Польскій вопросъ и Западно-Русское дѣло. Еврейскій Вопросъ. 1860--1886
Статьи изъ "Дня", "Москвы", "Москвича" и "Руси"
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1886.
Желательно ли введеніе русскаго языка въ латинское богослуженіе?
Москва, 12-го сентября 1867 г.
Возвращаемся въ возбужденному нами вопросу. Мы сказали, въ передовой статьѣ послѣдняго No, {См. пред. статью.} что не видимъ никакой возможности упразднить въ Западномъ краѣ Россіи историческое значеніе католицизма, какъ орудія ополяченія. Такимъ онъ былъ три вѣка сряду, таковъ онъ и теперь, какъ на практикѣ, такъ и въ народномъ сознаніи. Что такое упраздненіе не можетъ совершиться посредствомъ одного изгнанія польскаго языка изъ католическихъ храмовъ,-- это, думаемъ мы, достаточно доказывается историческимъ примѣромъ -- уніею, и примѣромъ современнымъ -- Жмудью. Затѣмъ самая надобность въ такомъ упраздненіи представляется намъ болѣе чѣмъ сомнительною. Трудно предполагать, чтобы со введеніемъ русскаго ленка, вмѣсто польскаго, въ латинскихъ костелахъ, люди, признаваемые теперь за Поляковъ, превратились отъ того въ Русскихъ. Между тѣмъ, признавъ ихъ Русскими, узаконяя, навязывая русскому населенію понятіе о совмѣстимости русской національности съ латинствомъ,-- другими словами: установляя русскій католицизмъ,-- правительство, кажется намъ, лишило бы себя права и возможности устранять въ Западномъ краѣ отъ служебныхъ должностей или отъ землевладѣнія -- лицъ католическаго вѣроисповѣданія. Оно само связало бы себя такимъ призваніемъ и поставило бы себя въ противорѣчіе какъ съ дѣйствительностью, такъ и съ народными понятіями о русской и польской національности. Далѣе: предположимъ, что польскій языкъ изгнанъ изъ католическихъ храмовъ и замѣненъ русскимъ. Такое видоизмѣненіе не было ли бы, въ глазахъ всего населенія Западнаго края, тождественно съ возобновленіемъ уніи -- язвы, отъ которой едва-едва успѣли мы избавиться и которая далеко еще не совсѣмъ зажила? Не былъ ли бы въ настоящемъ случаѣ вредъ еще сильнѣе отъ того, что, исходя отъ русской власти, такая мѣра представилась ба народу какимъ-то съ ея сторона поощреніемъ, санкціею католицизму, чуть не желаніемъ правительства, чтобы народъ оставался въ католической вѣрѣ? Если и теперь слышатся жалобы, что православные крестьяне, только что 25 лѣтъ тому назадъ вышедшіе изъ уніи, продолжаютъ посѣщать костелы и слушать проповѣди ксендзовъ, то восколько же разъ болѣе получатъ костелы этой притягательной силы, когда нѣкоторая часть богослуженія и проповѣдь будутъ происходить на русскомъ языкѣ? Не думаемъ, чтобы православные священники въ томъ краѣ пожелали имѣть въ своемъ сосѣдствѣ такой латинскій костелъ съ русскимъ языкомъ.
Мы не знаемъ, какими способами поборники русскаго языка въ латинскихъ храмахъ предполагали бы осуществить свое предположеніе. На этотъ счетъ они высказываются не ясно. Если эта замѣна языка польскаго русскимъ должна совершиться мѣрами принудительными, то нельзя не сказать, что правительство въ такомъ случаѣ перешло бы предѣлы своихъ правъ и своего призванія, принявъ на себя обязанность регулировать самое богослуженіе и опредѣлять языкъ для молитвы. Не можетъ же быть установлено такого правила, что всѣ русскіе подданные должны и молиться Богу на русскомъ, государственномъ языкѣ. Не въ этомъ, съ точки зрѣнія государства, заключается единство политической національности. Но, кромѣ того, какую обуву взвалило бы на себя правительство, еслибы взялось католическую терминологію польскаго языка, вырабатывавшуюся вѣками, свободно, всею народною жизнью -- перевести на русскій языкъ, вовсе для нея, не подготовленный и едвали способный. Намъ могутъ указать на преподаваніе "латинскаго Закона Божія" въ казенныхъ учебныхъ заведеніяхъ, съ недавняго времени исполняющееся по-русски. Но мы должны признаться, что не очень довѣряемъ такому преподаванію и думаемъ, что оно совершается только для формы, а настоящее преподаваніе производится дома или въ костелѣ, на исповѣди или въ частныхъ бесѣдахъ.
Если же предполагается употребленіе русскаго языка въ латинскихъ храмахъ не вводить насильно, а только дозволять безпрепятственно всѣмъ "желающимъ", то конечно противъ этого возражать мы не станемъ, хотя не мѣшаетъ между желающими распознавать и такихъ, которые считаютъ болѣе для себя выгоднымъ -- проповѣди о Кунцевичѣ и иныхъ святыхъ патронахъ Польши произносить именно на языкѣ русскомъ, а не на польскомъ, не подвергаясь притомъ никакому преслѣдованію ее стороны русскаго правительства...
Измѣрить и взвѣсить, съ надлежащею точностію, современное значеніе я силу латинства и православія для простонародныхъ массъ въ Западномъ краѣ, конечно, трудно; намъ кажется однако, что, не прибѣгая ни къ какимъ насильственнымъ внѣшнимъ мѣрамъ для обращенія въ православіе, слѣдуетъ желать и имѣть въ виду только одно: именно присоединеніе всѣхъ католиковъ русскаго происхожденія къ православной церкви. Вотъ къ чему надо стремиться и чего достигнуть несравненно легче чѣмъ думаютъ, безъ всякихъ принудительныхъ способовъ, а благодаря именно связи католицизма съ такъ-называемой польщизной, благодаря именно его польскому политическому клейму. Пусть это клеймо не стирается, не замазывается разными искусственными мѣрами, а горитъ и сіяетъ во всемъ своемъ истинномъ блескѣ. Пусть крестьянинъ-католикъ пользуется свободно всѣми юридическими правами, не подвергаясь никакому гоненію за свою вѣру, но пусть же онъ и чувствуетъ на себѣ то клеймо, которое наложили въ томъ краѣ на католицизмъ исторія и русское народное сознаніе. Пусть онъ знаетъ и ощущаетъ, что пока онъ католикъ -- онъ не Русскій, а Полякъ въ глазахъ всего русскаго населенія, и пусть испытываетъ на себѣ всю тяжесть той нравственной, хотя бы и не юридической, опалы, которая соединена съ этимъ именемъ. Пусть только правительство воздержится отъ всякаго вмѣшательства въ этотъ свободный историческій процессъ, который клонится къ исходу для католицизма пагубному, отъ сочиненія всякихъ компромисовъ и сдѣлокъ, предохраняющихъ его отъ самоубійства, снимающихъ съ него то политическое клеймо, которое составляло нѣкогда его славу и силу, а теперь безславіе, слабость и гибель; пусть не заботится о томъ, чтобы создать для католицизма удобное и ловкое общественное положеніе. Въ отношеніи къ католицизму, какъ и въ отношеніи къ еврейскому вѣроисповѣданію, правительство, по нашему мнѣнію, должно ограничиваться чисто отрицательными мѣрами,-- т. е. терпѣть ихъ, предоставить имъ всю полноту внутренней жизни, не дозволяя, конечно, вторженія ихъ въ область политическую,-- во должно избѣгать всякихъ мѣръ положительныхъ': напримѣръ благоустроить латинство и мозаизмъ, давать имъ болѣе правильное развитіе, спасать ихъ отъ внутренней порчи и разложенія, и вообще оказывать имъ спеціальное покровительство Католицизмъ самъ, добровольно, сталъ политическимъ знаменемъ, символомъ ополяченія: пусть же это знамя его и губитъ; пусть этотъ символъ, ставшій, послѣ послѣднихъ мятежей, очевиднымъ самому близорукому зрѣнію, доступнымъ самому тупому сознанію, отвратитъ отъ него народныя массы, вовсе не расположенныя сочувствовать его облачившимся политическимъ тенденціямъ. При такихъ условіяхъ, при такой обстановкѣ не трудно было бы православнымъ священникамъ или особымъ миссіонерамъ, высланнымъ мѣстною православною церковью, довершить вразумленіе народныхъ массъ до конца и возвратить ихъ къ вѣрѣ ихъ предковъ, а слѣдовательно и къ русской народности.
Принято обыкновенно говорить, что православная церковь чужда духа прозелитизма; но это слѣдуетъ понимать въ томъ смыслѣ, что она чужда того духовнаго властолюбія, которымъ отличается латинская церковь, что* она не ищетъ распространенія внѣшнихъ духовныхъ завоеваній, распространенія своей власти. Но странно было бы ставить ей въ заслугу недостатокъ апостольской ревности къ распространенію истины, къ проповѣди слова Божіа! Къ тому же здѣсь дѣло идетъ даже не о новомъ обращеніи, а о возвращенія заблудшихся чадъ. Всего было бы правильнѣе, еслибы правительство оставалось въ сторонѣ и ограничилось только наблюденіемъ за политическими интригами латинскихъ ксендзовъ и прелатовъ, предоставляя полный просторъ дѣятельности православнаго духовенства. Для этого нужно, конечно, чтобы послѣднее вышло изъ того состоянія нѣмоты и бездѣйствія, въ которомъ оно пребываетъ, страха ради консисторскаго, чтобъ оно стало смѣлѣе и дерзновеннѣе въ исполненіи своего призванія и долга. Проповѣдь православія, возвращеніе къ православной церкви ея отпадшихъ русскихъ дѣтей должны быть поставлены явною и главною за дачей и Виленскаго Свято-Духовскаго и всѣхъ церковныхъ братствъ Сѣверозападнаго и Югозападнаго края,-- внѣ всякого иного участія и содѣйствія государственной власти.
Таковъ кажется намъ самый правильный образъ дѣйствій относительно католиковъ-Бѣлоруссовъ. Что касается до католиковъ-Поляковъ, равно и до католической Литвы и Жмуди, то въ отношеніи къ нимъ, вмѣсто введенія русскаго языка въ католическихъ храмахъ, мы бы присовѣтовали употребить мѣру совершенно обратную: ввести польскій, жмудскій или литовскій языкъ въ православное богослуженіе. Почему бы не перевести, напримѣръ, на жмудское нарѣчіе православную литургію, вообще весь служебникъ русской церкви, равно какъ и Новый Завѣтъ (который едвали допущенъ ксендзами въ жмудскомъ переводѣ: они не очень любятъ пріохочивать народъ къ чтенію Евангелія и вообще Библіи)? Почему бы не устроить въ равныхъ мѣстахъ Жмуди православныя церкви, гдѣ священники совершали бы православное богослуженіе и произносили бы проповѣди по-жмудски? Пусть бы годъ-два эти церкви стояли безъ прихода,-- мы убѣждены, что потомъ у нихъ образовалась бы обширная паства: возможность слышать обѣдню на родномъ, не на латинскомъ нарѣчіи, понимать все богослуженіе сполна, была бы самою лучшею пропагандою православія,-- а этого только и нужно. Мы полагаемъ даже, что и въ Царствѣ Польскомъ; въ коренныхъ польскихъ мѣстностяхъ, православная обѣдня, православное богослуженіе на польскомъ языкѣ и десятокъ другой женатыхъ православныхъ священниковъ польской національности, изъ обращенныхъ Поляковъ (а таковые найдутся) будутъ имѣть благотворное дѣйствіе на умы польскихъ сельчанъ и представятся имъ едвали не въ привлекательнѣйшемъ видѣ, чѣмъ обѣдня латинская, съ холостяками ксендзами. Такой способъ распространенія православія былъ бы всего согласнѣе съ духомъ православной церкви, которая не знаетъ ни централизаціи, ни внѣшняго политическаго единства, не замыкаетъ слова Божія въ формы лишь одного языка, не исключаетъ нигдѣ народнаго элемента, напротивъ призываетъ всѣ народности и всѣ нарѣчія къ равноправному служенію истинѣ. Только этимъ путемъ могло бы совершиться дѣйствительное разобщеніе католицизма съ польскою національностью, но въ настоящемъ случаѣ это было бы не очищеніе католицизма отъ польскаго элемента, а очищеніе польскаго народнаго элемента отъ растлившаго его латинства. Мы вовсе не предаемся дерзкимъ надеждамъ, чтобы предлагаемая нами попытка могла произвести цѣлую религіозную революцію, чтобы все польское племя духовно преобразилось и отреклось отъ своей тысячелѣтней исторіи. Мы давно перестали вѣрить въ политическое возрожденіе польскаго племени и считаемъ его историческую роль поконченною. Но есть значительныя массы польскаго простонародья, которыя физически и этнографически составляютъ особую польскую народность и которыя, при открывшейся теперь для нихъ, благодаря Россіи, возможности развитія, сдѣлаются неминуемо причастницами польской католической е культуры", обречены заранѣе въ жертву польскому католицизму: для нихъ одно спасеніе, чтобъ окончательно не погибнуть,-- православіе. И нѣтъ сомнѣнія, что православное племя, хотя бы и польское по происхожденію, будетъ не только не враждебно Россіи, но напротивъ войдетъ съ нею въ союзъ духовный, болѣе тѣсный и прочный, чѣмъ союзъ чисто внѣшній, административный. Между тѣмъ, при всей признательности и преданности Россіи современнаго польскаго сельскаго населенія, мы не можемъ не опасаться, что придетъ пора, когда поземельныя отношенія между имъ и помѣщиками окончательно устроятся, и когда съ каждымъ шагомъ впередъ по пути къ образованію оно будетъ входить въ плотную духовную среду, созданную польско-латинскою цивилизаціей и Россіи положительно враждебную. Если надѣленіе польскихъ крестьянъ землею и правами, внесло новую струю, новую историческую идею въ гражданскую и бытовую жизнь такъ-называемой Польши, то и православная церковь могла бы попытаться влить новую струю, новый элементъ въ духовную и бытовую жизнь польскаго племени.
Вотъ что существенно желательно, какъ для блага самихъ поврежденныхъ латинствомъ племенъ, такъ и для блага Россіи. Мы рѣшительно не видимъ и не понимаемъ, почему бы, совершенно независимо отъ правительства, собственною иниціативою православнаго духовенства и русскаго общества, не могли быть сдѣланы попытки въ этомъ смыслѣ и направленіи и въ странѣ заселенной литовскимъ и жмудскимъ племенемъ, и даже въ самомъ Царствѣ Польскомъ?
Мы были бы рады, еслибъ на нашъ призывъ отозвались голоса съ мѣста: мы готовы подвергнуть этотъ вопросъ всестороннему обсужденію на страницахъ "Москвы".