C.-ПЕТЕРБУРГЪ. Типографія M. Меркушева, Невскій пр., No 8. 1900.
Въ тринадцатомъ столѣтіи въ Голштиніи, въ трехъ мафіяхъ отъ деревни Борнговедъ, возвышался женскій монастырь, построенный въ готическомъ стилѣ.
Игуменьей этого монастыря недавно была назначена и посвящена въ этотъ духовный санъ герцогиня фонъ-Люнебургъ, племянница датскаго короля Вольдемара II-го.
Герцогиня была молодая тридцати-двухлѣтняя красавица.
Въ продолженіи трехъ лѣтъ до поступленія въ монастырь, она была фрейлиною супруги короля Вольдемара II-го, королевы Дагмары, и послѣ ея смерти сдѣлалась настоятельницей монастыря.
Живая умная дѣвушка вскорѣ понравилась всѣмъ монахинямъ. Гордая и повелительная женщина съумѣла подчинить себѣ весь монастырь. Ея красота, знатное происхожденіе, образованіе импонировало скромнымъ монахинямъ. Это была женщина съ желѣзною волею. Она любила только тѣхъ монахинь, которыя ей вполнѣ подчинялись. Она не терпѣла возраженій. Если кто-либо сталъ на ея пути, то она-бы не задумалась удалить его, обезоружить, стереть съ лица земли. И съ средства казались для нея годными. Она держалсь девиза -- цѣль оправдываетъ средства. Весь этотъ характеръ предъугадывали монахини и потому трепетали передъ ней.
Въ день ея посвѣщенія, на большую площадь передъ ратгаузомъ собралась вся знать, духовенство, рыцарство, совѣтъ и граждане.
Молодая красавица явилась въ золотомъ парчевомъ платьѣ и вступила на высокую, приготовленную для этого празднества эстраду. Герцоги, рыцари, архіепископъ Андреасъ съ духовенствомъ помѣстились на эстрадѣ противъ нея. Бургомистръ выступилъ передъ собравшимися на торжество гостями и началъ читать вѣрноподданическую клятву. Послѣ присяги всѣ подошли по старшинству званія, къ новой настоятельницѣ монастыря и принесли поздравленія съ принятіемъ священнаго сана. Въ числѣ другихъ подошелъ къ ней ея братъ, герцогъ Оттонъ фонъ-Люнебургъ, и, предложивъ сестрѣ руку, повелъ ее въ ратгаузъ, гдѣ для пріѣзжихъ гостей былъ сервированъ роскошный обѣдъ.
Когда братъ и сестра направлялись къ ратгаузу, пронеслась волна одобренія. Всѣ восхищались прекрасною величественною парою. Герцогиня гордо шла впередъ, никого, казалось, не замѣчая. Среди гостей, идя съ ними рядомъ и оживленно разговаривая съ архіепископомъ, выдѣлялся воинъ мужественной и величественной осанки, закованный въ бронѣ. Поверхъ красной шелковой рубашки, на немъ была надѣта кольчуга изъ миланской стали.
Свой шлемъ онъ снялъ съ головы и несъ его въ рукѣ. Его прекрасные, длинные, вьющіеся волосы разсыпались по плечамъ. Глаза его выражали доброту, мужество и отвагу.
-- Кто этотъ рыцарь? спросила герцогиня своего брата.-- Я его вижу въ первый разъ.
-- Это мой близкій другъ, отвѣтилъ онъ ей.-- Мы съ нимъ недавно сражались противъ жителей острова Эзеля. Никто изъ нашихъ воиновъ не можетъ съ нимъ сравниться въ храбрости. Король теперь ничего не предпринимаетъ безъ его совѣта.
-- Почему его здѣсь никто не знаетъ? снова спросила герцогиня.
-- Онъ выходецъ изъ Вестфаліи и живетъ въ Эстляндіи.
-- Скажи, какъ его фамилія?
-- Я тебѣ ея не скажу, смѣясь сказалъ герцогъ.-- Если онъ тебя интересуетъ, то сама узнай, кто онъ такой.
-- Представь мнѣ его въ ратгаузѣ передъ обѣдомъ, продолжала герцогиня.-- Я хочу сидѣть за столомъ рядомъ съ нимъ и попрошу его быть покровителемъ нашего монастыря.
-- Онъ живетъ слишкомъ далеко, потому и не можетъ быть вашимъ покровителемъ. При томъ-же, на дняхъ мы поѣдемъ съ своими войсками на совѣтъ къ королю. Нашъ врагъ, графъ Генрихъ Шверинскій, не даетъ намъ покоя, и въ скоромъ времени предвидится съ нимъ ожесточенная схватка.
За обѣдомъ, герцогиня фонъ-Люнебургъ сидѣла рядомъ съ рыцаремъ. Онъ много говорилъ съ ней, разсказывая ей о крестовыхъ походахъ, въ которыхъ участвовалъ.
Онъ видимо былъ плѣненъ красотою герцогини. Она съ восхищеніемъ смотрѣла на любимца короля, рыцаря героя. Тѣсная дружба связывала его съ ея братомъ. Она видѣла, что произвела сильное впечатлѣніе на рыцаря и она себѣ сказала: "Этотъ человѣкъ будетъ моимъ мужемъ. Я его никому не уступлю".
Послѣ торжества, прощаясь съ гостями, она взяла клятву съ рыцаря, что онъ пріѣдетъ въ монастырь, послѣ сраженія съ графомъ Генрихомъ Шверинскимъ, и рыцарь dominus Эйлардъ обѣщалъ ей это. Герцогиня отпустила гостей по домамъ и сіяющая возвратилась во внутренніе покои своего монастыря.
-----
На другой день послѣ посвященія герцогини, по лѣснымъ дебрямъ, вблизи деревни Борнговедъ, шелъ монахъ. На спинѣ у него была котомка съ хлѣбомъ, въ рукѣ онъ держалъ костыль и, опираясь на него, монахъ часто останавливался и вытиралъ потъ съ лица. Рядомъ съ нимъ шла красивая дѣвочка лѣтъ двѣнадцати. Ея бѣлокурые, длинно отпущенные волосы падали ей на плечи, и свѣжее лицо ея зардѣлось отъ палящихъ лучей солнца.
-- Жарко сегодня, дитя? спросилъ монахъ ребенка.
-- Да, жарко, отвѣтила ему Рингильда,-- и идти не весело, страшно какъ-то, жаль дома и Эльзы!
Монахъ промолчалъ, потомъ взглянулъ на дѣвочку и промолвилъ:
-- Видишь, какъ разгорѣлась, да и солнце палитъ сильно. Сядемъ, переждемъ немного здѣсь и кстати перехватимъ что-нибудь, а я омою себѣ голову и руки свѣжею водою. Сядемъ здѣсь, подъ тѣнью дерева, на берегу оврага.
Монахъ остановился, снялъ свою шапку съ головы, доложилъ палку, на землю и сталъ умываться, а дѣвочка присѣла на колѣни, взяла цвѣточекъ въ ротъ и задумчиво стала грызть его зубами. Монахъ обернулся и спросилъ ее.
-- О чемъ ты задумалась, Рингильда?
-- Я вспомнила о домѣ нашемъ. Какъ радостно гуляла я въ лѣсу въ прошлое воскресенье. Тамъ въ деревнѣ Борнговедъ осталась старая Эльза и всѣ мои дорогіе друзья!
-- Какіе друзья? спросилъ ее монахъ.-- Вѣдь вы съ сестрой Эльзою жили въ полномъ одиночествѣ!
-- Въ лѣсу у меня было много друзей, отецъ.
-- Ты мнѣ о нихъ никогда ничего не говорила, Рингильда.
-- Ахъ, Хрисанфъ, ты бы сталъ смѣяться надо мною!
-- Нисколько, ты ошибаешься, дитя.
-- Съ тобою только я могу вспоминать о прошломъ счастливомъ времени моего дѣтства, поэтому я разскажу тебѣ, что я дѣлала въ лѣсу.
Ребенокъ усѣлся на траву и, хлебнувъ нѣсколько глотковъ молока изъ глиняной кружки, продолжалъ:
-- По воскресеньямъ Эльза позволяла мнѣ ходить въ лѣсъ. Тамъ было весело и привольно. Тамъ я собирала снопы полевыхъ цвѣтовъ и клала ихъ къ ногамъ статуи Божіей Матери, которая стояла въ чащѣ лѣса. Когда я уставала бѣгать, я ложилась на спину, на влажный мохъ и, глядя на небо, мечтала, что ношусь въ голубомъ воздухѣ, что маленькіе эльфы тоже летаютъ надъ моей головой и машутъ своими большими бѣлыми крыльями.
Воздухъ какъ будто отъ этого дѣлался свѣжѣе и свѣжѣе. Я засыпала и мнѣ, слышался ихъ голосъ: "Рингильда,-- говорили они мнѣ,-- иди къ намъ; у насъ тутъ лучше, чѣмъ у васъ на землѣ. У насъ никто не умираетъ! Когда по вечерамъ свѣтятся на небѣ яркія звѣзды и одна изъ нихъ падетъ на землю, то паденіе ея возвѣщаетъ людямъ, что одинъ изъ нихъ покинулъ міръ".
Я была еще совсѣмъ маленькой дѣвочкой, Эльза разсказывала мнѣ, что эльфы живутъ вблизи старыхъ деревьевъ, что они носятъ зеленыя воздушныя одѣянія, какъ листья, и что не всѣ люди ихъ видятъ. Лѣтомъ эти маленькіе духи живутъ подъ землей и выходятъ на поверхность ея только въ лунныя ночи, тогда они летаютъ около насъ и вѣятъ на насъ прохладный воздухъ тихой лѣтней ночи.
У нихъ есть своя королева, у которой много власти. Люди, которыхъ она не любитъ, погибаютъ отъ отчаянія, жизнь ихъ не весела. Эти люди никогда не видятъ эльфовъ. Въ день Всѣхъ Святыхъ эльфы покидаютъ свои земныя жилища и улетаютъ въ далекія страны, гдѣ солнце свѣтитъ ярко, и гдѣ имъ тепло и привольно.
Я имъ отвѣчала: "Маленькіе эльфы, я еще земли не знаю; хочу еще пожить и видѣть все прекрасное на землѣ; хочу видѣть своего брата рыцаремъ, и ѣздить къ нему въ гости въ рыцарскій замокъ". Потомъ мнѣ снилось, что эльфы исчезали и что въ вѣтвяхъ стараго дуба рыцарь сидитъ на конѣ въ шлемѣ и латахъ, что его сынъ везетъ ему навстрѣчу свою невѣсту. И одинъ и другой окружены ратью. Все это ясно видно въ качающихся вѣтвяхъ деревьевъ, а вдали на песчаной горкѣ стоитъ хрустальный гробъ Зигфрида, окруженный сосновыми деревьями. Не правда-ли тамъ было хорошо? спросилъ ребенокъ.
-- Да, конечно, отвѣтилъ, смѣясь, отецъ Хрисанфъ.
-- Какъ-бы мнѣ хотѣлось когда-нибудь видѣть рыцарскій замокъ и жить въ немъ, мечтала Рингильда.-- Разскажи мнѣ отецъ, что дѣлаетъ тамъ мой Альбертъ?
Отецъ Хрисанфъ улыбнулся и, желая разсѣять грустныя мысли ребенка, принялся занимать его разсказомъ.
-- Когда твоя мать умерла, я помѣстилъ тебя у своей сестры Эльзы, а брата твоего свезъ въ замокъ. Рыцарь, хозяинъ этого замка, замѣнилъ ему отца. Твой братъ живетъ въ этомъ замкѣ съ семилѣтняго возраста. Его учили тамъ чтенію, письму, языкамъ латинскому и другимъ. Теперь Альберту шестнадцать лѣтъ. Его обучаютъ верховой ѣздѣ, плаванью, стрѣльбѣ изъ лука и военнымъ упражненіямъ съ мечомъ, щитомъ и пикой. Онъ также изучаетъ искусство благородной охоты съ гончими собаками, участвуетъ въ турнирахъ и, въ случаѣ войны, долженъ слѣдовать за своимъ рыцаремъ. Если на войнѣ онъ окажется вѣренъ своей службѣ, то его посвятятъ въ санъ рыцаря.
-- А какъ посвящаютъ въ рыцари? спросила Рингильда.
-- Это большая церемонія, отвѣчалъ отецъ Хрисанфъ.-- Сперва совершается краткое богослуженіе, во время котораго священникъ освящаетъ мечъ у алтаря; юноша приноситъ присягу, что онъ будетъ вѣренъ законамъ рыцарскаго званія, будетъ служить Богу и церкви, будетъ послушнымъ подчиненнымъ своего господина, уважительнымъ съ благородными женщинами, опорою вдовъ и сиротъ и справедливымъ во всѣхъ своихъ дѣйствіяхъ. Послѣ этой присяги юноша становится на колѣни съ опущенною головою передъ своимъ господиномъ, который ударяетъ его по шеѣ мечемъ въ память усвоенныхъ имъ правилъ чести, мужества и отваги. Тогда знатнѣйшій изъ князей края опоясываетъ вновь посвящаемаго мечемъ. Это-то и есть главный знакъ посвященія въ рыцарское званіе. Празднество оканчивается турниромъ, въ которомъ новопосвященный долженъ показать свою ловкость и отвагу.
-- Счастливый Альбертъ! сказала Рингильда.-- А монастырь, въ который ты меня ведешь, похожъ на рыцарскій замокъ?
-- Монастырь также замокъ, но не рыцарскій. Тамъ обучаютъ дѣтей молитвамъ, пѣнію, музыкѣ и изящнымъ работамъ.
-- Ты мнѣ говорилъ, что игуменья монастыря герцогиня?
-- Да, Рингильда, она племянница нашего короля; тамъ ты увидишь весь дворъ, архіепископа, герцоговъ, рыцарей и герцогинь, которые часто навѣщаютъ игуменью.
-- Неужели, сказала дѣвочка,-- я увижу этихъ герцогинь, которымъ Эльза и я вышивала такія богатыя платья.
Отдохнувъ два часа подъ тѣнью вѣтвистой липы, монахъ и ребенокъ снова отправились въ путь. Солнце садилось за лѣсъ и воздухъ сталъ свѣжѣе.. Вскорѣ показалась башня монастырской церкви съ ея высокой остроконечной крышей. Видъ этой каменной глыбы не особенно хорошо подѣйствовалъ на ребенка.
"Крѣпкія стѣны, думала дѣвочка,-- отсюда не убѣжишь!"
-- Присядемъ еще немного на травку, просила монаха Рингильда.-- Дай отдохнуть! Платьице мое смялось, и рубашка уже не такъ свѣжа. Какъ же я буду представляться герцогинѣ?
-- Какъ, только мы прійдемъ въ монастырь, я тебя сведу къ канониссѣ Кунигундѣ. Тамъ тебѣ принесутъ монастырское платье, а это я снесу домой и отдамъ Эльзѣ.
-- Я боюсь герцогини! сказала Рингильда.
-- Она очень добрая и образованная женщина. "Ея не надо бояться.
-- А если я буду очень скучать по тебѣ и Эльзѣ, ты меня возьмешь домой? спросилъ ребенокъ.
-- Конечно, отвѣтилъ ей отецъ Хрисанфъ.
-- Ну, такъ пойдемъ, если идти надо, сказала Рингильда и гораздо бодрѣе стала идти рядомъ, съ отцомъ Хрисанфомъ.
Приближаясь къ монастырю, монахъ, въ свою очередь, испытывалъ душевное волненіе и не могъ выговорить ни слова. Ему жаль было разстаться съ дѣвушкой.
-- Я обѣщалъ ея матери, что она будетъ образованною, и теперь долженъ исполнить ея волю, плохо утѣшалъ себя отецъ Хрисанфъ.
-----
Монастырь, въ который отецъ Хрисанфъ привелъ Рингильду, казался скорѣе маленькимъ дворомъ, находящимся въ постоянномъ сообщеніи съ дворомъ короля, а равно съ Германіею и Римомъ. Всѣ вельможи, возвратившіеся изъ далекихъ странъ, навѣщали герцогиню. Дѣти, находящіяся въ монастырѣ, постоянно слышали разсказы о тѣхъ геройскихъ подвигахъ, которые рыцари совершали во время крестовыхъ походовъ, и въ ихъ воображеніи носились образы этихъ героевъ, которыхъ всѣ уважали за храбрость и отвагу. Временно находившіяся въ монастырѣ дочери сановниковъ и герцогини королевской крови собирались по вечерамъ на паперти церкви, которая выходила въ садъ, и разсказывали другъ другу героическія германскія саги. Рингильда незамѣтно пробиралась къ нимъ и, прислонившись къ колоннѣ, жадно слушала ихъ разсказы.
Каждый день по утрамъ монахини обучали дѣтей чтенію и письму латинскими буквами, по азбукѣ, введенной въ Даніи королемъ Вольдемаромъ II (runenalphabet)
По вечерамъ монахини читали имъ разсказы о святыхъ отцахъ, дѣянія апостоловъ, легенды о святыхъ; изъ нихъ самыми поэтичными были легенда о святомъ Себастіанѣ и сочиненія скальда Эйнара Скуласона. Данія отличалась своими медицинскими знаніями, и въ то время женщины должны были имѣть понятіе о врачебной наукѣ (онѣ ухаживали за больными и ранеными) и собирать въ лѣсахъ врачебныя травы.
Дѣвушки, воспитывавшіяся въ монастырѣ, обучались рукодѣліямъ, изготовляли изящныя одежды для двора и вышивали знамена для войскъ и церковные орнаменты. Рингильда, привыкшая къ этимъ работамъ съ дѣтства, стала вскорѣ одною изъ самыхъ лучшихъ золотошвеекъ. Самолюбивая дѣвушка рѣдко рѣзвилась въ обществѣ, своихъ подругъ, да и вообще воспитанницъ рѣдко выпускали на свѣжій воздухъ. Имъ позволялось гулять въ саду, окруженномъ высокою каменною стѣною. Рингильда, вспоминая привольную жизнь въ деревнѣ, гдѣ глазамъ ея представлялся обширный небесный сводъ, на которомъ ночью горѣли миріады ясныхъ огней, не могла примириться съ каменною стѣною, окружавшею маленькое пространство монастырскаго сада.
Такъ прошло пять лѣтъ и изъ ребенка образовалась красивая семнадцатилѣтняя дѣвушка,-- съ прежнимъ дѣтскимъ выраженіемъ лица, только станъ ея вполнѣ развился. Она была выше средняго роста и стройна, какъ пальма. Въ это время пріѣхалъ въ монастырь герцогъ Оттонъ фонъ-Люнебургъ и, замѣтивъ молодую дѣвушку, спросилъ сестру, кто она такая.
-- Это сирота, деревенская дѣвушка. Не стоитъ обращать на нее вниманія! сказала герцогиня.
-- Неужели! воскликнулъ герцогъ,-- а я принялъ ее за аристократку. Я думаю, эта дѣвушка очень развита и образована. По выраженію ея лица видно, что она живетъ какимъ-то духовнымъ міромъ. Кто бы она ни была, но она самая интересная изъ всѣхъ твоихъ воспитанницъ.
-- Я ее хорошо знаю: это самая обыкновенная деревенская дѣвушка, которая скучаетъ у насъ по своимъ нивамъ и лѣсамъ. Одно, что въ ней есть хорошаго, это -- ея золотыя руки. Она самая лучшая моя золотошвейка.
-- Кстати, сестра, вспомнилъ герцогъ.-- Я пріѣхалъ тебя просить приготовить знамя для самаго храбраго изъ нашихъ рыцарей. Ты вѣдь знаешь, что мы готовимся къ сраженію.
-- Когда тебѣ нужно приготовить знамя? спросила его герцогиня.
-- Я думаю, мы выступимъ въ походъ въ іюлѣ мѣсяцѣ.
-- О! тогда у насъ еще много времени, и я обѣщаю тебѣ сготовить его и ручаюсь въ томъ, что оно будетъ изящно и красиво.
Лицо герцогини покрылось блѣдно-розовою краскою. Она предугадывала, кому предназначалось это знамя, именно, для того самаго воина, котораго она видѣла въ ратгаузѣ, въ день принесенія королю присяги на вѣрность, и съ тѣхъ поръ не могла забыть.
-- Кто же можетъ быть мужественнѣе и отважнѣе его, кто же болѣе, чѣмъ онъ, достоинъ этого знамени? думала она.-- Съ нимъ ни въ красотѣ, ни въ благородствѣ, ни въ храбрости не можетъ никто сравниться!
Какъ только герцогъ уѣхалъ вечеромъ домой, настоятельница заперлась въ своей кельѣ и долго ходила взадъ и впередъ по комнатѣ. На другой день она послѣ обѣдни позвала къ себѣ Рингильду и велѣла ей распустить свои волосы. Подойдя къ молодой дѣвушкѣ, она принялась сама расчесывать ихъ гребенкой и, любуясь ими, сказала: "Рингильда, мой братъ заказалъ намъ знамя для самаго храбраго изъ воиновъ короля и мы будетъ имѣть счастье увѣнчать нашимъ подаркомъ побѣдителя. Надѣюсь, мы сдѣлаемъ все возможное, чтобы содѣйствовать славѣ нашего монастыря!
-- Что же я должна сдѣлать для этого? смутясь спросила Рингильда.
-- Тебѣ надо остричь свои бѣлокурые волосы и вышить ими цѣлую картину святаго Георгія Побѣдоносца, поражающаго дракона.-- И, взявъ одну прядь волосъ въ руку, добавила: изъ твоихъ волосъ войдутъ такія тонкія чудныя нитки!
-- Когда я должна это сдѣлать?-- спросила Рингильда.
-- Завтра. Твои волосы выростутъ скоро и будутъ ровнѣе и красивѣе прежнихъ, а знамя выйдетъ необыкновенно изящно! Вся слава выпадетъ на твою долю. Я тебя представлю королю, какъ самую лучшую свою художницу.
-- Нѣтъ я не могу пожертвовать своими волосами, простите меня герцогиня, возразила Рингильда въ испугѣ.
-- Развѣ ты смѣешь мнѣ отвѣчать и ослушаться!
-- Не браните меня герцогиня, отвѣтила ей Рингильда,-- я скажу вамъ всю правду. Въ моей родной странѣ преданіе гласитъ, что дѣвушка изъ деревни Борнговедъ съ бѣлокурыми волосами по имени Рингильда должна спасти народъ свой. Если же она лишится своихъ волосъ, то она умретъ. Ворожея сказала мнѣ, что эта дѣвушка я...
Герцогиня гнѣвно смотрѣла въ глаза Рингильды. Она жалѣла, что не могла ее уничтожить въ эту минуту.
-- Какая дерзость,-- сказала герцогиня тяжело дыша и трудно владѣя собой.-- Какъ ты высоко мнишь о себѣ, вѣдь ты еще ребенокъ, ничто, бѣдная дѣвушка, которую я пріютила въ своемъ монастырѣ изъ жалости и состраданія. Какое самомнѣніе. Мы даже не знаемъ, чья ты родомъ? Я тебя приняла въ свой монастырь въ угоду отцу Хрисанфу, котораго я уважаю; и вотъ чѣмъ ты мнѣ отплатила. Видно, что не научилась ты смиренію въ нашемъ монастырѣ. Иди спать, теперь уже поздно. Завтра мы переговоримъ съ тобою серьезно объ этомъ дѣлѣ. Кто не хочетъ смириться, тому прійдется страдать, сказала герцогиня.-- Завтра послѣ обѣдни я снова позову тебя къ себѣ.
Съ этими словами гордая настоятельница повернула спину Рингильдѣ и медленнымъ шагомъ пошла въ свои покои.
Рингильда, послѣ исчезновенія герцогини, долго еще стояла въ корридорѣ, ведущемъ въ кельи монахинь. Она тряслась всѣмъ тѣломъ и нѣсколько разъ молясь, спрашивала себя: "Что дѣлать?"
"Бѣжать!" отвѣтилъ ей внутренній голосъ, бѣжать безъ оглядки. "Дай Богъ, чтобы это мнѣ удалось. Матерь Божія спаси меня, помоги мнѣ", шептала дѣвушка-ребенокъ. Съ этимъ намѣреніемъ она ускорила шагъ и направилась въ свою келью.
-----
Монастырь находился въ трехъ миляхъ отъ деревни Борнговедъ, въ которомъ родилась Рингильда. Она хорошо знала туда дорогу. Какъ только монахини улеглись спать, Рингильда вышла изъ своей кельи. Луна сіяла своимъ зеленоватымъ свѣтомъ черезъ желѣзныя рѣшетки оконъ на каменный полъ длиннаго большаго корридора, ведущаго въ церковь. Это были большія окна въ готическомъ стилѣ; черезъ нихъ освѣщался длинный каменный лабиринтъ, по которому пробиралась Рингильда къ церкви. "А вдругъ поймаютъ меня!"; думала молодая дѣвушка. "Тогда Кунигунда поставитъ меня на колѣни въ церкви на цѣлую ночь, а завтра навѣрное обрѣжутъ мои волосы и оставятъ меня здѣсь на годъ, если не больше". Съ замираніемъ сердца продолжала она свой путь. Каменныя статуи, изображенія святыхъ, стоявшія въ нишахъ вдоль стѣнъ, бросали тѣни на долъ. Рингильда подошла къ образу Божіей Матери и молча просила Ея покровительства. Вотъ уже половина корридора пройдена. "Ахъ, лишь бы добраться до церкви!" -- и молодая дѣвушка бѣгомъ пробѣжала другую половину корридора и очутилась близь церковной двери, которая никогда не запиралась. Въ церкви теплились лампады у образовъ. Рингильда оглянулась; въ ней не было ни единой живой души, что ее также немного успокоило. Часы на башнѣ монастыря пробили два. Рингильда знала, что въ четыре часа утра монахини идутъ, въ церковь къ заутрени и что ей необходимо быть подальше отъ монастыря въ это время. Она тихонько прошла церковь и думала: "слава Богу, лишь бы дверь на кладбище была открыта, а тамъ я перелѣзу какъ-нибудь ограду. За нею идетъ широкое поле, а сзади его лѣсъ. Дорогу въ Борнговедъ я хорошо знаю". Она открыла дверь церкви. На нее пахнуло свѣжимъ ночнымъ вѣтромъ.
"Какъ тутъ хорошо!" думала Рингильда и стала спускаться по ступенямъ все ниже, и ниже, пока глазамъ ея представились монументы, плиты и кресты, воздвигнутые въ память усопшихъ. Поверхъ чернаго платья на ней была надѣта пелеринка съ чернымъ капюшономъ, который она себѣ надвинула на лобъ.
Посреди кладбища стояла часовня, воздвигнутая въ память прежней игуменьи. Передъ образомъ горѣла лампада, у дверей часовни стояли два кипариса, еще съ зимы укутанные рогожками и перевитые двумя веревками. Рингильда осторожно развязала одну изъ нихъ и обвила ею свой станъ. "Теперь, думала она,-- я скоро достигну своей цѣли".
Близь рва, у самой стѣны, стояло одно высокое вѣтвистое дерево. Рингильда ребенкомъ часто взбиралась на деревья, поэтому поднялась на него какъбѣлка и, привязавъ веревку къ одному сучку, стала спускаться по ней съ дерева, стараясь встать на ограду. Держась одной рукой за веревку, а другой опираясь на стѣну, она скоро очутилась на землѣ и пустилась бѣжать по направленію къ первой деревушкѣ, гдѣ жила Іоганна, сестра Эльзы. Уже начало смеркаться. Звѣзды покрывали небо. Рингильда вдыхала полною грудью животворный воздухъ полей. Миновавъ поля, она начала подходить къ лѣсу, который показался ей страшнымъ. Смеркалось, и издали каждый пень казался ей старой монахиней, слѣдящей за ней и ожидающей ея приближенія. Ей слышался конскій топотъ. "Это герцогиня послала за мною", думала Рингильда. Въ лѣсу запѣли птицы; рога засеребрилась подъ лучами восходящаго солнца. Рингильда сняла свои башмаки и несла ихъ на плечѣ. Ножки ея холодѣли, отъ мокрой росы. Рингильда этого не замѣчала и все быстрѣе и быстрѣе шла впередъ, лишь бы миновать этотъ страшный лѣсъ съ его таинственными привидѣніями. Вотъ, наконецъ, показался свѣтъ съ поля, и издали завидѣлись избушки. Рингильда стала ускорять шаги, иногда неслась бѣгомъ. Ей страшно было одной и хотѣлось имѣть вблизи себя другую человѣческую душу, съ которой она могла-бы подѣлиться и мыслью, и словомъ.
Наконецъ, она вошла въ деревню, показавшуюся ей обѣтованною землею. Тихонько постучалась она въ двери хижины, въ окнѣ которой видѣнъ былъ яркій огонь горѣвшей печи. Какая-то женщина вынимала изъ нея горячіе хлѣбы. Глядя на нихъ, Рингильда почувствовала, что она голодна. Она постучала сильнѣе, и голова тетки Іоганны показалась въ дверяхъ. Сначала она не узнала Рингильду, но когда дѣвушка еще разъ окликнула ее, то старуха впустила ее въ домъ.
Іоганна была сестра Эльзы, въ домѣ которой воспитывалась Рингильда. Глядя на нее, старуха восхищалась красотой молодой дѣвушки, но не вполнѣ ее узнавала.
-- Тетя, неужели ты меня не узнаешь? воскликнула Рингильда.
Тогда старуха взявъ молодую дѣвушку за обѣ руки, притянула ее къ горящей лучинѣ и, оглядѣвъ съ головы до ногъ, воскликнула:
-- Это ты, Рингильда! Какъ ты выросла! Ну, садись за столъ.-- Она, вынувъ изъ печи горячій отваръ изъ крупъ и овощей, поставила его не столъ передъ Рингильдой съ большимъ ломтемъ хлѣба.
-- Кушай, дитя мое! говорила старуха.-- Разскажи скорѣе, что съ тобою случилось, куда ты идешь?
-- Ты знаешь, тетя, что я четыре года жила въ монастырѣ. Я иду оттуда. Герцогиня хотѣла обрѣзать мои волосы и обратить ихъ въ нитки, чтобы вышить изъ нихъ кому-то знамя.
-- Ну, а потомъ?
-- Разумѣется, я оттуда убѣжала.
-- Ахъ, Боже мой! въ такой поздній часъ!
-- Да что же тутъ особеннаго, тетя? Вѣдь меня отецъ Хрисанфъ отдалъ только на четыре года. Я въ правѣ была уйти.
-- Да я тебя не порицаю, Рингильда. Только боюсь, чтобы герцогиня не отомстила тебѣ за твой побѣгъ.
-- Теперь я не въ ея власти и очень рада, что нахожусь у тебя и что скоро увижу Хрисанфа и Эльзу.
-- Лягъ на мою постель и отдохни, а я тѣмъ временемъ пошлю въ Борнговедъ за братомъ.
Іоганна боялась погони за Рингильдой изъ монастыря и не желала отпустить ее одну. На другой день вечеромъ явился и отецъ Хрисанфъ. Онъ радъ былъ видѣть Рингильду, любовался ею и, гладя ее по головкѣ, промолвилъ: "какое святотатство со стороны герцогини посягать на этотъ золотой уборъ, которымъ украсила тебя природа!"
-- Ты не сердишься на меня, Хрисанфъ? сказала Рингильда.-- Теперь спалъ камень съ моей груди. Я боялась твоего порицанія за мой поступокъ.
-- Въ монастырѣ никто не имѣетъ права отдавать такія приказанія. Ты была права, мое дитя, что не хотѣла подчиниться требованіямъ герцогини, жаль только, что ты меня не предупредила о своемъ намѣреніи уйти оттуда. Будемъ надѣяться, что герцогиня тебя проститъ; какъ умная женщина, не станетъ преслѣдовать тебя за твой побѣгъ, когда узнаетъ объ этомъ, не станетъ затѣвать дѣла, тѣмъ болѣе, что ты была весьма полезна въ монастырѣ и срокъ твоего обученія кончился.
-- Я рада, что возвращаюсь домой къ тебѣ и Эльзѣ, промолвила Рингильда.
Идя съ отцомъ Хрисанфомъ, Рингильда вспоминала, какъ нѣсколько лѣтъ тому назадъ ребенкомъ она съ тяжелымъ сердцемъ шла по той же самой дорогѣ въ монастырь. Молодая дѣвушка была въ веселомъ и радостномъ настроеніи духа, и мысли ея перенеслись во времена ея дѣтства, когда въ лѣсу ея родной деревни разные духи и сказочные герои представлялись ея воображенію. Ей казалось, что хотя она и вышла изъ дѣтскаго возраста, но все же будетъ испытывать тѣ сладко-таинственные ужасы, которые волновали ея дѣтское сердце. Она горѣла отъ нетерпѣнія увидѣть Эльзу и свой домъ, гдѣ она пользовалась такой свободой и гдѣ ей казалось въ дѣтствѣ, что она королева міра.
Въ Эстляндіи, на берегу моря, въ нѣсколькихъ миляхъ, отъ крѣпости Ревель, возвышался замокъ. Готическая архитектура постройки замка выдѣлялась среди первобытныхъ построекъ этой мѣстности. Онъ былъ выстроенъ на подобіе германскихъ замковъ. Хозяинъ его былъ выходецъ изъ Вестфаліи и поселился въ Эстляндіи послѣ покоренія ея датскимъ королемъ Вольдемаромъ II.
На балконѣ замка стояли шесть пажей отъ шестнадцати до двадцати лѣтняго возраста. Они были въ праздничной одеждѣ и, повидимому, кого-то ждали. Пятеро изъ нихъ весело разговаривали между собою, а шестой стоялъ поодаль отъ своихъ товарищей и наигрывалъ на лютнѣ какую-то грустную пѣсню.
Слуги замка разстилали по полу и развѣшивали, до стѣнамъ ковры. Шамбелланъ ходилъ съ связкою: ключей вокругъ стола, уставленнаго рубками и приборами для гостей. Садовники срѣзали въ клумбахъ живые цвѣты и клади ихъ въ корзины.
Пажи разсуждали о томъ, удостоятся ли они чести сопровождать своего рыцаря въ предстоящемъ сраженіи, и удивлялись, что ихъ товарищъ, Альбертъ, сидитъ безмолвный и, казалось, ничего не слышитъ. Другъ его, Генрихъ, отошелъ отъ группы товарищей и, подойдя къ Альберту, спросилъ его, почему онъ сегодня такъ молчаливъ и грустенъ.
-- Надоѣло мнѣ ждать его,-- отвѣтилъ ему Альбертъ.
-- Если капелланъ тебя бы услышалъ, то, навѣрное, наказалъ бы тебя, Альбертъ.
-- Я говорю, что мнѣ скучно безъ нашего рыцаря. Этотъ замокъ точно остовъ человѣка безъ души въ его отсутствіи.
-- Ахъ, это такъ!-- сказалъ Генрихъ.-- Прости, я тебя не понялъ!
-- Генрихъ, я, вѣдь, сирота и на всемъ свѣтѣ имѣю только двухъ близкихъ мнѣ людей: его и мою сестру Риргильду, которую я хотѣлъ навѣстить въ монастырѣ. Нашъ господинъ хотѣлъ меня взять съ собою, но эта поѣздка не состоялась, такъ какъ король внезапно вызвалъ моего властелина въ замокъ Вордингборгъ.
-- Тебѣ скучно, потому что ты давно не видалъ своей сестры?-- спросилъ Генрихъ.
-- Да отчасти и отъ этого; затѣмъ, я не увѣренъ, возьмутъ ли меня на войну. У насъ, вѣдь, идутъ здѣсь интриги, какъ при дворѣ. У меня есть враги среди этихъ мальчиковъ, нашихъ товарищей. А мнѣ такъ бы хотѣлось отличиться на войнѣ и даже быть его тѣлохранителемъ!
-- Генрихъ, послушай, что я тебѣ скажу, добавилъ Альбертъ шопотомъ.-- Я видѣлъ вчера ночью привидѣніе въ этомъ замкѣ! Ахъ, какъ я его испугался! Боюсь, не предвѣщаетъ ли это чего-нибудь недобраго. Пойдемъ въ садъ, я тебѣ разскажу тамъ, какъ было дѣло.
Взявъ за руку товарища, Альбертъ потащилъ его за собою по лѣстницѣ. Сойдя съ нея, мальчики усѣлись на скамейкѣ подъ тѣнью вѣтвистой липы, стоящей на дворѣ чести.
-- Ну, говори же скорѣе!-- торопилъ заинтересованный Генрихъ.
-- Ты знаешь нашего стараго звонаря Гаммерштедта. Его вывезъ нашъ dominus изъ Вестфаліи. Онъ мнѣ какъ-то разсказывалъ, что въ старинномъ замкѣ предковъ рыцаря показывалось привидѣніе Норвежскаго короля, святого Олафа, съ которымъ предки нашего господина сражались за Бѣлаго Бога и Его вѣру. Съ тѣхъ поръ духъ короля появлялся въ замкѣ ихъ передъ каждою грозящею имъ опасностью. Такъ вотъ его-то я видѣлъ въ прошлую ночь!
-- Гдѣ же ты его видѣлъ?-- спросилъ испуганный Генрихъ.
-- Тѣнь его медленно прошла мимо балкона изъ одной башни въ другую.
-- Ахъ! какъ страшно. Что это видѣніе предвѣщаетъ?
-- Не знаю, но что-либо да предвѣщаетъ. Звонарь Гаммерштедтъ это знаетъ, продолжалъ Альбертъ.
-- Какая одежда была на немъ?
-- Онъ былъ, кажется, въ рыцарскомъ одѣяніи, въ шлемѣ и латахъ. Я видѣлъ бѣлый плащъ и замеръ отъ страха, когда онъ, освѣщенный свѣтомъ луны, остановился на балконѣ. Я видѣлъ какъ бы кровь на его рукѣ.
-- Я думаю, что нашъ dominus будетъ раненъ въ сраженіи. Какъ бы я хотѣлъ быть его тѣлохранителемъ, чтобы предотвратить грозящую ему опасность!
-- Сегодня мы болѣе свободны, чѣмъ когда либо. Не прійдешь ли ты, Альбертъ, ночью въ садъ, чтобы поговорить объ этомъ на свободѣ?
Порѣшивъ встрѣтиться въ саду въ двѣнадцать часовъ ночи, оба друга разстались. Альбертъ отправился на берегъ моря, находящійся въ нѣсколькихъ шагахъ отъ замка, а Генрихъ присоединился къ группѣ товарищей, которые на дворѣ чести стрѣляли изъ лука, чтобы упражняться въ ловкости.
Громъ прозвучалъ въ отдаленіи и небо затянулось тучами; сверкнула молнія, и пошелъ сильный дождь. Молодые люди должны были укрыться въ замкѣ. Цѣлый день они напрасно ожидали хозяина. Послѣ обѣда гроза стихла, и молодежь опять вышла на дворъ замка, для того чтобы заняться фехтованіемъ и военными играми на свѣжемъ воздухѣ. Прошелъ вечеръ, и послѣ молитвы въ капеллѣ замка, всѣ пажи разошлись по своимъ комнатамъ. Когда все стихло въ замкѣ и всѣ спали крѣпкимъ сномъ, двѣ фигуры тихонько пробрались за вѣтвистую липу, стоящую противъ замка. Они стояли подъ деревомъ, какъ вдругъ на балконѣ вновь показалось привидѣніе. Дыша отъ страха, мальчики смотрѣли на него, пока оно не скрылось.
-- Ты видѣлъ тѣнь Святого Олафа?-- обратился Альбертъ къ Генриху.
-- Да; я замѣтилъ кровь на его рукѣ; въ ней онъ держалъ вѣнокъ. Но кто стоитъ за нами?.. Это ты Гаммерштедтъ!
-- Это я, дѣти. Да защититъ Господь нашего властелина рыцаря Эйларда, ему грозитъ бѣда! отвѣтилъ Гаммерштедтъ.
-- Неужели бѣда неотвратима? воскликнули въ испугѣ Альбертъ и Генрихъ.
-- Боюсь я, что бѣда близка, отвѣтилъ имъ звонарь.
-- Почему ты это знаешь Гаммерштедтъ?-- спросили его мальчики.-- Умоляемъ, повѣдай о чемъ гласитъ преданіе.
-- Мы безсильны. Его можетъ спасти только одна дѣвушка, сказалъ звонарь.
-- Это эта дѣвушка?-- спросилъ его со страхомъ Альбертъ.
Звонарь ничего не отвѣтилъ. Мальчики тихонько вышли изъ сада, прошли галлерею предковъ, капеллу замка и очутились въ своей комнатѣ. Они были сильно взволнованы, похолодѣли отъ страха и, дрожа какъ въ лихорадкѣ, запрятались подъ свои одѣяла. Вскорѣ они уснули, какъ и всѣ въ замкѣ; только часовые прохаживались на валу въ своихъ тяжелыхъ броняхъ; ночной караулъ совершалъ свой обходъ; подъемный мостъ былъ поднятъ, и ворота замка были заперты.
Лѣтняя ночь коротка. Солнце выкатилось на горизонтъ, освѣщая своимъ золотымъ блескомъ зубчатыя башни, бельведеръ, крѣпость и стѣны замка. Вдали послышался конскій топотъ. Часовой встрепенулся и увидѣлъ всадниковъ, вооруженныхъ пиками.
-- Кто ѣдетъ?-- окликнулъ часовой.
Въ это время всадникъ, держа высоко щитъ съ гербомъ, остановился и крикнулъ часовому: -- Что ты спишь или пьянъ, что не узнаешь меня и гербъ нашего владѣльца!.. Онъ ѣдетъ за нами. Отворяй ворота!
-- Ахъ, это ты, Рудольфъ! а я тебя и не узналъ,-- проговорилъ заспанный часовой.
Одинъ изъ воиновъ, ѣхавшій за первымъ слѣдомъ, ударилъ лошадь шпорами. Она поднялась на дыбы и понесла его впередъ. Въ одно мгновенье онъ очутился у стѣны перваго укрѣпленія и началъ трубить въ охотничій рогъ. Всѣ люди въ замкѣ встрепенулись, и пошла страшная суета. Пажи соскочили съ своихъ постелей, наскоро одѣлись и становились по обѣимъ сторонамъ лѣстницы.
Среди блестящей свиты, имѣя по правую сторону герцога Эриха, по лѣвую герцога Оттона фонъ-Люнебургъ, въѣзжалъ въ свой замокъ dominus Эйлардъ. За нимъ слѣдовали графъ Галландъ, герцоги, рыцари и рать изъ тысячи двухсотъ датчанъ, которая собралась въ замокъ для приготовленія къ предстоящему сраженію.
Въ этой свитѣ было много красивыхъ и блестящихъ молодыхъ людей, но всѣ они блѣднѣли въ сравненіи съ рыцаремъ, несшимся среди нихъ на ворономъ конѣ въ кольчугѣ изъ миланской стали. На его головѣ красовался шлемъ, окованный золотомъ, изъ подъ котораго падали на плечи бѣлокурые локоны. Тонкія аристократическія черты его выражали благородство, мужество и отвагу. Видно было, что качества ума и сердца сочетались въ немъ въ совершенствѣ, составляя его духовную красоту, къ которой присоединялась и привлекательная наружность.
Каждый маленькій пажъ, котораго приводили къ нему на обученіе въ замокъ, спрашивалъ своего товарища:
-- Замѣтилъ-ли ты его лицо? Оно запечатлѣлось въ моей памяти; къ нему влечетъ какая-то притягательная сила. Въ его чертахъ сквозитъ его рѣдкая душа, его духовная красота, и среди самой блестящей знати онъ кажется мѣсяцемъ среди звѣздъ, разсѣянныхъ по небу въ темную ночь.
Пажи сравнивали его съ Богомъ свѣта, Бальдеромъ, о красотѣ и добротѣ котораго повѣствовали древне-германскія саги.
При въѣздѣ именитыхъ гостей въ замокъ началась суета; нѣкоторые слуги спускались бѣгомъ съ лѣстницы замка и начали снимать съ гостей оружіе, а также взяли и ихъ лошадей.
Владѣлецъ замка первый слѣзъ съ лошади и предложилъ руку герцогу Эриху, который оперся правою рукою на его руку. Остальные графы и герцоги слѣдовали за ними. Хозяинъ дома ввелъ гостей въ залъ чести, на каменномъ полу котораго красовался коверъ; на немъ были разсѣяны живые цвѣты и зеленыя вѣтки. Двери, ниши и стѣны были завѣшаны коврами; запахъ цвѣтовъ распространялся по всѣмъ комнатамъ.
Изящно выпиленныя канделябры, въ которыхъ горѣли восковыя свѣчи, освѣщали залъ. Посрединѣ стоялъ большой дубовый столъ, а вокругъ него скамейки, покрытыя коврами, и одно шелковое кресло съ балдахиномъ для хозяина дома или самаго почетнаго его гостя.
Столъ былъ покрытъ узорчатою скатертью! Передъ почетнымъ мѣстомъ былъ поставленъ серебряный сосудъ для питья, имѣющій форму корабля и наполненный виномъ. Снасти его были сдѣланы такъ, что передъ питьемъ снимались.
У каждаго прибора лежали ножъ и ложка; вилки совсѣмъ отсутствовали въ то время.
На столѣ были разставлены металлическіе кувшины съ виномъ, чаши съ крышками, солонки, на которыхъ находились латинскія надписи, напоминающія пирующимъ, что "сытый не долженъ забывать голоднаго" и другія. Когда всѣ гости усѣлись за столь, вошли пажи и внесли кувшины съ водой. На шеяхъ ихъ были накинуты полотенца, и когда всѣ умыли себѣ руки, слуги внесли жаренаго оленя; вторымъ блюдомъ слѣдовалъ жаренный кабанъ и птицы.
Альбертъ и Генрихъ обходила гостей и наливали имъ въ кубки вино. Вмѣсто десерта были поданы яблоки, гранаты и финики.
Во время пиршества играла музыка, состоящая изъ десяти музыкантовъ на гусляхъ, лютнѣ и арфахъ.
Въ концѣ обѣда каждый изъ присутствующихъ пропѣлъ пѣснь.
Пиршество закончилось играми и турнирами молодежи, на свѣжемъ воздухѣ.
Герцогъ Эрихъ и его приближенные собрались на совѣтъ въ сосѣднюю съ залой комнату и, сидя за столомъ, начали составлять планъ новаго сраженія.
Герцогъ обратился ко всѣмъ вельможамъ съ рѣчью, въ которой сказалъ, что непріятельское войско превосходитъ ихъ своею численностью и что союзниками графа Генриха Шверинскаго состоять герцогъ Альбертъ Саксонскій со всѣми землями, взятыми имъ въ ленъ, и городъ Любекъ, который отдалъ свои права герцогу Альберту.
-- Но мы надѣемся на лучшій составъ своей рати, продолжалъ онъ,-- и на предводителей ея, которые всѣ герои.
Поднявъ кубокъ вина, герцогъ провозгласилъ тостъ за своихъ храбрыхъ воиновъ, на что всѣ присутствующіе на совѣтѣ отвѣтили громкимъ и не умолкаемымъ: "Hoch! да здравствуетъ Данія и ея король"!
Когда всѣ гости вновь усѣлись за столъ, герцогъ Эрихъ продолжалъ: -- Послѣ завтра мы двинемся въ Голштинію. Я думаю, что сраженіе должно произойти близь деревни Борнговедъ; тамъ расположится наше войско; непріятель, вѣроятно, остановится тамъ же.
Я буду командовать правымъ крыломъ, продолжалъ онъ: -- въ центрѣ нашего войска выступитъ мой отецъ, Вольдемаръ II Побѣдитель. Предводителемъ лѣваго крыла долженъ быть герцогъ Оттонъ фонъ-Люнебургъ. Рыцарь dominus Эйлардъ примкнетъ со своею ратью къ войску стараго короля. Ему я ввѣряю жизнь моего дорогого родителя.
Всѣ вельможи изъявили герцогу свою готовность выступить въ бой въ означенное имъ время.
Когда совѣщаніе кончилось и былъ составленъ планъ сраженія, хозяинъ дома снова пригласилъ своихъ гостей въ ужину. Осушивъ съ ними послѣдній кубокъ вина, онъ проводилъ герцога.
Замокъ, въ которомъ только что окончился пиръ, снова затихъ. Загремѣли цѣпи, сняли подъемные мосты, караулъ обошелъ стѣну, прозвучали сигнальныя трубы, шамбеланъ вышелъ въ залу и хозяину дома передалъ связку большихъ ключей.
Всѣ живущіе въ замкѣ разошлись по своимъ комнатамъ. Одинъ владѣлецъ его не могъ и думать о снѣ.
Когда всѣ стихло, онъ вышелъ въ галлерею своихъ предковъ близь капеллы замка. Тамъ пустыя рыцарскія латы и шлемы изображали давно умершихъ героевъ; каждый стоялъ прислоненный къ стѣнѣ съ пикой въ рукѣ, одинъ на лошади, другой пѣшій, съ саблей на боку или сѣкирой, прикрѣпленной сзади къ сѣдлу. Всѣ эти рыцари занимали свои мѣста, были безмолвны и не подавали никакихъ признаковъ жизни. Это было родословное древо, собраніе сфинксовъ, окончившихъ свое земное существованіе, призраки давно минувшихъ дней.
За галлереей стеклянная дверь часовни пропускала свѣтъ, исходящій изъ алтаря, передъ иконой котораго горѣла серебряная лампада. Это былъ чудотворный образъ, вывезенный изъ заграницы. Вельможа преклонилъ передъ нимъ колѣни и молился въ ней Богу.
Послѣ молитвы онъ вышелъ изъ часовни и спустился по гранитнымъ ступенькамъ лѣстницы, находившейся близь его спальня. Миновавъ садъ, открылъ ключемъ потаенную дверь ограды и очутился на большой дорогѣ. Онъ шелъ по направленію къ морю, которое находилось вблизи его замка; оттуда доносился гулъ бушевавшихъ волнъ. Рыцарь сѣлъ на скалу, прислушиваясь къ шуму волнъ и, глядя на море, вспомнилъ о своей женѣ, которую схоронилъ нѣсколько лѣтъ тому назадъ, и о своемъ маленькомъ сынѣ, находящемся въ Вестфаліи, далеко за этимъ синимъ моремъ. Глубокая тоска напала на его сердце.
Небо было ясно; всѣ звѣзды выступили на небесный горизонта; виднѣлись семь звѣздъ Большой Медвѣдицы, Левъ, Дѣва и Регулъ.
Полярная звѣзда показывала безспорную точку небеснаго свода. Луна выступила на горизонтъ съ своимъ краснымъ дискомъ, Марсъ сіялъ между Поллуксомъ и Регуломъ, Сатурнъ на юго-западѣ.
Вельможа задумчиво смотрѣлъ на эти миріады свѣтилъ и думалъ: "которая изъ нихъ звѣзда моей судьбы? Она не можетъ считаться изъ самыхъ счастливыхъ! Какая-то зловѣщая волшебница надѣлила меня жребіемъ страданія, и вотъ я всю жизнь страдаю, не смотря на почести и славу, которыя меня окружаютъ.
"Какъ бы хотѣлось мнѣ, размышлялъ рыцарь, вернуть моему Королю-Побѣдителю все то, чѣмъ владѣлъ онъ еще такъ недавно на верху своей славы и чего лишился съ того времени, когда графъ Генрихъ Шверинскій коварствомъ захватилъ его въ плѣнъ во время охоты. Голштинія отпала отъ Даніи, и въ теченіи двухлѣтняго плѣна короля все пришло въ броженіе а хаосъ. Мельнское пораженіе еще памятно намъ! Мой другѣ, герцогъ Альбертъ фонъ-Орламюнде, предпринялъ походъ для освобожденія короля, попавшагося въ плѣнъ; тогда мы также потеряли Гамбургъ и Любекъ. Теперь король собирается смыть это безчестіе и отомстить графу Генриху Шверинскому за свое оскорбленіе". Рыцарь не замѣчая времени, погрузился въ крѣпкую думу; онъ размышлялъ о шансахъ новаго сраженія и, зная мѣстоположеніе Борнговеда, составлялъ планъ аттаки.
Утомленный двумя безсонными ночами онъ уснулъ къ утру. Небо заволоклось тучами, и громъ слышался въ отдаленіи, а вельможа, сидя на скалѣ, продолжалъ спать крѣпкимъ сномъ. Ему снилось, что облака покрываютъ небо и что они смѣняютъ свои сѣрыя тѣни на болѣе розовыя, а средина одного облака ярче выступаетъ на горизонтѣ. Изъ него начала выясняться яркая, какъ огонь, фигура воина въ рыцарскомъ одѣяніи, съ мечемъ въ рукѣ. На головѣ его виднѣлся шлемъ, у ногъ его лежали растоптанными змѣя и жаба.
-- Святой Олафъ! воскликнулъ рыцарь сквозь сонъ, и видѣніе ему отвѣтило:
-- Ты меня узналъ, храбрый воинъ. Я норвежскій король Святой Олафъ. Твоя судьба знаменательна. Ты будешь родоначальникомъ славнаго и храбраго рода. Въ предстоящемъ сраженіи тебѣ предназначено спасти жизнь твоего короля.
Все умолкло. Рыцарь проснулся подъ впечатлѣніемъ видѣннаго имъ сна и воскликнулъ, протянувъ руку къ небу:
-- Святой Олафъ! я чувствую въ себѣ силу и мощь исполнить твое предсказаніе. Осѣненный твоимъ святымъ знаменіемъ, я готовъ вступить въ бой съ сильнымъ и мощнымъ непріятелемь, погружаясь въ огонь, плавая и покоряя морскія стихіи, восходя на высокія горы, куда орелъ одинъ дерзалъ подыматься.
Видя, что солнце уже высоко выкатилось на горизонтѣ, онъ удивился, что спалъ такъ долго, и, вспомнивъ о своемъ снѣ, перекрестился, мысленно прося покровительства высокочтимаго святого въ предстоящемъ сраженіи. Затѣмъ рыцарь покинулъ берегъ моря и отправился въ свой замокъ, гдѣ пожелалъ сдѣлать смотръ своимъ войскамъ передъ выходомъ въ походъ.
-- Завтра мы выступимъ въ походъ, сообщилъ Альбертъ Генриху. Я слышалъ, что моя сестра находится въ деревнѣ Борнговедъ, гдѣ мы родились. Тамъ я жилъ ребенкомъ; а увижу стараго монаха, отца Хрисанфа, который свезъ меня въ дѣтствѣ въ этотъ замокъ.
-- А лютню я непремѣнно возьму съ собою, продолжалъ Альбертъ, собираясь въ походъ,-- я ни одного дня не могу жить безъ нея.
-- Оставь ее здѣсь, возразилъ Генрихъ.-- Куда же ты ее дѣнешь?
-- Нѣтъ, ни за что! я ее привяжу къ сѣдлу.
-- И кому ты тамъ будешь пѣть?
-- Самому себѣ, а можетъ быть и королю.
-- А для меня ты пѣть не хочешь?-- спросилъ Генрихъ.-- Я нахожу, что у тебя прекрасный голосъ, да, кстати, ты поэтъ, умѣешь сочинять стихи; я думаю, изъ тебя выйдетъ со временемъ прекрасный мейстерзингеръ. Но все это хорошо дома, не на войнѣ. Впрочемъ, дѣлай, какъ хочешь, а теперь пойдемъ собираться въ походъ. Завтра съ зарей мы отсюда выѣдемъ.
Оба мальчика побѣжали въ свои комнаты, гдѣ шла большая суета. Каждый приготовлялъ свою военную амнуницію и чистилъ оружіе.
-----
На другой день на зарѣ dominus Эйлардъ стоялъ въ часовнѣ, гдѣ капелланъ замка читалъ мессу. Рыцарь былъ во всемъ военномъ вооруженіи: шлемъ покрывалъ его голову, на немъ была надѣта черная броня, рука его покоилась на мечѣ. Онъ внимательно слушалъ молитвы, читаемыя священникомъ, и задумчиво смотрѣлъ на стараго капеллана. Неподвижно стоя передъ алтаремъ, онъ походилъ теперь на одного изъ своихъ предковъ, стоящихъ въ галлереѣ замка.
По окончаніи мессы, священникъ благословилъ рыцаря и далъ ему поцѣловать крестъ, и вдругъ неподвижная фигура пошла, бряцая своей тяжелой броней. Другіе рыцари и пажи послѣдовали за нимъ.
Выйдя изъ своего замка, онъ крикнулъ своей свитѣ: "на лошадей!" И всѣ дружно, въ одно мгновеніе, очутились въ сѣдлахъ.
Трубы, рога и литавры прозвучали, и предводитель со свитой пажей выѣхалъ изъ замка на большую дорогу.
Чрезъ нѣсколько дней войско рыцаря dominus Эйларда соединилось въ Голштиніи съ королевскимъ войскомъ; они пришли въ деревню Борнговедъ за два дня до праздника Маріи Магдалины и остановились на берегу ручья.
Тамъ всѣ поселяне ожидали войско. Всѣ вышли изъ своихъ жилищъ. Рингильда, надѣясь увидѣть своего брата, пріискала себѣ мѣсто на высокомъ холмѣ близь дороги.
Она надѣла свое праздничное одѣяніе. Голубой бархатный спенсеръ, затканный серебромъ, и голубая шерстяная юбка плотно облегали ея станъ. Она смотрѣла на воиновъ, проѣзжавшихъ мимо нея передъ сраженіемъ.
Когда рыцарь dominus Эйлардъ поравнялся съ холмомъ, на которомъ стояла Рингильда, онъ пристально взглянулъ на нее и поблѣднѣлъ. Казалось, что вся кровь прихлынула ему къ сердцу. Что-то необыкновенно близкое, сродное сказалось ей въ проницательномъ взглядѣ этого героя, такъ спокойно приближавшагося въ полю сраженія, какъ будто онъ входилъ въ храмъ для прославленія Бога.
Альбертъ, ѣхавшій сзади его и узнавшій сестру, подъѣхалъ къ Рингильдѣ и сказалъ ей:
-- Здравствуй, Рингидьда! Неужели ты меня не узнаешь? или не рада меня видѣть?
-- Мой милый братъ Альбертъ! воскликнула Рингидьда,-- прости, но мой взоръ былъ ослѣпленъ свѣтиломъ, только что сіявшимъ близь меня. Я не знала, что ты такъ близко за нимъ слѣдуешь!
Протянувъ ему руку, дѣвушка крѣпко сжала его руку въ своей.
Мальчикъ, кивнувъ ей головой, проѣхалъ дальше, а она снова впала въ раздумье.
Когда началось сраженіе, Рингидьда недвижимо стояла на холмѣ и молилась, сама того не сознавая, за жизнь прекраснаго незнакомца, чрезъ котораго проникъ въ ея душу спѣтъ, теплота, радость и счастіе. Онъ прекрасенъ, какъ архангелъ Божій, ликъ его свѣтелъ и ясенъ, какъ лики святыхъ. Рингильда перебирала свои четки, шепча молитву и прося Бога, чтобы это сраженіе пришло бы скорѣе къ концу и чтобы смертъ пощадила войско короля и рыцаря, за котораго она такъ горячо молилась.
"Его я должна спасти", шептало сердце Рингильдѣ. "Я знаю, что это мой рокъ, моя судьба. Я умру не ропща, лишь бы онъ жилъ!"
Яркое солнце освѣщало горизонтъ, вѣтеръ развѣвалъ знамена, раздавались звуки трубъ, лошади ржали, толпа солдатъ шумѣла. Старый король стоялъ со своимъ войскомъ на берегу ручья. Герцогъ Оттонъ фонъ-Люнебургъ находился на лѣвомъ крылѣ, на правомъ молодой герцогъ Эрихъ.
По ту сторону ручья расположилось непріятельское войско. Въ центрѣ, противъ стараго короля, помѣщались Бременцы, на лѣвомъ крылѣ герцогъ Альбертъ Саксонскій, на правомъ графъ Генрихъ Шверинскій и Любекскій бургомистръ.
Отецъ Хрисанфъ, стоящій за Рингильдой съ крестомъ въ рукахъ, подошелъ къ ней и указалъ ей на кавалькаду, которая ѣхала по ту сторону зеленой поляны, на которой находился его монастырь. Это были женщины, ѣхавшія верхомъ, въ длинныхъ черныхъ платьяхъ. За ними слѣдовалъ одинъ рыцарь.
-- Кто это? спросила монаха молодая дѣвушка.
-- Неужели ты не узнаешь герцогиню, канониссу Кунигунду и графиню Галландъ? Видишь и графъ Галландь ихъ сопровождаетъ.
-- Боже милостивый! куда это онѣ ѣдутъ?
-- Въ нашъ монастырь. Смотри, за ними обозъ: онѣ везутъ лекарства для раненыхъ. Мнѣ нужно идти въ монастырь, чтобы ихъ принять,-- продолжалъ монахъ,-- но надѣюсь скоро опять вернусь сюда.
-- А гдѣ же архіепископъ? спросила Рингильда.
-- Развѣ ты его не видишь? Вонъ онъ такъ стоитъ въ толпѣ въ своей бѣлой митрѣ. Пойдемъ лучше домой, дитя, сказалъ монахъ молодой дѣвушкѣ.-- Ты готовишь себѣ тяжелое зрѣлище.
-- Нѣтъ, я останусь здѣсь. Войско меня защищаетъ, и я стою здѣсь внѣ опасности.
Архіепископъ подалъ знакъ къ сраженію. Облако пыли закрыло отъ глазъ Рингильды оба войска: только слышно было бряцаніе оружія и крики побѣды или пораженія. У большого монастырскаго окна стояла герцогиня съ двумя монахинями.
-- Я больше ничего не вижу, говорила герцогиня, перебирая четки.-- Молитесь Св. Олафу!-- сказала она, обращаясь къ женщинамъ, стоящимъ за нею.-- Святой Олафъ! спаси наше войско, молилась она.
-- Но что это тамъ происходитъ? воскликнула герцогиня снова.-- Предатели, предатели!-- Смотрите, въ войскѣ короля одинъ бросается на другого, и наши воины сражаются другъ противъ друга.
Отецъ Хрисанфъ, стоящій въ рефекторіумѣ за герцогиней, сказалъ ей:-- Это должно быть Дитмарцы. Они были въ центрѣ за королемъ. Я видѣлъ, какъ они повернули свои щиты остріями кверху. Это должно быть былъ условный знакъ изъ измѣны королю, который сейчасъ же поняли въ непріятельскомъ войскѣ.
-- Боже милосердый! Они убиваютъ своихъ!... Молю тебя, святой Олафъ, прекрати эту рѣзню!
Вспомнивъ, что рыцарь dominus Эйлардъ находился въ центрѣ войска со старымъ королемъ, что ея братъ былъ также близко и что они, навѣрное, погибнутъ, герцогиня лишилась чувствъ и, какъ снопъ, повалилась на землю. Монахи подняли и понесли ее въ лазаретъ, гдѣ канонисса Кунигунда начала приводить ее въ чувство.
Отецъ Хрисанфъ, вспомнивъ о Рингильдѣ, вышелъ изъ монастыря и бросился въ толпу. Онъ вспомнилъ, что оставилъ Рингильду на холмѣ среди народа и очень о ней безпокоился.
Рѣзня въ войскѣ продолжалась. Тысяча двѣсти датчанъ, славные ратники рыцаря dominus Эйларда, пали на полѣ сраженія. Непріятельское войско окружило короля. Все предвѣщало гибель его, и никто, казалось, болѣе не могъ его спасти. Вдругъ Рингильда издали увидѣла всадника на ворономъ конѣ, влетѣвшаго въ непріятельское войско.
Рингильда, узнавъ издали этого воина, вся затряслась, какъ въ лихорадкѣ, и лицо ея покрылось смертною блѣдностью. Она опустилась на землю на колѣни.
-- Что за слабость!-- сказала она.
Подбѣжавъ въ толпѣ, Рингильда начала прислушиваться къ тому, что въ ней говорили.
-- Король спасенъ! пронеслось въ толпѣ, но рыцарь, спасшій ему жизнь, раненъ.
Сердце Рингильды болѣзненно сжалось. Она угадала, кто былъ этотъ рыцарь.
Въ отчаянномъ состояніи, не сознавая сама того, что дѣлаетъ, протѣснилась она сквозь толпу и, задыхаясь отъ сердечной боли, съ ужаснымъ предчувствіемъ приблизилась къ мѣсту, куда перенесли раненаго, и узнала незабвенныя, дорогія ей черты.
Отецъ Хрисанфъ стоялъ близь нея, думая сначала, что она лишилась разума, но, взглянувъ ей въ глаза, овладѣлъ ея тайной и все понялъ. Онъ рѣшилъ помочь ей въ ея намѣреніи, которое онъ также угадалъ.
Архіепископъ Андреасъ приблизился къ раненому и, замѣтивъ отца Хрисанфа, спросилъ у него, куда его можно помѣстить.
Отецъ Хрисанфъ отвѣтилъ, что больной теряетъ много крови; поэтому его нужно перенести въ ближайшую избу и сдѣлать ему перевязку; потомъ можно будетъ, когда ему станетъ лучше, перенести его въ монастырь. Эта ближайшая изба оказалась жилищемъ Эльзы, сестры монаха.
Рингильда, не вникая въ разговоръ отца Хрисанфа съ архіепископомъ, подъ вліяніемъ душевной боли, бросилась передъ архіепископомъ на колѣни, прося его довѣрить ея попеченіямъ раненаго.