Аксаков Иван Сергеевич
О штатс-воспитании в России

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  
   Сочиненія И. С. Аксакова. Славянофильство и западничество (1860-1886)
   Статьи изъ "Дня", "Москвы", "Москвича" и "Руси". Томъ второй. Изданіе второе
   С.-Петербургъ. Типографія А. С. Суворина. Эртелевъ пер., д. 13. 1891
  

О штатсъ-воспитаніи въ Россіи.

  

Москва, 16-го мая.

   Мы обращаемся опять къ вопросу о воспитаніи. Мы уже объяснили прежде, какую важность придаемъ мы этому вопросу въ современной Русской дѣйствительности, -- какъ желали бы мы сосредоточить на немъ вниманіе нашего общества. Именно общества, а не правительства: правительство не только не нуждается въ нашихъ напоминаніяхъ, но оно одно покуда и завѣдываетъ нашимъ такъ-называемымъ общественнымъ воспитаніемъ, оно лежитъ на немъ всей тяжестью своего мощнаго вниманія, исправляя въ этомъ случаѣ, какъ и во множествѣ другихъ, должность самого общества. Говоримъ это не въ порицаніе обществу, но какъ несомнѣнный и все же прискорбный фактъ. Чего именно недостаетъ нашему "общественному" или, правильнѣе говоря, публичному воспитанію -- это общественнаго элемента, общественнаго значенія, участія и контроля. Всѣ заботы о воспитаніи, въ сожалѣнію, лежатъ у насъ на одномъ правительствѣ и конечно составляютъ не малое для него бремя. Такъ сложилась исторія, -- но такъ не можетъ продолжаться всегда. Общество обязано снять съ правительства это бремя или, по крайней мѣрѣ, раздѣлить его съ нимъ.
   Область государства есть область внѣшняго, -- способы и средства его также внѣшніе; его задача -- внѣшняя правда и благоустройство. Оно можетъ требовать отъ человѣка покорности, строгаго соблюденія законовъ; но не можетъ требовать отъ него, чтобъ онъ имѣлъ такія-то и такія убѣжденія, чтобъ духъ его горѣлъ именно такимъ, а не другимъ пламенемъ, въ такую-то мѣру и на столько градусовъ жара. Это, вѣроятно, было бы для государства очень желательно, но къ сожалѣнію невозможно. Государству дѣло только до поступка человѣка, до его внѣшняго дѣйствованія, -- но нѣтъ никакого дѣла ни до его души, ни до его мысли. Оно можетъ предписывать, напримѣръ, своимъ подданнымъ не драться, платить деньги по займамъ, но не можетъ приказывать имъ любить и прощать другъ друга (чего и Христосъ не приказывалъ, что онъ только заповѣдывалъ). Государство не апостолъ и не миссіонеръ, не учитель, не теоретикъ, не начальникъ доктрины, -- но судья, воинъ, блюститель порядка и внѣшняго благочинія. Его эмблема -- мечъ, его сфера -- принужденіе, а не убѣжденіе; его призваніе -- ограждать внутреннюю свободу развитія человѣческаго общества отъ всякихъ на нее покушеній извнѣ. Государство есть то же, что внѣшній органическій покровъ на живомъ организмѣ, во не есть самый организмъ; не въ государственномъ элементѣ заключается органическое творчество жизни. Все это -- такая азбука, все это, кажется, такъ извѣстно, что истинно совѣстно повторять; однако же, понятіи эти все еще не въѣлись въ кровь и плоть нашего общества, не достигли еще степени жизненной силы въ нашемъ общественномъ сознаніи, и потому никакое разъясненіе ихъ не должно считаться излишнимъ.-- Съ этой, поставленной нами точки зрѣнія на государство, общественное воспитаніе, какъ воспитаніе, не можетъ составлять призваніе правительства. Т. е. государственная сила можетъ устранять внѣшнія помѣхи для воспитанія, способствовать дѣлу внѣшнимъ образомъ, давать пособія, матеріальныя средства, -- но не можетъ воспитывать человѣка, т. е. просвѣщать его мысль и совѣсть, наполнять его душу любовью къ Богу и ближнимъ, зажигать сердце его жаждою добра и правды, окрылять духъ его въ пареніи къ высшему идеалу, и т. д., и т. д. Въ эту внутреннюю область личности человѣческой уже не могутъ досягать никакія орудія государственной силы, -- точно такъ же, какъ вся мощь государственная, со всѣмъ ея грознымъ снарядомъ, невластна, напримѣръ, извратить законы логики, дать направленіе наукѣ, измѣнить цифры, приказать быть или не быть историческому факту, создать талантъ, вложить въ человѣка силу творческаго генія.-- Но, скажутъ вамъ, воспитываетъ не государство, а люди, назначенные государствомъ. Это. конечно такъ, да иначе и быть не можетъ. Но если они воспитываютъ потому только, что назначены государствомъ, по программѣ и по видамъ, указаннымъ государственной властью, а не въ силу личнаго, искреннеяго, свободнаго и самостоятельнаго убѣжденія, то на дѣлѣ и въ результатахъ выходитъ, что обязанность воспитанія все же приняло на себя государство, какъ государство, а не то или другое лицо, -- что оно, само государство, является "воспитателемъ" юношества. А такъ какъ мы уже выше показали, что область духа не есть область государства, и что послѣднее по самому существу своему не можетъ досягать до внутренняго человѣка, то и дѣятельность государства относительно воспитанія должна по необходимости ограничиваться одною внѣшнею, механическою стороною, или давать результаты чисто отрицательные. Объяснимъ это подробнѣе:
   Не будучи ни миссіонеромъ, ни учителемъ, государство, или, ближе къ дѣлу, чиновникъ, дѣйствующій какъ власть, направленная на общественное воспитаніе, можетъ стать къ области человѣческой мысли и знанія, въ области науки и искусства -- въ отношеніе только формальное. Онъ справляется, напримѣръ, о ходѣ наукъ и искусствъ въ Европѣ, и по справкѣ оказывается, что науки обстоятъ въ такомъ-то видѣ и ихъ послѣдніе выводы такіе-то; искусства также дали такіе-то результаты.-- Кто производитель, или кто мастера этихъ дѣлъ?-- Такіе-то ученые.-- Гдѣ записано это производство и излагаются послѣднія системы наукъ?-- Въ такихъ-то книжкахъ.-- По всѣмъ частямъ?-- По всѣмъ.-- Прекрасно. Берутся послѣднія, "самыя лучшія", первосортныя системы по всѣмъ отраслямъ знанія, кладутся на фундаментъ государственныхъ основіихъ принциповъ, патентуются одобреніемъ власти, обдѣлываются въ формѣ казенныхъ учебниковъ, -- и воздвигается зданіе общественнаго или, правильнѣе, государственнаго, т. е. казеннаго воспитанія. Что выходитъ изъ этого? То, что слово науки кристаллизируется, такъ-сказать, лишается внутренней свободы и живости: оно уже зашнуровано, занумеровано, патентовано, оно не можетъ двигаться иначе, какъ въ опредѣленной, апробованной формѣ. Наука переходитъ разные фазисы въ своемъ развитіи; для нея настаетъ иногда періодъ совершеннѣйшаго отрицанія всѣхъ ея прежнихъ выводовъ: это отрицаніе пройдетъ, но оно необходимо, какъ логическій моментъ развитія, какъ повѣрка, какъ анализъ, очищающій ее отъ лжи; было бы въ высшей степени неблагоразумно останавливать ее въ этомъ фазисѣ рукою власти. Положимъ, напримѣръ, что по справкѣ, заведенной государствомъ, оказывается, что послѣдній выводъ науки, гдѣ-то тамъ, за границей, именно таковъ, -- т. е. отрицаніе. Государство, съ примѣрнымъ безпристрастіемъ, истекающимъ изъ искренняго уваженія къ наукѣ, выписываетъ этотъ выводъ къ себѣ и согласно съ нимъ, т. е. "согласно съ новѣйшими требованіями времени", преобразовываетъ у себя всю систему школьнаго публичнаго ученія. Такимъ образомъ, мимопреходящее какъ бы приковывается въ мѣсту, легкое, измѣнчивое становится тяжеликъ и твердымъ подъ тяжеловѣсною рукою правительства; мода упрочивается, превращается въ непреложный законъ, и государство нерѣдко даетъ санкцію своего могущественнаго авторитета такой теоріи или доктринѣ, которая тамъ, у себя дома, на родинѣ, успѣла уже разрушиться или оказаться несостоятельной, прежде чѣмъ достигла предѣловъ новаго своего отечества, прежде чѣмъ облеклась въ оффиціальное званіе, дарованное ей государствомъ. Государство, по самой натурѣ своей, осуждено дѣйствовать такимъ способомъ и иначе дѣйствовать не можетъ. Жизнь науки не въ немъ, не въ самомъ институтѣ государственномъ, а внѣ его; государство имѣетъ дѣло не съ внутреннею органическою силою науки, а съ ея внѣшнимъ проявленіемъ въ данныхъ условіяхъ мѣста и времени; оно не можетъ видоизмѣняться ежеминутно и волнообразно, какъ живая мысль; его учрежденія прочны и долговѣчны. Кромѣ того, такъ какъ дѣйствія государства, исходящія отъ него и его именемъ, непремѣнно должны быть соображены съ цѣлью и видами государства, то въ этомъ отношеніи правительство, патентуя ту или другую научную теорію, рискуетъ стать въ самое фальшивое положеніе. Тамъ, гдѣ власть получила исключительное развитіе и замѣняетъ собою всѣ отправленія общественной жизни, ея дѣйствія не могутъ имѣть характера безразличнаго: если чего она не преслѣдуетъ, то, стало-быть, ограждается въ своемъ существованіи ея силою, тому она "покровительствуетъ", и въ какую бы область она ни вмѣшалась, этотъ характеръ отъ нея неотъемлемъ. Если государственная мощь открываетъ у себя настежь двери, напримѣръ, отрицанію, то подвластный этой мощи и сильно ее чувствующій народъ -- сочтетъ непремѣнно такое допущеніе отрицанія за покровительство.
   Такимъ образомъ, государственная власть, какъ власть, безсильна насадить самую жизнь науки, а можетъ только развѣ перенесть въ свои предѣлы извнѣ -- разныя знанія. Но и самыя знанія, механически перенесенныя, почти всегда безплодны, не производительны, точно такъ, какъ шкапъ съ книгами самъ по себѣ не больше какъ вещь, мебель. Можно, напримѣръ, властію правительственной сосредоточить въ юношескихъ головахъ, въ каждой, такую массу свѣдѣній, какой не вмѣщаетъ въ себѣ ни одна отдѣльная голова ни въ Германіи или Англіи, а между тѣмъ и Германія, и Англія страны, безъ сомнѣнія, образованныя и несравненно образованнѣйшія, чѣмъ Россія. Масса свѣдѣній, механически сложенныхъ въ головѣ, безъ органической живой связи, безъ внутренней дѣятельности духа, не пользуетъ ничесоже, а малое знаніе живое, не формальное, но вошедшее въ духовную плоть и кровь человѣка, пользуетъ.
   Точно такъ и въ другой области воспитанія, чисто-нравственной. Здѣсь старанія государства даютъ и результаты чистоотрицательные. Нравственная проповѣдь, исходящая отъ начальства -- формальное, оффиціальное благонравіе, требуемое мастью -- могутъ породить въ свободномъ духѣ юноши реакцію совершенно въ противоположномъ смыслѣ: онъ поддался бы можетъ быть вполнѣ искреннему слову убѣжденія; но какъ скоро требованія, простирающіяся на его совѣсть, на "святая святыхъ" человѣка, носятъ формальный характеръ и предъявляются властью, то они кажутся юношѣ нерѣдко какимъ-то посягательствомъ на свободу его духа и возбуждаютъ въ немъ страстную жажду противорѣчія, не всегда выгодную для пользъ государственныхъ. Бываетъ и такъ, что молодой человѣкъ совершенно покорно жертвуетъ свободою совѣсти и безпрекословно подходитъ подъ мѣрку оффиціальной нравственности; другими словами, воспринимаетъ въ свою душу весь оффиціальный нравственный катихизисъ. Но такое воспринятіе, дѣлая его конечно благонравнымъ въ смыслѣ внѣшнемъ, не даетъ ему никакихъ нравственныхъ силъ, или, вѣрнѣе, поражаетъ безсиліемъ тѣ самостоятельныя, свободныя, нравственныя силы духа, которыя отпускаются въ удѣлъ каждому человѣку. А человѣкъ обезсиленный такимъ образомъ -- непроизводителенъ въ нравственномъ смыслѣ, безполезенъ и государству и обществу.
   Изъ всего этого можно сдѣлать слѣдующій выводъ:
   Государство, принимая на себя обязанность воспитателя юношества, усиливаясь воспитать умъ и душу молодаго поколѣнія, приходитъ къ результатамъ -- совершенно противоположнымъ истиннымъ выгодамъ государства.
   Оно производитъ людей механически обученныхъ, съ знаніемъ безплоднымъ и всегда недостаточнымъ: область знанія непрерывно расширяется, а механически обученный нынче, уже не годится на завтра, потому что въ его знаніи нѣтъ внутренняго самороста, живой органической силы. Оттого, между прочимъ, нашей Россіи такъ трудно поспѣвать за реформами во всѣхъ сферахъ, даже технической. Нынче, напримѣръ, мы узнаемъ о новыхъ системахъ кораблестроенія; посылаемъ людей за границу, которые легко и быстро перенимаютъ эту систему, и на основаніи ея передѣлываемъ весь нашъ флотъ; а тамъ, между тѣмъ, за границей, явилось уже нѣсколько новыхъ системъ, совершенно уничтожающихъ только-что перенятую нами, -- перенятую съ тѣмъ благоговѣніемъ, съ какимъ студентъ относится "къ послѣднему слову науки".
   Оно (т. е. государство), въ отношеніи нравственномъ, пораждаетъ: или людей совершенно отрицающихъ нравственность, излюбленную и рекомендованную правительствомъ, -- или же людей казенно-нравственныхъ, но лишенныхъ всякаго нравственнаго дѣятельнаго начала, отрицательно добродѣтельныхъ, но не доблестныхъ, безъ производительной нравственной силы духа. Въ этомъ смыслѣ чиновникъ (разумѣя это слово въ его типическомъ значеніи, т. е. въ значеніи человѣка проникнутаго всецѣло, умомъ и совѣстью, принципомъ оффиціальнымъ, живущаго единственно для казеннаго интереса) и нигилистъ -- суть оба плоды нашего государственнаго воспитанія.
   Исторія воспитанія въ Россіи со временъ Петра есть исторія чисто-правительственной дѣятельности. Историческія обстоятельства сложились такъ, что правительство вынуждено было взять на себя ту обязанность, которая несвойственна натурѣ государственной власти. Государственная мощь предприняла громадную задачу: не отрекаясь отъ своего принципа, создать въ Россіи такое просвѣщеніе, такое образованіе не только мысли, но и духа, которое бы вполнѣ гармонировало съ незыблемыми основными началами государства и въ то же время давало бы всю ту пользу, какую имѣютъ отъ наукъ, и вообще отъ творческаго духа человѣка, прочія страны. Науки и искусства поступили на службу. Нельзя не придти въ изумленіе, говорили мы уже однажды, "предъ тѣми настойчивыми энергическими усиліями государства: создать во что бы ни стало -- штатс-просвѣщеніе, штатс-науку, штатс-искусство, штатс-поэзію штатс-литературу, штатс-нравы, штатс-нравственность. Государство не щадило расходовъ на воспитаніе общества въ направленіи и духѣ соотвѣтствовавшихъ государственнымъ цѣлямъ. Конечно, ни одно общество въ мірѣ не стоило такихъ издержекъ казнѣ, какъ Русское общество!" Плодомъ этихъ самоотверженныхъ, настойчивыхъ усилій -- современное просвѣщеніе Россіи. Два главные типа выработаны нашимъ современнымъ просвѣщеніемъ и публичнымъ воспитаніемъ: чиновники и нигилисты... Первые, т. е. чиновники (разумѣемъ благонамѣренныхъ, такихъ, которые вполнѣ воплотили въ себѣ идеалъ чиновническій, вмѣстили въ себя все, что могло имъ дать добраго казенное воспитаніе), конечно оказали не малую пользу правительству; однако же само правительство въ наше время постоянно ищетъ дѣятелей не казенныхъ, въ средѣ нечиновной, такихъ, которые бы были воспитаны внѣ его вліянія, -- требуетъ людей самостоятельно убѣжденныхъ, а не однихъ нѣмыхъ исполнителей... Нигилисты -- это антиподъ чиновниковъ, противорѣчіе, чиновничествомъ же вызванное къ жизни: другой жизненной почвы нигилизмъ у насъ и не имѣетъ, какія бы ни принималъ формы, въ какую бы бюхнеровщину ни облекался. Онъ самъ по себѣ не имѣетъ содержанія, чуждъ всякой положительной, зиждущей силы; у него только одно значеніе -- отрицанія, направленнаго преимущественно противъ всего того, что казенно въ какой бы то ни было области. Онъ весь -- болѣзнь, но болѣзнь не самостоятельная, а созданная лѣкарствами. По этому-то нигилизмъ особенно преуспѣваетъ у насъ въ общественныхъ заведеніяхъ и слабъ въ воспитаніи домашнемъ.
   Мы сказали въ послѣдній разъ, что наше общественное воспитаніе не укрѣпляетъ, а разслабляетъ, и какъ бы совершаетъ на каждомъ человѣкѣ изъ народа, пріобщающемся къ нашей цивилизаціи, поступающемъ въ наши школы, дѣйствіе Петровскаго переворота. Это дѣйствіе заключается въ томъ, что человѣкъ отрывается отъ почвы, на которой выросъ, и становится пришельцемъ на своей собственной землѣ. Мы замѣтили также, что простой народъ всѣхъ учившихся въ нашихъ среднихъ и высшихъ заведеніяхъ -- разумѣетъ чиновниками, принадлежащими уже не въ народу, не къ земству, а въ сферѣ оффиціальной. Онъ не совсѣмъ ошибается, если вспомнить, что у насъ нельзя почти получить образованіе иначе какъ пройдя "по всей оффиціальной лѣстницѣ общественнаго воспитанія", съ помощью оффиціальныхъ учебниковъ, по оффиціальной программѣ; что науки и искусства, изучаемыя и воспринимаемыя воспитанниками нашихъ общественныхъ училищъ, апробованы оффиціальною властью. Такимъ образомъ сотни тысячъ молодыхъ людей ежегодно, по понятіямъ народа, испытываютъ на себѣ, чрезъ оффиціальное воспитаніе, дѣйствіе Петровскаго переворота, отрываются отъ родной почвы въ обширномъ, нравственномъ смыслѣ этого слова, становятся пришельцами на своей собственной землѣ, переходятъ изъ земства, изъ народа, въ чиновниковъ, въ міръ оффиціальный, казенный, государственный. Можемъ ли мы послѣ того дивиться тому недовѣрію, которое имѣетъ народъ къ нашему воспитанію, тому нерасположенію, которое мы замѣчаемъ въ немъ къ нашимъ книгамъ гражданской, т. е. казенной печати, въ нашей свѣтской наукѣ?
   Всякій, ревнующій о достоинствѣ государственной власти, долженъ желать, чтобы она не истощала даромъ своихъ усилій на выполненіе обязанностей, несвойственныхъ ея природѣ. Безъ малѣйшаго сомнѣнія, правительство желаетъ только блага и блага, но тамъ, гдѣ ему приходится дѣйствовать за общество или за церковь, оно, по самому существу своему, осуждено дѣйствовать внѣшними средствами въ области духовной, и слѣдовательно извращать, по неволѣ, самую природу духа, -- что отражается невыгодными послѣдствіями и для самаго государства. Общество и церковь, какъ мы сказали, должны облегчить это бремя, лежащее на правительствѣ. Функціи (или обязанности) государства, для блага его самого, должны быть строго уяснены въ общественномъ сознаніи...
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru