Анфилов Глеб Иосафович
Стихотворения

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Чудный свет пошел из Обояни..."
    "Его видали сегодня..."
    "Иисус пришел из поздней глуши..."
    Собака
    Парижанка
    У могилы Толстого
    Погребение Вангаба
    "Я грущу о погибших Фюрфозских расах..."

   

СТИХОТВОРЕНІЯ.

   
                                                     "Ранній часъ. Въ пути незримо
                                                     "Разгорается мечта.--
                                                                                             Блокъ.

* * *

             Чудный свѣтъ пошелъ изъ Обояни.
             Отъ вечеренъ молнія сверкала.
             Всѣ пути затеряны въ туманѣ --
             Буду спать,-- заутра встану ранѣ.
             Я вчера опять его искала.
             Говорятъ, все такъ же сиръ и бѣденъ.
             Слѣдъ нашла и жарко цѣловала,--
             Это онъ въ поляхъ прошелъ устало.
             Тянетъ ночь по міру черный бредень.
             Чуть вдали предстанетъ на дорогѣ --
             Будетъ ликъ мой счастливъ и побѣденъ.
             Славься, Боже, золотыхъ обѣденъ.
             Гдѣ межи коснулись Божьи ноги,
             Расцвѣтаютъ бѣлыя герани.
             Курослѣпы засмѣялись въ логѣ,
             Всталъ стѣной боярышникъ убогій,--
             Самъ Господь грядетъ изъ Обояни.
   

* * *

             Его видали сегодня.
             Онъ шелъ, опираясь на посохъ.
             Свѣтлая риза Господня
             Горѣла въ дальнихъ покосахъ.
             И тучи вверху, какъ дѣти,
             Играли громовымъ огнивомъ,
             А Онъ на бѣломъ разсвѣтѣ
             Говорилъ молчаливымъ нивамъ:
             -- Блаженны птицы и звѣри,
             Кого только видѣлъ Я въ полѣ.
             Для васъ отворились двери
             Въ Мои золотыя воли.
             -- Блаженны тихіе гады,
             Братья печали и злости.
             Въ Божьи цвѣты-вертограды
             И вы придете, какъ гости.
             -- Блаженны травы на склонахъ
             И ты, усталая пажить.
             Въ новыхъ вечернихъ Сіонахъ
             Вамъ повелѣлъ Я княжить.--
             И вы блаженны, ракиты,
             И ты, можжевельникъ частый.
             Къ вамъ я пришелъ забытый --
             Вы Мнѣ сказали -- здравствуй.
             -- Всѣ вы грустили о Сынѣ
             Ночью средь дымныхъ вотчинъ.
             Всѣхъ помяну Я нынѣ
             Въ царствѣ Моемъ и Отчемъ.
   

* * *

             Іисусъ пришелъ изъ поздней глуши,
             Мы его всѣ дни поемъ и хвалимъ.
             Онъ принесъ задумчивыя души
             Нашимъ синимъ предвечернимъ далямъ.
             До разсвѣта навѣстилъ трущобу,
             Сталъ на паломъ одинокомъ дубѣ,
             Отпускалъ звѣрямъ борьбу да злобу
             И молился въ утреннія глуби.
             Шелъ опять, и можжевельникъ колкій
             Ранилъ Божьи пресвятыя ноги.
             А по слѣду набѣгали волки,
             Совѣщались о нежданномъ Богѣ.
             И была простой росы безвѣстнѣй
             Кровь Господня Новаго Завѣта --
             Тамъ въ лѣсахъ, гдѣ медленно, какъ пѣсня,
             Умирало огненное лѣто.
   

Собака.

             Въ одинокомъ сараѣ нашла
             Кѣмъ-то брошенный рваный халатъ.
             Терпѣливо къ утру родила
             Дорогихъ, непонятныхъ щенятъ.
             Стало радостно, сладко теперь
             На лохмотьяхъ за старой доской,
             И была пріотворена дверь
             Въ молчаливый разсвѣтный покой.
             Отъ востока въ парчѣ изъ свѣтилъ
             Уходили ночные цари.
             Кто-то справа на небѣ чертилъ
             Блѣдно-желтые знаки зари.
                                                               Глѣбъ Анфиловъ.

"Современникъ", No 1, 1915

   
   

Парижанка.

             Отлетѣла дней приманка,
             Юной радости тревога.
             Молодая парижанка
             Полюбила Бога.
             Ей наскучилъ непрерывный
             Вопль столичныхъ вечеровъ,
             И она познала дивный
             Разумъ древнихъ словъ.
   
             Въ тѣ-же дни, прочтя случайно
             Житіе святой Бригитты,
             Поняла она, что тайны
             Неразрывно съ жизнью слиты.
             И во всемъ -- въ огняхъ модерна
             И въ томахъ старинныхъ книгъ
             Стала видѣть суевѣрно Бога вѣчный ликъ.
   
             Откликаясь сердцемъ вешнимъ
             Правдѣ женскаго влеченья,
             Тосковала о нездѣшнемъ,--
             О нестыдномъ обрученьи.
             Полюбила увяданье
             Въ неподвижномъ сентябрѣ
             И пылающія зданья
             Рано на зарѣ.
   
             И въ часы, когда тѣснятся
             Сны къ готическимъ соборамъ,
             Выѣзжала поклоняться
             Разсвѣтаюшимъ просторамъ.
             Тамъ въ молитвенномъ покоѣ
             Съ ней шепталась тишина
             И въ поляхъ ихъ было двое
             Утро и она.
                                                               Глѣбъ Анфиловъ.

"Современникъ", кн.IV, 1915

   

У могилы Толстого

             На зарѣ, на дорогѣ
             Пыльный, бронзовый іоги...
             Утромъ много въ лѣсу золотого --
             Свѣтлыхъ листьевъ и гибнущихъ ягодъ.
             Тихій іоги изъ бронзовыхъ пагодъ
             Окропляетъ могилу водою далекаго Ганга.
   
             Надъ могилой Толстого
             Потаенныя рѣчи.
             На могилѣ Толстого
             Похоронныя свѣчи...
             До зари, у ограды
             Преклоненный раввинъ раскрываетъ Хаггаду,
             Одиноко груститъ надъ стихами Шулхана Аруха.
   
             На могилѣ Толстого
             Въ доразсвѣтныхъ туманахъ
             Глухо стонутъ шаманы.
             По корягѣ смоловой
             Зарубаютъ насѣки,
             Тихо молвятъ заклятья на льдяныя рѣки
             И печалью исходятъ въ невидномъ измученномъ танцѣ.
                                                                                             Глѣбъ Анфиловъ
   

Погребеніе Вангаба.

             На закатѣ пришли изъ степей
             Двое въ шкурахъ пантеръ
             И сказали, что нѣтъ одинокихъ пещеръ,
             Но что видѣли много въ долинѣ валунныхъ камней.
   
                       Собирались вокругъ костра,
                       Одиноко глядѣли въ даль.
                       О Вангабѣ была печаль,
                       О Вангабѣ, умершемъ вчера.
   
                       Въ вечерней тоскѣ
                       Наклонялись къ увядшей травѣ,
                       Говорили о бурной рѣкѣ,
                       О пещерномъ львѣ
   
             И о томъ, кто недвижно лежитъ на травѣ.
   
                       Вечеръ стеръ заревыя черты,
                       Ночи молвилъ безмолвный зовъ.
                       Боялись степной темноты.
                       О, священная тайна костровъ!
   
             Кто-то плачетъ въ шатрѣ --
             Изъ ремней носилки плетутъ.
   
                       На зарѣ, на зарѣ
                       Впереди старики пойдутъ.
   
             Кто отдастъ добычу сестрѣ?
             Гдѣ онъ, смуглый, косматый братъ?
   
                       На зарѣ, на зарѣ
                       У озеръ журавли кричатъ.

-----

             Вѣтеръ вспыхнулъ за желтой грядой
             И разлился въ напѣвѣ простомъ.
             Духъ луговъ омывался водой
             На ручьѣ, на зарѣ золотомъ.
   
                       Далеко за ордой
                       Шла собака съ печальнымъ хвостомъ.
                       Сидѣлъ подъ бугромъ
                       И кремневый топоръ держалъ.
   
                       Точно шелъ съ топоромъ
                       И усталъ...
   
             Подошелъ чародѣй, многодѣтенъ и слабъ,
             -- Меньше всѣхъ въ вышину --
             Закричалъ -- ты не съ нами, Вангабъ!
                       Ты въ другую уходишь страну.
                       На груди заживетъ
                       Слѣдъ зубовъ.
                       Справедливому богу охотъ
                       Ты поклонишься новъ.
   
             Мы хоронимъ тебя по обрядамъ отцовъ
             Далеко отъ рѣки и ручья,
             Потому что не хочетъ вода мертвецовъ,
             Потому что не знаетъ покоя струя.
             Скоро выпадетъ снѣгъ и въ безвѣстный походъ
             Насъ отсюда погонитъ метель.
             На десятый ночлегъ уведу я народъ
             Черезъ горную щель.
             Но исполни послѣдній завѣтъ
             И у спящихъ крови не пей,
             Заклинаю тебя я, прожившій сто лѣтъ,
             Отгадавшій законы степей.
             Если жъ станешь насъ мучить во снѣ,
             Гнаться въ полночь воздушнымъ конемъ,
             Мы вернемся и въ жаркой соснѣ
             Безпокойныя кости сожжемъ,
             И, золу разметавъ по странѣ,
                       Проклянемъ...

-----

             И сложили дольменъ
             Изъ камней,
             Чтобъ умершему плѣнъ
             Былъ тѣснѣй.
             Вѣтеръ, вѣтеръ невѣдомъ и свѣжъ
             Несъ шуршанья изъ дальнихъ лѣсовъ,
             А на небѣ, какъ стая волковъ,
                       Облаковъ проносился мятежъ.

-----

             Пламенѣлъ запоздалый закатъ.
             Тьма шептала о черныхъ пирахъ.
             Былъ угрюмый возвратъ
                       И полуночный страхъ.
   

* * *

             Я грущу о погибшихъ Фюрфозскихъ расахъ.
             О народахъ разсвѣта, смытыхъ тысячелѣтіями,
             Позабывшихъ въ пещерѣ Маньонъ черную горсть череповъ.
   
                       Они жили въ долинахъ
                       Неолитическихъ рѣкъ
                       И, какъ дѣти, поклонялись испугамъ.
                       Въ ихъ тростникахъ дрожали сильные демоны ночи,
                       При дорогахъ стояла судьба,
                       И о прошломъ пустынно шумѣла Дордонья.
                       По вечерамъ, глядя на Сиріусъ,
                       Они пѣли въ голубыя пространства
                       И любили... и плакали.
   
             Кто мнѣ скажетъ, откуда они пришли,
             О чемъ говорили вокругъ костровъ,
             И когда они были,
                                           Когда?
   
             Объ этомъ знаютъ время да мамонты.
   
             Я грущу о погибшихъ Фюрфозскихъ расахъ.
                                                                                             Глѣбъ Анфиловъ.

"Современикъ", кн.X, 1914

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru