Польскій вопросъ и Западно-Русское дѣло. Еврейскій Вопросъ. 1860--1886
Статьи изъ "Дня", "Москвы", "Москвича" и "Руси"
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1886.
О непослѣдовательности нашего правительственнаго дѣйствія въ Польшѣ.
Москва, 15-го іюля 1883 г.
Назначеніе генералъ-адъютанта Гурко варшавскимъ генералъ-губернаторомъ, соглашеніе съ Римской Куріей, пріѣздъ новыхъ католическихъ епископовъ въ нашу западную окраину, рѣчи, болѣе или менѣе безумныя, разныхъ польскихъ графовъ, заносчивый тонъ польскихъ заграничныхъ публицистовъ -- все это вновь выдвинуло, въ послѣдніе дни, на первый планъ въ нашей печати, и не только выдвинуло, но и сильнѣе обострило, уже и безъ того достаточно острый -- "польскій вопросъ". Сужденія о немъ, признаемся откровенно, не отличаются безстрастностью, и именно со стороны газетъ съ безспорно-патріотическимъ, русскимъ направленіемъ. Нельзя объ этомъ не пожалѣть, и конечно желательно, чтобы защитники русскихъ государственныхъ и народныхъ интересовъ удерживались на высотѣ нашей несомнѣнной правды, не умаляя ея достоинства примѣсью напрасныхъ обвиненій, тревожной подозрительности и какого-то полицейскаго задора. Тѣмъ же добрымъ желаніемъ проникнуты и предлагаемыя ниже двѣ корреспонденціи "съ Литовско-русской окраины", исправляющія ошибочность сообщенныхъ упомянутыми газетами свѣдѣній и выраженныхъ ими опасеній. Вполнѣ присоединяясь къ такому желанію, мы нашли однакоже нужнымъ ослабить высказанный вмѣстѣ съ нимъ укоръ, признавая его не вполнѣ заслуженнымъ. Трудно, по совѣсти, попрекнуть русское общество излишкомъ запальчивости въ огражденіи русскихъ интересовъ! Мы такъ мало въ этомъ отношеніи избалованы, что проявленіе подобнаго излишка составляетъ у насъ рѣдкость достойную вниманія и нѣкотораго уваженія. Безстрастіе безстрастію рознь. Есть безстрастіе крайне дешевое, да и вовсе ничего не стоющее, которымъ щеголяетъ большинство не только нашихъ самозванно-либеральныхъ изданій, но и петербургской высшей бюрократической среды. Этимъ господамъ ровно ничего не значитъ поступиться подчасъ самыми кровными интересами русской народности и русскаго государства,-- именно его цѣльностью и единствомъ, которыя С08иждены, выстраданы цѣлыми десятью вѣками нашей тяжелой исторической жизни! Ничего не значитъ -- отчасти по совершенному неразумѣнію или даже незнанію ими этихъ интересовъ и по той разрозненности съ духомъ своей исторіи и народности, въ которой они воспитаны, отчасти же потому, что Поляки представляются имъ, въ сравненіи съ Россіей, все-таки высшею націей, имѣющею на себѣ какъ бы нѣкое помазаніе отъ самого Запада,-- а у этого печальнаго сорта нашей интеллигенціи, чиновной и вольнопрактикующей, "законы, совѣсть, вѣра" даются только "Европой"... Европа для нихъ то же, что княгиня Марья Алексѣевна для Фамусова, какъ уже было кажется кѣмъ-то замѣчено. Да и Европа какая-то абстрактная, потому что къ Европѣ же принадлежитъ и Германія, дающая образецъ такого строгаго государственнаго отношенія къ Полякамъ Познани и Силезіи, для котораго въ Россіи ни духу, ни умѣнья не хватитъ! Къ Европѣ же принадлежитъ и Австрія, еще на памяти живущихъ поколѣній производившая рѣзню польскихъ помѣщиковъ руками галицкихъ крестьянъ, и только недавно ставшая вновь заигрывать съ Поляками. Но то Австрія, то Германія,-- имъ можно дорожить своею національностью и государственностью; онѣ какъ бы ни поступали, никто ихъ не заподозритъ въ некультурности или варварствѣ,-- въ чемъ, наоборотъ всегда заподозрятъ каждаго Русскаго, провинись только онъ какъ-либо въ пристркстіи къ своей народности или государству: такъ разсуждаютъ, въ большинствѣ случаевъ, наши безстрастные по части русскихъ интересовъ публицисты. Понятно поэтому, что вся сущность "европеизма" для нашихъ "либеральныхъ" дѣтенышей Запада, вся его реальная, положительная сторона сводится въ концѣ-концовъ, просто-напросто, къ отрицанію правъ русской народности...
Безъ сомнѣнія, эти строки вшовутъ взрывъ негодованія въ нашихъ противникахъ: какъ осмѣлиться сказать, что "имъ ничего не значитъ поступиться интересами русскаго государства"! "Это ложь, клевета, доносъ, этого никогда не бывало"... Никогда! Да имъ хоть сейчасъ кроши Россію, рѣжь ее, даже по живому тѣлу, для образованія какой-то "федераціи"! хоть сейчасъ, вопреки историческому тяготѣнію, работѣ вѣковъ и волѣ народной, выдѣли изъ Россійской имперіи населеніе даже Харьковской и Воронежской губерніи въ составъ особаго политическаго тѣла подъ названіемъ "Южно-Русовъ"... Развѣ такое чудовищное "украинофильское" посягательство (имѣющее свой органъ въ Галиціи) на внутреннюю и внѣшнюю цѣльность Русской державы не находило себѣ покровительства и поддержки на страницахъ нашихъ журналовъ, и намъ не приходилось полемизировать съ ними?? Ну что, казалось бы, заслуживало большаго сердечнаго, умиленнаго сочувствія русскихъ людей въ Россіи, какъ не стремленіе части Русскаго племени, отдѣленной отъ своего великаго цѣлаго и къ тому же томящейся подъ игомъ иноязычнымъ и иновѣрнымъ, ввести въ свое литературное употребленіе не мѣстный провинціальный говоръ, а тотъ русскій же, литературный языкъ, который такъ роскошно развился въ просторѣ Русской державы, достигъ такой мощи и красоты? Вѣдь, казалось бы, уже само собою разумѣется, что этотъ языкъ составляетъ естественное, неотъемлемое, родное, кровное достояніе всего Русскаго племени, ее всѣми его вѣтвями безраздѣльно? Это вѣдь языкъ сотни милліоновъ, языкъ призванный къ вселенско-историческому значенію, къ такому значенію, къ которому, конечно, не могутъ быть призваны, да и не призваны исторіей не только поднарѣчія областныя, но даже и самый языкъ польскій... И что же? Чему мы, къ вящему пояору русскаго общества, были свидѣтелями? Едва начали Русскіе въ Галиціи, эти паріи въ родной землѣ, осторожно, съ опаской, озираясь со страхомъ на Нѣмцевъ и Поляковъ, вводить въ свои газеты и книги нѣкоторыя формы русской литературной рѣчи,-- точно уязвленные въ самую глубь сердца, точно подъ "аффектомъ" нестерпимаго оскорбленія, съ глумленіемъ, съ остервенѣніемъ набросились на нихъ наши же "либеральные" журналы и газеты (преимущественно петербургской печати)! Какъ смѣть, хоть въ области литературнаго языка, тянуть, примыкать къ Россіи? Вонъ! прочь!.. Когда же среди русскихъ уніатовъ въ 'Галиціи обнаружилось притомъ и движеніе (впрочемъ самое микроскопическое) въ пользу возврата къ чистому вѣроисповѣданію своих^ отцовъ, т. е. къ православію,-- послѣдствіемъ чего и былъ знаменитый, возбужденный Поляками уголовный процессъ,-- разыгралась въ русскомъ либеральномъ лагерѣ сцена, превосходящая всякое вѣроятіе. Это уже была истинная гадость. Съ пѣной у рта, какъ охотникъ завидѣвшій звѣря, вопилъ, неистовствовалъ "Вѣстникъ Европы" съ своими товарищами-доѣзжачими, натравливая Австрійцевъ и Поляковъ на несчастныхъ Галичанъ, осмѣлившихся противодѣйствовать польскому гнету,-- "ату! ату ихъ!" и загонялъ въ польскія тенета! И есть за что! Вздумали возсоединяться съ Россіею, да не только литературно, но и духовно, подкрѣплять ея русское государственное, созданное исторіей единство! Обезсилить надо его, дробить, дробить на части, а напротивъ усилить и объединять Польшу, падать до-нои предъ превосходствомъ польской культуры!..
Что это такое? Измѣна? Нѣтъ, не измѣна въ значеніи государственнаго преступленія, да и такая, какъ выражаются юристы, "квалификація" была бы пожалуй даже слишкомъ почетною для подобнаго явленія. Это -- безуміе, какъ неизбѣжный, роковой плодъ апостазіи, отступничества отъ своего народа, отъ своей исторіи, отъ самого себя; это верхъ, le sublime, душевнаго холопства, это такое уродство умственное и нравственное, что если бы можно было его выразить конкретно, физически, и воплотить въ какое-нибудь тѣло, то это тѣло стоило бы помѣстить въ стклянку со спиртомъ и хранить въ музеѣ чудовищныхъ аномалій природы. Впрочемъ и безъ спирта сохранятся для потомства страницы "Вѣстника Европы" и иже съ нимъ газетъ и журналовъ, во свидѣтельство той аберраціи, до которой доходила русская мысль въ XIX вѣкѣ. Никогда никакое общество не представляло болѣе печальнаго безобразія, какъ наше; никогда никакая интеллигенція не падала такъ низко. А вѣдь это именно та общественная среда и та интеллигенція, которыя то-и-дѣло пережевываютъ термины: "прогрессъ", "культура", "цивилизація", то-и-дѣло суесловятъ о "реформамъ Александра II", о "вѣнцѣ зданія", и топча въ грязь русскую національность, русскую исторію, отвергая у Русскаго народа право на духовную самобытность, толкуютъ о "народномъ представительствѣ", присвоиваютъ себѣ кличку "либераловъ", какъ бы въ насмѣшку надъ этимъ понятіемъ и словомъ, и вѣдь тоже, съ своей стороны, рекомендуютъ всемѣрно русскимъ людямъ "безстрастіе" въ обсужденіи "польскаго дѣла"... Кому же однако не ясно, что при такомъ состояніи ума и духа они легко становятся безсознательными орудіями враждебныхъ намъ Поляковъ, которые, глубоко презирая ихъ, тѣмъ не менѣе охотно пользуются ими согласно съ извѣстной инструкціей Мѣрославскаго?!
Въ виду такого фактора въ нашей собственной общественной жизни, сдвали справедливо очень-то издѣваться надъ излишнею горячностью тѣхъ, кому въ самомъ дѣлѣ дороги интересы русской народности и государства. Собственно польскій задоръ всего менѣе способенъ вносить раздраженіе и страстность въ обсужденіе польскаго вопроса въ Россіи. Не въ той мѣрѣ опасенъ для Россіи польскій патріотизмъ, сколько отсутствіе патріотизма въ значительной части русскихъ "интеллигентовъ", сколько національное отступничество, по практическимъ послѣдствіямъ равное измѣнѣ русской народной и государственной пользѣ. Вотъ что обостряетъ польскій вопросъ, вотъ что мѣшаетъ установиться мирному, хладнокровному выраженію и воздѣйствію русской національной мысли. Въ послѣдніе годы, впрочемъ, послѣ тяжкихъ уроковъ прошлаго, казалось, настала пора и для спокойной, серьезной работы надъ разрѣшеніемъ этой немаловажной задачи,-- но безсмысленныя, безстыдныя нападки въ русской печати на Муравьева вызванныя появленіемъ его "Записокъ", пуще подлили масла въ тлившійся огонь! Развѣ не свидѣтельствуютъ онѣ, эти нападки, эти памфлеты на Муравьева за то, что онъ недостаточно "деликатно" (sic) спасъ Русскій край отъ кроваваго мятежа, отъ кинжальщиковъ и вѣшателей съ ихъ бандами, а Россію и отъ вѣроятныхъ политическихъ внѣшнихъ усложненій, еслибъ мятежу дано было время сильнѣе разгорѣться,-- развѣ онѣ не свидѣтельствуютъ, что болѣзнь отступничества еще гнѣздится въ русскомъ обществѣ, что русскимъ народнымъ интересамъ грозитъ опасность болѣе всего со стороны русскаго же общества, и что затрудненія, воздвигаемыя намъ Полыней, черпаютъ главную силу свою въ бездушномъ, безнародномъ направленіи той нашей собственной интеллигенціи, которая именно въ безнародности-то и полагаетъ суть своего "либерализма"?
Возможно ли, возразятъ намъ, придавать такое важное значеніе печатнымъ бреднямъ? Несомнѣнно можно и должно, и не потому только, что печать пользуется еще у насъ очень "ильнымъ авторитетомъ и ея бредни способны сбивать съ толку многое множество простодушныхъ людей, но и потому, къ несчастію, что это колобродство печати служитъ симптомомъ такого же колобродства мысли и въ сферахъ власти. Кому же не вѣдомо, что къ нашей такъ-называемой "либеральной" интеллигенціи непосредственно примыкаетъ, или по крайней мѣрѣ примыкала до сихъ поръ, и наша бюрократическая среда? что чины, ордена и генеральство отлично уживаются у насъ съ вышеупомянутымъ либерализмомъ" и съ антинаціональнымъ, слѣдовательно противогосударственнымъ, образомъ мыслей и дѣйствій? Но будемъ справедливы; не станемъ винить отдѣльныя лица: ихъ вина не столько личная, сколько историческая. Реформы XVIII вѣка до такой степени искривили русское самосознаніе, до такой степени отшибли и у общества и у власти историческую память, что только развѣ въ великія роковыя минуты всеобщаго подъема духа оживало въ нихъ непосредственное русское народное чувство; въ остальное же, мирное время оно вновь засылало, и русскіе администраторы въ родной землѣ, въ дѣлѣ русскихъ интересовъ, являлись нерѣдко до простодушія невѣжественными, словно институтки въ курульскихъ креслахъ. Но плоды этого простодушнаго невѣжества всходили нерѣдко же гибелью и бѣдою для нашего отечества. Если только русская администрація добросовѣстно прослѣдитъ свою собственную исторію по отношенію къ Польшѣ, начиная со временъ Александра I и до половины XIX столѣтія, и ей, администраціи, даровано будетъ видѣть свои прегрѣшенія (о чемъ, вообще говоря, она вѣрно не молится, но о чемъ ей очень молиться слѣдуетъ), то она построитъ храмъ покаянія и станетъ въ немъ биться челомъ о плиты, умоляя Русскую землю: "грѣховъ невольнаго народоотступничества, грѣховъ невѣдѣнія моего не помяни!.."
Возьмемъ для примѣра хоть недавно появившуюся въ "Русскомъ Вѣстникѣ" статью г. Щебадьскаго подъ названіемъ "Русская Область въ Царствѣ Польскомъ". Здѣсь разумѣется русская область вошедшая въ составъ Царства Польскаго при образованіи его въ 1815 г. и послѣ раздѣла Польши доставшаяся Австріи,-- именно такъ-называемая Холмщина или Забужье, раздѣленная теперь между губерніями Сѣдлецкой и Люблинской. Область эта поступила подъ русскій скипетръ совсѣмъ русскою и хотя уже уніатскою, но со свѣжими преданіями православія. "Послѣ многовѣковаго отчужденія нѣсколько сотъ тысячъ Русскихъ возвращались своему отечеству, становились подъ защиту своего природнаго государя", говоритъ г. Щебальскій; къ несчастію, продолжаетъ онъ, "Александръ I не призналъ въ нихъ своихъ родныхъ сыновъ и оставилъ ихъ въ непосредственной зависимости отъ польскаго правительства, въ то время вполнѣ самостоятельнаго. Во все царствованіе этого государя, да и во все время существованія польской автономіи, т. е. до 1831 г, ничего не было сдѣлано для охраненія русской національности въ Русскомъ Забужьѣ"; напротивъ, Александръ I поспѣшилъ въ 1816 и 1818 гг. утвердить законы, образовавшіе изъ каждаго помѣщичьяго имѣнія гмину или волость, а каждаго помѣщика дѣлавшіе de jure войтомъ или старшиной этой волости... Однимъ словомъ, русскіе крестьяне предавались во власть польскихъ помѣщиковъ, связанные по рукамъ и по ногамъ,-- и помѣщики, съ помощью католическихъ ксендзовъ, конечно не потеряли времени даромъ, получивъ возможность дѣйствовать на русское населеніе "именемъ самого Cesarza"! Казалось, наступившій въ 1831 г. мятежъ долженъ былъ бы вразумить русское правительство, но въ 30-хъ же годахъ изданъ новый уставъ для учебныхъ заведеній Царства, и въ статьѣ о приходскихъ училищахъ назначается преподаваніе только одного языка -- польскаго, безъ всякаго исключеній для Холмщиньг, самыя же училища ввѣрялись "просвѣщенной и заботливой объ общественномъ благѣ опекѣ помѣщиковъ" (хотя не болѣе двухъ лѣтъ тому назадъ они сражались противъ Россіи!). Когда въ 1887 году началось въ Бѣлоруссіи движеніе въ смыслѣ возвращенія изъ уніи къ чистому православію, двадцать лучшихъ священниковъ изъ Забужья прислали митрополиту Іосифу Сѣмашко прошеніе о принятіи ихъ приходовъ въ лоно русской церкви, такъ какъ, по ихъ выраженію, "нынѣшнее поведеніе холмскаго уніатскаго начальства не только само себя, но всю епархію усиливается обратить въ латинизмъ". Митрополитъ Сѣмашко настаивалъ также съ своей стороны на присоединеніи Забужскихъ уніатовъ къ Литовской епархіи, но и прошеніе Забужанъ и неоднократныя ходатайства митрополита остались безъ послѣдствій. "Этого присоединенія не желалъ князь Паскевичъ; онъ же не оказывалъ покровительства и русскому языку -- даже въ русской области Царства"! Назначенный наконецъ распоряженіемъ министра просвѣщенія въ Царствѣ, Шипова, учитель русскаго въ Холмской уніатской семинаріи языка "былъ вынужденъ преподавать свой предметъ по польски; по польски же и по католическимъ училищамъ преподавался катихизисъ уніатамъ, а молитвы на славянскомъ языкѣ обходились молчаніемъ"... Такъ продолжалось почти вплоть до временъ Милютина и Черкасскаго,-- единственнаго свѣтлаго періода въ исторіи нашего управленія Польшей... Въ результатѣ всего этого -- составленная къ I860 г. печальная статистика, свидѣтельствующая, что благодаря невѣжеству, нехотѣнію или неспособности русской администраціи, въ этой русской области совершилось подъ русскимъ скипетромъ быстрое ополяченіе и переходъ значительной части населенія изъ уніи въ-католичество! Въ настоящую минуту на 500,000 Русскихъ въ Люблинской и Сѣдлецкой губерніяхъ уже половина облатинена...
Это только одинъ изъ обращиковъ русской административной политики въ Царствѣ, въ первой половинѣ нашего столѣтія, указанный нами потому, что онъ доселѣ былъ мало извѣстенъ. Но довольно извѣстно, что вообще для администраторовъ и политиковъ временъ Александра I не существовало ни Бѣлоруссіи, ни даже Югозападной Руси; они, съ легкимъ сердцемъ, собирались было примкнуть къ Царству Польскому весь русскій, по польскому выраженію, забраный у Польши край, и если заступничество Карамзина спасло Россію отъ такого фактическаго самоубійства, все-таки Полякамъ были великодушно предоставлены всѣ мѣры и способы къ ополяченію и окатоличенію края. Правда, послѣ польскаго бунта въ 1831 г. значительная часть этихъ мѣръ и способовъ была отнята, но оставшіеся были такъ еще могучи, да и столько уже было сдѣлано, что понадобился новый польскій мятежъ 1863 г. (спасибо гг. Полякамъ!) для новаго напоминанія русскому правительству и русской интеллигенціи, что край -- русскій. Но на долго ли? Въ томъ то и горе, что не на дѣла русской администраціи только давно минувшія приходится намъ ссылаться, а на дѣла чуть ли не вчерашнія. Достаточно вспомнить, что и послѣ всѣхъ назиданій и испытаній былъ возможенъ Виленскій генералъ-губернаторъ... Потаповъ! Противонародная политическая реакція, въ лицѣ разныхъ петербургскихъ сановниковъ, восторжествовала, и все оживленіе, весь нравственный подъемъ въ Бѣлорусскомъ населеніи, совершившійся при Муравьевѣ, а потомъ продолжавшійся и при Кауфманѣ, поникъ безнадежно въ теченіи девяти лѣтъ такъ-называемой "потаповщины"... Да развѣ и теперь, сейчасъ, слѣды ея сколько-нибудь изглажены? Развѣ назначеніе такого администратора могло внушить русскимъ людямъ убѣжденіе въ національномъ направленіи русской политики? А при отсутствіи такогоубѣжденія можно ли удивляться, что защита въ печати русскихъ государственныхъ интересовъ обнаруживаетъ столькобезпокойства, тревоги и страстности, и такъ мало расположенія склонять слухъ къ пѣнію невскихъ газетныхъ "либеральныхъ" сиренъ о "примиреніи" съ Поляками?!
Положимъ, возвращеніе къ системѣ генерала Потапова стало теперь, благодаря Богу, уже невозможнымъ,-- но этоутѣшеніе пока еще отрицательное: положительнаго мы не имѣемъ или имѣемъ его пока еще въ слабой степени. Вѣдь и врагъ силенъ и злокозненъ, и способенъ принимать всякія личины, а прежде всего личину консервативную, даже "дворянской эры" -- въ смыслѣ солидарности интересовъ русскихъ дворянъ съ польскими графами и баронами всего міра!...
Мы съ довѣріемъ привѣтствуемъ назначеніе въ Варшаву генералъ-адъютанта I. В. Гурко, извѣстнаго своей непреклонною энергіею въ исполненіи принятаго имъ на себя долга,-- но центръ тяжести польскаго вопроса, по нашему мнѣнію, не въ Варшавѣ, а въ Вильяѣ: виленскій постъ, несравненно болѣе чѣмъ варшавскій, требуетъ административнаго организаторскаго таланта, руководимаго русскою мыслью и одушевленнаго русскимъ чувствомъ. Вообще въ польскомъ вопросѣ мы можемъ, слава Богу, а потому и должны, стоить на почвѣ не одного права, но и, и при томъ не только политической, но и нравственной. Судьба исторической Польши, какъ государства "отъ моря до моря", рѣшена самою исторіею безповоротно (по крайней мѣрѣ въ современныхъ предѣлахъ Россійской имперіи),-- рѣшена по винѣ самихъ Поляковъ и вслѣдствіе вопіющей безнравственности ихъ дѣйствій относительно русскаго и отчасти литовскаго населенія, входившаго въ составъ бывшаго королевства. Не слѣдовало бы, пожалуй, соглашаться Россіи на выдѣлъ въ 1772 г. ни польскихъ провинцій -- Пруссіи, ни Галича -- Австріи, но воспротивиться этому выдѣлу Россія была не въ силахъ и только согласіемъ на проектъ Фридриха II могла купить себѣ миръ съ Турціей послѣ долгой кровопролитной войны. Впрочемъ при раздѣлахъ Польши мы, за исключеніемъ развѣ Литовскожмудской земли, стало-быть вовсе не польской, возвратили себѣ лишь то, что Московскіе князья и цари не переставали изстари называть своей "отчиной и дѣдиной", о которой никогда и не забывали. О ней забыли лишь во времена Александра I, и до такой степени, что даже стыдились предъ Европою и самими Поляками такого не совсѣмъ будто благовиднаго историческаго факта, что Волынь, Подолъ, Бѣлоруссія вошли снова въ составъ единой Русской земли! Но великодушный императоръ Александръ, самъ того не сознавая, а потому и сопровождая свое дѣяніе цѣлымъ рядомъ пагубныхъ ошибокъ, явился однако же и тутъ выразителемъ великой освободительной славянской миссіи Россіи. Въ его лицѣ Россія, съ великими для себя жертвами, какъ всегда творя неблагодарныхъ, не только избавила отъ германизаціи, но спасла самое бытіе польской, о которой безъ нашего дѣйствія въ 1815 году, не было бы, вѣроятно, теперь уже и помину: Варшава обратилась бы давно въ такой же нѣмецкій городъ, какъ Дозенъ.
Тяжба между Россіей и Польшей о политическомъ бытіи, уже рѣшенная исторіей въ пользу Россіи, не могла и не можетъ быть перерѣшена снова, несмотря ни на новое образованіе Царства Польскаго, ни на ошибки и грѣхи русскихъ властей. На этомъ основаніи мы должны,-- и въ этомъ наше право и нравственная обязанность,-- старый политическій и историческій терминъ "Польша" низвести на степень термина чисто-этнографическаго, или этнографической особи, обрусеніе которой конечно немыслимо (объ этомъ нечего и заботиться), но отъ которой нужно лишь требовать полной покорности и признанія русскаго государственнаго начала, какъ и русскаго государственнаго языка. "Царство Польское" въ настоящемъ своемъ видѣ есть искусственное, неуклюжее сочиненіе 1815 года, а не что-то внутренноорганическое, р никакихъ трогательныхъ воспоминаній, кромѣ двухъ безумныхъ бунтовъ, съ собою не соединяетъ. Въ силу этого слѣдовало бы непремѣнно, по нашему мнѣнію, выдѣлить изъ такъ-называемаго Царства Польскаго всѣ крупные инородные элементы, и прежде всего половину Сѣдлецкой и половину Люблинской губерніи, т. е. такъ-называемую Холмщину, или русское Забужье. образовать изъ нихъ губернію съ губернскимъ городомъ Холмомъ и присоединить ее къ Кіевскому генералъ-губернаторству (къ которому она и географически примыкаетъ). Перемѣна административнаго главнаго центра (вмѣсто Варшавы -- Кіевъ) имѣетъ громадную важность. То же самое учинить и относительно сплошныхъ мѣстностей въ Сувалкской губерніи съ Литовскимъ народонаселеніемъ (благо въ немъ съ новою силою возникло сознаніе своего племеннаго отъ Поляковъ отличія), т, е. присоединить ихъ частію къ Ковенской, частію къ Виленской губерніи съ главнымъ административнымъ центромъ въ Вильнѣ. Задача Варшавскаго генералъ-губернатора значительно облегчится...
Тѣмъ сложнѣе станетъ задача Кіевскаго генералъ-губернаторства, и въ особенности Виленскаго. Мы совершенно не раздѣляемъ очень распространеннаго у насъ мнѣнія о безполезности генералъ губернаторствъ; по крайней мѣрѣ для западной нашей окраины они безусловно необходимы, и было бы въ высшей степени полезно, еслибъ въ районъ Виленскаго генералъ-губернаторства были снова включены отдѣленныя отъ него нынѣ губерніи: Минская, Могилевская и Витебская. Совершенно ошибочно предположеніе, будто Витебскою губерніей, напримѣръ, можно управлять такъ же какъ Калужскою или Тульскою; постъ губернатора въ этихъ названныхъ нами трехъ бѣлорусскихъ губерніяхъ -- постъ политическій; польская стихія еще довольно сильна въ нихъ, продолжаетъ гнести развитіе мѣстнаго русскаго населенія и требуетъ общаго единства административныхъ мѣропріятій по всей Бѣлоруссіи...
Нѣтъ сомнѣнія, что благодаря разности народныхъ типовъ (малорусскаго и бѣлорусскаго), а также и инымъ многимъ историческимъ причинамъ, нельзя и сравнивать, по трудности, задачи обоихъ генералъ-губернаторствъ. Въ Кіевскомъ дѣло'вообще обстоитъ недурно, и не тутъ наше настоящее больное мѣсто. Оно въ Сѣверо-Западномъ краѣ. Главнѣйшею заботою Виленскаго генералъ-губернатора должмо быть не столько обрусеніе, сколько располяченіе этого искони-русскаго края, а также и Литвы. Одно уже назначеніе главнымъ начальникомъ человѣка, искренно преданнаго своей политической миссіи, умѣющаго сгруппировать около себя людей способныхъ и дѣятельныхъ изъ мѣстныхъ русскихъ уроженцевъ или изъ центральныхъ губерній, такъ оживило бы край, вызвало бы къ проявленію въ немъ такія духовныя силы, которыя быстро бы двинули задачу къ ея разрѣшенію. Настоящій же административный составъ, насколько онъ состоитъ изъ людей назначенныхъ при генералѣ Потаповѣ, долженъ бы, кажется, подлежать немедленному обновленію. На первомъ планѣ для этого края выдвигаются конечно вопросы: о дополнительномъ богослуженіи на русскомъ и литовскомъ языкѣ у католиковъ русскаго и литовскаго происхожденія, о землевладѣніи вообще и о законѣ 10 декабря въ частности, и еще нѣкоторыя болѣе или менѣе важныя мѣры. По вопросу о дополнительномъ богослуженіи мы отсылаемъ читателя къ рубрикѣ: "съ русско-литовской окраины", подъ которою онъ найдетъ и сообщаемыя намъ новыя извѣстія по поводу смѣненныхъ и вновь назначенныхъ прелатовъ, вмѣстѣ съ нашими примѣчаніями къ нимъ. Но вопросу же о законѣ 10 декабря многое освѣщается, также помѣщаемою ниже, статьею "о польскомъ землевладѣніи въ Русскомъ Западномъ краѣ". Эта статья указываетъ какими злоупотребленіями сопровождалось, особенно въ Сѣверо-Западномъ краѣ, примѣненіе пресловутаго закона, къ какимъ ничтожнымъ результатамъ оно до сихъ поръ привело и до какой степени парализовалось разными исключеніями. Мы съ своей стороны не разъ уже высказывались въ нашей газетѣ о необходимости демократизаціи собственности въ той странѣ (между прочимъ о надѣленіи землею сельскихъ учителей), т. е. о необходимости приступить къ созданію въ краѣ массы мелкихъ русскихъ землевладѣльцевъ и средняго русскаго сословія, котораго тамъ теперь рѣшительно недостаетъ. Но этотъ предметъ слишкомъ обширенъ и въ подробное обсужденіе его мы теперь не войдемъ. Замѣтимъ здѣсь кстати, что задача землевладѣнія простирается въ равной мѣрѣ и на Юго-Западный край, и намъ извѣстно, что по распоряженію генералъ-губернатора А. Р. Дрентельна разработанъ и ивготовленъ въ его канцеляріи очень замѣчательный проектъ объ измѣненіяхъ въ законѣ 10 декабря, который потому только еще не разсмотрѣнъ правительствомъ, что не доставлены надлежащія свѣдѣнія и соображенія отъ генералъ-губернатора Виленскаго... Затѣмъ, не говоря уже объ учрежденіи Виленской духовной Академіи, на чемъ всегда настаивала наша газета,-- мы имѣемъ въ виду мѣстныя указанія и на многія иныя полезныя повидимому мѣры, которыя и не замедлимъ сообщить въ свое время вашимъ читателямъ.
Да, медлить бы, кажется, нечего, а надо бы постараться вознаградить, особенно на сѣверной нашей окраинѣ, такъ напрасно потерянное время. Только проявись дѣятельность опредѣленная, систематическая, живая, въ духѣ настоящей русской національной политики,-- какъ бы измѣнилось самое положеніе польскаго въ Россіи вопроса, сколько бы бодрости пролилось въ мѣстное русское населеніе, и вмѣстѣ съ тѣмъ сколько бы убавилось ненужнаго раздраженія со стороны тѣхъ, кому истинно близки народные русскіе интересы,-- раздраженія, главный корень котораго, повторяемъ, недостатокъ довѣрія къ нашей отвлеченно-бевнародной, космополитической административной средѣ... Въ сознаніи своей правды и своей силы мы могли бы спокойнѣе и безстрастнѣе относиться и къ самимъ Полякамъ, и не обращать никакого вниманія на отзывы заграничныхъ польскихъ газетъ. Правда, петербургская печать увѣряетъ изо всѣхъ силъ, что въ польской литературѣ чуть ля уже не сильною струей бьетъ новое, примирительное, по отношенію къ Россіи, направленіе... Не знаемъ; эта струя до насъ почти не добрызгиваетъ, вѣроятно потому, что слишкомъ слаба; наши корреспонденты намъ о ней и не сообщаютъ,-- но про что мы знаемъ достовѣрно, это про образъ дѣйствій Поляковъ по отношенію къ Русскому племени въ Галиціи... Гдѣ въ другомъ мѣстѣ, а ужъ въ Галиціи Поляки теперь совсѣмъ на полной свободѣ, пользуются даже особымъ покровительствомъ Австрійскаго правительства, слѣдовательно имѣютъ полную возможность проявить во всемъ блескѣ свою государственную мудрость и во всей красотѣ свои гражданскія, соціальныя и духовныя добродѣтели. Но этотъ ихъ образъ дѣйствій свидѣтельствуетъ лишь объ одномъ: что они, Поляки, ничего не забыли и ничему не научились, что такого именно образа дѣйствій имѣетъ ждать отъ нихъ и Русское и даже Литовское племя, если бы только Полякамъ было предоставлено и у насъ то же положеніе, что и въ Австріи. Къ счастію, этому, конечно, никогда не бывать; но пусть знаютъ Поляки, что не равнодушна Россія къ участи Русскихъ Галичанъ, что муками, которыми польскіе паны осыпаютъ теперь Галицкую Русь, они собираютъ лишь горячіе уголья на свои собственныя,-- увы! совсѣмъ лишенныя здраваго смысла головы!..