Андреевский Павел Аркадьевич
Призраки

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Комедия в 3-х действиях.

   

ПРИЗРАКИ.

Комедія въ 3-хъ дѣйствіяхъ.

Къ Представленію дозволено. С.-Петербургь, 15 сентября 1879 г.

Цензоръ драматическихъ сочиненій Кейзеръ-фонъ-Нильнгеймъ.

   

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

   Борисъ Павловичъ Пѣвцовъ, 37 лѣтъ, занимающій важную должность.
   Надежда Павловна Пѣвцова, 23 лѣтъ, его жена.
   Александръ Николаевичъ Засѣцкій, 38 лѣтъ.
   Херувимовъ, 25 лѣтъ, чиновникъ по особымъ порученіямъ.
   Дмитрій Григорьевичъ Лишинъ, 32 лѣтъ, докторъ.
   Ѳокій Вергилесовъ, студентъ.
   Марья Петровна Надимова, 18 лѣтъ.
   Катя, горничная Пѣвцовой.
   Лакей Пѣвцовыхъ.

Въ маскарадѣ:

   Маска 1-я.
   Маска 2-я.
   Лакей 1-й.
   Лакей 2-й.
   Гости, маски и слуги.

Дѣйствіе происходитъ въ университетскомъ городѣ: 1-е -- въ квартирѣ Пѣвцова, 2 и 3-е -- у Пѣвцовой,4е -- на клубномъ маскарадѣ.

Между 3 и 4 дѣйствіями проходитъ около 5 лѣтъ.

   

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

Сцена представляетъ гостинную, роскошно убранную. Налѣво отъ зрителей круглый столъ около дивана; на столѣ лежать разныя книги, бумаги, письма.

ЯВЛЕНІЕ I.

Пѣвцова, одна сидитъ у стола и разсматриваетъ книги.

Пѣвцова.

   Вотъ ужъ болѣе часу сижу надъ этими книжками и ничего не могу выбрать; а день спектакля уже назначенъ. (Перебираетъ книги.) Ну, впрочемъ, это отложимъ въ сторону. (Беретъ конвертъ, вскрываетъ его.) А это еще что? (Читаетъ.) "Гг. члены благотворительнаго кружка помощи женщинамъ приглашаются въ общее собраніе въ 5 часовъ, въ домѣ княгини Вязминой." (Задумывается.) Помощь женщинамъ! Да, это дѣло хорошее! Долгъ христіанскій, какъ говорятъ! Здѣсь можно много пользы принести. Ну, отчего бы не взяться за это дѣло, какъ слѣдуетъ, а между тѣмъ у насъ все толки да собранія, общія, экстренныя -- одинъ разговоръ, и ничего не выходитъ.
   

ЯВЛЕНІЕ II.

Пѣвцова и лакей.

Лакей (входя).

   Г. Херувимовъ! Прикажете принять?
   

Пѣвцова.

   Проси, конечно. (Лакей уходитъ).
   

ЯВЛЕНІЕ III.

Пѣвцова и Херувимовъ.

Херувимовъ (со связкой книгъ).

   Надежда Павловна, я счастливъ, что исполнилъ ваше приказаніе.
   

Пѣвцова.

   Здравствуйте. Садитесь пожалуйста. Что это? Неужели еще пьесы для спектакля?
   

Херувимовъ.

   Объѣздилъ весь городъ, всѣ библіотеки. Для благороднаго спектакля болѣе благородныхъ пьесъ вы не найдете-съ. Смѣю увѣрить. (Развязываетъ книги.) Вотъ извольте-съ посмотрѣть.
   

Пѣвцова (смѣясь).

   Посмотримъ, что вы называете благородными пьесами. (Беретъ книги, по одной.) "Уголино" драма въ 5 дѣйствіяхъ. "Графня Клара Добервиль" драма въ 5 дѣйствіяхъ. "Свѣтскія ширмы".... "Эдипъ въ Аѳинахъ" соч. Озерова... ха, ха!... Вотъ прекрасный выборъ! Что-же дальше?... "Расхищенныя шубы" соч. князя Шаховскаго.... Помилуйте, Херувимовъ, да что вы это набрали?
   

Херувимовъ.

   Какъ-съ? Да вѣдь это самыя благородныя, аристократическія пьесы, именно-съ для благороднаго спектакля. Помилуйте, чего-же вамъ-съ?... Это сочиненіе князя: ужъ навѣрно значитъ въ деликатномъ тонѣ; а это вотъ и пьеса называется графиня. Ну, потомъ свѣтскія ширмы, видите, опять таки свѣтскія,-- значитъ тоже хорошо.... Я право не знаю-съ... Хочешь угодить....
   

Пѣвцова.

   Да что вы, милый мой? Да развѣ можно играть эти пьесы? (Беретъ еще одну книгу.) "Розамунда, или черты изъ жизни Шекспира"... ха, ха!... А это уже совсѣмъ не для сцены.
   

Херувимовъ.

   Какъ вамъ угодно, Надежда Павловна, а только лучшихъ пьесъ вамъ недостать-съ.
   

Пѣвцова.

   Послушайте, да чѣмъ вы руководились, выбирая этотъ хламъ?
   

Херувимовъ.

   Какъ чѣмъ-съ? Очень просто: я пріѣзжаю въ одинъ магазинъ, спрашиваю, что у васъ есть для благогоднаго спектакля? Мнѣ говорятъ: вотъ это и это, ну я и покупаю; потомъ пріѣзжаю въ другой магазинъ, спрашиваю: что у васъ есть для благороднаго спектакля, мнѣ и даютъ...
   

Пѣвцова.

   А!... Ну въ такомъ случаѣ я васъ не виню: вы отлично исполнили свою обязанность. Но, послушайте, вѣдь это названіе "благородный спектакль", кажется, уже болѣе не употребляется?
   

Херувимовъ.

   Что вы это, а какже-съ? То бываетъ актеровъ спектакль, а у а это -- благородный. Какъ-же тогда отличить?
   

Пѣвцова.

   Теперь эти спектакли, кажется, называются, любительскими, что-ли?
   

Херувимовъ.

   А, нѣтъ-съ. Это опять другая статья. Любительскіе спектакли, это не то, что благородные, это не то, что наши.
   

Пѣвцова.

   Почему-же?
   

Херувимовъ.

   Да какъ вамъ сказать? Это еще одна категорія; это, положимъ, тоже не актеры-съ, но, знаете, вотъ разные тамъ студенты, мелкіе чиновники, гимназисты, этакіе все средніе-съ, это вотъ будутъ любительскіе спектакли, а уже когда люди высшаго общества устраиваютъ, вотъ какъ мы, это -- благородные спектакли. Это названіе особое-съ.
   

Пѣвцова.

   А, понимаю.
   

Херувимовъ (вставая).

   Такъ нѣтъ-ли еще какихъ приказаній, а то я спѣшу къ княгинѣ: надо дать отчетъ по нашему кружку для затратнаго засѣданія. Вы вѣдь будете тамъ?... Ахъ, да!... Забылъ, забылъ, виноватъ,-- княгиня просила меня передать вамъ, что всѣ условились быть на засѣданіяхъ по возможности въ черныхъ шелковыхъ платьяхъ, знаете-ли-съ, unie, безъ отдѣлки, и въ шляпахъ, а на аллегри -- бархатныя, этакъ demi ouverte и руки до сихъ поръ открыты. (Показываетъ.)
   

Пѣвцова.

   Хорошо, хорошо... до свиданія.
   

Херувимовъ (уходя).

   Вашъ слуга.
   

ЯВЛЕНІЕ V.

Пѣвцова одна.

Пѣвцова.

   Нѣтъ, это мнѣ надоѣдаетъ. Скучно и глупо. (Задумавшись.) Что это за комедія! Общества, собранія, благотворительные спектакли, все это ложь, обманъ. Кто изъ насъ что тамъ дѣлаетъ? Какую и кому мы приносимъ пользу? Нечѣмъ убить время, такъ вотъ мы и придумали себѣ развлеченіе, да еще съ такими сотрудниками, какъ Херувимовъ и ему подобные.... Однако что-же дѣлать? Что дѣлать? Чѣмъ пополнить эту ужасную пустоту жизни?
   

ЯВЛЕНІЕ VI.

Пѣвцова и Засѣцкій.

Засѣцкій (тихо входитъ, останавливается въ дверяхъ, прислушивается къ послѣднимъ словамъ Пѣвцовой, и потомъ подходитъ къ ней).

   Что дѣлать? Вотъ вопросъ, надъ которымъ никогда не должна задумываться молодая и хорошенькая женщина. (Цѣлуетъ ей руку.)
   

Пѣвцова.

   Ахъ, Засѣцкій! Что это значитъ? Какъ вы смѣли подкрасться и подслушать мои мысли? Да и какъ вы вошли безъ звонка, безъ доклада?
   

Засѣцкій.

   Очень просто. Швейцаръ стоялъ на крыльцѣ и любовался погодой, которая дѣйствительно сегодня восхитительна; ну-съ, значитъ дверь была отперта и звонить мнѣ было не къ чему; а безъ доклада я у васъ давно принятъ, какъ хорошій знакомый, преданный вамъ другъ... Чего же больше?
   

Пѣвцова.

   Ну, да впрочемъ я и забыла, что на васъ сердиться нельзя.
   

Засѣцкій.

   Конечно -- невозможно.
   

Пѣвцова.

   Потому что не стоитъ.
   

Засѣцкій.

   За то иногда могу подать хорошій совѣтъ.
   

Пѣвцова.

   Какой вы мнѣ можете совѣтъ подать? Развѣ вы отвѣтите на мой вопросъ?
   

Засѣцкій.

   Ужъ не на тотъ-ли, надъ которымъ вы такъ задумались? Разумѣется, отвѣчу.
   

Пѣвцова.

   Ну, говорите. Только, пожалуйста, не глупость какую нибудь.
   

Засѣцкій.

   Зачѣмъ же глупость? Вы спрашиваете, что вамъ дѣлать?
   

Пѣвцова.

   Ну, да...
   

Засѣцкій.

   Любить, любить и быть любимой! Что же можетъ благороднѣе, приличнѣе этого занятія? Помилуйте!
   

Пѣвцова.

   Такъ и знала, что скажете пошлость. Любить?... Да кого же любить?
   

Засѣцкій.

   Меня, меня, разумѣется, если мужъ надоѣлъ. Другаго, лучшаго и не требуется и не ищите,.
   

Пѣвцова.

   Да, вотъ этого еще не доставало! Да почему же вц думаете, что я не люблю мужа? Я не могу не любить его: Борисъ такой честный, порядочный человѣкъ, такой умница, что его нельзя не любить, и повѣрьте, что этотъ, какъ бы сказать, нѣкоторый разладъ между нами, какъ онъ, такъ и вы, толкуете совсѣмъ превратно. Вы думаете, что я охладѣла къ нему и вотъ поэтому выдумываю разныя чудачества, какъ онъ выражается -- не правда.
   

Засѣцкій.

   А позвольте васъ спросить: чѣмъ же объяснить иначе вашъ образъ дѣйствій, эти домашнія сцены, вѣчное недовольство и проч.? Вы знаете, я люблю Бориса, я другъ его и посвященъ, нѣкоторымъ образомъ, въ ваши тайны.
   

Пѣвцова.

   Да неужели, кромѣ любви, для женщины не существуетъ никакихъ потребностей, никакого желанія?... Ну, наконецъ, неужели ей не нужно никакого дѣла?
   

Засѣцкій.

   Для такой хорошенькой? Рѣшительно ничего-съ.
   

Пѣвцова.

   И это вашъ истинный взглядъ?
   

Засѣцкій.

   Т. е. самый настоящій. Да помилуйте....
   

Пѣвцова (озлясь).

   А, да и что я съ вами спорю! Каждая порядочная женщина должна васъ презирать.
   

Засѣцкій.

   Это за чтоже-съ?
   

Пѣвцова.

   Да потому, что вы держитесь такого пошлаго взгляда на женщинъ, потому что вы неспособны видѣть въ насъ ничего инаго, какъ вещь, ну какое-то животное, самку, кормилицу, еще что.... не знаю.
   

Засѣцкій.

   Ого-го! Вотъ она гдѣ медицина заговорила! Узнаю языкъ Лишина и другихъ просвѣтителей.... Фи, фи! Надежда Павловна! бросьте это, бросьте. Ну, ей Богу, это вамъ вовсе не къ лицу.
   

Пѣвцова.

   Ну, чтоже? Лишинъ способенъ уважать женщину, а вы нѣтъ, да оно и понятно: вѣдь съ какими женщинами вы постоянно сталкивались? Разныя тамъ Антуанеты, Сюзеты и т. п. Понятно, что вы и на всѣхъ насъ смотрите такими же глазами. Вотъ почему во всемъ вашемъ обращеніи, въ разговорѣ, всегда сквозитъ какая то пошлость, вѣчно какой нибудь двусмысленный каламбуръ, цинизмъ, что бы не сказать -- сальность.... Подите вы, я съ вами и говорить то не хочу. (Встаетъ и хочетъ идти).
   

Засѣцкій.

   Куда же вы? Битва только начинается, а вы покидаете поле сраженія.... А, боитесь значитъ проиграть!
   

Пѣвцова.

   Сражаться то нечего.... Съ вѣтряными мельницами? Да и мнѣ право некогда. Прощайте. (Уходитъ).
   

ЯВЛЕНІЕ VI.

Засѣцкій одинъ.

Засѣцкій.

   Дуритъ бабенка, дуритъ. Тутъ дѣло ясное: Борису Павловичу скоро предстоитъ отставка, полная, съ мундиромъ.... Ну, а я то какъ? Неужели такъ ни съ чѣмъ и отъѣду? Вотъ, чортъ возьми, оказія! Да я къ этому вовсе не привыкъ, не въ моихъ правилахъ, ей Богу! Ужъ я чутьемъ слышу, гдѣ этакъ разстраивается супружеская гармонійка, ну ужъ и сейчасъ тутъ какъ есть. А тутъ вдругъ уступить такую добычу другому!.. Ну нѣтъ, шалишь, бабочка, это дудки.... (Смотря въ дверь) А вотъ, кажется, и мой счастливый соперникъ. Чтожъ это она, неужели у себя его прійметъ, что-ли?
   

ЯВЛЕНІЕ VII.

Засѣцкій и Лишинъ входитъ въ сопровожденіи лакея.

Лакей.

   Сейчасъ доложу-съ барынѣ. (Уходитъ).
   

Лишинъ.

   Хорошо, я подожду здѣсь. (Къ Засѣцкому). Здравствуйте...
   

Засѣцкій.

   Здравствуйте, здравствуйте. Васъ здѣсь именно очень нужно.
   

Лишинъ.

   Развѣ кто нездоровъ?
   

Засѣцкій.

   Да, да... въ домѣ есть опасно больная.
   

Лишинъ.

   Кто-же это?
   

Засѣцкій.

   Да все ваша же паціентка, Надежда Павловна. Съ нею, кажется, былъ сейчасъ особый припадокъ этой болѣзни, которою она страдаетъ съ нѣкоторыхъ поръ и отъ которой вы, кажется, взялись ее лѣчить, и не безъ успѣха. Ну, такъ бишь это называется?
   

Лишинъ.

   Я васъ непонимаю. О какой болѣзни вы говорите?
   

Засѣцкій.

   Вѣдь вы, кажется, и психіатръ?
   

Лишинъ.

   Да, немного занимаюсь.
   

Засѣцкій.

   Ну, такъ придумайте, пожалуйста, точное названіе... Впрочемъ, вотъ позвольте... Я думаю, примѣняясь къ вашей терминологіи, болѣзнь Надежды Павловны можно бы назвать душевной лихорадкой. Такая болѣзнь есть?
   

Лишинъ.

   Не слыхалъ.
   

Засѣцкій.

   Ну, все равно, а я вотъ увѣренъ, что она страдаетъ именно этимъ недугомъ. Если хотите, я даже опишу вамъ признаки болѣзни. Нравственная температура очень измѣнчива: больной то предается чему нибудь съ большимъ жаромъ, то мгновенно охладѣваетъ; отправленіе мозга не совсѣмъ правильно: весьма глупыя и неинтересныя вещи кажутся очень умными и занимательными; впечатлѣніе глаза тоже неправильно (смотря на него, съ ироніей): уродливые предметы кажутся красивыми, ну и т. д.
   

Лакей (къ Лишину),

   Барыня васъ просятъ пройдти къ себѣ.
   

Лишинъ (къ Засѣцкому).

   Нашъ разговоръ мы можемъ продолжать послѣ, и тогда вы вполнѣ выскажете ваши медицинскія познанія. (Уходитъ).
   

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Засѣцкій одинъ, смотря вслѣдъ уходящему Лишину.

Засѣцкій.

   Ахъ, ты этакій nervus racal iosus! Чортъ возьми, однако надо раскрыть Борису глаза на счетъ этого эскулапа и устроить дѣло такъ, чтобы его выгнали въ шею. Понимаете: его принимаютъ у себя. Нѣтъ-съ, Надежда Павловна, этому не бывать-съ. Во всѣхъ такихъ случаяхъ, гдѣ моя уже не беретъ, я всегда перехожу на сторону мужа. Нѣтъ-съ, для себя я допускаю исключенія.
   

ЯВЛЕНІЕ IX.

Входитъ Пѣвцовъ; онъ кладетъ портфель на столъ и здоровается съ Засѣцкимъ.

Засѣцкій.

   Что такъ долго засиживаешься въ комитетѣ?
   

Пѣвцовъ.

   Развѣ долго? Какъ всегда, мнѣ кажется. (Садится.) А ты давноли здѣсь?
   

Засѣцкій.

   Нѣтъ, не давно.
   

Пѣвцовъ.

   Видѣлъ Надю?
   

Засѣцкій.

   Да, братъ, видѣлъ.
   

Пѣвцовъ.

   Ну, какъ ты ее нашелъ? О чемъ вы разговаривали?
   

Засѣцкій.

   Ты меня разспрашиваешь точно доктора: "Какъ ты ее нашелъ?" -- Ну, да впрочемъ, такъ какъ я только что консультировался съ медицинскимъ свѣтиломъ, будущею знаменитостью, то пожалуй могу продолжать бесѣду въ тотъ же топѣ. И такъ, я нашелъ больную въ положеніи ухудшенія, болѣзнь, кажется, развивается въ ней все болѣе и болѣе.
   

Пѣвцовъ.

   Перестань шутить. Ты развѣ не видишь, что со мною дѣлается. Ти развѣ не вѣришь, что я. въ самомъ дѣлѣ люблю Надю сильно, горячо: что моя кажущаяся холодность и равнодушіе, ничто иное, какъ выдержка характера, пріемы, внушаемые мнѣ непобѣдимымъ чувствомъ самолюбія, сознанія собственнаго достоинства.
   

Засѣцкій.

   Ну, этотъ пріемъ не годится. Я тебѣ говорю, не годится и не годится. Брось...
   

Пѣвцовъ.

   Почему? Что же, по твоему, я долженъ прибѣгнуть къ насилію, чтоли? Запретить ей принимать у себя, кого она желаетъ, посѣщать то общество, которое ей нравится?
   

Засѣцкій

   Да, да, непремѣнно поставить на своемъ; доказать см всю пошлость, все неприличіе разныхъ этихъ бредней... Эхъ, братъ, вотъ то-то оно и есть, что всѣ вы благородные и гуманные мужьл совсѣмъ не понимаете гуманной школы: не знаете, какъ нужно держать покрѣпче свою дражайшую половину, а потому и попадаете чаще другихъ въ цехъ Менелаевъ.
   

Пѣвцовъ.

   Засѣцкій! Будь поразборчивѣе въ своихъ выраженіяхъ.
   

Засѣцкій.

   Да что тутъ тѣнь напускать? Развѣ ты не видишь, къ чему дѣло клонится? Ты вѣришь въ самомъ дѣлѣ всѣмъ глупостямъ, что она выдумываетъ. Какого тутъ чорта женскій трудъ, полезная дѣятельность? Все это ерунда -- слова, слова... слова, какъ говоритъ Гамлетъ. Извѣстно, чего надо женщинѣ, когда она начинаетъ дурить да жаловаться на пустоту жизни...
   

Пѣвцовъ.

   А, что ты говоришь! Ты видишь во всякой женщинѣ какую-то Аспазію или Мессалину... не признаешь никакихъ благородныхъ порывовъ, серьезныхъ мыслей...
   

Засѣцкій.

   А ты ничего не видишь, что у тебя подъ носомъ ді лается или не хочешь видѣть. Засядешь тамъ себѣ на цѣлый день въ какомъ нибудь экстренномъ засѣданіи, да и хочешь, чтобъ жена только о тебѣ и думала... Нѣтъ, братъ, я женщинъ, а въ особенности нашу русскую барыню, изучилъ во какъ... то есть, можно сказать, собаку съѣлъ по этой части... Да и какъ было не изучить! Господи! то есть, съ какими только меня чортъ не сводилъ: въ моей коллекціи попадались и честныя и безчестныя...
   

Пѣвцовъ (перебивая).

   Ну, этихъ послѣднихъ, конечно, гораздо болѣе.
   

Засѣцкій.

   Нѣтъ-съ, нѣтъ. Зачѣмъ-же?... Всякихъ бывало: и. такъ называемыя благородныя, прямыя натуры, гражданки, стремившіяся стать народными трибунами, ученыя и нигилистки всѣхъ сортовъ и видовъ, правда, всегда очень хорошенькія, съ рожами не имѣлъ дѣла.
   

Пѣвцовъ.

   Ну, и что-же?
   

Засѣцкій.

   Ну, извѣстно что: всѣ кончили на одномъ и томъ-же... (Напѣвая.) "11 nous faut de l'amour!..." и больше ничего.
   

Пѣвцовъ.

   Да ты все про тѣхъ женщинъ...
   

Засѣцкій.

   Про какихъ тѣхъ? Всѣ одинаковы!
   

Пѣвцовъ.

   Такъ неужели Надя меня не любитъ больше?
   

Засѣцкій.

   Да что-же, когда ты, братъ, не поддерживаешь въ ней этого жара, ну и понятно... остынетъ. Любовь эту самую надо постоянно поджаривать, подогрѣвать... Безъ этого нельзя. Ну, вотъ, а тебѣ некогда этимъ заниматься, ты оставляешь жену надолго одну. Она скучаетъ, а тутъ, гляди, и добрые люди найдутся, да понемногу и развлекать станутъ...
   

Пѣвцовъ.

   Что ты говоришь, Засѣцкій! Перестань! Вся эта пошлость, на которую ты мнѣ намекаешь, такъ далека отъ моей Нади. Она всегда останется честною женщиной, и если-бы я что замѣтилъ!...
   

Засѣцкій.

   Ну, и чтобы ты сдѣлалъ? Ну, вотъ, замѣчай-же теперь. Я тебя предупреждаю: опасность есть.
   

Пѣвцовъ.

   Ты намекаешь на этого доктора, Лишина?
   

Засѣцкій.

   Ну, разумѣется.
   

Пѣвцовъ.

   Вздоръ, не вѣрю! Этого не можетъ быть!
   

Засѣцкій.

   Ну, какъ знаешь. (Беретъ шляпу.) Оставайся тогда въ пріятномъ заблужденіи.
   

Пѣвцовъ.

   Постой, куда-же ты?
   

Засѣцкій.

   Прощай, братъ, нечего мнѣ тутъ съ вами разрабатывать женскій вопросъ, я его, братъ, и такъ знаю; предупреждаю только: гляди въ оба, смотри! А то какъ разъ сорвалась -- пропала! (Уходитъ,)
   

ЯВЛЕНІЕ X.

Пѣвцовъ единъ.

Пѣвцовъ.

   Неужели то, что думаетъ Засѣцкій, правда? Но вѣдь это ужасно!... Больно! Порвать всѣ отношенія!... Бросить eel... Отказаться отъ всего, что для меня есть святаго въ этомъ мірѣ?... Нѣтъ, нѣтъ! Она вѣдь меня любитъ... Да, конечно, любитъ...
   

ЯВЛЕНІЕ XI.

Пѣвцовъ, Пѣвцова и Лишилъ.

Пѣвцова (провожая Лишина.)

   Тутъ думать больше нечего, я рѣшилась.
   

Лишинъ.

   Располагайте мною. (Къ Пѣвцову.) Вашему превосходительству, имѣю честь кланяться.
   

Пѣвцовъ.

   Здравствуйте, докторъ. Вы уходите?
   

Лишинъ.

   Да-съ, я спѣшу къ больнымъ.
   

Пѣвцовъ.

   Не смѣю задерживать. (Лишинъ кланяется и уходитъ.)
   

ЯВЛЕНІЕ XII.

Пѣвцовъ съ женою.

Пѣвцова (подходя къ мужу).

   Борисъ Павловичъ! Мнѣ нужно съ вами объясниться.
   

Пѣвцовъ.

   Долго-ли будетъ между нами, Надя, это холодное вы? Я тоже хотѣлъ поговорить съ тобою серьезно.
   

Пѣвцова.

   Чѣмъ-же я виновата, что вы поставили такъ наши отношенія?
   

Пѣвцовъ.

   Вы меня еще обвиняете? Интересно знать въ чемъ?
   

Пѣвцова.

   А вотъ послушайте. Уже давно вы замѣтили во мнѣ перемѣну, но вы не дали себѣ труда уяснить, отчего именно она произошла; да вагъ и некогда было за вашими государственными дѣлами додуматься до этого. А дѣло очень просто: я вдругъ почувствовала около себя страшную пустоту, которую не могли, конечно, наполнить ни благотворительные спектакли, ни лоттереи, ни тому подобный вздоръ. Я стала думать о своихъ обязанностяхъ, какъ жены вашей, и вотъ тутъ-то, на этой мысли, я остановилась и не нашла ничего разумнаго, ничего такого, чтобы дѣлало мою жизнь сколько нибудь полезнымъ времяпровожденіемъ; и тогда моя роль вдругъ мнѣ показалась просто презрѣнной, а то чувство, которое вы ко мнѣ питаете и для котораго я только существую, показалось мнѣ омерзительнымъ, гадкимъ на столько, что я сразу отшатнулась отъ него и, кажется, навсегда.
   

Пѣвцовъ.

   Что говоришь ты, Надя, и въ чемъ меня обвиняешь?.. Унизительная, презрѣнная роль? Такъ ты до этого додумалась,-- додумалась?...
   

Пѣвцова.

   А додумались ли вы до этого: скажите мнѣ наконецъ, что я для васъ? Вы не удостоивали меня ни разу посвятить въ ваши серьезныя дѣла, ну хотя объяснить мнѣ, что-ли, въ чемъ заключаются вашъ трудъ, ваше дѣло! Но вы видѣли, что я давно гнушаюсь той жизнью, пустой и глупой, которая выпала на мою долю. Во мнѣ заговорило, я думаю, просто чувство человѣческаго достоинства, а вы всѣ эти стремленія обращали въ какую-то шутку, смѣялись надо мною; наконецъ, стали просто говорить, что я начала дуритъ и вамъ скучно выслушивать мои жалобы. Какъ только я стану говорить серьезно и вы не добиваетесь моихъ ласкъ, поцѣлуевъ и вы уходите въ свой кабинетъ. Скажите теперь, неужели я только для того и живу, чтобы вы меня цѣловали да ласкали? Ну, подумайте же, какое я участіе принимаю въ вашей жизни, умственной конечно, для чего я живу съ вами? Цѣлый день вы на службѣ, или работаете у себя въ кабинетѣ; зашли ко мнѣ, взяли меня, цѣлуете, потомъ оставите; о чемъ бы я ни говорила, вы даже какъ будто не слушаете, всматриваетесь въ мои губы, руки, разсматриваете меня, какъ бы ищите мѣсто для поцѣлуя, и уходите,-- ну да, что я вамъ? Скажите, я опять спрашиваю!... Меня эта мысль мучитъ, унижаетъ.... (Послѣднія слова какъ бы сквозь слезы.)
   

Пѣвцовъ.

   Надя, что ты? Помилуй! Откуда этотъ неудержимый потокъ фразъ? Что ты наговорила? Чего-же тебѣ надо?
   

Пѣвцова.

   Отвѣчайте вы мнѣ, зачѣмъ вы на мнѣ женились? Если вы такой серьезный человѣкъ, если вы такого высокаго мнѣнія о себѣ, о своей дѣятельности, что не считаете возможнымъ найдти во мнѣ друга, помощника, совѣтника,-- вѣдь только такою я и понимаю жену; если вы взяли меня только для забавы, то вамъ слѣдовало искать содержанку, а не жену, а я не могу выносить такого положенія. Слышите-ли, не могу и не могу! Я хочу дѣла, разумнаго дѣла!
   

Пѣвцовъ.

   Но это все таже пѣснь, и вашъ бредъ мнѣ остается не понятенъ по прежнему. Что я могу вамъ доставить? Посвятить васъ въ мои служебныя занятія? Но это будетъ просто смѣшнымъ, вы ничего не поймете въ нихъ и никакой мнѣ пользы принести не можете: для этого надо знаніе законовъ, Я предлагалъ вамъ занятія, приличныя вашему положенію въ обществѣ: благотворительность, напримѣръ?
   

Пѣвцова

   Да, эти кружки, общества, устройство спектаклей и лоттерей? Но это не дѣло, это все ложь, обманъ, скорѣе развлеченіе отъ скуки, да и при томъ это мнѣ надоѣло, глупо и тоже скучно1.
   

Пѣвцовъ.

   А вотъ я ловлю васъ на словѣ: скучно, сказали вы. Да, вамъ скучно со мною, васъ унижаютъ мои ласки и поцѣлуи, какъ вы сказали давеча. Говорите прямо, я, можетъ быть, вамъ просто противенъ^
   

Пѣвцова.

   Ну, что-же изъ этого выйдетъ?
   

Пѣвцовъ.

   Выводъ весьма простои: вы меня не любите, Надя, а можетъ быть, и никогда не любили. Только ласки нелюбимаго человѣка могутъ надоѣсть, а съ тѣмъ, кого любишь, не можетъ быть скучно.
   

Пѣвцова.

   Это я тоже слышала и повторяю, что я люблю васъ, но собственно та любовь, которой вы ищете отъ женщины, мнѣ стала вдругъ противна, унизительно: любовь ко мнѣ, какъ къ вещи.... Я вырвала ее навсегда изъ моей груди, понявъ на сколько она насъ унижаетъ, на сколько она недостойна даже названія любви...
   

Пѣвцовъ.

   Но вы, значитъ, переродились, или я отказываюсь васъ понимать?
   

Пѣвцова.

   Очень жаль; но я рѣшительно говорю вамъ, что дальше не могу выносить этой жизни. (Чрезъ большую паузу подходитъ къ нему и не смотря въ глаза).... Отпустите меня, Борисъ Павловичъ!
   

Пѣвцовъ.

   Что! Что ты сказала? Надя, въ своемъ-ли ты умѣ? Какъ! ты хочешь меня бросить? Дорогая моя! но вѣдь я жить безъ тебя не могу. (Хочетъ обнять ее.)
   

Пѣвцова (не даваясь въ объятія).

   Такъ если любите, дайте-же мнѣ то, чего я хочу.
   

Пѣвцовъ.

   Ну, говори же, что ты еще надумала.
   

Пѣвцова.

   Ну, вотъ видите: надумала1. Это слово опять таки мнѣ не нравится, тутъ опять слышится какая-то заранѣе пущенная насмѣшка надъ моимъ желаніемъ, надъ тѣмъ, что я выскажу.
   

Пѣвцовъ.

   Боже! Да этакъ каждое слово прійдется соображать по энциклопедическому сюварю.
   

Пѣвцова.

   Ну, какъ вы тамъ хотите, а я рѣшила слушать медицинскія лекціи. Лишинъ меня будетъ подготовлять, я хочу посѣщать клиники.
   

Пѣвцовъ.

   Надя, что ты? Да образумься! Ну, вѣдь ты понимаешь, мы же поставлены въ обществѣ въ извѣстномъ положеніи. Наконецъ, мои взгляды извѣстны обществу: я всегда самъ былъ противъ превращенія женщины въ мущину, а тутъ вдругъ моя жена свяжется тамъ съ разными нигилистками, акушерками и т. п. Нѣтъ, нѣтъ, это невозможно!
   

Пѣвцова.

   А, я такъ и знала! Да, такъ вотъ какъ вы любите? Вы считаете, что я какая то переродившаяся женщина? Что я хочу поступить въ разрядъ тѣхъ женщинъ, которыхъ вы называете нигилистками и которымъ, по вашему, недоступны никакіе идеалы? Такъ знайте же, что первый нигилистъ это вы, что вы неспособны къ идеальному чувству, а только лишь къ грубой страсти. Для васъ любовь, это ласки, поцѣлуи, цинизмъ и только, а чѣмъ нибудь пожертвовать для любимой женщины, хотя бы глупымъ тщеславіемъ, для васъ уже немыслимо. Вамъ нѣтъ дѣла до того, что будетъ происходитъ внутри этой куклы; вы не интересуетесь даже тѣмъ, естьли тамъ какое нибудь содержаніе, а вамъ нужна только внѣшность, оболочка, вотъ это лицо, эта кожа и тѣло. (Приходя въ ярость.) Да? вѣдь такъ? конечно? я только для этого нужна вамъ?... Нате же! нате! цѣлуйте эти руки, насыщайтесь.... Но знайте, что это въ послѣдній разъ! (Изнемогая, падаетъ на него.)
   

Пѣвцовъ (обнявъ ее).

   Она больна! Иначе и быть не можетъ!

(Занавѣсъ).

Конецъ 1-го дѣйствія.

   

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

(Сцена представляетъ смѣсь дамской уборной комнаты и ученаго кабинета; налѣво отъ зрителей у окна небольшая кушетка, около нея дамскій рабочій столикъ, на немъ швейная машинка, книжки и черепъ. Налѣво отъ среднихъ дверей шкафъ съ книгами, направо въ углу между разною мебелью сдѣланный изъ папье машё человѣкъ (какіе находятся въ анатомическихъ кабинетахъ для обученія анатоміи), на него наброшена дамская кофточка, до половины прикрывающая фигуру).

   

ЯВЛEHIE I.

Засѣцкій входитъ въ среднія двери. Его сопровождаетъ Катя.

Засѣцкій.

   Ну-съ, моя милая, такъ это значитъ и есть ученый кабинетъ вашей барыни? Дай-ка взглянуть, что тутъ есть. (Осматривая комнату, подходитъ къ столику и беретъ въ руки черепъ.) А! черепъ! милое украшеніе на дамскомъ рабочемъ столикѣ. Бѣдный Іорикъ! сказалъ-бы Гамлетъ. Ожидалъ-ли ты когда нибудь, что твоя голова будетъ служить болваномъ для примѣрки шиньоновъ?
   

Катя.

   Никакъ нѣтъ-съ, сударь. Эта голова вовсе не для того у насъ, да при томъ барыня давно шиньоновъ не носятъ.
   

Засѣцкій.

   А?... Такъ для чего же она тутъ, коли шиньоновъ не носятъ?
   

Катя.

   По этой головѣ-съ онѣ учатся.
   

Засѣцкій (стучитъ по черепу).

   Вотъ по этой головѣ? Да она вѣдь пустая,-- онѣ значитъ свою-то голову уже потеряли, чтоли-ли? Да и чему тутъ учиться? Ну, видишь, кость какъ есть, и больше ничего. (Ставитъ его).
   

Катя.

   А это уже не нашего разума дѣло. Имъ тамъ Дмитрій Григорьевичъ все что то объясняютъ.
   

Засѣцкій.

   Да, вотъ развѣ Дмитрій Григорьевичъ объясняютъ. (Подходя къ фигурѣ человѣка и сдергивая съ нея кофту.) Э, да тутъ у васъ настоящій анатомическій кабинетъ. Ишь ты, цѣлаго человѣка съ ободранной кожей втащили!.... По этой фигурѣ тоже Дмитрій Григорьевичъ имъ объясняютъ? Или это уже вы, что-ли, нашли полезнѣе сдѣлать изъ него вѣшалку для платьевъ? (Отдаетъ ей кофту).
   

Катя (смѣясь, беретъ).

   Ну, будетъ вамъ надсмѣхаться! Чтожъ, обыкновенно чистила барыни кофточку, да вотъ и повѣсила сюда.
   

Засѣцкій.

   Ничего, Катенька, не смущайтесь! Это очень даже умно съ вашей стороны; ну да, по крайней мѣрѣ прикрыли наготу человѣческую, а то какъ это вдругъ въ дамскомъ будуарѣ да голаго человѣка выставили... Накройте-ка его опять... (Осматривая.) Ну-съ, тутъ, конечно, книжки самаго умнаго содержанія, Дарвинъ конечно есть. (Смотря.) Ну, да, есть... "Физіологія души животныхъ и человѣка"; словомъ, все, какъ слѣдуетъ. Прекрасно!.. Вотъ-то, я дума*), ваша барыня учености набралась какой, а? Катя, какъ вы полагаете?
   

Катя.

   Что же, оно конечно-съ ученіе всякое полезно.... инымъ оно, пожалуй, и чудно кажется, Чтобъ этими самыми предметами, вотъ по части тѣла человѣческаго, барыни занимались, а я такъ полагаю, что оно для всякаго полезно знать все, какъ есть, значитъ, природою въ насъ устроено, потому какая болѣсть, или порча тамъ.... Ну, вотъ и понимаешь себя....
   

Засѣцкій.

   А, вотъ какъ! И вы значитъ такими убѣжденіями проникаетесь... Развѣ ужъ и вамъ также Дмитрій Григорьевичъ объясняютъ?
   

Катя.

   Ну, меня это дѣло хоть не касается, а обыкновенно слышишь, что они межъ себя толкуютъ, ну и тоже соображаешь.
   

Засѣцкій.

   Отлично, прекрасно! Соображайте, Катенька. Что-же? авось мы и васъ когда нибудь на кафедръ услышимъ. Хорошо, хорошо!
   

Катя.

   Да будетъ вамъ!
   

Засѣцкій (усаживаясь).

   Ну, а что Лишинъ у васъ часто бываетъ?
   

Катя.

   Да почти кажинный день.
   

Засѣцкій.

   А скажи-ка мнѣ, Катенька, ты ничего такого между ними не примѣчала, а?
   

Катя.

   Чего же примѣчать! Учатся, и больше ничего.
   

Засѣцкій.

   Ну, какая ты! Точно не понимаешь, что я хочу знать. Ты, пожалуйста, со мною не скрытничай"
   

Катя.

   Да чтожъ, я правду говорю; вѣдь нѣшто вы не знаете нашу барыню? Онѣ вѣдь на этотъ счетъ, Богъ ихъ знаетъ, какія чудныя стали.
   

Засѣцкій.

   Ну, то къ мужу не было, потому что онѣ вѣдь не любили Бориса Павловича, а вотъ къ Яншину должно быть есть.
   

Катя.

   Т. е. и нисколички, право; все объ ученыхъ предметахъ говорятъ, и больше ничего.
   

Засѣцкій.

   Ой, врешь, Катя!
   

Катя.

   Вѣрьте слову-съ, сударь!
   

Засѣцкій.

   Мужа не вспоминаютъ?
   

Катя.

   Не случалось мнѣ говорить объ этомъ.
   

Засѣцкій.

   Ну, а меня вспоминали когда?
   

Катя.

   А о васъ даже никогда не думали.
   

Засѣцкій.

   Опять врешь. Обо мнѣ навѣрно вспоминали/
   

Катя.

   Да. Какже-съ, очень имъ нужно.
   

Засѣцкій.

   Кто-же у нихъ бываетъ?
   

Катя.

   Народъ разный съ нами знакомство имѣетъ; изъ студентовъ многіе ходятъ,-- одинъ есть такой страшный, на монаха похожъ, съ такими волосищами!... Барышня Надимова бываетъ; онѣ съ ними очень дружны; барышня эта веселая такая, изъ такихъ должно быть, Что "энгилистками" зовутся, и всѣ то у ней манеры, какъ у мальчишки, даже сигары иногда куритъ; но ничего, добрая такая.
   

Засѣцкій.

   Ну, да, да, такъ и зналъ! И что же, всѣ эти господа тоже про науку все толкаютъ?
   

Катя.

   И про науки и про разное тамъ говорятъ, я и не пойму что.
   

Засѣцкій.

   Вотъ оно что! Ну, а про любовь не толкуютъ? Между ними тоже никого этакого нѣтъ, чтобы барынѣ твоей приглянулся, не замѣчала? Вотъ, напримѣръ, тотъ, что на монаха похожъ? Такіе иногда нашимъ дамамъ очень по вкусу бываютъ.
   

Катя.

   Да что вы это? Я же говорю вамъ, что барыня такіе разговоры совсѣмъ даже презираютъ.
   

Засѣцкій

   Да что же, чортъ возьми, какъ же ты объ этомъ думаешь: въ монахини, что-ли, онѣ готовятся?
   

Катя.

   А кто ихъ знаетъ! Ничего-съ въ этомъ вопросѣ не понимаю я.
   

Засѣцкій.

   Я ничего ты въ этомъ вопросѣ не понимаешь, такъ и не о чемъ съ тобою толковать; но только я думаю, что все это она на себя напускаетъ.
   

Катя.

   Да вотъ и онѣ, кажется, идутъ, вотъ вы съ ними поговорите, такъ онѣ вамъ и отчитаютъ. (Уходитъ.)
   

Засѣцкій.

   Посмотримъ, какъ-то она меня приметъ!
   

ЯВЛEHІE II.

Пѣвцова и Засѣцкій.

Пѣвцова (входитъ, снимая шляпку).

   Здравствуйте! Вы какими судьбами?
   

Засѣцкій (кланяясь).

   Развѣ вамъ не угодно меня видѣть!
   

Пѣвцова.

   Я думала, что, напротивъ, вамъ это не будетъ угодно.
   

Засѣцкій.

   Отчегоже-съ такъ, смѣю опросить?
   

Пѣвцова.

   Да послѣ моего, такъ сказать, бѣгства?
   

Засѣцкій.

   Изъ нашей среды?.. Вы полагаете, что мы всѣ уже перестали васъ считать своею?.. О нѣтъ! Наше общество смотритъ на вашъ поступокъ не иначе, какъ на новую забаву, новый капризъ... Вы предприняли въ глазахъ нашихъ маленькую экскурсію,-- ну, въ Америку, что-ли, на Балеарскіе острова,-- а тамъ опять вернетесь въ нѣдра своей семьи, своей сферы... Вы все таки наша, и всегда такою останетесь и по рожденію, ну по воспитанію, наконецъ... по изяществу, по красотѣ расы... Не знаю, какъ это объяснить, но женщины, подобныя вамъ, всегда будутъ достояніемъ большаго свѣта, людей наслаждающихся жизнью, а въ рядахъ плебеевъ, тамъ разныхъ тружениковъ, ~ вамъ тамъ дѣлать нечего, повѣрьте мнѣ.
   

Пѣвцова.

   Значитъ, по вашему, я ни къ чему не способна?
   

Засѣцкій.

   Какъ ни къ чему? Что вы!.. Да вы, я не знаю, вы способны міръ цѣлый перевернуть! вы способны вскружить голову какому нибудь Биконсфильду, или тамъ Бисмарку, что-ли, и чрезъ него управлять политикой всей Европы, подписывать международные трактаты и конвенціи можете, да-съ! Вотъ для чего нужны такія женщины, какъ вы-съ,-- а то посмотрите (беретъ ея руку), ну развѣ эти пальчики для того созданы, чтобы пачкаться да дѣлать перевязки да кровопусканія?
   

Пѣвцова (выдергивая руку).

   Да, вотъ именно для того. Если они тонки и нѣжны, то они сдѣлаютъ искуснѣе свое дѣло, нежели грубыя руки фельдшера, и скорѣе облегчать страданія больнаго.
   

Засѣцкій.

   Нѣтъ, нѣтъ, Надежда Павловна, красота имѣетъ вовсе другое назначеніе.
   

Пѣвцова.

   Да неужели, если только женщина не уродъ какой нибудь, такъ ужъ она не имѣетъ права ни на какое дѣло?
   

Засѣцкій.

   Позвольте, Надежда Павловна, вы никогда не хотѣли выслушать меня до конца. Я, право, способенъ не однѣ глупости говорить.
   

Пѣвцова.

   Да знаю, знаю ваши взгляды на назначеніе женщинъ: ничего не дѣлать, а услаждать тамъ, вдохновлять, что-ли, своего дѣловаго мужа; однимъ словомъ, быть для него чѣмъ то въ родѣ гашиша или опіума послѣ ужина.
   

Засѣцкій.

   Не гашишъ и не опіумъ, нисколько; я говорю о той любви, которая вдохновляетъ генія, артиста, художника; безъ которой не мыслимы ни искусство, ни поэзія; отъ которой много зависитъ. Да возьмите вы тысячи примѣровъ изъ исторіи развитія человѣчества, великихъ людей, дѣлавшихъ всемірныя открытія; развѣ на ихъ творчество не имѣла вліянія женщина,-- и вотъ именно такая, даже ничего не дѣлавшая, не работавшая тамъ вмѣстѣ съ ними въ лабораторіяхъ и т. п., а просто любимая ими, въ которую они влюблялись, поражаясь прежде всего ея красотою, ну и умомъ, конечно, во замѣтьте, внѣшностью, красотою прежде всего; вѣдь нѣтъ и побыло ни одного влюбленнаго въ умную женщину, будь она умнѣе Соломона, если только она была уродомъ. Надѣюсь, вы съ этимъ согласитесь.
   

Пѣвцова.

   Но это однако вовсе не говоритъ въ пользу мущины.
   

Засѣцкій.

   Разумѣется, тѣмъ болѣе, что за то очень многія красавицы влюблялись въ уродовъ, поражаясь ихъ умомъ и другими качествами. Но за то, съ другой стороны, это явленіе и не въ пользу женщины, потому что доказываетъ мою теорію какъ дважды два четыре, т. е. что для женщины красота все, а для мущины она вовсе не нужна; а какъ красивыхъ женщинъ, по моимъ вычисленіямъ, почему-то съ каждымъ годомъ рождается все меньше и меньше, то мы должны дорожить этой красотой, беречь ее.
   

Пѣвцова.

   Но все таки ваша теорія вздоръ. Да позвольте! Развѣ трудъ, работа уничтожаетъ красоту? И развѣ нельзя влюбиться въ женщину медика, учителя и т. д.?
   

Засѣцкій.

   Ну да, еще прибавьте -- въ механика, химика, телеграфиста съ вымазанными въ чернилахъ пальцами, съ стриженными волосами, съ сигарой въ зубахъ и ланцетомъ въ карманѣ?.. Конечно, не возможно,-- по крайней мѣрѣ, для меня.
   

Пѣвцова.

   Да, развѣ вотъ для васъ! Да и наконецъ, почему же непремѣнно стриженные волосы, выпачканные пальцы? Можно и волосъ не стричь, и пальцы не трудно вымыть. Да развѣ всѣ доктора мущины всегда стрижены и выпачканы? Ну, видите, что все это вздоръ, вздоръ... таже старая пѣсня.
   

Засѣцкій.

   Вы меня хотите разбить по пунктамъ, но я готовъ спорить до зарѣзу. Хорошо: положимъ, вы будете имѣть безукоризненно чистыя руки и даже розовые ногти, и отъ этого красота ваша не потерпитъ; но поймите, что для многихъ самыхъ умныхъ людей нужна любовь идеальная, любовь поэтическая, при которой совершенно немыслимо, чтобы изъ устъ любимой женщины вцлетали равные А медицинскіе термины, чтобы эта женщина приходила къ обожающему ее человѣку для этой любви послѣ какой нибудь операціи, или послѣ рѣзанія трупа. Вѣдь такая любовь всегда существовала и будетъ существовать, и для этой любви именно необходимы такія женщины, съ такою красотою, какъ вы.
   

Пѣвцова.

   Но вѣдь это выходитъ рабство; поймите,.что я не хочу такой любви!.. Ну вообразите, что я ею гнушаюсь, ну что я по природѣ внутренней-своей, не смотря на мою внѣшность, не способна къ такой любви!.
   

Засѣцкій.

   Не вѣрю-съ этому, не вѣрю-съ.
   

Пѣвцова.

   Ну, да полно спорить. Мы съ вами никогда не сойдемся; я отстаиваю право женщины всякой, и красивой и некрасивой, на трудъ и на дѣло, безъ чего жизнь слишкомъ глупое времяпровожденіе.
   

Засѣцкій.

   А я, замѣтьте, отстаиваю только права красоты, всего изящнаго и прекраснаго, и не хочу уступить клиникѣ ни одной красивой женщины.
   

Пѣвцова.

   Будемъ-же говорить о чемъ другомъ (Смотритъ на часы.), хотя у меня и не особенно много свободнаго времени.
   

Засѣцкій (вставая).

   Я васъ не задерживаю, и на время ретируюсь съ поля битвы, не теряя однако надежды, что скоро вы сами пришлете парламентера.
   

Пѣвцова.

   Ха, ха... Постойте, я васъ не прогоняю.
   

Засѣцкій.

   Нѣтъ-съ, зачѣмъ-же-съ; не стѣсняйтесь, тѣмъ болѣе, что васъ тамъ кажется кто-то ожидаетъ. Я видѣлъ тамъ, около подъѣзда, маршировалъ какой-то Авесаломъ, желая къ вамъ попасть, но моя карета ему видно помѣшала.
   

Пѣвцова.

   Что такое? Какой Авесаломъ?
   

Засѣцкій.

   Это я далъ такую кличку всѣмъ этимъ патлатымъ философамъ, знаете, съ такими волосищами, съ бородищами и съ дубинищами.
   

Пѣвцова.

   Ахъ, да... Есть, есть и между моими пріятелями такіе экземпляры. Но постойте... Я васъ хотѣла спросить...
   

Засѣцкій.

   О чемъ? Я къ вашимъ услугамъ.
   

Пѣвцова.

   Видите, хотя я васъ просила никогда не говорить мнѣ о немъ, но, все таки, одинъ вопросъ, одно слово: онъ все думаетъ обо мнѣ?
   

Засѣцкій.

   Вашъ мужъ?
   

Пѣвцова.

   Да.
   

Засѣцкій.

   Онъ также любитъ васъ, какъ и прежде.
   

Пѣвцова (въ раздумьи).

   Ну... нѣтъ... ничего больше. Прощайте.
   

Засѣцкій.

   До свиданья. (Уходитъ.)
   

ЯВЛЕНІЕ III.

Пѣвцова одна.

Пѣвцова.

   Онъ все еще меня любить!... Странный, очень странный человѣкъ! (Послѣ нѣкоторой паузы, какъ-бы одумавшись.) Однако я ничего еще не работала сегодня. (Садится къ столу, развертываетъ книгу.)
   

ЯВЛЕНІЕ IV.

Пѣвцова и Вергилисовъ.

Вергилесовъ (онъ съ длинными волосами, съ бородой,-- типъ.)

   А я, собственно говоря, на одну терцію къ вамъ забѣжалъ. Здравствуйте!
   

Пѣвцова.

   А секунды не подарите? Садитесь-ка. Что за новости?
   

Вергилесовъ (прохаживаясь).

   Собственно говоря, ничего особеннаго... Но Лишинъ былъ у васъ сегодня?
   

Пѣвцова.

   Нѣтъ еще, я жду его.
   

Вергилесовъ.

   А, ну такъ я подожду. Или уйдти мнѣ, что-ли? Какъ вы думаете? Можетъ, васъ оставить съ нимъ вдвоемъ?
   

Пѣвцова.

   Я ничего не понимаю.... Вергилесовъ! Перестаньте вы мѣрить шагами комнату и садитесь сюда. (Усаживаетъ его.) Посмотрите на меня хорошенько. Что съ вами? Вы какъ будто не въ своей тарелкѣ.
   

Вергилесовъ.

   Собственно говоря, ничего.
   

Пѣвцова.

   Ну, а не собственно, а, вообще -- какъ? Вы что-то хотите сказать и боитесь.
   

Вергилесовъ.

   Нѣтъ, чего-же бояться? Вѣдь тутъ ничего невозможнаго нѣтъ. Но, собственно говоря, это... все таки свинство.
   

Пѣвцова.

   Ну... выпалилъ!... Вотъ-те и на! Кончили таки свинствомъ. Что-же это такое?
   

Вергилесовъ.

   Да, вотъ то-съ, что онъ на это не имѣетъ никакого права, и обманываетъ васъ.
   

Пѣвцова.

   Да договоритесь-ли вы, наконецъ, кто это онъ? Чѣмъ обманываетъ?
   

Вергилесовъ.

   Да онъ-же; ну, развѣ не понимаете, къ чему дѣло клонится?... Лишинъ сдѣлалъ... неприличность, пакость...
   

Пѣвцова

   Какую?
   

Вергилесовъ.

   Взялъ, да и влюбился въ васъ, а это гадость, неприлично.
   

Пѣвцова.

   Что? Что такое? Лишинъ въ меня влюбился? Съ чего вы это выдумали? Ха, ха... Ну, а что-же тутъ неприличнаго въ меня влюбиться? Вы оскорбляете, кажется, меня?
   

Вергилесовъ.

   Да нѣтъ! нѣтъ! что вы! Вы не поняли меня. Въ васъ влюбиться это даже очень прилично, это хорошо; но свинство въ томъ, что онъ влюбился, онъ не имѣлъ права на это, ровно никакого... онъ не долженъ....
   

Пѣвцова.

   А кто-же ему запретитъ?
   

Вергилесовъ.

   Да, не долженъ, я вамъ говорю. Что-же, онъ вралъ, значитъ? Совратилъ васъ, выходитъ; взялся вамъ дорогу указать, ну тамъ на путь навести, а собственно говоря, на счетъ того-же прохаживается, что и другіе. Что-же вы тогда о насъ всѣхъ подумаете?... Нѣтъ, какъ хотите, онъ измѣнилъ дѣлу. Вы вѣдь не этого ожидали, входя въ нашъ кругъ? Пусть тамъ въ васъ влюблялись, а мы тамъ не для этого нужны... да и это намъ нельзя, значитъ.....
   

Пѣвцова.

   Вы что-то слишкомъ горячо все это къ сердцу принимаете. Правда, я не ожидала такого пассажа отъ Лишина, да и этого, понятно, не можетъ бытъ, вздоръ.... Первымъ условіемъ нашимъ было, чтобы о любви ни слова. Я хочу учиться, хочу именно забыть, что я для того только создана, чтобы въ меня влюблялись.
   

Вергилесовъ.

   Ну вотъ, вотъ видите вы сами; значитъ, онъ обманулъ васъ, или просто смѣялся надъ вами, говоря тамъ о назначенія женщины, о трудѣ, къ которому готовилъ васъ,-- а все дѣло велъ къ тому, что вотъ себѣ готовилъ предметъ, а это подло.. Да и наконецъ, чегоже это именно онъ себѣ все беретъ?
   

Пѣвцова.

   Ха, ха.... Вы что-то не досказываетесь, почтеннѣйшій.... Постойте-ка!... Да, я начинаю соображать, и моя роль выходитъ еще глупѣе.... Ужъ не смотрите-ли вы на меня всѣ, какъ на какую-то добычу, лакомый кусочекъ?... Опять я значитъ игрушка!.. вещь!... Что-же это такое? Опять вся эта пошлость, опять тоже презрительное отношеніе?... Нѣтъ, я такъ не хочу!
   

Вергилесовъ.

   Ну, что вы это! Нѣтъ, оставьте, не думайте такъ; вѣдь это, собственно говора, онъ такъ смотритъ. а мы всѣ уважаемъ васъ, чтимъ даже; вы вовсе не для того, чтобы влюбляться въ васъ.... Ахъ! что это я надѣлалъ! Вотъ разболтался, чортъ знаегт, что изъ этого выйдетъ!
   

Пѣвцова.

   Нѣтъ, нѣтъ, Вергилесовъ, я понимаю васъ очень хорошо; я дѣйствительно обманулась... Я бѣжала отъ того, что мнѣ казалось унизительнымъ: я хотѣла сдѣлаться способною на что нибудь иное, кромѣ того, что-бы служить прихотямъ мущины, и что-же?... Я не могла оставаться любовницей своего законнаго мужа, а теперь меня прочатъ въ такія-же любовницы другому человѣку, тому, кто пожелалъ этого. Ужъ не думаетъ-ли г. Лишинъ, послѣ приличнаго объясненія, предложить мнѣ гражданскій бракъ, свободное сожительство съ нимъ, что-ли? Ошибется, горько ошибется!...
   

Вергилесовъ.

   Что? Да если бы онъ посмѣлъ только! Да я не знаю, что бы я съ нимъ сдѣлалъ! (Рѣшительно.) Я не дамъ васъ ему ни за что!
   

Пѣвцова (притворно нѣжно).

   Вы не дадите? нѣтъ?... Ахъ, мой милый!
   

Вергилесовъ.

   Да разумѣется, не отдамъ, ни ха что!
   

Пѣвцова (тѣмъ-же тономъ).

   Да? ни за что?.. А по какому праву?
   

Вергилесовъ (растаявъ).

   Да потому что я... я... самъ люблю васъ.
   

Пѣвцова (дѣлая движеніе).

   Что? что вы сказали?
   

Вергилесовъ (спохватившись).

   Ай, ай! Чортъ меня возьми!... Вотъ влопался!... Простите! Совралъ! совралъ! Собственно говоря....
   

Пѣвцова.

   Ну, ну! что собственно говоря? Эхъ вы, бѣдный мой философъ!.. и вы туда-же!...
   

Вергилесовъ.

   Что дѣлать! Вотъ проклятое положеніе!
   

Пѣвцова (насмѣшливо).

   Господа просвѣтители! такъ вотъ вы каковы!
   

Вергилесовъ (беретъ шапку).

   Позвольте мнѣ уйдти сейчасъ, зналъ, что дѣлаю глупость!... Прощайте!...
   

Пѣвцова;

   Чего-же такъ?... Куда вы? Постойте!
   

Вергилесовъ.

   Нѣтъ, все это, собственно говоря, чушь, не вѣрьте тому, что я вамъ говорилъ, а я уйду.... Сами его увидите и выгоните и его, такъ вотъ какъ меня.
   

Пѣвцова.

   Да я васъ не гоню; съ чего вы это взяли?
   

Вергилесовъ.

   Ну, это еще хуже, что не гоните... (Вдругъ.) Надежда Павловна!... (Хочетъ что-то сказать.)
   

Пѣвцова (съ испугомъ).

   Что такое?
   

Вергилесовъ.

   Ничего-съ! (Смотритъ на нее, и послѣ паузы) Прощайте! (Поспѣшно уходитъ.)
   

ЯВЛЕНІЕ V.

Пѣвцова одна.

Пѣвцова.

   Влюбляться! Какъ пошлымъ мнѣ кажется это слово. Вѣдь онъ именно сказалъ, что Лишинъ въ меня влюбился. Не то, что полюбилъ меня, какъ человѣка себѣ равнаго, а именно влюбился и скрываетъ это; значитъ, это именно все таже одна подлая страсть животная, которой онъ и высказать не рѣшался, какъ что-то постыдное, и которая мнѣ стала противна, омерзительна. (Вздрагиваетъ.) Неужели другія женщины не доходятъ до такого убѣжденія, какъ я?... Неужели не видятъ всей гнусности этого чувства?... Или я, въ самомъ дѣлѣ, переродилась, какъ говорилъ Борисъ?... Но однако это понятно и нравственно: вѣдь не будь я хороша собою, въ меня бы не влюблялись и не полюбили бы? Это вѣрно! Господи! Да что же это за несчастіе!... Да что мнѣ изуродовать себя, что-ли? И зачѣмъ мнѣ дана эта красота, когда я въ ней не нуждаюсь, не хочу ея?... Нѣтъ, глупо! Что я?... Да вѣдь это, значитъ, вторить теоріи Засѣцкаго, а я доказывала, "го и красивая женщина можетъ быть годна для дѣла, а не только для любви... Я съ ума сойду! (Послѣ продолжительной паузы.) А!... Нашла!... Додумалась!... Любовь -- страсть; ну, а можетъ-ли внушать страсть красавица, когда она будетъ совсѣмъ безчувственна?... Ну вотъ, чтобы однимъ взглядомъ убивать всякое поползновеніе, что-бы быть сухой, какъ ученая книга, какъ лексиконъ?... Посмотримъ тогда!... Ни взгляда, похожаго на чувство, ни слова, похожаго на языкъ женщины... Трудно... но... попробую... испытаю!... (Поспѣшно уходитъ.)

Конецъ II дѣйствія.

   

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

Сцена при той же обстановкѣ. При поднятіи занавѣса Лишинъ сидитъ съ Пѣвцовой на диванѣ; онъ даетъ ей урокъ изъ анатоміи, у Пѣвцовой на колѣняхъ анатомическій атласъ.

ЯВЛЕНІЕ I.

Лишинъ и Пѣвцова.

Лишинъ.

   И такъ, прикажете продолжать лекцію?
   

Пѣвцова.

   Да, сдѣлайте одолженіе.
   

Лишинъ.

   Буду продолжать. Такъ изволите видѣть: тамъ, гдѣ легкія обращены другъ къ другу, находится въ нихъ глубокая впадина (Показываетъ на атласъ), и въ этой впадинѣ помѣщается весьма важный органъ -- сердце человѣка. Этотъ органъ служить, такъ сказать, выразителемъ многихъ, съ одной стороны весьма пріятныхъ, съ другой стороны, весьма мучительныхъ ощущеній въ человѣкѣ. Когда, напримѣръ, въ насъ зарождается то неопредѣлнное, неподдающееся никакому анатомическому изслѣдованію чувство, которое на обыкновенномъ языкѣ называется...
   

Пѣвцова (перебивая его и смотря въ атласъ).

   Позвольте, Дмитрій Григорьевичъ. Объясните, пожалуйста, мнѣ: что это за раздѣленія въ немъ, вотъ тутъ, гдѣ написано желудочекъ? Какой это желудочекъ въ сердцѣ?
   

Лишинъ.

   Мы дойдемъ и до желудочковъ -- я, видите-ли, хотѣлъ вамъ сперва объяснить значеніе этого органа въ человѣкѣ, а потомъ уже показать его анатомическое устройство.
   

Пѣвцова.

   Ахъ, нѣтъ, Дмитрій Григорьевичъ, мнѣ кажется, что сперва лучше знать, какъ оно устроено; да вѣдь мы теперь анатомію изучаемъ?
   

Лишинъ (недовольнымъ тономъ).

   Вы однако сегодня что-то необыкновенно настойчивы и ужъ слишкомъ серьезны. Я стараюсь, чтобы лекція не показалась вамъ слишкомъ сухою; но, впрочемъ, если вамъ угодно, извольте, я не выйду изъ предѣловъ анатоміи.
   

Пѣвцова.

   Да, прошу васъ.
   

Лишинъ (рѣзкимъ тономъ, злоупотребляя слишкомъ реальными выраженіями, очевидно желая отвратить ее.)

   Хорошо-съ. Такъ, видите-съ, сердце есть ни что иное, какъ толстый, мясистый, красный мѣшокъ, и если его разрѣзать вдоль пополамъ, то видна толстая красная стѣнка, или перегородка, которая раздѣляетъ его на двѣ половины, или два желудка, какъ ихъ называютъ, правый и лѣвый. (Немного остановившись, смотритъ, какое вліяніе имѣютъ его слова.) Въ верхней части сердца есть два придатка, справа и слѣва.
   

Пѣвцова (смотритъ все время въ атласъ и повторяетъ за нимъ).

   Вотъ они... два придатка.
   

Лишинъ.

   Это предсердія; каждое изъ нихъ сообщается съ своимъ желудочкомъ, вонъ видите, чрезъ эти клапаны.
   

Пѣвцова.

   Вижу клапаны.
   

Лишинъ (нѣсколько мягче).

   Сердце есть, такъ сказать, резервуаръ всей обращающейся въ организмѣ человѣка крови. Какъ изъ желудочковъ, такъ и изъ предсердія, выходятъ широкія трубки, несущія кровь изъ сердца или къ сердцу. Выносящія кровь изъ сердца -- это будутъ артеріи, а приносящія къ сердцу -- вены. (Смотритъ на нее пристально, забывается и умолкаетъ.)
   

Пѣвцова.

   Ну... (Выжидая и смотря на него.) да, вены и артеріи, это я понимаю. Что-же вы? а дальше то что?
   

Лишинъ (смотря на нее, по прежнему повторяетъ).

   Тѣ, которыя приносятъ кровь, это будутъ...
   

Пѣвцова.

   Вены... Да вы уже это говорили; а которыя выносятъ -- артеріи. Но что съ вами? Чего вы на меня такъ смотрите?
   

Лишинъ (рѣшительно голосомъ).

   Я смотрю на васъ и думаю: а что мы эту комедію съ вами долго еще разыгрывать станемъ?
   

Пѣвцова (съ удивленіемъ).

   Комедію?...
   

Лишинъ (встаетъ).

   Ну да, разумѣется, комедію: и вы притворяетесь, и я начинаю лгать, а это не въ моихъ правилахъ, и значатъ, надо вести дѣло на чистоту.
   

Пѣвцова.

   Что вы хотите сказать? Я васъ не понимаю.
   

Лишинъ.

   То есть не хотите понять; но я васъ не стану держать въ заблужденіи; повторяю, это не въ моихъ правилахъ. Изъ нашихъ лекцій анатоміи ничего не выйдетъ, и я врядъ-ли могу продолжать уроки, оставаясь въ такомъ невыясненномъ для меня положеніи предъ вами; я давно хотѣлъ сказать вамъ, что мои чувства къ вамъ....
   

Пѣвцова.

   Не договаривайте, теперь и понимаю. Вергилесовъ, значить, говорилъ правду, вы меня обманывали: уроки анатоміи и не мое научное образованіе, значить, было съ вашей стороны комедіей; на смѣялись надъ моимъ желаніемъ учиться, подцѣпили, поймали на удочку мои хорошія намѣренія и изъ всего этого думали получить отъ меня въ результатѣ тоже самое, чего вы добиваетесь отъ всякой приглянувшейся вамъ женщины, такъ, что-ли? Таковы ваши намѣренія?
   

Лишинъ.

   Вамъ угодно говорить фразы, а не слова толковыя и правдивыя,-- тогда, разумѣется, выйдетъ такъ; я же буду говорить просто и правдиво.
   

Пѣвцова.

   Говорите. Посмотримъ, что выйдетъ изъ вашихъ правдивыхъ словъ.
   

Лишинъ.

   Изволите-ли видѣть, Надежда Павловна, я съ вами познакомился, встрѣтилъ васъ въ кругу свѣтскихъ, пустыхъ женщинъ и нашелъ васъ гораздо умнѣе и порядочнѣе многихъ изъ нихъ. Вы тяготились тою глупою и безсодержательною жизнью, которая выпала на вашу долю и стремились къ чему-то серьезному, къ какому то труду, къ чему именно, вы того сами не понимали, да и теперь не понимаете; но довольно того, что у васъ было это стремленіе, что вы вполнѣ сознавали пустоту той жизни. Встрѣтивъ такую женщину тамъ, гдѣ я этого, по правдѣ сказать, не ожидалъ, я не могъ не симпатизировать ей, т. е. вамъ. Это, надѣюсь, понятно и ней предосудительно?
   

Пѣвцова.

   Что же дальше? Какъ откликнулись вы на это мое стремленіе, какъ вы говорите?
   

Лишинъ.

   Весьма сочувственно, непремѣнно, и хотѣлъ его поддержать въ васъ всѣми силами выразилъ къ тому полную готовность. Вы захотѣли учиться, подготовлять себя въ акушерки, захотѣли сразу суроваго, серьезнаго труда. Пусть будетъ такъ, я сталъ учить васъ, по правдѣ сказать, не ожидая, что изъ этого можетъ что нибудь выйти: но это во всякомъ случаѣ занятіе. Мы чаще видѣлись, я васъ больше узнавалъ, вы мнѣ стали больше и больше нравиться.
   

Пѣвцова.

   А! вотъ оно слово -- нравиться1. Ну да, а что же оно значитъ вотъ это самое слово нравиться, я васъ спрашиваю? т. е. вы приглядывались ко мнѣ, да? какъ къ какой нибудь лошади, что ли? Я подходила къ вашему вкусу и вы пожелали меня пріобрѣсти въ свою собственность? Да поймите же, что это обида, это пошлость... что я не переношу этого! Зачѣмъ вы на меня такъ смотрѣли?
   

Лишинъ.

   Ну, если вамъ это слово нравиться, не нравится, то его можно замѣнить; скажу прямо, я почувствовалъ наконецъ, что люблю васъ, что вы именно такой человѣкъ, съ которымъ можно быть счастливымъ, и сталъ желать этого счастія.
   

Пѣвцова.

   Да? Ну, это будетъ по крайней мѣрѣ человѣчнѣе. Теперь скажите однако мнѣ вотъ что: если бы я не была хороша собою, т. е., нѣтъ, если бы я была уродлива, вѣдь тогда бы вы меня не полюбили? Я бы вѣдь вамъ не понравилась? А? не правда-ли?
   

Лишинъ.

   По всей вѣроятности, нѣтъ. Да развѣ уродливые предметы могутъ нравиться? Это понятно.
   

Пѣвцова.

   Такъ, такъ я и знала -- предметы! Значитъ, мы для васъ предметы. Есть между нами уродливые и красивые, первые не нравятся, вторые нравятся?
   

Лишинъ.

   Э, да вы опять за свое, опять слова! Да вѣдь поймите....
   

Пѣвцова.

   Нѣтъ, нѣтъ, не слова, а это -- истина, это то, что я ненавижу, чего не допускаю. Гдѣ же человѣкъ тутъ? При чемъ же тутъ любовь ко мнѣ, какъ къ человѣку?
   

Лишинъ.

   Ну вообразите теперь двухъ женщинъ: одна умная, добрая и красивая, другая тоже умная, добрая, но некрасивая. Первая несомнѣнно будетъ имѣть преимущество предъ второю. Ну, теперь вамъ понятна сія простая истина? Есть тутъ что обиднаго! Повыкиньте-же этотъ вздоръ изъ вашей головки....
   

Пѣвцова.

   Головки! Ай!
   

Лишинъ.

   Ну, изъ вашего черепа, изъ вашего мозга, такъ для меня еще удобнѣе, и давайте говорить дальше. И такъ, я, по весьма простой и естественной, какъ видите, причинѣ, захотѣлъ своего счастья, захотѣлъ, чтобы его дали мнѣ вы. Теперь -- женщина вы свободная, потому что съ мужемъ своимъ больше жить не можете и не живете,-- желаете-ли вы жить со мною?
   

Пѣвцова.

   Да съ чего вы это взяли? Вовсе не желаю.
   

Лишинъ.

   Ну, вотъ и дѣло съ концомъ. Значитъ, тутъ и разговаривать нечего.
   

Пѣвцова.

   Позвольте! Но я хочу знать: развѣ я дала вамъ поводъ сдѣлать мнѣ такое предложеніе?
   

Лишинъ.

   Да вѣдь предложеніе весьма простое; если-бы и никакого повода не дали. Но, позвольте, мнѣ казалось, что вы мнѣ сочувствуете, что я могу быть для васъ такимъ человѣкомъ, съ которымъ вы можете вести другую, лучшую, разумную жизнь.
   

Пѣвцова.

   Ну да, я вамъ сочувствую, это вѣрно; я могу считать васъ, своимъ другомъ, товарищемъ, но только при такихъ условіяхъ, какъ и до сихъ поръ; однимъ словомъ, я не хочу, чтобы вы меня любили, какъ жену. Слышите-ли, я любви къ себѣ, какъ къ женщинѣ, не допускаю, и кто полюбитъ меня этою любовью, я того не буду уважать и не буду любить сама.
   

Лишинъ.

   Извините меня, сударыня моя, я могу любить женщину только такъ, какъ мущина можетъ ее любить, и ничего здѣсь постыднаго для вашего пола не нахожу. Если вы на это дѣло смотрите иначе, значитъ, вы или больной человѣкъ, или, простите меня, напускаете на себя какую-то дурость.
   

Пѣвцова.

   Однако довольно, Дмитрій Григорьевичъ! Вы доходите до дерзостей. Намъ не о чемъ больше говорить съ вами!...
   

Лишинъ.

   Совершенно вѣрно-съ. Сами вы надумаетесь, и когда у васъ пройдетъ весь этотъ чадъ, отуманившій вашу голову, тогда вы скажете мнѣ ваше послѣднее слово, а теперь прощайте. (Уходитъ. Пѣвцова остается въ сильномъ раздраженіи и молчитъ.)
   

ЯВЛEHIE II.

Пѣвцова и Засѣцкій.

Засѣцкій.

   Вы его выгнали? И прекрасно сдѣлали. Здравствуйте! Не тревожьтесь! Вы какъ будто растроены? Не стоитъ о немъ думать. Самонадѣянный докторишка и больше ничего! Вѣрьте мнѣ, право такъ! Ну, успокойтесь-же....
   

Пѣвцова.

   И въ немъ ошиблась! Онъ такой-же, какъ и вы всѣ. Онъ еще хуже, онъ осмѣялъ меня, чуть не дурой назвалъ, и по какому нраву? за что?
   

Засѣцкій.

   Ахъ, онъ негодяй! Говорилъ я вамъ, что эти медики, химики, тамъ реалисты разные,-- грубый и нахальный народъ, и больше ничего!
   

Пѣвцова.

   Опять я остаюсь съ своей загадкой!
   

Засѣцкій.

   Это ужъ какъ Чацкій, что-ли? Ну, да есть о чемъ думать!
   

Пѣвцова.

   И никто меня не пойметъ! И всѣмъ я буду казаться странной съумасшедшей....
   

Засѣцкій.

   А я васъ развѣ не пойму?
   

Пѣвцова.

   Вы? Ха, ха, ха!.. Бѣдный Засѣцкій!
   

Засѣцкій.

   Вы опять смѣетесь. Ну, что-же я опять буду ждать.
   

Пѣвцова.

   Ждите, ждите, Засѣцкій, только терпѣливо ждите. Ну, а теперь... въ самомъ дѣлѣ, нечего задумываться. Давайте веселиться! Я давно не веселилась, забыла, что существуютъ развіеченія, удовольствія. Придумайте-ка что нибудь.
   

Засѣцкій.

   Вотъ и прекрасно! Ça y est! Сегодня есть пикникъ, катанье на лодкахъ... Поѣдемте, хотите? Вдругъ появимся въ нашемъ свѣтѣ,-- вообразите, какой эффектъ! А? Чудо!
   

Пѣвцова.

   Катанье? Опять въ свѣтѣ? Все забыть, что-ли? Такъ, вы думаете? (Смотритъ на книги.) А дѣло? наука? (съ ироніей) анатомія?
   

Засѣцкій.

   Къ чорту всѣ эти анатоміи! (Схватываетъ атласъ.) Куда бы его подальше зашвырнуть. Катя! давай барынѣ одѣваться, скорѣе! Роскошное платье! шляпку! цвѣты!
   

Пѣвцова.

   Постойте, постойте! Нѣтъ, это будетъ глупо. Куда, зачѣмъ я поѣду? Это мнѣ удовольствія не доставитъ. Быть предметомъ насмѣшекъ для другихъ не хочу.
   

Засѣцкій.

   Ну вотъ, что вы это, право! Во всемъ этомъ туманѣ, который васъ охватилъ, вамъ блеснулъ яркій лучъ свѣта, вы было совсѣмъ воскресли и вдругъ... опять таже тоска, таже скучная пѣсня.
   

ЯВЛЕНІЕ III.

Тѣже и Надимова. Она влетаетъ въ дверь; костюмъ ея оригиналенъ, манеры тоже.

Надимова (къ Пѣвцовой).

   Здравствуй, коллега! Ну, какъ твои дѣлишки?
   

Засѣцкій.

   Это что за явленіе? Нигилисточка! и прехорошенькая!
   

Надимова (осмотрѣвшись).

   Это кто у тебя? (Осмотриваетъ Засѣцкаго въ pince-nez.) Что за индивидумъ такой?
   

Засѣцкій.

   Индивидумъ! прелестно! Позвольте отрекомендоваться. Засѣцкій!
   

Надимова.

   Засѣцкій? И больше ничего?
   

Засѣцкій.

   То-есть да, Засѣцкій. Ахъ, да... (Въ сторону.) Съ ними вѣдь надо по особенному. (Съ важностью.) Гражданинъ Засѣцкій!...
   

Надимова.

   Надимова. Ну, ничего. (Къ нему.) Ваша рожа мнѣ нравится.
   

Засѣцкій.

   Ахъ, чортъ возьми! и ваша мнѣ... т. е. ваше личико мнѣ тоже очень нравится.
   

Надимова.

   Ну вотъ -- личико! Вѣдь я же говорю вамъ -- рожа, зачѣмъ вы мнѣ непремѣнно: личико? Какъ это банально! (Къ Пѣвцовой.) Однако, что это ты какъ будто чѣмъ-то недовольна? (Закуриваетъ папиросу.)
   

Пѣвцова.

   Нѣтъ, ничего, такъ себѣ.
   

Надимова.

   Что это за слово "такъ себѣ?" Нервы въ порядкѣ, рефлексы мозга правильны, апетитъ есть, ну значитъ должна быть весела, а я только что встрѣтила нашего хирурга Лишина. Онъ шелъ отъ тебя, но совсѣмъ въ другомъ темпераментѣ: веселый чего-то какой; я уже думала, что онъ, въ градусѣ.
   

Засѣцкій (про себя повторяя).

   Въ градусѣ! Ничего, выраженія отборныя.
   

Надимова.

   Но потомъ вижу, нѣтъ, ничего; да онъ и не спиртуется, кажется?
   

Пѣвцова.

   Да? Ты его нашла веселымъ?
   

Надимова.

   Какже, смѣялся чего то... и надъ Вергилесовымъ подтрунивалъ. У нихъ вѣдь чуть сцена не произошла. Этотъ Ѳока, Вергилесовъ-то мой, опередилъ меня, ну и встрѣтились и чего-то спорили, и разошлись, Лишинъ смѣялся.
   

Пѣвцова.

   Смѣялся? И Вергилесовъ тоже смѣялся?
   

Надимова.

   Нѣтъ, тому чортъ знаетъ что въ башку влѣзло -- такой сердитый сталъ; я его къ тебѣ тащила, да онъ не захотѣлъ. Вы съ нимъ въ диспутахъ состоите?
   

Пѣвцова.

   Нѣтъ, ничего; онъ такой странный, обидчивый очень.
   

Надимова.

   Да, ужъ нечего, сказать индивидумъ такой, что хоть въ музей поставить,
   

Засѣцкій.

   Такъ что-же, Надежда Павловна, вы остаетесь? Впрочемъ, я теперь спокоенъ, у васъ такой милый коллега, что навѣрно развлечетъ васъ.
   

Надимова.

   Эй вы! Засѣцкій и больше ничего! Пожалуйста не очень-то на счетъ сладенькихъ эпитетовъ. Мой желудокъ этого не перевариваетъ.
   

Засѣцкій.

   Извините-съ! Не успѣлъ еще къ вашимъ рефлексамъ приноровиться; напередъ постараюсь подъучиться.
   

Пѣвцова.

   Я никуда не поѣду. Прощайте, Засѣцкій!
   

Засѣцкій.

   Опять: прощайте, а не до свиданія? Буду ждать
   

Пѣвцова.

   Если не надоѣстъ. (Засѣцкій раскланивается и уходитъ.)
   

ЯВЛЕНІЕ IV.

Надимова и Пѣвцова.

Надимова.

   А что, Надинька, ужъ то не твой-ли? Изъ прежнихъ, или новенькаго высмотрѣла?
   

Пѣвцова.

   Ахъ, оставь, Машенька, этотъ языкъ! Къ чему это?
   

Надимова.

   Ну вотъ, странное дѣло! Какъ будто ты не понимаешь, что я такъ привыкла? Да чтоже, языкъ хорошій, прямой... Пожалуй, я бы его предпочла Лишину. А что у тебя съ Лишинымъ въ самомъ дѣлѣ вышло?
   

Пѣвцова.

   Да ничего и не было, значитъ, и выходить нечему.
   

Надимова.

   Ну, такъ все это вздоръ, и не о чемъ толковать; но знаешь что, Пѣвцова, я очень хорошо замѣчаю, что въ тебѣ происходитъ какая-то непонятная борьба съ своими собственными убѣжденіями, ты чего-то боишься, чего-то гнушаешься, и сама себя опредѣлить не можешь. Послушай ты меня, что я тебѣ скажу: ты, можетъ быть, найдешь мой взглядъ циническимъ или пошлымъ, но это, душа моя, будетъ книжная мораль; а я такъ на дѣло смотрю: всѣ эти мужчинки большею частью ужасная дрянь, и надо ихъ третировать такъ, чтобы они были нашей игрушкой, а не мы ихней; я такъ и поступаю, это моя теорія.
   

Пѣвцова.

   Смѣшная ты, Маша, право. И ты думаешь, что надъ тобою не смѣются, не забавляются тобою.
   

Надимова.

   А чортъ ихъ возьми! Пусть тамъ думаютъ, что хотятъ. Это мнѣ наплевать, но я питаю къ нимъ презрѣніе, т. е. презрѣніе полнѣйшее! И пусть только посмѣетъ кто мнѣ видъ показать, что онъ за мной ухаживаетъ, какъ за барышней, такъ я его такъ отдѣлаю, что и охота пройдетъ. Вотъ мнѣ, если понравится, приглядится, ну я къ нему снизойду, понимаешь, а потомъ и брошу, когда надоѣстъ; ну вотъ просто выкину вонъ, какъ истоптанный башмакъ. (Смотритъ на Пѣвцову.) Ты, кажется, меня не слушаешь? Напрасно! Вбивать тебѣ въ головѣ свои теоріи я не стану. (Смотритъ въ окно.) А, вонъ и Вергилесовъ меня поджидаетъ. (Дѣлаетъ ему знаки.) Ну, втащить его къ тебѣ, что-ли? Я позову...
   

Пѣвцова.

   Нѣтъ, что мнѣ съ нимъ дѣлать? Да онъ и не придетъ.
   

Надимова.

   Отчего же? влюбленъ, что-ли? Ахъ, онъ этакое чучело! Вотъ я ему выколочу эту дурь и^ъ головы. Однако, знаешь что, Надинька, вижу я, что ты намъ не товарищъ, и все это у тебя та-жа свѣтская антимонія, что сантиментальностью называется.... Иди ты лучше опять туда, откуда пришла. Ну, прощай! (Уходитъ.)
   

ЯВЛЕНІЕ V.

Пѣвцова одна, потомъ Катя.

Пѣвцова.

   Однако, что же это я? Съ чего это я въ самомъ дѣлѣ въ отчаянье прихожу? Взялась за дѣло, такъ надо довести до конца; учиться, такъ учиться. Сама попробую, да другихъ руководителей найду, ну что за бѣда, что первый разъ неудача: Лишинъ влюбился, и Вергилесовъ тоже влюбился; найду такихъ, что не влюбятся.... Въ учителя возьму какого-нибудь старичка доктора, а тамъ втянусь въ дѣло и своего достигну.... Ну да, разумѣется. (Подходя къ окну.) Вотъ эта парочка побрела.... Вергилесовъ что то голову повѣсилъ, а Надимова маршируетъ, какъ солдатъ.... А она предобрая и неглупая, но только что-бы быть такою... надо натуру вывернуть на изнанку.... Ну, да можно и безъ этого. (Звонитъ.) Катя!
   

Катя (входя).

   Что прикажете?
   

Пѣвцова.

   Одѣваться! скорѣе!
   

Катя.

   Сейчасъ. (Убѣгаетъ.)
   

Пѣвцова.

   Иду на поиски.... Найду-ли человѣка? (Уходитъ.)

Занавѣсъ.

Конецъ 3-го дѣйствія.

   

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Происходить на клубномъ маскарадѣ. Сцена представляетъ одну изъ гостинныхъ; посрединѣ арка съ колонами и за ними проходная комната, по которой проходятъ маски, костюмированныя лица, мужчины во фракахъ, въ шляпахъ на головахъ, а также въ сюртукахъ. Вообще маскарадная толпа и движеніе. За кулисами по временамъ слышна музыка бальная. По сценѣ направо и налѣво отъ зрителей -- диваны-козетки. Двери направо и налѣво. Двери съ арками должны быть устроены съ занавѣсами, которыя можно потомъ закрыть. При поднятіи занавѣса, маскарадъ въ разгарѣ и музыка, которая понемногу смолкаетъ.

ЯВЛЕНІЕ I.

Херувимовъ входитъ, ведя двухъ масокъ въ домино.

Херувимовъ.

   Ну-съ, милыя маски, чтоже мы будемъ дѣлать? Вѣдь васъ двѣ, а я одинъ. Если хотите ужинать, приглашаю, только съ условіемъ, чтобы хотя одна изъ васъ оказалась хорошенькою.
   

Маска 1-я.

   Да развѣ мы съ тобою непремѣнно ужинать должны, мы вовсе не для этого.
   

Херувимовъ.

   А то чтоже мы будемъ дѣлать?.. Вѣдь вы совсѣмъ меня замучили, таская по заламъ, и все исполняй ваши приказанія: эта все посылаетъ разспрашивать то про того, то про другаго, а та все зельтерскую воду пьетъ; а мнѣ то что изъ этого всего?
   

Маска 2-я.

   Да это ты-ли, Херувимовъ? Да на чтоже ты больше годенъ? Развѣ это не твоя обязанность, быть вѣчнымъ угодникомъ дамъ?
   

Херувимовъ.

   Ну нѣтъ-съ, благодарю покорно.... Въ маскарадѣ я хочу быть свободнымъ....
   

Маска 1-я.

   Ну, милый Херувимчикъ, не сердись.... а я за то дамъ ручку поцѣловать.
   

Херувимовъ (разнѣжась).

   Ну, ну... милая маска, изволь, исполню все, а ручку дашь? Смотри, обманешь!
   

Маска 1-я.

   Дамъ, дамъ.... только вотъ что: пойди и узнай, съ кѣмъ это Засѣцкій теперь ходитъ?
   

Херувимовъ.

   И что это право, всѣ маски только и интересуются Засѣцкимъ; ужъ пора вамъ бросить его къ чорту. (Къ другой маскѣ.) Ну, а тебѣ что?
   

Маска 2-я.

   Принеси мнѣ зельтерской воды.
   

Херувимовъ.

   Такъ и зналъ, опять зельтерской воды; да что ты нездорова, маска, что-ли?
   

МАска 2-я.

   Иди, пожалуйста, и не разсуждай.
   

Маска 1-я.

   Мы тебя будемъ ждать въ той гостинной. (Маски уходятъ налѣво.)
   

ЯВЛЕНІЕ II.

Херувимовъ одинъ.

Херувимовъ.

   А вѣдь чортъ его знаетъ! Я все-таки не могу узнать этихъ масокъ, кто онѣ.... Навѣрно что нибудь изъ демимонда; если бы изъ нашего круга, я конечно тотчасъ-бы узналъ... но должно быть хорошенькія, это навѣрно.... (Думаетъ и посматриваетъ въ залу.) Однако, не бросить-ли ихъ къ чорту и поискать что нибудь поинтереснѣе? Пошлю этой, такъ и быть, бутылку зельтерской воды, даже цѣлый сифонъ, чтобы ужъ не приставала, и пусть онѣ себѣ отчаливаютъ, а самъ попробую за Мефистофелемъ пріударить, преинтересный чертенокъ и, говорятъ, очень бойка... (По сценѣ проходятъ разныя маски; Херувимовъ осматриваетъ, пытается подойти, заговоритъ, онѣ отъ нею. уходятъ.) Только вотъ бѣда, ну рѣшительно не знаешь о чемъ съ этими масками говорить? Право! ну подойдешь, сейчасъ: "маска, я тебя знаю".... а она: "нѣтъ, говоритъ, не знаешь, ну скажи, кто я"? "ты, говорю, прелестная незнакомка", а она на это отвѣчаетъ: "а ты очень неинтересный незнакомецъ", а одна бестія отвѣтила: "и я тебя знаю, ты, говоритъ, дуракъ". Ей богу правда. Впрочемъ я ей отомщу за это, узнаю только, кто она.
   

ЯВЛЕНІЕ III.

Херувимовъ и Пѣвцовъ. Онъ значительно постарѣлъ, на лицѣ признаки страданій; входитъ и разсѣянно поглядываетъ по сторонамъ.

Херувимовъ.

   А! Борисъ Павловичъ! Вы-ли это? Какими судьбами? Здѣсь, въ маскарадѣ! Мое почтеніе-съ!
   

Пѣвцовъ.

   Какъ видите, я самъ.
   

Херувимовъ.

   Давно-ли къ намъ пріѣхать изволили? Вѣдь мы васъ болѣе года ждемъ.
   

Пѣвцовъ.

   Пріѣхалъ я сегодня съ вечернимъ поѣздомъ, хотѣлъ увидать кое-кого.:
   

Херувимовъ

   О, здѣсь всѣхъ увидите, рѣшительно всѣхъ. Впрочемъ, теперь довольно поздно, наши дамы уже разъѣзжаются. А маскарадъ вышелъ ничего себѣ, и билеты аллегри давно распроданы. Я дежурилъ три часа у колеса Вязминой, тащилъ къ ней каждаго, прямо такъ за горло и бралъ. (Осматриваетъ Пѣвцова.) Ну, постарѣли-же вы! Повидимому, заграничное путешествіе вамъ не принесло много пользы...
   

Пѣвцовъ.

   Вы находите?
   

Херувимовъ.

   Да-съ, а знаете у насъ тутъ было прошелъ слухъ, что вы совсѣмъ къ намъ не вернетесь.
   

Пѣвцовъ.

   Думалъ не вернуться, а потомъ раздумалъ.
   

Херувимовъ.

   Говорили еще... извините, щекотливый вопросъ... Правда-ли, что вы собираетесь жениться? Что пятилѣтній срокъ безвѣстнаго отсутствія вашей жены ближится, и подвигается дѣло развода, и что... будто вы...
   

Пѣвцовъ.

   Какой вздоръ! Да я и не хлопоталъ о разводѣ. (Стараясь избавиться отъ него.) Васъ тамъ Вязмина звала... окончить провѣрку билетовъ.
   

Херувимовъ.

   Ахъ, ты, Господи! Я только что хотѣлъ пріударить тутъ за одной маской, какъ опять за этими билетами. Просто наказаніе. Ну, постараюсь поскорѣе отдѣлаться, а потомъ, можетъ, вмѣстѣ ужинать будемъ? Я вамъ приведу прехорошенькихъ масокъ; здѣсь такія есть, просто прелесть! Вѣдь пора вамъ разсѣяться, перестать все думать о своемъ горѣ.
   

Пѣвцовъ.

   Съ чего вы взяли, что я скучаю? Я, вотъ видите... по маскарадамъ ѣзжу.
   

Херувимовъ.

   Такъ ужинать будемъ?
   

Пѣвцовъ.

   Не знаю.. Васъ княгиня ждетъ.
   

Херувимовъ.

   Иду, иду... Такъ до свиданія; не уходите же такъ. (Уходитъ.)
   

ЯВЛЕНІЕ IV.

Пѣвцовъ одинъ.

Пѣвцовъ.

   Глупые люди! Кого не встрѣтишь, тотъ-же разговоръ; и когда они перестанутъ чесать языки, издѣваться? Ну, что-же тутъ необыкновеннаго, что жена бросила мужа? Развѣ это должно теперь удивлять кого нибудь? Но людская подлость и глупость не могутъ насытиться скандальной исторіей въ теченіи цѣлыхъ пяти лѣтъ. (Прохаживается по гостиной, смотритъ въ залу. За сценой музыка играетъ вальсъ.) Что мнѣ здѣсь дѣлать? Не ѣхать-ли домой? Засѣцкій просилъ подождать... (Останавливается у дверей, идущихъ налѣво, и смотритъ туда.) Танцуютъ! Веселятся! Но меня это ужъ не бѣситъ и не раздражаетъ, какъ прежде, а только вызываетъ жалость къ людямъ... Толпа дикарей!... вертятся, скачутъ... Ну, что можетъ быть смѣшнѣе, смотрѣть со стороны на эти танцы?.. Какъ подумаю, что и я вѣдь когда-то вотъ также, какъ и они, подъ звуки этого вальса кружился на паркетѣ, вы бывалъ тактъ ногами... Ха, ха... Смѣшно даже вспомнить. (Отходитъ отъ дверей.) А одинъ вальсъ и до сихъ поръ въ моей памяти сохранился... Съ нею... она была очаровательна, беззавѣтная радость, дѣтскій смѣхъ!... И могъ-ли а тогда ожидать, что изъ нея выйдетъ несчастная... умственный уродъ! Да, уродъ, конечно!... "Болѣзненный переворотъ" -- меня всѣ знаменитости тамъ увѣрили, что мои догадки были совершенно справедливы... (Садится на диванъ и, прикрывая лицо шляпой, задумывается.)
   

ЯВЛЕНІЕ V.

Пѣвцовъ и двѣ маски. (Тѣже, что и въ 1-мъ явленіи.)

Маска 1-я.

   Что-же это нашъ херувимчикъ куда-то залетѣлъ?
   

Маска 2-я.

   Вѣрно опять къ колесу потащили. (Всматриваясь въ Пѣвцова.) Кто это? Смотри, пожалуйста, не Пѣвцовъ-ли?
   

Маска 1-я.

   Онъ. Такъ и есть. Въ маскарадѣ! Да это преинтересно. Давай подойдемъ къ нему. (Подходитъ къ Пѣвцову.) Здравствуй, Пѣвцовъ! (Пѣвцовъ молча смотритъ на нихъ.) Давно-ли ты пріѣхалъ?
   

Пѣвцовъ.

   Тебя это очень интересуетъ, или за недостаткомъ кавалеровъ не знаешь съ кѣмъ болтать?
   

Маска 1-я.

   Пріемъ не дружескій! Но какже не полюбопытствовать и не подойди! къ тебѣ? Вѣдь ты сюда на маскарадъ, точно съ того свѣта попалъ. Скажи-ка, ты, говорятъ, женишься?
   

Пѣвцовъ.

   Женюсь.
   

Маска 1-я.

   Только на этотъ разъ уже вѣрно въ женѣ не искалъ ума? Говорятъ, на институточкѣ, глупенькой такой, съ розовыми щечками.
   

Пѣвцовъ.

   Если говорятъ такъ, видно правда.
   

Маска 1-я.

   А что твоя жена докторомъ сдѣлалась? Говорятъ, въ Дрезденѣ экзаменъ держала, въ Америку ѣздила, правда? Сестрой милосердія была, еще что, не знаю...
   

Пѣвцовъ.

   Жалѣю, что не могу удовлетворить твоего любопытства; пойди, распроси у другихъ, и узнаешь все, что тебя такъ интересуетъ.
   

Маска 1-я.

   Ты насъ прогоняешь. Видно, я задѣла больное мѣсто. Ну, мы оставимъ тебя въ покоѣ. Прости и не сердись на насъ. (Уходятъ,)
   

ЯВЛЕНІЕ VI.

Пѣвцовъ одинъ.

Пѣвцовъ.

   Идите вы, глупыя болтушки, и несите свою болтовню по всѣмъ заламъ: "Пѣвцовъ пріѣхалъ! Мы его видѣли, смѣялись надъ нимъ". Однако, мнѣ надо убираться отсюда. (Встаетъ и хочетъ идти.)
   

ЯВЛЕНІЕ VII.

Засѣцкій подъ руку съ Надимовой. Она въ костюмѣ Мефистофеля. За ними двѣ маски, отъ которыхъ Засѣцкій старается отдѣлаться. Пѣвцовъ при входѣ Засѣцкаго останавливается.

Засѣцкій (отдѣлываясь отъ приставшихъ къ нему масокъ).

   Послѣ, маски, я весь къ вашимъ услугамъ, а теперь не могу... (Подходя къ Пѣвцову.) А, ты здѣсь! Вотъ навязчивый народъ эти маски. А я уже думалъ, что ты удерешь.
   

Пѣвцовъ.

   И собираюсь именно это сдѣлать.
   

Засѣцкій.

   Ни за что! и не думай, пожалуйста. Я тебя не отпущу: во первыхъ намъ необходимо обо многомъ переговорить, а потомъ ты не для того сюда вернулся, чтобы все хандрить. Пора, братъ, забыть все и вся и прожигать жизнь, а то скоро поздно будетъ. Вонъ, говорятъ, я совсѣмъ старикомъ сталъ, а все еще меня всѣ бабы на расхватъ таскаютъ. Ну, а вотъ посмотри, какой демонъ соблазнитель (Показывая на Надимову), вѣдь хоть кого съ ума сведетъ. Рекомендую.... но презлая и нашему брату спуску не даетъ.
   

Надимова.

   Гражданинъ! не увлекайся. (Къ Пѣвцову.) Ты, кажется, изъ его пріятелей?
   

Пѣвцовъ.

   Да, маска.
   

Надимова (про Засѣцкаго),

   Онъ ничего. Не глупъ, но ужасно сальный мущинка! Ты не изъ такихъ?
   

Засѣцкій.

   Видишь! вотъ тебѣ, братъ, рекомендація!
   

Пѣвцовъ.

   Я не изъ такихъ, да и въ немъ ты ошибаешься. (Хочетъ идти).
   

Засѣцкій.

   Ну, такъ жди меня, я сейчасъ; ужинаемъ непремѣнно здѣсь, я велѣлъ сервировать.
   

Пѣвцовъ.

   Да нѣтъ, я уйду, что мнѣ тутъ дѣлать!
   

Засѣцкій.

   Чудакъ ты! Прожигать жизнь, я же тебѣ говорилъ. И не думай, пожалуйста.... (Пѣвцовъ уходитъ.)
   

ЯВЛЕНІЕ VIII.

Засѣцкій и Надимова.

Засѣцкій.

   И такъ, Мефистофель, ты меня хочешь удостоить, снизойдешь ко мнѣ, какъ ты выражаешься, и я со временемъ попаду въ адъ!
   

Надимова.

   Видишь что, тебѣ извѣстенъ мой взглядъ; я не признаю ничего совершеннаго на свѣтѣ, тѣмъ болѣе не признаю этого въ мущинахъ и устраиваю свое времяпровожденіе такъ, что беру отъ жизни именно то, что она можетъ дать. Есть у меня друзья между вашимъ братомъ, которыхъ я даже любить могу, и есть такъ, мои забавы. Ну, понимаешь, вотъ можетъ быть я тебя сдѣлаю моей забавой.
   

Засѣцкій.

   Чтоже, прелестная роль и нисколько не обидная; напротивъ, пожалуйста, только не въ друзья: ужъ это ничего нѣтъ хуже, какъ если женщина предлагаетъ дружбу. Это совсѣмъ не въ моемъ вкусѣ, и я въ друзьяхъ ни у одной не состоялъ; а вотъ забава, какъ ты говоришь, это ничего, это по моей части.
   

Надимова.

   Но ты однако не очень то заносись надеждами, вѣдь я еще хорошенько присмотрюсь къ тебѣ....
   

Засѣцкій

   Изволь, изволь, сколько угодно; только, право, нечего присматриваться. Вотъ сѣдина немножко серебрить височки начинаетъ; ну, да это ничего, многіе даже одобряютъ.
   

Надимова (смотря на нею и вынимая руку).

   Ну, и къ чему такой субъектъ болѣе годится? Ступай! Мнѣ еще надо видѣть Лишина.
   

Засѣцкій.

   Опять этотъ поганый докторишка на моей дорогѣ!
   

Надимова.

   Идти! Маршъ! Повиноваться!
   

Засѣцкій.

   Демонъ! Повелѣвай! Твой рабъ тебѣ покоренъ!

(Надимова жестомъ дѣлаетъ знакъ: Засѣцкій, поклонившись, уходитъ.)

Лишинъ.

   Она и была дѣйствительно больна, потому что ничего не находила вокругъ себя равнаго ей, а я не понялъ ее тогда, не съумѣлъ подѣйствовать сперва на мозгъ, а потомъ уже расшевелить и сердце. Повернулъ сразу, круто, какъ всѣ мы привыкли относиться ко всякой женщинѣ, видѣть въ ней прежде всего бабу, а не человѣка.
   

Надимова.

   То-то оно и есть, что всѣ вы негодяи, нестоющіе нашего вниманія.
   

Лишинъ.

   Это я уже, кажется, слышалъ отъ тебя, и не одинъ разъ.
   

Надимова.

   Ну, а ко мнѣ какъ ты думаешь отнестись, интересно знать? И какъ ты повернешь со мною, тоже круто, сразу?
   

Лишинъ (смотря на нее съ ироніею).

   А чтоже ты думаешь? Медлить не стану. Да тебѣ развѣ нужны чувства?
   

Надимова.

   Мнѣ? Избави Богъ! Никакихъ! Будь порядочный человѣкъ и не дуракъ,-- я тебя буду считать равнымъ себѣ, и больше ничего.
   

Лишинъ.

   Ну, этого мало, а вонъ и твой Ѳока сюда чего-то спѣшитъ.
   

ЯВЛЕНІЕ XII.

Тѣже и Вергилесоъ. (Онъ въ черномъ сюртукѣ, одѣтъ чисто, какъ-бы принарядившись. Входитъ поспѣшно.)

Вергилесовъ.

   Я, собственно говоря, къ вамъ.
   

Надимова.

   Ну, конечно; собственно говоря, зачѣмъ?
   

Вергилесовъ.

   За вами, идемъ сейчасъ, дѣло есть,-- надо.
   

Лишинъ (къ Вергилесову).

   Вы, можетъ быть, ревнуете?
   

Вергилесовъ (не смотря на него).

   Этого я, собственно говоря, и не понимаю.
   

Надимова (Лишину).

   Да что вы его, въ самомъ дѣлѣ, за аманта моего принимаете, что-ли, какъ онъ выражается? (Къ Вергилесову.) Какое дѣло?
   

Вергилесовъ.

   Маска одна должна васъ сейчасъ видѣть.
   

Надимова.

   Кто такая?
   

Вергилесовъ.

   Не мору сказать: собственно говоря, тайна. Да я и самъ не увѣренъ.
   

Надимова.

   Ужъ не интрига-ли?
   

Вергилесовъ.

   Такъ какже? Идете, что-ли?
   

Надимова.

   Иду. (Встаетъ, къ Лишину.) Оставайся же въ надеждѣ. На всякій случай (съ высока), я буду васъ имѣть въ виду! (Уходитъ подъ руку съ Вергилесовымъ; беря его подъ руку, дѣлаетъ жестъ упрека въ его неловкости.)
   

ЯВЛЕНІЕ XIII.

Лишинъ одинъ.

Лишинъ.

   Прекурьезный субъектъ! (Помолчавъ.) Но она во мнѣ шевельнула воспоминаніе о Надеждѣ Павловнѣ, и оно, это воспоминаніе, вдругъ отозвалось какою то острою болью... Странно! Я совсѣмъ упустилъ изъ виду эту феноменальную женщину и пересталъ за нею слѣдить. Гдѣ она? Что съ нею? По послѣднимъ свѣдѣніямъ (припоминая)... да... уже около года, она скиталась гдѣ-то заграницей и, наконецъ, бросила свои поиски на медицинскомъ поприщѣ. Говорятъ, ѣздила туда сестрой милосердія, хотѣла быть актрисой, лотомъ... а дальше?.. (Стараясь, опять припомнитъ.) Не помню" кто именно передавалъ мнѣ о ней что-то печальное. Но теперь образъ ея вдругъ всталъ передо мною съ такою ясностью, такъ отчетливо... (Пройдясь по сценѣ.) Вотъ плоды празднаго воображенія. Нѣтъ! Преглупая вещь эти маскарады! Довольно! (Уходитъ.)
   

ЯВЛЕНІЕ XIV.

Два лакея (вносятъ столъ, сервированный на пять кувертовъ, на столѣ готовыя блюда, вино. Они уставляютъ и убираютъ столъ налѣво отъ зрителей къ. дивану. За арками маски постепенно расходятся. Музыка играетъ финальный кадриль.)

1-й лакей (убирая столъ).

   Ну, сегодня, надо полагать, Этотъ столикъ наибольше дастъ заработку. Господинъ Засѣцкій на этотъ счетъ первый баринъ.
   

2-й лакей.

   А что, братъ, нынче шкандалу что то мало. Почитай, ничего еще не выводили.
   

1-й лакей.

   Пока одного только, чиновника палатскаго, за то, что забрался въ дамскую уборную, да и прикурнулъ тамъ малость.
   

2-й лакей.

   Ишь ты!
   

1-й лакей.

   Да вонъ тамъ съ одной маской, что-то неладно. Директора уже примѣчаютъ. Подходила къ буфету часто и все коньяку требовала, да послѣ изругала кого-то.
   

2-й лакей.

   Можетъ, то мущина, подъ маской-то?
   

1-й лакей.

   Нѣтъ, оно примѣтно, ято изъ женскаго сословія.
   

ЯВЛЕНІЕ XV.

Засѣцкій входитъ подъ руку съ маской 1-й, за нимъ Пѣвцовъ съ маской 2-й. За ними Херувимовъ. Маски тѣже, которыя и въ 1-мъ явленіи.

Засѣцкій (къ лакеямъ).

   Ну-съ, милорды! У васъ тутъ все приготовлено?
   

1-й лакей.

   Точно такъ-съ. Вотъ и холодное блюдо на столѣ.
   

Засѣцкій.

   Прекрасно. Теперь только искрометной влаги побольше, и вамъ убираться отсюда. (Къ Пѣвцову.) Ты вѣдь сегодня старшиной, такъ вели никого сюда не впускать въ эту гостиную. (Пѣвцовъ дѣлаетъ знакъ лакеямъ. Они задергиваютъ гардины, закрывающія арки, и уходятъ. Всѣ усаживаются за столъ.)
   

Засѣцкій (къ Пѣвцову).

   И такъ, эти маски тебя озлобили; теперь омѣ же и постараются за то искупить свою вину, но... приступимте къ вину. Вотъ и каламбуръ родился. Чортъ возьми, я сегодня положительно чувствую себя въ ударѣ и тебя, Борисъ, прошу отбросить всякую хандру. Милыя маски! Насталъ однако часъ, когда вы снимете маски и докажете, что вы не только милыя, но и миленькія.
   

Маска 1-я

   Ахъ, нѣтъ! Мы останемся въ маскахъ, можно и такъ ужинать.
   

Засѣцкій.

   Ну, и что тамъ за разсужденія еще на эту тему. (Намѣреваясь помочь снять маски.) Позвольте вамъ услужить, если ваша маска крѣпко привязана.
   

Маска 2-я.

   Нѣтъ, нѣтъ, оставьте, я сама... не надо. (Снимаетъ маску, вторая дѣлаетъ тоже.)
   

Засѣцкій (представляя ихъ Пѣвцову.)

   Ну что, не говорилъ я тебѣ, что прелесть?
   

Пѣвцовъ.

   Да что же, я и не сомнѣвался въ твоихъ способностяхъ.
   

Херувимовъ (осматривая масокъ).

   Ахъ, чортъ меня возьми! (Здоровается съ ними довольно фамильярно.) А я ломалъ голову, кто бы онѣ были? (Маски смѣются.)
   

Маска І-я.

   И не узнали бы до завтра.
   

Засѣцкій.

   Онъ по этой части не очень сообразителенъ.

(Лакеи приносятъ вина, кушанья; маски стараются развлечь Пѣвцова, онъ принужденно улыбается.)

Херувимовъ (къ маскѣ 1-й).

   Ну, теперь, когда узналъ, позвольте получить и награду за всѣ хлопоты. (Цѣлуетъ руку сперва одной, потомъ другой.)
   

Засѣцкій.

   Ну, наконецъ ужинъ начинаетъ принимать настоящій характеръ. Какъ первый поцѣлуй прозвучалъ, у меня сейчасъ является аппетитъ къ водкѣ и я выпиваю одну маленькую. (Наливаетъ себѣ одну и Пѣвцову.) Пей-же, Борисъ! (Пѣвцовъ пьетъ, къ маскамъ про Херувимова.) А мнѣ нравится его манера: онъ вездѣ понемножку, беретъ то, что ему даютъ,-- ручку такъ ручку и тѣмъ доволенъ.
   

Маска 2-я.

   Что же, онъ скроменъ. За то его всѣ и любятъ.
   

Засѣцкій.

   А я вотъ не скроменъ, и за это меня тоже любятъ.
   

Маска 1-я.

   Да вѣдь смѣлость, говорятъ, города беретъ.
   

Засѣцкій.

   Конечно, а я вотъ посовѣтую вамъ взять съ бою эту крѣпость. (Указывая на Пѣвцова.) Пять лѣтъ, какъ онъ совершенно отрекся отъ женщинъ.
   

Маска 1-я.

   И что же? Сегодня развѣ конецъ испытанію?
   

Пѣвцовъ.

   Засѣцкій, ты говоришь глупости.
   

Засѣцкій.

   Ну, такъ докажи на дѣлѣ. Смѣлѣе! Однако выпьемте, друзья! (Беретъ бутылку шампанскаго, наливаетъ всѣмъ, потомъ держитъ въ одной рукѣ стаканъ, въ другой бутылку.) Какой же тостъ провозгласить? (Подумавъ.) Выпьемъ же въ честь тѣхъ женщинъ, которыя намъ особенно дороги. Съ ними:
   
   ..... грусть бѣжитъ съ лица
   Ихъ поцѣлуи нектаръ благодатный!
   И ими наша жизнь полна!...
   

ЯВЛЕНІЕ XVI.

Тѣ же и Пѣвцова, появляется при произнесеніи тоста, отдернувъ портьеру въ одной изъ арокъ, въ томъ-же костюмѣ и въ маскѣ. Она къ концу словъ Засѣцкаго быстро подходитъ къ столику, беретъ со стола пустой стаканъ и подноситъ его Засѣцкому. Всѣ въ удивленіи.

Пѣвцова (нѣсколько хриплымъ голосомъ, но повелительно).

   Вина! Прекрасный тостъ, я раздѣляю его съ вами.... Вина! (Засѣцкій инстинктивно наливаетъ ей стаканъ.) О, да! Въ честь тѣхъ женщинъ, которыя даютъ вамъ рай Магомета, съ которыми вы пьете, тратитесь, безобразничаете, раззоряетесь, обманываете вашихъ женъ, вотъ, вотъ наше истинное назначеніе! И есть же дуры, которыя ею гнушаются, которыя ищутъ чего то другаго.... Мы гуріи рая и мы же вашъ идолъ! (Она вся раздражена и какъ видно опьянѣла, хочетъ поднести къ губамъ стаканъ, но онъ падаетъ и разбивается. Она дѣлаетъ надъ собою усиліе и, сдернувъ съ лица маску, продолжаетъ съ хохотомъ.) Здравствуйте! Ха, ха, ха!... Господинъ Пѣвцовъ! и вы, Засѣцкій, и вы, веселыя подружки!
   

Пѣвцовъ (съ ужасомъ).

   Надя! Что я вижу! (Забываетъ лицо руками и отходитъ въ сторону).
   

Пѣвцова (тише).

   Да, Надя! Что! не узнали? и вы, Засѣцкій? Чего же вы меня боитесь? Смѣлѣе! Вѣдь я теперь не оттолкну васъ съ презрѣніемъ ни того, ни другого.... Во мнѣ убиты всѣ мои прежнія стремленія.... Я теперь поняла, что ни къ чему больше не пригодна, какъ лишь къ тому, чтобы служить вашимъ страстямъ, вашей чувственности... Я на то рождена была, для того воспитана и жизнь мнѣ ничего другаго не дала.... Мои стремленія, мои желанія, все это конечно однѣ мечты... призраки!... Всѣ, всѣ, къ кому я не обращалась, смотрѣли на меня вотъ также, какъ и вы, Засѣцкій. Куда я не кидалась, какимъ бы дѣломъ не хотѣла заняться, встрѣчавшіеся мнѣ на этомъ пути люди выражали полную готовность содѣйствовать мнѣ, помочь и принимали даже слишкомъ большое участіе, но я очень скоро убѣждалась, что все это они дѣлали только потому, что обращали на меня свои гнусные помыслы.... Да, въ каждомъ участіи, въ каждомъ совѣтѣ, въ каждомъ одолженіи для меня очень ясно сквозила настоящая ихъ цѣль и наконецъ очень многіе высказывали се мнѣ совершенно откровенно, вотъ также, какъ этотъ благородный докторъ Лишинъ. Онъ здѣсь кажется? (Оборачиваясь.) Ну чтоже, никакого дѣла нигдѣ я не могла довести до конца; люди мнѣ казались слишкомъ гадкими, и вотъ теперь я поняла свое настоящее назначеніе.... А вы теперь отворачиваетесь отъ меня!... Въ глазахъ вашихъ я пьяная маска.... скандалистка... сумасшедшая.... (Раздраженно.) Ну говорите же, отвѣчайте мнѣ что нибудь.... Мой мужъ!... (Вдругъ останавливается и остается неподвижной, какъ бы обдумывая что-то.)
   

Засѣцкій.

   Что вы, что вы Надежда Павловна!... Успокойтесь. (Подойдя къ Пѣвцову.) Уведи ее скорѣе, спаси, сжалься надъ нею.
   

Пѣвцовъ.

   Оставь меня! (Къ лакеямъ.) Люди! Выведите эту женщину. Развѣ вы не видите, что она пьяна и нарушаетъ приличія? (При этихъ словахъ, Пѣвцова, вся вздрогнувъ, падаетъ въ обморокъ,)
   

Засѣцкій.

   Что ты, Борисъ! Въ своемъ-ли ты умѣ? Да развѣ тебѣ не жаль твоей Нади?
   

Пѣвцовъ.

   Глупецъ ты! Да развѣ въ ней есть что нибудь общаго съ моей женой, съ моей Надей? Господа! Вы слышите: Надежда Павловна Пѣвцова, моя жена, умерла давно... А эта... эта.. а! Да убирайтесь вы всѣ! (Въ ожесточеніи поспѣшно уходитъ.)
   

ЯВЛЕНІЕ XVII.

Тѣже и Лишинъ. Онъ въ дверяхъ встрѣчается съ Пѣвцовымъ. За нимъ Надимова и Вергилесовъ.

Пѣвцовъ (пропустивъ Лишина и останавливая ею.)

   Негодяй! Полюбуйся плодами твоей проповѣди! (Указывая на Пѣвцову, уходитъ.)
   

Лишинъ (подходитъ къ лежащей въ обморокѣ Пѣвцовой).

   Что здѣсь случилось? Воды скорѣе! Этотъ несчастный встрѣтился съ своей женою, онъ узналъ ее... поступилъ жестоко. Бранить меня!... Но.. тутъ не мѣсто оправдываться, ей нужна помощь... Обморокъ не проходитъ. (Растираетъ ей виски и проч.) Это можетъ повредить ея мозгъ.
   

Надимова (вбѣгая, за нею Вергилесовъ).

   Гдѣ она? Гдѣ? (Къ Вергилесову.) Какъ ш допустили ее войдти сюда?.. Эхъ, медвѣдина этакая!... Пока успѣетъ повернуться!...
   

Вергилесовъ.

   Да что-же?.. Я, собственно говоря...
   

Лишинъ.

   Она приходитъ въ чувство... Глаза открыты... Но умъ ея поврежденъ. (Всматривается въ нее и дѣлаетъ опытъ руками около глазъ, трогая вѣки и прикладывая руку ко лбу ея.) Да... ее надо въ больницу... Лѣченіе настоящее. (Къ Надимовой.) Марья Петровна! Увезите ее скорѣе. (Надимова беретъ ее за руку. Вергилесовъ хочетъ взятъ ее на руки.)
   

Пѣвцова (какъ бы очнувшись, тихимъ голосомъ).

   Гдѣ я?.. Я ничего!.. Ну, что же вы? Машенька! Ха, ха, ха!.. Засѣцкій!.. (Вскрикиваетъ.) Мой мужъ! ай! (Съ нею опятъ дѣлается обморокъ. Вергилесовъ ее уноситъ.)
   

Надимова (бросивъ презрительный взглядъ на Лишина и Засѣцкаго).

   И стоитъ изъ-за этакой-то дряни терять разсудокъ! (Поворачиваясь уходитъ.)
   

ЯВЛЕНІЕ XVIII.

Лишинъ и Засѣцкій остаются въ молчаніи нѣкоторое время. Маски, опомнившись отъ удивленія, собираются ѣхать.

Лишинъ (надѣвая шляпу, къ Засѣцкому).

   А что вы скажете? Вѣдь ьто очень грустное явленіе, какъ подумаешь: за что она погибла и кто виноватъ? Мужъ назвалъ меня негодяемъ за мои проповѣди о такъ называемомъ женскомъ вопросѣ, но въ этомъ-ли зло? Нѣтъ, все это дѣло времени, а пока мы съ вами будемъ смотрѣть на женщину преимущественно съ точки зрѣнія фи-зі-о-логической, то мы не скоро научимся уважать въ ней благородные порывы и стремленія, уважать въ ней человѣка себѣ равнаго, и такихъ жертвъ еще много впереди. Прощайте, господинъ Засѣцкій! (Уходитъ.)
   

ЯВЛЕНІЕ XIX,

Засѣцкій одинъ.

Засѣцкій.

   Да это онъ будто ко мнѣ относилъ? Вотъ-то комедіантъ! Ну-съ! (Поглядывая на масокъ.) А что-же вы притихли, мои милыя!.. Вѣдь все это, что онъ говорилъ, до васъ нисколько не касается... а потому... (Осмотрѣвъ ихъ вновь, беретъ вдругъ подъ руки обѣихъ.) Да Ѣдемте мы, что-ли, съ вами отсюда! (Быстро уводитъ ихъ.)

(Занавѣсъ).

Конецъ.

П. А. Андреевскій.

"Театральная Библіотека", No 3, 1879

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru