Аксаков Иван Сергеевич
О значении католицизма и еврейства в Западном крае

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Сочиненія И. С. Аксакова. Томъ третій.
   Польскій вопросъ и Западно-Русское дѣло. Еврейскій Вопросъ. 1860--1886
   Статьи изъ "Дня", "Москвы", "Москвича" и "Руси"
   Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1886.
  

О значеніи католицизма и еврейства въ Западномъ краѣ

Москва, 24-го января 1867 г.

   "Въ языкѣ не вся народность. Преданія, созданныя исторіею, понятія и побужденія, этими преданіями воспитанныя и къ языку большею частію равнодушныя -- вотъ въ чемъ главнымъ образомъ состоитъ народность и на чемъ она держится. На основанія уже этой общей истины вопросъ вѣроисповѣдный въ Западномъ краѣ не можетъ быть отстраненъ отъ вопроса о народности. Таково заключеніе, высказанное нами въ 13 No нашей газеты {См. пред. статью.}. Стоить въ этотъ вопросъ войти ближе и разсмотрѣть въ частности: дѣйствительно ли исповѣданія католическое и еврейское такъ безразличны къ Русской народности, какъ это многимъ кажется и какъ повидимому предполагается это "Виленскимъ Вѣстникомъ". Ксендзы были одними изъ главныхъ вожаковъ послѣдняго мятежа; костелы были главными революціонными клубами: теперешней редакціи "Виленскаго Вѣстника" должно быть это извѣстно не менѣе чѣмъ кому-либо. Но, вѣроятно, она считаетъ это случайнымъ совпаденіемъ н объясняетъ временнымъ настроеніемъ католическаго духовенства или другими неизвѣстными намъ обстоятельствами.
   Католическое вѣроисповѣданіе однако было нѣкогда въ Западномъ краѣ господствующимъ. Вдумывалась ли въ это мѣстная газета? И если вдумывалась, то полагаетъ ли она, что ксендзы должны быть уступчивѣе пановъ, и что въ то время какъ шляхта, по классическому выраженію, "ничему не научилась и ничего не забыла", духовенство католическое, наоборотъ, совершенно забыло о своихъ прежнихъ правахъ, и мирится съ новымъ положеніемъ, по чувству смиренія, столь ему свойственнаго?
   Приходитъ ли притомъ на мысль виленской газетѣ и ея единомысленникамъ тотъ общій, историческій законъ, что обстоятельства, при какихъ вступаетъ въ страну вѣроисповѣданіе и утверждается въ ней какъ особое, всегда оставляютъ ему свою закваску и сообщаютъ особое преданіе и особый характеръ, независимо отъ общаго характера, свойственнаго ему во всѣхъ странахъ міра? Припоминалось ли защитникамъ благодушной довѣрчивости къ католичеству, въ какихъ отношеніяхъ доселѣ находится къ этому исповѣданію Англія и почему? А это могло бы ихъ навести на болѣе точное понятіе и о католичествѣ въ западныхъ губерніяхъ. Римское католичество, съ папою во главѣ, явилось вообще какъ фактъ превозношенія помѣстной церкви предъ вселенскою, и какъ предпочтеніе закона государственно-церковнаго нравственно-церковному. А у насъ, на Бѣлой Руси, появленіе католичества, сверхъ этого общаго значенія, имѣло еще и особенность: оно было не простымъ отрицаніемъ, но подавленіемъ православія, и притомъ въ угоду національной и государственной исключительности. Разсчеты Сигизмунда III извѣстны. Католичество съ самаго начала явилось какъ средство къ ополяченію. Утратило ли оно этотъ характеръ со временемъ? Утратило ли оно память объ этомъ само, и утратился ли этотъ смыслъ его въ глазахъ ближайшихъ его сожителей? Но странно и спрашивать объ этомъ, когда борьба между исповѣданіями продолжается въ краѣ и доселѣ, когда Полякъ и католикъ, Русскій и православный доселѣ тамъ синонимы, когда доселѣ вѣрнѣйшій шагъ къ ополяченію есть католичество, и когда наконецъ въ латино-польскомъ календарѣ доселѣ красуются имена святыхъ, канонизованныхъ именно за угнетеніе нашей народности вѣры? При такихъ обстоятельствахъ воображать, что католичество въ Западномъ краѣ есть религіозное вѣрованіе въ томъ несложномъ смыслѣ, въ какомъ оно можетъ явиться гдѣ-нибудь на островѣ Океаніи послѣ проповѣди миссіонера, что оно есть чистое ученіе объ отношеніи человѣчества къ Верховному Существу, безъ примѣси національныхъ и политическихъ стремленій,-- воображать это при данныхъ обстоятельствахъ значитъ окончательно не понимать ни историческаго прошлаго, ни современной дѣйствительности.
   Наконецъ, не извѣстно ли всему свѣту и не всѣмъ ли свѣтомъ дознано на самомъ опытѣ, что католичество и вообще есть не только вѣра но и политическая доктрина, и что послѣдовательно проведенная до конца доктрина эта непримирима съ достоинствомъ никакого государства и ни съ чьею народною независимостью? Ученіе о томъ, что верховный судья совѣсти пребываетъ для всѣхъ народовъ въ Римѣ, въ лицѣ первосвященника-государя, который воленъ вязать и рѣшить всякую присягу, смотря по тому, какъ находитъ онъ для себя выгоднѣе, и который считаетъ себя призваннымъ одинаково благословлять свою паству и на мятежъ и ни покорность,-- одного этого достаточно для увѣренія, что римское католичество въ своемъ строгомъ смыслѣ не можетъ ужиться ни съ какою народностію ни въ какомъ государствѣ. еслибы это и не было доказано опытомъ всей средневѣковой исторіи; еслибы не подтверждалось это и современными опытами католическихъ государствъ, всячески ограждающихъ себя отъ исповѣданія, которое признаютъ они своимъ же собственнымъ; еслибы не подтверждалось это въ частности и современною исторіей Италіи, этой классической страны папизма и тѣмъ не менѣе ратующей противъ папства и еслибы, наконецъ, собственно для насъ не доказано было это, уже на дняхъ, самымъ разительнымъ образомъ фактами, обнародованными въ циркулярѣ нашего вице-канцлера.
   Выводъ, кажется, ясенъ: быть именно въ Западномъ краѣ къ другимъ мѣстностямъ это относится далеко не въ той силѣ сознательнымъ и ревностнымъ католикомъ и въ то же время быть истиннымъ Русскимъ невозможно. Можно быть Русскимъ и называться римскимъ католикомъ или же быть римскимъ католикомъ и только называться Русскимъ.
   То же приходится сказать и о еврействѣ, тѣмъ болѣе что еврейство есть собственно католичество, оставшееся отъ Ветхаго Завѣта, точно такъ какъ католичество есть еврейство, повторяющееся въ Новомъ. "Виленскій Вѣстникъ" осуждаетъ кабинетная утопіи и отвращается доктринерства; онъ обѣщаетъ сужденія о важномъ еврейскомъ вопросѣ, основанная на дѣйствительныхъ данныхъ и на точномъ знаніи мѣстныхъ обстоятельствъ. Это даетъ намъ право предположить, что сущность еврейства знакома редакціи не по наслышкѣ. Слѣдовательно ей извѣстно, что еврейство есть собственно не вѣроисповѣданіе, а національность и государственное законодательство, подбитыя религіозною вѣрою, возведенныя въ догматъ,-- народъ и государство какъ предметъ религіозной вѣры. А поэтому, конечно, извѣстно ей и то, что по основному положенію этого законодательства, неправильно называемаго вѣрою, Еврейскій народъ есть народъ избранный, подъ ноги котораго должны быть рано или поздно покорены всѣ языки, и что въ силу этого качества народъ Еврейскій долженъ гнушаться, какъ нечистыми, всѣми иноплеменниками, и не долженъ съ ними вступать ни въ семейныя связи, ни даже въ столь невинное житейское общеніе, каково общеніе въ пищѣ,-- ѣда съ одного стола изъ одной посуды. Точно также виленской газетѣ безъ сомнѣнія извѣстно и то, что у этого избраннаго народа хотя нѣтъ государства видимаго, но у него есть оно идеальное, будущее, котораго онъ ждетъ и въ неотложное осуществленіе котораго вѣруетъ; и что въ силу этой-то вѣры, а не въ силу безразличныхъ привычекъ, не дозволительно Еврею не только связывать себя осѣдлыми занятіями, которыя прикрѣпили бы его къ его временному становищу, но не позволительно даже признавать для себя обязательною никакую юрисдикцію ничьихъ государственныхъ законовъ.
   Спрашивается: такое вѣрованіе совмѣстно ли съ русскою національностію въ западныхъ губерніяхъ, и даже совмѣстно ли съ какою бы то ни было національностію въ какомъ бы то ни было государствѣ?
   Для прочихъ европейскихъ народовъ рѣшеніе еврейскаго вопроса далось счастливо. Но намъ этого счастливаго исхода исторіею не дано по той простой причинѣ, что Польская республика не была священною Римскою имперіею. Средневѣковая Европа, не думавшая о національностяхъ, разверставшая ея по сословіямъ и корпораціямъ, не могла дать въ своемъ политическомъ тѣлѣ и не дала мѣста Евреямъ, гдѣ бы они могли стать неотъемлемыми членами живаго организма: бароны, города съ цехами и гильдіями, церковь съ аббатствами, университеты,-- куда же было дѣвать Евреевъ? Запертые въ своихъ гетто, они естественно были оттолкнуты церковію и въ то же время не могли пріютиться ни въ замкахъ, ни въ гильдіяхъ и цехахъ, ни въ университетахъ. Все имъ было закрыто; они очутились въ положеніи, которое при тогдашнемъ устройствѣ было единственно для нихъ возможное,-- въ положеніи крѣпостной собственности императора. Но этимъ же самымъ вызвано было въ нихъ исторіею неодолимое побужденіе войти въ органическую связь съ остальнымъ народонаселеніемъ, пробить противопоставленныя преграды и приблизиться къ кореннымъ жителямъ какъ въ гражданскомъ положеніи, такъ и въ просвѣщеніи. Европейское гражданство необходимо было для нихъ въ простыхъ видахъ матеріальнаго благосостоянія, естественно недоступнаго никому изъ постороннихъ въ мірѣ привилегій и монополій; европейскаго просвѣщенія искали они какъ нравственной силы, способной привлечь за собою и силу матеріальную. Революція, разрушеніемъ феодальной системы и упраздненіемъ старыхъ понятій о необходимости привилегій, дала имъ, наконецъ, первое; Лютеръ и Мендельсонъ,-- одинъ устраненіемъ преданій христіанскихъ, другой устраненіемъ преданій талмудическихъ помогли сблизиться имъ съ Европейцами во второмъ. Но не то было въ Рѣчи Посполитой. Евреи въ ней были угнетены, какъ и все кромѣ шляхты и ксендзовъ; но они не были лишнимъ наростомъ въ политическомъ тѣлѣ, напротивъ, они были неотъемлемымъ органомъ жизненнаго отправленія; въ нихъ, и въ нихъ однихъ, заключался цѣлый классъ посредствующій между панами и хлопами -- среднее сословіе; въ этомъ смыслѣ они оказывались необходимыми, съ этою цѣлію они были даже нарочно призываемы; ихъ положеніе стало почти привилегированнымъ, а чрезъ это самое не только не вызывало въ нихъ стремленія выйти изъ своего обособленія, напротивъ, по естественнымъ побужденіямъ монополизма, замыкало ихъ въ себѣ все сильнѣе и сильнѣе. Въ этомъ-то видѣ передано было Польшею это печальное наслѣдство и намъ, и въ этомъ же видѣ пребываетъ онъ доселѣ, подъ ближайшимъ вѣдѣніемъ своихъ національныхъ властей, называемыхъ кагалами, и подъ непосредственнымъ руководствомъ своихъ національныхъ юристовъ, называемыхъ раввинами. А Мендельсонъ? Гдѣ второй Мендельсонъ для нашихъ Евреевъ? И гдѣ слѣды того, что подѣйствовалъ на нихъ въ свое время Мендельсонъ первый?
   При этихъ обстоятельствахъ, нѣтъ сомнѣнія, органическое сочетаніе истаго еврейства съ истинною русскою національностью еще менѣе возможно, чѣмъ сочетаніе русской національности съ истымъ католичествомъ.
   Но скажутъ намъ: "мы разумѣемъ не фанатизмъ еврейскій или католическій, мы разумѣемъ просвѣщенную вѣру еврейскую или католическую". Но то, что называете вы просвѣщенною вѣрою, не будетъ уже ни еврейство, ни католичество, ибо то что называете вы фанатизмомъ и есть именно существо той и другой вѣры, начало ими самими признаваемое. Просвѣщенное католичество, другими словами -- католичество не признающе de facto папы въ томъ смыслѣ, въ какомъ понимаетъ его латинскій догматъ,-- есть только не дошедшее до сознанія, не догадавшееся о себѣ православіе. Просвѣщенное еврейство, или еврейство de facto отказывающееся отъ мессіи и будущаго еврейскаго царства, есть крайній раціонализмъ,-- послѣдняя дверь къ тому что называютъ теперь нигилизмомъ. О томъ, что съ русскою народностью легко ужиться православію, хотя бы себя и не сознавшему, не можетъ быть спора. Но что сказать о мнѣніи, по которому предполагается возможнымъ ставить для русской народности фундаментъ на доктринальной почвѣ революціи?
   Пусть однако думаетъ объ этомъ всякій какъ ему угодно. Пусть даже пребываетъ, кто хочетъ, въ блаженной увѣренности, что крайній раціонализмъ собственно и есть сродная нашему народу форма вѣрованія. Чего кому не приходитъ въ голову? Находились люди, и даже считавшіеся неглупыми, которые возводили даже атеизмъ въ такое сродное намъ вѣрованіе! Но дѣло не въ этомъ, а въ томъ, что ни еврейскій законъ, ни латинскій догматъ вовсе не изъявляютъ желанія быть изъясняемыми въ томъ смыслѣ, въ какомъ намъ хочется; ни тридентскіе каноны, ни мишна съ таргумомъ своего текста для насъ не измѣняютъ; тысячи томовъ іезуитской и талмудической казуистики не зачеркиваютъ ни одной изъ своихъ страницъ для нашего удовольствія, и строгіе патеры, со строгими раввинами, а съ ними вмѣстѣ и цѣлая система преданій ими воспитанныхъ, вовсе не отказываются отъ своихъ правъ на существованіе. Что же отсюда слѣдуетъ? А слѣдуетъ отсюда то, что вѣроисповѣднаго вопроса въ Западномъ краѣ отъ вопроса народнаго не отстраняетъ въ сущности и тотъ, кто говоритъ повидимому столь успокоительно: "можно быть Русскимъ, оставаясь и Евреемъ и католикомъ". Ибо онъ говоритъ при этомъ совсѣмъ не о томъ католичествѣ и еврействѣ, какимъ само себя хочетъ знать и еврейство и католичество. Онъ подразумѣваетъ то же, что другіе прямо высказываютъ, то-есть что въ настоящемъ своемъ видѣ ни еврейство, ни католичество нашей народности не родня, и что желаемое полное обрусѣніе -Западнаго края, безъ существенныхъ измѣненій въ томъ и другомъ, немыслимо. Но тому же вопросу онъ даетъ другую постановку. Онъ не указываетъ подобно другимъ, съ грубою откровенностью, на православіе какъ на вѣрнѣйшій признакъ отреченія отъ чужой народности и сближенія съ нашей, а подкладываетъ особыя, сочиненныя исповѣданія, изъ которыхъ ни то ни другое,-- по крайней мѣрѣ одно изъ нихъ несомнѣнно,-- еще не создали для себя и катихизиса. Католикъ вполнѣ будетъ Русскимъ, когда останется въ католичествѣ, переставъ въ немъ быть; и Еврей вполнѣ обрусѣетъ, когда отстанетъ отъ еврейства, продолжая въ немъ оставаться": таково въ сущности предположеніе, предразумѣваемое тѣмъ, кто ни въ еврействѣ, ни въ католичествѣ не находитъ ничего чуждаго нашей народности.
   Доселѣ все ясно. Но вотъ что неясно, и что требуетъ разъясненія. Мы согласимся умалчивать о православіи, чтобы не произвести раздраженія, а частію, и даже главнымъ образомъ, изъ уваженія къ свободѣ вѣры и изъ опасенія политическихъ вмѣшательствъ въ дѣло совѣсти. Опасенія разумныя и побужденія вполнѣ честныя! Но мы станемъ въ то же время говорить,-- и если хотимъ быть искренними -- не можемъ не говорить,-- что католичество и еврейство въ Западномъ краѣ должны однако переродиться въ новыя исповѣданія, хотя несуществующія, но нами предполагаемыя. А это не произведетъ раздраженія? Это будетъ уваженіемъ къ свободѣ вѣры? И не вызывается этимъ,* и даже несомнѣннѣе чѣмъ когда-либо, политическое вмѣшательство въ дѣло совѣсти? Одно изъ двухъ: или уважать свободу вѣры, но тогда уважайте ее вездѣ и оставляйте ее при самой себѣ, въ какомъ бы смыслѣ она себя ни сознавала. Или признавать вѣру предразсудкомъ, къ ослабленію котораго государство обязано содѣйствовать; но тогда не прикрывайтесь уваженіемъ къ свободѣ Совѣсти, и не ужасайтесь политическаго вмѣшательства. То и другое, по крайней мѣрѣ, было бы одинаково искренно, хотя справедливо и разумно конечно только первое: ибо вѣра и свобода, во всякомъ случаѣ, суть начала зиждительныя, а безвѣріе и насиліе всегда и во всемъ -- начала разрушительныя.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru