Анненский Иннокентий Федорович
Р. Д. Тименчик. О составе сборника И. Анненского "Кипарисовый ларец"

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 3.00*3  Ваша оценка:

  

О составе сборника Иннокентия Анненского "Кипарисовый ларец"

  
   "Вопросы литературы". 1978, No 8
   OCR Бычков М.Н.
  
   "Кипарисовый ларец" вышел в свет в апреле 1910 года -- спустя четыре месяца после смерти его автора. И сразу же сформировались противоположные мнения о композиционной структуре сборника, прежде всего о распределении стихов по знаменитым трилистникам. Восторженно говорил об этом К. Бальмонт: "Если я возьму сборник стихов Анненского, и не сборник, а книгу, "Кипарисовый ларец", и просто перечислю перечень оглавления, не весь конечно, это длинно, но хоть часть, я достигну этим ощущения музыкальности души; он, поэт, достигает музыкального ясновиденья в моей душе..." {К. Бальмонт, Поэт внутренней музыки, "Утро России", 3 декабря 1916 года.} В. Брюсов, напротив, находил распределение искусственным и претенциозным {В. Брюсов, Далекие и близкие, М. 1912, стр. 159.}. Критики, заведомо предубежденные против новейшей поэзии, разумеется, тоже не приняли композиционных приемов Анненского {Л. Войтоловский, Парнасские трофеи, "Киевская мысль", 27 июля 1910 года.}.
   Ниже приводятся не рассматривавшиеся ранее материалы, которые дают некоторое представление о том, как сам Анненский мыслил себе состав своей книги. Но сначала нужно объяснить, почему возникает вопрос о собственных представлениях Анненского,-- ведь, казалось бы, мы и так можем судить о них по тому, как они воплощены в "Кипарисовом ларце". Изложим творческую историю сборника.
   В 1904 году была издана книга стихов Анненского "Тихие песни" (под псевдонимом "Ник. Т-о"). Видимо, до начала 1906 года он задумал второй поэтический сборник. Свидетельство тому -- титульный лист одной из его тетрадей: "Ник. Т-о. Вторая книга стихов. Из кипарисовой шкатулки. 1--70. Царское Село. 1905" {ЦГАЛИ, ф. 6 (И. Ф. Анненский), оп. 1, ед. хр. 17.}. Состав стихотворений в этой тетради мы в дальнейшем будем условно называть проектом 1905 года. В одном из блокнотов Анненского сохранились и два более поздних варианта списка произведений для этого сборника {Там же, ед. хр. 272, л. 15--15 об.}. Они следуют в блокноте за деловыми записями весны 1907 года,-- условно назовем эти списки проектом 1907 года. К апрелю 1908 года уже определилось название сборника "Кипарисовый ларец", как явствует из ответных писем издателя А. А. Бурнакина {Там же, ед. хр. 303.}, которому Анненский послал одиннадцать стихотворений из будущей книги для публикации в альманахе "Белый камень".
   Вероятно, в начале 1909 года Анненский надеялся издать "Кипарисовый ларец" с помощью К. Чуковского. Последний способствовал изданию "Второй книги отражений" (вышедшей в апреле 1909 года). 7 мая С. К. Маковский писал К. Чуковскому: "...Несколько недель уже тому назад я отправил Вам письмо, в котором прошу Вас <...> прислать мне книжку стихов в рукописи, переданную Вам Ин. Федор. Анненским -- по его просьбе, разумеется" {ОР ГБЛ, ф. 620 (архив К. И. Чуковского).}. Маковский, надо полагать, намеревался извлечь из рукописи материал для публикации в основывавшемся им журнале "Аполлон". Но, кроме того, при новом журнале планировалось и основание книгоиздательства. Несомненно, в первую очередь должен был встать вопрос о печатании книги стихов Анненского {}Подробнее о взаимоотношениях Анненского с "Аполлоном" см.: И. Ф. Анненский. Письма к С. К. Маковскому. Публикация А. В. Лаврова и Р. Д. Тименчика, "Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома на 1676 год" (в печати)..
   К осени 1909 года выяснилось, что издание книг при "Аполлоне" откладывается. В начале ноября при посредничестве М. Волошина руководитель издательства "Гриф" С. А. Соколов предложил Анненскому выпустить его сборник {ЦГАЛИ, ф. 6. оп. 1. ед. хр. 364.}. Получив согласие автора, Соколов в письме, полученном Анненским 16 ноября, просил его поторопиться с присылкой рукописи,-- он рассчитывал издать книгу к концу декабря. Но спустя две недели рукопись все еще не была подготовлена. Вот что пишет об этом сын поэта В. И. Анненский-Кривич, вспоминая день смерти отца -- 30 ноября 1909 года: "На обеденном столе -- тетради, рукописи, листки с карандашными заметками. Это материалы "Кипарисового ларца", которые я обещал отцу окончательно разобрать и подобрать для отсылки в московский "Гриф" {В черновике воспоминаний Кривич сообщает о своем последнем разговоре с Анненским накануне ночью: "Спросив, начал ли я работу с рукописями "Ларца", и получив категорическое обещание завтра же за них взяться..." (ЦГАЛИ. Ф. 5 (В. И. Анненский-Кривич). оп. 1, ед. хр. 50, л. 33 об.).}. Вчерне книга стихов эта планировалась уже не раз, но окончательное конструирование сборника все как-то затягивалось. В этот вечер, вернувшись из Петербурга пораньше, я собрался вплотную заняться книгой. Некоторые стихи надо было заново переписать, некоторые сверить, кое-что перераспределить, на этот счет мы говорили с отцом много, и я имел все нужные указания" {Валентин Кривич. Иннокентий Анненский по семейным воспоминаниям и рукописным материалам. "Литературная мысль", 1925, III, стр. 208.}. В черновике этих воспоминаний Кривич писал: "В общих чертах книга отцом была уже спланирована. Но еще не все, так сказать, "набело". Кой-какие детали в смысле компоновки сборника оставалось еще доделать. Самому отцу заняться этим делом окончательно было некогда, да и чужд он был вообще всей этой технической стороны издавания..." {ЦГАЛИ, ф. 5, оп. 1, ед. хр. 50, л. 18.}.
   В тот вечер Кривичу не удалось завершить работу -- спустя несколько часов пришло известие о смерти отца. Он возобновил подготовку книги через две недели {См. письмо С. Соколова к Кривичу от 19 декабря 1909 года,-- ЦГАЛИ, ф. 5, оп. 2, ед. хр. 8, л. 2.}.
   Таким образом, говорить об "авторской воде" применительно к "Кипарисовому ларцу" в издании 1910 года в высшей степени затруднительно. Предоставим слово авторитетнейшему знатоку наследия Анненского: "Среди многочисленных рукописных материалов в архиве поэта нет документа, который можно было бы считать авторским планом этой книги. Оригинал, подготовленный для набора, также не обнаружен. Поэтому не исключено, что роль В. Кривича в определении состава и композиции сборника была довольно значительной, и сейчас невозможно установить, что прямо соответствует намерению автора, а что доделано рукой его сына, хотя бы и по общим указаниям автора" {А. В. Федоров, Примечания, в кн.: Иннокентий Анненский. Стихотворения и трагедии, "Советский писатель", Л. 1959, стр. 562.}.
   Но мы имеем возможность получить представление о предшествующем этапе работы Анненского над книгой. Речь идет о единственном зафиксированном плане "Кипарисового ларца", который находится в письме О. П. Хмара-Барщевской к Кривичу от 7 февраля 1917 года {ЦГАЛИ, ф. 5, оп. 1, ед. хр. 104.}.
   Об авторе письма Кривич писал: "К 80-м годам относится и начало сближения с нашей семьей Ольги Петровны Мельниковой, урожд. Лесли (сестры В. П. Лесли), ставшей впоследствии Хмара-Барщевской -- женой моего старшего брата и матерью любимого внука Вали. С первых же дней своего замужества О. П. Хмара-Барщевская не только родственно, но и сердечно вошла в нашу семью, а с годами связь эта становилась все теснее и крепче. Много лет она с детьми уже непременно часть зимы проводила у нас, сначала в Петербурге, а потом в Царском (Хмара-Барщевские жили в деревне). О. П. не только с любовью, но, я бы сказал, с каким-то благоговейным вниманием следила за творчеством отца,-- и о ней, конечно, мне не раз еще придется и говорить и упоминать в этих моих записках" {Валентин Кривич, Иннокентий Анненский по семейным восгГоминаниям и рукописным материалам, стр. 231. Записки Кривича остались незавершенными.}. В 1917 году О. Хмара-Барщевская записала свои воспоминания об Анненском, которые собиралась печатать с приложением его "удивительно поэтических" писем к ней (эти воспоминания и письма пока не разысканы). Ей в дневник Анненский написал обращенное, по-видимому, к ней стихотворение "Последние сирени". Один из эпизодов их личного общения отразился в стихотворении "В марте" (все эти сведения почерпнуты из писем О. Хмара-Барщевской к В. В, Розанову {ЦГАЛИ, ф. 419 (В. В. Розанов), оп. 1, ед. хр. 687.}). Кроме того, ей были посвящены стихотворение "Стансы ночи" и перевод еврипидовского "Геракла". Ей доверял Анненский вписывать стихи в его "авторскую тетрадь". Видимо, она имела все основания утверждать, что Анненский в течение многих лет делился с нею своими поэтическими замыслами {"Театр Еврипида", т. II, Изд. М. и С. Сабашниковых, М. 1917, стр. X.}.
   Итак, в письме Кривичу она писала: "...Поторопись с 3-ей книгой стихов -- какое счастье, что Кеней, хотя спустя 7 лет, так заинтересовались... {В начале 1917 года дискуссия в печати между О. Хмара-Барщевской. Ф. Зелинским и В. Розановым о переводах Анненского из Еврипида привлекла внимание к творчеству Анненского. В этой связи Кривич предложил некоторым издательствам несобранные и неизданные произведения отца.} <...> Посылаю тебе копию с черновой, которую Кеня составлял у меня на Малой ул<ице> {В Царском Селе.} относительно выпуска своего "Кипарисового ларца" (разбивание стихов на трилистники, складни и размет<анные> листы), м<ожет> б<ыть>, ты этим поруководствуешься, выпуская 3-ю книгу стихов; но уже во 2-ой книге был несколько нарушен порядок... и разбиты трилистники...
   Вот копия:
   Порядок в сборнике: 1. Мысли-иглы, 2. 33 трилистника, 3. 9 складней, 4. 18 разметанных листов, 5. 5 романсов, 6. 2 песни под музыку, 7. 2 песни с декорацией. Итого: 139 стихотворений и одно стихотворение в прозе".
   Приводим далее с некоторыми сокращениями список стихотворений. Опущен состав трилистников в тех случаях, когда он воспроизведен в издании 1910 года. Курсивом отмечаются названия трилистников и складней, не представленных в этом издании, а также стихотворений, вообще отсутствующих в нем. Римская цифра в скобках за названиями трилистников и складней означает порядковый номер в расположении по изданию 1910 года.
   I. "Мысли-иглы". II. Трилистники: 1) "Из старой тетради" (XIX). 2) Трилистник балаганный (XXI). 3) Трилистник ледяной (XV) {Три стихотворения этого трилистника снабжены подзаголовками: "Она мечется", "Она спит", "Она дождалась".}. 4) Трилистник весенний -- "Черная весна", "В зацветающих сиренях", "Призраки" (XXII). 5) Трилистник осенний -- "Сирень на камне", "Август", "Ты опять со мной..." (IV). 6) Трилистник в парке (XVIII). 7) Трилистник сумеречный (I). 8) Трилистник грозовой -- "Майская гроза", "Облака", "Тоска отшумевшей грозы". 9) Трилистник тоскливый {В "Кипарисовом ларце" 1910 года -- "Трилистник тоски". Единственное новое название трилистника, появившееся в издании 1910 года,-- "Трилистник обреченности".} -- "Тоска припоминанья", "Тоска белого камня", "Тоска Кануна" (XII). 10) Трилистник огненный -- "Бабочка газа", "Сизый закат", "Январская сказка" (VII). 11) Трилистник крымский -- "На северном берегу", "Черное море", "Ореанда". 12) Трилистник лунный (V). 13) Трилистник дорожный -- "Сверкание", "Тоска миража", "Желанье жить". 14) Трилистник вагонный (XVI). 15) Трилистник бумажный (XVII). 16) Трилистник призрачный (XIV). 17) Трилистник проклятия (IX). 18) Трилистник страха -- "Опять в дороге", "За оградой", "То было на Валлен-Коски". 19) Трилистник траурный -- "Перед панихидой", "Светлый нимб", "У св. Стефана" (XI). 20) Трилистник шуточный (XXIII). 21) Трилистник сантиментальный -- "Гармония", "Дети", "Вербная неделя" (III). 22) Трилистник подъявший -- "Дымные тучи", "Ель моя, елинка", "Старая шарманка". 23) Трилистник победный -- "В волшебную призму", "Пробуждение", "Любовь к прошлому" (X). 24) Трилистник минутный -- "Миг", "Минута", "Стальная цикада". 25) Трилистник кошмарный (VIII). 26) Трилистник забвения -- "Decrescendo", "Hepacцепленные звенья...", "Братские могилы". 27) Трилистник брачный -- "Трое", "Тоска медленных капель", "Аметисты". 28) Трилистник дымный -- "Дымы", "Если больше не плачешь...", "Я думал, что сердце из камня...". 29) Трилистник дождевой -- "Дремотность", "Октябрьский миф", "Романс без музыки" (XIII). 30) Трилистник соблазна (II). 31) Трилистник толпы (XX). 32) Трилистник одиночества -- "Лишь тому, чей покой таим...", "Аромат лилеи мне тяжел", "Canzone" (XXV). 33) Трилистник замирания (XXIV). III. Складни: 1) Он и я (VII). 2) Другому (VI). 3) Два паруса... (IV). 4) Две любви (V). 5) Добродетель (I). 6) Контрафакции (II). 7) -- Ego -- "Мой стих", "Развившись, волос поредел...". 8) "Печаль просвета -- "Поэзия", "Просвет". 9) Складень романтический (III). IV. Разметанные листы: 1) "Невозможно". 2) Из Верлена ("Мне под маскою рыцарь с коня не грозил..."). 3) "Что счастье?" 4) "Сестре". 5) "Второй мучительный сонет". 6) "Стансы ночи". 7)"Лира часов". 8) "Тоска сада". 9) "Солнечный сонет". 10) "На полотне". 11) "Тоска синевы". 12) "В ароматном краю в этот день голубой..." 13) "Среди миров". 14) "Черный силуэт". 15) "Миражи". 16) "Осенняя эмаль". 17) "Ich grolle nicht". 18) "Над высью горной..." V. Романсы: 1) "Для чего, когда сны изменили..." 2) "Весенний романс". 3) "Осенний романс". 4) "Зимний романс". 5) "Мелодия для арфы". VI. Песни под музыку: 1) "Кэк-уок на цимбалах"! 2) "Колокольчики". VII. Песни с декорацией: 1) "Гармонные вздохи". 2) "Без конца и без начала".
   Приведенный план записан не ранее 12 декабря 1908 года -- судя по наличию в списке стихотворения "Струя резеды в темном вагоне" (в составе складня "Добродетель"), написанного 11 декабря ночью. Вряд ли он составлен позже, чем 31 мая 1909 года,-- этим днем датировано стихотворение "Баллада", отсутствующее в списке. Скорее всего этот план относится к весне 1909 года и связан с проектом издания при "Аполлоне" {Для точности датировки отметим, что в начале июня 1909 года О. Хмара-Барщевская уехала из Царского Села в свое имение в Смоленской губернии. См. ее письмо к Анненскому от 20 августа 1909 года,-- ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 377.}.
   Число трилистников в этом плане -- тридцать три,-- помимо того, что оно обеспечивало предельное выражение идеи троичности, эстетически интересовавшей Анненского, было еще для него значимо и другим: как известно, это общее число трагедий трех греческих трагиков (Эсхила, Софокла, Еврипида) {"Театр Еврипида", т. I, "Просвещение", СПб. 1906, стр. 22. О семантике "первоначальной формы триптихов" см.: И. Анненский, Миф об Оресте у Эсхила, Софокла и Еврипида, СПб. 1900, стр. 2.}.
   Обратим внимание и на число складней -- девять (тоже кратное трем). В литературоведческих трудах складень часто понимается неверно -- только как цикл из двух стихотворений. Публикуемый план показывает, что складнями Анненский называл не только двухчастные микроциклы, но и такие тексты, "двустворчатость" которых реализуется в развертывании антитезы в пределах одного стихотворения: "Он и я", "Другому", "Две любви", "Два паруса лодки одной".
   Любопытно, что этот ранний проект подтверждает догадку поэта Александра Кушнера, который писал: "...В "Трилистнике осеннем" наряду со стихами "Ты опять со мной, подруга осень" и "Август" оказалось стихотворение "То было на Валлен-Коски", которое, пожалуй, с таким же основанием могло быть включено в "Трилистник одиночества" {Александр Кушнер, Книга стихов, "Вопросы литературы", 1975, No 3, стр. 185. Это стихотворение для Анненского, видимо, действительно было "блуждающим",-- оно наряду с "Трилистником балаганным" отдельно напечатано летом 1909 года во втором номере журнала "Остров".}, Но спросим -- более ли обязательно с "предметно-тематической" точки зрения стихотворение "Сирень на камне" в этом цикле? И неужели у Анненского не нашлось бы других стихотворений, в которых календарное приурочение более отчетливо? Здесь и кроется один из ответов на вопрос о структуре трилистников,-- Анненский, в нарушение читательского ожидания и в опровержение обыденной логики, вводит в некоторые трилистники стихотворения, тематически не связанные с заглавием. Но об этом еще придется говорить ниже.
   В публикуемом списке, помимо отсутствия стихотворений, написание которых летом и осенью. 1909 года документировано ("Баллада", "Будильник", "Дождик", "Нервы", "Одуванчики", "Прерывистые строки", "Дальние руки", "Моя тоска"), обращает на себя внимание отсутствие еще двух известных стихотворений -- "Петербург" и "Старые эстонки". "Петербург" был создан не позже июля 1909 года, когда Анненский читал его Чуковскому {К. Чуковский, Иннокентий Анненский, "Речь", 7 декабря 1909 года.}, но даже если он существовал к весне 1909 года, Анненский мог иметь особые эстетические причины, чтобы не вводить его в сборник,-- во всяком случае, в ноябре 1909 года он от включения его в "Кипарисовый ларец" отказался {Письмо И. Анненского к С. Маковскому от 12 ноября 1909 года. -- ОР ИРЛИ, ф. 1, оп. 1, ед. хр. 213.}. "Старые эстонки", возможно, были окончательно доработаны после составления списка,-- В. Кривич писал издателю А. Альвингу в 1916 году, посылая ему стихи отца для альманаха "Жатва": "А насчет одного я очень колебался: оно называется "Из стихов кошмарной совести. Старые эстонки". Это одно из самых его последних. Нам оно было прочитано впервые, кажется, за месяц до смерти. Вещь очень интересная и сильная, но по характеру своему она едва ли была бы уместна к печати в переживаемое время, и я после долгих колебаний отложил ее" {ЦГАЛИ, ф. 31, оп. 1, ед, хр. 10, л. 29 об.}.
   Последовательность трилистников как смысловое единство -- проблема, встающая перед каждым исследователем Анненского. "В расположении микроотделов ("трилистников") главной книги Анненского "Кипарисовый ларец" трудно уловить логическую закономерность, поступательное движение или организующую состав книги сквозную мысль: расположение "трилистников" так же зыбко и импрессионистично, как - и содержание большинства стихотворений, входящих в книгу" {Д. Максимов, Поэзия и проза Ал. Блока, "Советский писатель", Л. 1975, стр. 98.}. В этом мысле в публикуемом списке любопытно то, что книга начинается с трех "дорожных" тихотворений "Трилистника в старой тетради" (хотя собственно "Трилистник дорожный" поставлен тринадцатым (номером). В этом микроцикле четче, чем во всех остальных, останавливаются "сюжетные" сцепления: первое стихотворение "Тоска маятника" описывает бессонницу на постоялом дворе, что находит отклик в следующем стихотворении "Картинка": "Ночью мне совсем не спалось, не попробовать ли здесь?" Третье стихотворение "Старая усадьба" связано с реальными поездками по Бельско-Ржевскому большаку -- описано имение "Подвойское" {"А разве неправда, что даже в самом названии "Подвойское" уже есть что-то жуткое",-- говорил Анненский, по воспоминаниям Кривича (ЦГАЛИ, ф. 5, оп. 1. ед. хр. 50, л. 32об. -- 33).}. В проекте 1907 года "Усадьба" в первом варианте тоже открывает список (за нею следуют "Квадратные окошки"). Во втором варианте, видимо, за основу расположения был принят мотив годового цикла: 1. "Снег", 2. "Тает", 3. "Квадратные окошки", 4. "Вербная неделя", 5. "Майская гроза" и т. д.
   То, что книга открывается как бы "задающими тон" стихотворениями о дороге, должно быть сопоставлено с идеями статьи Анненского 1909 года "Эстетика "Мертвых душ" и ее наследье" о "восторге дорожных созерцаний" у Гоголя и о том, что "в воспоминании о дороге и рождались... гениальнейшие из его синтезов" {"Аполлон", 1911, No 8, стр. 50--51.}. Примечательно, что "Тоска маятника", открывающая первый трилистник, содержит реминисценцию из "Мертвых душ" -- описание часов Коробочки.
   Отметим в той же статье Анненского и другой мотив -- "последний праздник золотого перебирания страниц жизни". Это едва ли не авторская самохарактеристика смысловой концепции "Кипарисового ларца". По определению современного исследователя, "это своего рода книга всей жизни" {И. П. Смирнов, Художественный смысл и эволюция поэтических систем, "Наука". М. 1977, стр. 81.}.
   В роли вводного, вступительного текста в публикуемом списке выступает стихотворение в прозе "Мысли-иглы". Видимо, такова же была его функция в проекте 1907 года. Им же открывается авторская тетрадь под названием "Символы" {ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 19. Стихотворение опубликовано в кн.: И. Анненский. Посмертные стихи, "Картонный домик", Пб. 1923, стр. 97--98.}. Проект 1905 года начинает книгу стихотворением "Я люблю" {Это программное стихотворение называлось в одном из вариантов "A mo juge impeccable" -- "Моему безупречному судье" (франц.). -- ЦГАЛИ, ф. 6, оп, 1, ед. хр. 55.}, которое входит в последний трилистник в проекте 1909 года. Отсутствие всякого вступления в "Кипарисовом ларце" 19.!!!!!0 года почти наверняка объясняется тем, что Анненский не успел дато указаний на этот счет.
   Как сообщал Кривич в уже цитированном письме к Альвингу, говоря о стихотворениях "Лира часов", "Ель моя, елинка", "Миг", "Если больше не плачешь...": "Эти вещи все относятся к "Кипарисовому ларцу" и лишь при последнем переборе для печати сборника остались за его страницами". К сожалению, это нечеткое указание оставляет неясным, о каком "переборе" идет речь и участвовал ли в нем сам Анненский. Конечно, Анненский мог заняться сокращением книги, потому что С. Соколов сопроводил свое предложение просьбой об ограничении объема. Но может быть, что и до предложения "Грифа" Анненский думал о сокращении книги. На это были внутренние творческие причины,-- лето и осень 1909 года были для Анненского временем размышлений о путях новейшей русской поэзии и в этой связи о характере его собственной лирики. Повышенная строгость отбора своих стихотворений отчасти вытекала из новой роли обозревателя и судьи новейшей поэзии. Этим мы не хотим вслед за Сергеем Бобровым категорически утверждать, что "Анненский выбрал для своей книги самые лучшие свои вещи" {"Печать и революция", 1923, No 3, стр. 262.}. Речь идет о самих мотивах отбора, а вовсе не о результатах его.
   Почему же Кривич не учел присланных ему О. Хмара-Барщевской материалов и даже не сослался на них в примечаниях к последующим изданиям стихов Анненского? Ответ, вероятно, простой: забыл. Работа над "Кипарисовым ларцом" в декабре 1909 года проходила под знаком спешки и боли утраты, и какие-то недоделки были неизбежны. Но и материалы Хмара-Барщевской пришли к Кривичу в неудачное время: умирала его мать, Надежда (Дина) Валентиновна Анненская. Впоследствии знаток Анненского Д. С. Усов писал другому исследователю его творчества, Е. Я. Архиппову, о разговоре с Кривичем в апреле 1925 года:
   "Валентин Иннокентьевич спросил меня, какого я мнения о его редакторской деятельности, и я совершенно прямо высказал ему все наше общее недоумение и огорчение и по поводу "Кипарисового ларца", и по поводу посмертного сборника, и по поводу Еврипида..." Далее Д. Усов приводит слова Кривича: "...Стихи я очень спешно переиздал -- у меня, знаете ли, времени уж очень мало было..." {ЦГАЛИ, ф. 1458, on. 1, ед. хр. 78, л. 72--73.} Забытое письмо Хмара-Барщевской, видимо, было обнаружено Кривичем позднее, при разборке архива, и тогда же сделана помета на этом письме: "Вложить в письмо Усову".
   Остается сказать и еще об одной проблеме, встающей после публикации проекта весны 1909 года. Когда Анненский пришел к идее трилистников? Хотя предвестием их можно считать уже циклы "Бессонницы" и "Лилии" в сборнике "Тихие песни" и хотя стихи будущего "Трилистника балаганного" в ранних тетрадях снабжены нумерацией 1--3, ни в проекте 1907 года, ни в подборке стихов, посланных Бурнакину в апреле 1908 года, принцип трилистников еще не воплотился. Более того, видимо, рукопись, которую видел К. Чуковский в начале 1909 года, еще не имела этого разделения, иначе бы он, в своих некрологах Анненского старательно вспоминавший именно странные и необычные черты его лирики, обязательно упомянул об этом новшестве. Итак, пока выскажем осторожное предположение о внедрении принципа трилистников весной 1909 года. Тогда же Анненский предоставил для печати первый трилистник -- "Трилистник балаганный" во втором номере журнала "Остров".
   Вероятно, можно указать не один источник, под влиянием которого Анненский пришел к замыслу трилистников. В первую очередь надо назвать "Трилистник" -- цикл из трех стихотворений в сборнике Бальмонта "Будем как солнце" (1903). Но несомненно на Анненского повлияло и рассуждение об Анри де Ренье в "Книге масок" Реми де Гурмона: "Среди гирлянд метафор у него всегда сверкает какая-нибудь идея. И как бы схематична, как бы неопределенна ни была эта идея (si vague ou si generate qui soit cette idee), ее все же совершенно достаточно, чтобы ожерелье поэтических образов не рассыпалось в беспорядке" {Реми де Гурмон. Книга масок, СПб. 1913, стр. 14. Перевод Е. М. Блиновой и М. А. Кузмина. (Remy de Gourmont. Le Livre des Masques. Quatrieme edition, Paris, 1905, No 45). Эту статью Анненский дважды цитировал: "Античный мир в современной французской поэзии",-- "Гермес", 1908, No 8, стр. 212; "О современном лиризме",-- "Аполлон", 1909, No 1, стр. 39.}. Как пример Реми де Гурмон приводит три последовательных строфы одной из поэм де Ренье {Реми де Гурмон, Книга масок, стр. 15.}. В архиве Анненского сохранились наброски перевода этих строф {ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 32.}. Часть этих набросков извлечена и напечатана в разделе оригинальных стихотворений в издании "Библиотеки поэта" -- "Грозою полдень был тяжелый напоен..." (это -- первая половина второй строфы, начинающейся стихом "Midi fut lourd d'orage et morne de soleil..." {Иннокентий Анненский, Стихотворения и трагедии, стр. 219.}). И, приведя эту цитату из Ренье, Реми де Гурмон поясняет: "Это маленький триптих, имеющий несколько значений, сообразно с тем, берется ли он в отдельных своих частях или целиком (се petit triptyque a pluisieurs significations et dit de choses differentes selon qu'on le laisse a sa place ou qu'on l'isole)".
   Здесь Анненскому был как бы подсказан путь обогащения готового стихотворения дополнительными смыслами (о чем писала А. Я. Гинзбург), что отвечает одному из его убеждений: "...Я считаю достоинством лирической пьесы, если ее можно понять двумя или более способами" {Ин. Анненский, О современном лиризме. 1. "Они",-- "Аполлон", 1909, No 1, стр. 17.}. Заметим, что этот композиционный прием связывается Реми де Гурмоном с апологией "идеи" в лирике, что опять-таки отвечало воззрениям Анненского, который писал в статье "Трагическая Медея": "Мы слишком долго забывали, что поэзия есть форма мысли, и что наслаждение ею никогда не теряет интеллектуального оттенка" {"Театр Еврипида", т. I, стр. 237.}. "Гармония, постигаемая мыслью, умственным вниманием", противопоставленная той гармонии, которая "действует непосредственно на глазные и слуховые нервы, вроде рифмы или розы на зеленом листе" {"Ион и Аполлонид", -- "Театр Еврипида", т. I, стр. 542.}, и положена Анненским в осно-ву составления трилистников. Разумеется, Анненский предчувствовал возможные упреки. В той же "Трагической Медее" он писал: "...Нет великого про-изведения поэзии, где бы мы не открывали загадок и противоречий, неразрывных с глубо-кой человеческой мыслью, но совершенно несовместимых с определенными логическими схемами" {"Театр Еврипида", т. 1, стр. 250.}; "поэты вовсе не так уж старательно сберегают свои картины от причудливого проявления человеческой мыс-ли или вторжения в них жизни с ее несообразностями" {Там же, стр. 230.}.
  

Р. ТИМЕНЧИК

   г. Рига
  
  
Оценка: 3.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru