Lib.ru/Классика: Андреев Леонид Николаевич. Петька на даче

Леонид Андреев

Петька на даче

Осип Абрамович, парикмахер, поправил на груди посетителя грязную простынку, заткнул ее пальцами за ворот и крикнул отрывисто и резко:

-- Мальчик, воды!

Посетитель, рассматривавший в зеркало свою физиономию с тою обостренною внимательностью и интересом, какие являются только в парикмахерской, замечал, что у него на подбородке прибавился еще один угорь, и с неудовольствием отводил глаза, попадавшие прямо на худую, маленькую ручонку, которая откуда-то со стороны протягивалась к подзеркальнику и ставила жестянку с горячей водой. Когда он поднимал глаза выше, то видел отражение парикмахера, странное и как. будто косое, и подмечал быстрый и грозный взгляд, который тот бросал вниз на чью-то голову, и безмолвное движение его губ от неслышного, но выразительного шепота. Если его брил не сам хозяин Осип Абрамович, а кто-нибудь из подмастерьев, Прокопий или Михаила, то шепот становился громким и принимал форму неопределенной угрозы:

-- Вот, погоди!

Это значило, что мальчик недостаточно быстро подал воду и его ждет наказание. "Так их и следует", -- думал посетитель, кривя голову набок и созерцая у самого своего носа большую потную руку, у которой три пальца были оттопырены, а два другие, липкие и пахучие, нежно прикасались к щеке и подбородку, пока туповатая бритва с неприятным скрипом снимала мыльную пену и жесткую щетину бороды.

В этой парикмахерской, пропитанной скучным запахом дешевых духов, полной надоедливых мух и грязи, посетитель был нетребовательный: швейцары, приказчики, иногда мелкие служащие или рабочие, часто аляповато-красивые, но подозрительные молодцы, с румяными щеками, тоненькими усиками и наглыми маслянистыми глазками. Невдалеке находился квартал, заполненный домами дешевого разврата. Они господствовали над этою местностью и придавали ей особый характер чего-то грязного, беспорядочного и тревожного.

Мальчик, на которого чаще всего кричали, назывался Петькой и был самым маленьким из всех служащих в заведении. Другой мальчик, Николка, насчитывал от роду тремя годами больше и скоро должен был перейти в подмастерья. Уже и теперь, когда в парикмахерскую заглядывал посетитель попроще, а подмастерья, в отсутствие хозяина, ленились работать, они посылали Николку стричь и смеялись, что ему приходится подниматься на цыпочки, чтобы видеть волосатый затылок дюжего дворника. Иногда посетитель обижался за испорченные волосы и поднимал крик, тогда подмастерья кричали на Николку, но не всерьез, а только для удовольствия окорначенного простака. Но такие случаи бывали редко, и Николка важничал и держался, как большой: курил папиросы, сплевывал через зубы, ругался скверными словами и даже хвастался Петьке, что пил водку, но, вероятно, врал. Вместе с подмастерьями он бегал на соседнюю улицу посмотреть крупную драку, и, когда возвращался оттуда, счастливый и смеющийся, Осип Абрамович давал ему две пощечины: по одной на каждую щеку.

Петьке было десять лет; он не курил, не пил водки и не ругался, хотя знал очень много скверных слов, и во всех этих отношениях завидовал товарищу. Когда не было посетителей и Прокопий, проводивший где-то бессонные ночи и днем спотыкавшийся от желания спать, приваливался в темном углу за перегородкой, а Михаила читал "Московский листок" и среди описания краж и грабежей искал знакомого имени кого-нибудь из обычных посетителей, -- Петька и Николка беседовали. Последний всегда становился добрее, оставаясь вдвоем, и объяснял "мальчику", что значит стричь под польку, бобриком или с пробором.

Иногда они садились на окно, рядом с восковым бюстом женщины, у которой были розовые щеки, стеклянные удивленные глаза и редкие прямые ресницы, -- и смотрели на бульвар, где жизнь начиналась с раннего утра. Деревья бульвара, серые от пыли, неподвижно млели под горячим, безжалостным солнцем и давали такую же серую, не охлаждающую тень. На всех скамейках сидели мужчины и женщины, грязно и странно одетые, без платков и шапок, как будто они тут и жили и у них не было другого дома. Были лица равнодушные, злые или распущенные, но на всех на них лежала печать крайнего утомления и пренебрежения к окружающему. Часто чья-нибудь лохматая голова бессильно клонилась на плечо, и тело невольно искало простора для сна, как у третьеклассного пассажира, проехавшего тысячи верст без отдыха, но лечь было негде. По дорожкам расхаживал с палкой ярко-синий сторож и смотрел, чтобы кто-нибудь не развалился на скамейке или не бросился на траву, порыжевшую от солнца, но такую мягкую, такую прохладную. Женщины, всегда одетые более чисто, даже с намеком на моду, были все как будто на одно лицо и одного возраста, хотя иногда попадались совсем старые или молоденькие, почти дети. Все они говорили хриплыми, резкими голосами, бранились, обнимали мужчин так просто, как будто были на бульваре совсем одни, иногда тут же пили водку и закусывали. Случалось, пьяный мужчина бил такую же пьяную женщину; она падала, поднималась и снова падала; но никто не вступался за нее. Зубы весело скалились, лица становились осмысленнее и живее, около дерущихся собиралась толпа; но когда приближался ярко-синий сторож, все лениво разбредались по своим местам. И только побитая женщина плакала и бессмысленно ругалась; ее растрепанные волосы волочились по песку, а полуобнаженное тело, грязное и желтое при дневном свете, цинично и жалко выставлялось наружу. Ее усаживали на дно извозчичьей пролетки и везли, и свесившаяся голова ее болталась, как у мертвой.

Николка знал по именам многих женщин и мужчин, рассказывал о них Петьке грязные истории и смеялся, скаля острые зубы. А Петька изумлялся тому, какой он умный и бесстрашный, и думал, что когда-нибудь и он будет такой же. Но пока ему хотелось бы куда-нибудь в другое место... Очень хотелось бы.

Петькины дни тянулись удивительно однообразно и похоже один на другой, как два родные брата. И зимою и летом он видел все те же зеркала, из которых одно было с трещиной, а другое было кривое и потешное. На запятнанной стене висела одна и та же картина, изображавшая двух голых женщин на берегу моря, и только их розовые тела становились все пестрее от мушиных следов, да увеличивалась черная копоть над тем местом, где зимою чуть ли не весь день горела керосиновая лампа-"молния". И утром, и вечером, и весь божий день над Петькой висел один и тот же отрывистый крик: "Мальчик, воды", и он все подавал ее, все подавал. Праздников не было. По воскресеньям, когда улицу переставали освещать окна магазинов и лавок, парикмахерская до поздней ночи бросала на мостовую яркий сноп света, и прохожий видел маленькую, худую фигурку, сгорбившуюся в углу на своем стуле и погруженную не то в думы, не то в тяжелую дремоту. Петька спал много, но ему почему-то все хотелось спать и часто казалось, что все вокруг него не правда, а длинный неприятный сон. Он часто разливал воду или не слыхал резкого крика: "Мальчик, воды", и все худел, а на стриженой голове у него пошли нехорошие струпья. Даже нетребовательные посетители с брезгливостью смотрели на этого худенького, веснушчатого мальчика, у которого глаза всегда сонные, рот полуоткрытый и грязные-прегрязные руки и шея. Около глаз и под носом у него прорезались тоненькие морщинки, точно проведенные острой иглой, и делали его похожим на состарившегося карлика.

Петька не знал, скучно ему или весело, но ему хотелось в другое место, о котором он не мог ничего сказать, где оно и какое оно. Когда его навещала мать, кухарка Надежда, он лениво ел принесенные сласти, не жаловался и только просил взять его отсюда. Но затем он забывал о своей просьбе, равнодушно прощался с матерью и не спрашивал, когда она придет опять. А Надежда с горем думала, что у нее один сын -- и тот дурачок.

Много ли, мало ли жил Петька таким образом, он не знал. Но вот однажды в обед приехала мать, поговорила с Осипом Абрамовичем и сказала, что его, Петьку, отпускают на дачу, в Царицыно, где живут ее господа. Сперва Петька не понял, потом лицо его покрылось тонкими морщинками от тихого смеха, и он начал торопить Надежду. Той нужно было, ради пристойности, поговорить с Осипом Абрамовичем о здоровье его жены, а Петька тихонько толкал ее к двери и дергал за руку. Он не знал, что такое дача, но полагал, что она есть то самое место, куда он так стремился. И он эгоистично позабыл о Николке, который, заложив руки в карманы, стоял тут же и старался с обычною дерзостью смотреть на Надежду. Но в глазах его вместо дерзости светилась глубокая тоска: у него совсем не было матери, и он в этот момент был бы не прочь даже от такой, как эта толстая Надежда. Дело в том, что и он никогда не был на даче.

Вокзал с его разноголосою сутолокою, грохотом приходящих поездов, свистками паровозов, то густыми и сердитыми, как голос Осипа Абрамовича, то визгливыми и тоненькими, как голос его больной жены, торопливыми пассажирами, которые все идут и идут, точно им и конца нету, -- впервые предстал перед оторопелыми глазами Петьки и наполнил его чувством возбужденности и нетерпения. Вместе с матерью он боялся опоздать, хотя до отхода дачного поезда оставалось добрых полчаса; а когда они сели в вагон и поехали, Петька прилип к окну, и только стриженая голова его вертелась на тонкой шее, как на металлическом стержне.

Он родился и вырос в городе, в поле был в первый раз в своей жизни, и все здесь для него было поразительно ново и странно: и то, что можно было видеть так далеко, что лес кажется травкой, и небо, бывшее в этом новом мире удивительно ясным и широким, точно с крыши смотришь. Петька видел его с своей стороны, а когда оборачивался к матери, это же небо голубело в противоположном окне, и по нем плыли, как ангелочки, беленькие радостные облачка. Петька то вертелся у своего окна, то перебегал на другую сторону вагона, с доверчивостью кладя плохо отмытую ручонку на плечи и колени незнакомых пассажиров, отвечавших ему улыбками. По какой-то господин, читавший газету и все время зевавший, то ли от чрезмерной усталости, то ли от скуки, раза два неприязненно покосился на мальчика, и Надежда поспешила извиниться:

-- Впервой по чугунке едет -- интересуется...

-- Угу!.. -- пробурчал господин и уткнулся в газету.

Надежде очень хотелось рассказать ему, что Петька уже три года живет у парикмахера и тот обещал поставить его на ноги, и это будет очень хорошо, потому что женщина она одинокая и слабая и другой поддержки на случай болезни или старости у нее нет. Но лицо у господина было злое, и Надежда только подумала все это про себя.

Направо от пути раскинулась кочковатая равнина, темно-зеленая от постоянной сырости, и на краю ее были брошены серенькие домики, похожие на игрушечные, и на высокой зеленой горе, внизу которой блистала серебристая полоска, стояла такая же игрушечная белая церковь. Когда поезд со звонким металлическим лязгом, внезапно усилившимся, взлетел на мост и точно повис в воздухе над зеркальной гладью реки, Петька даже вздрогнул от испуга и неожиданности и отшатнулся от окна, но сейчас же вернулся к нему, боясь потерять малейшую подробность пути. Глаза Петькины давно уже перестали казаться сонными, и морщинки пропали. Как будто по этому лицу кто-нибудь провел горячим утюгом, разгладил морщинки и сделал его белым и блестящим.

В первые два дня Петькина пребывания на даче богатство и сила новых впечатлений, лившихся на него и сверху, и снизу, смяли его маленькую и робкую душонку. В противоположность дикарям минувших веков, терявшимся при переходе из пустыни в город, этот современный дикарь, выхваченный из каменных объятий городских громад, чувствовал себя слабым и беспомощным перед лицом природы. Все здесь было для него живым, чувствующим и имеющим волю. Он боялся леса, который покойно шумел над его головой и был темный, задумчивый и такой же страшный в своей бесконечности; полянки, светлые, зеленые, веселые, точно поющие всеми своими яркими цветами, он любил и хотел бы приласкать их, как сестер, а темно-синее небо звало его к себе и смеялось, как мать. Петька волновался, вздрагивал и бледнел, улыбался чему-то и степенно, как старик, гулял по опушке и лесистому берегу пруда. Тут он, утомленный, задыхающийся, разваливался на густой сыроватой траве и утопал в ней; только его маленький веснушчатый носик поднимался над зеленой поверхностью. В первые дни он часто Извращался к матери, терся возле нее, и когда барин спрашивал его, хорошо ли на даче, -- конфузливо улыбался и отвечал:

-- Хорошо!..

И потом снова шел к грозному лесу и тихой воде и будто допрашивал их о чем-то.

Но прошло еще два дня, и Петька вступил в полное соглашение с природой. Это произошло при содействии гимназиста Мити из Старого Царицына. У гимназиста Мити лицо было смугло-желтым, как вагон второго класса, волосы на макушке стояли торчком и были совсем белые так выжгло их солнце. Он ловил в пруде рыбу, когда Петька увидал его, бесцеремонно вступил с ним в беседу и удивительно скоро сошелся. Он дал Петьке подержать одну. удочку и потом повел его куда-то далеко купаться. Петька очень боялся идти в воду, но когда вошел, то не хотел вылезать из нее и делал вид, что плавает: поднимал нос и брови кверху, захлебывался и бил по воде руками, поднимая брызги. В эти минуты он был очень похож на щенка, впервые попавшего в воду. Когда Петька оделся, то был синий от холода, как мертвец, и, разговаривая, ляскал зубами. По предложению того же Мити, неистощимого на выдумки, они исследовали развалины дворца; лазали на заросшую деревьями крышу и бродили среди разрушенных стен громадного здания. Там было очень хорошо: всюду навалены груды камней, на которые с трудом можно взобраться, и промеж них растет молодая рябина и березки, тишина стоит мертвая, и чудится, что вот-вот выскочит кто-нибудь из-за угла или в растрескавшейся амбразуре окна покажется страшная-престрашная рожа. Постепенно Петька почувствовал себя на даче как дома и совсем забыл, что на свете существует Осип Абрамович и парикмахерская.

-- Смотри-ка, растолстел как! Чистый купец! -- радовалась Надежда, сама толстая и красная от кухонного жара, как медный самовар. Она приписывала это тому, что много его кормит. Но Петька ел совсем мало, не потому, чтобы ему не хотелось есть, а некогда было возиться: если бы можно было не жевать, глотать сразу, а то нужно жевать, а в промежутки болтать ногами, так как Надежда ест дьявольски медленно, обгладывает кости, утирается передником и разговаривает о пустяках. А у него дела было по горло: нужно пять раз выкупаться, вырезать в орешнике удочку, накопать червей -- на все это требуется время. Теперь Петька бегал босой, и это в тысячу раз приятнее, чем в сапогах с толстыми подошвами: шершавая земля так ласково то жжет, то холодит ногу. Свою подержанную гимназическую куртку, в которой он казался солидным мастером парикмахерского цеха, он также снял и изумительно помолодел. Надевал он ее только вечерами, когда ходил на плотину смотреть, как катаются на лодках господа: нарядные, веселые, они со смехом садятся в качающуюся лодку, и та медленно рассекает зеркальную воду, а отраженные деревья колеблются, точно по ним пробежал ветерок.

В исходе недели барин привез из города письмо, адресованное "куфарке Надежде", и когда прочел его адресату, адресат заплакал и размазал по всему лицу сажу, которая была на переднике. По отрывочным словам, сопровождавшим эту операцию, можно было понять, что речь идет о Петьке. Это было уже ввечеру. Петька на заднем дворе играл сам с собою в "классики" и надувал щеки, потому что так прыгать было значительно легче. Гимназист Митя научил этому глупому, но интересному занятию, и теперь Петька, как истый.. спортсмен, совершенствовался в одиночку. Вышел барин и, положив руку на плечо, сказал:

-- Что, брат, ехать надо!

Петька конфузливо улыбался и молчал.

"Вот чудак-то!" -- подумал барин.

-- Ехать, братец, надо.

Петька улыбался. Подошла Надежда и со слезами подтвердила:

-- Надобно ехать, сынок!

-- Куда? -- удивился Петька.

Про город он забыл, а другое место, куда ему всегда хотелось уйти, -- уже найдено.

-- К хозяину Осипу Абрамовичу.

Петька продолжал не понимать, хотя дело было ясно, как божий день. Но во рту у него пересохло и язык двигался с трудом, когда он спросил:

-- А как же завтра рыбу ловить? Удочка -- вот она...

-- Что поделаешь!.. Требует. Прокопий, говорит, заболел, в больницу свезли. Народу, говорит, нету. Ты не плачь: гляди, опять отпустит, -- он добрый, Осип Абрамович.

Но Петька и не думал плакать и все не понимал. С одной стороны был факт -- удочка, с другой -- призрак -- Осип Абрамович. Но постепенно мысли Петькины стали проясняться, и произошло странное перемещение: фактом стал Осип Абрамович, а удочка, еще не успевшая высохнуть, превратилась в призрак. И тогда Петька удивил мать, расстроил барыню и барина и удивился бы сам, если был бы способен к самоанализу: он не просто заплакал, как плачут городские дети, худые и истощенные, -- он закричал громче самого горластого мужика и начал кататься по земле, как те пьяные женщины на бульваре. Худая ручонка его сжималась в кулак и била по руке матери, по земле, по чем попало, чувствуя боль от острых камешков и песчинок, но как будто стараясь еще усилить ее.

Своевременно Петька успокоился, и барин говорил барыне, которая стояла перед зеркалом и вкалывала в волосы белую розу:

-- Вот видишь, перестал -- детское горе непродолжительно.

-- Но мне все-таки очень жаль этого бедного мальчика.

-- Правда, они живут в ужасных условиях, но есть люди, которым живется и хуже. Ты готова?

И они пошли в сад Дипмана, где в этот вечер были назначены танцы и уже играла военная музыка.

На другой день, с семичасовым утренним поездом, Петька уже ехал в Москву. Опять перед ним мелькали зеленые поля, седые от ночной росы, но только убегали не в ту сторону, что раньше, а в противоположную. Подержанная гимназическая курточка облекала его худенькое тело, из-за ворота ее выставлялся кончик белого бумажного воротничка. Петька не вертелся и почти не смотрел в окно, а сидел такой тихонький и скромный, и ручонки его были благонравно сложены на коленях. Глаза были сонливы и апатичны, тонкие морщинки, как у старого человека, ютились около глаз и под носом. Вот замелькали у окна столбы и стропила платформы, и поезд остановился.

Толкаясь среди торопившихся пассажиров, они вышли на грохочущую улицу, и большой жадный город равнодушно поглотил свою маленькую жертву.

-- Ты удочку спрячь! -- сказал Петька, когда мать довела его до порога парикмахерской.

-- Спрячу, сынок, спрячу! Может, еще приедешь.

И снова в грязной и душной парикмахерской звучало отрывистое: "Мальчик, воды", и посетитель видел, как к подзеркальнику протягивалась маленькая грязная рука, и слышал неопределенно угрожающий шепот: "Вот, погоди!" Это значило, что сонливый мальчик разлил воду или перепутал приказания. А по ночам, в том месте, где спали рядом Николка и Петька, звенел и волновался тихий голосок и рассказывал о даче, и говорил о том, чего не бывает, чего никто не видел никогда и не слышал. В наступавшем молчании слышалось неровное дыхание детских грудей, и другой голос, не по-детски грубый и энергичный, произносил:

-- Вот черти! Чтоб им повылазило!

-- Кто черти?

-- Да так... Все.

Мимо проезжал обоз и своим мощным громыханием заглушал голоса мальчиков и тот отдаленный жалобный крик, который уже давно доносился с бульвара: там пьяный мужчина бил такую же пьяную женщину.

Комментарий

Впервые -- в "Журнале для всех", 1899, сентябрь, No 9. В 1903 г. "Петька на даче" был включен в сборник: Л. Андреев и Ив. А. Бунин. Восходящие звезды. Одесса, изд. С. С. Полятуса. Отдельными изданиями "Петька на даче" выпускался журналом "Народное благо" (М., 1903), в "Дешевой библиотеке т-ва "Знание", No 57 (СПб., 1906). В советское время переводился на многие языки народов СССР. Из всех произведений Андреева рассказ "Петька на даче" выдержал больше всего переизданий в сборниках, хрестоматиях.

Источником для "Петьки на даче" стали воспоминания о детстве однофамильца писателя -- парикмахера Ивана Андреева, мастерская которого находилась неподалеку от редакции "Курьера". Иван Андреев дожил до глубокой старости, получил признание как один из самых модных парикмахеров Москвы, удостоенный наград и почетного диплома на конкурсах французских парикмахеров в Париже. Но картины тяжелого детства "без детства" сына крестьянина, мальчика, привезенного в Москву из деревни и отданного в ученики к цирюльнику, навсегда сохранились в его памяти. О И. А. Андрееве рассказал Вл. Гиляровский в своей книге воспоминаний "Москва и москвичи" (1935).

20-25 апреля 1899 г. М. Горький писал Леониду Андрееву из Нижнего Новгорода: "Я телеграфировал вам из Ялты, чтоб вы послали рассказ Миролюбову -- это редактор "Журнала для всех" -- вы послали?" (ЛН, т. 72, с. 64). "Простите, что я так не скоро отозвался на любезное предложение работать в Вашем журнале, переданное мне Алексеем Максимович<ем> -известил Андреев В. С. Миролюбова 30 июля 1899 г.- Виною тому была моя болезнь, вследствие которой я три месяца не брался за перо и начал работать только в июле. Прошу Вас, не отнеситесь строго к прилагаемой вещице, главное достоинство которой то, что она готова..." (ЛА, с. 72). Позже, в январе 1902 г., М. Горький рекомендовал Андрееву включить "Петьку на даче" в новое дополненное издание его "Рассказов" (изд. "Знание").

-----

Л. Н. Андреев. Полное собрание сочинений и писем в двадцати трех томах

Том первый

М., "Наука", 2007

Другие редакции и варианты

ТЕКСТОЛОГИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ ИЗДАНИЯ

В настоящем издании материалы располагаются хронологически внутри каждого тома по следующим разделам: произведения, опубликованные при жизни писателя; не опубликованные при его жизни; "Незаконченное. Наброски"; "Другие редакции и варианты"; "Комментарии".

Основной текст устанавливается, как правило, по последнему авторизованному изданию с учетом необходимых в ряде случаев исправлений (устранение опечаток и других отступлений от авторского текста). Если произведение при жизни Андреева не публиковалось, источником текста является авторская рукопись или авторизованный список, а при их отсутствии -- первая посмертная публикация или авторитетная копия с несохранившегося автографа. При наличии вариантов основной текст печатается с нумерацией строк.

При просмотре источников текста регистрируются все изменения текста: наличие в нем авторской правки, а также исправления других лиц.

В случае искажения основного текста цензурой или посторонней редактурой восстанавливается первоначальное чтение, что оговаривается в комментарии. Очевидные же описки и опечатки исправляются без оговорок.

Незавершенные и не имеющие авторских заглавий произведения печатаются с редакционным заголовком, который заключается в угловые скобки (как правило, это несколько начальных слов произведения).

Авторские датировки, имеющиеся в конце текста произведений, полностью воспроизводятся и помещаются в левой стороне листа с отступом от края. Даты, вписанные Андреевым в начале текста (обычно это даты начала работы) или в его середине, приводятся в подстрочных примечаниях.

Независимо от наличия или отсутствия авторской даты в письмах письмо получает также дату редакторскую, которая всегда ставится в начале письма, после фамилии адресата и перед текстом письма. Рядом с датой указывается место отправления письма, также независимо от его наличия или отсутствия в тексте письма. Редакторская дата и указание на место отправления выделяются курсивом. Письма, посланные до 1 февраля 1918 г. из-за рубежа или за рубеж, помечаются двойной датой. Первой указывается дата по старому стилю.

Подписи Андреева под произведением не воспроизводятся, но приводятся в "Комментариях". Под публикуемыми текстами писем, текстами предисловий и деловых бумаг подписи сохраняются.

Письма печатаются с сохранением расположения строк в обращении, датах, подписях.

Иноязычные слова и выражения даются в редакционном переводе в виде подстрочных примечаний под звездочкой и сопровождаются указанием в скобках, с какого языка сделан перевод: (франц.)., (нем.) и т.п.

Тексты приведены в соответствие с современными нормами орфографии, но при этом сохраняются такие орфографические и лексические особенности языка эпохи, которые имеют стилистический смысл, а также языковые нормы, отражающие индивидуальное своеобразие стиля Андреева.

Сохраняются авторские написания, если они определяются особенностями индивидуального стиля. Например: галстух, плеча (в значении "плечи"), колена (в значении "колени"), снурки (в значении "шнурки"), противуположный, пиеса (пиесса), счастие и т.п.

Не сохраняются авторские написания, являющиеся орфографическими вариантами (при наличии нормативного написания, подтвержденного существующими авторитетными источниками): лице (в значении "лицо"), фамилиарный и т.п., а также специфические написания уменьшительных суффиксов имен собственных (Лизанка, Валичка, Маничка) и написание с прописной буквы названий дней недели, месяцев и учреждений (Июль, Суббота, Университет, Гимназия, Суд, Храм и т.п.).

Пунктуация, как правило, везде приведена к современным нормам, а при необходимости исправлена (прежде всего это касается передачи прямой речи). В спорных случаях в подстрочных примечаниях может быть дан пунктуационный вариант.

Не опубликованные при жизни автора произведения даются с сохранением следов авторской работы над текстом, как и самостоятельные редакции (см. ниже).

Текст, существенно отличающийся от окончательного (основного) и образующий самостоятельную редакцию, печатается целиком. Таковым считается текст, общее число разночтений в котором составляет не менее половины от общего объема основного текста, либо (при меньшем количестве разночтений) текст с отличной от основного идейно-художественной концепцией, существенными изменениями в сюжете и т.п.

При подготовке текста, отнесенного к редакциям, должны быть отражены все следы авторской работы над ним.

В случаях, когда этот текст представляет собой завершенную редакцию, он воспроизводится по последнему слою правки с предшествующими вариантами под строкой. В случаях, когда правка не завершена и содержит не согласующиеся между собой разночтения, окончательный текст не реконструируется, а печатается по первоначальному варианту с указанием порядка исправлений под строкой.

В подстрочных примечаниях редакторские пояснения даются курсивом; при цитировании большого фрагмента используется знак тильды (~), который ставится между началом и концом фрагмента.

Слова, подчеркнутые автором, также даны курсивом, подчеркнутые дважды -- курсивом вразрядку.

В подстрочных примечаниях используются следующие формулы:

а) зачеркнутый и замененный вариант слова обозначается так: Было:... В случае, если вычеркнутый автором текст нарушает связное чтение, он не воспроизводится в примечании, а заключается в квадратные скобки непосредственно в тексте;

б) если заменено несколько слов, то такая замена обозначается: Вместо:... -- было ...;

в) если исправленное слово не вычеркнуто, то используется формула: незач. вар. (незачеркнутый вариант);

г) если слово вписано сверху, то используется формула: ... вписано; если слово или группа слов вписана на полях или на другом листе, то: ... вписано на полях: ... вписано на л. ...; если вписанный текст зачеркнут: Далее вписано и зачеркнуто ...

д) если вычеркнутый текст не заменен новым, используется формула: Далее было:... ; если подобный текст является незаконченным: Далее было начато:...

е) если рядом с текстом идут авторские пометы (не являющиеся вставками), то используется формула: На л. ... (на полях) -- помета:...

ж) если цитируемая правка принадлежит к более позднему по сравнению с основным слою, то в редакторских примечаниях используются формулы: исправлено на или позднее (после которых приводится более поздний вариант). Первое выражение обычно используется при позднейшей правке непосредственно в тексте, второе -- при вставках на полях, других листах и т.п. (например: ... -- вписано на полях позднее);

з) если при правке нескольких грамматически связанных слов какое-либо из этих слов по упущению не изменено автором, то оно исправляется в тексте, а в подстрочном примечании дается неисправленный вариант с пометой о незавершенной правке: В рукописи:... (незаверш. правка);

и) если произведение не закончено, используется формула: Текст обрывается.

В конце подстрочного примечания ставится точка, если оно заканчивается редакторским пояснением (формулой) или если завершающая точка имеется (необходима по смыслу) в цитируемом тексте Андреева.

Внутри самого текста отмечены границы листов автографа; номер листа ставится в угловых скобках перед первым словом на данном листе. В необходимых случаях (для понимания общей композиции текста, последовательности разрозненных его частей и т.п.) наряду с архивной приводится авторская нумерация листов (страниц); при этом авторская указывается после архивной, через косую черту, например: (л. 87/13). При ошибочном повторе номера листа после него ставится звездочка, например: (л. 2*).

Редакторские добавления не дописанных или поврежденных в рукописи слов, восстановленные по догадке (конъектуры), заключаются в угловые скобки.

Слова, чтение которых предположительно, сопровождаются знаком вопроса в угловых скобках.

Не разобранные в автографе слова обозначаются: <нрзб.>; если не разобрано несколько слов, тут же отмечается их число, например: (2 нрзб.).

Все явные описки, как правило, исправляются в редакции без оговорок, так же как и опечатки в основном тексте. Однако если попадается описка, которая имеет определенное значение для истории текста (например, в случае непоследовательного изменения имени какого-либо персонажа), исправленное редактором слово сопровождается примечанием с пометой: В рукописи: (после нее это исправленное слово воспроизводится). В случае если отсутствует возможность однозначной корректной интерпретации слова или группы слов, нарушающих связное чтение текста, такие слова не исправляются и сопровождаются примечанием с пометой: Так в рукописи.

В Полном собрании сочинений Л.Н. Андреева приводятся варианты всех авторизованных источников.

Варианты автографов и публикаций, как правило, даются раздельно, но в случае необходимости (при их незначительном количестве и т.п.) могут быть собраны в одном своде.

Основные принципы подачи вариантов (печатных и рукописных) в данном издании таковы. Варианты к основному тексту печатаются вслед за указанием отрывка, к которому они относятся, с обозначением номеров строк основного текста. Вслед за цифрой, обозначающей номер строки (или строк), печатается соответствующий отрывок основного текста, правее -- разделенные косой чертой -- варианты. Последовательность, в которой помещается несколько вариантов, строго хронологическая, от самого раннего к самому позднему тексту. Варианты, относящиеся к одному тексту (связанные с правкой текста-автографа), также, по мере возможности, располагаются в хронологическом порядке (от более раннего к более позднему), при этом они обозначаются буквами а.... б.... и т.д.

В больших по объему отрывках основного или вариантного текста неварьирующиеся части внутри отрывка опускаются и заменяются знаком тильды (~).

Варианты, извлеченные из разных источников текста, но совпадающие между собой, приводятся один раз с указанием (в скобках) всех источников текста, где встречается данный вариант.

В случаях, когда в результате последовательных изменений фрагмент текста дает в окончательном виде чтение, полностью совпадающее с чтением данного фрагмента в основном тексте, этот последний вариант не приводится, вместо него (в конце последнего воспроизводимого варианта) ставится знак ромба (0). При совпадении промежуточного варианта с основным текстом используется формула: как в тексте.

Рукописные и печатные источники текста каждого тома указываются в разделе "Другие редакции и варианты" сокращенно. Они приводятся в перечне источников текста в начале комментариев к каждому произведению. Остальные сокращения раскрываются в соответствующем списке в конце тома.

Справочно-библиографическая часть комментария описывает все источники текста к данному произведению. Порядок описания следующий: автографы и авторизованные тексты; прижизненные публикации (за исключением перепечаток, не имеющих авторизованного характера). При описании источников текста используется общая для всего издания и конкретная для данного тома система сокращений.

При описании автографов указывается: характер автографа (черновой, беловой и т.п.), способ создания текста (рукопись, машинопись и т.п.), название произведения (если оно отличается от названия основного текста), датировка (предположительная датировка указывается в угловых скобках), подпись (если она имеется в рукописи). Указывается местонахождение автографа, архивный шифр и -- если в одной архивной единице содержится несколько разных автографов -- порядковые номера листов согласно архивной нумерации (имеющая иногда место нумерация листов иного происхождения не учитывается).

После перечня источников могут следовать дополнительные сведения о них:

1. Отсутствие автографа, которое обозначается формулой: "Автограф неизвестен".

2. Информация о первой публикации (если она имеет отличия от основного текста, перечисленные ниже), которая обозначается формулой "Впервые:", после которой дается сокращение, использованное в перечне "Источники текста", с необходимыми дополнениями:

а) название произведения, отличное от названия основного текста (включая подзаголовки);

б) посвящение, отсутствующее в основном тексте;

в) подпись при первой публикации (если это псевдоним или написание имени и фамилии отличается от обычного, например: "Л.А.").

3. Сведения об основном тексте и сведения о внесенных в этот текст исправлениях в настоящем издании (обозначаются формулой: "Печатается по ..., со следующими исправлениями по тексту ...", после которой следует построчный список внесенных в основной текст исправлений, а также цензурных и других искажений, конъектур с указанием источников, по которым вносятся изменения).

ПЕТЬКА НА ДАЧЕ

ЧА

(л. 41)

ПЕТЬКА НА ДАЧЕ

Из дачных мотивов¹

Осип Абрамович, парикмахер², поправлял грязную простынку на груди посетителя, затыкал ее пальцами за ворот и кричал отрывисто и резко:

-- Мальчик, воды.

Посетитель, с любопытством рассматривавший в зеркало свою физиономию, замечал, что у него прибавился³ еще угорь на подбородке, косил глаза и видел, как к подзеркальнику протягивалась худая маленькая рука и ставила жестянку с горячей водой. Если он поднимал глаза выше, то видел изображение парикмахера, странное и как будто косое, и замечал быстрый и грозный взгляд, который тот бросал вниз на кого-то, и безмолвное движение губ от неслышного, но выразительного⁴ шепота. Если его брил не сам хозяин Осип Абрамович, а кто-нибудь из подмастерьев, Прокопий или Никита, то шепот становился (л. 42) громким и принимал форму неопределенной угрозы.

-- Вот погоди!

Это значило, что мальчик недостаточно быстро подал горячую воду. "Так их и следует", -- думал посетитель, кривя голову и созерцая перед самими глазами потную руку⁵, у которой три пальца были оттопырены и два другие⁶, липкие и пахучие, осторожно прикасались к щеке и подбородку, пока туповатая бритва со скрипом снимала с лица мыльную пену и жесткую щетину бороды.

В этой парикмахерской, грязной и темной, посетитель был нетребовательный: швейцары, дворники, приказчики⁷, иногда мелкие служащие или рабочие, часто подозрительные лица с опухшими или синеватыми пьяными физиономиями. Невдалеке находился квартал, заполненный домами разврата. Они господствовали над этой местностью и придавали ей особый характер чего-то шумного, грязного и тревожного.

Мальчик, на⁸ которого чаще всего кричали, назывался Петькой и⁹ был самым маленьким из всех служащих. Другой мальчик, Колька, был на два года старше и скоро должен был перейти в подмастерья. Уже и теперь, когда приходил посетитель попроще¹⁰ или (л. 43) Осип Абрамович уходил, а подмастерья ленились, они посылали его стричь и смеялись, когда Кольке приходилось подниматься на цыпочки, чтобы заглянуть на затылок дворника. Но Колька гордился этим и держался как большой: курил папиросы, сплевывая через зубы, ругался скверными словами и даже хвастался Петьке, что пил водку, но, должно быть, врал. Его и били редко и только за то, когда он, услыхав драку на соседней Драчевке, убегал туда и долго не возвращался.

Петьке было десять лет, и он не курил, и не пил водки, и не ругался, хотя знал много скверных слов, и в этом отношении он завидовал товарищу. Когда не было посетителей, они часто садились вдвоем на окно и смотрели на бульвар¹¹, пока Прокопий¹², проводивший где-то ночи и всегда спотыкавшийся от¹³ желания спать, приваливался где-нибудь за перегородкой, а Иван¹⁴ читал "Московский листок" и искал в дневнике происшествий и описаний краж знакомого имени кого-нибудь из посетителей. Оставаясь вдвоем, Колька становился всегда добрее и объяснял товарищу, что значит стричь под польку или бобриком. Часто они садились на окно и смотрели на бульвар, где жизнь начиналась с (л. 44) раннего утра. Деревья бульвара, серые от пыли¹⁵, неподвижно млели¹⁶ под горячим солнцем и давали такую же серую, неохлаждающую тень. На всех скамейках сидели мужчины и женщины, грязно одетые, без платков и картузов, как будто они тут и жили и у них не было другого дома. Лица у всех были¹⁷ наглые и в то же время утомленные. Часто чья-нибудь лохматая голова бессильно клонилась на грудь и тело невольно искало простора для сна, но лечь было негде. По дорожкам ходил¹⁸ ярко-синий сторож и смотрел, чтобы кто-нибудь не развалился на скамейке или на порыжевшей, но такой мягкой, такой прохладной траве. Женщины, всегда одетые более чисто,¹⁹ с узенькими глазами, широкими скулами и хриплым голосом, обнимали мужчин так просто, как будто были одни, иногда кричали на них, иногда тут же пили водку и закусывали. Иногда пьяный мужчина бил такую ж пьяную женщину, она падала, поднималась и снова падала; но никто не вступался за нее. Лица делались оживленнее, зубы оскалялись и все собирались около дерущихся, но когда приближался сторож, все расходились по местам, и оставалась (л. 45) только побитая женщина, плакала и ругалась, и растрепанные ее волосы трепались по песку, а полуобнаженное тело, грязное и желтое при дневном свете, цинично и жалко²⁰ выставлялось наружу. Ее усаживали на дно извозчичьей пролетки, и свесившаяся голова ее болталась, как у мертвой.

Колька знал по именам многих женщин и мужчин и рассказывал о них Петьке грязные истории и смеялся, скаля белые, но уже начавшие портиться от табаку зубы. А Петька удивлялся тому, как он много знает и что²¹ когда-нибудь и он будет такой же. Но пока ему хотелось бы куда-нибудь в другое место.

Дни тянулись удивительно однообразно и похоже друг на друга. И зимою, и летом он видел все те же зеркала, одно²² из которых было кривое и потешное. На стенке<?> были одни и те же картины, изображавшие море и корабль, и посетители были все те же. Зимою и летом не умолкал крик "мальчик, воды", и он подавал ее. Праздников не было. Петька много ел и спал, но ему почему-то все хотелось спать и часто казалось, что все окружающее не правда, (л. 46) а длинный и страшный сон. Он часто разливал воду или не слыхал крика "мальчик, воды" и все худел, хотя ел много, и на стриженой²³ голове у него пошли нехорошие струпья. Даже нетребовательные посетители с брезгливостью смотрели на этого худенького веснушчатого мальчика, у которого глаза всегда сонные, рот полуоткрыт и грязные-прегрязные руки и шея. Около глаз и под носом у него прорезались тоне<нь>кие, точно проведенные иглой, морщинки, и делали его маленькое лицо похожим на старого карлика. Петька не знал, скучно ему или весело, но ему хотелось в другое место, о котором он ничего не мог сказать, где оно и какое оно. Когда его навещала мать, кухарка, он не жаловался, но просил взять его и лениво ел принесенные сласти. Но затем он забывал о своей просьбе и равнодушно прощался с матерью и не спрашивал, когда она²⁴ придет снова.

Так прошло почти три года, но Петька думал, что он всегда жил так.

И вот однажды приехала мать, поговорила о чем-то с О<сипом> А<брамовичем> и сказала Петьке, что его отпускают на две недели и он едет с матерью на дачи, в Царицыно, (л. 47) П<етька> сперва не понял, потом рассмеялся, и лицо покрылось тонкими морщинками, и стал торопить мать. Он не знал, что такое дача, но думал, что это то другое место, куда он всегда хотел.

Вокзал с его торопливою суматохою, грохотом проходящих²⁵поездов, свистками, то густыми, как голос О<сипа> А<брамовича>, то тонкими, как голос его жены,²⁶ торопливыми пассажирами, все идущими и идущими в вагоны, точно им не было конца,²⁷ никогда раньше не был виден Петькою и ошеломил его. Возвратившись к привычкам раннего детства, этот мальчик²⁸, худенький,²⁹довольно высокий для своих лет, в серой гимназической куртке с чужого плеча держался за подол матери, а когда они³⁰ сели в вагон, он высунулся в окно и так и оставался до самого Царицыно. За городом, в поле, он был первый раз в жизни и все было поразительно ново и странно: и то, что можно смотреть так далеко, что лес кажется травкою. Небо³¹ в этом новом мире было удивительно широким, он видел его в свое окно, а когда оборачивался к матери, это же небо виднелось в противуположное окно. Петька точно налился ртутью и вертелся то у своего окна, то перебегал на другую сторону, с доверчивостью кладя плохо отмытую ручонку на плеча и колена незнакомых пассажиров. Какой-то господин, читавший газету и все время (л. 48) зевавший, то ли от чрезмерной усталости, то ли от скуки, раза два неприязненно посмотрел на Петьку, и Надежда поспешила извиниться:

-- Первый раз по чугунке едет, любопытствует.

-- Угу, -- пробурчал господин и уставился в газету. Надежде³²хотелось рассказать этому господину, какой был П<етька> раньше толстый и красный, но у господина лицо было такое злое, что она только про себя вспомнила и поговорила об этом.

Направо от пути раскинулась кочковатая ярко-зеленая от постоянной сырости³³ равнина и отдаленные постройки казались серенькими и игрушечными, а на высоком зеленом берегу стояла такая же игрушечная белая церковь. Когда поезд с звонким лязгом металлических частей³⁴ взлетел на мост³⁵ и точно повис в воздухе над зеркальной водой, Петька даже охнул от испуга и неожиданности и отскочил от окна, но сейчас же вернулся к нему и проводил взглядом убегающую назад реку. Лицо его стало красным от жары и волнения, и в глазах уже не было сонливости. Как будто кто провел горячим утюгом по его лицу и разгладил морщинки и сделал его красным и блестящим.

Дача Надеждиных господ стояла в лесу и на ней даже в (л. 49) самые жаркие дни, когда камни раскалялись, как в печке, воздух был всегда синеватый и прохладный. Первый день Петька вертелся в кухне, около печки, пока Надежда не прогнала и он пошел в лес. Для этого нужно было только перейти дорогу да перепрыгнуть неглубокую³⁶ канавку. В лесу было уже совсем прохладно и не нужно было щурить глаза, как в городе, где³⁷ лучи отражались от мостовой и стен и ослепляли. В городе трудно было ходить и хотелось все³⁸ лежать, а здесь Петька побежал, и так скоро, что мог перегнать конку. Но он не знал о существовании пней и сучьев и через десять шагов растянулся, но подниматься не стал. Земля и трава, когда на них смотреть очень близко, были очень интересны. Ползали по стеблям какие-то букашки, сухие листья и сучья образовывали густую чащу, и вообще внизу был такой же веселый и густой лес, как и наверху. Потом Петька побегал еще, но очень скоро устал и, когда вышел на берег пруда, лег на густую сыроватую траву и почти утонул в ней. Только его маленький веснушчатый носик поднимался над нею. На синем небе не было ни облачка, и оно³⁹ сверкало, как неведомый драгоценный камень, и резало глаза, привыкшие к мягкой тени леса. Вода так же голубела и сверкала на солнце, и по ней около берега быстро скользили какие-то длинные (л. 50) паучки и смешно сталкивались друг с другом.

На четвертый день Петька почувствовал себя на даче как дома и⁴⁰ совсем забыл о городе и О<сипе> А<брамовиче>. Было два происшествия, и одно из них очень неприятное. Когда Петька подошел раз к самому берегу, на него бросилось⁴¹ из воды маленькое, но страшное животное, и Петька насилу убежал от него. Мать сказала, что это лягушка и что она не кусается, но, видимо, она плохо была знакома с этим животным, и Петька не поверил ей. Затем он познакомился с гимназистом, который ловил рыбу, и очень скоро сошелся с ним. Гимназист дал Петьке подержать удочку и потом водил его куда-то далеко купаться.⁴² Петька очень боялся идти в воду, но когда вошел, не хотел выходить из нее и делал вид, что плавает: опускал голову под воду и бил по воде руками, поднимая брызги. Когда он оделся, то был синий от холода и, когда смеялся⁴³, стучал зубами.

-- Смотри-ка! -- растолстел, как чистый купец, -- смеялась Надежда⁴⁴, красная от кухонной жары, и приписывала это тому, что много его кормит. Но Петька ел вовсе не много, но вовсе не потому, что не хотелось, а просто было некогда возиться: нужно было раз пять на день выкупаться⁴⁵, вырезать в лесу удочку и проч. Теперь Петька бегал босой, и это было в тысячу раз приятнее, (л. 51) чем в сапогах: шершавая земля так приятно то жжет, то холодит ногу. Спал только Петька очень плохо, ворочался⁴⁶ и бредил удочками, лягушками, так что мать пригрозилась больше не пускать его на пруд.

На шестой день Петькина пребывания на даче барин привез из города письмо, адресованное "кухарке Надежде", и когда прочел его адресату, адресат заплакал и размазал сажу по всему лицу, так как утирался кухонным⁴⁷ передником. Другой парикмахерский мальчик, Николка⁴⁸, заболел, и О<сип> А<брамович> немедленно требовал Петьку.

Это было уже ввечеру, Петька с двумя господскими девочками играл перед террасой в классики. Это было очень глупое, но интересное занятие, и Петька прыгал на одной ноге с самым серьезным видом и даже надувал щеки, потому что так было легче прыгать. Но он скоро уставал и, несмотря на свои старания, все проигрывал, а девочки звонко смеялись над ним и бегали к матери сообщить:

-- Мама, мама -- Петя опять проиграл.

Петька конфузливо улыбался, п<отому> ч<то> ему совестно было проигрывать таким маленьким девочкам, но он надеялся завтра выиграть. Сперва он пойдет удить рыбу с гимназистом -- нельзя, обещал! -- (л. 52) а потом попрыгает один, и держись тогда Оля и Шурка!

Петька сперва не понял, в чем дело, когда Надежда обняла его со слезами и сказала:

-- Вот что, сынок, надобно ехать.

-- Куда ехать? -- удивился Петька. Про О<сипа> А<брамовича> он забыл, как будто того никогда и не существовало, а другое место⁴⁹, в которое ему всегда хотелось уйти, уже было найдено.

-- К хозяину...

Петька побледнел и растерялся, но сейчас же успокоился.

-- А как же завтра рыбу ловить?⁵⁰

-- Что ж поделаешь. Требует. Миколка заболел, в больницу свезли. Больше, грит, некому. Ты не плачь, может, опять когда-нибудь отпустит, он добрый.

Но Петька и не думал плакать. Чего⁵¹ ж плакать, дело ясное: он не поедет и больше никаких. Смешно требовать, чтобы он поехал опять... туда. Для чего ж он удочки сделал? А может, мать и смеется: она в начале часто грозила хозяином, в шутку конечно.

Когда Петька⁵² наконец понял, что никакой тут шутки нет, он проявил буйные наклонности, которых не подозревали за ним ни О<сип> А<брамович>, ни мать. Он не просто плакал, как плачут (л. 53) порядочные дети, но исступленно⁵³ ревел и даже катался по земле, как те пьяные женщины на бульваре. Надежде пришлось даже слегка отшлепать его, и это в конце концов помогло. Петька успокоился и вечером не пошел даже смотреть, как катаются на лодке нарядно одетые господа.

На другой день, рано утром, Петька ехал в Москву. Опять перед ним мелькали зеленые поля, еще серые от росы, но только убегали не в ту сторону, что раньше, а в противуположную. Петька не вертелся и почти не смотрел в окно, а сидел такой тихонький и скромный⁵⁴, и подержанная гимназическая курточка снова облекала его худенькое тело и жгла его. Глаза были сонливы, и тонкие морщинки, как у старого человека, ютились около глаз и под носом. Вот загудел последний свисток паровоза, вот они вышли⁵⁵ <на> шумную улицу, и большой⁵⁶ жадный⁵⁷ город равнодушно⁵⁸ проглотил свою маленькую жертву.⁵⁹

-- Ты удочку спрячь, -- сказал Петька, когда мать довела его до парикмахерской.

-- Спрячу, сынок, спрячу. Может, еще приедешь.

И снова в грязной и душной парикмахерской слышался отрывистый крик "мальчик, воды!" и посетитель⁶⁰ видел⁶¹, как к подзеркальнику протягивалась маленькая грязная рука, и слышал неопределенно угрожающий шепот: вот погоди! А на бульваре под серой тенью серых деревьев⁶² пели песни, и ссорились, и дрались пьяные женщины и (л. 54)⁶³ мужчины.

7 июля⁶⁴

Богатство и сила новых впечатлений, лившихся на Петьку и снизу, и сверху, смяли его маленькую и робкую душонку. В противуположность дикарям минувших лет, терявшимся при переходе из пустыни в город, этот новый современный дикарь, вырванный из объятий каменных громад города, чувствовал себя беспомощным и слабым перед лицом природы. И оживленный шум леса, темного, задумчивого и страшного в его мнимой бесконечности, и светлые зеленые поляны, веселые, точно поющие всеми своими яркими цветами, и такие⁶⁵ добрые; и беспредельный простор синего неба, сверкающего как неведомый драгоценный⁶⁶ камень, -- все это волновало и пугало Петьку, заставляло его вздрагивать и бледнеть. Для него все это было живым, и мыслящим, и имеющим волю. Леса он боялся, полянки любил и хотел бы приласкать их, а небо звало его к себе и смеялось, как мать. В глубину чащи П<етька> так и не решился заглянуть, а бродил больше по опушке и по лесистому берегу пруда. Тут он, утомленный, разваливался на густой сыроватой траве и почти утопал в ней. Только его маленький веснушчатый носик поднимался над ее зеленою поверхностью. В эти первые дни (л. 55) П<етька> часто возвращался домой к матери, терся около нее, и когда барин спрашивал его, хорошо ли на даче, конфузливо⁶⁷ улыбался и отвечал:

-- Хорошо.

И он снова шел к грозному лесу и тихой воде и словно допрашивал их о чем-то.

Но прошло еще три дня, и П<етька> вступил в полное соглашение с природой. Это⁶⁸ произошло при содействии гимназиста Мити из "Старого Царицына". У этого Мити лицо было смугло-желтое, как вагон второго класса, а волосы на макушке стояли торчком и совсем побелели -- так выжгло их солнце⁶⁹. Он ловил в пруде рыбу, когда П<етька> увидел его, и бесцеремонно вступил с ним в беседу и сошелся с ним так скоро, что это было просто удивительно. Он дал Петьке подержать удочку и потом повел его куда-то далеко купаться.

¹ Далее было (с абзаца): -- Мальчик, воды! -- кричал Осип Абрамыч резко и отрывисто, поправляя грязную салфетку, простынку на груди посетителя (незач. вар.)

² парикмахер вписано.

³ В рукописи: прибавилась

⁴ но выразительного вписано.

⁵ Вместо: потную руку -- было: а. потные пальцы б. липкие растопыренные пальцы

⁶ Далее было начато: пах<учие?>

⁷ приказчики вписано.

⁸ на вписано.

⁹ Далее было: а. отдан был два года тому назад б. был привезен пря(мо) ¹⁰ Далее было: Колька стриг ег<о>

¹¹ Далее было: на кото<ром?>

¹² Далее было: вечно недосы>павший>

¹³ Далее было начато: бес<сонницы??

¹⁴ Далее было: уходил

¹⁵ Далее было: стояли<?>

¹⁶ Было: протягивали (незач. вар.)

¹⁷ Далее было начато: гр<убые?>

¹⁸ Далее было: весь<?>

¹⁹ Далее было: но<?>

²⁰ и жалко вписано.

²¹ что вписано.

²² Далее было начато: посетит<елей?>

²³ стриженой вписано.

²⁴ Далее было: возьмет

²⁵ проходящих вписано.

²⁶ Текст: то густыми ~ его жены, -- вписан на л. 46 об.

²⁷ точно им не было конца, вписано.

²⁸ мальчик вписано.

²⁹ Далее было: но

³⁰ Далее было начато: вош<ли>

³¹ Далее было начато: бы<ло>

³² В рукописи описка: Пелагее

³³ от постоянной сырости вписано.

³⁴ Далее было: вскочил

³⁵ Далее было:, и глубоко внизу

³⁶ неглубокую вписано.

³⁷ Далее было: ослепляли яркие

³⁸ все вписано.

³⁹ Далее было: казалось глубоким

⁴⁰ Далее было: начал не бояться

⁴¹ Далее было: лягушка

⁴² Напротив текста: Затем он ~ далеко купаться. -- на л. 49 об. вписано позднее: бродили в развалинах дворца, где было так тихо и страшно. Вечером Петька ходил по плотине и смотрел, как нарядные господа со смехом и веселыми криками садятся в лодку и та медленно рассекает зеркальную воду, и отражения деревьев колеблются, точно по ним пробежал ветер, (ср.: ОТ, стк. 236-242; 260-264)

⁴³ когда смеялся вписано.

⁴⁴ В рукописи описка: Настасья

⁴⁵ Было начато: ис<купаться>

⁴⁶ ворочался вписано.

⁴⁷ кухонным вписано.

⁴⁸ Было: Кол<ь>ка

⁴⁹ Вместо: другое место -- было: другого места

⁵⁰ Далее было: Я обещал Мите <нрзб.>

⁵¹ Было начато: Д<ело>

⁵² Далее было начато: дейст<вительно>

⁵³ исступленно вписано.

⁵⁴ Далее было: в своей

⁵⁵ Далее было:... (с абзаца) И город проглотил свою маленькую жертву.

⁵⁶ большой вписано.

⁵⁷ Было: шумный (вписано и зачеркнуто)

⁵⁸ равнодушно вписано.

⁵⁹ Текст: Вот загудел ~ маленькую жертву. -- вписан на л. 52 об.

⁶⁰ Было: посетителю

⁶¹ Было: виделось

⁶² под серой тенью серых деревьев вписано.

⁶³ На л. 52 об. вписано позднее: Мимо проезжал обоз, и голоса мальчиков тонули в его мощном громыхании. Равнодушный, большой город спал, но тревожен и нехорош был его сон. (ср.: ОТ, стк. 199-229; финал рассказа)

⁶⁴ Следующий далее текст вписан позднее (ср.: ОТ, стк. 346-347).

⁶⁵ такие вписано.

⁶⁶ драгоценный вписано.

⁶⁷ конфузливо вписано.

⁶⁸ В рукописи: Этому (незач. вар.); далее было начато: содейст<вовало>

⁶⁹ Вместо: совсем побелели -- так выжгло их солнце -- было: желтели, как созревающая рожь (незач. вар.)

Варианты прижизненных изданий (ЖДВ, Зн, Пр)

¹⁸ Михаила / Михайло (ЖДВ, Зн, Пр)

³³ глазками / глазами (ЖДВ, Зн, Пр)

⁶⁰ Михаила / Михайло (ЖДВ, Зн, Пр)

⁸⁵ или молоденькие / или совсем молоденькие (ЖДВ, Зн, Пр)

^87-88 одни, иногда / одни (ЖДВ, Зн)

¹²¹ а длинный / а один длинный (ЖДВ, Зн)

¹²⁶ рот полуоткрытый / рот полуоткрыт (ЖДВ, Зн)

¹³⁸ таким образом / таким манером, (ЖДВ)

¹⁹⁵ сонными / сонливыми (ЖДВ)

¹⁹⁹ Петькина пребывания / Петькиного пребывания (ЖДВ, Зн, Пр)

²⁰¹ В противоположность / в противуположность (ЖДВ, Зн)

²⁶⁹ речь идет / речь в письме идет (ЖДВ, Зн, Пр)

²⁹⁷ высохнуть, превратилась в призрак. / подсохнуть, только обмотанная серой от воды ниткой, превратилась в призрак. (ЖДВ)

³¹³ в сад Дипмана; / в сад Динмана (ЖДВ) / в сад Дигмана (Зн, Пр)

³¹⁸ в противоположную / в противуположную (ЖДВ, Зн)

³¹⁹ из-за ворота / и из-за ворота (ЖДВ)

Рассказ был написан в июле 1899 г. (дошедший до нас ЧА был закончен 7 июля, а уже 30-го автор отправляет новую его версию в редакцию). Правка в ЧА имеет два слоя. Позднейший слой использован при создании следующей редакции; он близок к ОТ, хотя и не полностью совпадает с ним. Но именно работа над вторым слоем позволяет Андрееву найти ряд существенных деталей, важных для печатной редакции. Это сравнение Петьки с современным дикарем, который чувствует себя "беспомощным и слабым перед лицом природы", новый вариант финала, основанный на ночном разговоре двух мальчиков, и др.

Публикация рассказа в популярном и многотиражном "Журнале для всех" -- важный момент в развитии литературной карьеры начинающего беллетриста, которьш до этого времени печатался только на страницах "Курьера" и "Московского вестника". Этой публикации немало способствовал Горький, который уже в апреле 1898 г., после появления "Баргамота и Гараськи", рекомендовал редактору журнала B.C. Миролюбову обратить внимание на молодого автора (см.: Горький. Письма. Т. 1. С. 253). 14 апреля 1899 г. Горький после встречи с Ми-ролюбовым в Ялте телеграммой предлагает Андрееву послать "немедленно хороший рассказ" для журнала (Там же. С. 326). Андреев исполняет это пожелание только 30 июля; посылая "Петьку на даче" Миролюбову, он пишет: "Простите, что я так не скоро отозвался на любезное предложение работать в Вашем журнале, переданное мне Алексеем Максимович(ем). Виной тому была моя болезнь, вследствие которой я три месяца не брался за перо и начал работать только в июле. Прошу Вас, не отнеситесь строго к предлагаемой вещице, главное достоинство которой то, что она готова <...>" (ЛА5. С. 72). Позднее, в начале 1902 г., М. Горький советовал Андрееву включить "Петьку на даче" (единственное из ранних произведений) в новое, дополненное издание его "Рассказов" (см.: Горький. Письма. Т. 3. С. 21), что и было сделано автором.

Рассказ имеет реально-жизненную основу -- его источником были воспоминания однофамильца писателя, И.А. Андреева, о своих детских годах, проведенных "в людях", в учениках у цирюльника, известного московского парикмахера (см.: Гиляровский В.А. Москва и москвичи. М., 1935. С. 226-227). В рассказе также отражены впечатления от проживания Андреева в подмосковном дачном месте Царицыно (ныне район Москвы), куда он выезжал начиная с лета 1896 г.

К. Сараханов назвал "Петьку на даче" "прелестной вещью"; в его отзыве, ограничивающемся в основном пересказом сюжета, подчеркнут драматизм истории мальчика из парикмахерской, лишь на короткое время получившего возможность "развертывать свою детскую натуру на гостеприимном лоне природы" (Сараханов К. Литературные очерки: О г. Леониде Андрееве // Саратовский листок. 1902. 26 апр. (No 88). С. 2.).

Были также и негативные отзывы о рассказе. Так, Н. Соколов находил, что "некоторые сцены в произведениях Андреева поражают своей деланностью и самый реализм его придуман и нереален. <...> в рассказе "Петька на даче" загоревшее лицо ребенка сравнивается с цветом вагона 2-го класса. Нехарактерность, придуманность этого сравнения бросается в глаза. <...> Обуреваемый декадентскими образами, порождаемыми его больным воображением, Андреев не может возвыситься до создания типа. Мы не видим в его произведениях ни одного живого лица, ни одного художественного образа. Все его герои -- о. Игнатий, Сергей Петрович, <...> Хижняков, Петька, дьякон, все это призраки, ходячие символы, далекие от природы и художественной правды" (Н.С. [Соколов Н.]. Современные кумиры // Антиквар. СПб., 1902. No 7. С. 215,216). А. Ефимов определил "Петьку на даче" как рассказ "слабый и растянутый" (Живописное обозрение. 1902. Окт. С. 1577).

По мнению Н.Д. Урусова, этот рассказ выделяется тем, что Андреев, обычно бесстрастно, "объективно" повествующий о страданиях одиноких и бессильных слиться с окружающей жизнью людей, здесь проникается "нескрываемым сочувствием" к своему герою. Этот редкий для писателя пафос прямого сопереживания заставляет и читателя проникаться "любовью и сожалением к этим будущим людям, которых так грубо коверкает наша столичная жизнь", и выносить "грустное чувство от этой картины жалкой жизни жалких детей" (Урусов. С. 26, 27).

Н.Геккер, напротив, настаивал на рассмотрении рассказа Андреева в оптимистическом ключе: "Что может быть безотраднее этой маленькой, в самом начале загубленной жизни, и однако же, выносите вы из чтения не отчаяние и безверие, а какую-то теплоту и что-то хорошее, нечто вас поддерживающее и возвышающее, и это нечто может быть если не формулировано, то сведено к выводу: Петька еще не погиб, ибо он завещал матери: "Ты удочку спрячь!" -- и его надо непременно вернуть на дачу, отдать его полям, лесу и озерам." Но если это невозможно, останется ему спасением однажды изведанное счастье: оно не допустит его до окончательного падения..." (Геккер 1903.-- С. 11).

В каком-то отношении ему близок В.Ф. Боцяйовский, который обращается к рассказу для подтверждения своей мысли о том, что пессимизм Андреева не является таким уж безысходным, как утверждают его критики, ибо, читая книгу его рассказов, можно заметить, что "по густо-черному фону ее страниц нет-нет да сверкнет задушевная, горячая и яркая искра того, что можно назвать жизнью или, вернее, любовью к настоящей, не зоологической только жизни, теплая, горячая, но отрадная слеза. <...> Разве не ужасна жизнь этого несчастного Петьки, обреченного провести лучшие свои детские годы в темном подвале парикмахерской, и разве не восторг перед жизнью несколько недель, проведенных тем же Петькой на даче, на лоне природы? Прочтя этот рассказ, так и хочется сказать:

-- Нет, жизнь прекрасна, жизнь великолепна. Портим мы ее сами, мы не умеем ее искать, иногда сознательно, иногда бессознательно ищем ее не там, где она есть на самом деле, сами бежим от нее" (Боцяновский 1903. С. 56-57).

Выражая иную точку зрения, И.П. Баранов писал, что среди прочих рассказов Андреева о детях "гораздо больший психологический" интерес представляет рассказ "Петька на даче". Здесь уже много яснее звучит та господствующая нота г. Андреева, которая так необычно развилась и вскоре сделалась главнейшим мотивом его интенсивного творчества. Петька -- это маленький человек, к которому лучше всего подходит определение самого писателя: "современный дикарь". Та совершенно бессознательная лямка, которую изо дня в день тянул этот бледный, худой, бессочный мальчик, делает его именно типичным дикарем нашего века и нашей полосы земного шара" (Баранов 1907. С. 15). "Вместе с тонким знанием психологии современного дикаренка, -- писал критик, -- г. Андреев в этом рассказе раскрывает перед нами и свою душу; в вере ребенка, как на весьма удобном фоне, он резко оттеняет свое пессимистическое безверие. Разве вы, читатель, не слышите здесь голоса писателя: "Но мы ведь не Петька, нас воображение не обманет, и горе нам, раз увидевшим свободу и счастье и бессмысленным, жестоким произволом "загадочной и безумно-злой силы" снова водворенным в стенах жалкой "парикмахерской", лишенной свежего воздуха"" (Там -- же. С. 17). Критик отмечал также, что "те глубокие, болезненно тоскующие искания человеческой души", которые представлены в рассказе "Петька на даче", уже содержат начала других мотивов творчества Андреева, которым суждено было проявиться в его дальнейших произведениях (Там же. С. 16).

При жизни автора рассказ был переведен на немецкий (1902 дважды, 1905), болгарский (1903, 1904), французский (1903, 1909 дважды), хорватский (1904, 1913), финский (1906), японский (1906, 1909), английский (1910, 1915 дважды), сербский (1911), нидерландский (1919) языки, а также на идиш (1919) и иврит (1919).

"Петька на даче" -- едва ли не единственное произведение Андреева, которое чрезвычайно часто переиздавалось в Советском Союзе в сборниках рассказов для детей даже в период полного забвения имени писателя (начало 1930 -- начало 1950-х годов).

С. 163. "Московский листок" -- популярная газета, издававшаяся с 1881 по 1918 г. Н.И. Пастуховым и ориентированная на восприятие городских низов.

С. 167. ...лицо было смугло-желтым, как вагон второго класса... -- Железнодорожные вагоны того времени различались по окраске: синими были вагоны первого класса, желтыми -- второго, зелеными -- третьего.

...развалины дворца... -- Имеются в виду развалины недостроенного дворцово-паркового ансамбля в Царицыне, который возводился в 1776-1785 гг. по проекту архитектора В.И. Баженова, но не понравился Екатерине II. Последующая перестройка его М.Ф. Казаковым также не была завершена.

С. 169. Сад Дипмана -- общественный сад в Царицыне.

УСЛОВНЫЕ СОКРАЩЕНИЯ

ОБЩИЕ¹

¹ В перечень общих сокращений не входят стандартные сокращения, используемые в библиографических описаниях, и т.п.

Б.д. -- без даты

Б.п. -- без подписи

незач. вар. -- незачеркнутый вариант

незаверш. правка -- незавершенная правка

не уст. -- неустановленное

ОТ -- основной текст

Сост. -- составитель

стк. -- строка

АРХИВОХРАНИЛИЩА

АГ ИМЛИ -- Архив A.M. Горького Института мировой литературы им. A. M. Горького РАН (Москва).

ИРЛИ -- Институт русской литературы РАН (Пушкинский Дом). Рукописный отдел (С.-Петербург).

ООГЛМТ -- Орловский объединенный государственный литературный музей И.С. Тургенева. Отдел рукописей.

РАЛ -- Русский архив в Лидсе (Leeds Russian Archive) (Великобритания).

РГАЛИ -- Российский государственный архив литературы и искусства (Москва).

РГБ -- Российская государственная библиотека. Отдел рукописей (Москва).

Hoover -- Стэнфордский университет. Гуверовский институт (Стэнфорд, Калифорния, США). Коллекция Б.И. Николаевского (No 88).

ИСТОЧНИКИ

Автобиогр. -- Леонид Андреев (Автобиографические материалы) // Русская литература XX века (1890-1910) / Под ред. проф. С.А. Венгерова. М.: Изд. т-ва "Мир", 1915. Ч. 2. С. 241-250.

Баранов 1907 -- Баранов И.П. Леонид Андреев как художник-психолог и мыслитель. Киев: Изд. кн. магазина СИ. Иванова, 1907.

БВед -- газета "Биржевые ведомости" (С.-Петербург).

БиблА1 -- Леонид Николаевич Андреев: Библиография. М., 1995. Вып. 1: Сочинения и письма / Сост. В.Н. Чуваков.

БиблА2 -- Леонид Николаевич Андреев: Библиография. М., 1998. Вып. 2: Литература (1900-1919) / Сост. В.Н. Чуваков.

БиблА2а -- Леонид Николаевич Андреев: Библиография. М., 2002. Вып. 2а: Аннотированный каталог собрания рецензий Славянской библиотеки Хельсинкского университета / Сост. М.В. Козьменко.

Библиотека Л.Н. Толстого -- Библиотека Льва Николаевича в Ясной Поляне: Библиографическое описание. М., 1972. [Вып.] I. Книги на русском языке: А-Л.

Боцяновский 1903 -- Боцяновский В.Ф. Леонид Андреев: Критико-биографический этюд с портретом и факсимиле автора. М.: Изд. т-ва "Литература и наука", 1903.

Геккер 1903 -- Геккер Н. Леонид Андреев и его произведения. С приложением автобиографического очерка. Одесса, 1903.

Горнфельд 1908 -- Горнфельд А.Г. Книги и люди. Литературные беседы. Кн. I. СПб.: Жизнь, 1908.

Горький. Письма -- Горький М. Полн. собр. соч. Письма: В 24 т. М.: Наука, 1997--.

Дн1 -- Андреев Л.Н. Дневник. 12.03.1890-30.06.1890; 21.09.1898 (РАЛ. МБ. 606/Е.1).

Дн2 -- Андреев ЛЛ. Дневник. 03.07.1890-18.02.1891 (РАЛ. MS.606/E.2).

Дн3 -- Андреев Л.Н. Дневник. 27.02.1891-13.04.1891; 05.10.1891; 26.09.1892 (РАЛ. MS.606/ Е.3).

Дн4 - Андреев Л.Н. Дневник. 15.05.1891-17.08.1891 (РАЛ. MS.606/ E.4).

Дн5 -- Андреев Л. Дневник 1891-1892 гг. [03.09.1891-05.02.1892] / Публ. Н.П. Генераловой // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1991 г. СПб., 1994. С. 81-142.

Дн6 -- "Дневник" Леонида Андреева [26.02.1892-20.09.1892] / Публ. H Л. Генераловой // Литературный архив: Материалы по истории русской литературы и общественной мысли. СПб., 1994. С. 247-294.

Дн7 -- Андреев Л.Н. Дневник. 26.09.1892-04.01.1893 (РАЛ. MS.606/E.6).

Дн8 -- Андреев Л.Н. Дневник. 05.03.1893-09.09.1893 (РАЛ. MS.606/E.7).

Дн9 -- Андреев Л.Н. Дневник. 27.03.1897-23.04.1901; 01.01.1903; 09.10.1907 (РГАЛИ. Ф. 3290. Сдаточная опись. Ед.хр. 8).

Жураковский 1903а -- Жураковский Е. Реально-бытовые рассказы Леонида Андреева // Отдых. 1903. No 3. С. 109-116.

Жураковский 1903б -- Жураковский Е. Реализм, символизм и мистификация жизни у Л. Андреева: (Реферат, читанный в Московском художественном кружке) // Жураковский Е. Симптомы литературной эволюции. Т. 1. М., 1903. С. 13-50.

Зн -- Андреев Л.Н. Рассказы. СПб.: Издание т-ва "Знание", 1902-1907. T. 1--4.

Иезуитова 1967 -- Иезуитова Л.А. Творчество Леонида Андреева (1892-1904): Дис.... канд. филол. наук. Л., 1976.

Иезуитова 1976 -- Иезуитова Л.А. Творчество Леонида Андреева (1892-1906). Л., 1976.

Иезуитова 1995 -- К 125-летию со дня рождения Леонида Николаевича Андреева: Неизвестные тексты. Перепечатки забытого. Биографические материалы / Публ. Л.А. Иезуитовой // Филологические записки. Воронеж, 1995. Вып. 5. С. 192-208.

Измайлов 1911 -- Измайлов А. Леонид Андреев // Измайлов А. Литературный Олимп: Сб. воспоминаний о русских писателях. М., 1911. С. 235-293.

К -- газета "Курьер" (Москва).

Кауфман -- Кауфман А. Андреев в жизни и своих произведениях // Вестник литературы. 1920, No 9 (20). С. 2-4.

Коган 1910 -- Коган П. Леонид Андреев // Коган П. Очерки по истории новейшей русской литературы. Т. 3. Современники. Вып. 2. М.: Заря, 1910. С. 3-59.

Колтоновская 1901 -- Колтоновская Е. Из жизни литературы. Рассказы Леонида Андреева // Образование. 1901. No 12. Отд. 2. С. 19-30.

Кранихфельд 1902 -- Кранихфельд В. Журнальные заметки. Леонид Андреев и его критики // Образование. 1902. No 10. Отд. 3. С. 47-69.

Краснов 1902 -- Краснов Пл. К. Случевский "Песни из уголка"; Л. Андреев. Рассказы // Литературные вечера: (Прилож. к журн. "Новый мир"). 1902. No 2. С. 122-127.

ЛА5 -- Литературный архив: Материалы по истории литературы и общественного движения / Под ред. К.Д. Муратовой. М.; Л.: АН СССР, 1960.

ЛН72 -- Горький и Леонид Андреев: Неизданная переписка. М.: Наука, 1965 (Литературное наследство. Т. 72).

МиИ2000 -- Леонид Андреев. Материалы и исследования. М.: Наследие, 2000.

Михайловский 1901 -- Михайловский Н.К. Рассказы Леонида Андреева. Страх смерти и страх жизни // Русское богатство. 1901. No 11. Отд. 2. С. 58-74.

Неведомский 1903 -- Неведомский М. [Миклашевский М.П.] О современном художестве. Л. Андреев // Мир Божий. 1903. No 4. Отд. 1. С. 1-42.

HБ -- журнал "Народное благо" (Москва).

HP -- Андреев Л.Я. Новые рассказы. СПб., 1902.

Пр -- Андреев Л.Н: Собр. соч.: [В 13 т.]. СПб.: Просвещение, 1911-1913.

OB -- газета "Орловский вестник".

ПССМ -- Андреев Л.Н.-- Полн. собр. соч.: [В 8 т.]. СПб.: Изд-е т-ва А.Ф. Маркс, 1913.

Реквием -- Реквием: Сб. памяти Леонида Андреева / Под ред. Д.Л. Андреева и В.Е. Беклемишевой; с предисл. ВЛ. Невского М.: Федерация, 1930.

РЛ1962 -- Письма Л.Н. Андреева к A.A. Измайлову / Публ. В. Гречнева // Рус. литература. 1962. No 3. С. 193-201.

Родионова -- Родионова Т.С. Московская газета "Курьер". М., 1999.

СРНГ -- Словарь русских народных говоров. М.; Л., 1965-- . Вып. 1-- .

Т1¹ -- РГАЛИ. Ф. 11. Оп., 4. Ед.хр. 3. + РАЛ. MS.606/ В.11; 17 (1897 -- начало осени 1898).

¹ Т1-Т8 -- рабочие тетради Л.Н.Андреева. Обоснование датировок тетрадей см. с. 693.

Т2 -- РГАЛИ. Ф. 11. Оп. 4. Ед.хр. 4. (Осень 1898., до 15 нояб.).

Т3 -- РГБ. Ф. 178. Карт. 7572. Ед.хр. 1 (7 дек. 1898 -- 28 янв. 1899).

T4 -- РГАЛИ. Ф. 11. Оп. 4. Ед.хр. 1 (18 июня -- 16 авг. 1899).

Т5 -- РГАЛИ. Ф. 11. Оп. 4. Ед.хр. 2 (конец августа -- до 15 окт. 1899).

Т6 -- РАЛ. MS.606/ А.2 (15-28 окт. 1899).

Т7 -- РАЛ. MS.606/ A.3 (10-19 нояб. 1899).

Т8 -- РАЛ. MS.606/ A.4 (14 нояб. 1899 -- 24 февр. 1900).

Урусов -- Урусов Н.Д., кн. Бессильные люди в изображении Леонида Андреева: (Критический очерк). СПб.: Типогр. "Общественная польза", 1903.

Фатов -- Фатов H.H. Молодые годы Леонида Андреева: По неизданным письмам, воспоминаниям и документам. М., Земля и фабрика, 1924.

Чуносов 1901 -- Чуносов [Ясинский И.И.]. Невысказанное: Л. Андреев. Рассказы. СПб., 1901 // Ежемесячные сочинения. СПб., 1901. No 12. С. 377-384.

Шулятиков 1901 -- Шулятиков В. Критические этюды. "Одинокие и таинственные люди": Рассказы Леонида Андреева // Курьер. 1901. 8 окт. (No 278). С. 3.

S.O.S. -- Андреев Л. S.O.S.: Дневник (1914-1919). Письма (1917-1919). Статьи и интервью (1919). Воспоминания современников (1918-1919) / Под ред. и со вступит. Р. Дэвиса и Б. Хеллмана. М; СПб., 1994.

Андреев Леонид Николаевич
Петька на даче

Леонид Андреев

Петька на даче

Комментарий

Другие редакции и варианты

ПЕТЬКА НА ДАЧЕ

КОММЕНТАРИИ

Комментарии: 30, последний от 31/05/2020. Андреев Леонид Николаевич (yes@lib.ru) Год: 1899 Обновлено: 24/04/2018. 81k. Статистика. Рассказ: Проза Рассказы	Скачать FB2 Оценка: *4.20643** Ваша оценка:

Андреев Леонид Николаевич Петька на даче

Леонид Андреев

Петька на даче

Комментарий

Другие редакции и варианты

ПЕТЬКА НА ДАЧЕ

КОММЕНТАРИИ

Андреев Леонид Николаевич
Петька на даче