Аксаков Иван Сергеевич
Памяти Ивана Сергеевича Аксакова

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


   

СБОРНИКЪ
СТАТЕЙ,
НАПЕЧАТАННЫХЪ ВЪ РАЗНЫХЪ ПЕРІОДИЧЕСКИХЪ ИЗДАНІЯХЪ

ПО СЛУЧАЮ КОНЧИНЫ
И. С. АКСАКОВА

(ум. 27-го Января 1886 года.)

МОСКВА.
Типографія Л. Ѳ. Снегирева, Остоженка, Савеловскій, пер., д. Снегиревой.
1886.

   

Памяти Ивана Сергѣевича Аксакова *).

*) Изъ No 3576 "Новаго Времени", въ извлеченіи.

   Пишу изъ далекаго городка... Съ 1844 года, когда началась литературная дѣятельность Аксакова, онъ въ теченіе слишкомъ сорока лѣтъ откликался живо, сознательно и зрѣло на теченіе общественной жизни. Поэтомъ онъ началъ свою дѣятельность, вѣщимъ поэтомъ остался онъ и въ публицистикѣ.
   Его серіозное и сердечное отношеніе къ жизни подмѣтилъ едва ли не ранѣе всѣхъ. Гоголь: въ ноябрѣ 1845 года онъ пишетъ Шевыреву: "Извѣстіе твое о талантѣ Ивана Аксакова меня порадовало, и я пожалѣлъ, что тѣ не прислалъ его стиховъ", и вслѣдъ затѣмъ проситъ и старика Аксакова и Языкова прислать ему стихотворенія Ивана Сергѣевича: "Мнѣ хвалили очень его "3имнюю дорогу". Пришлите ее и все то, что ни было имъ написана въ послѣднее время". Прочитавши ихъ, Гоголь писалъ Языкову въ мартѣ 1846 года: "Мнѣ особенно понравились стансы "Среди удобныхъ и лѣнивыхъ". Въ юношѣ виденъ талантъ рѣшительный, стремленіе приспособить поэзію къ дѣлу и къ законному вліянію на текущія современныя сбытія". Вообще о молодыхъ людяхъ той поры Гоголь говорилъ, что у нихъ есть внутри сила, требующая дѣла, алчущая дѣйствовать, и только не знающая, гдѣ, какимъ образомъ, на какомъ мѣстѣ.
   Вслѣдъ затѣмъ стало высказываться сочувствіе къ Ивану Сергѣевичу и другихъ поэтовъ. Языковъ въ посланіи къ нему писалъ:
   
   Прекрасны твои пѣснопѣнья живыя,
   И сильны, и чисты, и звонки они...
   
   Графъ А. К. Толстой, раздѣляя любовь его къ родному быту, говорилъ ему:
   
   И всѣ мнѣ дороги явленья
   Тобой описанныя, другъ,
   Твои гражданскія стремленья
   И честной рѣчи трезвый звукъ.
   
   Полонскій характеризовалъ строгую музу Аксакова слѣдующими стихами:
   
   Когда мнѣ въ сердце бьетъ, звеня какъ мечъ тяжелый,
             Твой жесткій, безпощадный стихъ,
   Съ невольнымъ трепетомъ я внемлю невеселой,
             Холодной правдѣ словъ твоихъ...
   Не внемля шопоту соблазна, строгій геній
             Ведетъ тебя инымъ путемъ --
   Туда, гдѣ нѣтъ уже ни жаркихъ увлеченій,
             Ни примиренія со зломъ...
   Общественнаго зла ты корень изучая,
             Стоялъ надъ нимъ съ ножомъ, какъ врачъ...
   
   Плещеевъ, посвящая ему свои "Двѣ дороги", видѣлъ его въ числѣ тѣхъ немногихъ, которые идутъ, чтобы проложить въ пустынѣ слѣдъ:
   
   Хоть угрюма та дорога
   И не къ радостямъ ведетъ,
   Но по ней -- за ними много
   Новыхъ путниковъ пойдетъ.
   
   Искренно сочувствовали ему K. К. Павлова и Ю. В. довская; первая въ посланіи къ нему писала:
   
   И мы, чья нива не созрѣла,
   Которымъ жатвы не сбирать,
   И мы свой жребій встрѣтимъ смѣло,
   Да будетъ вѣра -- наше дѣло,
   Страданье наша благодать!
   
   Хомяковъ напутствовалъ его изданіе "Паруса" прекраснымъ стихотвореніемъ, гдѣ одной строчкой характеризуетъ значеніе его дѣятельности.
   
   Поднятъ флагъ: на флагѣ виденъ
   Правды судъ и миръ любви...
   
   Среди такихъ сочувствій, такого уваженія, Иванъ Сергѣевичъ всегда добросовѣстно и смѣло дѣйствовалъ и въ службѣ и въ литературѣ, и могъ говорить о себѣ:
   
   Сознанье бодрое не дремлетъ,
   Неумолкаемо зоветъ.
   
   И хотя не разъ ему приходилось замѣчать и ослабленіе въ себѣ, и медленность труда, и недостатокъ дѣятелей, и горько жаловаться на это:
   
   Но время мчится, жизнь старѣетъ,
   Все также свѣта не видать:
   Такъ незамѣтно дѣло зрѣетъ,
   Такъ мало васъ, которыхъ грѣетъ,
   Любви и скорби благодать;--
   
   но въ то же время онъ оставался строго вѣренъ себѣ и пылко восклицалъ:
   
   Нѣтъ! темныхъ сдѣлокъ, Боже правый.
   Съ неправдой намъ не допусти,
   Покрой стыдомъ совѣтъ лукавый,
   Блаженство сонныхъ возмути!
   Да пробудясь въ восторгъ смѣломъ,
   Съ отвагой пылкою любви,
   Мы жизнью всей, мы самымъ дѣломъ
   Почтимъ велѣнія Твои!
   
   Завѣту своему онъ дѣйствительно послѣдовалъ и могъ говорить о себѣ:
   
   Усталыхъ силъ я долго не жалѣлъ...
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   И дерзко я на сердце наложилъ
   Тяжелый гнетъ упорнаго терпѣнья.
   
   Съ этимъ терпѣньемъ онъ работалъ всю жизнь, несмотря на всѣ невзгоды. Онъ самъ говорилъ: "наши изданія лишены были счастія пользоваться расположеніемъ высшихъ, имѣвшихъ власть надъ литературою" ("Руск. Архивъ" 1873, книга II, столбецъ 2529). И всѣ знаютъ, что ему запрещали писать, осыпали десятками предостереженій, запрещали изданія. Но онъ ни разу не измѣнилъ своимъ убѣжденіямъ, не понизилъ своего тона.
   Въ своихъ изданіяхъ, особенно въ "Руси", онъ работалъ большею частью самъ; какую бы онъ ни печаталъ статью постороннюю, какой бы ни поднимался вопросъ, онъ почти всегда откликался на него своимъ мѣткимъ и вѣскимъ словомъ.
   Самые противники его литературные признавали въ немъ искренность и твердость убѣжденій. Нѣкоторыя рѣчи его были переводимы на иностранные языки, издавались въ Лондонѣ, читались на расхватъ и возбуждали серіозныя передовыя статьи въ журналахъ. Во время путешественія его по Славянскимъ землямъ въ 1860 году, его встрѣтилъ рядъ овацій. И при всѣхъ своихъ трудахъ и заслугахъ, онъ былъ необыкновенно скроменъ; хвалебный приговоръ былъ ему обиденъ.
   Какъ прямъ и откровененъ былъ онъ въ печати, такимъ былъ и въ частныхъ письмахъ, даже къ незнакомымъ лицамъ, никогда имъ невидѣннымъ. Не мало молодыхъ людей, пробовавшихъ свои силы на поэтическомъ полѣ, обращалось къ нему, прося его сосовѣтовъ, указаній, и онъ, среди всѣхъ своихъ трудовъ и хлопотъ, находилъ время писать имъ по 3, по 4 страницы, полныя прямыхъ, глубоко справедливыхъ замѣчаній. Вотъ, напримѣръ, что писалъ онъ еще въ 1862 году къ одному молодому стихотворцу (изъ трехъ страницъ мы беремъ лишь нѣсколько строкъ, которыя и теперь могутъ быть полезны многимъ).
   "Не спѣшите печататься. Раннее печатаніе бываетъ (конечно, не всѣмъ) вредно: авторъ удовлетворяется малымъ, миніатюрнымъ успѣхомъ и принимаетъ невольно складъ и сгибъ, отъ котораго нелегко потомъ избавиться. И теперь уже изъ вашей тетради, видно, что вы уже сочинили себѣ извѣстную позицію, уже рисуетесь сами себѣ или желаете рисоваться передъ другими въ излюбленномъ вами видѣ. Отъ этого въ вашихъ прекрасныхъ, молодыхъ стихахъ недостаетъ искренности. Вы говорите про хворое сердце, про могилу, усталую грудь и проч. и проч., а между тѣмъ все это не возбуждаетъ ни малѣйшаго состраданія! Мало этого, вовсе не вѣрится этой хворости и усталости! Это такъ, для прикрасы! про могилу вы говорите такъ, какъ человѣкъ о могилѣ вовсе не думающій, про горе -- какъ не испытавшій дѣйствительнаго горя. Иначе сказывается истинная боль сердца.
   "....Я бы позволилъ себѣ совѣтовать вамъ: немножко строже отнестись къ себѣ, не слишкомъ дорожить своими созданьицами, не злоупотреблять стихомъ, не тѣшиться этой забавой, а писать стихи, когда есть что писать, когда на то почувствуется внутренняя, сердечная потребность. Виртуозовъ у насъ много, а композиторовъ мало!... Если у васъ есть другіе стихи и сочиненія, то мнѣ будетъ всегда интересно прочесть ихъ... Во всякомъ случаѣ скажу вамъ искренно мое мнѣніе..."
   Другому лицу, извиняясь въ долгомъ молчаніи, онъ писалъ, объясняя и причины его, и характеръ своей дѣятельности (въ 1881 г.).
   "...Изданіе газеты -- дѣло не только тяжелое, но -- что всего хуже -- суетливое. Едва-едва ночью урываю я себѣ нѣсколько часовъ спокойнаго времени для того, чтобы написать свои статьи, которыхъ всегда не менѣе двухъ въ каждомъ нумеръ. Всею своею тяжестью газета лежитъ на мнѣ одномъ: талантливыхъ единомышленниковъ кругомъ меня совсѣмъ нѣтъ: всѣ перемерли, другіе живутъ не въ Москвѣ, нѣкоторые, наконецъ, перешли въ чужой лагерь... Я не успѣваю читать ни статей, ни писемъ, которыхъ получается множество отовсюду... Призваніе газеты -- отзываться на вопросъ текущей минуты,-- въ этомъ ея raison d'être, иначе -- въ наше время, столь отличное отъ прошлой литературной эпохи,-- газету и читать не станутъ, а не будетъ подписчиковъ -- не въ состояніи она и существовать. Къ тому же и изданіе газеты предпринялъ я единственно съ цѣлью борьбы. Ея задача: бороться съ ложнымъ политическимъ либерализмомъ современнаго общества, съ анти-національнымъ, матеріалистическимъ направленіемъ, заполонившимъ всю такъ-называемую "интеллигенцію". Кругомъ насъ, въ "культурной" средѣ общественной, кишатъ революціонно-отрицательные элементы. Поэтому газета поневолѣ становится трибуной, на которой несовсѣмъ-то мѣсто досужимъ воспоминаніямъ о прекрасномъ старомъ, мирномъ времени, гдѣ самые жгучіе интересы были интересы мысли, науки и искусства. Людямъ револьвера и динамита приходится держать рѣчи совсѣмъ иного свойства..."
   Заканчиваемъ наши извлеченія народнымъ словомъ: "Твоимъ добромъ -- тебѣ челомъ!" И въ глубокомъ умиленіи кланяемся твоей могилѣ, душевно-чтимый нашъ поэтъ и пророкъ, и учитель!..

С. П.

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru