но въ половинѣ 1858 года планъ его разстроился и онъ долженъ былъ прекратить свою работу. Въ это именно время произошла та исторія, которая подробно изложена въ первой нашей статьѣ. Онъ получилъ отъ Уоллеса рукопись статьи, предлагавшей теорію, почти буквально сходную съ дарвиновскою. Какъ было сказано, эта рукопись вмѣстѣ съ извлеченіями изъ рукописей и письмомъ Дарвина къ А. Грею была представлена Линнеевскому обществу, и все это въ видѣ одной собирательной статьи было напечатано въ журналѣ общества. Такимъ образомъ, въ засѣданіи Линнеевскаго общества, происходившемъ вечеромъ 1 іюля 1858 г., англійскіе ученые въ первый разъ услыхали о новой еретической теоріи измѣненія и образованія видовъ, предлагаемой сразу двумя учеными, одновременно, но независимо одинъ отъ другого выработавшими ее, причемъ учеными воспріемниками теоріи являются такіе ученые, какъ Ляйелль и Гукеръ. Докладъ въ обществѣ этой статьи не вызвалъ никакихъ преній и произведенное имъ впечатлѣніе на ученыхъ членовъ Гукеръ описываетъ такимъ образомъ: "Возбужденный интересъ былъ очень силенъ, но предметъ былъ слишкомъ новъ и слишкомъ зловѣщъ для старой школы, чтобы отважиться вступить въ пренія, не вооружившись напередъ. Послѣ засѣданія говорили сдержанно; одобреніе Ляйелля, а можетъ быть до нѣкоторой степени и мое, какъ его помощника въ этомъ дѣлѣ, нѣсколько устрашало членовъ, которые въ противномъ случаѣ возстали бы противъ новаго ученія. Кромѣ того, наше положеніе было выгодно тѣмъ, что мы были знакомы съ авторами и съ ихъ темой" (v. II, р. 126).
   Послѣ статьи Уоллеса Дарвинъ вполнѣ убѣдился, какъ благоразумны и основательны были совѣты, которые ему давали Ляйелль и Гукеръ, торопившіе его съ опубликованіемъ его теоріи. Прочитавши статью Уоллеса, онъ писалъ Ляйеллю: "Ваши слова, что меня могутъ предвосхитить, оправдались съ отмщеніемъ. Вы сказали мнѣ ихъ, когда я вамъ самымъ краткимъ образомъ изложилъ мои взгляды о естественномъ подборѣ, зависящемъ отъ борьбы за существованіе" (II, р. 116). Чувства, которыя онъ испыталъ при видѣ уже обрушившейся на него опасности предвосхищенія, были, конечно, не тѣ, какія возбуждала въ немъ одна болѣе или менѣе вѣроятная возможность этой опасности. Онъ пишетъ Гукеру: "Я всегда считалъ очень возможнымъ, что меня могутъ опередить, но я воображалъ, что у меня хватитъ великодушія настолько, чтобы не придавать этому важности. Теперь же оказывается, что я ошибался, и вотъ наказанъ за это" (II, р. 128). Послѣ такого урока Дарвинъ самъ убѣдился, что нужно поторопиться и не слѣдуетъ гоняться за идеальною полнотой. Онъ бросилъ начатое имъ въ 1856 году изложеніе своей теоріи, прервавши его на половинѣ, и рѣшилъ сдѣлать изъ него краткое извлеченіе и въ это же извлеченіе включить и остальную часть своего труда. Онъ разсчитывалъ, что это извлеченіе будетъ не очень обширно и что его можно будетъ напечатать въ журналѣ Линнеевскаго общества въ видѣ одного или нѣсколькихъ мемуаровъ. Онъ спрашивалъ у Гукера, сколько страницъ можетъ удѣлить ему этотъ журналъ для мемуара, причемъ предлагалъ приплачивать отъ себя за печатаніе, если размѣръ книжекъ журнала увеличится вслѣдствіе помѣщенія въ нихъ мемуара. Самую работу надъ извлеченіемъ онъ находилъ для себя пріятною и поучительною и такъ писалъ о ней Гукеру: "Я провожу мое время въ томъ, что ежедневно посвящаю нѣсколько часовъ моему извлеченію и нахожу это пріятнымъ и поучительнымъ дѣломъ. Я теперь сердечно благодаренъ вамъ и Ляйеллю, что вы убѣдили меня взяться за это, потому что, сдѣлавши извлеченіе, я въ состояніи буду скорѣе и легче кончить мое сочиненіе" (v. II, р. 132). И въ другомъ письмѣ онъ пишетъ ему же: "Вы не можете себѣ представить, какую услугу вы мнѣ оказали, заставивши меня дѣлать извлеченіе, потому что хотя я и воображалъ, что для меня уже все ясно, однако, извлеченіе очень просвѣтило мою голову, заставивши меня взвѣшивать относительную важность нѣсколькихъ элементовъ" (v. II, р. 138), но какъ онъ ни старался сокращать это извлеченіе, а оно, все-таки, сильно разросталось; онъ сообщалъ Гукеру, что одна только первая глава объ измѣненіи домашнихъ животныхъ заняла въ рукописи его извлеченія 35 страницъ листового формата. При дальнѣйшемъ ходѣ работы онъ, наконецъ, окончательно убѣдился, что извлеченіе, какъ его ни сокращай, не подойдетъ къ размѣрамъ журнала и что его нужно будетъ печатать отдѣльною книгой. Въ письмѣ къ Гукеру онъ сообщаетъ: "Я написалъ уже 330 страницъ въ листъ моего извлеченія и потребуется еще страницъ 150--200, такъ что получится печатный томъ въ 400 страницъ и долженъ будетъ печататься отдѣльною книгой, что, по-моему, и лучше во многихъ отношеніяхъ. Предметъ дѣйствительно слишкомъ обширенъ для обсужденія его въ какомъ бы то ни было обществѣ, и я думаю, что нѣкоторые извѣстные мнѣ люди непремѣнно перепутали бы религію" (v. II, р. 143).
   Дарвинъ принялся за составленіе извлеченія въ концѣ іюля 1858 г., и къ маю слѣдующаго года оно было уже готово и нужно было думать о печатаніи его. Найти издателя и согласиться съ нимъ насчетъ условій взялся Ляйелль. Издать извлеченіе предложено было Джону Мюррею. Дарвинъ писалъ Ляйеллю: "Изъ одного выраженія въ письмѣ лэди Ляйелль я заключаю, что вы говорили съ Мюрреемъ. Такъ ли это, и согласенъ ли онъ издать мое извлеченіе? Если вы сообщите мнѣ, говорили ли вы съ нимъ и что именно, то я самъ напишу ему. Знаетъ ли онъ хоть что-нибудь о предметѣ книги? Во-вторыхъ, какъ вы посовѣтуете мнѣ, лучше ли чтобъ я назначилъ условія изданія, или чтобы предоставить ему самому предложить мнѣ эти условія? И какъ вы думаете, какія условія были бы подходящими -- участіе въ прибыляхъ или что другое? Наконецъ, будьте добры, взгляните на прилагаемое при семъ заглавіе и скажите ваше мнѣніе, или сдѣлайте какія-нибудь замѣчанія; вы имѣйте въ виду, что если мнѣ позволитъ здоровье и я найду стоющимъ того, то у меня скоро будетъ готова болѣе обширная и полная книга о томъ же предметѣ. Мое извлеченіе составитъ около пятисотъ страницъ формата вашего перваго изданія Элементовъ геологіи" (v. II, р. 151). Въ постскриптумѣ того же письма онъ прибавляетъ: "Какъ вы посовѣтуете, сказать ли мнѣ Мюррею, что моя книга неправославна не болѣе, а именно настолько, насколько то неизбѣжно по самому существу предмета; что я не занимаюсь въ ней происхожденіемъ человѣка; что я не вхожу ни въ какія разсужденія о книгѣ Бытія и проч. и проч., и только излагаю факты и тѣ заключенія, которыя, по моему мнѣнію, справедливо вытекаютъ изъ нихъ? Или же лучше ничего не говорить Мюррею въ той надеждѣ, что онъ ничего не будетъ имѣть противъ моего неправославія, котораго и дѣйствительно въ моемъ сочиненіи не больше, чѣмъ въ любомъ геологическомъ трактатѣ, который несогласенъ съ книгою Бытія?" (v. II, р. 152). Заглавіе для своего сочиненія Дарвинъ предлагалъ такое: "Извлеченіе изъ сочиненія о происхожденіи видовъ и разновидностей посредствомъ естественнаго подбора". Мюррей охотно согласился издать сочиненіе, даже не пожелалъ познакомиться съ его содержаніемъ, но за то возражалъ противъ предполагаемаго заглавія. Онъ предлагалъ совсѣмъ исключить извлеченіе изъ сочиненія, съ чѣмъ вполнѣ согласенъ былъ и Ляйелль, и потомъ находилъ неяснымъ терминъ "естественный подборъ". По этому поводу Дарвинъ писалъ Ляйеллю: "Очень жаль, что Мюррей возражаетъ противъ слова "извлеченіе", такъ какъ, по моему мнѣнію, оно только можетъ служить оправданіемъ того, что я не дѣлаю ссылокъ и не привожу въ подробности фактовъ; но я сдѣлаю эту уступку ему и вамъ. Жаль такъ же, что онъ возражаетъ противъ "естественнаго подбора". Я думаю удержать эти слова съ такого рода объясненіемъ -- посредствомъ естественнаго подбора или сохраненія благопріятствуемыхъ породъ. Терминъ подборъ нравится мнѣ потому, что онъ постоянно употребляется во всѣхъ сочиненіяхъ по животноводству, и я удивляюсь, какъ онъ незнакомъ Мюррею, но я такъ долго изучалъ подобныя сочиненія, что не могу быть компетентнымъ судьею" (L. а. L. v. II, р. 153). Мюррей не сталъ спорить и помирился съ подборомъ; затѣмъ переговоры объ условіяхъ пошли своимъ чередомъ. Въ письмѣ къ Гукеру Дарвинъ сообщаешь: "Я написалъ Мюррею и сообщилъ ему содержаніе главъ съ обѣщаніемъ доставить ему рукопись дней черезъ десять. Сегодня утромъ я получилъ отъ него письмо, въ которомъ онъ предлагаетъ мнѣ прекрасныя условія и соглашается издавать, даже не видавши рукописей. Вотъ какъ онъ горячо берется за дѣло; но я то, во всякомъ случаѣ, долженъ быть остороженъ и, благодаря вашему письму, я сказалъ ему самымъ категорическимъ образомъ, что принимаю его предложеніе только подъ тѣмъ условіемъ, что когда онъ просмотритъ всю рукопись или хоть часть ея, то будетъ имѣть полное право отказаться" (L. а. L. v. II, р. 153). Поэтому Дарвинъ послалъ на предварительный просмотръ Мюррею часть рукописи при слѣдующемъ письмѣ: "Съ этою же почтой я посылаю вамъ заглавіе съ нѣсколькими замѣчаніями на отдѣльномъ листкѣ. Если вы будете имѣть терпѣніе прочесть всю первую главу, то, по моему искреннему убѣжденію, получите достаточное понятіе объ интересѣ всей книги. Можетъ быть, это слишкомъ высокомѣрно съ моей стороны, но я думаю, что предметъ заинтересуетъ публику, и я увѣренъ, что взгляды мои оригинальны. Если вы думаете иначе, то я вамъ повторяю мою просьбу, чтобы вы въ такомъ случаѣ отказались отъ моего сочиненія; и хотя это будетъ для меня до нѣкоторой степени непріятно, но я вовсе не буду считать себя обиженнымъ" (L. а. L. v. II, р. 155--6). Можетъ быть, Мюррей и не могъ самъ судить о предметѣ, но для него важна была рекомендація такого компетентнаго судьи, какъ Ляйелль, который, конечно, не посовѣтовалъ бы ему издавать сочиненіе Дарвина, еслибъ оно было заурядно и банально. Поэтому Мюррей ограничился прочтеніемъ въ рукописи только трехъ первыхъ главъ и немедленно же, въ апрѣлѣ 1859 года, приступлено было къ печатанію сочиненія, и издатель рѣшилъ печатать 1,250 экземпляровъ.
   Дарвину приходилось ужасно много трудиться надъ корректурами. Друзья и знакомые, въ томъ числѣ и дамы, просматривавшія корректуры, находили многія мѣста неясными, да и самъ онъ не вездѣ былъ доволенъ своимъ изложеніемъ и старался улучшать его. Поэтому онъ дѣлалъ очень много поправокъ и измѣненій въ корректурахъ, что, какъ извѣстно, накладно для издателя, такъ какъ онъ долженъ платить типографщику особо за всѣ подобныя корректурныя передѣлки. Мучимый угрызеніями совѣсти, Дарвинъ писалъ Мюррею: "Корректура подвигается весьма медленно. Помнится, я писалъ вамъ, что не предвидится много исправленій въ корректурѣ. И это я писалъ вамъ чистосердечно, по искреннему убѣжденію, но оказывается, что я страшно ошибся. Я нахожу свой слогъ невообразимо дурнымъ и чрезвычайно трудно сдѣлать его яснымъ и гладкимъ. Я съ прискорбіемъ долженъ сказать, что корректуры слишкомъ накладны какъ относительно расходовъ на нихъ, такъ и относительно потери времени для меня. Но бѣглый просмотръ даетъ мнѣ право надѣяться, что послѣднія главы изложены не такъ дурно. Рѣшительно непостижимо, какъ я могъ такъ дурно излагать, и, мнѣ кажется, это произошло отъ того, что все мое вниманіе было устремлено на общій ходъ аргументаціи, а не на подробности. Все, что я могу сказать, это то, что мнѣ это очень прискорбно.
   "P.S. Посмотрѣлъ я на корректурныя поправки и задумался надъ ними. Мнѣ кажется, я введу васъ въ излишнія издержки. Если вамъ угодно, я предложилъ бы вамъ такого рода сдѣлку: когда сочиненіе будетъ готово, вы опредѣлите умѣренную норму расходовъ на поправки въ корректурѣ, а все, что будетъ израсходовано больше противъ нормы, то или я заплачу отъ себя, или вы удержите изъ моего гонорара" (v. II, р. 159). Изъ дальнѣйшей переписки видно, что Мюррей не принялъ этого предложенія и взялъ всѣ поправки на свой счетъ.
   По мѣрѣ того, какъ печатаніе приближалось къ концу, Дарвинъ начиналъ волноваться все больше, точно новичокъ, по его собственнымъ словамъ, выступающій въ печать съ первымъ своимъ произведеніемъ (v. II, р. 171). Дарвинъ не сомнѣвался въ торжествѣ своей теоріи въ болѣе или менѣе близкомъ будущемъ; онъ также былъ увѣренъ и въ успѣхѣ своего новаго сочиненія. Одно только смущало его: это было не полное сочиненіе, а только извлеченіе изъ сочиненія, а потому оно можетъ быть не вполнѣ убѣдительно и не убѣдитъ многихъ изъ тѣхъ, которые охотно стали бы на его сторону, если бы имъ была представлена полная, во всѣхъ подробностяхъ развитая и законченная аргументація. Отсюда и вытекали всѣ его колебанія и сомнѣнія. Въ письмѣ къ Фоксу онъ такъ говоритъ о своемъ сочиненіи: "Моя книга почти совсѣмъ кончена, остаются только указатель и двѣ или три корректуры. Она выйдетъ въ свѣтъ въ началѣ ноября, и вамъ будетъ посланъ экземпляръ. Не забывайте, что это только извлеченіе (хотя написать его мнѣ стоило около тринадцати мѣсяцевъ труда), такъ что факты и авторитеты приведены далеко не вполнѣ. Мнѣ было бы любопытно узнать ваше мнѣніе о немъ, и я не настолько безразсуденъ, чтобы разсчитывать обратить и васъ. Лайелль читалъ около половины книги въ чистыхъ листахъ и сдѣлалъ мнѣ очень большой kudos. Онъ до такой степени колеблется въ своей вѣрѣ въ неизмѣняемость видовъ, что я ожидаю его обращенія. Гукеръ уже обратился и скоро заявитъ публично о своемъ обращеніи" (v. II, р. 168). Къ болѣе близкимъ друзьямъ онъ писалъ болѣе откровенно и не скрывалъ своихъ радужныхъ надеждъ. Такъ, Ляйеллю онъ писалъ: "Прошу васъ, не принимайте поспѣшно предвзятаго рѣшенія (подобно многимъ натуралистамъ) идти только до извѣстнаго пункта и никакъ не дальше, потому что я глубоко убѣжденъ, что безусловно необходимо или идти со мной до конца, или же придерживаться особаго сотворенія каждаго отдѣльнаго вида. Имѣйте въ виду, что вашъ приговоръ будетъ имѣть гораздо больше рѣшающаго вліянія, чѣмъ моя книга, на то, будутъ ли въ настоящее время приняты или отвергнуты мои взгляды; въ будущемъ я не сомнѣваюсь въ ихъ принятіи, и наши потомки такъ же будутъ удивляться общепринятымъ нынѣ понятіямъ, какъ мы удивляемся тому, какъ прежде думали, будто окаменѣлости, наприм., раковины созданы были именно такъ, какъ мы ихъ теперь видимъ. Но простите, что я все толкую о своемъ конькѣ..." (v. II, р. 165).
   И въ другомъ письмѣ онъ писалъ ему: "Хотя ваши собственныя самостоятельныя сомнѣнія въ неизмѣняемости могутъ имѣть больше вліянія на ваше обращеніе (если только вы обратитесь), чѣмъ моя книга, однако, такъ какъ я считаю вашъ приговоръ гораздо болѣе важнымъ въ моихъ глазахъ, да и въ глазахъ всѣхъ, чѣмъ приговоръ многихъ другихъ людей, то естественно, что я очень безпокоюсь относительно его. Поэтому прошу васъ, держите вопросъ открытымъ въ вашемъ умѣ, пока не получите моихъ послѣднихъ главъ, самыхъ важныхъ въ мою пользу. Послѣдняя глава, сводящая общіе результаты и взвѣшивающая всѣ доказательства противъ и за, будетъ очень пригодна для васъ. Я не могу достаточно сильно выразить мое убѣжденіе въ общей истинѣ моихъ доктринъ и Богъ свидѣтель, что я не скрылъ ни одной трудности. Я ужасно безпокоюсь на счетъ вашего приговора, и не потому, чтобъ я упалъ духомъ, если вы не обратитесь, такъ какъ я знаю, что и мнѣ самому потребовались долгіе годы для обращенія, но я буду глубоко обрадованъ, если вы обратитесь, въ особенности если будетъ и моя доля участія въ обращеніи. Тогда я буду сознавать, что я сдѣлалъ свое дѣло, и меня ужь мало будетъ занимать вопросъ, гожусь ли я еще на что-нибудь въ этой жизни" (v. II, р. 166--167). Наконецъ, посылая Ляйеллю отпечатанные послѣдніе листы, онъ писалъ ему: "Я считаю васъ моимъ лордомъ, верховнымъ канцлеромъ въ естественныхъ наукахъ и потому прошу васъ, когда вы кончите сочиненіе, перечитайте снова заголовки общаго обзора въ послѣдней главѣ. Мнѣ было бы крайне интересно услышать ваше рѣшеніе, если только вы можете рѣшать относительно за и противъ приведенныхъ въ моей книгѣ и вообще относительно другихъ подобныхъ за и противъ, какія могутъ встрѣтиться вамъ. Надѣюсь, вы согласитесь, что я добросовѣстно представилъ трудности. Я вполнѣ убѣжденъ, что если вы колеблетесь теперь хоть до нѣкоторой степени, то вы все болѣе и болѣе будете склоняться къ обращенію по мѣрѣ того, какъ дольше будете вдумываться въ этотъ предметъ. Я помню, что прошло много долгихъ годовъ, прежде чѣмъ я могъ осмѣлиться посмотрѣть прямо въ глаза нѣкоторымъ трудностямъ и не почувствовать смущенія" (v. II, р. 169--170). Гукеру онъ писалъ еще смѣлѣе и выражалъ надежды уже не на будущее, а даже настоящее: "Вы сочтете меня самообольщеннымъ, но я думаю, что моя книга будетъ популярна до извѣстной степени (настолько, чтобы гарантировать издателя отъ большихъ убытковъ) между учеными и полуучеными людьми; я думаю такъ потому, что въ разговорахъ я встрѣчалъ большой и удивлявшій меня интересъ къ этому предмету у такихъ людей и даже у людей неученыхъ, и всѣ мои главы не такъ же всѣ сплошь сухи и скучны, какъ глава о географическомъ распредѣленіи, которую вы читали" (v. II, р. 153--154). Но затѣмъ онъ какъ будто спохватился и устыдился своей самонадѣянности, и потому въ слѣдующемъ письмѣ писалъ Гукеру: "Пожалуйста, не говорите никому о моей увѣренности, что книга о видахъ будетъ довольно популярна и распродастся съ барышомъ (что составляетъ верхъ моего честолюбія), потому что если она потерпитъ неудачу, то я окажусь въ еще болѣе смѣшномъ положеніи" (v. II, р. 157).
   О предстоящемъ скоромъ появленіи въ свѣтъ сочиненія Дарвина ученый міръ былъ предувѣдомленъ, такъ сказать, оффиціально и торжественно Ляйеллемъ на съѣздѣ британской ассоціаціи въ Абердинѣ. Въ своемъ президентскомъ адресѣ по отдѣленію геологіи Ляйелль сказалъ, между прочимъ: "Объ этомъ трудномъ и таинственномъ предметѣ скоро появится сочиненіе Чарльза Дарвина, результатъ двадцатилѣтнихъ наблюденій и опытовъ по зоологіи, ботаникѣ и геологіи, которые привели его къ заключенію, что тѣ же самыя силы природы, которыя производятъ породы и постоянныя разновидности въ растеніяхъ и животныхъ, произвели въ болѣе продолжительные періоды также и виды, а въ еще болѣе продолжительный рядъ вѣковъ произвели различія, характеризующія отдѣльные роды.
   По моему мнѣнію, ему удалось своими изслѣдованіями и умозаключеніями пролить массу свѣта на многія явленія относительно родства, географическаго распредѣленія и геологической преемственности органическихъ формъ. До сихъ поръ не было теоріи, которая была бы въ состояніи объяснить эти явленія или даже хотя бы пыталась объяснить ихъ" (v. II, р. 166). Дарвинъ былъ этимъ очень доволенъ и въ письмѣ къ Ляйеллю высказалъ, почему особенно дорогъ ему такой отзывъ объ его сочиненіи. "Когда-то,-- пишетъ онъ,-- вы доставили мнѣ большое удовольствіе или даже привели меня въ восторгъ, заинтересовавшись до неожиданной для меня степени моими понятіями о кораловыхъ рифахъ, и вотъ теперь опять вы доставляете мнѣ такое же удовольствіе своимъ отзывомъ о моемъ species work. Большаго я не могъ и желать, и я благодарю васъ за себя, но еще больше за самый предметъ, такъ какъ я отлично знаю, что вашъ отзывъ заставитъ серьезно обсуждать предметъ, а не вышучивать его" (v. II, р. 166). Были, однако, предварительныя рекомендаціи и иного рода, менѣе лестныя, хотя не менѣе оффиціальныя и торжественныя. Его преподобіе С. Гофтонъ тоже въ адресѣ, обращенномъ къ геологическому обществу въ Дублинѣ, провозгласилъ слѣдующее: "Это умствованіе гг. Дарвина и Уоллеса не стоило бы и упоминанія, если бы на это не вызывалъ авторитетъ именъ (т.-е. Ляйелля и Гукера), подъ покровительствомъ которыхъ оно выступило. Если оно разумѣетъ то, что оно говоритъ, то это трюизмъ; если же оно разумѣетъ что-нибудь болѣе, то оно противорѣчитъ факту" (v. II, р. 157).
   Наконецъ, печатаніе кончилось и книга была готова къ концу октября 1859 г. Для Дарвина явился естественный вопросъ, кому посылать даровые экземпляры. Выборомъ англійскихъ ученыхъ и друзей онъ не затруднялся и самъ сразу рѣшилъ, кому посылать книгу. Прежде всего, онъ счелъ долгомъ послать книгу Уоллесу при слѣдующемъ письмѣ: "Я бы очень желалъ знать, какое общее впечатлѣніе произведетъ на васъ книга, такъ какъ вы столь глубоко обдумали этотъ предметъ и почти въ томъ же направленіи, какъ и я. Надѣюсь, что найдется кое-что новое и для васъ, но думаю, что очень немногое. Не забывайте, что это только извлеченіе, и, притомъ, весьма сжатое. Богъ знаетъ, какъ встрѣтитъ его публика. Еще никто не читалъ его, кромѣ Ляйелля, съ которымъ я веду большую переписку. Гукеръ считаетъ его вполнѣ обратившимся, по мнѣ онъ не кажется такимъ въ своихъ письмахъ ко мнѣ; но, очевидно, онъ глубоко заинтересованъ предметомъ. Кажется, я уже писалъ вамъ прежде, что Гукеръ вполнѣ обратился. Еслибъ я могъ обратить Гекели, то былъ бы очень доволенъ" (v. II, р. 220--221). Но вопросъ, кому изъ иностранныхъ ученыхъ посылать книгу, нѣсколько затруднялъ Дарвина и, но всегдашнему обыкновенію, онъ обратился за содѣйствіемъ къ друзьямъ. Онъ писалъ Гукеру: "Я хотѣлъ спросить васъ, отбитъ ли посылать экземпляръ моей книги Декену, и извѣстны ли вамъ на континентѣ какіе-нибудь философствующіе ботаники, которые знали бы по-англійски и интересовались бы такими предметами. Если да, сообщите мнѣ ихъ адреса. Какъ вы думаете объ Андерсонѣ въ Швеціи?" (v. II, р. 172). Съ тѣми же вопросами онъ обращался и къ Гекели: "Обращаюсь къ вамъ за нѣкоторыми свѣдѣніями, потому что рѣшительно не знаю, къ кому другому обратиться за ними; не можете ли вы сообщить мнѣ адреса Барранда, Зибольда и Кейзерлинга, адресъ котораго, вѣроятно, извѣстенъ Мурчисону. Можете ли вы указать мнѣ какихъ-нибудь дѣльныхъ и философствующихъ иностранцевъ, которымъ стоило бы послать экземпляры моей книги? Я сомнѣваюсь, стоитъ ли посылать Зибольду" (v. II, р. 172). Гукеръ прислалъ ему списокъ подходящихъ иностранныхъ ученыхъ и въ отвѣтъ на эту присылку онъ писалъ ему: "Я пошлю экземпляры моей книги всѣмъ тѣмъ, на кого вы указали; будьте добры, припишите къ фамиліямъ, написаннымъ въ прилагаемомъ спискѣ, титулы, т.-е. докторъ, профессоръ, monsieur или von, а также иниціалы именъ, гдѣ нужно, и пожалуйста поскорѣе, такъ какъ, по словамъ Мюррея, къ концу этой недѣли экземпляры будутъ готовы къ отправкѣ за границу" (v. II, р. 176).
   Посылая книгу Аза Грею, Дарвинъ писалъ ему: "Я знаю, какъ у васъ мало времени; но если бы вы могли прочитать ее, я былъ бы очень радъ. Если вы когда-нибудь прочитаете ее и удѣлите нѣсколько времени, чтобы написать мнѣ хоть самое коротенькое письмо и сказать, какія части вы считаете самыми слабыми и какія лучшими, то я былъ бы вамъ крайне благодаренъ (потому что я высоко цѣню ваше мнѣніе). Такъ какъ вы не геологъ, то позвольте мнѣ похвастаться передъ вами и сказать, что Ляйелль очень хвалитъ двѣ геологическія главы и думаетъ, что неполнота геологической лѣтописи у меня не преувеличена. Онъ почти уже обратился къ моимъ взглядамъ..." (v. II, р. 217).
   Дарвинъ послалъ книгу и Агассицу при слѣдующемъ письмѣ: "Я осмѣлился послать вамъ экземпляръ моей книги (это пока только еще извлеченіе) Origin of Species. Такъ какъ заключенія, къ которымъ я пришелъ, сильно расходятся съ вашими заключеніями, то вы бы могли подумать, если бы когда-нибудь вздумали прочитать мой томъ, что я вамъ послалъ его какъ вызовъ или съ цѣлью бравады; но увѣряю васъ, что я руководился совершенно другими побужденіями. Я надѣюсь, что вы, по крайней мѣрѣ, признаете, что какъ бы ни были ошибочны въ вашихъ глазахъ мои заключенія, но я добросовѣстно стремился достигнуть истины" (v. II, р. 215). Знаменитому французскому ботанику А. Декандолю онъ отправилъ книгу при слѣдующемъ письмѣ: "Надѣюсь, вы позволите мнѣ послать вамъ экземпляръ моего сочиненія (это пока только еще извлеченіе) Origin of Species. Этимъ я желаю засвидѣтельствовать, хотя, конечно, въ слабой степени, о томъ живомъ интересѣ, который возбудило во мнѣ ваше великое и возвышенное сочиненіе о географическомъ распредѣленіи и о той пользѣ, какую я извлекъ изъ него. Если вамъ вздумается когда-нибудь прочитать мой томъ, то я осмѣлюсь сдѣлать замѣчаніе, что онъ можетъ быть понятенъ только при непрерывномъ чтеніи его всего заразъ, такъ какъ онъ очень сжатъ. Вы, вѣроятно, забыли меня; но нѣсколько лѣтъ тому назадъ вы сдѣлали мнѣ честь обѣдать у меня въ Лондонѣ для свиданія съ г. и г-жей Сисмонди, родственниками моей жены" (v. II, р. 216). Во всѣхъ письмахъ, при которыхъ разсылались экземпляры, онъ непремѣнно говорилъ, что это только извлеченіе изъ его сочиненія и что его нужно читать не урывками, а сразу, безъ перерывовъ.
   Друзья Дарвина, знавшіе его теорію и ея главные аргументы еще до напечатанія его книги, прочитавши ее, пришли въ восторгъ и удивленіе при видѣ громадной, невообразимой массы фактовъ въ ней, такъ разумно и искусно сгруппированныхъ и такъ неожиданно и ярко освѣщенныхъ, и при видѣ также массы совершенно новыхъ и оригинальныхъ взглядовъ, составлявшихъ цѣлую новую систему біологической философіи, и, наконецъ, при видѣ также громадной массы фактовъ и явленій изъ разныхъ областей науки, получившихъ смыслъ и разумную основу своего существованія при свѣтѣ новой теоріи и нашедшихъ въ ней свое объясненіе. Гукеръ еще до прочтенія книги сталъ уже безусловнымъ послѣдователемъ Дарвина. Ляйелль, все колебавшійся и не принимавшій никакого опредѣленнаго рѣшенія, прочитавши книгу, повидимому, пересталъ колебаться и рѣшительно сталъ на сторону Дарвина. По прочтеніи книги и онъ писалъ Дарвину: "Я только что кончилъ вашъ томъ и очень радъ, что я съ Гукеромъ сдѣлалъ все возможное, чтобы убѣдить васъ напечатать его, не ожидая того времени, можетъ быть, никогда бы и не наступившаго, хотя бы вы жили сто лѣтъ, когда у васъ были бы готовы всѣ факты, на которыхъ вы основываете столь много обобщеній. Многія страницы представляютъ блестящій образецъ точныхъ умозаключеній и выдержанной солидной аргументаціи. Изложеніе необыкновенно сжатое, даже, можетъ быть, слишкомъ сжатое для неподготовленныхъ, но, какъ предварительная формулировка, оно цѣлесообразно и важно и до появленія вашей будущей книги съ подробными доказательствами оно можетъ быть объясняемо какими-нибудь подходящими примѣрами, вродѣ вашихъ голубей или усоногихъ, изъ которыхъ вы сдѣлали столь блестящее употребленіе. Если въ скоромъ времени потребуется новое изданіе, въ чемъ я вполнѣ увѣренъ, то вы могли бы въ концѣ вставить нѣсколько конкретныхъ фактовъ, чтобы помочь множеству отвлеченнныхъ положеній. Что касается меня, то я до такой степени готовъ признать ваше изложеніе фактовъ, что не думаю, чтобы ваши оправдательные документы, когда они будутъ опубликованы, могли что-нибудь измѣнить, и я давно ясно увидѣлъ, что какъ только сдѣлаешь вамъ какую-нибудь уступку, изъ нея непремѣнно будетъ вытекать все то, чего вы требуете въ вашихъ заключительныхъ страницахъ. Вотъ поэтому то я и медлилъ такъ долго, сознавая, что въ этомъ отношеніи человѣкъ разныхъ расъ, другія животныя и всѣ растенія слѣдуютъ одному и тому же закону, и что если будетъ допущена истинная причина (vera causa), вмѣсто совершенно неизвѣстной и воображаемой причины, выражаемой словомъ "сотвореніе", то изъ этого должны вытечь всѣ послѣдствія. По недостатку времени вслѣдствіе отъѣзда я не могу коснуться многихъ пунктовъ и высказать, съ какимъ восторгомъ я читалъ объ океаническихъ островахъ, зачаточныхъ органахъ, эмбріологіи, которая даетъ генеалогическій ключъ къ естественной системѣ, о географическомъ распредѣленіи и т. д., такъ что нужно было бы переписать содержаніе всѣхъ вашихъ главъ". Затѣмъ, сдѣлавши нѣсколько неважныхъ критическихъ замѣчаній, онъ продолжаетъ: "Но все это мелочи, только пятна на солнцѣ. Ваше сравненіе буквъ, сохраняемыхъ въ правописаніи слова, хотя онѣ уже и не произносятся, съ зачаточными органами -- превосходно, такъ какъ тѣ и другіе имѣютъ чисто-генеалогическій характеръ" (v. II, р. 205--208). Это хотя и не совсѣмъ категорическое и рѣшительное, но, все-таки, довольно ясное свидѣтельство объ обращеніи Лейелля. Ему не хочется, непріятно и трудно сдѣлать категорическое заявленіе: у него никакъ не идетъ съ пера ясное и рѣшительное сознаніе въ невольномъ и вынужденномъ обращеніи къ несимпатичной для него теоріи, которая побѣдила и обезоружила его непреодолимою холодною силой теоретическихъ аргументовъ, а не своею увлекательною прелестью, говорящею, главнымъ образомъ, сердцу и чувству. Вмѣсто того, чтобы сказать прямо и безъ обиняковъ: уступая поневолѣ силѣ аргументовъ, я принимаю новую теорію, несмотря даже на то, что мнѣ придется принять и тотъ выводъ изъ нея, что человѣкъ имѣетъ одинаковое происхожденіе съ обезьянами и всѣми животными, Ляйелль говоритъ именно обиняками: я признаю ваше изложеніе фактовъ... если допущена будетъ истинная причина въ одномъ случаѣ, то изъ этого вытекутъ всѣ послѣдствія, а какія -- это прямо не сказано. Но Дарвинъ не обращалъ вниманія на эти обиняки и считалъ Ляйелля своимъ единомышленникомъ безусловнымъ. И Ляйелль поддерживалъ его въ этомъ мнѣніи. Онъ обѣщалъ при слѣдующемъ изданіи своего Руководства по геологіи ввести въ него новую теорію. Но прежде новаго изданія Руководства онъ въ слѣдующемъ году (1860) приступилъ къ печатанію своего сочиненія о древности человѣка.
   Дарвинъ напередъ воображалъ себѣ тотъ поразительный эффектъ, какой произведетъ торжественное обращеніе къ его теоріи Ляйелля, который до того былъ опорою и столбомъ догмата о неизмѣнности видовъ. Дарвинъ даже опасался, что Ляйелль поведетъ дѣло такъ рѣзко и круто, что это можетъ повредить теоріи и, вмѣсто благопріятнаго эффекта, получится неблагопріятный скандалъ. И потому онъ писалъ Ляйеллю: "Вы обыкновенно предостерегали меня и совѣтовали быть осторожнымъ относительно человѣка. Мнѣ кажется, что я долженъ отплатить вамъ тоже предостереженіемъ, но увеличеннымъ во сто разъ. Ваше разсужденіе будетъ, конечно, обширное, но оно съ перваго раза произведетъ болѣе устрашающее дѣйствіе, чѣмъ весь мой томъ, хотя и я одною фразой даю понять, что, по моему мнѣнію, человѣкъ имѣетъ одинаковое съ животными происхожденіе. И дѣйствительно, въ этомъ же нельзя сомнѣваться" (v. II, р. 264--265). И въ другомъ письмѣ: "Я такъ долго считалъ васъ идеаломъ осторожности въ научныхъ сужденіяхъ (по моему мнѣнію, это одно изъ самыхъ высокихъ и полезныхъ качествъ), что мой совѣтъ вамъ былъ бы излишенъ. Мнѣ просто становится смѣшно, когда я подумаю, какой бы это былъ забавный курьезъ, еслибъ я вздумалъ предостерегать васъ и внушать осторожность послѣ вашихъ предостереженій мнѣ о томъ же предметѣ" (v. II, р. 266). И, наконецъ, въ письмѣ къ Гукеру онъ выражается по этому же поводу такъ: "Ляйелль принимается за человѣка со смѣлостью, которая страшитъ меня. Вотъ-то забавный курьезъ; обыкновенно онъ всегда предостерегалъ меня и совѣтовалъ не касаться человѣка" (v. II, р. 267). Но страхи и опасенія Дарвина были напрасны.
   Ляйелль, какъ мы видѣли, отнесся въ этомъ сочиненіи и къ вопросу о человѣкѣ, и къ теоріи Дарвина ужь черезъ-чуръ осторожно и говорилъ о послѣдней въ такихъ выраженіяхъ, которыя давали основаніе думать, что онъ самъ не раздѣляетъ этой теоріи и не считаетъ ее достаточно основательною, что очень огорчило Дарвина и привело въ смущеніе ихъ общихъ друзей, которые считали такой поступокъ Ляйелля далеко не храбрымъ и не похвальнымъ.
   Прошло еще нѣсколько лѣтъ, прежде чѣмъ Ляйелль рѣшился печатно заявить о своемъ обращеніи къ новой теоріи. Это онъ сдѣлалъ въ десятомъ изданіи своихъ Основъ геологіи (1867--68). По этому поводу Уоллесъ въ своей статьѣ, напечатанной въ Quarterly Review (1869), сдѣлалъ слѣдующее замѣчаніе: "Исторія науки едва ли можетъ представить намъ другой примѣръ юношеской подвижности ума въ преклонныхъ лѣтахъ, столь же поразительный, какъ это отреченіе отъ мнѣній, которыхъ человѣкъ держался такъ долго и которыя столь энергично защищалъ. И если мы примемъ во вниманіе крайнюю осмотрительность, соединенную съ горячею любовью къ истинѣ и характеризующую каждое произведеніе нашего автора, то убѣдимся, что столь рѣзкое измѣненіе было рѣшено имъ не иначе, какъ послѣ продолжительнаго и тщательнаго обсужденія, и что принятые имъ теперь взгляды подтверждаются аргументами непреодолимой силы. Если не по другимъ основаніямъ, то по тому одному, что Ляйелль принялъ теорію Дарвина въ десятомъ изданіи своего сочиненія, она заслуживаетъ внимательнаго и почтительнаго обсужденія со стороны всякаго серьезнаго искателя истины" (v. III, р. 114--115).
   Аза Грей свои первыя впечатлѣнія, вынесенныя изъ чтенія книги Дарвина, сообщилъ Гукеру. Онъ писалъ ему: "Главную часть вашего письма составляетъ высокая похвала книгѣ Дарвина. Книга дошла и до меня и я внимательно прочелъ ее нѣсколько дней тому назадъ и прямо сказку, что ваша похвала справедлива. Она -- мастерское произведеніе. Пожалуй что и нужно было двадцать лѣтъ, чтобы сочинить ее. Она переполнена самыми интересными предметами и все тщательно переработано и прекрасно изложено, ясно и убѣдительно, и, взятая какъ система, она гораздо лучшее произведеніе, чѣмъ я предполагалъ возможнымъ... Агассицъ, когда я видѣлъ его послѣдній разъ, говорилъ, что онъ прочиталъ только часть книги и что она мизерна, очень мизерна (entre nous). Дѣло въ томъ, что она показалась ему очень скучною... и я не удивляюсь этому. Перенести всю идеалистическую систему въ область науки и дать дѣльныя физическія или естественныя объясненія всѣхъ ея главныхъ пунктовъ,-- это столь же дурно, какъ и то, что Форбесъ взялъ ледниковые матеріалы... (по всей вѣроятности, въ ненапечатанномъ здѣсь пропускѣ было сказано что-нибудь въ такомъ родѣ -- матеріалы, собранные Агассицомъ, но не понятые имъ) и далъ научное объясненіе всѣхъ явленій. Передайте все это Дарвину. Я напишу ему самому при удобномъ случаѣ" (v. II, р. 268). А ему самому Аза Грей написалъ, между прочимъ, вотъ что: "Исполняя ваше желаніе, я долженъ сказать вамъ, какую часть вашей книги я считаю самою слабой и какую -- самою лучшей. Самая лучшая часть, по моему мнѣнію, это цѣлое, т.-е. планъ и его исполненіе; вы мастерски справились съ громаднымъ количествомъ фактовъ и проницательныхъ умозаключеній. Я не думаю, чтобы двадцать лѣтъ было слишкомъ много для сочиненія такой книги. Если я напишу разборъ вашей книги, то, конечно, онъ не выразитъ всей полной силы впечатлѣнія, произведеннаго на меня книгой. Мнѣ кажется, что при настоящихъ обстоятельствахъ я принесу больше пользы вашей теоріи, требуя для нея добросовѣстнаго и благопріятнаго обсужденія и относясь безразлично къ ея заключеніямъ, чѣмъ принесъ бы въ томъ случаѣ, еслибъ я заявилъ себя обращеннымъ, чего я по совѣсти и не могу сказать. Самымъ же слабымъ пунктомъ кажется мнѣ попытка объяснить образованіе органовъ, происхожденіе глазъ и проч. естественнымъ подборомъ. Все это отдаетъ ламарковщиной. Я прямо скажу вамъ, что я никогда ни изъ одной книги не узнавалъ такъ много, какъ узналъ изъ вашей" (v. II, р. 271--2).
   Ботаникъ Ватсонъ, едва прочитавъ книгу, немедленно заявилъ Дарвину о своемъ обращеніи слѣдующимъ письмомъ: "Начавши читать вашу книгу, я не могъ остановиться до тѣхъ поръ, пока не пробѣжалъ ее всю. Теперь я снова начинаю читать ее болѣе внимательно. Но мнѣ хочется теперь же написать вамъ о моихъ первыхъ впечатлѣніяхъ, которыя, я увѣренъ, останутся въ главномъ и постоянными впечатлѣніями. 1) Ваша руководящая идея, т.-е. естественный подборъ, навѣрное, будетъ признана какъ установившаяся истина въ наукѣ. Она обладаетъ признаками всѣхъ великихъ естественныхъ истинъ, разъясняетъ то, что было темно, упрощаетъ то, что было затруднительно, и дѣлаетъ большую прибавку къ нашимъ прежнимъ знаніямъ. Вы -- величайшій революціонеръ въ естественной исторіи нынѣшняго вѣка, если не всѣхъ вѣковъ. 2) Вамъ нужно будетъ до нѣкоторой степени ограничить или измѣнить, а, можетъ быть, даже до нѣкоторой степени расширить ваше нынѣшнее примѣненіе принципа естественнаго подбора. Я не буду входить въ подробности, но меня поражаетъ одна значительная коренная несообразность, происходящая отъ того, что аналогія между видами и разновидностями несостоятельна, и другая, состоящая въ томъ, что безъ достаточныхъ основаній полагается какая-то преграда природѣ, происходящая отъ "расхожденія признаковъ". А, можетъ быть, это просто ошибки моего собственнаго ума, происшедшія отъ неполнаго усвоенія вашихъ взглядовъ. И я не буду васъ безпокоить относительно этого пункта, пока во второй разъ не прочитаю вашу книгу. 3) Теперь, когда эти взгляды высказаны такъ ясно передъ ученою публикой, кажется просто удивительнымъ, какъ многіе изъ нихъ не могли раньше напасть на истинный путь. Какъ могъ, наприм., Ляйелль въ теченіе тридцати лѣтъ читать, писать и думать по вопросу о видахъ и ихъ преемственности и, все-таки, постоянно оставаться на ложномъ пути!... Вы отвѣтили на мой вопросъ о перерывѣ между Saturas (орангутанъ) и Homo такъ, какъ того слѣдовало ожидать. Очевидное объясненіе пришло мнѣ въ голову не раньше, какъ послѣ того, какъ я нѣсколько мѣсяцевъ назадъ прочелъ вашъ мемуаръ въ протоколахъ Линнеевскаго общества. Первый видъ Fere-homo (почти человѣкъ) долженъ былъ немедленно начать прямую и истребительную войну съ своимъ братомъ Infra-homo (ниже-человѣкъ). Вслѣдствіе этого и образовался пробѣлъ или перерывъ, впослѣдствіи все увеличивавшійся и перешедшій въ настоящую громадную и все расширяющуюся пропасть. И до какой же степени все это и ваша хронологія животной жизни будетъ противорѣчить идеямъ массы людей!" (v. II, р. 226--7).
   Наконецъ, вотъ какое впечатлѣніе вынесъ изъ перваго прочтенія книги будущій пропагандистъ, горячій боецъ и самостоятельный компетентный истолкователь новой теоріи, Гекели, котораго Дарвинъ называлъ въ шутку своимъ главнымъ агентомъ по распространенію теоріи (v. II, р. 251): "Я вчера кончилъ вашу книгу, такъ какъ счастливый случай далъ мнѣ нѣсколько часовъ непрерывнаго досуга. Съ того времени, какъ я читалъ статьи фонъ-Бера девять лѣтъ тому назадъ, ни одно прочитанное мною сочиненіе по естественной исторіи не производило на меня такого сильнаго впечатлѣнія и я сердечно благодарю васъ за большой запасъ новыхъ взглядовъ, данныхъ мнѣ вами. По моему мнѣнію, ничего не можетъ быть лучше тона книги, сильно дѣйствующаго даже на тѣхъ, кто ничего не знаетъ о предметѣ. Что касается вашего ученія, то я готовъ въ случаѣ нужды идти на плаху для защиты главы IX (неполнота геологической лѣтописи) и большей части главы X (геологическая послѣдовательность въ появленіи организмовъ), XI и XII (географическое распредѣленіе организмовъ); глава XIII (родство организмовъ, морфологія, эмбріологія, зачаточные органы) содержитъ множество удивительныхъ вещей, но относительно одного или двухъ пунктовъ я остаюсь въ нерѣшительности, пока подробнѣе не разсмотрю вопросъ со всѣхъ сторонъ. Что же касается первыхъ четырехъ главъ (измѣненіе въ домашнемъ и дикомъ состояніи, борьба за существованіе и естественный подборъ), то я во всемъ и вполнѣ согласенъ съ принципами, изложенными въ нихъ. Мнѣ кажется, что вы показали истинную причину образованія видовъ и перенесли на вашихъ противниковъ onus probandi (тяжесть или обязанность доказывать), что виды произошли не такъ, какъ вы предполагаете. Но я сознаю, что я еще не вполнѣ овладѣлъ всею сутью самыхъ замѣчательныхъ и оригинальныхъ главъ III (борьба за существованіе), IV (естественный подборъ) и V (законы измѣненія) и теперь больше ничего не буду писать о нихъ. Мнѣ представились только два возраженія: 1) вы напрасно обременили себя излишнимъ возраженіемъ, принявши въ такомъ безусловномъ смыслѣ положеніе natura non tacit salturn... и 2) для меня не ясно: если постоянныя физическія условія, какъ вы предполагаете, оказываютъ такое незначительное вліяніе, такъ отчего же вообще происходятъ измѣненія? Однако, я долженъ прочитать книгу еще раза два или три, прежде чѣмъ приниматься за отыскиваніе ея недостатковъ. Я увѣренъ, что васъ нисколько не смутятъ и не огорчатъ значительныя недобросовѣстности и перетолкованія, которыя готовятся для васъ, если я не очень ошибаюсь. Вотъ этимъ-то вы и заслужили постоянную благодарность всѣхъ мыслящихъ людей. А что касается мосекъ, которыя будутъ тявкать и лаять, то вы должны помнить, что нѣкоторые изъ вашихъ друзей одарены, по крайней мѣрѣ, нѣкоторою дозой воинственности, которая (хотя вы часто и справедливо порицаете ее) очень можетъ пригодиться вамъ. Я точу мои когти и готовлю клювъ. Перечитавши письмо, я вижу, что оно до такой степени слабо выражаетъ то, что я думаю о васъ и о вашей высокой книгѣ, что мнѣ стало нѣсколько стыдно, но вы поймете, что, подобно попугаю въ баснѣ, я больше думаю" (v. II, р. 231--2). На это письмо Дарвинъ отвѣчалъ такъ: "Я получилъ ваше письмо, пересланное мнѣ изъ Доуна. Подобно благочестивому католику, принявшему елеосвященіе, я могу теперь пѣть nunc diinittis (нынѣ отпущаеши). Я былъ бы болѣе чѣмъ доволенъ даже четвертью того, что вы сказали. Ровно 15 мѣсяцевъ тому назадъ, когда я взялся за перо, чтобы писать для этого тома, у меня были мрачныя предчувствія; я думалъ, что я, можетъ быть, нахожусь въ самообольщеніи, какъ это бывало со многими, и потому я избралъ себѣ въ умѣ трехъ судей, на рѣшеніе которыхъ я умственно отдалъ себя. Эти судьи были: Лайелль, Гукеръ и вы. Вотъ почему я такъ сильно безпокоился насчетъ вашего приговора. Теперь я удовлетворенъ и могу пѣть мое nunc dimittis. Какъ было бы пріятно, если бы мнѣ довелось трепать васъ по плечу въ то время, какъ вы вцѣпились бы въ какого-нибудь закоснѣлаго креаціониста (послѣдователя ученія объ отдѣльномъ сотвореніи каждаго вида). Вы ловко попали на тотъ пунктъ, который сильно смущалъ и меня; если, по-моему, внѣшнія условія производятъ незначительное прямое дѣйствіе, то какой же шутъ вызываетъ каждое отдѣльное измѣненіе? Отъ чьего дѣйствія выросъ на головѣ у пѣтуха хохолъ изъ перьевъ или пушокъ на пушистой розѣ? Мнѣ бы очень хотѣлось поговорить съ вами объ этомъ... P. S. Затѣмъ мнѣ бы особенно хотѣлось знать, что вы думаете о моемъ объясненіи эмбріологическаго сходства. Я боюсь, что относительно классификаціи мы разойдемся. А замѣтили вы argumentum ad hominem Гекели относительно кенгуру и медвѣдя?" (v. II, р. 232-3).
   Наконецъ, 24 ноября (н. ст.) 1859 года сочиненіе вышло въ свѣтъ и поступило въ продажу; въ одинъ этотъ же день были раскуплены всѣ экземпляры до одного, точно какой-нибудь модный и ловко рекламированный романъ въ Парижѣ. На свою долю Дарвинъ получилъ отъ изданія 180 фунтовъ, приблизительно на наши деньги по среднему курсу около полуторы тысячи рублей. Издатель немедленно же сталъ торопить Дарвина со вторымъ изданіемъ, которое рѣшено было сдѣлать уже въ 3,000 экземпляровъ. И Дарвинъ дѣйствительно въ тотъ же мѣсяцъ принялся за поправки и дополненія ко второму изданію.

М. А.

(Продолженіе слѣдуетъ).

"Русская Мысль", кн.VI, 1893

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru