Аннотация: Историческая повесть о Христофоре Колумбе.
Въ новый міръ.
Историческая повcсть.
Ал. Алтаевъ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ. Типографія Товарищества "Общественная Польза", Б. Подъяч., 39. 1905.
1. Мечтатели.
Въ женскомъ лиссабонскомъ монастырѣ Всѣхъ Святыхъ только что окончилась обѣдня, и монахини, а за ними и монастырскія пансіонерки стали чинно выходить изъ церкви. Это было въ свѣтлый весенній день 1474 года.
У самой церковной паперти за кустами колючаго рузгуса стояли два синьора въ черныхъ плащахъ и черныхъ беретахъ. Простота одежды указывала на то, что они были иностранцы: лиссабонцы любили-таки принарядиться.
Когда съ молодыми синьорами поравнялась послѣдняя пара пансіонерокъ, одинъ изъ нихъ толкнулъ другого локтемъ и шепнулъ:
-- Ты видѣлъ, Бартоломео, замѣтилъ?
-- Она на тебя смотритъ, Кристовалъ,-- отвѣчалъ другой.также шепотомъ.
Одна изъ пансіонерокъ, дѣйствительно, выглянула изъ-подъ покрывала, губы ея дрогнули, и плутовская улыбка открыла два ряда бѣлыхъ, какъ фарфоръ, зубовъ. Въ ея большихъ черныхъ глазахъ, остановившихся на мгновеніе на рыжеволосомъ Кристовалѣ, свѣтилось глубокое обожаніе.
-- Филиппа! услышала за своею спиною дѣвушка злобное шипѣнье одной изъ старшихъ сестеръ-монахинь,-- ты ведешь, себя не какъ дочь благороднаго дона Бартоломео Перестрелло, а какъ уличная дѣвчонка! Сегодня ты будешь стоять три часа у стѣны! И еще двѣсти поклоновъ во время вечерни на колѣняхъ посреди церкви...
Христофоръ Колумбъ, или, какъ называли его въ этой странѣ, Кристоваль Колонъ, не слышалъ словъ старухи, но видѣлъ ея злое лицо и слезы въ кроткихъ глазахъ Филиппы. Дѣвушка опустила голову и ускорила шаги, громко стуча о камешки дорожки своими грубыми башмаками. Когда пансіонерки и монахини ушли, Христофоръ увидѣлъ на пескѣ у своихъ ногъ маленькую записку. Онъ быстро поднялъ ее и развернулъ съ волненіемъ. У Христофора не было тайнъ отъ брата, и онъ прочелъ вполголоса безсвязное посланіе, написанное дѣтскимъ почеркомъ Филиппы:
"Вы такъ богомольны, вы такъ усердно молитесь у образа Богоматери, что мнѣ кажется, будто вы святой. Меня зовутъ донья Филиппа Моньицъ-Перестрелло. Мой отецъ -- кавалеръ морской службы -- умеръ... Моя мать помѣстила меня сюда потому, что надѣялась постричь меня въ монахини. Но я ни за что не хочу постричься... Монастырь -- это тюрьма. О, спасите меня, спасите! Филиппа".
Прослушавъ это посланіе, Бартоломео расхохотался. Христофоръ закрылъ ему ротъ рукою.
-- Ты съ ума сошелъ, сказалъ онъ спокойно,-- старухи услышатъ, и тогда все пропало.
-- Да что же ты думаешь предпринять?
Христофоръ усмѣхнулся и спокойно положилъ письмо въ боковой карманъ.
-- Отъ меня ничего не уйдетъ, сказалъ онъ,-- Идемъ-ка домой.
Братья Колумбы направились къ монастырскимъ воротамъ. Бартоломео замѣтилъ, что Христофоръ очень озабоченъ.
Вернувшись въ скромную квартиру, состоявшую всего изъ двухъ комнатъ, Христофоръ и Бартоломео принялись за свои обычныя занятія. Въ то время какъ Бартоломео погрузился въ какія-то вычисленія, Христофоръ, вооружившись перомъ и циркулемъ, чертилъ карту, заказанную ему кѣмъ-то изъ лиссабонскихъ моряковъ. Еще живя въ домѣ у своего отца, ткача Доменико Колумба, на родинѣ въ Генуѣ, Христофоръ имѣлъ хорошій заработокъ, благодаря своему искусству черченія. Доменико Колумбъ далъ всѣмъ дѣтямъ весьма скудное образованіе. Четырнадцати лѣтъ Христофоръ уже служилъ юнгой на генуэзскомъ кораблѣ; въ Лиссабонъ Христофоръ пріѣхалъ годъ тому назадъ уже морскимъ офицеромъ. Благоразумный ткачъ Доменико Колумбъ и жена его Сусанна не понимали бурной натуры Христофора. Положимъ, и Бартоломео не отличался любовью къ ремеслу отца, но страсть къ морю не была въ немъ такъ сильна, какъ въ братѣ.
Доменико сначала помѣстилъ сына въ остерію {Кабачокъ.}, которую держалъ нѣсколько лѣтъ въ Савоннѣ, но сынъ плохо торговалъ виномъ, и отецъ перевелъ его въ свою ткацкую мастерскую. Бѣдняга и тутъ жестоко ошибся. Хотя всѣ родные, дѣды и прадѣды Колумбовъ, были ткачами испоконъ вѣка, Христофоръ никуда не годился для этой работы: онъ такъ-же небрежно относился къ чесанью шерсти, какъ и къ продажѣ вина, былъ разсѣянъ, непонятливъ и изводилъ отца своею лѣнью. Вмѣсто того, чтобы работать за станкомъ, онъ дѣлалъ какіе-то нелѣпые чертежи кораблей, или бѣгалъ на набережную, гдѣ колыхались бѣлые паруса судовъ. Съ какою завистью смотрѣлъ онъ_ на нихъ! Все было напрасно,-- слезы матери, уговоры и угрозы отца. Наконецъ, Доменико махнулъ на сына рукою. Христофоръ, а за нимъ и Бартоломео, оба поступили на корабли юнгами. У Доменико остались еще два сына, Джіованни и Джакомо, и онъ рѣшилъ имъ передать свое дѣло: ткацкую мастерскую и остерію. Маленькая дочь Бланкетта отлично справлялась въ домѣ, помогая матери въ хозяйствѣ. Когда братья уѣхали въ Лиссабонъ, Блан.кетта давно уже была замужемъ; Джіованни умеръ, а Джакомо почувствовалъ такое же отвращеніе къ ткацкому станку, какъ и старшіе братья. Его манила тишина обители, и онъ сдѣлался монахомъ. Старикъ остался вдвоемъ съ женою, покинутый на старости лѣтъ дѣтьми, обремененный долгами. Тяжелое положеніе отца невыносимо мучило Христофора. Онъ винилъ себя, что не могъ быть его поддержкой, что бродячая натура влекла его въ неразгаданную даль. Образъ хилаго, покинутаго старика стоялъ передъ его глазами въ то время, какъ буря рвала паруса на корабляхъ, на которыхъ онъ возилъ вино изъ Хіоса, во время жестокихъ схватокъ съ пиратами, въ то время, наконецъ, какъ онъ мчался въ Лиссабонъ, привлеченный успѣхами мореплаванія въ Португаліи. Съ давнихъ поръ португальцы славились своими успѣхами на морѣ. Они вели обширную морскую торговлю; ихъ моряки прошли вдоль всего западнаго берега Африки, вплоть до мыса Доброй Надежды. На этомъ пространствѣ португальцы заняли рядъ африканскихъ острововъ и основали колоніи по берегамъ Африки для торговли съ туземцами. Въ эту эпоху море представляло много заманчиваго для отважныхъ юношей. Извѣстная доля пиратства заключалась даже въ самомъ благонамѣренномъ коммерческомъ предпріятіи. Корабли одного государства беззастѣнчиво нападали на корабли другого и съ спокойной совѣстью предавались грабежу и насилію. До Христофора Колумба постоянно долетали вѣсти о морскихъ разбояхъ и битвахъ; къ нимъ примѣшивались чудесные разсказы о португальцахъ и ихъ опасныхъ вылазкахъ на африканскомъ берегу, близь экватора. До него долетѣла и вѣсть о смерти великаго генія Португаліи, принца Генриха Мореплавателя, и о послѣднихъ подвигахъ капитановъ принца на великомъ западномъ океанѣ. Сынъ португальскаго короля Іоаньо, инфантъ {Инфантъ -- сынъ короля, принцъ въ Испаніи и Португаліи.} Генрихъ, страстно любя науки, покинулъ дворъ и поселился въ южной пасти Португаліи, близъ мыса св. Винцента. Выбранное имъ мѣсто находилось недалеко отъ африканскаго берега. Въ это время всѣхъ охватила жажда открыть морской путь въ Индію. О богатствѣ Индіи разсказывали удивительныя сказки. Инфантъ Генрихъ былъ увѣренъ, что, объѣхавъ Африку, можно достигнуть юго-западной Азіи. Существовало древнее преданіе о томъ, какъ нѣкогда финикіане объѣхали всю Африку, но боялись несносной жары подъ экваторомъ, боялись разсказовъ о дикихъ звѣряхъ, нападающихъ на корабли, объ огненныхъ потокахъ, объ илистой водѣ, густой, какъ студень, въ которой будто бы вязли суда.
Несмотря на всѣ эти страхи, Генрихъ снарядилъ на свой счетъ нѣсколько кораблей и отправилъ ихъ въ поиски за неизвѣстными землями. Но первые мореходы скоро вернулись, напуганные нелѣпыми сказками. Впрочемъ, нашлись-таки два отважныхъ рыцаря, рѣшившіеся во чтобы-то ни стало сдѣлать открытіе новыхъ странъ. Буря разбила ихъ суда и выбросила отважныхъ мореплавателей на маленькій островокъ Порто-Санто. На этомъ крошечномъ клочкѣ земли Генрихъ основалъ колонію, велѣлъ насадить на немъ различныя европейскія растенія и переселить туда многихъ европейскихъ животныхъ.
Въ 1420 году мореходы того же принца Генриха вновь открыли забытый и потерянный въ-теченіе цѣлаго столѣтія островъ Мадейру, на которомъ была основана колонія, и Азорскіе острова, основали колонію на Канарскихъ островахъ, извѣстныхъ уже древнимъ подъ именемъ "Счастливыхъ острововъ".
Мореплаватели не ходили еще тогда южнѣе Канарскихъ острововъ; ихъ пугалъ мысъ, далеко вдающійся въ море на западѣ. Около мыса были страшные водовороты. Этотъ мысъ долго считался границею міра и назывался мысомъ Нономъ; впослѣдствіи онъ былъ переименованъ въ мысъ Боядоръ. Около 1440 года португальцы достигли рѣки Сенегала. Близь устья Сенегала находится Зеленый Мысъ, а передъ нимъ лежатъ десять острововъ Зеленаго Мыса, открытые въ 1460 году.
Въ теченіе многихъ вѣковъ Востокъ составлялъ мечту ученыхъ и конечную цѣль торговыхъ людей. Востокъ представлялся земнымъ раемъ: тамъ были въ изобиліи металлы, жемчугъ, пряности, великолѣпныя растенія, гигантскія и разнообразныя животныя.
Въ тринадцатомъ вѣкѣ итальянскій путешественникъ Марко Поло посѣтилъ Китай, и его чудесные разсказы объ этой странѣ передавались во времена Христофора Колумба изъ устъ въ уста.
Инфантъ Генрихъ мореходецъ основалъ обсерваторію {Зданіе, устроенное для физическихъ и астрономическихъ наблюденій.} въ юго-западной части Португаліи и сгруппировалъ вокругъ себя искусныхъ мореплавателей; онъ положилъ основаніе величію и силѣ небольшого португальскаго королевства.
Въ Лиссабонѣ жило множество моряковъ и купцовъ различныхъ народностей, среди которыхъ было не мало генуэзцевъ. Немудрено, что разсказывая на родинѣ о славной Португаліи, они соблазнили этими разсказами сначала Бартоломео Колумба, а потомъ и Христофора. Благодаря своему умѣнью чертить карты и планы, братья нашли здѣсь вѣрный заработокъ. Но не заработокъ, конечно, удерживалъ въ Лиссабонѣ мятежную душу Христофора,-- столица Португаліи была для него окномъ въ далекія невѣдомыя страны за океаномъ. Онъ мечталъ о нихъ постоянно, даже теперь, вернувшись изъ монастыря Всѣхъ Святыхъ и углубившись въ работу. Наконецъ, Христофоръ бросилъ циркуль, и глубокій вздохъ вырвался изъ его груди.
-- Какой чортъ заставляетъ меня здѣсь сидѣть!-- крикнулъ онъ раздраженно,-- пожалуй, все, о чемъ разсказывали наши родичи въ Генуѣ и Савоннѣ,-- басни, и мнѣ порою даже кажется, что разсказы объ инфантѣ Генрихѣ -- тоже басни! Впрочемъ, его уже нѣтъ въ живыхъ... Вотъ уже годъ, какъ я сижу въ Лиссабонѣ и ни шагу не сдѣлалъ дальше стѣнъ женскаго монастыря! Неужели же я пріѣхалъ сюда только для того, чтобы чертить карты? Этимъ бы я могъ заниматься и дома.
Бартоломео попробовалъ пошутить:
-- Да, но ты бы не видѣлъ тамъ прелестной Филиппы Перестрелло!
Христофоръ улыбнулся; но сейчасъ же лицо его затуманилось грустью.
-- Бѣдный отецъ... прошепталъ онъ,-- я все думаю о немъ... въ прошлый разъ мы выслали ему нѣсколько червонцевъ... Но какъ этого мало! Вѣдь онъ разоренъ... Толкнула-же его злая судьба заняться покупкою и перепродажею земельныхъ участковъ... Говорятъ, Бартоломео, онъ потерпѣлъ большіе убытки... былъ обманутъ... Я все скрывалъ это отъ тебя... оказывается, онъ не заплатилъ за одинъ участокъ, и теперь его ждетъ судъ...
Бартоломео вскочилъ и въ волненіи забѣгалъ по комнатѣ.
-- Ужасная новость! Бѣдный старикъ! Какъ велика сумма долга?
-- Я не знаю,-- уныло отвѣчалъ Христофоръ,-- но думаю, что если мы съ тобою станемъ работать нѣсколько дольше, чѣмъ обыкновенно, то скоро въ состояніи будемъ заплатить за него долгъ. Но, подумай, братъ, развѣ въ этомъ платежѣ есть хоть капля смысла? Сегодня мы ему поможемъ, а завтра случится то же. Старикъ безпомощенъ, брошенъ,-- вотъ въ чемъ бѣда. Самое лучшее было бы жить возлѣ него, но... но... я не могу.
Онъ уныло помолчалъ и продолжалъ глухимъ, безнадежнымъ голосомъ:
-- По настоящему, кто-нибудь изъ насъ долженъ былъ бы вернуться на родину, но мы оба этого сдѣлать не въ силахъ. Мы чего-то тщетно ждемъ, горимъ отъ напряженнаго ожиданія. Если я уѣду изъ Лиссабона, мнѣ кажется, я навсегда распрощусь съ завѣтною мечтою найти новый путь въ Индію. О, Бартоломео, это свыше моихъ силъ!
Онъ закрылъ лицо руками, но, когда послѣ нѣсколькихъ тяжелыхъ минутъ отнялъ ихъ, глаза его смотрѣли спокойно, а голосъ звучалъ твердо.
-- Быть можетъ, мое рѣшеніе и жестоко; быть можетъ, отецъ умретъ тамъ, въ темницѣ, а мы погибнемъ въ пучинѣ морской... Но, оставаясь здѣсь для выполненія великой цѣли, я не буду винить себя, и ты, мой Бартоломео, тоже не долженъ ни въ чемъ упрекать себя. Каждый человѣкъ родился для того, чтобы выполнить ту или иную задачу. Я же глубоко вѣрю, что на мою долю выпала громадная задача Бартоломео!
Онъ всталъ, выпрямился, а глаза его гордо загорѣлись. Протянутая рука указывала на окно, откуда синѣло море.
-- Смотри! закричалъ онъ,-- море должно быть для насъ дороже отца, дороже родины! О, Индія, ты дашь мнѣ возможность разбогатѣть, чтобы твое золото пошло на борьбу съ проклятыми турецкими пиратами! Твое золото будетъ священно: оно освободитъ Гробъ Господенъ изъ рукъ невѣрныхъ.
Быстрымъ движеніемъ онъ разстегнулъ воротъ своей рубашки и показалъ брату на груди широкій темный рубецъ.
-- Этотъ знакъ -- рану положили мнѣ на грудь, сказалъ онъ торжественно,-- какъ священный залогъ ненависти къ пиратамъ. И я отомщу имъ. Рана моя ноетъ и проситъ этого, братъ!
Христофоръ весь дрожалъ отъ негодованія; слова его были рѣзки, но не надо забывать, что въ то время вся южная Европа страдала и отъ турокъ, и въ особенности отъ разныхъ пиратовъ. Они постоянно дѣлали набѣги на христіанскія земли, жгли, грабили, убивали и уводили въ рабство христіанъ. Вся Европа была охвачена непримиримою ненавистью къ туркамъ, и эта ненависть, естественно, приняла религіозный характеръ. Бороться съ турками, отдать на эту борьбу всю свою жизнь -- казалось дѣломъ чести, вполнѣ угоднымъ Богу.
-- Я соберу громадное войско на золото, собранное въ Индіи,-- звучалъ голосъ Христофора,-- это войско будетъ больше, чѣмъ армія самыхъ сильныхъ государей, и оно двинется на невѣрныхъ. Гробъ Господенъ я принесу, какъ священный даръ, Генуѣ или тому государству, которое поможетъ мнѣ совершить походъ въ Индію
-- Я не отстану отъ тебя!-- горячо подхватилъ Бартоломео.
Братья вздрогнули отъ удара колокола. Этотъ гулкій ударъ оторвалъ ихъ отъ міра мечтаній и вернулъ къ дѣйствительности. Христофоръ вскочилъ и сталъ искать шляпу.
-- Ты туда?-- спросилъ Бартоломео.
Христофоръ кивнулъ головою и улыбнулся. Должно быть, онъ вспомнилъ о маленькой монастырской затворницѣ.
Онъ быстро вышелъ изъ дому и повернулъ къ холму, на которомъ стоялъ монастырь Всѣхъ Святыхъ. За вечерней онъ не видѣлъ Филиппу Перестрелло на ея обычномъ мѣстѣ въ хорѣ пѣвчихъ, откуда серебристыми переливами звучалъ ея свѣжій голосокъ. Въ волнахъ кадильнаго дыма онъ замѣтилъ ея стройную фигуру на колѣняхъ посреди церкви, склоненную къ полу головою. Она горько плакала. Бѣдная маленькая Филиппа, какою жалкою показалась она Христофору въ этой согбенной позѣ рядомъ съ наказавшей ее монахиней!
Взволнованный покинулъ Христофоръ Колумбъ монастырскую церковь. Онъ рѣшилъ спасти Филиппу, во что-бы то ни стало вырвать ее изъ этой тюрьмы.
На другой день Христофоръ въ сопровожденіи Бартоломео подходилъ къ небольшому старому дому, окруженному садомъ съ паттіо {Паттіо -- внутренняя вымощенная часть двора, гдѣ проводятъ обыкновенно время жители Пиренейскаго полуострова. Она обсажена растеніями и окружена галлереями.}, гдѣ донна Изабелла, вдова извѣстнаго моряка Перестрелло, любила проводить свободное время. Онъ засталъ хозяйку въ обществѣ дочери, миловидной дѣвушки. Дочь играла на мандолинѣ, а мать, наслаждаясь вечернею прохладою, слушала нѣжную мелодію. Музыка растрогала ее; мечтательный взглядъ ея погасшихъ глазъ устремился въ голубое небо, гдѣ рѣяли мелкія перистыя облака въ румянцѣ заходящаго солнца. Она думала о мужѣ, котораго небесныя силы навѣрное успокоили въ царствѣ вѣчнаго свѣта, такъ какъ онъ былъ добрый католикъ.
Приходъ трехъ гостей прервалъ ея мечтанія. Молоденькая Марія Перестрелло выронила изъ рукъ своихъ мандолину и испуганно уставилась на двухъ незнакомцевъ, которыхъ привелъ съ собою ея женихъ, морской офицеръ Педро Карреа.
-- Простите меня, донна Изабелла,-- началъ донъ Педро,-- за то, что я такъ безцеремонно ввожу въ вашъ домъ этихъ молодыхъ синьоровъ, но они -- мои друзья, и, на правахъ сына, я позволилъ себѣ представить ихъ вамъ. Надѣюсь, мои друзья сдѣлаются и вашими друзьями.
Послѣ такой любезной рѣчи донна Изабелла отвѣчала съ неменьшей любезностью:
-- Дорогой донъ Педро, я думаю, что вы не можете привести въ домъ вашей невѣсты недостойныхъ людей.
Она церемонно раскланялась съ пришедшими и, хлопнувъ въ ладоши, велѣла старому едва волочащему ноги слугѣ принести прохладительнаго питья и фруктовъ, такъ называемую "меріэнду" или угощеніе. Снова зазвенѣла мандолина, и подъ ея несложный напѣвъ полилась тихая бесѣда. Братья-Колумбы удивлялись, какъ просто и легко имъ удалось познакомиться съ семьею Филиппы. Еще наканунѣ вечеромъ они ломали голову, какъ проникнуть въ домъ къ доннѣ Изабеллѣ, которая жила очень уединенно и замкнуто послѣ смерти своего мужа, морехода инфанта Генриха. Утромъ счастливый случай привелъ къ нимъ одного изъ заказчиковъ морскихъ картъ -- дона Педро Карреа. Это былъ молодой блестящій морякъ, котораго, какъ было слышно, правительство въ скоромъ времени назначало губернаторомъ острова Порто-Санто. Въ разговорѣ Педро Карреа упомянулъ имя своей невѣсты -- сестры Филиппы Перестрелло. Это сообщеніе развязало языкъ Христофору, и онъ тутъ же безъ утайки разсказалъ дону Педро свою исторію въ монастырѣ Всѣхъ Святыхъ. Молодой офицеръ разсмѣялся и обѣщалъ Христофору устроить его женитьбу на Филиппѣ.
Сидя на галлереѣ паттіо, донъ Педро разсыпался передъ Изабеллой Перестрелло въ похвалахъ генуэзскимъ братьямъ; въ особенности онъ расхваливалъ Христофора Колумба. Увлекшись безкорыстною ролью свата, донъ Педро не щадилъ красокъ для похвалы Христофору и безъ стѣсненія искажалъ истину.
-- Этотъ храбрый рыцарь изъ знаменитаго рода въ Генуѣ, говорилъ онъ,-- это -- герой, убившій на своемъ вѣку болѣе тысячи пиратовъ и взявшій въ плѣнъ десять турецкихъ галеръ. На груди онъ носитъ вѣчную память о проклятыхъ невѣрныхъ,-- рану отъ кинжала врага. Онъ поклялся отомстить невѣрнымъ. Его знаетъ самъ король. Когда я получу должность губернатора,-- я сдѣлаю его своею правою рукою и выхлопочу ему потомъ назначеніе губернаторомъ въ одну изъ колоній,-- на это я уже получилъ обѣщаніе...
Тщетно братья дѣлали знаки дону Педро, стараясь остановить потокъ этой краснорѣчивой фантазіи. Донна Изабелла кивала головою, съ уваженіемъ смотря на молодого человѣка такихъ высокихъ дарованій, которому женихъ ея дочери сулилъ блестящую карьеру. А донъ Педро продолжалъ еще горячѣе:
-- Но кто первый оцѣнилъ его, спросите вы? Вашъ мужъ, благородный донъ Бартоломео Перестрелло!
Пышная фигура донны Изабеллы подскочила отъ изумленія, а донья Марія замерла, и обѣ женщины вскричали въ одинъ голосъ:
-- Онъ зналъ моего мужа?
-- Онъ зналъ отца?
-- Да, вашего мужа, вашего отца!
-- Вы знали моего мужа?-- спросила вдова умиленнымъ голосомъ.
Христофоръ смущенно отвѣчалъ:
-- Да... я... я зналъ вашего мужа...
Этимъ заявленіемъ онъ безповоротно попалъ въ ловушку выдумокъ дона Педро, но за то побѣдилъ сердце донны Изабеллы.
-- Мало того,-- продолжалъ торжественно донъ Педро,-- одинъ разъ онъ спасъ вашего мужа отъ руки пирата во время путешествія по океану подъ флагомъ инфанта Генриха...
-- Само небо послало васъ къ намъ!-- со слезами воскликнула вдова.
Христофоръ совершенно растерялся и ждалъ, чего еще нагородитъ этотъ повѣса Карреа.
-- Въ тотъ день вашъ мужъ сказалъ ему,-- продолжалъ морякъ, лукаво подмигнувъ братьямъ Колумбамъ:-- "Кристовалъ, если я умру, не забудь моей семьи. Оберегай ее. Ты -- мой другъ, и лучшее, что я могу тебѣ пожелать, это -- получить руку одной изъ моихъ дочерей".
При этихъ словахъ Марія опустила глаза и метнула укоризненный взглядъ на жениха.
-- О, благородный молодой человѣкъ!-- говорила донна Изабелла, заливаясь слезами,-- какъ мнѣ благодарить васъ? Но... но... Марія уже помолвлена...
-- У васъ есть еще дочь... раздался торжественный голосъ дона Педро.
Донна Изабелла смущенно пролепетала:
-- Филиппа? Она еще въ монастырѣ...
Тутъ насталъ уже чередъ краснорѣчію Христофора. Онъ описалъ тяжелую жизнь Филиппы, разсказалъ, какъ они любятъ другъ друга. Послѣ нѣсколькихъ возраженій и глубокихъ вздоховъ, вдова объявила, что благословляетъ на бракъ съ генуэзцемъ Филиппу, свое послѣднее сокровище, которое она хотѣла посвятить въ даръ Богу.
Чудная южная ночь спустилась надъ паттіо Перестрелло. Въ лунныхъ лучахъ тѣни старыхъ потрескавшихся колоннъ галлереи выросли и поползли по вымощенному двору прихотливо-чудовищными змѣями. Еще чудовищнѣе казались тѣни отъ вѣтвей винограда, обвивавшаго эти колонны. Донна Изабелла, простирая руки впередъ, говорила растроганнымъ голосомъ:
-- И такъ, до свиданія, дорогія мои дѣти! Само небо досылаетъ мнѣ еще одного сына!
Маленькая калитка хлопнула; трое молодыхъ людей вышли на улицу, гдѣ заливались бѣшенымъ лаемъ лиссабонскія собаки.
II. Море зоветъ.
Двѣ веселыя свадьбы сестеръ Перестрелло промелькнули одна за другой и, согласно обѣщанію, донъ Педро Карреа увезъ съ собою своего новаго родственника на островъ Порто-Санто, гдѣ у Филиппы было маленькое имѣніе.
Это былъ прелестный цвѣтущій уголокъ земли. Въ небольшомъ домикѣ, гдѣ поселилась молодая чета Колумбовъ, царила уютность и чистота; тѣнистый садъ окружалъ домикъ со всѣхъ сторонъ; среди зелени пальмъ, агавъ и чудовищныхъ кедровъ образовались прелестныя бесѣдки изъ плюща и ліанъ. А вдали синѣла безпредѣльная морская гладь.
Филиппа безъ устали хозяйничала подъ руководствомъ своей матери, которая переѣхала къ ней на Порто-Санто. Казалось, въ маленькомъ домикѣ царило безпредѣльное счастье. Но Филиппа скоро стала замѣчать, какъ затуманивается дымкою грусти лицо ея мужа и какъ онъ молчитъ по цѣлымъ часамъ, глядя въ ту сторону, гдѣ синѣетъ море. Иногда онъ уходилъ на берегъ и бродилъ тамъ одиноко до глубокой ночи. Своимъ простымъ сердцемъ Филиппа не могла понять того, что творилось въ мятежной душѣ ея мужа. Иногда онъ не спалъ ночи напролетъ, а когда небо покрывалось тучами, и вѣтеръ уныло гудѣлъ въ трубѣ, онъ уходилъ изъ дому и терялся въ тяжелой мглѣ ненастья. Это были страшные часы для Филиппы. Она съ ужасомъ вглядывалась во мракъ, гдѣ бушевала непогода. При свѣтѣ молніи она видѣла въ саду хаосъ разрушенія: поломанныя деревья валялись среди огромныхъ лужъ; курятникъ былъ разнесенъ въ щепки, а вдали ревѣло, какъ безумное, дикое свирѣпое море. И Филиппа, дрожа, опускалась на колѣни передъ грубымъ изваяніемъ Мадонны, покровительницы всѣхъ страждущихъ, и плакала, и молилась, чтобы миновала гроза. Когда, наконецъ, возвращался домой Христофоръ Колумбъ, она бросалась ему на шею съ рыданіемъ и просила не оставлять ее одну.
Эти припадки дѣтскаго страха смѣшили Колумба.
-- Трусишка!-- говорилъ онъ,-- ты бы посмотрѣла, какъ славно разбушевался океанъ! Я былъ на берегу, видѣлъ громадные валы, вдыхалъ запахъ моря, и мнѣ казалось, что я снова на кораблѣ, среди необъятнаго водяного пространства!
Онъ тяжело вздыхалъ; Филиппа чувствовала, какъ отъ него шелъ ненавистный ей іодистый запахъ водорослей, которыя приносила буря. И она съ грустью сознавала, какъ различны они съ мужемъ по складу души: онъ -- такой бурный, мятежный, какъ море; она -- тихая и мирная, какъ земля.
Только одна донна Изабелла ничего не замѣчала.
-- Знаю, отчего вы такъ скучаете, дорогой Кристовалъ,-- съ улыбкой говорила она.-- Мой мужъ былъ такой же! Молодымъ синьорамъ нуженъ блескъ, почести, шумная жизнь... Но, погодите! Педро поѣдетъ въ Лиссабонъ и представитъ васъ ко двору, и Филиппочка будетъ придворною дамой!
Когда родился у Колумба первенецъ, Діэго, Колумбъ на время оживился, но скоро его охватила прежняя тоска. Это была тоска по морю. Онъ сталъ снова цѣлыми днями пропадать на берегу, не отрывая глазъ отъ горизонта.
Разъ, бродя по берегу послѣ бури, онъ увидѣлъ на прибрежныхъ галькахъ, въ полосѣ бурыхъ водорослей, довольно большой кусокъ дерева, прибитый сюда западными вѣтрами. На немъ были вырѣзаны странныя изображенія людей съ перьями на головѣ и съ длинными волосами. Дрожь пробѣжала по тѣлу Колумба, и онъ воскликнулъ въ сильнѣйшемъ волненіи:
Колумбъ вбѣжалъ въ домъ съ развѣвающимися рыжими волосами и блуждающимъ взглядомъ, потерявъ шляпу и потрясая въ воздухѣ кускомъ гнилого дерева, и Филиппѣ казалось, что онъ сошелъ съума. Отъ крика Колумба Діэго, котораго она кормила грудью, проснулся и громко заплакалъ.
-- Ты скоро уморишь мнѣ ребенка!-- съ укоромъ сказала Филиппа,-- ты сумасшедшій! Если-бы я это знала, то никогда не вышла бы за тебя замужъ!
Въ этотъ день супруги поссорились. Колумбъ, казалось, не обращалъ вниманія на гнѣвъ жены и продолжалъ внимательно разглядывать свою странную находку.
Чтобы ихъ примирить, донна Изабелла подошла къ зятю и заговорила заискивающимъ голосомъ:
-- А знаете, Кристоваль, вѣдь такъ тосковалъ по морю и мой покойникъ. Онъ много писалъ, чертилъ при жизни, и знаете, у меня остались на память всѣ его планы и записки. Но куда они мнѣ? У меня нѣтъ сыновей-моряковъ, а Педро теперь интересуется гораздо больше землей, чѣмъ моремъ. Я покажу вамъ эти карты; быть можетъ, онѣ васъ развлекутъ.
Она принесла зятю множество чертежей и записныхъ книжекъ своего мужа. Колумбъ сначала отнесся къ нимъ съ большимъ пренебреженіемъ, но чѣмъ больше онъ разбирался въ принесенныхъ запискахъ и картахъ, тѣмъ болѣе оживлялось его лицо, а глаза такъ и сіяли.
-- Чортъ возьми!-- услышала изъ сосѣдней комнаты Филиппа голосъ мужа,-- да вѣдь онъ стремился къ тому же, къ чему стремлюсь я! Это -- предполагаемый путь въ Индію!
Съ этими словами онъ вбѣжалъ въ комнату къ Филттѣ. Молодая женщина съ упрекомъ крикнула матери:
-- Ахъ, зачѣмъ вы дали ему эти проклятые чертежи и планы?
По своему Филиппа была права. Съ этихъ поръ Христофоръ Колумбъ сталъ еще болѣе чуждаться Филиппы. Дни и ночи проводилъ онъ за вычисленіями и чертежами, а когда къ нему обращался съ вопросомъ кто-нибудь изъ домашнихъ, онъ точно пробуждался отъ сна.
Природа пышно цвѣла и благоухала вокругъ домика Филиппы; маленькій Діэго оглашалъ садъ веселымъ смѣхомъ, но Колумбъ не замѣчалъ ни пѣнія птицъ, ни весны, ни смѣха своего первенца; ему, казалось, теперь не было дѣла даже до Филиппы. Идея поработила его. Онъ не замѣчалъ даже, какъ часто въ ихъ саду скользила тѣнь старой сморщенной ворожеи и какъ Филиппа по утрамъ давала ему умываться изъ какого-то особеннаго кувшина, надѣясь, что завороженная вода сниметъ съ него чары.
Колумбъ вытащилъ всѣ книги, всѣ записки, которыя велъ еще на родинѣ, вспомнилъ все, что зналъ, и обдумывалъ задачу всей своей жизни.
Земля должна быть шарообразна. Это была смѣлая мысль для того времени, но за нее говорило множество доказательствъ. Съ запада лежалъ новый путь на востокъ.
-- Съ запада на востокъ!-- твердилъ постоянно Колумбъ и улыбался.
Въ концѣ XIII вѣка Марко Поло, а потомъ Петръ д'Айльи и Мандевиль высказывали тѣ же предположенія; у древнихъ ученыхъ -- Аристотеля, Птоломея и Сенеки встрѣчались также намеки на существованіе странъ, находящихся на западѣ; пророчество Исаіи {Исаія, 24, 16.} говорило: "Съ концовъ міра слышимъ мы пѣснопѣнія"... "Я создамъ новое небо и новую землю" {Исаія. 65, 17.}.
"Конецъ міра" Колумбъ видѣлъ на Пиренейскомъ полуостровѣ.
Кромѣ этихъ сомнительныхъ намековъ, Колумбъ вѣрилъ мнѣнію знаменитаго въ то время ученаго старца, флорентинскаго математика Тосканелли. Неизвѣстно когда именно, но нѣсколько ранѣе описываемаго нами времени, португальскій король Альфонсъ V черезъ посредство одного монаха пожелалъ достовѣрно узнать, что могли значить слухи, шедшіе изъ Италіи отъ Тосканелли, слухи о кратчайшемъ западномъ пути въ Индію. Такой же запросъ получилъ Тосканелли почти одновременно отъ Колумба. Онъ тотчасъ же послалъ два отвѣта. Въ своихъ письмахъ Тосканелли восхвалялъ богатства и роскошь востока и прилагалъ карту, которая служила иллюстраціей къ его сообщенію объ азіатскомъ берегѣ, лежащемъ противъ Испаніи. И Колумбу казалось, что онъ созданъ для выполненія великой задачи найти новый путь на востокъ.
-- Охотно вѣрю, донъ Кристовалъ, что вы видѣли на берегу кусокъ дерева съ вырѣзаннымъ рисункомъ! Такія бревна приплываютъ къ намъ на Азорскіе острова очень часто. Да что я! Помните, донъ Родриго, тѣ громадныя деревья невиданныхъ породъ, о которыхъ намъ разсказывали старые моряки эскадры инфанта Генриха?
Старикъ кивнулъ головою и, наклонившись къ самому уху Колумба, таинственно зашепталъ:
-- Одинъ лоцманъ нашелъ трупъ человѣка, который принесла ему буря. Этотъ человѣкъ былъ совсѣмъ непохожъ на насъ.
Колумбъ вскочилъ. Глаза его горѣли.
-- Все говоритъ мнѣ о справедливости моихъ предположеній! Волны приносятъ намъ трупы, какъ будто напоминая, что мы должны воспользоваться благами востока для Святого Гроба Господня!
-- Знаменитѣйшій ученый Тосканелли, извѣстный всему міру,-- продолжалъ онъ еще горячѣе,-- говоритъ, что двѣсти городовъ лежитъ тамъ, въ той волшебной, странѣ, гдѣ мраморные мосты переброшены черезъ единственную рѣку, гдѣ торговля готова удовлетворить алчныхъ купцовъ со всего міра, гдѣ золото лежитъ плитами, какъ у насъ камни; гдѣ жемчугомъ играютъ дѣти, какъ у насъ ракушками, а пряности... о, пряности совсѣмъ не цѣнятся, потому что весь воздухъ въ этой странѣ напоенъ корицей, шафраномъ и другими душистыми прекрасными растеніями!
-- Но труденъ путь въ эту страну,-- качая головою, проговорилъ старый морякъ.
-- Тѣмъ лучше! И это во славу гроба Господня!-- перебилъ Колумбъ.-- Правда, ужасы ожидаютъ смѣлаго путника: ему встрѣтится море горгонъ и ужасныхъ химеръ, море Тьмы... Ужасы ожидаютъ путника: онъ можетъ очутиться во власти отвратительныхъ людей съ песьими головами и съ хвостами, у которыхъ по одному глазу во лбу... Ему могутъ встрѣтиться острова амазонокъ, воинственныхъ и страшныхъ дѣвъ, но что всего страшнѣе,-- это призрачныя дѣвы -- рыбы-сирены, съ голосами, нѣжнѣе эоловой арфы... Онѣ заманиваютъ путника въ водовороты; горе тому, кто заслушается ихъ пѣнія: устоять противъ его очарованія невозможно...
Онъ замолчалъ, услышавъ рыданія. Филиппа вскочила, вся блѣдная, дрожащая, и бормотала съ ужасомъ, заливаясь слезами:
-- И ты... и ты поѣдешь туда, Кристовалъ?
Колумбъ сначала нахмурился, а потомъ расхохотался.
-- Да вѣдь для того и существуютъ карты!-- крикнулъ онъ женѣ.-- Зная о существованіи сиренъ, амазонокъ на островѣ Антиліи, я могу объѣхать эти страшныя мѣста!
Колумбъ твердо вѣрилъ во всѣ сказки, въ которыя вѣрили и его современники.
Филиппа не слушала возраженій и со слезами ушла къ себѣ въ комнату. Колумбъ отправился утѣшать жену, а донна Изабелла съ укоризною сказала дону Педро Карреа:
-- Какъ я жалѣю, что послушалась вашего совѣта и отдала руку бѣдной Филиппы этому мятежному человѣку!
Наступило неловкое молчаніе. Гости не знали, какъ начать разговоръ. Но Колумбъ скоро пришелъ, какъ ни въ чемъ ни бывало, и спокойно обратился къ старому моряку:
-- Донъ Родриго, когда вы думаете отправиться обратно на Азорскіе острова?
-- Завтра, синьоръ.
-- Я ѣду съ вами,-- выпалилъ неожиданно Колумбъ,-- мнѣ надо расширить поле своихъ наблюденій и провѣрить то, что вы мнѣ разсказывали.
При этихъ словахъ донна Изабелла всплеснула руками и назвала зятя сумасшедшимъ и убійцей жены. Колумбъ молча пожалъ плечами.
Это было начало семейной драмы. Филиппа весь вечеръ просидѣла запершись въ спальнѣ, вся въ слезахъ, а Колумбъ съ ожесточеніемъ разбирался въ чертежахъ и картахъ и толковалъ съ пріѣзжими моряками. Онъ убѣдился, что всѣ уговоры его безполезны: Филиппа, рыдая, твердила, что онъ загубилъ ея жизнь.
На другой день Колумбъ уѣхалъ съ моряками и вернулся домой только черезъ нѣсколько мѣсяцевъ. Съ этихъ поръ онъ часто предпринималъ путешествія на острова Зеленаго Мыса, Канарскіе и Азорскіе. Во время этихъ путешествій онъ убѣдился, что моряки говорили правду о странныхъ находкахъ, которыя приносили къ берегамъ волны океана. Съ каждымъ новымъ путешествіемъ въ немъ сильнѣе крѣпла вѣра въ шарообразность земли, потому что онъ все болѣе вѣрилъ въ существованіе западнаго пути въ Индію.
Древніе греки были убѣждены въ томъ, что земля имѣетъ плоскій видъ, но въ VI вѣкѣ до P. X., послѣдователи знаменитаго ученаго Пиѳагора учили въ Италіи, что земля шарообразна. Ученіе о шарообразности земли у грековъ переходило изъ поколѣнія въ поколѣніе. Но оно было исключительно достояніемъ ученыхъ; по временамъ и среди нихъ замѣчалось недовѣріе къ этому ученію. Противъ него сильно возставала церковь въ дни св. Іоанна Златоуста и другихъ отцовъ церкви.
Невѣдомая часть земли вселяла ужасъ. По направленію къ сѣверу отъ умѣренныхъ странъ Европы путешественники- встрѣчали увеличивающійся холодъ; по направленію къ югу -- чувствовали все увеличивающійся жаръ, и для ученаго было естественно заключить, что существуетъ сѣверъ, гдѣ холодъ невыносимъ, и югъ, гдѣ жаръ слишкомъ силенъ, чтобы тамъ было. возможно жить. Все это естественно задерживало стремленія къ изслѣдованію неизвѣстныхъ частей земли, потому что люди въ то время руководствовались главнымъ образомъ практическими цѣлями.
По мнѣнію Тосканелли и его современниковъ, при попутномъ вѣтрѣ пришлось бы недолго плыть на западъ до Китая тому, кто отважился-бы предпринять это путешествіе. Если бъ не существовало непреодолимыхъ преградъ въ морѣ Тьмы, то было бы нетрудно добраться до тѣхъ многочисленныхъ острововъ, которые, какъ предполагали, окаймляютъ берегъ Китая. Гдѣ-то на этомъ необъятномъ океанѣ лежалъ чудесный островъ Чипанго,-- цѣль путешествія Колумба. Невѣдомая полоса океанійскихъ водъ была какъ разъ тѣмъ мѣстомъ, гдѣ укрывались въ морѣ Тьмы чудовищныя горгоны и гдѣ находились острова Блаженныхъ, за которые принимали Канарскіе острова. Вообще, во времена Колумба существовало множество легендъ, преданій, полныхъ суевѣрнаго ужаса и прикрасъ, выплывшихъ изъ тьмы вѣковъ древней Греціи и Рима и со многими прибавленіями, явившимися въ пятнадцатомъ вѣкѣ. Эти сказки насчитывали столько необыкновенныхъ мелей, подводныхъ рифовъ и фантастически-ужасныхъ странъ, что путешествіе на ничтожныхъ скорлупкахъ-корабляхъ заставляло призадуматься даже отважныхъ изслѣдователей.
Но горячка открытій новыхъ земель не прекратилась. Въ январѣ 1482 года вся Португалія только и говорила, что о путешествіи нѣсколькихъ смѣльчаковъ, ихъ родичей, перебравшихся за экваторъ. Въ январѣ они отслужили первую мессу на Гвинейскомъ берегу.
Во время своихъ многочисленныхъ поѣздокъ изъ Порто-Санто на Азорскіе острова Колумбъ подружился съ знаменитымъ путешественникомъ Мартиномъ Бегеймомъ, который поддерживалъ въ немъ стремленіе къ изслѣдованію невѣдомаго пути въ Индію.
Возвращаясь домой, весь поглощенный своею идеей, Колумбъ казался Филиппѣ больнымъ. Она была увѣрена, что его испортилъ злой духъ. Цѣлыми днями онъ сидѣлъ надъ вычисленіями и картами и, казалось, не замѣчалъ, что дѣлается вокругъ, не замѣчалъ ни жены, ни дѣтей, которыхъ у него въ это время было уже трое. Впрочемъ, старшій сынъ иногда останавливалъ на себѣ вниманіе отца. Мальчикъ, повидимому, любилъ море. Видъ бѣлаго паруса вдали вызывалъ у него на лицѣ радостную улыбку, и каждый разъ, когда отецъ уѣзжалъ, Діэго горько плакалъ.
Разъ Колумбъ засталъ сына у себя въ рабочей комнатѣ. Пятилѣтній мальчикъ забрался съ ногами на стулъ и внимательно водилъ пальчикомъ по чертежамъ. Очер-. такія острововъ приводили его въ восторгъ; вѣроятно, они напоминали ему формой какіе нибудь знакомые предметы.
Колумбъ внимательно наблюдалъ съ порога за мальчикомъ и въ порывѣ восторга закричалъ:
-- А, мой маленькій ученый! Тебѣ придется быть вмѣстѣ съ отцомъ свидѣтелемъ великихъ событій! Да, пожалуй, ты одинъ поймешь отца!
Уже тогда между нимъ и Филиппой выросла стѣна взаимнаго непониманія: она обвиняла его въ безсердечности, онъ -- въ томъ, что умъ ея не въ состояніи подняться выше обычныхъ мелочей жизни. И оба они были по-своему правы.
Взявъ Діэго на руки, Колумбъ долго показывалъ ему странные чертежи, разсказывалъ объ ужасахъ и приманкахъ невѣдомыхъ странъ. Вдругъ Діэго обхватилъ шею отца руками и прошепталъ молящимъ голосомъ:
-- Возьми меня, возьми съ собою!
Съ этихъ поръ Діэго еще больше полюбилъ море. Онъ строилъ изъ щепочекъ маленькіе корабли съ бумажными парусами и пускалъ ихъ въ каменный водоемъ въ саду и хлопалъ въ ладоши и хохоталъ, когда игрушечное судно попадало подъ струю воды, кружилось и перевертывалось.
-- Буря!-- кричалъ онъ весело,-- посмотри, батюшка, корабль перепорченъ... мачта сломана... сейчасъ пойдетъ ко дну!
Когда же въ тихую погоду слуги выѣзжали въ море на рыбную ловлю, Діэго упрашивалъ мать отпустить его съ ними, и эти просьбы ребенка всегда вызывали ссору между отцомъ и матерью.
Наконецъ, у Колумба совершенно созрѣлъ планъ далекаго путешествія за океанъ. Для снаряженія экспедиціи нужны были немалыя средства. Колумбъ несомнѣвался, что всякое правительство, заинтересовавшись его идеей, поможетъ ея осуществленію. Конечно, путешествіе принесло бы немалыя выгоды предпринимателямъ, и Колумбу хотѣлось, чтобы эти выгоды выпали на долю родной Генуи. Сначала изложилъ онъ свой проектъ письменно генуэзскому правительству, по скоро отправился на родину самъ, чтобы поддержать его. Кстати ему хотѣлось повидаться съ больнымъ отцомъ, который только что похоронилъ жену и изнемогалъ отъ одиночества.
Несчастья тяжелымъ бременемъ легли на генуэзское государство; казна была истощена, и Сенатъ пришелъ въ ужасъ отъ громадныхъ затратъ; сомнѣваясь въ выгодѣ предпріятія, онъ отказалъ Колумбу. Разочарованный, убитый, мечтатель покинулъ Геную и вернулся на островъ Порто-Санто.
III. Пилигримы.
Въ жаркій лѣтній день 1485 года по песчаной отмели испанскаго берега, недалеко отъ приморскаго города Палоса, шелъ усталый путникъ въ ветхомъ, почти монашескомъ рубищѣ, подпоясанный веревкою, въ подражаніе Св. Франциску. За нимъ едва поспѣвалъ мальчикъ лѣтъ восьми. Сквозь изорванные башмаки ребенка съ отставшими подошвами-выглядывали грязныя израненныя ноги; по блѣдному измученному личику текли крупныя слезы. Наконецъ, онъ остановился и протянулъ тоненькимъ, жалобнымъ голоскомъ:
-- Я не могу больше итти... мои ноги болятъ... и я... я такъ усталъ.
Онъ почти упалъ на песокъ, съ отчаяніемъ глядя на безконечную безотрадную картину пустыни...
-- А ну, малышъ,-- проговорилъ старшій спутникъ съ напускнымъ весельемъ,-- поднимись! Да поднимись же, Діэго! Я не буду Христофоромъ Колумбомъ, если мы не доберемся скоро до какого нибудь жилья! Перестань же хныкать, будь настоящимъ мужчиной!
Но Діэго вовсе не хотѣлъ быть настоящимъ мужчиной: онъ продолжалъ плакать и гнусавымъ тономъ измученнаго ребенка тянулъ:
-- Я не могу... Я усталъ... я пить хочу...
Колумбъ терпѣливо ждалъ, пока мальчикъ отдохнетъ, но напрасно; едва -омъ поднялся съ мѣста, какъ убѣдился, что Діэго не можетъ ходить: ноги его распухли и болѣли; онъ, хромая, сдѣлалъ нѣсколько шаговъ за отцомъ и потомъ остановился.
Положеніе Колумба было не изъ пріятныхъ. Діэго плакалъ и просилъ ѣсть, а въ сумкѣ у отца не было ни кусочка хлѣба. Наконецъ, Діэго опустился на землю и сказалъ покорно и кротко отцу:
-- Ты или себѣ, батюшка, а я лягу здѣсь и умру.
Эти слова какъ клещами сжали сердце Колумба. Онъ проклиналъ себя за то, что взялъ сына съ собою и рѣшилъ подвергнуть его всѣмъ превратностямъ судьбы. Но поправить ошибку было поздно. Тогда онъ поднялъ мальчика и медленно поплелся съ нимъ на рукахъ по вязкому песку. Скоро Колумбъ почувствовалъ, что силы оставляютъ его; тогда онъ посадилъ Діэго къ себѣ на спину и велѣлъ ему крѣпко держаться за шею. Такъ подвигались они впередъ черезъ голую песчаную пустыню, среди которой кое-гдѣ попадались жалкіе оазисы колючаго кустарника. Едва передвигая ноги и угрюмо глядя на однообразную желтую равнину, Колумбъ думалъ невеселую думу. Ему вспоминались всѣ неудачи и страданія, которыя пришлось пережить въ послѣднее время.
Страстная любовь къ путешествіямъ повлекла его на сѣверъ Европы. Онъ побывалъ въ Англіи и доходилъ до Исландіи.
По возвращеніи въ Португалію Колумбъ уже не засталъ въ живыхъ короля Альфонса V, покровителя мореходовъ; впрочемъ новый король Іоаньо II отличался большою страстью къ мореплаванію, и Колумбъ былъ увѣренъ, что онъ немедленно снарядитъ экспедицію для путешествія на западъ. Но онъ ошибся. Іоаньо II отнесся къ проекту Колумба очень холодно и поручилъ его разсмотрѣть своимъ придворнымъ врачамъ, а затѣмъ королевскому совѣту. Коммисія нашла планы генуэзца безумными.
-- Къ чему,-- говорили они,-- рисковать затратами? Не лучше ли продолжать уже начатыя ранѣе изслѣдованія вдоль западныхъ береговъ Африки? Къ тому же условія Колумба прямо чудовищны!
Дѣйствительно, условія, которыя поставилъ Колумбъ, могли показаться при дворѣ чудовищными. Онъ требовалъ возведенія себя въ дворянское сословіе, требовалъ наслѣдственнаго титула адмирала моря и вице-короля новооткрытыхъ странъ. Колумбу была необходима неограниченная власть для того, чтобы достигнуть своей цѣли: добыть богатства для завоеванія Гроба Господня.
Говорили, что Іоаньо II склонялся къ принятію этихъ условій, но придворные вооружили его противъ Колумба, увѣривъ, будто послѣдній посягаетъ на королевскія права. Іоаньо предложилъ Колумбу пожизненное губернаторство въ открытыхъ имъ странахъ. Колумбъ отказался.
Тогда португальскій король пустился на недостойную хитрость. Придворные предательски получили отъ довѣрчиваго генуэзца планъ задуманнаго путешествія, и небольшое грузовое судно, подъ предлогомъ экспедиціи къ островамъ Зеленаго мыса, было отправлено за поисками предполагаемаго острова Чипанго. Но бѣшеная буря заставила экипажъ вернуться, проклиная ни въ чемъ неповиннаго Колумба.
Узнавъ о коварствѣ португальскаго правительства, Колумбъ пришелъ въ сильнѣйшее негодованіе. Португалія сдѣлалась ему ненавистна. Онъ чувствовалъ, что за нимъ слѣдятъ глаза шпіоновъ. Долги, которые онъ сдѣлалъ, отчасти во время своей скитальческой жизни, отчасти, чтобы спасти отца, тяжелымъ гнетомъ легли на него. Стоило только Колумбу попасть изъ-за нихъ въ тюрьму, и онъ согласился бы, конечно, на самыя скромныя условія правительства и пустился бы безропотно во главѣ экспедиціи въ невѣдомый океанъ, лишь бы выйти на свободу. Объ этомъ предупредилъ Колумба Педро Карреа. Необходимо было бѣжать изъ коварной страны и какъ можно скорѣе...
Колумбъ вспомнилъ тяжелый день передъ отъѣздомъ и блѣдное исхудалое лицо жены, измученной продолжительною лихорадкою и нравственными страданіями. Она давно поняла, какая пропасть отдѣляетъ ее отъ мужа. Этой пропастью было море. Море было для Христофора Колумба дороже семьи; ему онъ, не колеблясь, принесъ бы въ жертву и жену, и дѣтей, и свою собственную жизнь.
И Колумба, тащившагося по безконечно-унылой палосской дорогѣ, преслѣдовали большіе, оттѣненные синими кругами глаза жены. Онъ вспомнилъ и о томъ, какъ вошелъ къ ней въ комнату, когда она укладывала спать Діэго и грустно разсказывала ему старую сказку о Птицѣ-Правдѣ, о той, что искали всѣ, начиная отъ короля и кончая бѣднымъ дровосѣкомъ. Голосъ Филиппы звучалъ, какъ надорванная струна, а ребенокъ таращилъ на мать задумчивые, полные недѣтской мысли глаза и слушалъ, затаивъ дыханіе.
Когда вошелъ Колумбъ, Филиппа обернулась къ нему съ тоскою и замолчала. Она привыкла ко всякаго рода неожиданностямъ, и ея пугливое сердце вѣчно ждало новой бѣды. Филиппа не ошиблась и на этотъ разъ.
-- И что же дальше, мама?-- спрашивалъ Діэго, теребя замолкнувшую мать за рукавъ.
Филиппа ничего не отвѣтила.
-- Что нибудь случилось, Кристоваль? Ты принесъ дурныя извѣстія?-- спросила она дрожащимъ голосомъ.
О, какъ больно было, какъ безчеловѣчно ранить это и безъ того разбитое сердце! Но другого исхода не оставалось, и Колумбъ мрачно сказалъ:
-- Дѣла давно приняли дурной оборотъ, Филиппа, ты это знаешь. Жить въ Португаліи я не могу: не сегодня -- завтра меня посадятъ въ тюрьму за долги, и тогда прощай всѣ мои завѣтные планы, а это для меня равносильно смерти, ты понимаешь, Филиппа. Какой я мирный гражданинъ, какой чиновникъ, землевладѣлецъ или торговецъ? Я могъ бы, конечно, уѣхать вмѣстѣ съ тобою въ Геную. Но развѣ похожъ я на шерстобита, Филиппа? Развѣ я могу работать въ мастерской отца?
Филиппа покачала головою: она соглашалась, что онъ совершенно не похожъ на чесальщика шерсти или ткача, мирное ремесло которыхъ накладывало на лица работниковъ печать терпѣнія, обыденности и покорности судьбѣ. Это было рѣзкое лицо съ орлинымъ носомъ и голубыми глазами, окруженными ореоломъ золотисто-рыжихъ волосъ. Это было лицо мятежнаго борца, для котораго жизнь была вѣчной бурей.
-- А уйди я въ море,-- продолжалъ Колумбъ,-- и ты останешься на рукахъ моего дряхлаго полуслѣпого отца, который и самъ едва перебивается на родинѣ.
Онъ помолчалъ; Филиппа подняла на него робкій умоляющій взглядъ и сама тутъ же предложила ему выходъ:
-- Ты говоришь, что тебѣ нужно уѣхать изъ Португаліи, Кристоваль. Что же? Вѣдь я могу остаться здѣсь. Мы съ матерью можемъ прокормиться на средства, которыя намъ доставляетъ это маленькое имѣніе, а если я умру,-- тутъ голосъ ея понизился до шопота,-- тогда сестра Марія не оставитъ дѣтей...
Какъ все это вышло просто, сердечно, безъ всякихъ сценъ, слезъ и упрековъ! Какъ переродила Филиппу болѣзнь и жизнь, полная страданій!
Слова жены привели Колумба въ восторгъ. Въ своемъ увлеченіи планомъ новыхъ открытій онъ забывалъ о томъ ударѣ, который наноситъ сердцу несчастной женщины, покидаемой на долгіе годы безъ всякой надежды на возвращеніе. Онъ открылъ записную книжку, висѣвшую на шнуркѣ у его пояса, и съ жаромъ заговорилъ:
-- Ты не раскаешься, дорогая Филиппа, въ томъ, что благословляешь теперь меня въ далекій путь. Подумай, какія великія задачи ждутъ меня! Я вновь обрѣту рай земли -- востокъ на западѣ! Слушай, что говоритъ мой другъ Бегеймъ и другіе путешественники объ этихъ странахъ: "Zansiber insula" {Несуществующіе на самомъ дѣлѣ острова на томъ мѣстѣ, гдѣ находится Америка.}. Этотъ островъ, именуемый Занзиберомъ, имѣетъ 2.000 миль въ окружности. Тамъ есть свой король, особый языкъ; жители поклоняются идоламъ. Эти жители -- очень большіе люди; каждый изъ нихъ -- съ четырехъ нашихъ, а иной и съ пятерыхъ. Они ходятъ нагіе и всѣ черны, почти безобразны, съ большими длинными ушами, широкими ртами, большими страшными глазами, и руки у нихъ вчетверо больше рукъ прочихъ людей.
Онъ перевернулъ страницу и продолжалъ:
-- А вотъ еще: въ королевствѣ Ямбри {Островъ Ява-Ямбри.} люди -- мужчины и женщины, имѣютъ назади хвосты, какъ собаки. Тамъ растетъ многое-множество пряностей и живутъ разныя животныя: единороги и другія. Въ другомъ королевствѣ -- Фанфарѣ -- растетъ лучшая въ свѣтѣ камфара. Чипанго {Чипанго -- Японія.} -- большой островъ. Тамъ находится много морскихъ чудесъ, сиренъ и другихъ рыбъ. Если кто пожелаетъ больше узнать объ этомъ чудномъ народѣ, о рѣдкостныхъ рыбахъ въ тамошнемъ морѣ и о животныхъ на сушѣ, тотъ пусть прочтетъ книги Плинія, Исидора, Аристотеля, Страбона и другихъ учителей"..
Колумбъ читалъ эти сказки, въ которыя свято вѣрили самые выдающіеся люди того времени, читалъ съ истиннымъ воодушевленіемъ, а Филиппа слабо, снисходительно улыбалась, украдкой вытирая кончикомъ платка непрошенныя слезы.
Колумбъ ушелъ тогда отъ жены ободренный, и не замѣтилъ пары горящихъ отъ восторга глазъ, выглядывавшихъ изъ кроватки Діэго.
Когда весь домъ погрузился въ глубокій сонъ, а Колумбъ за своимъ столомъ просматривалъ бумаги, чтобы уложить ихъ въ дорогу, онъ услышалъ странный шорохъ у двери: кто-то крался вдоль стѣны, робко и неувѣренно, потомъ тихонько скрипнула дверь, и въ полумракѣ показалась маленькая бѣлая фигурка. Вглядѣвшись, Колумбъ узналъ своего сына Діэго. Мальчикъ былъ въ одной рубашонкѣ и весь дрожалъ отъ холода и смущенія.
-- А, это ты,-- сказалъ ласково Колумбъ,-- поди сюда, мальчуганъ. Отчего ты не спишь?
-- Не могу!-- прозвучалъ плаксивый дѣтскій голосокъ;-- мама все кашляла, а теперь заснула; я и ушелъ.
Онъ вдругъ порывистымъ движеніемъ бросился на шею отцу.
-- Ахъ, батюшка,-- шепталъ мальчикъ, какъ въ бреду,-- я все слышалъ о сиренахъ и людяхъ съ хвостами... Возьми, возьми меня съ собою!
Колумбъ разсмѣялся и, отводя русые кудри со лба ребенка, ласково проговорилъ:
-- Я тебѣ привезу одну маленькую сирену и человѣка съ хвостомъ, а теперь спи и не болтай глупостей.
Діэго спустился у него съ колѣнъ, но не уходилъ и стоялъ, переминаясь съ ноги на ногу, а горькія, крупныя слезы такъ и капали у него изъ глазъ.
-- Мама сказала, что она умретъ,-- сказалъ онъ неожиданно съ дѣтскимъ простодушіемъ,-- тогда я брошусь въ море.
Колумбъ нахмурился. Въ самомъ дѣлѣ, мальчикъ говоритъ правду: Филиппа была ненадежна. Кто воспитаетъ тогда Діэго? Неразумно направленныя способности сдѣлаютъ изъ него бродягу.
-- Ступай спать, малышъ,-- сказалъ задумчиво Колумбъ,-- а то ты напугаешь мать, да спи крѣпко. Я думаю, что мы съ тобою вмѣстѣ увидимъ сиренъ и людей съ хвостами.
Діэго ушелъ, недоумѣвая.
На утро Колумбъ переговорилъ съ женою о мальчикѣ. Филиппа и не ожидала, какой еще ударъ готовится ей, но приняла вѣсть о разлукѣ съ сыномъ твердо и спокойно. Она благословила Діэго и сказала мужу:
-- Увози его. Если тебѣ трудно будетъ справиться съ мальчикомъ, то помни, что въ Испаніи, недалеко отъ Палоса, въ городкѣ Гуэльвѣ, живетъ моя сестра Віоланта; она замужемъ за испанцемъ Муліарте. Когда Віоланта жила дома, она была доброй, хорошей дѣвушкой и, конечно, не откажется позаботиться о моемъ сынѣ.
Филиппа осталась мужественной до конца: даже въ моментъ прощанія она не пролила ни единой слезинки и только долго судорожно сжимала въ своихъ объятіяхъ худенькую фигурку Діэго. Филиппа знала, что смерть еяч близка, и ей уже ни разу больше не придется обнять своего первенца.
Все это вспомнилось Колумбу, когда онъ брелъ, истомленный, по палосской дорогѣ.
Солнце уходило, величавое и могучее, и багровымъ шаромъ пряталось за горизонтъ. Колумбъ едва волочилъ ноги, когда вдали показался слабый силуэтъ какого то монастыря. Высокія стѣны обители на вершинѣ холма казались особенно унылыми на однообразномъ фонѣ береговой полосы. Но Колумбъ обрадовался этой печальной картинѣ: передъ нимъ былъ пріютъ, гдѣ ребенокъ могъ подкрѣпить свои силы.
Взявъ молотъ, привѣшенный у воротъ, Колумбъ дрожащею рукою съ силою ударилъ имъ по каменной стѣнѣ. Калитка открылась, и въ ней показалась темная: фигура привратника -- францисканца.
-- Eu nombre de Iesucristo! {Во имя Іисуса Христа.} дорогой братъ...-- прозвучалъ слабый упавшій голосъ путника,-- скажи, пожалуйста, гдѣ мы находимся и что это за монастырь?
-- Этотъ монастырь посвященъ Св. Маріи де Рабида; онъ стоитъ въ полумилѣ отъ города Палоса.
-- Въ полумилѣ? Это недалеко!-- отвѣчалъ обрадованный Колумбъ,-- ну, а скажи мнѣ, гдѣ будетъ Гуэльва?
-- Гуэльва дальше.
Колумбъ призадумался. Силы измѣняли ему; онъ чувствовалъ, что не донесетъ мальчика до Гуэльвы, гдѣ можетъ найти подкрѣпленіе и пріютъ у донны Віоланты. И онъ робко попросилъ монаха:
-- Дай мнѣ немного хлѣба и воды; видишь, ребенокъ умираетъ отъ голода.
Въ первый разъ въ жизни онъ, какъ нищій, просилъ подаянія, что-бы не умеръ его сынъ!
Монахъ посмотрѣлъ на солнце и сурово сказалъ:
-- Уже поздно, и я не смѣю тебя впустить въ монастырь, но я сейчасъ вынесу тебѣ сюда воды и хлѣба.
Онъ ушелъ, щелкнувъ тяжелымъ замкомъ калитки, но скоро вернулся съ выдолбленной тыквой, полною водой, и увѣсистой краюхой хлѣба. Мальчикъ жадно накинулся на грубый хлѣбъ, запивая его большими глотками воды.
-- Откуда вы идете?-- рѣзко спрашивалъ привратникъ.
-- Изъ Сантъ-Лукара. Мы высадились тамъ съ корабля, но у меня не хватило денегъ на наемъ мула. Я не умѣлъ высчитать расходовъ, которые влечетъ съ собою путешествіе.
-- Но куда вы идете?-- раздался изъ-за калитки голосъ.
Передъ Колумбомъ стоялъ настоятель монастыря, Хуанъ-Перецъ-де-Меркена, бывшій духовникъ испанской королевы Изабеллы, доживавшій остатокъ жизни въ монастырѣ.
Умные глаза отца Хуана съ состраданьемъ остановились на ребенкѣ. Осунувшееся личико Діэго, въ самомъ дѣлѣ, представляло очень плачевный видъ.
-- Онъ едва стоитъ у васъ на ногахъ. Возможно ли еще дальше вести этого крошку? По выговору я узнаю въ васъ иностранца, синьоръ. Вѣрно, вы совершили далекій путь и вынесли немало горя. Не зайдете ли въ нашу обитель передохнуть и собраться съ силами?
Колумбъ отвѣчалъ, что не знаетъ, какъ и благодарить его преподобіе. Привратникъ впустилъ путниковъ за монастырскую ограду, а настоятель провелъ ихъ въ свою келью. Дорогою, глядя на блѣдное лицо гостя, монахъ думалъ:
"Какой у него благородный видъ и величественная осанка; какія случайности заставили его очутиться нищимъ на палосской дорогѣ?"
И отецъ Хуанъ тутъ же рѣшилъ во что бы то ни стало вызвать путника на откровенность.
Онъ приказалъ послушнику приготовить гостямъ постели въ помѣщеніи для странниковъ, а въ свою келью принести ужинъ и вино, чтобы они могли подкрѣпить силы.
Скоро Колумбъ и Діэго сидѣли въ кельѣ настоятеля за столомъ и уплетали за- обѣ щеки незатѣйливый, но сытный ужинъ. Колумбъ разсказывалъ свою исторію отцу Хуану. Старикъ слушалъ внимательно и качалъ головою.
-- Вы пріѣхали въ Испанію, чтобы служить католическимъ государямъ противъ невѣрныхъ?-- говорилъ онъ.-- Эта мысль мнѣ нравится, сынъ мой, но...
Онъ съ состраданіемъ посмотрѣлъ на мальчика, который уснулъ, положивъ голову на колѣни отцу.
-- Мнѣ кажется,-- продолжалъ монахъ,-- вашъ сынъ не выдержитъ пути даже до Гуэльвы. Онъ такъ малъ и слабъ! Посмотрите, какія зловѣщія тѣни легли на его лицо; онъ спитъ, но кажется мертвымъ... Куда вы поведете его?
Колумбъ печально посмотрѣлъ на Діэго и сказалъ:
-- Что жъ дѣлать! Мнѣ приходится теперь скитаться по дорогамъ потому, что Богъ закрылъ глаза и уши португальскому королю Іоаньо II.
Настоятель тихонько дотронулся до руки путника.
-- Слушайте, что я посовѣтую вамъ. Планъ открытія новыхъ земель, о которомъ вы мнѣ сейчасъ разсказали, приводитъ меня въ восторгъ, да и всякаго, я думаю, приведетъ въ восторгъ, кто будетъ васъ слышать. Ихъ королевскія величества очень благочестивы. Вся ихъ жизнь, всѣ силы направлены на борьбу съ невѣрными. Если вамъ удастся ихъ посвятить въ свои проекты, я увѣренъ, они дадутъ вамъ средства для ихъ осуществленія. Но добиться аудіенціи во дворцѣ не такъ то легко: нигдѣ нѣтъ такого строгаго этикета при дворцѣ, какъ у насъ въ Испаніи. Но постойте... Когда то я имѣлъ при дворѣ вліяніе... въ то время, какъ былъ духовникомъ королевы... это, правда, было очень давно...
Отецъ Хуанъ задумался; тонкая печальная усмѣшка тронула его губы.
-- Постойте, другъ мой,-- вдругъ оживленно заговорилъ онъ, и умное лицо его сразу помолодѣло отъ радостнаго волненія.-- Я вѣдь, кажется, что то придумалъ! У меня при дворѣ есть испытанный другъ, духовникъ обоихъ "королей" {Такъ называли въ то время короля Фердинанда и жену его королеву Изабеллу.} Фернандо-ди-Талавера. Когда-то онъ былъ скромнымъ безвѣстнымъ пастыремъ церкви, но я зналъ его доброе сердце и глубокій умъ и, удаляясь на покой въ монастырь, уступилъ ему свое мѣсто духовника. Я считалъ тогда его способнымъ хорошо вліять на "королей"... Теперь я буду просить Талаверу оказать мнѣ услугу и помочь вамъ ради расположенія ко мнѣ. Какъ раньше это не пришло мнѣ въ голову! Вѣдь Талавера очень силенъ при дворѣ! Во всякомъ случаѣ я вамъ дамъ къ нему письмо.
Колумбъ не успѣлъ даже поблагодарить настоятеля, какъ тотъ уже снова горячо заговорилъ:
-- Я возвращаюсь къ мальчику, вашему сыну. Его судьба сильно безпокоитъ меня. Такое хрупкое созданіе невозможно дѣлать игрушкой жизненныхъ бурь! Хорошо ли вы знаете ту родственницу, на попеченіе- которой собираетесь отдать ребенка?
Колумбъ смутился.
-- Ахъ, святой отецъ,-- горестно отвѣчалъ онъ,-- я вѣдь взялъ мальчика съ собою, только уступая его горячимъ мольбамъ и побѣжденный безвыходнымъ положеніемъ. Моя жена очень ненадежна... быть можетъ, ее и теперь уже нѣтъ въ живыхъ...
Онъ помолчалъ, прямо смотря на ребенка и потомъ продолжалъ мрачно:
-- Съ самаго начала путешествія я убѣдился, что не могу таскать съ собою всюду мальчика и подвергать его опасностямъ дороги. На кораблѣ онъ изнемогъ отъ морской болѣзни... Тогда же я и рѣшилъ отвезти его къ сестрѣ жены въ Гуэльву. Вы спрашиваете меня, знаю ли я эту родственницу? Понятія не имѣю о ней, святой отецъ! Моя жена, впрочемъ, хвалила ее, но и жена моя помнитъ ее еще тогда, когда она была молоденькою дѣвушкою.
-- Вотъ видите!-- вскричалъ отецъ Хуанъ,-- женщины большею частью мѣняются, выходя замужъ и попадая подъ вліяніе мужа, а знаете ли вы мужа этой дамы?
-- Нисколько.
Старикъ покачалъ головою.
-- Послушайте,-- сказалъ онъ вдругъ,-- оставьте лучше вашего мальчика у меня. Я позабочусь о немъ до тѣхъ поръ, пока вамъ это будетъ нужно, хотя бы вы странствовали цѣлыхъ десять лѣтъ. Я буду заботиться о немъ, какъ о собственномъ сынѣ, а если васъ не будетъ въ живыхъ, поставлю его на честный путь. Кромѣ того я постараюсь сдѣлать изъ него образованнаго человѣка. Я такъ люблю дѣтей, а жизнь отказала мнѣ въ счастьи имѣть собственныхъ сыновей. Этотъ мальчикъ въ своей безпомощности особенно близокъ моему сердцу. Что скажете вы на это, донъ Кристоваль?
Что же могъ сказать на это Колумбъ? Онъ протянулъ обѣ руки монаху, растроганный до глубины души.
IV. Добьется ли?
Хотя отецъ Хуанъ и обѣщалъ Колумбу дать рекомендательное письмо къ Талаверѣ, но прежде хотѣлъ какъ можно лучше ознакомиться съ проектами генуэзца. Онъ просилъ Колумба остаться на нѣкоторое время въ монастырѣ; въ теченіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ, проведенныхъ Колумбомъ въ палосской обители, часто въ кельѣ отца Хуана происходили совѣщанія, въ которыхъ принималъ участіе живущій неподалеку докторъ изъ Палоса и нѣкій Педро-де-Веласко, мореходъ. Педро-де-Веласко поддерживалъ бодрость Колумба разсказомъ о томъ, какъ много лѣтъ тому назадъ видѣлъ издалека невѣдомую землю, когда корабль его былъ отброшенъ вѣтромъ на далекое разстояніе къ сѣверо-западу отъ Ирландіи.
Наконецъ, снабженный рекомендательнымъ письмомъ къ духовнику "королей" и деньгами на первое время, чтобы пріодѣться въ приличное платье, Колумбъ отправился въ Кордову ко двору. Своего сына онъ оставилъ на попеченіе отца Хуана.
Съ давнихъ поръ генуэзцы пользовались въ Испаніи благосклонностью монарховъ и правителей, какъ славные отважные мореходы. Но въ то время, когда Колумбъ явился въ Кордову, испанское государство находилось въ совершенно исключительномъ положеніи. Король, королева, а съ ними и весь дворъ были всецѣло поглощены борьбою, которую вели съ маврами. Въ VIII столѣтіи по P. X. Пиренейскій полуостровъ былъ покоренъ воинственнымъ народомъ -- маврами. Покоривъ страну, мавры плѣнились ея богатой природой и мало по-малу принялись за мирный трудъ. Посредствомъ каналовъ они осушили болотистыя мѣстности, устроили искусственное орошеніе на случай засухи, высоко подняли торговлю, ремесла, устроили школы, провели дороги, построили мосты и чудные дворцы и развели сады. Но испанцы мало заботились о томъ, чтобы перенять эти улучшенія: они слишкомъ ненавидѣли магометанъ -- мавровъ, какъ своихъ побѣдителей, исповѣдывавшихъ другую религію, и между христіанами и магометанами постоянно происходили стычки.
Фердинандъ и Изабелла, наслѣдники двухъ наиболѣе сильныхъ христіанскихъ государствъ Пиренейскаго полуострова -- Аррагоніи и Кастиліи, подъ вліяніемъ духовенства, стремившагося къ могуществу католической религіи, соединились бракомъ. Оба они были религіозны до фанатизма, оба нетерпимы къ иновѣрцамъ, жестоки и коварны; оба стремились образовать силу, которая бы. положила конецъ владычеству мавровъ. Испанія уже была обременена налогами вслѣдствіе усиленныхъ подготовленій двора и арміи къ походу противъ мавровъ. Смотря по надобности, Фердинандъ и Изабелла находились на мѣстѣ военныхъ дѣйствій иногда вмѣстѣ, а иногда отдѣльно. Осада слѣдовала за осадою, и Талавера, на помощь котораго разсчитывалъ Колумбъ, былъ слишкомъ занятъ военными дѣйствіями, чтобы увлечься его планами. Онъ выслушалъ генуозца очень разсѣянно, почти не вникнувъ въ суть его предложеній, и отдѣлался общими фразами:
-- Ваше предложеніе очень интересно, но теперь.... теперь -- не время, и при томъ планы такъ фантастичны: предположенія, предположенія и ничего вѣрнаго! Но не унывайте: я исполню желаніе моего друга, отца Хуана, и замолвлю за васъ словечко передъ королями, чтобы вы могли получить у нихъ аудіенцію.