Аксаков Иван Сергеевич
Передовые статьи

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Сочиненія И. С. Аксакова. Славянскій вопросъ 1860-1886
   Статьи изъ "Дня", "Москвы", "Москвича" и "Руси". Рѣчи въ Славянскомъ Комитетѣ въ 1876, 1877 и 1878.
   Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывш. Н. Н. Лаврова и Ко). 1886.
  

1868 г.

(ПЕРЕДОВЫЯ СТАТЬИ).

Москва, 9-го января.

   Въ послѣдній разъ, обозрѣвая политическое положеніе Западной Европы, мы сказали, что если волновавшіе ее въ прошломъ году вопросы и не разрѣшены, то разрѣшенія замѣнены сдѣлками, устраняющими, хоть на нѣкоторое время, опасность нарушенія мира,-- и что только есть одинъ вопросъ, на который съ подозрительностью и безпокойствомъ взираютъ западно-европейскія державы -- это вопросъ Восточный. Если воспалительный характеръ взаимныхъ ненормальныхъ отношеній этихъ державъ перешелъ въ хроническій, то здѣсь наоборотъ: хроническій недугъ западно европейской политики, называемый Восточнымъ вопросомъ, получаетъ въ настоящее время видимо воспалительное свойство.
   Итогъ прошлаго года представляетъ значительное видоизмѣненіе политической игры и политическихъ ролей въ Европѣ -- по отношенію къ Востоку. Только роль самой Россіи осталась неизмѣнна, именно потому, что это не роль, что ея политическій образъ дѣйствій на Востокѣ не обусловленъ личными выгодами и случайными соображеніями, а опредѣляется ея историческимъ призваніемъ, національнымъ самосознаніемъ, естественнымъ сочувствіемъ съ угнетенными, страждущими подъ ненавистнымъ игомъ, единовѣрными я единоплеменными ей народами Балканскаго полуострова. О правотѣ и искренности нашей политической программы свидѣтельствуетъ рядъ дипломатическихъ документовъ нашего кабинета, недавно опубликованныхъ и разосланныхъ нами какъ подписчикамъ "Москвича", такъ и прошлогоднимъ подписчикамъ "Москвы", не успѣвшей во-время сообщить ихъ своимъ читателямъ.
   Но если Россія шла и идетъ неизмѣннымъ путемъ, то не таковъ, оказывается, путь союзныхъ ей великихъ державъ. Конецъ 1867 года застаетъ въ Европѣ же иныя политическія сочетанія, иныя соображенія и цѣлую сѣть новыхъ интригъ, которую, какъ паутину, снуетъ и раскидываетъ на русской дорогѣ западно-европейская дипломатія. Въ первой и даже въ началѣ второй половины прошлаго года, хотя не совсѣмъ охотно и не совсѣмъ искренно, Франція не рѣшалась отдѣляться рѣзко отъ насъ въ Восточномъ вопросѣ, "а напротивъ, при всей уклончивости и измѣнчивости своей политики, уступала, болѣе или менѣе, настояніямъ Россіи и присоединялась къ нашему дипломатическому на Турцію походу. Пруссія не только не противилась нашей политической программѣ, но какъ бы побуждала насъ къ ея энергическому выполненію. Оффиціозный органъ графа Бисмарка, "Norddeutsche Allgemeine Zeitung", то и дѣло твердилъ, что одними убѣжденіями и совѣтами отъ Порты ничего не добьешься, и если желать, чтобы всѣ эти дипломатическія попытки не окончились однимъ пустословіемъ, то необходимо придать имъ характеръ болѣе серьезнаго и рѣшительнаго дѣйствія. Наконецъ, казалось, наша дипломатія одержала побѣду; ей удалось согласить къ общему важному дѣйствію четыре державы, и знаменитая декларація за подписью Россіи, Франціи, Пруссіи и Италіи должна была, повидимому, закончить дипломатическую кампанію на Востокѣ. Но эта же декларація послужила и поворотною точкой для восточной политики западно-европейскихъ державъ. Франція, какъ бы испугавшись сама своей уступки Россіи и тѣхъ обязательствъ, которыя налагала на нее такая солидарность съ русскою политикой,-- поспѣшила тотчасъ же вслѣдъ затѣмъ ослабить значеніе ею же подписаннаго акта. Она не хотѣла рѣзкаго и рѣшительнаго разрыва съ Россіей по отношенію къ восточной политикѣ,-- она подписала декларацію, отчасти чтобы польстить Россіи, отчасти связанная, можетъ-быть, своими собственными прежними обѣщаніями и увѣреніями въ желаніи дружнаго и совмѣстнаго съ Россіей образа дѣйсгвій на Востокѣ,-- но въ самое то время, какъ подписывалась декларація, совершалось то сближеніе Франціи съ Австріей, которое немыслимо безъ единства политическихъ видовъ относительно Турціи, такъ какъ Восточный вопросъ есть жизненный вопросъ для державы Габсбурговъ.
   Какъ бы то ни было, но Зальцбургское свиданіе императоровъ Наполеона и Франца-Іосифа и послѣдовавшее затѣмъ сближеніе обоихъ кабинетовъ довольно рѣшительно видоизмѣняло восточную политику Франціи. Это сближеніе и это видоизмѣненіе, вмѣстѣ съ тѣмъ истолкованіемъ, которое дано было деклараціи французскимъ кабинетомъ, не могло не оказать вліянія на взаимныя отношенія Франціи и Россіи. Объ охлажденіи между ними уже давно говоритъ иностранная журналистика, а обнародованіе въ печати нашей дипломатической съ Франціей переписки, обличившей всю неискренность и уклончивость ея политики, прибавило еще болѣе горечи къ чувствамъ французскаго кабинета. Оффиціозная газета "Patrie" какъ будто подрядилась дать этимъ нашимъ документамъ самое превратное толкованіе и посвятила длинный рядъ статей на то, чтобы не только ослабить благопріятное для насъ впечатлѣніе, которое способна была произвести эта оффиціальная переписка, но обратить ихъ въ обвинительный актъ противъ самой Россіи. Западная политика употребила всѣ усилія, чтобъ отнять у деклараціи всякое значеніе, низвести ее на степень самаго ничтожнаго документа, самой пустой, несостоятельной угрозы, и тѣмъ нанести пораженіе русскому кабинету, такъ дорожившему этимъ актомъ, этимъ "согласіемъ" четырехъ державъ. Что осталось теперь отъ этого согласія? Изъ упомянутыхъ четырехъ державъ, первая Франція, отдѣлившись отъ Россіи, присоединилась на Востокѣ въ политикѣ той державы, которая наотрѣзъ отказалась подписать декларацію и которой политическіе виды относительно Турціи діаметрально противоположны видамъ Россіи. Отношенія Пруссіи къ подписанному ея обязательству и къ восточной политикѣ Россіи становятся по меньшей мѣрѣ двусмысленны. Декларація, въ случаѣ отрицательнаго отвѣта Порты, объявляла этой послѣдней, что державы, "истощивъ всѣ усилія соглашенія и совѣты, отказываютъ оттоманскому правительству во всякой нравственной поддержкѣ, способной облегчить ему выходъ изъ затрудненій". Порта дала отвѣтъ отрицательный, а между тѣмъ Франція, вмѣстѣ съ Австріей, продолжаетъ, какъ и прежде, пріискивать для Порты различные выходы изъ затрудненій! Въ послѣднее время къ Австріи и Франціи присоединилась и Пруссія, и коллективное ихъ настояніе относительно разныхъ реформъ, предлагаемыхъ ими Портѣ, свидѣтельствуетъ уже о нѣкоторомъ сближеніи между этими тремя державами по вопросамъ восточной политики. По крайней мѣрѣ иностранныя газеты съ торжественнымъ ликованіемъ и злорадствомъ относительно Россіи, указываютъ на этотъ фактъ какъ на положительный признакъ сближенія. Италія еще не отдѣлялась отъ русской политики на Востокѣ, но вѣроятно и она не замедлитъ потянуть въ ту же сторону, куда потянула и Пруссія.
   Но этого мало. Если державы, подписавшія декларацію, признаютъ, что требуя реформъ, благодѣтельныхъ для всѣхъ христіанъ, дѣйствуя въ видахъ человѣколюбія, онѣ еще не становятся въ прямое противорѣчіе съ этимъ актомъ, то послѣднее ихъ совокупное дѣйствіе, о которомъ на дняхъ сообщилъ намъ телеграфъ, есть уже совершенное нарушеніе и буквы и духа деклараціи Мы разумѣемъ извѣстіе, напечатанное въ оффиціозномъ французскомъ журналѣ "Patrie", что Австрія, Франція и Пруссія сдѣлали энергическія представленія въ Бѣлградѣ касательно военныхъ приготовленій Сербіи, характера и тона ея сношенія съ Портою, а Англія препроводила въ Бѣлградъ категорическую ноту въ томъ же смыслѣ. Между тѣмъ извѣстно, что именно провозглашенный въ деклараціи принципъ невмѣшательства со стороны четырехъ великихъ державъ поднялъ духъ христіанскаго населенія Турціи и что именно въ томъ и заключалась задача деклараціи, дабы побудить Порту, страхомъ неотвращаемыхъ отъ нея европейскимъ вмѣшательствомъ опасностей, къ требуемымъ отъ нея уступкамъ.
   Повторяемъ, мы не имѣемъ положительныхъ данныхъ для опредѣленія въ настоящую минуту политическаго положенія Россіи и ея отношеній къ Европѣ. Мы имѣемъ дѣло только съ внѣшними признаками, обнаруживающимися на разныхъ пунктахъ. Они въ послѣднее время участились, и совокупность этихъ признаковъ свидѣтельствуетъ, что западно-европейская политика остается вѣрна своимъ преданіямъ, своей враждѣ къ Россіи и всему Славянскому міру. Будто по сигналу, иностранная журналистика вновь затрубила о завоевательныхъ замыслахъ и интригахъ Россіи на Востокѣ, именно въ ту самую минуту какъ Россія, обнародованіемъ дипломатическихъ документовъ, дала доказательства своего безкорыстія. Но въ этомъ-то безкорыстіи, въ томъ именно обстоятельствѣ, что выведенная на свѣтъ Божій наша политика неминуемо возбуждаетъ къ себѣ сочувствіе христіанскаго населенія,-- въ этомъ во всемъ и видятъ для себя опасность западныя державы.... Укажемъ еще на нѣкоторые признаки, характеризующіе общее политическое положеніе. Оффиціозная австрійская печать, излагая политическую программу барона фонъ-Бейста, объявляетъ рѣшительно, что какъ ни необходимъ для Австріи миръ, она готова противодѣйствоватъ съ оружіемъ въ рукахъ всякой славянской попыткѣ къ освобожденію Востока. Нельзя не поразиться такою перемѣною тона. Давно ли тотъ же самый г. Бейстъ предлагалъ Россіи свои услуги для побужденія западныхъ державъ къ пересмотру парижскаго трактата? Давно ли онъ же, въ разговорѣ съ русскимъ посломъ, графомъ Штакельбергомъ, "отрекался вполнѣ отъ прежней политической на Востокѣ системы Вѣнскаго кабинета", излагалъ взгляды объ "автономіи или selfgovernement" христіанскихъ народовъ Турціи,-- взгляды, какъ выражается нашъ посолъ, "согласившіеся вполнѣ съ исконными началами нашей политики?" Это было съ небольшимъ годъ тому назадъ (см. донесеніе графа Штакельберга князю Горчакову отъ 16 ноября 1866 года). И что же видимъ мы теперь? Австрія не только объявляетъ себя враждебною всякимъ попыткамъ восточныхъ христіанъ къ осуществленію этихъ началъ, но чуть-чуть не угрожаетъ вооруженнымъ вмѣшательствомъ,-- наперекоръ политикѣ русской, провозгласившей принципъ невмѣшательства. Такая перемѣна тона явно свидѣтельствуетъ, что Австрія не чувствуетъ себя болѣе слабою и изолированною, а напротивъ подержанною; и дѣйствительно, она въ своемъ новомъ политическомъ пути опирается на поддержку иныхъ державъ, и именно Франціи и Англіи. Въ то же самое время Порта видимо пріободряется, заключаетъ новый заемъ, что было бы положительно невозможно безъ гарантій французскаго или англійскаго правительства, а усилія французскаго и австрійскаго кабинетовъ также видимо направлены къ тому, чтобы разстроить дружественныя отношенія Россіи и Пруссіи. Та же самая оффиціозная австрійская печать, которая становится въ такое рѣшительное противорѣчіе съ дипломатическимъ образомъ дѣйствій Россіи и съ провозглашеннымъ ею началомъ невмѣшательства, одушевилась теперь самыми нѣжными и любовными чувствами къ гегемоніи прусской; французскій кабинетъ также не перестаетъ увѣрять Пруссію въ своихъ миролюбивыхъ намѣреніяхъ,-- а въ послѣднее время даже и часть прусской печати (напримѣръ "Крестовая Газета") начинаетъ прямо проповѣдывать о преимуществѣ для Пруссіи австро-французскаго союза передъ союзомъ съ Россіей.
   Такимъ образомъ къ 1868 году Россія какъ бы является вновь одинокою на своемъ политическомъ пути, которымъ шла, и идетъ, и будетъ идти неизмѣнно, хотя бы и была оставлена всѣми своими союзниками, всѣми тѣми, которые вмѣстѣ съ нею подписали знаменитую декларацію. Ближайшимъ и непосредственнымъ послѣдствіемъ такого новаго положенія дѣлъ будетъ, можетъ-быть, новая отсрочка разрѣшенія Восточнаго вопроса, если западнымъ державамъ удастся, своимъ вліяніемъ и угрозами, предотвратить возстаніе, будущею весною, того или другаго христіанскаго племени въ Турціи. Но если, на этой горючей вулканической почвѣ, предотвратить вспышки имъ не удастся, если мѣра терпѣнія христіанъ дѣйствительно переполнена, если послѣдуетъ, въ самомъ дѣлѣ, какое-нибудь вооруженное вмѣшательство Австріи, одной или съ другими державами, въ дѣла Востока,.-- тогда, нѣтъ сомнѣнія, Россія исполнитъ и найдетъ въ себѣ достаточно силъ исполнить свое высокое историческое призваніе.
   Обозначивъ внѣшними признаками общее политическое положеніе Восточнаго вопроса въ данную минуту, разсмотримъ внимательнѣе: что же произвело такую перемѣну въ направленіи западно-европейской политики въ теченіи года, въ какой степени перемѣну эту можно считать рѣшительною, и точно ли Россія одинока въ Европѣ?...
   "Для Пруссіи нѣтъ ни малѣйшей выгоды содѣйствовать развитію и усиленію панславизма",-- говоритъ прусская "Крестовая Газета", исчисляя поводы къ сближенію Пруссіи съ Австріей,-- и этому мнѣнію громко и съ радостью вторитъ и французская политическая печать. Слово выговорено; врагъ названъ, и имя его скоро сдѣлается пугаломъ всего европейскаго Запада... Не въ этомъ ли словѣ должны и мы искать ключъ къ разгадкѣ современнаго фазиса европейской политики?... Но объ этомъ до другаго раза.
  

Москва, 11-го января.

   "Политическое одиночество Россіи" -- вотъ, по единодушному сказанію иностранной журналистики, къ чему направлены теперь всѣ усилія западно-европейской политики, преимущественно австро-французской; вотъ въ чемъ лежитъ залогъ европейскаго мира и тишины. Съ этою цѣлью Парижъ и Вѣна интригуютъ и кокетничаютъ съ Берлиномъ, желая отдалить Пруссію отъ совмѣстнаго образа дѣйствій съ Россіей по вопросамъ внѣшней политики. Пруссія, повидимому, очень довольна такими ухаживаніями и намѣрена извлечь изъ нихъ всѣ возможныя для нея выгоды. Возвѣщая, посредствомъ своего органа, "Всеобщей Сѣверогерманской Газеты", что нѣтъ надобности ради завязывающихся добрыхъ связей съ однимъ сосѣдомъ ссориться непремѣнно съ другимъ, и что всего лучше держаться хорошихъ отношеній съ обоими (т. е. и съ Австріей, и съ Россіей), графъ Бисмаркъ, безъ всякаго сомнѣнія, постарается обезпечить себя со стороны Франціи надежными ручательствами мира, и заручиться вмѣстѣ съ тѣмъ какими-нибудь полезными, для своихъ видовъ въ Германіи, гарантіями и отъ австрійскаго кабинета.
   Въ то же время, если возжигать пламя войны не входитъ въ его политическую смѣту 1868 года, онъ не откажется принять нужныя мѣры и на Востокѣ, чтобы потушить заблаговременно искру, готовую вспыхнуть и разгорѣться всеобщимъ пожаромъ. И дѣйствительно -- если только извѣстіе вполнѣ справедливо -- Пруссія, вмѣстѣ съ Франціей, Австріей и Англіей, производитъ, по французскому выраженію, надлежащее давленіе на сербскаго князя, т. е. дѣлаетъ ему "энергическое" представленіе о томъ, чтобы онъ умѣрилъ свой тонъ въ сношеніяхъ съ Портой, пересталъ ее тревожить воинственными демонстраціями и прекратилъ свои приготовленія къ войнѣ. Конечно, такой образъ дѣйствій несогласенъ съ обязательствомъ, налагаемымъ на Пруссію деклараціей, подписанной ею вмѣстѣ съ Россіей, и вообще съ русской политической системой на Востокѣ, на тутъ* еще нѣтъ повода къ ссорѣ съ русскимъ сосѣдомъ, а есть достаточный поводъ содержать въ миролюбивомъ напряженіи и поставить нѣкоторымъ образомъ въ зависимость отъ прусской политики кабинеты парижскій и вѣнскій. Въ самомъ дѣлѣ, еслибы, несмотря на всѣ усилія, затушить искру на Востокѣ не удалось, и вспыхнувшее пламя обхватило собой и Австрію, слѣдовательно и всю Европу, то конечно положеніе, которое въ такомъ случаѣ приметъ Пруссія относительно Франціи, Австріи и Россіи, будетъ имѣть немалое вліяніе на судьбы міра. Какое положеніе приметъ Пруссія въ виду такой случайности,-- этотъ вопросъ, какъ ни желаютъ добиться заранѣе его предрѣшенія оба императора, и Наполеонъ III и Францъ-Іосифъ,-- прусскій государственный министръ, безъ сомнѣнія, оставитъ открытымъ: такое положеніе дѣла для Пруссіи всего выгоднѣе.
   Какая же причина заставила французскій кабинетъ измѣнить прежній уклончивый характеръ своей дипломатіи и съ такою рѣшимостью возстать противъ плановъ русской восточной политики? Мы разумѣемъ здѣсь, кромѣ проекта о внутреннемъ устройствѣ Оттоманской имперіи на началахъ автономіи христіанскихъ общинъ,-- также то предложеніе Россіи, въ силу котораго Восточный вопросъ долженъ быть локализированъ, т. е. ограниченъ мѣстностью самой Турецкой имперіи, и рѣшеніе его должно быть предоставлено собственнымъ силамъ христіанскаго населенія Турціи, безъ всякаго вмѣшательства со стороны европейскихъ державъ... Не отрекалась ли этимъ самымъ Россія отъ приписываемыхъ ей завоевательныхъ замысловъ? Не связывала ли она себѣ руки? Не утверждаютъ ли у насъ многіе, и даже весьма авторитетные публицисты, что у Франціи и Россіи нѣтъ столкновенія противоположныхъ интересовъ на Востокѣ?... Мы, съ своей стороны, не раздѣляемъ этого мнѣнія: столкновенія интересовъ матеріальныхъ, пожалуй, и нѣтъ; за то нельзя не признать противоположности интересовъ духовныхъ, т. е. противоположности интересовъ міра латинскаго, католическаго, котораго Франція есть искони представительница, съ интересами міра православнаго, во главѣ котораго стоитъ Россія. Вся исторія французской политики на Востокѣ подтверждаетъ истину нашихъ, словъ; и какъ бы ни отрицала современная французская интеллигенція практическое значеніе духовно-историческихъ началъ, подъ воздѣйствіемъ которыхъ сложилась французская нація, все-таки, сознательно или несознательно для ея вождей,-- эта историческая, духовная натура Франціи беретъ свое и сказывается въ рѣшительные моменты исторіи. Примѣръ мы видѣли недавно -- въ Римѣ; не перестаемъ видѣть и на Востокѣ. Впрочемъ, даже устраняя эту не всѣми сознаваемую причину нашего раздора съ Франціей по отношенію къ Турціи, мы не можемъ затрудниться въ объясненіи новѣйшаго поведенія Франціи въ Восточномъ вопросѣ. Стоитъ только вспомнить зальцбургское свиданіе...
   Поддержаніе и упроченіе могущества Австріи торжественно признано современною задачею французской политики -- самимъ императоромъ Наполеономъ въ тронной рѣчи его, произнесенной годъ тому назадъ, при открытіи парламентской сессіи. Въ сохраненіи австрійской державы заключается, по словамъ императора, необходимое условіе европейскаго равновѣсія, нарушеннаго внезапнымъ ростомъ Пруссіи и образованіемъ Сѣверогерманскаго Союза. И дѣйствительно, Австрія представлялась и представляется, какъ французскимъ государственнымъ мужамъ, такъ и каждому изъ Французовъ, естественною союзницей Франціи, естественнымъ противовѣсомъ той грозной силѣ, которая создалась въ одинъ годъ у самыхъ предѣловъ Французской имперіи. Изъ всѣхъ иностранныхъ державъ Австрія, недавно ненавидимая и осмѣиваемая, теперь, безспорно, самая популярная между Французами: въ этомъ нѣтъ ни моды, ни случайности, ни увлеченія, а инстинктъ самосохраненія, общій всѣмъ французскимъ партіямъ безразлично. Но что значитъ поддержаніе Австріи, упроченіе ея могущества, какъ великой европейской державы? Прусская кампанія не лишила Австріи ни клочка земли, а только выключила ее изъ Германскаго Союза. Возвратиться силою въ этотъ Союзъ не можетъ входить въ планы Австріи и еще менѣе въ планы Франціи, при посредствѣ которой заключенъ былъ миръ между имперіей Габсбурговъ и возникающею имперіей Гогенцоллерновъ. Поддержать Австрію -- значитъ устранить тѣ внутреннія причины слабости, которыя привели ее къ гибели, упрочить ея внутреннее устройство, т. е. пересоздать ее на новыхъ, болѣе крѣпкихъ началахъ. Здѣсь, само собою разумѣется, выступаетъ на первый планъ вопросъ о различныхъ національностяхъ австрійской имперіи (въ чемъ именно и заключалась причина ея слабости), слѣдовательно -- вопросъ Славянскій. Новыя начала, на которыхъ пересоздалась теперь Австрія,-- это дуализмъ, т. е. раздѣленіе имперіи на двѣ половины: венгерскую и цислейтанскую, съ двумя отдѣльными и однимъ общимъ министерствомъ, подъ верховнымъ конституціоннымъ правленіемъ короля-императора. Въ сущности эта система есть признаніе политическаго господства за двумя національностями, мадьярской и нѣмецкой: Славяне, различныхъ наименованій, которые составляютъ преобладающее, по численности населенія, племя въ имперіи, подѣлены между обѣими половинами. За исключеніемъ Поляковъ, остальные 17 милл. Славянъ не примирились съ новой системой, требуя и для себя признанія тѣхъ же, или почти тѣхъ же, правъ, которыми надѣлены Мадьяры. Несмотря на все пренебреженіе, оказанное барономъ Бейстомъ славянскому элементу, несмотря на то, что славянскія требованія не находятъ себѣ сочувствія въ Европѣ, какое находили національные порывы Мадьяръ и Поляковъ, несмотря на то, что вѣнское правительство, повидимому, торжествуетъ побѣду, выросло въ собственныхъ глазахъ и глазахъ Европы,-- оппозиція большинства населенія обѣихъ половинъ имперіи не можетъ не безпокоить и не раздражать Мадьяръ и Нѣмцевъ, не можетъ не тревожить барона Бейста, равно и всѣхъ тѣхъ, которымъ дорого "управленіе могущества Австріи". Такимъ образомъ, Франція, заинтересованная въ судьбѣ Австріи, заинтересована теперь непосредственно и въ вопросѣ Славянскомъ.
   Этотъ вопросъ въ настоящее время важнѣе для Франціи чѣмъ вопросъ Восточный. Можно сказать, что самый Восточный вопросъ утратилъ теперь свое самостоятельное, первостепенное значеніе для французской политики и цѣнится ею теперь не столько самъ по себѣ, сколько въ мѣру своей связи съ вопросомъ Славянскимъ, слѣдовательно и съ судьбами Австріи. Сказать: "Славянскій вопросъ" -- это значитъ другими словами сказать: вопросъ всего Славянскаго міра, а этотъ міръ не замыкается предѣлами австрійской державы, но объемлетъ собою, съ одной стороны, всю Россію, съ другой -- такъ называемый "Востокъ", т. е. Оттоманскую имперію съ ея "Восточнымъ вопросомъ". Уничтоженіе Оттоманской имперіи значитъ освобожденіе, возрожденіе къ политической жизни и независимости подвластныхъ Турціи славянскихъ племенъ, т. е. цѣлыхъ восьми или болѣе милліоновъ Славянъ,-- а такое возрожденіе не можетъ не усилить и безъ того грознаго славянскаго элемента австрійской державы. (Слвянская независимость по ту сторону Дуная и Савы -- опасный сосѣдъ для славянской зависимости отъ Мадьяръ и Нѣмцевъ по сю сторону Дуная и Савы. Славянское движеніе въ Турціи неминуемо отзовется въ средѣ Славянъ австрійскихъ, а эта среда числитъ въ себѣ 17 милліоновъ, 17 милліоновъ недовольныхъ! Недовольство 17 милліоновъ Славянъ, при довольствѣ Мадьяръ и. Нѣмцевъ,-- вотъ фундаментъ новаго, воздвигаемаго Бейстомъ, австрійскаго государственнаго зданія,-- зданія, которое Франція взялась поддерживать. Созидать на такомъ основаніи -- мысль, конечно, дерзкая, обличающая, кромѣ того, глубочайшее презрѣніе къ политической способности и силѣ національнаго духа славянскихъ племенъ. Впрочемъ, иначе и быть не могло. Историческая натура австрійскаго государства -- нѣмецкая; нѣмецкимъ геніемъ оно создано и до сихъ поръ держалось, нѣмецкій элементъ составляетъ, безспорно, ея жизненную, господствующую, не количественную, а качественную силу. Отречься отъ этого значенія нѣмецкаго элемента въ пользу Славянъ Австрія не можетъ, не совершивъ надъ собою самоубійства; она подѣлилась властью съ мадьярскою націей, дабы укрѣпить себя силою матеріальной, и потому что при такомъ раздѣлѣ нѣмецкая народность все же удерживаетъ за собой преобладаніе хотя въ одной половинѣ имперіи; подѣлиться же властью съ Славянами -- это равнялось бы, повторяемъ, отреченію отъ господства нѣмецкаго духа, историческаго зиждителя австрійскаго государства. Кромѣ того, признать справедливое право славянской національности -- не дозволяютъ Нѣмцу его вѣковая вражда, ненависть и презрѣніе къ славянскому племени. Всѣ эти чувства, конечно, умѣряются цивилизаціей, нерѣдко отрицаются, не всегда сознаются, но они тѣмъ не менѣе продолжаютъ пребывать со всею слѣпою силой инстинкта, вопреки всякимъ благоразумнымъ разсчетамъ управляютъ судьбами Австріи, и, въ ея рѣшительные историческіе моменты, даютъ себя знать во всей своей первоначальной дикости: въ эти моменты вдругъ въ цивилизованномъ Нѣмцѣ, въ его отношеніяхъ къ Славянамъ, пробуждается что-то похожее на чувство средневѣковаго рыцаря къ виленямъ. Скорѣе способенъ Нѣмецъ сдѣлать уступку Азіатцу, преклониться предъ его грубою матеріальной силой,-- какъ это и творятъ теперь австрійскіе Нѣмцы предъ Мадьярами,-- нежели признать права на самостоятельность и будущность славянской народности.
   Какъ бы то ни было, но понятно теперь, что главная задача австрійской государственной политики -- покорить австрійскія различныя славянскія племена системѣ дуализма, или по крайней мѣрѣ примирить ихъ съ нею. Понятно также, что все способное питать, возвышать, возбуждать въ этихъ племенахъ ихъ національный духъ, ободрять и обнадеживать ихъ успѣхъ въ борьбѣ съ австрійскою государственной властью,-- все это можетъ быть этой власти только ненавистно, затрудняетъ ее въ достиженіи цѣли, представляется серьезною опасностью для того "упроченія могущества и величія австрійской державы "", котораго такъ добивается баронъ Бейстъ и не менѣе его -- императоръ Французовъ.
   И вдругъ, въ то самое время какъ баронъ Бейстъ, казалось, смѣлыми маневрами прижалъ, по своему выраженію, къ стѣнѣ всѣ эти національности -- чешскую, моравскую, русскую (rutbenisch), сербскую, хорватскую, словацкую, словенскую, и безцеремонно презрѣлъ ихъ настоятельныя требованія,-- поднялась, обличилась и предстала грознымъ привидѣніемъ идея Славянства. Ея существованіе было не безъизвѣстно австрійскимъ государственнымъ людямъ и самой Европѣ, но она представлялась имъ какой-то отвлеченною мыслью, искусственнымъ понятіемъ, ученымъ терминомъ, безсильною утопіей. Правда, она проявилась и въ жизни, во время революціи 1848 года, но проявившись, доказала только всю свою политическую несостоятельность, ибо признала себя неспособною жить безъ нѣмецкой государственной центральной власти и вновь водворила ее, трудами и кровью Славянъ, на австрійскомъ престолѣ. Такое дѣйствіе только усугубило презрѣніе Нѣмцевъ къ идеѣ панславизма и утвердило въ нихъ вѣру въ нѣмецкое право на господство. Но 1867 годъ составляетъ эпоху въ исторіи Славянскаго міра? Надъ племеннымъ эгоизмомъ, надъ индивидуальнымъ народнымъ сознаніемъ каждаго славянскаго племени, сознаніе всеславянства, и сознаніе это явилось уже не отвлеченною, а живою, реальною силою...
   Что же произошло?
   Произошло то, что въ это самое время славянское самосознаніе пробудилось наконецъ и въ славянской Россіи, вызванное работой ея внутренняго народнаго самосознанія. Произошло то, что должно было произойти: съ одной стороны 17 милліоновъ Славянъ, оскорбленныхъ въ своемъ народномъ чувствѣ, угнетенныхъ въ правахъ своей національности; съ другой стороны 60 милліоновъ Славянъ, высоко вознесшихъ славянское знамя, создавшихъ величайшую въ мірѣ, могущественную, единственную пока вполнѣ независимую славянскую державу. Преграда недоразумѣній пала между ними,-- они сознали себя братьями и выразили это сознаніе словомъ; угнетенные въ своихъ національныхъ правахъ Славяне почувствовали, что ихъ національность не можетъ погибнуть, увѣровали въ себя и въ свое историческое призваніе. Таковъ былъ смыслъ славянскаго съѣзда въ Россіи, въ маѣ 1867 года. Не было установлено никакой политической программы, никакого условнаго образа дѣйствій,-- не было преподано никакихъ политическихъ совѣтовъ, никакихъ наставленій; не произнесено, да и не задумано было со стороны Русскихъ никакого внушенія гостямъ-Славянамъ о какомъ-либо неповиновеніи Славянъ своей государственной власти, не выражено никакихъ намѣреній или предположеній не только о поглощеніи Славянъ Россіею, но даже о политическомъ объединеніи славянскихъ племенъ подъ верховенствомъ Россіи. Выражено было одно: радость встрѣчи, радостное сознаніе своего братства, своихъ братскихъ узъ, и искреннее горячее пожеланіе -- да призовутся всѣ славянскія племена къ жизни, въ свободѣ, къ самостоятельному развитію. Ссылаемся во свидѣтельство истины нашихъ словъ на нѣмецкіе журналы, издающіеся въ Россіи (напр. St.-Petersburger Zeitung, газета "Вѣсть", печатающая по-русски), которые именно глумились надъ тѣмъ, что славянскій съѣздъ не привелъ ни въ какимъ результатамъ, а все ограничивалось выраженіемъ чувствъ и празднымъ словоговореніемъ. Пусть такъ; мы не споримъ. Но западный міръ почуялъ новое вѣяніе славянскаго духа, призналъ за идеей славянства новую, небывалую нравственную силу, и хотя ни одинъ изъ австрійскихъ славянскихъ подданныхъ не уклонился отъ легальнаго пути,-- однако самый тотъ фактъ, что не умерла я не спитъ славянская національность, а живуча, и хочетъ жить, и предъявляетъ права свои на жизнь,-- одинъ этотъ простой фактъ достаточенъ для того, чтобы смутить западную Европу и встревожить ея совѣсть страшнымъ призракомъ опасностей, созданнымъ ея собственнымъ воображеніемъ. "Панславизмъ" -- вотъ современное пугало Франціи, Австріи и Германіи; вотъ новая стѣна, ставшая между Россіей и остальной Европой, между Востокомъ и Западомъ; вотъ новый властитель думъ западно-европейскихъ политиковъ, подъ воздѣйствіемъ котораго отсрочиваютъ они рѣшеніе Восточнаго вопроса; вотъ наконецъ тотъ призывный кличъ въ бою, въ крестовому походу на Россію и на Славянскій міръ, который еще не раздался,-- раздастся, можетъ быть, и не скоро, но рано или поздно раздастся неминуемо.
   Откуда же такая вражда и злоба?
  

Москва, 14-го февраля.

   Какъ шумъ приближающейся бури, доносится до насъ тревожный гулъ съ Востока. Омеръ-паша вооружаетъ мусульманское населеніе; шейхъ-уль-жсламъ зоветъ правовѣрныхъ въ кровавому мщенію, въ послѣдней битвѣ на жизнь
   Digitized by Google
   -- 195 --
   и смерть съ христіанами; болгарскіе комитеты организуются, издаютъ прокламаціи; албанскія племена#пристаютъ къ Черногорцамъ; Сербія ставитъ не только войско, но и народъ на военную ногу; австрійскіе дипломатическіе агенты безпокоятся и возятся то около князя Николая, то около князя Михаила, снуютъ взадъ и впередъ по Дунаю, по Босніи и Герцеговинѣ; пограничные австрійскіе полки готовятся въ походу. Весь Востокъ, какъ паутиной, затканъ хитросплетенною политическою интригой Франціи, Австріи и Англіи,-- а надъ нимъ, въ просторѣ политическаго горизонта Европы, носится зловѣщее карканье французскихъ, австрійскихъ и англійскихъ публицистовъ. Иностранная журналистика конечно увѣряетъ, будто бы она мятется только въ предвидѣніи опасностей, которыми угрожаетъ миру Россія; но такъ какъ изо всѣхъ державъ именно только Россія и не угрожаетъ миру, то всѣ эти клики и возгласы знаменуютъ лишь тайный злой умыселъ самихъ иностранныхъ правительствъ. Стоитъ только прислушаться къ этому визгливому аккорду фальшивыхъ звуковъ, стоитъ взглянуть на всю совокупность извѣстій и сужденій о Востокѣ, распространяемыхъ заграничною прессой, чтобы съ полною безошибочностью признать въ этой агитаціи симптомъ дѣйствительной опасности, грозящей Востоку,-- но не со стороны Россіи, а со стороны Запада, и именно трехъ вышеупомянутыхъ державъ. Не даромъ прусская "Всеобщая Сѣверогерманская Газета" замѣчаетъ оффиціозному французскому органу "Patrie", что не Россія, а сама газета "Patrie", ложными извѣстіями о Россіи, пугаетъ общественное мнѣніе Европы. Понятно теперь, почему мы, въ нашемъ Политическомъ Отдѣлѣ, отводимъ теперь такое просторное мѣсто "дѣламъ Востока": читатели согласятся, что интересъ, возбуждаемый настоящимъ положеніемъ Восточнаго вопроса, заслоняетъ почти вполнѣ интересъ какихъ-нибудь французскихъ публичныхъ словопреній о томъ или другомъ правительственномъ проектѣ закона, или разныхъ политическихъ chassez en avant, chassez en arrière и другихъ pas мелкихъ правительствъ средней и южной Германіи.
   Всѣ вѣсти и слухи, приходящіе съ Востока и сообщаемые заграничною журналистикой, свидѣтельствуютъ о суетливой дѣятельности дипломатическихъ представителей Англіи, Франціи и Австріи, но послѣднихъ двухъ по преимуществу. Дѣятельность эта направлена, какъ о томъ возглашается безпрестанно, въ пользу сохраненія мира, обезпеченія цѣлости Оттоманской имперіи и предотвращенія висящихъ надъ нею опасностей. Обезпеченіе цѣлости, предотвращеніе опасностей -- требованіе, повидимому, благонамѣренное, но весьма широкое или, вѣрнѣе сказать, до такой степени эластичное, что можетъ легко допустить не одно отрицательное, но и положительное отношеніе къ дѣлу. Есть несомнѣнныя данныя, удостовѣряющія, что западныя державы хотятъ воспользоваться такою растяжимостью понятія о томъ, что требуется пользами Порты, и растянуть его до обязанности вооруженнаго вмѣшательства. Въ этомъ согласномъ хорѣ трехъ державъ, Англія тянетъ свою неизмѣнную басовую ноту, тогда какъ Франція и Австрія переливаются разнообразными дипломатическими модуляціями. Можно было бы предположить, вмѣстѣ съ одною италіанскою газетой, что эти два кабинета, съ разрѣшенія Англіи, не только умышленно увеличиваютъ значеніе опасностей, грозящихъ Турціи, но собственною своею дипломатическою охранительною возней умышленно возбуждаютъ искусственное волненіе въ христіанскомъ населеніи, дабы имѣть предлогъ создать для Австріи крѣпкую позицію на Дунаѣ и въ предѣлахъ самой Оттоманской имперіи. Интрига западно-европейской дипломатіи представляется намъ въ слѣдующемъ видѣ:
   Вытѣсненная изъ Германіи, Австрія тѣмъ самымъ оттѣснена къ Востоку. Система дуализма была естественнымъ послѣдствіемъ битвы при Садовой, ибо федеративная форма, которой такъ справедливо домогаются австрійскіе Славяне т враждебна, какъ видно, по самому инстинкту тѣмъ главнѣйшимъ политическимъ элементамъ, которые были дѣйствующими силами въ исторіи Австріи,-- т. е. нѣмецкому и мадьярскому. Впрочемъ дуализмъ въ настоящее время представляетъ двойственное господство этихъ двухъ элементовъ только по наружности: въ сущности преобладаетъ одинъ -- мадьярскій. На него оперлась австрійская государственная власть всею своею тяжестью; на него переноситъ, въ него влагаетъ душу, инстинкты и похотѣнія, свойственныя натурѣ крупнаго государства. Мы убѣждены, что этотъ путь, избранный австрійскимъ правительствомъ, приведетъ его къ гибели,-- что на этотъ путь увлекается оно только роковою антипатіей, презрѣніемъ и враждой къ славянскому племени; но какъ бы то ни было, несомнѣнно то, что весь центръ политическаго тяготѣнія Австріи находится теперь въ мадьярской ея половинѣ. Въ то время какъ Мадьяры представляются крѣпкою, цѣльною политическою силой, такъ-называемая Цислейтанія (т. е. другая половина имперіи, по сю сторону рѣки Лейты) являетъ изъ себя, въ политическомъ и административномъ отношенія, самое жалкое зрѣлище. Большая ея часть, Богемія съ Моравіей, не принимаетъ никакого участія въ имперской думѣ и требуетъ для себя такого же положенія, какъ и Венгрія; никакіе происки для доставленія господства польскому элементу въ Галиціи (также принадлежащей къ убогой Цислейтаніи) не могутъ обезпечить для Австріи безусловную покорность ея трехмилліоннаго русскаго населенія, напротивъ тѣмъ сильнѣе обращаютъ его взоры на единородную и собственную съ нимъ Россію; недавно образованное цислейтанское министерство изъ разныхъ нѣмецкихъ или онѣмеченныхъ учителей, профессоровъ, чиновниковъ, не внушаетъ, несмотря на полученный ими титулъ Excellenz, никакого уваженія аристократическому элементу Вѣны, вызываетъ насмѣшки со стороны не только Славянъ, но и Нѣмцевъ. Не малая часть этихъ послѣднихъ влечется тайными симпатіями къ своему "общегерманскому отечеству". Допустивъ преобладаніе мадьярскаго политическаго начала, австрійское правительство необходимо должно усвоить себѣ и всѣ мадьярскія политическія стремленія и притязанія, изъ которыхъ, разумѣется, самое главное есть стремленіе къ господству надъ южными Славянами, какъ входящими въ составъ Венгріи, такъ и находящимися за Савой и Дунаемъ, въ предѣлахъ Турецкой имперіи. Въ воображеніи Мадьяръ постоянно рисуется какая-то новая австрійско-мадьярская, можетъ-быть даже мадьяро-славянская имперія, въ которой Славяне если не будутъ вполнѣ порабощены, такъ все же имѣютъ признать верховенство мадьярскаго политическаго объединительнаго начала. Разумѣется, ни императоръ Францъ-Іосифъ, ни баронъ Бейстъ нисколько не Мадьяры и не безъ внутренняго насилія своей нѣмецкой совѣсти пожимаютъ руку симъ "азіатскимъ варварамъ",-- но, въ качествѣ Западно-Европейцевъ, они задаются при этомъ другою цѣлью. Предполагая возможнымъ руководить мадьярскимъ движеніемъ, они мечтаютъ быть въ то же время представителями и носителями исторической германской идеи въ ея стремленія на Востокъ. Грубыми руками Мадьяръ должна эта идея воплотиться въ созданіи какого-либо новаго могущественнаго дунайскаго государства, имѣющаго наслѣдовать большую часть Оттоманской имперіи. Эта цѣль встрѣчаетъ себѣ всеобщее сочувствіе въ западной Европѣ. Въ самомъ дѣлѣ, настоящее движеніе Славянъ какъ въ Турціи, такъ и въ самой части Австріи, пограничной съ Турціей, представляется Западу потому именно опаснымъ, что оно есть движеніе національно-славянское, проникнутое сознаніемъ славянской народности, грозящее Европѣ самостоятельнымъ духовнымъ и политическимъ развитіемъ славянскаго элемента. Такъ какъ славянская народность, поднявшая знамя славянства, не можетъ, по всѣмъ соображеніяхъ Европы, не возбуждать сочувствія славянской Россіи, не можетъ не примыкать, хотя бы только духовно, къ этому великому славянскому цѣлому и не почерпать въ самомъ существованіи Россіи нравственной для себя опоры,-- то отсюда и всѣ вины Россія въ глазахъ Запада, какъ бы ни держала. она себя смиренно и скромно. О причинахъ этой вражды латино-германскаго Запада къ Славянству говорить здѣсь не мѣсто,-- да мы уже и говорили объ этомъ прежде: она должна быть признана какъ несомнѣнный фактъ. Оттеретъ Россію отъ Славянъ и отъ Востока, овладѣть славянскимъ движеніемъ въ Турціи, стать во главу его, ассимилировать это племя западной Европѣ, усвоить себѣ этотъ матеріалъ и употребить его какъ фундаментъ для духовнаго и вещественнаго господства западно-европейскаго элемента,-- вотъ миссія, возлагаемая теперь западною Европой на Австрію, вотъ программа, разработанная, какъ мы увѣрены, при зальцбургскомъ свиданіи императоровъ Франца-Іосифа и Наполеона. Похитить Востокъ, не только у Россіи, но и у Славянъ -- въ смыслѣ приниженія! на Балканскомъ полуостровѣ славянской народности; завоевать Востокъ для Запада, частію вещественно -- путемъ австрійскихъ захватовъ, маскированныхъ тою или другой формой; частію духовно -- путемъ европейской культуры, или, вѣрнѣе, путемъ разложенія оттоманскаго элемента различными ядами европейской цивилизаціи (ибо положительное, органическое ея начало -- христіанство -- не можетъ помириться съ органическимъ началомъ турецкой народности -- исламизмомъ) -- вотъ конечный результатъ переговоровъ и комбинацій, къ которымъ пришла западно-европейская дипломатія, по крайней мѣрѣ Франціи, Англіи и Австріи. Баровъ Бейстъ недавно, почти оффиціально, объявилъ, что для Австріи единственный поводъ въ войнѣ можетъ подать только стремленіе къ освобожденію Востока путемъ славянской пропаганды. Другими словами: этому освобожденію дозволитъ Европа совершиться только путемъ пропаганды австрійской или западно-европейской,-- и потому надо всѣми мѣрами стараться оттѣснить отъ Востока славянскую Россію, которой одно существованіе питаетъ и живитъ каждую славянскую народность,-- и очистить поле для австрійскаго преобладанія. Въ нынѣшнемъ же No нашей газеты читатели найдутъ выписку изъ англійской газеты "Times", которая прямо проповѣдуетъ необходимость союза Австріи съ Турціей, или "германской цивилизаціи съ мусульманскимъ невѣжествомъ э для противодѣйствія національнымъ стремленіямъ Славянъ. Франція, съ своей стороны, устроиваетъ въ Турціи "Главную Школу", т. е. разсадникъ принаровленнаго къ Туркамъ европейскаго просвѣщенія, и пытается ввести на всемъ пространствѣ Оттоманской имперіи реформы, имѣющія оцивилизовать, обезнародить, стушевать и Турокъ и Славянъ, и обратить ихъ въ какую-то особую, на экстрактѣ цивилизаціи, химически, составленную композицію.
   Какія же средства употребляютъ эти три европейскія державы для выполненія своей программы? Ни одна можетъ-быть не желаетъ настоящей войны; особенно же для Австріи война не представляется выгодною. Но въ томъ-то и состоитъ мастерство дипломатіи, чтобы, обойдясь безъ войны, достигнуть тѣхъ же самыхъ результатовъ, которые могла бы дать и война. Для этого прежде всего надо обезопасить себя со стороны Россіи и поставить ее, посредствомъ интимидаціи общественнымъ мнѣніемъ Европы, въ самое фальшивое для Россіи и въ самое выгодное для Европы положеніе. Маневръ этотъ извѣстенъ и уже не разъ удавался иностраннымъ дипломатамъ. Пустивъ въ ходъ всевозможныя басни о замыслахъ Россіи, о ея воинственныхъ и честолюбивыхъ видахъ, смутивъ ее клеветой, заставивъ ее оправдываться въ небывалой винѣ, вынудивъ отъ нея чуть не клятвенныя увѣренія въ ея благонамѣренности, требуя все новыхъ и новыхъ доказательствъ ея безкорыстія и мирнаго настроенія, требуя отъ нея оффиціальныхъ заявленій о нежеланіи посягать на разрушеніе Оттоманской имперіи,-- западно-европейскіе кабинеты надѣются связать руки Россіи, запутать ее въ ея собственныхъ заявленіяхъ и увѣреніяхъ. Съ другой стороны, въ силу возбужденнаго ими же подозрѣнія на русское правительство, они являются передъ Европою какъ бы отвѣтчиками за ея спокойствіе, а предъ Турціей какъ бы ея охранителями отъ происковъ Россіи, слѣдовательно какъ бы получаютъ право и даже обязываются принять втроемъ необходимыя для сей цѣли мѣры. Однимъ словомъ, они овладѣваютъ, можно сказать -- уже завладѣли позиціей; они возятся теперь и суетятся о сохраненіи турецкаго мира, а Россія поставлена въ такое положеніе, что всякимъ своимъ движеніемъ, всякимъ дипломатическимъ шагомъ рискуетъ подать этимъ тремъ интригующимъ державамъ поводъ въ фальшивой тревогѣ и послужить имъ же на пользу. Затѣмъ эти державы задались, кажется довольно искренно, задачею не допускать вспыхнуть какому-либо сильному и дружному возстанію христіанскихъ племенъ. Конечно, онѣ не могутъ не сознавать, что австрійскія затѣи, весьма хорошо извѣстныя Сербіи, способны только усилить, а не ослабить вооруженіе княжества, но разсчетъ ихъ таковъ: не допуская, какъ мы сказали, разгорѣться пламени бунта, воспользоваться, при первомъ удобномъ случаѣ, призракомъ опасности для того, чтобы ввести австрійскія войска въ Боснію или Герцеговину. Такое вступленіе войскъ можетъ совершиться въ видѣ дружественнаго содѣйствія султану, даже съ его согласія; наглость дипломатіи способна даже дойти до такой степени, что эта мѣра будетъ, пожалуй, предложена всѣмъ европейскимъ державамъ, какъ самая раціональная и необходимая для огражденія цѣлости Оттоманской имперіи. Несогласіе Россіи на эту мѣру вызвало бы, непремѣнно, по всей Европѣ кликъ негодованія, какъ явное свидѣтельство ея тайнаго стремленія лишить Турцію дѣйствительной гарантіи существованія и помощи въ борьбѣ съ подданными-бунтовщиками!
   Но не Россіи поддаваться этимъ интригамъ и быть игралищемъ западно-европейской дипломатіи. Ея положеніе, безъ сомнѣнія, затруднительно. Было бы повидимому, всего полезнѣе посовѣтовать христіанскимъ населеніямъ ожидать для попытокъ освобожденія болѣе благопріятныхъ временъ. Но не говоря уже о томъ, что послѣдовать такому совѣту трудно, особенно тамъ, гдѣ столько горючихъ матеріаловъ и каждая искра можетъ возжечь пожаръ,-- не говоря уже о томъ, что при условіяхъ дипломатической позиціи, уже занятой въ Турціи Франціей, Австріей и Англіей,-- годъ, два, три отсрочки способны дѣйствительно усилить значеніе этихъ державъ ко вреду славянской народности и обезсилить энергію христіанъ тѣмъ или другимъ образомъ,-- не говоря уже о всемъ этомъ, малѣйшій признакъ опасности послужитъ достаточнымъ поводомъ для упомянутыхъ державъ къ принятію благодѣтельныхъ, спѣшныхъ мѣръ спасенія Турціи, т. е. къ занятію какой-либо пограничной турецкой провинціи австрійскими полками. Что же дѣлать Россіи? Мы не беремъ на себя труда предугадывать то рѣшеніе, которое изберетъ мудрость нашего кабинета, но не можемъ не высказать нашего мнѣнія, что Россіи не выпутаться изъ этихъ дипломатическихъ интригъ инымъ способомъ, какъ тѣмъ, которымъ былъ разрѣшенъ гордіевъ узелъ. Намъ представляется возможнымъ только одно твердое и категорическое заявленіе со стороны Россіи барону Бейсту: "при первомъ движеніи австрійскихъ У войскъ за Дунай или Саву, русскія войска занимаютъ Галицію"....
  

Москва, 30-го апрѣля.

   Вышеприведенная, полученная нами телеграмма изъ Праги свидѣтельствуетъ о томъ сильномъ политическомъ движеніи, которое возникаетъ въ настоящее время среди Чешскаго народа. Готовясь къ большому національному торжеству -- закладкѣ зданія для чешскаго народнаго театра (для чего собирались пожертвованія въ продолженіи нѣсколькихъ лѣтъ), Чехи неизбѣжно должны были придать этому торжеству значеніе болѣе широкое. На это вызывало ихъ самое положеніе дѣлъ, господствующее въ настоящее время въ Австріи. Мадьяры, причинившіе столько бѣдъ и зла Австрійской имперіи, не разъ боровшіеся противъ ея цѣлости и даже бытія, получили такія права, которыхъ не имѣютъ даже Нѣмцы въ западной половинѣ имперіи. Мало того, получивъ право на самостоятельное, отдѣльное даже въ политическомъ отношеніи существованіе, Мадьяры отказались нести надлежащую часть тѣхъ общихъ повинностей и долговъ, которые лежатъ на всей Австрійской имперіи: Мадьяры приняли на себя только 30% общихъ расходовъ. Такимъ образомъ вся тяжесть долговъ, нажитыхъ благодаря венгерской революціи 1848 и 1849 годовъ, стремленію вѣнскаго правительства господствовать надъ италіанскими землями и упорному желанію великогерманской партіи держать Австрію во главѣ Германіи,-- пала теперь на западныя земли имперіи. Самая большая доля этихъ тяжестей пришлась на часть Чеховъ, всегда платившихъ огромныя подати въ государственную казну, ибо ихъ страна считается одною изъ лучшихъ и воздѣланнѣйшихъ провинцій Австріи. Но этого мало: потерявъ большую часть доходовъ съ Венгріи, которые отнынѣ будутъ оставаться въ ней и не доходить до Вѣны, вѣнское министерство должно было подумать объ увеличеніи своихъ спеціальныхъ средствъ и издало постановленіе о новыхъ налогахъ, въ томъ числѣ и о налогѣ съ личнаго дохода во всѣхъ его видахъ. Изъ чешскихъ земель послышались сильные и общіе протесты. Сельскія и городскія общины, окружныя собранія сходились, составляли возраженія противъ новаго закона и отсылали ихъ въ намѣстничество. Въ Вѣнѣ не предпринимали ничего рѣшительнаго по этому поводу. Носились даже слухи, что министерство подаетъ въ отставку, не видя иныхъ средствъ получить нужныя деньги. Недовольство Чеховъ ни для кого не было тайной; о немъ говорили во всѣхъ европейскихъ газетахъ.
   Не доставало только болѣе общаго заявленія, болѣе сильнаго выраженія этого недовольства, чѣмъ отдѣльные протесты. И вотъ теперь, собравшись у подошвы исторической горы Ржипа, съ которой, по миѳическимъ преданіямъ праотецъ чешскаго народа Чехъ впервые увидалъ страну, предназначенную для его потомковъ,-- собравшись для того, чтобы отломить громадный камень отъ этой горы и перевезти его въ Прагу для закладки народнаго театра,-- собравшись въ числѣ 20,000 человѣкъ для историческаго и національнаго торжества, Чехи рѣшительно и громко высказались по вопросу о ихъ политическомъ существованіи. Они еще разъ протестовали противъ новаго разорительнаго налога и постановили домогаться такой же самостоятельности для своей страны, какою пользуется Венгрія, и созванія новаго земскаго сейма на основаніи всеобщей подачи голосовъ. Конечно, такое заявленіе и при такихъ обстоятельствахъ уже само по себѣ имѣетъ значеніе. Но важно также знать: будетъ ли это постановленіе передано правительству посредствомъ особой депутаціи и думаютъ ли въ Вѣнѣ серьезно о примиреніи съ Чехами, которое, повидимому, для Австріи столь же необходимо, какъ и соглашеніе съ Мадьярами...
   Привѣтствуемъ первое славянское вѣче!
  

Москва, 28-го мая.

   Никогда еще событія, совершающіяся въ странахъ смежныхъ съ Россіей, у ея окраинъ, не обозначали такъ опредѣленно и такъ ярко политическую роль, завѣщанную Россіи всею ея исторіей, какъ въ послѣднее время. Къ ея совѣтамъ снова прислушиваются тѣ христіанскіе народы Юговосточной Европы, покровительство надъ которыми принадлежало ей до парижскаго міра; на нее устремлены взоры западныхъ Славянъ, вліянія надъ которыми она даже никогда не добивалась надлежащимъ образомъ: и въ то же время ея власть продолжаетъ распространяться на земли Средней Азіи; она прямо вынуждена занять ихъ. Съ одной стороны сочувствіе, вызванное не какими-либо великими жертвами, не какими-либо героическими усиліями въ пользу сочувствующихъ, а простымъ, но открытымъ предъ лицомъ остальной Европы признаніемъ физическаго и историческаго родства съ ними; съ другой -- отсутствіе серьезнаго сопротивленія со стороны народныхъ массъ, даже нѣкоторая готовность къ принятію русскаго подданства. Ищущій свободы Славянскій міръ и извѣчные рабы азіатскихъ владыкъ -- вотъ тѣ историческіе сосѣди, отношенія къ которымъ всегда опредѣляли и будутъ опредѣлятъ политическую роль Россіи -- роль не легкую, но естественную, не измышленную и всегда вызывающую изъ среды Русскаго народа и горячихъ дѣятелей, и искреннихъ защитниковъ. Это не то ложное служеніе отвлеченному ученію объ европейскомъ равновѣсіи, которымъ напрасно такъ гордились государственные люди первой половины нынѣшняго столѣтія; это не разорительныя заботы о чужомъ спокойствіи, не ученическія упражненія на подсказанную своекорыстными наставниками программу въ чаяніи заслужить ихъ одобреніе: это дѣятельность вытекающая сама собой изъ дѣйствительной жизни, изъ давно существовавшихъ отношеній, находящая для себя силы и средства тамъ, гдѣ ихъ не искали и не ждали, дѣятельность не требующая такихъ безмѣрныхъ пожертвованій, на какія вызывали и священный союзъ, и слишкомъ широко понимаемый Восточный вопросъ, а между тѣмъ болѣе плодовитая, болѣе благодарная и вмѣстѣ съ тѣмъ почетная. Это давно поняли наши строгіе судьи, публицисты Западной Европы. Они чувствуютъ, какъ колеблется та почва, на которой устроены были ихъ политическіе трибуналы, судившіе дѣла Россіи. Прежде они могли говорить, утверждаютъ еще и теперь, что право заботиться о христіанствѣ восточныхъ народовъ не можетъ исключительно принадлежать одной Россіи, что попеченія о гражданскомъ порядкѣ и благоустройствѣ Турецкой имперіи столь же обязательны для Западной Европы, какъ и для Восточной, что слишкомъ усердныя хлопоты Россіи о томъ подозрительны и прикрываютъ властолюбіе русскаго правительства, которое они въ то же время упрекали въ варварствѣ относительно внутренняго управленія своей страны. Со временъ Крымской войны нѣтъ болѣе основательныхъ поводовъ обвинять Россію въ излишней заботливости о восточныхъ христіанахъ. А между тѣмъ съ нѣкотораго времени западные публицисты опять усматриваютъ торжество Россіи тамъ, откуда она повидимому была навсегда вытѣснена. Источникъ этого торжества они видятъ въ національныхъ стремленіяхъ нынѣшней Россіи: Россія, сознающая свою славянскую миссію, представлается имъ болѣе грозною и могущественною, чѣмъ Россія, утверждавшая повсюду внѣшній порядокъ и благочиніе, заботившаяся только о религіозныхъ нуждахъ покровительствуемыхъ ею племенъ, и ничего не знавшая о ихъ народныхъ и политическихъ интересахъ. "Эпоха покровительства восточнымъ христіанамъ кончена для Россіи; наступаетъ эпоха ея вліянія на славянскіе народы",-- возглашаетъ Мавадъ въ своей послѣдней статьѣ, помѣщенной въ "Revue des deux Mondes", и онъ совершенно правъ, видя въ этомъ направленіи источникъ новой и могущественной силы ея. Католическая и цивилизованная Европа могла соперничать съ Россіей православной и тщившейся цивилизовать другихъ; но Европа романская и германская не имѣетъ въ своихъ рукахъ равносильнаго оружія противъ Россіи, какъ державы славянской. А нравственное значеніе и внутренняя сила національнаго родства, народной взаимности, стали ясны для западныхъ публицистовъ послѣ торжества итальянскаго дѣла, послѣ недавнихъ событій въ Германіи. Вотъ почему вѣчная рабыня западной политики, польская эмиграція, эта магнатствующая и по прежнему льнущая въ иноземному часть польской шляхты, неславянскаго происхожденія которой мы не будемъ доказывать, но окончательное вырожденіе которой на чужой почвѣ несомнѣнно, такъ настойчиво твердитъ Чехамъ, шумно заявляющимъ свое сочувствіе Русскому народу: "вамъ предстоитъ выборъ между Россіей и цивилизованною Европой; въ первомъ случаѣ мы -- ваши враги, во второмъ союзники." Во что же сдѣлала цивилизованная Европа для сапой польской шляхты -- этого никогда не скажетъ польская эмиграція; а сколько позора и бѣдствій принесла цивилизованная Европа Чешскому народу и остальнымъ Славянамъ, перечисленіемъ того наполнены творенія славянскихъ публицистовъ. Итакъ, политическое значеніе Россіи среди европейской семьи заключается не въ ея смиреніи предъ Западною Европою, не въ ея ученическомъ знакомствѣ съ требованіями европейской цивилизаціи, а въ ея народныхъ и прирожденныхъ симпатіяхъ и стремленіяхъ. Всѣ историческія преданія Россіи коренятся въ ея славянскомъ происхожденіи; будущіе успѣхи ея на политическомъ поприщѣ обусловливаются національнымъ, т. е. славянскимъ направленіемъ, и программа этой политики не должна быть въ разладѣ съ частными программами, которыя выработаны остальными Славянами вмѣстѣ и каждымъ племенемъ порознь. Познакомить мало-по-малу нашихъ читателей съ этими программами -- мы сочтемъ своею обязанностію.
   Другое дѣло -- пріобрѣтенія Россіи въ Средней Азіи. Тамъ все: и ея собственные интересы, и выгоды подвластныхъ народовъ,-- даютъ широкій просторъ для русской политики, какъ политики христіанской и цивилизующей, сѣющей одною рукою сѣмена истиннаго ученія, а другою утверждающей прочныя начала общественнаго порядка и частной предпріимчивости, которыхъ недоставало этимъ странамъ, обширнымъ, обильнымъ, но нуждающимся въ нарядѣ....
  

Москва, 15-го августа.

   На больномъ, изъязвленномъ тѣлѣ ежедневно открываются новыя раны, и нѣтъ врача, который бы исцѣлилъ ихъ. Сегодня въ горахъ нѣкогда цвѣтущей Бандіи льется кровь Грековъ, жаждущихъ изгнать изъ разореннаго острова угнетающихъ ихъ пришельцевъ; назавтра воинственныя четы Болгаръ переходятъ историческія воды Дуная и тянутся въ Балканскія горы, чтобы оттуда держать въ страхѣ своихъ притѣснителей. Вчера шла рѣзня въ горахъ Ливана и въ Сиріи, и кровь Маронитовъ лилась подъ ударами изувѣрныхъ Друзовъ; сегодня оскверняется могила стараго вождя Мирдитовъ-католиковъ, и надъ его прахомъ тоже рѣзня -- между поклонниками Евангелія и Корана. Тамъ отказываются платить дань, раздраженныя безмѣрными требованіями турецкихъ властей, издавна привыкшія къ свободѣ, племена Герцеговины и ищутъ соединенія съ Черногоріей; здѣсь терпѣливо несущіе въ продолженіе пятисотъ лѣтъ иго Османліевъ, Босняки,-- христіане и мусульмане,-- возстаютъ и изгоняютъ турецкихъ чиновниковъ, прибывшихъ къ нимъ возвѣстить о новыхъ поборахъ. Повсюду кровь, повсюду насиліе, повсюду борьба! Эти безпрестанные судороги а припадки, повторяющіеся уже не періодически, какъ это бывало прежде, а сдѣлавшіеся постояннымъ, ежедневнымъ явленіемъ, лучше всего свидѣтельствуютъ, что больное тѣло находится въ предсмертныхъ страданіяхъ, и чѣмъ продолжительнѣе будутъ они, тѣмъ мучительнѣе жизнь изживающаго свой вѣкъ организма, тѣмъ бѣдственнѣе положеніе народовъ, насильно прикованныхъ къ одру умирающаго. Что же поддерживаетъ такую уродливую жизнь? Ради какихъ святыхъ и разумныхъ цѣлей длится этотъ рядъ физическихъ бѣдствій и нравственныхъ пытокъ? Европа давно убѣдилась, что отъ прежней славы Турецкой имперіи остались лишь одни воспоминанія, что у мусульманства нѣтъ болѣе средствъ оживить упадшій духъ потомковъ Османа, что христіанскіе народы съ каждымъ днемъ сильнѣе и сильнѣе чувствуютъ свое превосходство предъ магометанами, живѣе сознаютъ свои права на владѣніе родною страной и на свободную жизнь. Трудно держать тамъ власть, гдѣ властелинъ стоитъ ниже имъ управляемыхъ: онъ невольно долженъ искать опоры извнѣ,-- и вотъ Западная Европа протягиваетъ турецкому правительству руку помощи... Но эта поддержка, исходя не изъ сочувствія къ Туркамъ, а изъ своекорыстныхъ цѣлей, не даетъ оттоманскому царству столь необходимыхъ ему жизненныхъ силъ, а способна лишь снабдить его тѣми искусственными обрядами управленія, при помощи коихъ Европа издавна привыкла налагать оковы на свои народы. Друзья Турціи поняли, что однимъ мечомъ нельзя удержать власть султана надъ его подданными, и охотно надѣляютъ его своею правительственною опытностію. Дѣленіе на виляйеты и разныя перемѣны въ областномъ управленіи, смѣшанные суды въ окружныхъ городахъ и государственный совѣтъ въ столицѣ, равноправность народная и вѣроисповѣдная, провозглашенная на бумагѣ,-- вотъ тѣ жалкія нововведенія, которыя перенесены въ Турцію съ Запада. Но передѣлываются и ломаются лишь внѣшнія формы жизни, а духъ вражды и безсилія, господствовавшій въ ней, остается тотъ же.
   И вотъ каждый день представляетъ новыя доказательства внутренней несостоятельности Турецкой имперіи, ея губительнаго вліянія на подвластные ей народы, е Европа непослѣдовательна, Европа невѣрна самой себѣ",-- говоритъ новосадская rasera "Напредак": "у Европы въ прошедшемъ столѣтіи былъ свой больной человѣкъ -- старая Польша, и европейская дипломатія уничтожила ее. Современная Турція, состояніе которой еще несноснѣе и безуряднѣе, чѣмъ прежней Польши, продолжаетъ существовать вопреки историческимъ указаніямъ и опытамъ. Турція также должна быть подѣлена между тѣми народами, которыя входятъ въ ея составъ и могутъ образовать новыя государства". Сравненіе поучительное, но сербская газета забыла довести его до конца. Народамъ, которымъ существованіе Турціи служитъ только препоною для свободнаго развитія и правильной жизни, f надо безвозвратно убѣдиться въ необходимости раздѣла Турціи и вмѣстѣ съ тѣмъ согласиться не только въ способахъ, но и въ послѣдствіяхъ этого дѣленія. Отсутствіе то такого соглашенія между народами Балканскаго полуострова и служитъ основаніемъ западно-европейскимъ разсчетамъ на возможность продленія Турецкой имперіи; изъ разногласія національныхъ интересовъ Грековъ, Славянъ, Румыновъ я Албанцевъ Европа почерпаетъ увѣренность даже въ необходимости турецкой власти надъ ними.
   Европейская дипломатія видитъ, что союзъ между этими народами еще не созрѣлъ, что соглашеніе между ними и даже главныя условія его еще недостаточно выяснились, и не только поддерживаетъ такой порядокъ вещей, но и всячески поощряетъ его. Заявленія турецкихъ народовъ не совпадаютъ другъ съ другомъ во времени, усилія ихъ высвободиться изъ-подъ страшнаго ига разровнены, требованія политическихъ реформъ не равносильны. Возстаніе Кандіотовъ другой годъ стоитъ одинокимъ; прошлогоднее возстаніе Болгаръ едва ли имѣло основы въ самомъ народѣ и было только попыткою, средствомъ -- узнать расположеніе Европы къ болгарскому племени. Нынѣшнее возстаніе было повидимому болѣе подготовлено, грянуло совершенно неожиданно послѣ ужаснаго событія, совершившагося въ Сербіи,-- но и оно едва ли приведетъ къ чему-либо иному, кромѣ преждевременной и безполезной траты силъ, поставивъ вмѣстѣ съ тѣмъ въ ложное положеніе сосѣднія Румынію и Сербію. Но этого мало. Европейская публицистика ищетъ русскихъ агентовъ среди возставшихъ Болгаръ, видитъ въ придунайскихъ волненіяхъ подстрекательства Россіи. Такая подозрительность не ограничивается впрочемъ одними славянскими движеніями: тайное русское вмѣшательство стараются отыскать даже въ событіяхъ, совершающихся въ отдаленной Кандіи. Все это показываетъ, что любимая мысль южно-славянскихъ патріотовъ, лелѣемая ими съ той минуты, какъ освободилась Италія и объединилась сѣверная Германія,-- мысль о томъ, что народы Балканскаго полуострова не только сами должны позаботиться о своей будущности, во и одни лишь они имѣютъ исключительное право на такую заботу, вмѣшательство же Европы будетъ нарушеніемъ этого права,-- мысль эта быть можетъ вѣрна по идеѣ, но не въ дѣйствительности. Помимо частныхъ выгодъ народовъ Балканскаго полуострова, съ судьбою Турціи тѣсно связанъ великій Восточный Вопросъ. Рѣшеніе его никоимъ образомъ не можетъ совершиться безъ участія остальныхъ европейскихъ народовъ, имѣющихъ какія-либо отношенія къ Востоку и владѣющихъ силой для охраненія этихъ отношеній. Притомъ же и вопросы италіанскій и германскій не рѣшались одними мѣстными средствами, особнякомъ отъ остальнаго міра. Тѣмъ ошибочнѣе, тѣмъ страннѣе надежды на принципъ невмѣшательства въ судьбы Славянскихъ народовъ. Славяне, Греки, Румыны и Албанцы могутъ и должны разсчитывать на свои собственныя силы, но не слѣдуетъ имъ обманывать ни себя, ни своихъ друзей лестною, но несбыточною мечтой о томъ, что Европа останется безучастною зрительницею гибели Турціи. Къ вмѣшательству Европы всегда можетъ воззвать сама Порта,-- да и кромѣ того, кругъ народовъ, интересующихся ходомъ Восточнаго Вопроса, болѣе и болѣе расширяется. Сѣвероамериканскіе Соединенные Штаты внимательно слѣдятъ за событіями, совершающимися въ восточныхъ окраинахъ Средиземнаго моря: они заявили себя за освобожденіе Кандіи; они предлагаютъ свободный путь чрезъ Дарданеллы; они ревниво смотрятъ на планы Западной Европы, связанные съ Суецкимъ перешейкомъ. Мы впрочемъ готовы искренно привѣтствовать такой новый оборотъ заатлантической политики. Вмѣшательство Сѣверо-Американскаго народа въ дѣла Турецкой имперіи можетъ принести съ собой только благодѣтельныя послѣдствія для ея христіанскихъ подданныхъ.
   Что же касается Западной Европы, то она никогда и не думала отказываться отъ права вмѣшательства во внутреннія дѣла турецкихъ земель. Въ послѣднее время она сдѣлала новый, весьма важный шагъ въ этомъ отношеніи, склонивъ Порту подписать договоръ о дозволеніи иностраннымъ подданнымъ пріобрѣтать поземельную собственность въ ея владѣніяхъ. Этимъ европейская дипломатія разомъ достигаетъ двухъ цѣлей: съ одной стороны, вводится пришлый, чистоевропейскій элементъ въ составъ разнохарактернаго населенія Оттоманскаго царства и ему предназначается роль связующаго и преобладающаго начала между туземцами: не початыя и чрезвычайно богатыя природныя силы, сокрытыя въ земляхъ Балканскаго полуострова, могутъ привлечь въ его малозаселенныя земли обширную и густую колонизацію изъ Европы. Съ другой стороны, при той легкости, съ какою уроженцы Турецкой имперіи переходятъ въ ігностранное подданство (чѣмъ, болѣе другихъ державъ, пользовалась Австрія), каждое изъ западныхъ европейскихъ государствъ можетъ принять въ свое подданство, и стало-быть уже подъ обязательное покровительство, значительную долю турецкаго христіанскаго населенія. Государства, устраняющіяся отъ подписанія вышеупомянутаго договора съ Турціей, не только чрезъ это ничего не выигрываютъ, но могутъ еще ослабить даже и то вліяніе, какимъ они пользовались до сихъ поръ на Востокѣ. Россія провозгласила было принципъ невмѣшательства въ дѣла турецкихъ народовъ; Западная Европа не присоединилась къ этому заявленію: теперь европейская дипломатія выговорила себѣ новое, весьма сильное средство для своего вмѣшательства во всѣхъ концахъ и углахъ Турецкой имперіи. Неужели русская дипломатія отринетъ очевидныя выгоды, представляемыя новымъ договоромъ, и нанесетъ, такимъ образомъ, собственными руками интересамъ Русскаго народа на Востокѣ ничѣмъ не заслуженное пораженіе?
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru