Л. Н. Андреев. Полное собрание сочинений и писем в двадцати трех томах
Том первый
М., "Наука", 2007
ПОСЛЕ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ЭКЗАМЕНОВ
ЧН1
(л. 41)
ПОСЛЕ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ЭКЗАМЕНОВ
На Тверской есть обширнейшие меблированные комнаты, занимающие несколько корпусов. Тот корпус, в котором обитали мы, студенты,1 назывался в то время "разбойничьим". Весьма возможно, что это название было до известной степени справедливо, но нельзя отрицать, что2 есть другие, более справедливые названия. Так, некоторые называли его3 Бедламом. Извозчики оказывали предпочтение непонятному наименованию: "Веницейская республика", причем под данным образом правления они усматривали неукоснительную способность сваливаться с сиденья и принимать вертикальное положение лишь при посредстве швейцара. Республиканцы, или сумасшедшие, или разбойники -- наименование зависело от точки зрения -- занимали ряд номеров, узких, высоких и грязных, проходивших вдоль бесконечных коридоров. Первый, второй и третий этажи ничем не отличались друг от друга, кроме разве того, что при многочисленных случаях борьбы со стихиями с третьего этажа приходилось пересчитывать донизу порожков гораздо больше, чем со второго. Различались, впрочем, этажи и по коридорным4. В первом этаже коридорный Алексей в любое время дня и ночи мог достать водки, причем не всегда требовал денежного эквивалента, но умело обходился посредством пустых бутылок. Вторым этажом заведовал отчаянный скептик и пессимист Егор, который даже отцу (л. 42) родному не поверил бы пятак в долг. На третьем этаже мы не бывали, но по доходившим оттуда до нас слухам знали, что живут там избранные и при них прислуживают тоже избранные.
По странной игре случая шишкой разбойников в разбойном корпусе считался No 74 -- тот самый, в который имел несчастье поселиться5 я6 и мой товарищ Воронков Алексей. Мне кажется, подобному взгляду на нашу скромную обитель могло содействовать то обстоятельство, что рядом с нами, в No 85, жили два студента, черногорец Вук и серб Райко, оба ужасные пьяницы. И кроме того, вверху, во втором этаже, как раз над нами, жил7 наш земляк Тольчин, также иногда бывавший трезвым (но очень редко, иногда и наоборот8). Тольчин обладал9 прекраснейшим басом и русофильскими наклонностями. Единственным, кому не нравился голос Тольчина Мишки, был местный кот,10 при первом звуке с быстротой электричества пролетавший весь коридор и убедительно упрашивавший швейцара пустить его и дальше. Эта идиосинкразия обусловливалась, мне думается, тем, что Тольчин раз напугал кота особенно высокой нотой, и с той поры последний не мог равнодушно относиться к хорошему голосу. Впоследствии к мнению кота присоединился и управляющий комнатами, который ничего не имел, собственно, против голоса и восставал лишь против методы пения. В силу русофильских наклонностей Т<ольчин> -- высокий, с виду сумрачный, с длиннейшими усами малый -- почти всегда (л. 43) под студенческим сюртуком <носил> русскую рубашку, большею частью красную, и когда то допускалось приличиями -- высокие охотничьи сапоги. С виду он, правда, был строгим, но в душе очень добр, и когда напивался, начинал толковать о понятии истинного товарищества, о золотой душе и11 о том, что все теперь на свете свиньи.
У Вука был тенор -- довольно звонкий;12 у Райко был дикий голос. Когда он пел национальные песни, я начинал понимать истинную причину13 турецких зверств14. У моего сожителя Воронка был бас, называвшийся почему-то "кантатой". Это была неприятная вещь. У меня был бубен. Теперь понятно, что, когда все они собирались в наш номер и сообща устраивали концерт, администрация не имела возможности составить себе хорошее мнение о нас.
С Рождества 189... года наши увеселения значительно изменили свою программу и несколько регулировались. Все мы были горласты и, за исключением меня, состоявшего лишь на втором курсе, находились на четвертом, так что необходимо было готовиться к госуд<арственным> экзаменам.
ЧН2
(л. 44)
ПОСЛЕ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ЭКЗАМЕНОВ
В 189... году испытания в юридической государственной комиссии были очень несчастливы. Из 400 человек державших провалилось около половины. В числе провалившихся находилось трое моих товарищей-земляков -- Тольчин, Воронков и Попов.
В этом году, после Рождественских каникул, мы решили с Воронковым поселиться вместе. Хотя я находился только на втором курсе и никакой поддержки в подготовке ему оказать не мог, но нас соединяла с ним старинная гимназическая приязнь. В тех же меблированных комнатах через номер от нас поселились Толь-чин и Попов. У всех троих государственников было только два экземпляра лекций, что и заставляло поддерживать деятельные сношения друг с другом. Впрочем, и без этого, по привычке быть вместе15 и сообща готовиться к экзаменам, они едва ли могли бы расстаться друг с другом. В том же коридоре жило еще два студента, также готовившихся к государственным экзаменам и вскоре, в виду близкой опасности, сошедшихся с нами. В феврале и марте в нашем номере 74-м, (л. 45) служившем сборным пунктом для остальных, царило веселье, носившее тот своеобразный характер, благодаря которому нашим комнатам было присвоено наименование16 "Разбойничьих" или "Веницейской республики". Последнее название дали извозчики, подразумевавшие под данным образом правления неукоснительную способность сваливаться с сиденья и принимать горизонтальное положение лишь при посредстве швейцара. Я, признаться, как новичок еще, недоумевал, как можно готовиться к экзаменам при таких условиях, как мои товарищи. Утро начиналось с того, что коридорный Алексей посылался за бутылкой водки и бубном, который вместе с гармонией находился на хранении в конторе.17 Оба эти инструмента раньше<?>18 находились у меня, но вследствие несвоевременного19 их употребления администрация сочла за благо в одиннадцать час<ов> вечера отбирать и утром возвращать.
Напившись чаю и распив впятером бутылку,20 приступали к первому пункту подготовки. Он заключался в том, что Тольчин -- высокий, с виду сумрачный малый, с длинными казацкими усами, -- брал гармонию, сухощавый, слабосильный, но ловкий и юркий Попов вооружался бубном -- и через минуту бесшабашная, залихватская песня разносилась по номерам. У всех у нас были более или менее хорошие голоса, а у Тольчина даже совсем (л. 46) хороший бас. Не нравился он только одному местному коту21, потому, вероятно, что Тольчин22 раз напугал его неожиданно высокой нотой, после чего кот не мог равнодушно относиться к хорошему голосу. Задрав хвост палкой, он молнией пролетал коридор и убедительно просил швейцара пустить его и дальше. Одним лишь неудобством было то, что на пять басов у нас приходился один тенор, да и то жиденький23, вследствие чего рев получался оглушительный. Проорав минут 15 с присвистом, топотом и гиканьем, товарищи мирно расходились по своим комнатам и принимались за зубрежку. Кто брал синий карандаш и немилосердно черкал исчерканные листы, кто, ходя по комнате, бормотал, проверяя свои приобретенные вчера познания. Тольчин во всю длину растягивался на кровати и становился свиреп. Так же свиреп становился и сожитель мой Воронков -- "Вороненок", как мы его называли. За внешним видом здорового и крепкого, хотя не в меру худого человека он таил большой запас нервности и в эти минуты напоминал собою лейденскую банку. Боже упаси заговорить или тронуть его! Сгорбившись над столом, он зажимал уши руками и впивался глазами в скверно литографированные листы. Ему особенно хотелось выдержать, так как он жил на средства родственников24 и тяготился этим.
Часа в два, перед тем как идти обедать, No 74 снова на четверть часа наполнялся ревом, свистом и гиканьем, (л. 47) После обеда часа два спали, потом опять пели и, отведя душу, готовились. Часов в десять являлась бутылка водки, а то и полторы. Выпив и в последний раз проорав что требуется, садились за лекции вплотную и занимались до поздней ночи. Иногда друзья срывались и вместо лекций гнали Алексея за новой бутылкой и за ней рассуждали о возможных результатах экзаменов, понемногу напугивая друг друга до того, что только самая развеселая песня могла хоть несколько поднять упавший дух. Постепенно я привык к этому режиму и стал находить его вполне естественным, не замечая того, как ежедневно, ежеминутно увеличивалась нервность государственников, платившихся за искусственное возбуждение алкоголем.
К концу марта картина подготовки с внешней стороны оставалась почти той же, но в действительности можно было подметить сильные перемены.25 Водки пилось больше, но действия она оказывала меньше. Торопливее, порывистее стали движения, горячее и нервнее речь. Обычные26 песни звучали как-то особенно весело, дико весело и разгульно. Тысячи прочитанных страниц колом стояли в голове, и только эти бесшабашные, удалые звуки давали ей27 отдых28 и отгоняли призрак (л. 48) других тысяч страниц, которые нужно прочесть. Все стали особенно раздражительны и из-за пустяков ссорились друг с другом и внезапно мирились. Все разговоры были изгнаны, и только слышались одни юридические термины да изредка29 толки о строгости предполагаемого председателя. В глубине души все надеялись, что будет не Ф., которого все безумно боялись, а другой. В один день Вороненок отправился в у(ниверсите)т за новостями и, придя, сказал:
-- Председателем Ф.
Мне показалось, что все приняли это спокойно, но уже со следующего дня появились резкие признаки предэкзаменационного страха. Тольчин совсем ослабел и перестал понимать. В разгар пения он стал исчезать и через минуту появлялся с озабоченной физиономией.
-- Чего это ты? Куда ходил?
-- Да забыл, что такое "свидетель". Ходил посмотреть... Постой, опять забыл!
И при общем30 и слишком искреннем смехе он снова исчезал. Вороненок, решительный с виду и самоуверенный31,, смеялся больше всех, и только я один подозревал; до чего он боится и что за мысли копошатся у него в голове, когда, улегшись слать, он еще долго курит32, плюет и зевает.
Первым провалился Попов на "уголовном процессе". Это почти никого не удивило и всех обрадовало. Думали,, что раз судьбе нужна жертва, то, может быть, она удовлетворится Поповым и других не тронет. Попов почти ничем не удивился, но счел своим долгом приняться основательно за водку. Другие все выдержали первые два экзамена и в течение двух дней ходили уверенные в себе и радостные. На гражданском праве провалились двое -- Тольчин и один из саратовцев. Дольше всех держался Вороненок -- он провалился на римском праве.
В этот день у меня был последний экзамен, и мы решили ехать все домой. Это было в пятницу 17 мая. Пьянствовавшие и таскавшиеся где-то по садам Тольчин и Попов решили ехать вместе.
1 студенты, вписано.
2Вместо: нельзя отрицать, что -- было: хотя
3Вместо: некоторые называли его -- было: я назвал бы его скорее
4Было: коридорам
5Было: попасть
6Далее было: тогда
7Далее было начато: от
8 иногда и наоборот вписано.
9Далее было начато: окт<авой>
10Далее было: который
11Далее было: идеалах
12Далее было: у меня тоже тенор (исправленное взято в круглые скобки)
20Далее было: я в то время не пил (исправленное взято в круглые скобки)
21Далее было начато: котор<ый>
22В рукописи: Ольчин
23Далее было: у меня был тенор хороший! (исправленное взято в круглыескобки)
24Вместо: на средства родственников -- было: у родственников, родителей у него не было, отец у него умер, а у матери средств не было
25Далее было: Результатов вод<ки?>
26Далее было: перерывы
27 ей вписано.
28Далее было: перед
29Далее было: разговоры об экзаме<нах>
30Далее было: искусственном
31Было: сильный (незач. вар.)
32Было: кряхтит
КОММЕНТАРИИ
Источники текста:
ЧН1 -- черновой набросок. (Декабрь (после 8) 1898 г. -- январь (до 10) 1899 г. (датируется по тетради)). Хранится: Т3. Л. 41-43.
ЧН2 -- черновой набросок. (Декабрь (после 8) 1898 г. -- январь (до 10) 1899 г. (датируется по тетради)). Хранится: Т3. Л. 44-49.
Публикуются впервые.
Два наброска начала рассказа имеют автобиографический характер и связаны с первоначальным этапом жизни Андреева-студента в Москве, в известных меблированных комнатах Фальц-Фейна, располагавшихся на Тверской улице. В октябре 1893 г. Андреев, исключенный за невзнос платы из Петербургского университета, перевелся на юридический факультет Московского университета. Правление Московского университета 14 октября 1893 г. постановило принять его на второй курс (см.: Фатов. С. 81). Так как Андреев в набросках отмечает, что сам он в изображаемое время государственных экзаменов не сдавал (он учился только на втором курсе), то описываемые события должны быть отнесены к концу декабря 1893 -- маю 1894 г.
Реальность событий и лиц, описанных в набросках, подтверждается в воспоминаниях студенческого товарища писателя, Михаила Ольгина: "Жили, помню, у Фальц-Фейна и студенты-сербы Вук Дюрашкович и Янко Яковлевич, готовившиеся по окончании университета занять у себя на родине видные должности, но в Москве "сбившиеся" с пути, указанного им их правительством, на стипендии от которого существовали они, Вук и Янко примкнули к нашей бесшабашной ватаге студенческой. Были они задушевные, веселые ребята, были замечательные музыканты на родном своем, смахивавшем на цитру, но более нежном инструменте, были они и не менее замечательные и голосистые певцы (тенора) своих народных песен, в особенности когда бывали "под мухой". Леонид любил слушать их нежно-ласковую игру и народные их песни <...> когда приступали к рюмочке, то перво-наперво затягивали "Из страны, страны далекой, с Волги-матушки широкой"... В то же время коридорному Ивану Васильевичу, истинно любившему нас -- студентов, заказывались бесконечные самовары <...> Были "номера", которые запевали всегда одни и те же студенты. Например, я (бас) запевал "Дубинушку" <...>, "Укажи мне такую обитель..." и "Есть в столице Москве один шумный квартал"; П-в Валериан (тенор) запевал "Жила-была Дуня, Дуня, Дуня тонко пряла..." <...>, Глуховцов "Пал" Степаныч (бас) запевал "Ой, у лузи, той при берези..." <...>" (Воспоминания Михаила О-на (Ольгина) о Леониде Андрееве / Подг. текста и коммент. Л.В. Ивановой // Леонид Андреев: Материалы и исследования. М., 2000. С. 155, 156).
Реалии и лица, описанные в набросках "После государственных экзаменов", были перенесены в рассказ "Иностранец" (1902). При этом упоминаемые в набросках студенты, черногорец Вук и серб Райко, превратились в серба Райко Вукича. В Ваньке Костюрине из рассказа можно узнать студента-русофила Мишку Тольчина (их общим прототипом был автор цитируемых выше воспоминаний М.Ф. Ольгин).
УСЛОВНЫЕ СОКРАЩЕНИЯ
ОБЩИЕ1
1 В перечень общих сокращений не входят стандартные сокращения, используемые в библиографических описаниях, и т.п.
Б.д. -- без даты
Б.п. -- без подписи
незач. вар. -- незачеркнутый вариант
незаверш. правка -- незавершенная правка
не уст. -- неустановленное
ОТ -- основной текст
Сост. -- составитель
стк. -- строка
АРХИВОХРАНИЛИЩА
АГ ИМЛИ -- Архив A.M. Горького Института мировой литературы им. A. M. Горького РАН (Москва).
ИРЛИ -- Институт русской литературы РАН (Пушкинский Дом). Рукописный отдел (С.-Петербург).
ООГЛМТ -- Орловский объединенный государственный литературный музей И.С. Тургенева. Отдел рукописей.
РАЛ -- Русский архив в Лидсе (Leeds Russian Archive) (Великобритания).
РГАЛИ -- Российский государственный архив литературы и искусства (Москва).
РГБ -- Российская государственная библиотека. Отдел рукописей (Москва).
Hoover-- Стэнфордский университет. Гуверовский институт (Стэнфорд, Калифорния, США). Коллекция Б.И. Николаевского (No 88).
ИСТОЧНИКИ
Автобиогр. -- Леонид Андреев (Автобиографические материалы) // Русская литература XX века (1890-1910) / Под ред. проф. С.А. Венгерова. М.: Изд. т-ва "Мир", 1915. Ч. 2. С. 241-250.
Баранов 1907 -- Баранов И.П. Леонид Андреев как художник-психолог и мыслитель. Киев: Изд. кн. магазина СИ. Иванова, 1907.
БВед -- газета "Биржевые ведомости" (С.-Петербург).
БиблА1 -- Леонид Николаевич Андреев: Библиография. М., 1995. Вып. 1: Сочинения и письма / Сост. В.Н. Чуваков.
БиблА2 -- Леонид Николаевич Андреев: Библиография. М., 1998. Вып. 2: Литература (1900-1919) / Сост. В.Н. Чуваков.
БиблА2а -- Леонид Николаевич Андреев: Библиография. М., 2002. Вып. 2а: Аннотированный каталог собрания рецензий Славянской библиотеки Хельсинкского университета / Сост. М.В. Козьменко.
Библиотека Л.Н. Толстого -- Библиотека Льва Николаевича в Ясной Поляне: Библиографическое описание. М., 1972. [Вып.] I. Книги на русском языке: А-Л.
Боцяновский 1903 -- Боцяновский В.Ф. Леонид Андреев: Критико-биографический этюд с портретом и факсимиле автора. М.: Изд. т-ва "Литература и наука", 1903.
Геккер 1903 -- Геккер Н. Леонид Андреев и его произведения. С приложением автобиографического очерка. Одесса, 1903.
Горнфельд 1908 -- Горнфельд А.Г. Книги и люди. Литературные беседы. Кн. I. СПб.: Жизнь, 1908.
Горький. Письма -- Горький М. Полн. собр. соч. Письма: В 24 т. М.: Наука, 1997--.
Дн1 -- Андреев Л.Н. Дневник. 12.03.1890-30.06.1890; 21.09.1898 (РАЛ. МБ. 606/Е.1).
Дн2-- Андреев ЛЛ. Дневник. 03.07.1890-18.02.1891 (РАЛ. MS.606/E.2).
Дн4 - Андреев Л.Н. Дневник. 15.05.1891-17.08.1891 (РАЛ. MS.606/ E.4).
Дн5 -- Андреев Л. Дневник 1891-1892 гг. [03.09.1891-05.02.1892] / Публ. Н.П. Генераловой // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1991 г. СПб., 1994. С. 81-142.
Дн6 -- "Дневник" Леонида Андреева [26.02.1892-20.09.1892] / Публ. H Л. Генераловой // Литературный архив: Материалы по истории русской литературы и общественной мысли. СПб., 1994. С. 247-294.
Дн7 -- Андреев Л.Н. Дневник. 26.09.1892-04.01.1893 (РАЛ. MS.606/E.6).
Дн8 -- Андреев Л.Н. Дневник. 05.03.1893-09.09.1893 (РАЛ. MS.606/E.7).
Дн9 -- Андреев Л.Н. Дневник. 27.03.1897-23.04.1901; 01.01.1903; 09.10.1907 (РГАЛИ. Ф. 3290. Сдаточная опись. Ед.хр. 8).
Жураковский 1903а -- Жураковский Е. Реально-бытовые рассказы Леонида Андреева // Отдых. 1903. No 3. С. 109-116.
Жураковский 1903б -- Жураковский Е. Реализм, символизм и мистификация жизни у Л. Андреева: (Реферат, читанный в Московском художественном кружке) // Жураковский Е. Симптомы литературной эволюции. Т. 1. М., 1903. С. 13-50.
Зн -- Андреев Л.Н. Рассказы. СПб.: Издание т-ва "Знание", 1902-1907. T. 1--4.
Иезуитова 1967 -- Иезуитова Л.А. Творчество Леонида Андреева (1892-1904): Дис.... канд. филол. наук. Л., 1976.
Иезуитова 1995 -- К 125-летию со дня рождения Леонида Николаевича Андреева: Неизвестные тексты. Перепечатки забытого. Биографические материалы / Публ. Л.А. Иезуитовой // Филологические записки. Воронеж, 1995. Вып. 5. С. 192-208.
Измайлов 1911 -- Измайлов А. Леонид Андреев // Измайлов А. Литературный Олимп: Сб. воспоминаний о русских писателях. М., 1911. С. 235-293.
К -- газета "Курьер" (Москва).
Кауфман -- Кауфман А. Андреев в жизни и своих произведениях // Вестник литературы. 192(Х No 9 (20). С. 2-4.
Коган 1910 -- Коган П. Леонид Андреев // Коган П. Очерки по истории новейшей русской литературы. Т. 3. Современники. Вып. 2. М.: Заря, 1910. С. 3-59.
Колтоновская 1901 -- Колтоновская Е. Из жизни литературы. Рассказы Леонида Андреева // Образование. 1901. No 12. Отд. 2. С. 19-30.
Кранихфельд 1902 -- Кранихфельд В. Журнальные заметки. Леонид Андреев и его критики // Образование. 1902. No 10. Отд. 3. С. 47-69.
Краснов 1902 -- Краснов Пл. К. Случевский "Песни из уголка"; Л. Андреев. Рассказы // Литературные вечера: (Прилож. к журн. "Новый мир"). 1902. No 2. С. 122-127.
ЛА5 -- Литературный архив: Материалы по истории литературы и общественного движения / Под ред. К.Д. Муратовой. М.; Л.: АН СССР, 1960.
ЛН72 -- Горький и Леонид Андреев: Неизданная переписка. М.: Наука, 1965 (Литературное наследство. Т. 72).
МиИ2000 -- Леонид Андреев. Материалы и исследования. М.: Наследие, 2000.
Михайловский 1901 -- Михайловский Н.К. Рассказы Леонида Андреева. Страх смерти и страх жизни //Русское богатство. 1901. No 11. Отд. 2. С. 58-74.
Неведомский 1903 -- Неведомский М. [Миклашевский М.П.] О современном художестве. Л. Андреев // Мир Божий. 1903. No 4. Отд. 1. С. 1-42.
Урусов -- Урусов Н.Д., кн. Бессильные люди в изображении Леонида Андреева: (Критический очерк). СПб.: Типогр. "Общественная польза", 1903.
Фатов -- Фатов H.H. Молодые годы Леонида Андреева: По неизданным письмам, воспоминаниям и документам. М., Земля и фабрика, 1924.
Чуносов 1901 -- Чуносов [Ясинский И.И.]. Невысказанное: Л. Андреев. Рассказы. СПб., 1901 // Ежемесячные сочинения. СПб., 1901. No 12. С. 377-384.
Шулятиков 1901 -- Шулятиков В. Критические этюды. "Одинокие и таинственные люди": Рассказы Леонида Андреева // Курьер. 1901. 8 окт. (No 278). С. 3.
S.O.S. -- Андреев Л. S.O.S.: Дневник (1914-1919). Письма (1917-1919). Статьи и интервью (1919). Воспоминания современников (1918-1919) / Под ред. и со вступит. Р. Дэвиса и Б. Хеллмана. М; СПб., 1994.