Аксаков Иван Сергеевич
Скобелев и Гамбетта

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Сочиненія И. С. Аксакова
   Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія
   Изъ "Дня", "Москвы", "Руси" и другихъ изданій, и нѣкоторыя небывшія въ печати. 1860--1886
   Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.
   

Скобелевъ и Гамбетта.

"Русь", 1-го января 1883 г.

   Не далѣе какъ въ февралѣ прошлаго 1882 года бесѣдовали между собою въ Парижѣ эти два человѣка, -- люди повидимому приватные, частные: Гамбетта уже не стоялъ во главѣ министерства, не пользовался никакими оффиціальными, государственными полномочіями; Скобелевъ былъ, правда, корпуснымъ командиромъ, но лишь однимъ изъ таковыхъ, не превосходя ихъ никакими особенными начальственными преимуществами.... И тѣмъ не менѣе, оба были во власти, или, но выраженію Пушкина, "властители думъ" своей страны, и даже не своей одной, а чуть ли не всего свѣта, -- оба были всезнаемы, къ слову обоихъ прислушивались съ сочувствіемъ или съ ненавистно народы и правительства. Оба у себя дома подвергались травлѣ завистливой посредственности и безсмысленно злобствующаго, космополитическаго радикализма. На обоихъ горѣла печать мощнаго личнаго духа, необычайныхъ талантовъ и страстной любви къ величію, чести и славѣ отечества. Оба владѣли даромъ вселять энтузіазмъ въ массы, воздымать разомъ милліоны сердецъ неудержимымъ порывомъ преданности и самоотверженія. Оба носили въ себѣ чувство своего высшаго призванія и налагаемыхъ призваніемъ обязанностей. У обоихъ въ душѣ сочилась схожая рана: одинъ терзался памятью о Парижской капитуляціи, объ условіяхъ послѣдняго мира съ Германіей, унизившихъ и искалѣчившихъ Францію; другой мучился воспоминаніемъ о трактатѣ Берлинскомъ, объ отступленіи отъ стѣнъ Константинополя и негодованіемъ при видѣ австрійскихъ полчищъ, вторгающихся въ Боснію и Герцеговину... У обоихъ я врагъ былъ одинъ -- Нѣмецъ.
   Если для Гамбетты Нѣмецъ этотъ былъ собственно Германецъ, несомнѣнный виновникъ паденія Франціи, побѣдитель ея на полѣ битвы, прямой насильникъ и завоеватель, то для Скобелева прямымъ врагомъ-Нѣмцемъ былъ собственно -- Австріецъ, а Германецъ являлся лишь виновникомъ дипломатическаго пораженія Россіи на Берлинскомъ конгрессѣ, твердымъ оплотомъ враждебныхъ Россіи австрійскихъ посягательствъ на независимость Балканскихъ Славянъ, а также и предполагаемымъ внушителемъ противонародныхъ политическихъ стремленій у насъ самихъ, въ Петербургѣ. Въ то время еще не былъ извѣстенъ текстъ соглашенія между Австріей и Германіей, по которому оказалось, что Германія нисколько не обязывается поддерживать вооруженною рукою австро-мадьярскіе захваты, если нападеніе на Австро Венгрію будетъ произведено съ одной стороны, а не съ обѣихъ разомъ. Понятно почему обнародованіе подобнаго соглашенія произвело въ Австріи такое неудовольствіе на Германію и такую тревогу... Но это мимоходомъ. Для Скобелева, какъ и для Гамбетты. одинаково врагомъ міра Славянскаго и міра Галло-Романскаго представлялся въ то время міръ Германскій.
   И обоихъ собесѣдниковъ уже не стало. Менѣе чѣмъ черезъ полгода, скосила Скобелева внезапная загадочная смерть, во цвѣтѣ лѣтъ и силъ, на 39 году отъ рожденія. А ко дню полугодичнаго поминовенія въ православной Россіи "души усопшаго раба божія Михаила", почти также нежданно умеръ Гамбетта, 44 лѣтъ отъ роду, и также отъ какой-то загадочной, таинственной, не политическимъ мщеніемъ направленной пули! Не столько пышностью внѣшняго церемоніала, сколько выраженіемъ искренней всенародной скорби отличались православныя похороны того, чье доблестное имя пронеслось изъ конца въ конецъ по всей необъятной Россіи и осѣненное легендами живетъ подъ кровомъ каждой сельской избушки, и долго будетъ передаваться изъ рода въ родъ" въ сказаніяхъ и былинахъ. Слезами и молитвами проводили останки Скобелева сотни тысячъ народа, на всемъ трехсотверстномъ пространствѣ отъ Москвы до мѣста успокоенія.-- Пышными гражданскими похоронами, безъ молитвъ, со множествомъ ораторскихъ напутствій, но, конечно, съ искреннимъ сѣтованіемъ и смущеніемъ сердца, воздала Франція послѣднія почести своей единственной въ послѣднее время великой нравственной личной силѣ и едвали не единственному государственному таланту.
   Черезъ нѣсколько дней до смерти Гамбетты, внезапно же скончался отъ удара лучшій изъ военныхъ генераловъ Франціи, командовавшій передовою у германскихъ границъ арміей, генералъ Шанзи, хорошо извѣстный въ Петербургѣ, гдѣ онъ былъ посланникомъ и умѣлъ пріобрѣсти общее ува женіе. Онъ по убѣжденіямъ своимъ не былъ республиканцемъ. Онъ не былъ и атеистомъ, и когда Гамбетта, ставъ въ главѣ министерства, провелъ въ палатѣ законъ о реформѣ народной школы по плану Поля Бера, Шанви вышелъ въ отставку. Однако Гамбеттѣ, который зналъ и цѣнилъ его военныя способности и патріотизмъ, удалось уговорить Шанэи продолжать службу Франціи на поприщѣ равно дорогомъ для людей всѣхъ партій и убѣжденій -- поприщѣ обороны государственной территоріи. Шанзи принялъ командованіе... Но вотъ и его не стало. Понятенъ крикъ боли, вырвавшійся у президента республики Греви и переданный намъ телеграфомъ: "Неужели Германія заключила договоръ со смертью!..." Дѣйствительно, Германія можетъ теперь вздохнуть свободно и не безпокоиться пока за свою западную границу...
   Нечего и говорить, что смерть Гамбетты имѣетъ несравненно болѣе важное политическое значеніе для Франціи (и черезъ Францію для Европы), чѣмъ преждевременная кончина Скобелева не только для Европы, но и для Россіи, какъ ни велико было наше русское горе. Поприще дѣятельности Скобелева было слишкомъ спеціальное; ему было некогда, да и не представилось случая проявить въ себѣ способности государственнаго человѣка, хотя онъ далъ несомнѣнныя доказательства своего организаторскаго таланта и, по нашему мнѣнію, носилъ въ себѣ задатки сильнаго политическаго дарованія, нуждавшагося только въ теоретическимъ воспитаніи и въ практической школѣ. Но положеніе Гамбетты, независимо отъ его личныхъ дарованій и свойствъ, было совершенно исключительное: ему пришлось жить и дѣйствовать не только въ республикѣ, т. е. при такой формѣ правленія, которая допускаетъ полный просторъ всякому личному честолюбію и властолюбію, вооруженному энергіею и талантомъ, но притомъ въ странѣ, для которой самое ея политическое бытіе стало вопросомъ, въ странѣ униженной, опозоренной нашествіемъ врага и условіями мира, наложеннаго побѣдителемъ, -- съ расшатаннымъ государственнымъ строемъ, съ деморализованнымъ обществомъ. Франція, низринувшей у себя авторитетъ исторической или династической власти, нуженъ былъ человѣкъ -- о себѣ самомъ власть имѣющій, сильнаго ума и желѣзной воли, фанатикъ идеи, способный а увлекать и господствовать, возбуждать восторгъ и покорность, и вести ее къ намѣченной цѣли. Такимъ человѣкомъ явился Гамбетта, -- и такого нужнаго человѣка она лишилась!
   Но достигъ ли бы онъ, привелъ ли бы Францію къ цѣли? Это еще вопросъ... Конечно, Франція теперь сѣтуетъ и горюетъ непритворно и искренно,

Поздней ревности полна...

   но вѣдь именно поздней... Не ока ли, менѣе чѣмъ за годъ до его смерти, лишила его власти въ самомъ началѣ правительственной дѣятельности, въ виду начинавшихся египетскихъ событій? Говоримъ -- Франція, потому что по французской политической теоріи Французу обязательно признавать и утверждать, что устами большинства палаты депутатовъ, заставившаго кабинетъ Гамбетты выйти въ отставку, гласилъ не кто иной, какъ она сама, tout le pays. Вспомнимъ также, какъ въ предшествовавшемъ году происходили выборы Гамбетты въ депутаты отъ Бельвялльскаго въ Парижѣ округа. какъ едва-едва, съ грѣхомъ пополамъ, былъ избранъ онъ въ одной мерія и какимъ неистовымъ поруганіямъ подвергся въ другой,-- онъ, который такъ долго гордился званіемъ депутата всего Бельвилля, чуть не по единогласному избранію! А постепенное охлажденіе къ нему крайней лѣвой партіи палаты депутатовъ и всей партіи радикаловъ и непримиримыхъ, всѣхъ коммунаровъ, его же настояніями возвращенныхъ,-- охлажденіе, перешедшее въ злобную ненависть, по мѣрѣ того, какъ самъ Гамбетта отдалялся отъ нихъ и становился поборникомъ порядка?... Одолѣлъ ли бы Гамбетта всю эту буйную стихію въ своемъ отечествѣ, привелъ ли бы когда-нибудь къ единству всѣ взаимно противоположные строптивые элементы и интересы партій?... Трудно рѣшить. Можетъ-быть да,-- особенно, еслибъ восторжествовали коммунары и такъ пугнули бы французскихъ буржуа и самый народъ ужасами анархизма," что они хоромъ бы завопили: c'est un gouvernement fort qu'il nous faut, c'est une main de fer, dont nous avons besoin., т. e. взалкали бы крѣпкой властной руки! Можетъ-быть, и всего вѣроятнѣе, настало бы для неур время тогда, когда открылась бы для Франціи возможность патріотической отместки Германіи за претерпѣнное униженіе, и вообще вспыхнулъ бы съ неудержимою силою патріотическій духъ...
   Патріотическій духъ! Что Гамбетта былъ искренній, пламенный патріотъ, и движимъ былъ патріотизмомъ болѣе, чѣмъ даже личнымъ властолюбіемъ, это мы вполнѣ признаемъ; но для насъ очевидно, что онъ самъ не былъ удовлетворенъ степенью патріотическаго пыла разбогатѣвшей Франціи. Сама національная оборона 1870 года дала тому доказательства, по сознанію безпристрастныхъ Французовъ, и Гамбетта находилъ необходимымъ постоянно подогрѣвать любовь къ политическому величію Франціи и чувство политической чести въ своихъ соотечественникахъ, не пренебрегая для этого никакими средствами (какъ мы увидимъ ниже). Подъ его вліяніемъ возникло въ Парижѣ цѣлое общество, поставившее себѣ задачею "поднять патріотическій духъ" во Франціи (relever le patriotisme)!.. Съ этою же цѣлью создана и новая система народнаго школьнаго образованія, которое сдѣлано обязательнымъ и котораго главная цѣль: дать народу воспитаніе республикански-патріотическое и военное, даже воинственное (дѣти образуютъ батальоны, учатся ружью, военному строю, и т. д.), но въ то же время и атеистическое...
   Не признавать значеніе католическаго церковнаго элемента во Франціи, гдѣ считается 30 милліоновъ католиковъ,-- элемента, съ которымъ вмѣстѣ начинается и политическая исторія этой страны и вся переплелась съ нею, проникнувъ насквозь бытъ встрой жизни Французовъ, несмотря на могущество культуры, на свободное распространеніе отрицательныхъ ученій и на развратъ нравовъ,-- это непризнаніе, это пренебреженіе представляется намъ несомнѣнною, даже политическою ошибкой" При возрастающихъ успѣхахъ практическаго матеріализма, способность патріотическаго самоотверженія непремѣнно должна пойти на убыль" "Намъ необходимо поболѣе идеализма", говорилъ намъ республиканецъ-редакторъ одного изъ французскихъ журналовъ. Но какже обзавестить имъ -- при вытравливаніи въ серцахъ самой идеи надземнаго, безконечнаго и вѣчнаго?
   Впрочемъ о Гамбеттѣ по его краткой политической карьерѣ еще нельзя судить, чѣмъ бы онъ былъ при дальнѣйшемъ развитіи и на чредѣ прочной власти. Не о субъективныхъ его чувствахъ и воззрѣніяхъ, разумѣется, идетъ здѣсь рѣчь, но объ его такъ-сказать политическомъ воспитаніи и о возможныхъ для него политическихъ комбинаціяхъ. Въ теченіи 15 лѣтъ его политическаго поприща мы видимъ его постоянно зрѣющимъ и въ этомъ смыслѣ измѣняющимся. Самая ненависть, выше нами упомянутая, его бывшихъ друзей, поклонниковъ и послѣдователей, служитъ тому свидѣтельствомъ. Его сильный и свободный умъ билъ по природѣ чуждъ доктринаризма, и хотя, какъ каждый Французъ, онъ въ молодости и былъ подвластенъ доктринамъ, но съ каждымъ годомъ постепенно освобождался отъ ихъ деспотическихъ путъ. Въ этой чертѣ намъ видится что-то уже не французское, и мы склонны приписать ее его итальянскому происхожденію: не Французъ былъ и Наполеонъ Бонапартъ... Самое знамя оппортунизма, выкинутое Гамбеттой въ позднѣйшіе годы, т. е. правило въ государственной политикѣ держаться лишь того, что потребно и полезно въ данную минуту, близко къ ученію о государственной мудрости Маккіавеля. Началъ онъ тѣмъ, что принадлежалъ къ республиканскимъ заговорщикамъ, къ радикаламъ самымъ крайнимъ во времена Имперіи (до того, что въ 1867 г., во дни пріѣзда на Парижскую выставку нашего покойнаго Государя, онъ, Гамбетта, подбилъ адвоката Флоке закричатъ въ лицо Государю: да здравствуетъ Польша! {См. въ "Голосѣ" отъ 25 дек. любопытный разсказъ очевидца Загуляева.}, съ цѣлью, конечно, оскорбить этимъ грубымъ поступкомъ и русское и свое правительство. Вспомнимъ кстати, что когда вскорѣ затѣмъ послѣдовалъ выстрѣлъ Березовскаго, его защищалъ другъ Гамбетты Жюль Фавръ, и вѣроятно готовъ былъ бы защищать и самъ Гамбетта. Но какъ скоро пріобрѣлъ онъ себѣ популярность и громкую славу оратора и почувствовалъ, что "младые когти отросли",-- уже въ 69 году, вступивъ депутатомъ въ палату, онъ тотчасъ же выказалъ въ ней и сдержанность и политическій тактъ. Черезъ годъ съ небольшимъ, онъ уже дѣйствуетъ какъ диктаторъ въ качествѣ распорядителя національной обороны и проявляетъ столько энергія и таланта, что создаетъ не мало затрудненій для Прусаковъ (въ чемъ они сами отдаютъ ему справедливость), и если не изгналъ непріятеля изъ Франціи, то все же въ значительной степени оправилъ ея честь. По учрежденіи республиканскаго режима, Гамбетта представляется намъ одержимымъ страстною жаждою отмщенія Германіи и возстановленія политическаго значенія, величія и могущества Франціи. Всѣ прежнія теоріи и доктрины принесены въ жертву этимъ политическимъ комбинаціямъ Онъ мечтаетъ о сближеніи съ Россіей. Онъ изучаетъ правительственное искусство Бисмарка... Но быстрый опытъ убѣждаетъ Гамбетту, что мечта его не исполнима безъ созданія крѣпкой, сильной государственной власти, а самое созданіе это. невозможно -- при существующихъ формахъ парламентаризма... И вотъ, Гамбетта стремится къ тому, чтобъ парламентъ пересталъ быть помѣхою для дѣйствія сильной власти, и проектируетъ пересмотръ конституціи, т. е. введеніе новой системы выборовъ вовсе не на строго "демократическомъ и ужъ нисколько не на радикальномъ основаніи, а такой, которая дала бы возможность Гамбеттѣ заручиться безпрекословно послушнымъ большинствомъ голосовъ. Въ это же время Гамбетта на Бельвилльскихъ выборахъ, осаждаемый разъяренной толпой, выкрикивавшей: a bas Gambetta! и разныя ругательства, посылаетъ своимъ бывшимъ пріятелямъ -- крайнимъ радикаламъ и непримиримымъ -- съ краснорѣчивымъ жестомъ знаменитую угрозу: "погодите, я сумѣю найти васъ въ вашихъ логовищахъ!" (je saurai vous trouver dans vos antres!) И исполнилъ бы эту угрозу, еслибъ сохранилъ власть,-- мы не сомнѣваемся. Но депутаты палаты, испугавшись и диктаторскихъ поползновеній Гамбетты, и самой пылкости его патріотизма, и возможной перспективы войны, не допустили пересмотра конституціи и заставили Гамбетту и его кабинетъ удалиться. Гамбетта рѣшился переждать наступленія срока полномочіямъ настоящихъ депутатовъ и продолжалъ упрочивать и усиливать преданную ему партію... Въ это-то время, уже переставъ быть президентомъ совѣта министровъ, познакомился Гамбетта со Скобелевымъ и велъ съ нимъ бесѣды, о которыхъ мы упоминали.
   Какъ уже извѣстно, Скобелевъ вовсе не произносилъ "рѣчи", которая надѣлала было такого переполоха въ Европѣ. По прибытіи, въ началѣ февраля 1882 г., въ качествѣ частнаго человѣка, въ Парижъ, гдѣ онъ имѣлъ свой наслѣдованный отъ матери домъ, онъ посѣщалъ издательницу "Nouvelle Revue", познакомился съ ея сотрудниковъ Camille Farcy, видался съ другими знакомыми, и высказанныя имъ мнѣнія о политическомъ настроеніи дѣлъ, о нѣмецкомъ Drang nach Osten, о нашествіи Австрійцевъ на Боснію и Герцеговину и т. д., возбудили къ кругу французскихъ "патріотовъ желаніе воспользоваться его пребываніемъ и его громкимъ именемъ для своихъ "патріотическихъ" цѣлей. Къ Скобелеву явилась депутація Сербовъ-студентовъ, учащихся въ Парижѣ (о которой говорятъ, что она была подстроена самими Французами). Рѣчи имъ Скобелевъ не держалъ; былъ просто разговоръ, болѣе или менѣе того же содержанія,-- и тѣмъ сильнѣе было его изумленіе и смущеніе, когда на другой день онъ увидѣлъ многія свои слова напечатанными въ формѣ торжественной "рѣчи", въ эффектной редакція, со многими украшеніями. Догадавшись, что это должно быть дѣло CamiHe Farcy, Скобелевъ поѣхалъ его отыскивать, но едва показался онъ въ помѣщеніи редакціи журнала "Nouvelle Revue", какъ его встрѣтили словами: "простите, но умоляемъ васъ: не отказывайтесь отъ вашихъ словъ" (de grâce, général, ne retractez pas vos paroles)! Ему объясняли и доказывали, что такая огласка "рѣчи* необходима для Франціи, потому что дастъ возможность возбудить, разогрѣть "патріотизмъ" и пустить въ оборотъ тѣ мысли, которыхъ Французы не рѣшаются, не смѣютъ, страха ради Бисмарка, высказывать печатно отъ своего имени. И дѣйствительно, французская пресса замѣчательно осторожна въ своихъ сужденіяхъ объ европейской политикѣ ю избѣгаетъ всего, что могло бы подать Германіи поводъ къ придиркамъ, надѣлать Франціи, пока еще не собравшейся съ силами, непріятныхъ хлопотъ, а пожалуй и оскорбленій. Пока Скобелевъ еще недоумѣвалъ, какъ поступить, онъ получилъ приглашеніе отъ Гамбетты на свиданіе съ нимъ, которое вслѣдъ затѣмъ и состоялось... Гамбетта, во разсказу Скобелева, встрѣтилъ его также Цросьбою не отказываться печатно отъ произнесенія рѣчи, и говорилъ, что эта "рѣчь уже оказала имъ, Французамъ, великую пользу, что она быстро воспламенила сердца патріотическимъ жаромъ, возбудивъ надежды на союзъ Россіи и Франціи... "Cela a pris comme une trainée de poudre,-- занялось какъ пороховой приводъ!" радовался Гамбетта: "посмотрите, продолжалъ онъ, вотъ двѣ сейчасъ полученныя мною теллеграммы изъ Гавра и Марселя: и флотъ и армія ликуютъ... Но предупреждаю васъ,-- я въ своей газетѣ вынужденъ буду осуждать безтактность генерала Скобелева -- ради политической осторожности и чтобы не показаться солидарнымъ съ самымъ фактомъ произнесенія". По возвращеніи отъ Гамбетты, Скобелевъ по своему обыкновенію тотчасъ же записалъ на клочкѣ бумажки вкратцѣ содержаніе разговора и нѣкоторыя, показавшіяся ему замѣчательными, выраженія Гамбетты.
   Мы сами видѣли и читали этотъ клочокъ. Гамбетта говорилъ о своихъ усиліяхъ произвести пересмотръ конституціи, создать сильную власть во Франціи, о пользѣ союва Франціи съ Россіей въ будущемъ, и выразился между прочимъ такъ: remerciez Dieu de n'avoir pas de parlement... Si vous en aviez un, vous bavarderiez cent ans sans faire rien qui vaille (благодарите Бога, что нѣтъ у васъ парламента; если онъ у васъ былъ, вы сотни лѣтъ проболтали бы, не сдѣлавъ ничего путнаго).
   Послѣ того Скобелевъ еще разъ имѣлъ съ Гамбеттой продолжительную бесѣду, именно обѣдалъ у него вмѣстѣ съ генераломъ Галифе, бившимъ военнымъ агентомъ Франціи при нашей турецкой кампаніи. Само собою разумѣется, тутъ не было и не мыслимо было никакое "соглашеніе", да еще по порученію русскаго правительства, какъ подозрѣвали въ Европѣ! Это просто былъ обмѣнъ мнѣній двухъ замѣчательныхъ людей, не состоявшихъ во влдети. Скобелевъ объяснялъ лживость французской традиціонной политики на Востокѣ, которой такъ держался Тьеръ и которая такъ всегда была враждебна Россіи и православію; онъ доказывалъ, что Франція должна отрѣшиться отъ пренебреженія, презрѣнія и непріязненности, свойственныхъ вообще Западу въ отношеніи къ Славянскимъ племенамъ и къ ихъ историческому движенію; должна признать, рядомъ съ міромъ Германскимъ и Латинскимъ, права міра Славянскаго, признать въ Россіи представительницу этого міра и естественную его покровительницу. Со всѣмъ этимъ Гамбетта вполнѣ соглашался, хотя можетъ-быть исключительно съ точки зрѣнія французскихъ интересовъ, въ виду возможности столкновенія Франціи съ Германіей...
   Но возвращеніи изъ Парижа, Скобелевъ хотѣлъ изложить всѣ подробности этого эпизода его жизни въ пространномъ письмѣ къ пишущему эти строки, т. е. къ редактору "Руси", но не докончилъ; однакожъ, при свиданіи, передалъ-ему недописанную черновую рукопись, состоящую изъ 6 страницъ. Она и до сихъ поръ хранится у насъ, помѣченная 4 марта 1882 г. Начинается она такъ:
   "Программа: 1) Впечатлѣніе при выѣздѣ изъ Москвы. 2) Нѣсколько словъ о петербургской своей рѣчи. Нѣтъ связи между нею и парижскою, развѣ только ненависть выказанная мнѣ Нѣмцами всѣхъ оттѣнковъ. 3" Впечатлѣнія вынесенныя изъ Франціи. Славянскіе студенты. Madame Adam. Cam. Farcy. Gambetta. Freycinet. Англійская пресса. 4) Мое возвращеніе. Варшава. 5) Пріѣздъ въ Петербургъ".
   Приведемъ слѣдующія мѣста:
   "Сознаюсь, я переѣхалъ французскую границу -- глубоко раздраженный и огорченный особенно тою безцеремонностью, съ которою Нѣмцы преподавали Австрійцамъ: не щадить (въ Босніи и Герцеговинѣ) православной кррви"... Слѣдуетъ цитата изъ одной германской гаяеты: "Oesterreich mass im Sinne haben coыte que coыte mit seinem slawischem Aufstande energisch ans Ende zu kommen".
   "Во Франціи, напротивъ, я встрѣтилъ много инстинктивнаго, хотя еще и не выяснившагося сочувствія; большое желаніе ознакомиться съ соотношеніемъ Россіи и Германіи къ славянскому и балканскому вопросамъ... Полагаю, что вы признаете извинительнымъ, что въ такомъ настроеніи сердца и головы я сближался съ извѣстною частью печати, желающей намъ сочувствовать болѣе страстно чѣмъ осторожно... Этимъ воспользовались -- съ цѣлью доброю, и какъ мнѣ теперь ни трудно, мнѣ не жалъ случившагося... Что сказать мнѣ про приписываемую мнѣ рѣчь сербскимъ студентамъ? Ее я собственно никогда не произносилъ, да и вообще никакой рѣчи не говорилъ. Пришла ко мнѣ сербская молодежь на квартиру. Говорили по душѣ и конечно не для печати. С. Farcy напечаталъ то, что ему показалось интереснымъ для пробужденія французскаго общества, со словъ студентовъ, меня не спросясь. Я бы могъ формально отказаться, но переубѣдили меня и Гамбетта и madame Adam. Первый особенно настаивалъ на ея полезномъ впечатлѣніи въ молодежи, арміи и флотѣ. Такъ какъ въ концѣ-концовъ все сказанное въ газетѣ "France" сущая правда, и по моему могло повести не къ войнѣ, а къ миру, доказавъ, что Русскій Царь -- сила, то я и рѣшился не обращать вниманія на послѣдствія лично для меня, и молчаніемъ дать развиться полезному, т. е. какъ у насъ, такъ и во Франціи, законному и естественному недовѣрію къ сосѣду"...
   Нѣкоторые замѣтятъ можетъ-быть, что все это имѣетъ теперь лишь запоздалый, уже историческій интересъ... Да, по скольку оно касается лицъ; но вопросы ими поставленные еще пребываютъ, и медленно назрѣвающія событія несутъ имъ отвѣтъ...
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru