Английская_литература
В трудную минуту

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Текст издания: журнал "Вестник иностранной литературы", 1912, No 2.

В трудную минуту

С английского

I.

   Проснувшись в одно прекрасное, октябрьское утро, О'Бриен Блэк по обыкновению позвонил слугу. Никто не явился. Он терпеливо позвонил еще раз, потом еще... Но после пятнадцатой пробы ручка звонка упала на постель и тут терпение его лопнуло, и он позволил себе произнести некоторые выражения, не совсем пригодные для гостиной.
   Его изящный спич, как раз в середине, был прерван появлением дочери. Она вошла в спальню своей обычной свободной походкой и села в кресло у постели отца.
   -- Что случилось, милочка? -- тревожно спросил последний, приподнимаясь на локоть. У него была слабость к ночным колпакам с кисточками, и в настоящую минуту кисточка грозно качалась.
   -- Отчего никто не шел на звонок? Отчего ты здесь, что это все значит, наконец! Конец света что ли наступил или я помешался?
   -- О, нет, папа, нам только объявили бойкот...
   -- Что такое? -- вскричал совершенно пораженный Блэк, от удивления падая снова на подушки.
   -- Земледельческая Лига объявила нам бойкот, -- спокойно подтвердила дочь. -- Боюсь, что сегодня некому будет помочь тебе встать. Все слуги разбежались, кроме твоего Роджера и миссис Мурфи. Но Роджер теперь в кухне, он кипятит воду и стал с непривычки очень красный. Он-то остался, потому что не ирландец, да и то только ждет, кажется, от тебя денег на обратный путь в Англию. А миссис Мурфи, знаешь, та старушка, что живет у нас на пенсии, она заявила, что позабыла дорогу куда-либо из нашей кухни и никого не боится. Остальные все ушли на рассвете. В конце концов нам самим придется заботиться о наших обедах. Что же касается мясника и булочника, то увы! кажется, нам скоро придется позабыть, что когда-то мы имели такую роскошь. Лига им запретила что-либо нам продавать. Все это будет, пока ты не согласишься на их условия, но ведь ты им, папа, не уступишь?
   -- Да... Уж этого они от меня не дождутся! -- от душившего гнева Блэк едва мог говорить.
   -- Ну, вставай теперь. Сегодня придется себе самому приготовить ванну, а я пойду поджаривать гренки к чаю.
   И Патриция Блэк вышла из спальни, с достоинством истой римской матроны, запахивая на ходу, как тогу, полы своего умывального халатика.
   Патриция была очень красива, ей было девятнадцать лет и отцу ее каждый раз приходилось долго думать прежде, чем сказать ей "нет". Мать ее умерла уже давно, сестер и братьев не было, и таким образом она являлась единственной наследницей своего отца и госпожой огромного поместья Блэка, в центре Ирландии.
   Но дело в том, что жизнь там в те дни, о которых я пишу, представлялась далеко не спокойной.
   Мелкие арендаторы сплотились, образовав Лигу, и ставили свои условия землевладельцам. Некоторые им уступали, а некоторые -- и в том числе О'Бриен Блэк -- не соглашались на понижение платы за аренду, из принципа. Таким Лига мстила бойкотом. Слугам приказывалось бросить своих господ, лавочникам запрещалось им что-либо продать и, хотя это било последних по карману, они все же повиновались, так как с ослушниками Лига не церемонилась.

II.

   В первое утро бойкота Блэки позавтракали настолько комфортабельно, что их враги -- узнай они это -- - пришли бы в бешенство. После завтрака, решили держать совет.
   -- Как ты думаешь, папа, знает ли обо всем этом Овэн? -- обратилась к отцу мисс Блэк.
   -- Он приехал бы тотчас, если б знал, -- с убеждением отозвался тот.
   "Овэн", о котором шла речь, жил в полмили от Адриша, поместья Блэков. Сам он обладал великолепным замком, жил совершенно один, имел очень спокойный характер и монокль, который вечно у него падал. Кроме этих качеств он не обладал ничем замечательным, но был любим всеми. Дамы охотно приглашали его к себе, но что всего удивительнее -- мужчины его любили тоже, хотя им в компаньоны он решительно не годился. Как на спортсмена, на него давно махнули рукой; стрелял он отвратительно, ездил верхом еще хуже, а во время футбола или крикета вечно оказывался у всех на дороге и частенько бывал контужен. И все-таки при встрече мужчины зовут его "старый приятель" и дружески хлопают по спине, так что монокль обыкновенно валится. Все свое время он проводит у себя в библиотеке, впрочем, не все, а только то, что остается от визитов в Адриш; его собственные слуги обыкновенно ищут его сперва у Блэков, а потом уже в собственном замке. Собственно говоря, это должно бы означать многое, но он такой старый друг Блэков, что никто не может решить, только ли он друг Патриции или же он весь ее, сердцем и душой. Лучше всех это, конечно, могла бы объяснить сама Патриция, но она всегда становится до странности глуха, когда кто-нибудь в ее присутствии произносит имя Овэна Фицгеральда.

III.

   Первое время бойкота отец с дочерью провели довольно сносно, хотя и чувствовали себя в положении выброшенных на необитаемый остров. Первые размышления по поводу бойкота привели Блэка в ярость, но кончил он тем, что рассмеялся: "нет уж конечно, дурные завтраки и отсутствие обедов, теперь и в будущем, не заставят его сдаться на требования Лиги".
   Некоторые из бежавших слуг тайком прокрадывались в замок предлагать свои услуги, но зная, как жестоко расправляется Лига с ослушниками, Блэки отказывались. Понемногу и эти посещения прекратились. В общем слуги вовсе не были довольны, что их заставили бросить своих господ, удобные помещения и хорошее жалованье... и несмотря на это, смертельно боясь Лиги, повиновались.
   Овэн Фицгеральд, серьезно вообразивший себя генеральным комиссаром по доставке провизии, ежедневно присылал слугу или приезжал сам, а Патриция с помощью миссис Мурфи пробовала устроить обеды. Эта добрая душа старалась изо всех сил, но толку выходило мало. Кулинарные познания старушки принадлежали скорее к области фантазии и часто ее усердные приготовления оказывались совсем не съедобными. Под конец Патриция слегка приуныла -- тем более, что слуга Фицгеральда в один прекрасный день совсем не явился, а хлеба больше не было. Она решила сделать кекс собственноручно. И сделала. Но потом никак не могла решить, что же, собственно, вышло. Ничто его не брало, а ножик, которым она пробовала его резать, потерпел постыдное поражение.
   -- Ничего! -- одобряюще сказал О'Бриен Блэк, похлопывая дочь по покрасневшей щечке. -- Все-таки мне нравится кекс! И притом это хороший знак: кекс, это -- мы, а нож -- Лига... и смотри, с каким позором отступил этот подлый нож...
   Они оба рассмеялись и Блэк пошел одеться к обеду. Патриция была уже одета, и притом так нарядно, точно никакого бойкота не было и в помине... Роджер доложил о приходе мистера Фицгеральда.
   Комната, в которую вошел молодой человек, была ярко освещена, а от камина к нему навстречу поднялась стройная фигура в белом.
   -- Пришли к нам отобедать! -- начала Патриция. -- Какой злой гений мог внушить вам эту мысль? Сегодня будет у нас только холодное жареное мясо и жарила его миссис Мурфи...
   -- В таком случае заранее отказываюсь, -- смеясь возразил Овэн. -- Но сегодня я во всяком случае не мог бы у вас остаться; у меня много дела, и я занят буду очень долго. Я пришел только сказать, что я очень огорчен, но ничем не мог помочь, к сожалению...
   -- Что же именно? -- спросила удивленно, Патриция.
   -- На счет хлеба и вообще провизии. Сегодня ни один из моих слуг не согласился пойти к вам, -- это, конечно проделка Лиги. Мне так досадно.
   -- Не принимайте так близко к сердцу...
   -- Знаете ли, я уже давно сделал... -- сконфуженно заявил молодой человек.
   -- Что сделали?
   -- Принял вас к сердцу...
   Промолчав на это признание, мисс Блэк энергично помешала огонь в камине и затем снова обернулась к Овэну.
   -- Разве это не досадно, эта история с кексами.
   -- Какие кексы?
   -- Наши... миссис Мурфи и мои... -- и довольная, что может дать другой тон разговору, Патриция рассказала историю с кексами. Мистер Фицгеральд посмеялся немного, но потом постарался утешить.
   -- Теперь это ничего не значит, -- сказал он, -- я принес хлеб и отдал его Роджеру. -- Тут он уронил монокль и по обыкновению долго не мог найти. Патриция ему помогла. -- О, благодарю! -- сконфуженно сказал он, -- так мило с вашей стороны; так глупо...
   Этот замечательный спич оставлял за собой поле догадок. Считал ли он Патрицию и милой и глупой? Но Патриция не обратила внимания.
   -- Как хорошо было с вашей стороны принести хлеб самому, -- сказала она.
   -- Тут ничего нет особенного, -- возразил он. -- Но я хотел вам сказать, что, по моему мнению, ваш отец несколько не прав, не соглашаясь на требования арендаторов...
   При этом неожиданном заявлении Патриция встала, выпрямила свою стройную фигуру и уронила холодно и свысока:
   -- Мой отец всегда прав.
   -- Мне кажется, что при таких обстоятельствах можно бы было немного и уступить, -- спокойно продолжал Фицгеральд.
   -- Уступают только трусы.
   -- Нет, отчего... Ведь два года тому назад, когда был неурожай картофеля, ваш отец сам сбавил плату за аренду.
   -- Тогда он поступал по собственной воле, так поступит и теперь... Он скорей умрет с голоду, чем сдастся, и вы трус, если рассуждаете так...
   Овэн Фицгеральд побледнел. Постоянные насмешки над его неловкостью в спорте делали его особенно чувствительным к такому оскорблению. Но он сдержался.
   -- Вы взволнованы теперь... Оставим этот разговор, -- сказал он.
   Это была последняя соломинка, но и она обломилась.
   -- Ах, вы находите, что у меня такой дурной характер, что со мной не стоит и разговаривать... Прощайте, в таком случае...
   Это был форменный разрыв. Овэну оставалось только уйти.
   -- Спокойной ночи, -- сказал он.
   Она еле коснулась его руки, и они расстались.
   Все это произошло очень неожиданно. Патриция не могла себе ни в чем отдать отчета и ничего не сказала отцу про приход Овэна.
   После короткого позднего обеда они разошлись по своим комнатам.
   Патриция поднялась к себе наверх.

IV.

   Ее будуар был слабо освещен, при входе к ней навстречу бросилась девическая фигура в крестьянском наряде.
   -- Как, это ты, Мойра! -- воскликнула Патриция, узнавая свою бывшую горничную, -- как ты сюда попала?
   -- Да, это я, мисс. Могу я закрыть дверь?
   Она медленно подошла к двери, закрыла ее на ключ и обернулась к своей госпоже.
   Лицо девушки теперь совершенно изменилось. Глаза смотрели совсем дико, губы побелели. Она упала на колени, точно больше не могла держаться на ногах, и протянула руки к Патриции, без голоса, но полная величия в своем трагическом ужасе.
   -- Что такое, Мойра, что случилось? -- спросила встревоженная Патриция.
   -- Сегодня ночью мистер Фицгеральд будет убит, -- начала, вся дрожа, девушка -- они сказали, что убьют его за то, что он помогает вам...
   -- Они... Кто? -- -спросила свысока Патриция, хотя при этом ее сердце тревожно сжалось.
   -- Лига, мисс... Они сказали, что сегодня ровно в полночь они сожгут старый замок над его головой, чтобы дать урок ему и другим... Вот их собственные слова... И я вам говорю, что будет убийство: это так же верно, как то, что я сейчас стою здесь.
   -- За то, что он помогал нам? -- повторила Патриция, прижимая руку к бьющемуся сердцу.
   -- Потому что он не слушал их... Они уже три раза предупреждали его не помогать вам... Теперь его хотят сделать примером для остальных... Я пришла вам это сказать, хотя мне самой грозит смерть за это! -- воскликнула девушка, поднимаясь с колен... -- Но к чему это! Кто может его спасти, в последнюю минуту...
   -- Я могу, -- медленно сказала мисс Блэк.
   -- Но как? -- спросила Мойра, нежно касаясь рукой белого платья Патриции.
   -- Я пойду к нему сейчас, -- спокойно продолжала та. Так спокойно, точно решила это не сейчас, а еще неделю тому назад.
   Мойра отступила, освободила голову от платка, точно он душил ее, и с болезненным любопытством впилась взором в Патрицию.
   -- Кто же пойдет с вами, дорогая? Я не могу. Лига следит за мной, сюда я только пробралась под предлогом сказать словечко миссис Мурфи. И даже, если я все-таки пойду с вами, и они меня заметят, это только расстроит наши планы... А до замка Фицгеральда так далеко и ночь так холодна... Скажите же, кто, кто пойдет с вами?
   -- Никто. Я пойду одна, -- как во сне сказала Патриция.
   О, только подумать, как гадко обошлась она с ним, так недавно, всего несколько часов назад. А теперь, быть может, больше она его никогда не увидит... Она назвала его трусом, а он из-за нее готов принять смерть.
   -- Теперь без пяти одиннадцать, времени терять нельзя, -- сказала спокойно мисс Блэк, -- дай мне одеть сверху что-нибудь темное, скорее. -- Она чувствовала, как ее силы точно прибывают по мере надобности. -- Это очень удобно опять иметь свою горничную, -- сказала она, уже совсем весело улыбаясь.
   -- О, не говорите так, -- вскричала с отчаянием Мойра, -- почти, наверное, в замке они будут раньше вас, а вы идете на верную смерть... Нет, я все-таки пойду с вами, хотя лига и особенно Кон... -- она остановилась.
   -- Продолжай! -- нетерпеливо сказала Патриция, особенно Кон, что... Я ведь знаю, что Кон -- твой милый...
   Но Мойра вместо ответа вдруг разрыдалась...
   -- Вы не выдадите меня, дорогая, я верю вам! -- сквозь рыдания проговорила она... -- Кон будет во главе тех... Прежде он думал только обо мне, но теперь дьявол вошел в его душу и погубил его... Теперь он у них главным, и все его слушаются.
   -- Если он будет пойман за сегодняшнюю ночь, ему придется плохо, -- холодно сказала Патриция.
   -- Я знаю это! -- воскликнула с новым взрывом рыданий Мойра. -- О, дорогая, горе мне... Да спасет его Пресвятая Владычица... Если вы спасете мистера Фицгеральда, вы спасете и его, дорогая... Тогда ему не придется пролить кровь.
   -- Встань с колен, Мойра, время летит...
   -- Нет, скажите прежде, что вы никогда, что бы ни случилось, не выдадите Кона. Вы хотите спасти мистера Фицгеральда оттого, что вы его любите, но вы не думаете о бедной девушке, которая рискует для вас своей жизнью и не только своей, но жизнью того, кто ей дороже себя... Я прошу вас ради вашей любви, пожалейте меня...
   -- Я никогда не выдам, ни тебя, ни его, будь уверена, Мойра. А теперь -- скорее, скорей.
   -- Вы переоденете платье, мисс?
   -- Нет времени.
   -- Вы не можете идти в туфельках, я одену вам сейчас сапоги, -- сказала Мойра, усаживая свою госпожу в кресло, как она делала в прежние времена.
   При виде маленькой ножки, лежавшей у нее на руке, она снова расплакалась. -- О бедные, маленькие ножки, как пойдут, они так далеко по мерзлой земле! -- и нагнувшись она горячо поцеловала маленькую ножку.
   -- Плачь, когда я уйду! -- сказала нетерпеливо мисс Блэк, вскакивая на ноги. -- Ну теперь иди в кухню и скажи что-нибудь веселое миссис Мурфи и не делай такого испуганного лица. Я выскочу из окна библиотеки на случай, если они сторожат у входа. Смейся, если можешь, но только обмани их своим видом. -- Патриция пошла к двери, но на пол дороге остановилась и положила свои руки на плечи Мойры. -- Слушай! -- сказала она. -- Если я не вернусь, скажи отцу, что я иду на это из любви к нему и... к другому... -- Она остановилась. В первый раз она созналась в своей любви к Овэну, не только другим, но и самой себе. Теперь она чувствовала, что обманывать себя больше она не может, она любит его, любит больше жизни. -- Скажи также отцу -- продолжала она, -- что я иду туда, потому что знаю, что от окружающих помощи ждать нечего, а если послать в Клоибри за полицией, то прежде, чем она успеет прийти, старый замок Фицгеральдов и его хозяин будут сожжены. И потому я должна предупредить Фицгеральда об угрожающей ему опасности и, если возможно, привести сюда. Я иду, потому что больше это сделать некому. -- На лице Мойры выражался такой ужас, что Патриция прибавила: -- будь спокойна, все может хорошо кончиться.
   -- Я посылаю вас на смерть... -- прошептала бедная Мойра.
   -- Нет, ты пробудила во мне жизнь, -- твердо ответила Патриция.
   И на один миг, только на один, они позабыли расстояние, их разъединявшее, и бросились в объятия друг друга.

V.

   Мисс Блэк выбрала дорогу через лес, как самую близкую. ее ноги скользили по замерзшей земле, несколько раз она падала, но это ее не останавливало. Как на счастливое свидание, летела она спасать того, кто вдруг ей стал так дорог... Только бы добраться до него... Ее пугал треск сучьев, за кустами ей чудился шорох, звук шагов и шепот многих голосов, и никогда потом она не могла вспомнить, каким образом она успела добраться до замка. Она опомнилась только в саду у освещенного окна библиотеки Овэна. Она потрогала рукой раму, которая, к счастью, поддалась под ее рукой, и с воскресшими силами без шума она вскочила в комнату. "Из одного окна библиотеки в другое"... не могла не подумать девушка. Она заперла окно на задвижку и оглянулась вокруг. В комнате никого не было.
   Только что она решилась идти на поиски Овэна, как дверь из другой комнаты растворилась и на пороге ее стоял сам Овэн.
   При виде его живым и близким силы покинули бедняжку, и она упала бы, если бы он ее не поддержал.
   -- Вы здесь, дорогая, что случилось? -- воскликнул молодой человек совершенно пораженный.
   -- Вы должны сейчас пойти со мной к нам, -- прошептала Патриция едва слышно. Тут она победила свою слабость, оправилась и снова продолжала: -- Слушайте... Лига приговорила вас к смерти за то, что вы помогали нам и открыто пренебрегали ее советами... Я пришла вам это сказать.
   -- Я знал это, знал прежде, -- ласково ответил Фицгеральд.
   -- Знали и все же делали!
   -- Я вовсе не хотел причинять кому-либо неприятности... Но не мог же я, чтобы доставить удовольствие Лиге, оставлять вас без обедов.
   -- Вы знали и все же рисковали ради нас своею жизнью...
   Патриция была бледна, как смерть.
   -- О, что касается этого, то я не думаю... Правда, они несколько раз предупреждали меня, что, если я буду продолжать, они отомстят... Весьма возможно, что когда-нибудь...
   -- Сегодня... И каждый момент они могут прийти. Неужели вы думаете, что я пришла бы сюда, если не знала наверное, что в полночь они будут здесь, сожгут замок и...
   -- И что?
   -- И убьют вас. -- Она закрыла лицо руками.
   -- Кто вам это сказал? -- спросил, слегка хмурясь, Фицгеральд.
   -- Не спрашивайте, я не могу это сказать... Пойдем... Уже почти двенадцать, через пять минут они могут быть здесь.
   -- О, конечно, идите! -- сказал Овэн, закутывая снова в плащ Патрицию. -- Кого вы хотите взять с собою?
   -- Не думаете ли вы, что при луне трое будут заметнее? -- застенчиво сказала Патриция. -- Не можете ли вы пойти со мной один?
   -- О, дорогая, я не могу идти с вами. Я должен остаться здесь...
   -- Нет вы не останетесь, вы должны идти со мной. Я нарочно пришла сюда для этого... -- Она положила свои белые ручки к нему на грудь и умоляюще смотрела на него. -- Я прошу вас: пойдемте.
   -- Вы хотите меня сделать еще большим трусом, чем считали прежде? -- спросил он, глядя ей прямо в глаза.
   Патриция низко опустила голову.
   -- Простите меня, я виновата. Но даю вам слово, что никогда этого не думала.
   -- Я верю вам! -- радостно проговорил Овэн. -- Но теперь не время об этом говорить, вы должны идти.
   -- Нет я не пойду, -- твердо сказала мисс Блэк, -- я остаюсь с вами.
   -- Позвольте мне сказать одну вещь, прежде чем вы окончательно решите, -- серьезно сказал, глядя ей в глаза Фицгеральд, -- Остаться здесь одна, без покровительства отца, вы можете только в качестве моей невесты.
   Голос его был до странности спокоен, но зато лицо передавало всю муку ожидания -- в эту минуту решалась его жизнь.
   -- Это ваша манера просить меня быть вашей женой? -- спросила полулукаво, полузастенчиво молодая девушка, с глазами, полными смеха и слез.
   -- Патриция! -- Он сделал шаг вперед, и затем остановился. -- Если бы я мог надеяться...
   Она попробовала еще раз улыбнуться, но вдруг не выдержала и разразилась плачем.
   -- Я... я люблю вас! -- воскликнула она сквозь рыдания.
   -- О, дорогая, любовь моя.
   Он крепко прилгал к себе прежде упрямую, а теперь такую покорную головку.

VI.

   -- Как я могу отпустить вас теперь, -- с отчаянием воскликнул Овэн. -- Если это возможно, я люблю тебя теперь еще больше, чем прежде, и должен спасти свою будущую жену.
   Последние слова он произнес с неизъяснимой нежностью.
   -- Позабудь меня теперь, -- серьезно сказала Патриция, -- и думай только о том, что через несколько мгновений они могут быть здесь.
   -- Пусть! Я слишком счастлив теперь, чтобы бояться кого-нибудь... Пойдем и постараемся внушить храбрость нашим людям.

VII.

   Четырех слуг с ружьями они оставили в западной части замка на случай, если враг придет оттуда.
   Патриция тоже попросила себе револьвер, и они оба поднялись в одну из верхних комнат, откуда вид был шире.
   Все это они успели сделать, а враг не являлся. Патриция и Овэн сидели, тесно прижавшись друг к другу (ночь была так холодна!), и пристально смотрели в темноту. Они начинали было думать, что тревога была ложной, как вдруг из-за кустов, по направлению к дому мелькнула сперва одна тень, за ней другая...
   -- Смотри! -- тихонько сказала Патриция, стискивая пальцы Овэна.
   Луна наконец прорвалась из-за туч и ярко осветила поляну перед домом.
   Там собралась кучка, человек двадцать. У каждого в руках была длинная палка, предусмотрительно обмоченная заранее в парафин.
   При виде этого Фицгеральд поместил в угол Патрицию, где в настоящую минуту она была в безопасности, распахнул настежь окно и крикнул:
   -- Зачем вы здесь в эту пору?
   Его появления видимо не ожидали.
   Начались переговоры, кучка разделилась, затем вперед выступил высокий, молодой парень с револьвером в руке.
   -- Вы? -- вызывающе воскликнул он, обращаясь с Фицгеральду.
   -- Да я, как сами видите, -- спокойно ответил. тот, -- что я могу для вас сделать?
   -- Ничего... Сегодня мы сами сделаем для тебя кое-что...
   Эти слова точно пробудили остальных, послышался смех и слова одобрения.
   . -- Это мы еще посмотрим... во всяком случае предупреждаю, что в первого, кто попробует поджечь мой дом, я пущу пулю...
   -- Здесь найдется пуль побольше, чем у тебя, -- раздался из толпы голос и почти сейчас же вслед за словами мимо ушей Фицгеральда прожужжала пуля и впилась в стену позади него.
   -- Мимо! -- со смехом заметил молодой человек.
   Но смех этот был опасен. В нем звучало предупреждение о мести, но не было ни следа страха.
   Патриция быстро подошла к Овэну. ее душа была полна гордости за него.
   Собственно говоря, человек может быть храбрым, и не будучи ловким в спорте.
   -- Посторонись немного, чтобы не быть так на виду, -- сказала Патриция, ставя его в более выгодную позицию.
   -- Держись сзади меня, -- ответил он ей, -- и покажи, если можешь, того человека, который сейчас выстрелил. Никогда мне еще не было так досадно, что у меня плохое зрение.
   -- В будущем твоими глазами буду я. А теперь, смотри, стрелял тот маленький человек, который прячется за спины двух гигантов.
   -- Все недостатки мои выказываются сегодня ночью, -- с горечью прошептал Овэн. -- Я плохой стрелок ко всему прочему и не могу быть уверенным, что обезоружу его, а не раню... Не считай меня цыпленком, дорогая, но я не могу посягнуть на жизнь кого-нибудь из этих бедняков. Их заманили лидеры сладкими обещаниями, и они...
   Пока он говорил, Патриция не спускала глаз с толпы и видела, как высокий парень, в котором она узнала жениха Мойры -- Кона, поднял руку и направил револьвер на Овэна...
   Все это произошло в одно мгновение, предупреждать Фицгеральда было поздно...
   Она также подняла руку и выстрелила...
   Раздался крик боли, и рука Кона беспомощно повисла. -- "Слава Богу, не убила", -- промелькнуло в голове у Патриции.
   Фицгеральд быстро обернулся к ней.
   -- Дорогая, ты спасла мне жизнь... Как я отплачу тебе.
   В эту минуту еще пуля пролетела мимо него и вслед за тем последовал залп из ружей. Это стреляли слуги.
   Одна из пуль нашла свою жертву. Остальные столпились над упавшим, затем подняли его и понесли. Изо лба раненого струилась тонкая струйка крови.
   -- Как ужасно! -- прошептала Патриция, наклоняясь вперед. -- Но они все уходят, неужели мы оказались чересчур сильными для них?
   Ее лицо, склонившееся над плечом Овэна, было смертельно бледно.
   Фицгеральд пристально посмотрел на нее. Что-то странное на ее платье привлекало его внимание. Он нагнулся ближе, верх рукава был разорван, а на белой, нежной, коже была... кровь.
   -- Ты ранена! -- с ужасом воскликнул он, -- они убили тебя из-за меня...
   -- Нет, -- шепнула она, теряя силы и падая без чувств к нему на грудь.
   Как ребенка, подхватил он ее на руки и, не замечая тяжести, бросился бежать по лестнице вниз.
   Внизу стояла женская прислуга во главе с ключницей и с испуганными лицами была погружена в обсуждение происходивших событий.
   Страшный крик вырвался из их уст при виде их господина с неподвижной ношей на руках.
   -- Миссис Риан! -- с отчаянием воскликнул Фицгеральд, обращаясь к ключнице... -- Посмотрите, что с ней, она, должно быть, не сильно ранена, она только что говорила со мной... А которая-нибудь из вас, -- обратился он к другим женщинам, -- пусть велит Муру оседлать лошадь, я сейчас еду за доктором.
   -- Только не сегодня, сэр: сегодня вы не должны никуда двигаться... Дорога полна этими разбойниками из Лиги! -- возразила миссис Риан, добрая женщина лет под пятьдесят. -- Да и нет надобности к тому же, -- спокойно продолжала старушка. -- Смотрите она приходит в себя... Теперь вам лучше, мисс Блэк, дорогая? Одну каплю бренди, и вы будете сейчас на ногах... Посмотрите на бедного мистера Овэна, он совсем с ума сходит от страха за вас...
   Глаза девушки медленно открылись и встретились с глазами Овэна.
   -- Это ничего, -- прошептала она, протягивая к нему здоровую руку. Фицгеральд упал на колени у ее ложа и страстно прижал губы к ее руке.
   -- Дайте, я вам перевяжу руку, -- ласково сказала миссис Риан. -- А потом вы можете ей сказать все, что хотите! -- с доброй улыбкой обратилась она к Овэну. Ловко перевязывая руку, она заметила: -- Ничего опасного нет... Если это все, что могли сделать эти бедняки, так это немного.
   -- Эти бедняки, как вы их называете, -- стискивая зубы проговорил Овэн, -- жестоко ответят за это.
   Он, полный мести за свою милую, совершенно забыл, что он недавно их тоже называл бедняками.
   -- Ах, сэр, -- возразила миссис Риан, которая не была без глаз и видела, что Патриция покраснела, но не выказала признаков неудовольствия, когда Овэн целовал ей руку... -- Я удивляюсь, что вы так сердитесь... Ведь могло быть и хуже. Я так уверена, что не предупреди вас сегодня мисс Блэк, не бывать бы вам теперь в живых.
   Глаза Патриции искали его глаз.
   В общем старушка была права. Как бы ни была ужасна эта ночь, все же она останется в их памяти, как самая счастливая... Разве она не пришла сегодня к нему сказать, что любит его...
   Миссис Риан, по-видимому, была занята бинтами и под впечатлением, что у нее нет сзади глаз, Овэн еще раз приник губами к руке своей невесты.
   -- Теперь я пойду приготовить вам комнату, мисс Блэк, -- сказала ключница. -- И хотя я и не доктор, а могу вам сказать, что ваша рука скоро заживет. Она пройдет прежде, чем вы два раза обвенчаетесь. -- Она весело улыбалась, говоря эту старинную пословицу, и затем с лукаво-невинным видом добавила: -- Хотя, собственно говоря, я не желаю вам второго брака. Одного хорошего человека, как вот, например, наш господин, (прошу прощения, сэр!) вполне достаточно для счастья молодой леди.
   Фицгеральд улыбнулся.
   -- Благодарю вас, миссис Риан! -- сказал он.
   Патриция покраснела и с укором на него посмотрела.
   -- А теперь, я думаю, вы должны скушать что-нибудь, мисс Блэк, -- продолжала ключница, -- если вы будете так добры пройти в библиотеку, я пришлю вам туда чего-нибудь через минуту или две. Вы можете быть теперь спокойны. После данного им урока они не так скоро вернутся. -- И она вышла, гремя ключами.
   -- Скромный угол холостяка, дорогая, -- сказал Фицгеральд, в ожидании ужина, усаживая Патрицию в глубокое кресло у камина.
   -- Но скоро в старый замок войдет самая лучшая хозяйка на свете и все будет великолепно.
   -- Если самая лучшая хозяйка, это "я", -- весело сказала Патриция, -- то я начну с того, что оставлю миссис Риан. Она просто прелесть. Я полюбила ее с тех пор, как она назвала тебя хорошим человеком. Она права, -- серьезно добавила она -- ты самый лучший человек на всем свете.
   -- Это оттого, что ты сама ангел доброты, оттого и можешь находить меня таким хорошим.
   -- Наше счастье так велико, -- продолжала молодая девушка, -- что мы должны сделать что-нибудь хорошее для других...
   -- Скажи, что!
   -- Простим нашим врагам, нашим единственным, что были сегодня ночью.
   Фицгеральд молча кусал губы.
   -- Нет, это -- ни за что! -- наконец, проговорил он. -- Особенно того негодяя, который...
   -- Их ввели в искушение! -- кротко остановила его Патриция. -- И, кроме того, подумай, дорогой, без них мы не были бы вместе... Соединили нас они...
   -- Как могу я отказать такому защитнику! -- сказал Фицгеральд, опускаясь на колени рядом с ее креслом. -- Все будет, как ты хочешь, жизнь моя...
   -- Теперь я сдержала слово данное бедной Мойре, -- сказала сама себе Патриция, с нежной благодарностью думая о девушке, помогшей ей спасти ее милого.
   Она наклонилась к Овэну и их губы слились в горячем поцелуе.

--------------------------------------------------------------------------------------------

   Источник текста: журнал "Вестник иностранной литературы", 1912, No 2.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru