Анненков Павел Васильевич
Из переписки недавних деятелей

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Материалы для истории русского общества).
    Письмо Н. Ал. Полевого к А. И. Герцену.
    Письма М. А. Бакунина к А. И. Герцену.
    Из писем Ив. Мих. Галахова к А. И. Герцену.
    Письма И. И. Панаева, М. Языкова и П. В. Анненкова к А. И. Герцену и Н. Пл. Огареву.

   

Изъ переписки недавнихъ дѣятелей.

(Матеріалы для исторіи русскаго общества).

   Нѣсколько многословныя и подчасъ однообразныя письма Н. Пл. Огарева интересны, однакожъ, въ томъ отношеніи, что даютъ послѣдовательную исторію развитія идей, занимавшихъ его кружокъ до половины сороковыхъ годовъ. Они представляютъ словно общій контуръ, на которомъ удобно могутъ быть расположены подробности, заключающіяся въ другихъ документахъ того же рода, иногда еще болѣе мелкія, а иногда покрупнѣе. Такого рода документы предлагаются теперь читателямъ въ настоящихъ письмахъ, принадлежащихъ разнымъ лицамъ разной степени извѣстности: Н. А. Полевому, М. А. Бакунину, Ив. М. Галахову, Ив. Ив. Панаеву, М. Языкову и В. В. Анненкову, В. П. Боткину, Н. Я. Кетчеру и, наконецъ, В. Гр. Бѣлинскому. Письма эти даютъ весьма разнообразный матеріалъ: біографическій, бытовой, но больше всего историко-литературный.
   Такого рода документы съ трудомъ помаются классификаціи. Мы старались, однакожь, по возможности не разрушая хронологической послѣдовательности, расположить предлагаемыя письма въ извѣстномъ логическомъ порядкѣ.
   Письмо Н. А. Полеваго отъ 1836 г., тогда "заслуженнаго" литераторамъ молодому, еще только "подававшему надежды", рисуетъ общія черты тогдашняго положенія литераторовъ. Письма М. А. Бакунина и Ив. М. Галахова (1840--1846) указываютъ на тѣ нравственные интересы, которые влекли тогда образованныхъ русскихъ людей за границу, съ которыми они тамъ жили душевно. Письма Ив. Ив. Панаева, М. Языкова и П. В. Анненкова даютъ черты, подчасъ довольно отрицательнаго характера, для характеристики жизни досужихъ и состоятельныхъ лицъ изъ числа "идеалистовъ" 40-хъ годовъ. Письма В. П. Боткина представляютъ матеріалъ для характеристики душевной жизни этихъ идеалистовъ при столкновеніи съ дѣйствительностію; въ то же время, письма этого въ свое время значительнаго писателя касаются и общихъ вопросовъ, идейныхъ и литературныхъ. Подобно тому и письма Н. Я. Кетчера то касаются явленій психологіи тогдашнихъ идеалистовъ, нѣсколько болѣзненной, представляя иногда протестъ противъ нихъ, то прямо вводятъ насъ въ тогдашнюю литературную жизнь. В. Гр. Бѣлинскій въ письмахъ своихъ говоритъ, повидимому, о себѣ только и о своихъ дѣлахъ, но вся его индивидуальная жизнь такъ срослась съ литературой, что каждое письмо его даетъ страницу изъ исторіи русской литературы или, по крайней мѣрѣ, русской журналистики.
   

Письмо Н. Ал. Полеваго къ А. И. Герцену.

(1836 г.).

Милостивый государь
Александръ Ивановичъ!

   Зная, какъ всегда любилъ и уважалъ васъ, вы повѣрите искренности словъ моихъ, когда я скажу, что я сердечно обрадовался, получивъ письмо ваше. Добрая вѣсть эта была подаркомъ для меня. Слава Богу, что вы уцѣлѣли, что вы не упади духомъ, что вы продолжаете занятія ваши, что можно иногда перекликнуться съ вами. Бодрствуйте, любезнѣйшій Александръ Ивановичъ! Время -- драгоцѣнное лѣкарство на все. Будемъ опять вмѣстѣ, будемъ опять философствовать съ тою же безкорыстною любовью къ человѣчеству, съ какою философствовали нѣкогда. Напередъ всего вы простите меня и не причтите мнѣ въ вину долговременное медленіе мое отвѣчать на увѣдомленіе ваше. Причиною была полуожиданная, полунечаянная поѣздка моя въ Петербургъ, отнявшая у меня почти мѣсяцъ, а потомъ тьма мелкихъ заботъ и нездоровье мое по возвращеніи. Не повѣрите, сколько различныхъ досадъ и непріятностей перенесъ я съ тѣхъ поръ, какъ мы не видались, моральныхъ и физическихъ. Москва такъ надоѣда мнѣ, что, можетъ быть, я рѣшусь совершенно оставить ее; по крайней мѣрѣ, нынѣшнее лѣто, съ іюня мѣсяца, я проживу въ Петербургѣ. Если ужь надобно, неволя велитъ мнѣ продолжать мою дѣятельность, то надобно продолжать ее въ Петербургѣ, который, какъ молодой красавецъ, ростетъ и величится на счетъ Москвы, старѣющей и дряхлѣющей во всѣхъ отношеніяхъ. Но что въ будущемъ -- вѣдомо только Богу, и пока я въ Москвѣ, прошу васъ писать ко мнѣ, когда вздумаете и что вздумаете. Мнѣ пріятно сдѣлаться и посредникомъ вашимъ съ журналами и публикою, если вы хотите входить въ какія-нибудь съ ними сношенія. Статью вашу о Гофманѣ я получилъ. Мнѣ кажется, вы судите о немъ хорошо и вѣрно, но, если вы хотите дать публичность этой статьѣ, то примите мой дружескій совѣтъ: ее надобно исправить въ слогѣ, весьма небрежномъ, и необходимо прежде цензуры исключить нѣкоторыя выраженія. Кромѣ того, что безъ этихъ поправокъ статья можетъ навлечь на васъ непріятности,положимъ, хоть журнальныя, спрашиваю: къ чему эти выраженія? Дѣло -- въ дѣлѣ, а не въ нихъ. Если вы довѣрите мнѣ, я охотно приму на себя обязанность продержать надъ статьею вашею политическо-литературную корректуру и потомъ отдать ее въ какой угодно журналъ. Безъ вашего позволенія приступить ни къ чему не смѣю, и, право, не совѣтую безъ поправокъ посылать другому. Вѣрьте, что я желаю вамъ всякаго добра, какъ родному, увѣренный, притомъ, что настоящее положеніе ваше продолжиться долго не можетъ, если вы будете сколько возможно осторожнѣе во всѣхъ отношеніяхъ. Вѣрно, что вы можете быть въ состояніи оскорбленнаго и раздраженнаго человѣка, но кто изъ насъ переходилъ путь жизни безъ горя и безъ страданій? Слава Богу, если они постигаютъ насъ жизненнымъ опытомъ въ юности. А какъ измѣняются потомъ въ глазахъ нашихъ взгляды и отношенія на все насъ окружающее,-- великій Боже! Я самъ испыталъ и испытываю все это, а мнѣ только еще сорокъ лѣтъ. Разстояніе между нпѣніями и понятіями 20-ти и 40-ка лѣтняго человѣка дѣлитъ бездна. Братецъ вашъ разсказывалъ мнѣ, что вы принялись за географію, за статистику -- дѣло доброе! Жаль, что по исторической части сторона ваша безплодная. О ней можно сказать одно: жили, а кто жилъ и зачѣмъ жили,-- Богъ вѣсть. Впрочемъ, если бы что открылось любопытное, пожалуйста сообщите мнѣ. Русская исторія сдѣлалась моею страстью. Я охотно готовъ сообщить вамъ исторической пыли, сколько хотите. Исторія теперь и кстати. Кажется, что вся литература наша сбивается на заднія числа. Адресъ ной теперь: въ Москвѣ, подъ Новинскимъ, въ Кудринѣ, въ приходѣ Девяти Мучениковъ, въ домѣ Сафонова. Буду ждать писемъ вашихъ и въ ожиданіи всегда сохраняю къ вамъ чувства совершеннаго почтенія и преданности, съ какими былъ и есмь.

Вашъ усердный и преданный
Н. Полевой.

   26 февраля 1830 г.
   Москва.
   

Письма М. А. Бакунина къ А. И. Герцену.

(1840 г.).

   Въ письмахъ Огарева и въ примѣчаніяхъ къ нимъ не одинъ разъ была рѣчь о М. А. Бакунинѣ и его отношеніяхъ къ важнѣйшимъ членамъ извѣстнаго кружка. Около 1840 г. отношенія эти очень охладѣли. Въ втогь именно моментъ Бакунинъ выѣхалъ за границу. Первое изъ печатаемыхъ дальше писемъ Бакунина въ Герцену показываетъ, при какихъ условіяхъ состоялась эта поѣздка, а второе -- какъ Бакунинъ сталъ исполнять составленную имъ программу самообразованія въ этой поѣздкѣ. Послѣ этого письма въ Дневникѣ Герцена встрѣчаются упоминанія о дальнѣйшихъ письмахъ Бакунина и о его статьяхъ на нѣмецкомъ и французскомъ языкахъ, которыя стали вызывать у Герцена и друзей его симпатичные отзывы о Бакунинѣ, но другихъ писемъ Бакунина изъ этой эпохи не имѣется въ нашей коллекціи.
   

20 апрѣля 1840 г., Тверь.

   Любезный Герценъ! Пріѣхавъ сюда, я нашелъ въ отцѣ моемъ согласіе на мой отъѣздъ въ Берлинъ и готовность помочь мнѣ деньгами. Но такъ какъ дѣла его, вслѣдствіе неурожая и мелководія, находятся въ маленькомъ разстройствѣ, то онъ и не можетъ мнѣ дать теперь ничего другаго, кромѣ обѣщанія. Онъ говоритъ, что если дѣла его поправятся, то онъ согласенъ давать мнѣ по 1,500 рублей въ годъ; но это если такъ неопредѣленно, что если бы мои надежды были основаны единственно только на немъ, то легко бы могло случиться, что онѣ растаяли бы "яко воскъ отъ лица опія". Можетъ быть, что, со всею готовностью помочь мнѣ, онъ будетъ давать маѣ не болѣе 1,000 или даже 500 рублей въ годъ, а потому, милый Герценъ, для того, чтобы дать поѣздкѣ моей въ Берлинъ твердую и незыблемую основу, я долженъ обратиться къ тебѣ. Если ты и друзья твои можете дать тѣ 5,000 рублей, о которыхъ ты мнѣ говорилъ, то это меня совершенно обезпечитъ. Имѣя ихъ въ виду, я могу смѣло ѣхать и, въ случаѣ нужды, ограничивъ свои расходы и путешествіе свое только однимъ Берлиномъ, прожить безъ всякихъ другихъ средствъ въ Берлинѣ въ продолженіе трехъ лѣтъ. Все же остальное, что я получу отъ отца или пріобрѣту собственными трудами, будетъ употреблено мною на расширеніе моего путешественнаго плана, а, слѣдовательно, и моего образованія. Я жду духовнаго перерожденія и крещенія отъ этого путешествія, я чувствую въ себѣ такъ много сильной и глубокой возможности, и еще такъ мало осуществилъ, что каждая лишняя копѣйка для меня будетъ важна, какъ новое средство къ достиженію моей цѣли. И потому я прошу тебя и друзей твоихъ, если вамъ это только возможно, дать мнѣ теперь 2,000 рублей, а въ продолженіе двухъ остальныхъ лѣтъ присылайте мнѣ по 1,500 руб. въ годъ такъ, какъ ты говорилъ мнѣ въ Москвѣ.
   Что же касается 2,000 рублей, то чѣмъ скорѣе вы мнѣ ихъ доставите, тѣмъ будетъ лучше, потому что я ни минуты медлить не стану.
   Я не могу назначить опредѣленнаго срока для уплаты этихъ денегъ, до вы можете быть увѣрены, что при первой малѣйшей возможности я поспѣшу заплатить ихъ. Во всякомъ случаѣ, наслѣдство, которое я получу отъ отца, и образованіе, которое я пріобрѣту за границей, дадутъ мнѣ вѣрное средство въ исполненію этой священной обязанности; въ случаѣ же моей смерти, братья за меня заплатятъ. Впрочемъ, по всѣмъ вѣроятностямъ, я проживу еще долго,-- во-первыхъ, потому, что было бы глупо умереть, ничего не сдѣлавъ путнаго, а, во-вторыхъ, потому, что я совсѣмъ не намѣренъ умирать.
   Ты видишь, Герценъ, что я обращаюсь къ тебѣ прямо и просто, безъ всякихъ околичностей и отложивъ въ сторону всѣ 52 китайскія церемоніи. Я дѣлаю это потому, что я беру у васъ деньги де для удовлетворенія какихъ-нибудь глупыхъ и пустыхъ фантазій, до для достиженія человѣческой и единственной цѣли моей жизни. Кромѣ этого, хоть наше знакомство началось и недавно, но мнѣ нужно было не иного времени для того, чтобъ полюбить тебя отъ души, и для того, чтобъ сознать, что въ нашихъ духовныхъ и задушевныхъ направленіяхъ есть много общаго, и что я могу обратиться къ тебѣ, не боясь недоразумѣній.
   Я де буду говорить тебѣ о своей благодарности, но, довѣрь мнѣ, и никогда не позабуду, что ты и друзья твои, почти не зная меня и не проникнувъ въ глубину души моей, повѣрили въ дѣйствительность и святость моего внутренняго стремленія; я никогда не позабуду, что, давъ мнѣ средства ѣхать за границу, вы, можетъ быть, спасли меня отъ ужаснѣйшаго несчастья, отъ постепеннаго опошленія. Повѣрьте, что я всѣми силами буду стараться оправдать вашу довѣренность и что я употреблю всѣ заключающіяся во мнѣ средства для того, чтобъ стать живымъ, дѣйствительно духовнымъ человѣкомъ, полезнымъ не только для себя одного, но и отечеству, и всѣмъ окружающимъ меня людямъ. Да, я надѣюсь, что современемъ вы меня лучше узнаете и что тогда вы примете меня въ тѣснѣйшій кружокъ своихъ друзей. Покамѣстъ же, Герценъ, прощай. Отвѣчай мнѣ, пожалуйста, скоро, потому что мнѣ хотѣлось бы какъ можно скорѣе уничтожить всякую неопредѣленность въ дѣлахъ своихъ.
   Посылаю тебѣ съ братьями Tagebuch eines Kindes (Bettina). Пожалуйста, только никому не отдавай этой книги, потому что сестра была бы въ отчаяніи, если бы она затерялась.
   Получивъ твой отвѣтъ, я окончательно обо всемъ переговорю съ отцомъ и отправлюсь къ вамъ на другой же день.
   Прощай.

Твой М. Бакунинъ.

   Кажется, что дѣла Боткина пойдутъ хорошо. Сегодня мнѣ предстоитъ конференція объ этомъ предметѣ {Сообщеніе относится къ любовной исторіи Боткина и одной родственницы Бакунина. О страсти Бакунина къ посредничеству въ такихъ дѣлахъ, напоминающей черту въ Рудинѣ, было говорено раньше.}.

-----

1840 г. 11 (23) октября, Берлинъ.

   Любезный Герценъ! Ты, вѣроятно, уже получилъ книги, посланныя мною тебѣ съ г-мъ Черняевымъ, и удивился, что послѣ такого долгаго молчанія я сопроводилъ ихъ весьма коротенькою записочкой. На это были своего рода причины, о которыхъ я теперь распространяться не буду. Сначала я написалъ тебѣ большое письмо, но потомъ замѣнилъ его тою маленькою записочкой, которую ты вѣрно уже имѣлъ удовольствіе получить.
   Я надѣялся, что до отъѣзда Черняева выйдетъ логика Вердера и хотѣлъ послать ее тебѣ, но она, въ несчастью, еще не вышла и ты долженъ довольствоваться первою частью вновь изданной энциклопедіи; съ Вердеромъ я уже познакомился; на вакаціяхъ онъ уѣхалъ изъ Берлина, но на-дняхъ долженъ возвратиться; какъ только пріѣдетъ, я немедленно начну брать у него уроки; какой онъ славный человѣкъ, Герценъ! Духъ, знаніе стало въ немъ плотію; въ немъ такъ иного Gemüthlichkeit, которая, противуполагая себя разумному содержанію духа, выдаетъ себя за истину,-- не той, которая болѣзненно противуполагается свободному теченію духа, но той, которая вытекаетъ изъ живаго, свободнаго единства знанія и жизни,-- той, которая обнаруживаетъ, что знаніе человѣка -- не мертвая буква, но плодъ религіознаго, внутренняго стремленія. Я надѣюсь сблизиться съ нимъ и ожидаю отъ него много пользы какъ въ интеллектуальномъ, такъ и въ нравственномъ отношеніи. Если будетъ возможность выслать тебѣ его логику, то я непремѣнно ею воспользуюсь.
   Надѣюсь, что Наталья Александровна не вознегодовала на меня за смѣлость, съ которою я, безъ всякаго позволенія, поднесъ ей книгу не моего сочиненія, но сочиненія Шефера,-- я рѣшился на эту дерзость въ увѣрености, что сі книга доставитъ ей много наслажденія; Шеферъ написалъ по одному стихотворенію на всѣ 365 дней, которые, какъ вамъ извѣстно, составляютъ (исключая високосный годъ) цѣлый годъ; разумѣется, что въ такомъ множествѣ должно быть много пустыхъ стихотвореній, но за то и очень много глубокихъ вещей. Наталья Александровна, прочтите, пожалуйста, стихотвореніе на 20 декабря; въ немъ высказано все, что только можно пожелать глубокой, святой женщинѣ, и потому примите его за выраженіе моихъ желаній вамъ!
   Вы вѣрно захочете знать, какъ я провелъ эти три мѣсяца. Большая часть времени была посвящена заботамъ. Сестра, о которой я тебѣ уже говорилъ, здѣсь съ сыномъ, и, къ тому же, больная, такъ что въ продолженіе нѣкотораго времени я боялся даже за ея жизнь; теперь ей нѣсколько лучше, но все еще весьма слаба; бѣдная, она вынесла такъ много страданій, такъ много внѣшнихъ и внутреннихъ отрицаній въ своей жизни, что я удивлялся еще крѣпости ея организма: одна смерть Станкевича, котораго мы всѣ такъ горячо любили, должна была сильно потрясти ее; а что, Герценъ, вотъ и Станкевича нѣтъ; единственный человѣкъ, одно непосредственное присутствіе котораго заставляетъ вѣрить въ идею,-- этотъ человѣкъ оставилъ насъ; его смерть еще болѣе убѣдила меня въ необходимости безсмертія индивидуальнаго духа. Штраусъ и Вердеръ также вѣрятъ въ безсмертіе; я не успѣлъ еще много говорить объ этомъ предметѣ съ Вердеромъ и потому не знаю еще, есть ли эта вѣра результатъ его философскаго знанія, или нѣтъ.
   Несмотря на великія и многосложныя заботы, я успѣлъ, однако, нѣсколько оглядѣться и приняться за дѣло. Логику прочелъ до Quantität, и что я прочелъ, кажется мнѣ теперь такъ ясно, что я могу это передать ребенку. Теперь я чувствую, что узнаю все, что мнѣ нужно, и потому покоенъ.
   Черезъ 6 дней начнутся лекціи, я буду слушать:
   1) Werder. 1. Logik. 2. Geschichte der neuen Philosophie.
   2) Hotho. 1. Aesthetik.
   3) Vatke. 2. Menschenwerdung Gottes.
   4) Курскъ физики.
   5) Фехтованіе и верховая ѣзда.
   А дома буду заниматься, кромѣ этого, новѣйшею исторіей.
   Берлинъ городъ хорошій; музыка отличная, жизнь дешевая, театръ очень порядочный, въ кондитерскихъ журналовъ много и я ихъ читаю всѣ подрядъ, -- однимъ словомъ, все хорошо, очень хорошо.
   Нѣмцы ужасные филистры; еслибъ 10-я часть ихъ богатаго духовнаго сознанія перешла въ жизнь, то они были бы прекрасные люди; но до сихъ поръ, увы, пресмѣшной народъ; вотъ тебѣ двѣ надписи, прочитанныя мною на домахъ во время послѣднихъ празднествъ.
   На одной нарисованъ прусскій орелъ, а подъ нимъ портной гладитъ, подъ портнымъ же написано:
   
   Unter deinen Flügeln
   Kann ich ruhig bügeln.
   
   А на другомъ транспарантѣ:
   
   Es lebe hoch das Königspaar
   Und wenn es möglich ist Zwei tausend Jahr.
   Doch wenn es auch unmöglich scheint
   So ist es doch recht gut gemeint.
   
   А на третьемъ:
   
   Ein preussisch Herz, ein gutes Bier
   Was wollen sie noch mehr von mir.
   
   И много другихъ разныхъ остротъ.
   Что дѣлаешь ты? Чѣмъ занимаешься? Вѣришь ли или сомнѣваешься?-- я думаю, что и то, и другое вмѣстѣ; это общее состояніе духа. Пріѣзжай скорѣй сюда; наука разрѣшитъ всѣ сомнѣнія или, по крайней мѣрѣ, покажетъ путь, на которомъ они должны разрѣшаться. Напиши мнѣ, пожалуйста, о вашемъ житьѣбытьѣ; я слышалъ, что Огаревъ сбирается въ Берлинъ,-- правда ли это и гдѣ онъ теперь? Гдѣ Сатинъ, что Кетчеръ? При случаѣ поклонись имъ отъ меня. Что русская журналистика, -- что доказываетъ Бѣлинскій и чему вѣрятъ Языковъ и Панаевъ?
   Не вышло ли чего-нибудь новаго изъ сочиненій Пушкина, Гоголя и Лермонтова?
   Пожми, пожалуйста, руку Ветлицкому; другой разъ я ему напишу. Скажи ему, чтобы онъ написалъ мнѣ письмо, не ожидая моего. Не сбирается ли онъ на Кавказъ и посѣщаетъ ли университетъ?

Прощай, милый Герценъ.
Отъ души твой
М. Бакунинъ.

   Мой адресъ: à М-r Mendelsohn et Comp à Berlin, pour remettre à М. Bakounine.
   Напечатана ли 2-я половина моей статьи, и если напечатана, нравится ли она публикѣ и тебѣ въ особенности?
   

Изъ писемъ Ив. Мих. Галахова къ А. И. Герцену.

(1810 -- 1840).

   Передъ нами нѣсколько писемъ Ив. М. Галахова и сестры его къ Н. А. и А. И. Герценымъ, изъ-за границы, отъ 1840 до 1847 г. Нѣкоторыя изъ нихъ писаны по-французски (къ Н. А--нѣ), другія, по-русски. Письма эти больше говорятъ о личныхъ дѣлахъ и чувствахъ, очень теплыхъ къ семейству Герценовъ; въ одномъ находимъ замѣчаніе о впечатлѣніи литературныхъ произведеній Герцена на далекаго пріятеля: "Гдѣ ты? что ты? Эти дни питаюсь твоими письмами объ исторіи философіи, увлекательными для меня по любви къ предмету и къ автору. На одной изъ воодушевленныхъ страницъ о возрожденіи наукъ чувство быстро перебросилось къ вамъ, и я оставилъ тетрадь, чтобы поздороваться съ тобою, любезный другъ" (1846 г., авг. 23, Бонердъ на Рейнѣ). Одно письмо (изъ Венеціи, отъ 20 сент. 1845 г.) посвящено коммиссіи продажи картинъ принадлежавшихъ Галахову, между которыми была и картина Айвазовскаго.
   Мы приведемъ здѣсь значительныя выдержки изъ одного письма, въ которомъ видно отношеніе Галахова въ Герцену и кружку, а также его соображенія о западномъ славянствѣ, показывающія, что интересъ къ нему не былъ и въ 40-е годы монополіей спеціальныхъ московскихъ славянофиловъ.
   

Тунъ, 24 августа н. ст., 45.

   Любезный другъ! Несмотря на болѣе чѣмъ годъ молчанія, рѣшаюсь написать къ тебѣ, а то, пожалуй, наконецъ, вы упрекнете меня въ легкосердечіи, а мнѣ въ голову заберется мысль, что вы станете сомнѣваться въ постоянствѣ искренней моей къ вамъ пріязни. А могу ли я измѣниться и позабыть васъ, когда въ Москвѣ болѣе и ближе всего было съ вами, гдѣ присутствіе доброй и той Натальи Александровны бросало лучшій и единственный свѣтъ и теплоту на одинокую мою жизнь и гдѣ съ тобой, Г., въ откровенности и во взаимномъ довѣріи провели мы вмѣстѣ много не дурныхъ вечеровъ?. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Я опять уѣду въ Италію, въ Римъ; и состояніе моего здоровья, и сестра меня манятъ еще на югъ. Но нерѣдко мыслію и душой переношусь я въ Россію, въ Москву; для нихъ завидую всему хорошему, какое нахожу за границей; туда остальными мечтами ухожу въ упованія народныя и личныя отъ всего неудовлетворительнаго въ собственной и общественной жизни. Весной я заглянулъ въ славянскую землю, въ Кроацію. Въ Загребѣ (Аграмѣ) познакомился съ Гаемъ и другими дѣйствующими и недѣйствующими лицами; узналъ кое-что объ ихъ распряхъ и домогательствахъ; въ лицахъ, пріемахъ, нравахъ много родственнаго съ русскими; народность между ними пробуждается довольно жарко и симпатія въ славянамъ и къ русскимъ въ (томъ) числѣ, а, можетъ быть, и въ особенности, замѣтна. Ихъ языкъ, иллирійскій, изъ всѣхъ славянскихъ къ нашему самый близкій и очень благозвученъ. Съ любопытствомъ бы остался долѣе въ Кроаціи и поѣхалъ бы въ Черногорію, Далмацію и Сербію, если бы силы и обстоятельства позволили. Изученіе славянскихъ народовъ и сближеніе съ ними, особенно съ южными, почти обязательны для русскихъ. Объ Европѣ вы все знаете, а подробности и анекдоты, какіе узнаете отъ возвращающихся отсюда, услышите отъ О., С., Саз... {Огарева, Сатина, Сазонова.}. Менѣе знаемъ мы про домашнее: что дѣлается въ Москвѣ, у васъ, съ вами и вами? Тѣ же ли кружки, лица, понятія и вѣрованія на поприщѣ и въ борьбѣ?Кто куда подвинулся, отъ чего отсталъ и кто болѣе отсталъ отъ пристрастій и совладѣлъ съ дѣйствительностью хоть въ умѣ? Знать объ этомъ было бы мнѣ очень интересно, потому что мѣсто, люди, обстоятельства -- знакомые. Но особенно желаю узнать отъ тебя, какъ живете вы, Гр., Бет., Боршъ и т. д.
   

Письма И. И. Панаева, М. Языкова и П. В. Анненкова къ А. И. Герцену и Н. Пл. Огареву.

(1843--1845).

   Панаевъ и Анненковъ не принадлежали къ собственно товарищескому тѣсному кружку, а считались только допущенными къ нему посторонними членами. Извѣстно, что оба они оставили по себѣ воспоминанія о главнѣйшихъ членахъ кружка. Воспоминанія Панаева недавно были дополнены записками г-жи Головачевой. Нижеслѣдующія письма опредѣляютъ роль обоихъ мемуаристовъ по отношенію къ кружку. М. Языковъ игралъ роль, близкую къ роли Панаева.
   1843 г., домъ Фредерикса, на Литейной, за Вшивою биржей, противъ Владимірской.
   24 ноября, 1 1/4 ночи. Мы сидимъ съ Языковымъ у Кетчера. Выпили 1 3/4 бутылки шампанскаго за здоровье твое, Огарева и Натальи Александровны (дай Богъ вамъ здоровья!). За Грановскаго здоровье также выпьемъ. Пожалуйста, Герценъ, кланяйся ему отъ меня, да скажи ему, что я очень хорошій человѣкъ (жаль, что онъ меня мало знаетъ). Орландо Фуріозо женатъ и упивается семейнымъ счастіемъ. Супруга взяла его въ руки. Хорошо ли это, или дурно, предоставляю разсудить вамъ {Кажется, это говорятся о Кетчерѣ. Исторія женитьбъ разсказана въ Посмертныхъ сочиненіяхъ Герцена.}.
   Вы люди умные и изучили нѣмецкую философію, а мы питаемся Леру, Жоржъ Сандъ и другими.
   Герценъ, пріѣзжай въ Петербургъ. Твое отсутствіе очень ощутительно. Вамъ, господа, извѣстно, что я пишу прекрасныя повѣсти. До все это лѣто я велъ жизнь гнусную и пилъ съ гусарами к потому написалъ двѣ крошечныя статейки, такъ, ничего, понятныя только для Петербурга. Для васъ же постараюсь написать въ продолженіе нынѣшняго года повѣсть удивительную, подъ именемъ: Родственники.

-----

   Герценъ! Зачѣмъ тебя здѣсь нѣтъ? Здѣсь великая артистка Віардо... и великій артистъ Языковъ {Примѣчаніе въ оригиналѣ: "Хотя мы отъ Віардо и таемъ, но надежду питаемъ, что не совсѣмъ растаемъ. М. Я. (Рукою Кетчера): "Написавши это, Языковъ растаявъ совершенно, но не отъ Віардо, а отъ сей вирши" (напомнимъ, что Кетчеръ съ 1843 но 1846 г. провелъ въ Петербургѣ).}. Онъ такъ вретъ, что изъ рукъ вонъ.

-----

   Анненковъ отличный человѣкъ, онъ не нашъ братъ, философъ, а человѣкъ съ здравымъ смысломъ.

-----

   Цѣлую всѣхъ васъ. Пьянъ и дальше писать не могу. Цѣлую Сашу.

Твой Панаевъ.

   Друзья мои, Герценъ и Грановскій! Пользуюсь случаемъ ничего не написать къ вамъ, зане пусто нахожусь {Примѣчаніе: Маленькая погрѣшность, зане грѣшенъ винною полнотой (рукою Кетчера).}. Сегодня рожденіе Огарева -- поздравляю васъ. Кетчеръ отличный чиновникъ и его присутствіе меня радуетъ; мы живемъ съ нимъ рядомъ, такъ что васъ соединяетъ одинъ порогъ, то-есть вино. Свидѣтельствую почтеніе супругамъ вашимъ.

М. Я.

   (Опять рукою Панаева). Сидѣли до исхода 3-го часа ночи. Говорили все о предметахъ очень серьезныхъ. Ахъ, господа, напрасно васъ не было въ одну ночь здѣсь въ Петербургѣ! Господа сидѣли у меня до 2 часовъ. Языковъ за ужиномъ выпилъ 1/2 стакана краснаго ординарнаго вина и, воспламенѣвъ имъ, пожелалъ шампанскаго. Мы всѣ отправились въ трактиръ къ Блею (подлѣйшій нѣмецкій трактиръ) и пили тамъ всю ночь. Языковъ былъ удивителенъ.
   Неправда ли, что въ Анненковѣ есть что-то Давыдовское, Фигнеровское или вообще партизанское? Кланяйтесь Погодину, Каткову и Шевыреву {Любопытное сопоставленіе именъ, показывающее, что Катковъ уже въ то время считался выбывшимъ изъ кружка.}.
   

Изъ письма М. Языкова къ Огареву.

   ...Сначала я мараюсь.
   Вотъ тебѣ нѣсколько стиховъ Лермонтова.
   
   Нѣтъ, не тебя такъ пылко я люблю и т. д.
   
   Другое:
   
   Выхожу одинъ я на дорогу и т. д.
   
   Боткинъ просилъ меня по заказу съострить: тебѣ извѣстно, что я вступаю въ законный бракъ и провожу все лѣто въ деревнѣ и надѣюсь, что будетъ много жито, т.-е. не въ амбарѣ, а въ груди.
   Анекдотъ изъ Отечественныхъ Записокъ: одинъ господинъ приглашаетъ другаго къ себѣ на сватьбу; тотъ отвѣчаетъ, что пріѣду, но въ твоей сватьбѣ, видя твердо, не вижу добра.

Твой другъ Кинеровичъ.

   Сильно люблю тебя и желаю видѣть.

-----

   Судя по намеку въ напечатанномъ въ прошломъ году въ Русской Мысли коллективномъ письмѣ московскихъ пріятелей, эти строки Языкова писаны были въ концѣ апрѣля 1843 г., а потому вышеприведенныя писанія Панаева и Языкова писаны были вскорѣ послѣ свадьбы послѣдняго.
   

Достоуважаемый и многоуважаемый Герценъ!

   На-дняхъ получите вы 10 изображеній ничтожнѣйшаго изъ смертныхъ, т.-е. меня. Сильно памятуя партіяльность вашу къ моей персонѣ, обращаюсь къ вамъ съ покорнѣйшею просьбой принять для своего семейства два экземпляра, а остальные раздать пріятелямъ нашимъ. Совѣтую при семъ случаѣ поступать осторожно, а именно сперва спросить: а какъ тебѣ нажегся Анненковъ?-- и воли пріятель отвѣтъ: пустой человѣкъ!-- портретъ запрятать подальше. Боли же окажетъ: да такъ себѣ, то тотчасъ же вручить подарокъ. Во всякомъ случаѣ, прошу непремѣнно надѣлить этимъ ликомъ Кетчера, Корша и Грановскаго. Есть у меня поползновеніе навязать его и дамамъ, но вы сперва стороной узнайте: не существуетъ ли какого-либо непреодолимаго отвращенія у нихъ, а тамъ уже какъ знаете. Вообще въ этомъ деликатномъ дѣлѣ я совершенно полагаюсь на ваше благоразуміе. Обязуюсь быть столько же деликатнымъ въ той коммиссіи, которую вы мнѣ дали насчетъ пріиска гувернера. Я записалъ адресъ Фролова и какъ-нибудь вмѣстѣ, можетъ быть, и найдемъ порядочнаго человѣка въ Землицѣ, гдѣ ихъ теперь и съ газомъ не легко встрѣтить. Письмо къ Сазонову, порученное мнѣ Натальей Александровной, безпрестанно у меня въ глазахъ и все какъ будто спрашиваетъ: да что же ты не ѣдешь? Жду перваго снѣга, да еще первыхъ денегъ. Скажите Ботчеру, что я брату его по гробъ благодаренъ за исполненіе моихъ просьбъ, скорое и успѣшное, и чтобъ онъ ему это непремѣнно написалъ. Можетъ прибавить отъ себя, что выраженіе по гробъ происходитъ отъ незнанія Терапіи Неймана. Скоро ли она выйдетъ?
   Вы къ намъ прислали Панаева, обуяннаго духомъ гнѣва на петербургскіе трактиры и на здѣшній способъ пропитанія. Однакожъ, какъ человѣкъ мягкой натуры, онъ начинаетъ привыкать къ гнилымъ нашимъ рыбамъ, а съ появленіемъ свѣжихъ устрицъ, надѣемся, я совсѣмъ примириться съ городомъ, которому онъ совершенно принадлежитъ. Вы, вѣроятно, знаете, что Краевскій обязалъ Сологуба поставить три повѣсти и въ контрактѣ упомянулъ, что только разстройство умственныхъ способностей впредь освободитъ его сіятельство отъ принятой обязанности. Вотъ даръ предвиденія! Языковъ собирается во второй разъ быть отцомъ, и, кажется, этимъ только и занятъ. Горбуновъ работаетъ много и хорошо, что свидѣтельствуетъ превосходная отдѣлка моего портрета. Для будущей жизни онъ не знаетъ что избрать -- Сибирь или Италію и колеблется между этими двумя странами весьма наивно и простодушно. Спекулятивный философъ нашъ Некрасовъ крѣпко занятъ политипажами къ Альманаху и Скалозубу, и статьи для нихъ собираетъ тамъ, гдѣ ихъ никто не ожидалъ -- примѣръ Достоевскій. Французскій писатель Тургеневъ (а вѣдь переводъ Гоголя хорошъ) пріѣхалъ изъ Парижа съ строгимъ воззрѣніемъ на жизнь и учитъ насъ, какъ вести и держать себя, за что мы ему и благодарны. Бѣлинскій кашляетъ, гуляетъ по Невскому съ женой и продолжаетъ составлять единственное наслажденіе моихъ вечеровъ. Вотъ и всѣ мы. Подвигаясь къ концу письма, я все боюсь забыть сказать вамъ, что я всѣхъ васъ много люблю и уважаю. Напишите мнѣ, добрый Герце въ, одну строчку по адресу: въ Конногвардейскія казармы, Павлу Васильевичу имркъ, о лекціяхъ Грановскаго и обо всемъ, что найдете удобнымъ. Предполагаю, что Изученіе природы теперь должно кончиться и что вы свободны, а, впрочемъ, вѣдь, вамъ на это не надобно времени. Adieu.

П. Анненковъ.

   С.-П.
   Ноябрь (1845).

(Продолженіе слѣдуетъ).

"Русская Мысль", кн.VII, 1892

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru