Амфитеатров Александр Валентинович
Жемчужников

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   Амфитеатров А.В. Собрание сочинений. В 10 т. Т. 10. Книга 2. Мемуары Горестные заметы: Воспоминания. Портреты. Записная книжка. Пародии. Эпиграммы
   M.: НПК "Интелвак", ОО "РНТВО", 2003.
   

ЖЕМЧУЖНИКОВ *)

   *) Сохраняю в новом издании этот беглый и, по существу, устаревший юбилейный очерк потому, что он нравился в свое время самому А.М. Жемчужникову. 1907
   
   Юбилей A.M. Жемчужникова, конечно, не принадлежит к числу тех громких общественных явлений, которые взвинчивают толпу до энтузиазма, а текущую литературу и журналистику переполняют кликушеством истерических славословий, гласами трубными и бряцанием кимвалов. Зато юбилей этот, справленный скромно и сдержанно, нашел в каждом русском сердце, не чуждом любви к родине и ее живому слову, тихий, но почтительный и благодарный отклик, полный искреннейшего сочувствия и давней, теплой симпатии как к самому юбиляру, так и к его седой, но бодрой и юной сердцем старушке-музе. Пред этими почтенными сединами невольно обнажаются и склоняются головы, точно мимо в крестном ходе икону несут, -- чтимую, историческую икону, пред которою, веруешь или не веруешь, а шляпу снять надо.
   Если хотите, юбилей A.M. Жемчужникова -- праздник не столько литературы русской, сколько русской гражданственности, которой маститый поэт и в жизни своей, и в писаниях всегда был высоким образцом, не только достойным всеобщего подражания, но даже,-- по духовной цельности, по нравственному изяществу своему, -- к подражанию трудным. A.M. Жемчужников -- поэт не великий и даже, быть может, не большой. Он сам прекрасно понимал это всю свою жизнь и с трогательным прямодушием признал это в своей автобиографии. "Когда в эпоху новых веяний я вышел в отставку именно с тем, чтобы иметь право и возможность мыслить и чувствовать с большею свободою и независимостью, во мне родилось сомнение в дельности моих литературных занятий. Мне казалось, что мои стихи никому не нужны в такое серьезное время. Поэзия на "гражданские мотивы" была бы очень уместна в эпоху пробуждения ума и совести. Я сознавал все высокое ее значение, и меня к ней тянуло; но эти песни пел тогда Некрасов. Они были так сильны и оригинальны, что тягаться с ними я, конечно, не мог, а вторить им, хотя бы и не фальшивя, было бы излишне. С другой стороны, так называемая "чистая" поэзия, отрешенная от злобы дня, -- возвышенна и прекрасна всегда. Такого времени, когда она могла бы оказаться ненужной, не бывает. Но я чувствовал, что моя муза не обладает ни лиризмом, ни красотою, которые я почитал необходимыми принадлежностями чистой поэзии. В то время мои недостатки оказались бы еще заметнее. Вот почему я тогда почти бросил писать стихи". Это прекрасное сознание, продиктованное на редкость трезвою автокритикою, -- не единственное. Как молодым, тридцатилетним человеком, A.M. Жемчужников сумел обуздать в себе стихотворный зуд и раздражение пленной мысли, потому что рядом с соловьиною мощью богатыря Некрасова не хотел петь чижиком, так и восьмидесятилетним старцем, он с завидным мужеством задал себе вопрос: "Не довольно ли? -- и ответил: Да, довольно". Ответил даже с чрезмерною строгостью к себе, потому что не может уверять, будто его песня спета, поэт, способный написать, напр<имер>, такую прелесть:
   
   Так прочен в сердце и в мозгу
   Высокий строй эпохи прошлой,
   Что с современностию пошлой
   Я примириться не могу.
   
   Но я, бессильный, уж не спорю;
   И, вспоминая старину,
   Не столь волнуюсь и кляну,
   Как предаюсь тоске и горю.
   
   Что я? Певец былых кручин;
   Скрижалей брошенных обломок;
   В пустынном доме, в час потемок,
   Я -- потухающий камин.
   
   То треск огня совсем затихнет,
   Как будто смерть его пришла;
   То дрогнет теплая зола
   И пламя снова ярко вспыхнет.
   
   Тогда тревожно по стенам
   Толпой задвигаются тени
   И лица прежних поколений
   Начнут выглядывать из рам.
   
   Это написано на 78-м году жизни!.. "Вы, нынешние, -- ну-тка..."
   Автокритика и строгое отношение к целям стихотворства создали из A.M. Жемчужникова явление, совершенно особняком поставленное на современном российском Парнасе. Бывают поэты мысли, поэты чувства, поэты формы, -- Жемчужников мог бы по праву назвать себя поэтом дела. И дела большого, широкого, общественного, в полном объеме и в лучшем смысле этого слова. Гражданская лира Жемчужникова, -- он прав был в ее оценке -- совсем не наследница титанических стонов "музы мести и печали". В ней нет страстного некрасовского темперамента, равно могучего и в воплях скорби, и в историческом хохоте сатиры. Некрасов был певцом великой исторической ломки, а Жемчужников -- из тех людей, которые на расчищенных ломкою пустырях уже начали строить полезные и благие здания будущего русского прогресса и тщательно оберегали стройку свою от алчных и враждебных покушений против нее разных злецов и обскурантов, имя же им легион. Жемчужников гораздо "светлее" Некрасова, положительнее его и доверчивее. Он -- натура цельно верующая, без разлада с собой. Некрасов -- это весь русский "перелом", со всеми его хорошими и дурными сторонами, со всею его правдою и со всем самообманом. Жемчужников -- казовая сторона "перелома", благой и радостный вестник его благих, гуманных теорий...
   
   Названье мне дано поэта-гражданина
   Зато, что я один про доблесть песни пел;
   Что был глашатаем забытых старых истин
   И силен был лишь тем, хотя и стар, и слаб,
   Что в людях рабский дух мне сильно ненавистен
   И я сам с юности не раб.
   
   В этом глашатайстве доблести и забытых, старых истин и заключается главная заслуга Жемчужникова, так многозначительно осмыслившая теперь его юбилей. Старые истины эти -- идеи, создавшие реформы императора Александра II. Недаром же A.M. Жемчужников в течение почти всей жизни своей был связан нежнейшею дружбою с одним из замечательнейших представителей этой священной эпохи -- В. А. Арцимовичем, человеком, о котором люди, знавшие его, до сих пор не могут говорить спокойно, без трепета в голосе, без умиленных слез. "Перед святынею добра неугасимая лампада!" -- назвал Арцимовича Жемчужников, часто обращающийся к памяти его со своим дружеским прочувствованным стихом. Чувствуется, что этот друг -- яркий пламенник любви к родине и человечеству -- был самым сильным и глубоким впечатлением всей жизни поэта, и благоговейная привязанность к нему пережила в сердце старого глашатая все остальные личные привязанности и воспоминания.
   
   Смутится ли моя в добро и в правду вера, --
   Кто от уныния тогда спасет меня?
   Не будет предо мной высокого примера;
   Ты мне не уделишь духовного огня.
   Недобрые ко мне порой приходят вести;
   На правосудие сплетают клеветы,
   И безнаказанно позорят знамя чести...
             Где ты?
   
   Арцимович был одним из практических строителей новой, послереформенной России, а Жемчужников -- идеалистом-певцом этого строительства. В честь суда скорого, справедливого и милостивого, в честь равенства пред государственною властью всех граждан Российской империи, в честь и защиту молодого поколения, в защиту свободы совести, слова и труда, в защиту грамотности и телесной неприкосновенности крестьянства, звучала уверенно и убежденно песнь Жемчужникова, правдивая, ясная, бестрепетная. Ложный патриотизм, мракобесие в "охранительской" маске, нелепости quasi-классического обучения по пресловутой реформе графа Д.А. Толстого, кулачество, дикости шовинизма, распутство общественной мысли, выродившейся в декадентские благоглупости, милитаристическая наглость, сменившая в Европе политику правового порядка, сухой бюрократизм -- находили в этой песне систематический отпор и страстное порицание. Жемчужников -- не сатирик по призванию, но юморист. Для сатиры в нем слишком мало желчи и слишком много какой-то особенной, "порядочной" кротости. Сатира -- дело резкое, грубое, а эти качества совсем не в характере Жемчужникова: он за сатирический бич в лайковых перчатках берется, и диво ли, что бич его не так громко свищет в воздухе, как бич Салтыкова или Некрасова, и вместо глубоких, кровоточащих ран на теле порока лишь слегка бороздит его жесткую кожу? Добродушно сдобренная метким красным словцом шутка более свойственна Жемчужникову, чем едкий сарказм. Недаром же он--главный участник создания "Козьмы Пруткова", знаменитейшего из российских философов времен прошлых, настоящих, а -- как знать? увы! может быть, и будущих. Козьма Прутков -- едва ли не самая смешная книга, когда-либо написанная на русском языке. Но в уморительном, беззлобном юморе ее сатирический элемент совершенно отсутствует. Это -- смех для смеха... Пародии Конрада Лилиеншвагера (Добролюбова) гораздо содержательнее, злее и, так сказать, "предумышленнее" прутковской поэзии и философии, -- однако менее популярны. Причины тому -- во-первых, несравненно изящная форма прутковских пародий: они ложатся в память читателя и слушателя без всякого усилия со стороны последних, почти машинально; а, во-вторых, именно, полнейшая безобидность этих красивых цветочков невинного юмора. Смешно, весело и -- ни малейшего осадка на дне веселья, ни капли горечи, ни ложки дегтя в бочке меду. Смех для смеха любят все; сатиру -- только те, кто сами ее не боятся.
   Гражданские темы в поэзии -- едва ли не самые трудные, потому что нужен могучий, исключительный темперамент, чтобы поэтически претворилась серенькая, "прозаическая действительность", их выдвигающая; чтобы
   
   Выстраданный стих, пронзительно-унылый,
   Ударил по сердцам с неведомою силой...
   
   Некрасов в этом отношении -- труднодосягаемый образец не для одних русских. Его мрачная гражданская страстность -- явление совершенно исключительное в европейской поэзии; другого Некрасова нет, хотя политических и общественных поэтов в любой стране -- сколько угодно. Между тем, если чувствуется нехватка темперамента, если Бог не дал сильного сатирического таланта, перепевы гражданских поэтов -- штука очень скучная. Читать передовые статьи и в прозе-то наказание божеское в девяносто девяти случаях из ста, а уж передовые статьи в стихах... спаси и помилуй от них, Господь, даже всякого врага и супостата! И не скажу, чтобы Жемчужников никогда не писал "передовых статей в стихах", но в огромном большинстве его вариаций на гражданские мотивы, их выручала блестящая красивость формы, -- ведь Жемчужников играет и размером, и рифмою не хуже самого Алексея Толстого, его сотрудника по Пруткову! -- и, главное, подкупающая искренность глубоко преданного своим credo поэта...
   Дай Бог Алексею Михайловичу пожить еще в свое удовольствие и на пользу общую много лет. Почтенное имя его останется в истории русской литературы видною звездочкою, если и не первой величины, то все же достойною долгого внимания, памяти и подробного с нею ознакомления. Для культурной летописи второй половины XIX века стихи его -- драгоценный материал. Я задумался сейчас, кто из европейских поэтов больше других подходит по положению в своей родной литературе к тому месту, которое в нашей литературе занял Жемчужников? Больше всех напоминает он мне флорентинца Джусти, а у немцев -- "политический юмор" Фрейлиграта и Гофмана фон Фаллерслебен. Это, конечно, не вожди прогресса, но -- офицерство его, первые ряды, над которыми веет прекрасное знамя, поднятое смелыми и честными людьми на благо всего человечества.
   
   1900

ПРИМЕЧАНИЯ

   Печ. по изд.: Амфитеатров А. Литературный альбом. Изд. 2-е, доп. СПб.: Просвещение, 1907. Очерк впервые опубликован в газете "Россия" (1900. 11 февраля) к 50-летию творческой деятельности Алексея Михайловича Жемчужникова(1821--1908), поэта, публициста, одного из соавторов водевилей-пародий, подписывавшихся псевдонимом Козьма Прутков. Дебютировал в феврале 1850 г. комедией "Странная ночь".
   С. 16. Кимвал -- древний восточный ударный музыкальный инструмент.
   С. 19. Александр II (1818--1881) -- российский император с 1855 г., осуществивший ряд реформаторских преобразований, в том числе отмену крепостного права в 1861 г.
   Арцимович Виктор Антонович (1820--1893) -- юрист, деятель эпохи крестьянской реформы 1861 г. Губернатор Тобольский (1854-- 1858) и Калужский (1858--1864). Муж сестры A.M. Жемчужникова.
   С. 20. ...по пресловутой реформе графа Д.А. Толстого... -- Дмитрий Андреевич Толстой (1823--1889), граф -- с 1861 г. сенатор, директор департамента народного просвещения. Член Государственного совета (1866). В 1865--1880 гг. -- обер-прокурор Святейшего Синода и одновременно министр народного просвещения. В 1871 г. реформировал систему среднего образования: низшая школа -- для народа, реальные училища -- для буржуазии, университеты -- для дворянства. В гимназиях ввел "классическое" образование (расширил преподавание древних языков -- латинского и греческого). В апреле 1880 г. был уволен с постов.
   С. 21. Конрад Лилиеншвагер -- один из псевдонимов Николая Александровича Добролюбова (1836--1861). Эту маску наивно-романтического поэта-обличителя критик использовал в пародиях, памфлетах и фельетонах, которые публиковал в "Свистке" (1859-- 1863, 9 выпусков), сатирическом отделе, основанном им с Н.А. Некрасовым в журнале "Современник".
   С. 22. Толстой Алексей Константинович (1817--1875), граф -- поэт, прозаик, драматург. Автор исторического романа "Князь Серебряный" (1863), драматической трилогии "Смерть Иоанна Грозного" (1866), "Царь Федор Иоаннович" (1868) и "Царь Борис" (1870), соавтор (с братьями Жемчужниковыми) пародийно-сатирических произведений, печатавшихся под псевдонимом Козьма Прутков.
   Джусти Джузеппе (1809--1850) -- итальянский поэт, автор политических сатир.
   Фрейлиграт Фердинанд (1810--1876) -- немецкий поэт-коммунист, автор революционной лирики.
   Гофман фон Фаллерслебен Август Генрих (1798--1874) -- немецкий поэт и филолог. Автор песни "Германия, Германия превыше всего" (1841), которая была гимном Германии до краха фашизма.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru