Ахшарумов Николай Дмитриевич
Во что бы ни стало. Роман Н. Д. Ахшарумова. Спб. 1881

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Во что бы ни стало. Романъ Н. Д. Ахшарумова.Спб. 1881.
   Странные и удивительные люди встрѣчаются иногда въ жизни. Вы, положимъ -- человѣкъ бывалый и опытный, умѣете легко распознавать характеры и оцѣнятъ способности, но при встрѣчѣ съ людьми этого рода вы непремѣнно станете въ тупикъ. Вы не съумѣете отнести ихъ къ какому-нибудь опредѣленному типу; вы не предскажете -- врага или друга должны вы видѣть въ нихъ; вы, наконецъ, просто не знаете, глупы или умны, злы или добры они и какъ вамъ держаться съ ними. Сальныхъ свѣчъ не ѣдятъ, стекломъ не утираются -- это, кажется, все, что можно сказать по части ихъ умственныхъ способностей; платковъ изъ кармановъ, по всей вѣроятности, не таскаютъ -- это вся ихъ нравственная характеристика. Это -- нѣчто большее и худшее, нежели простое отсутствіе оригинальности. Оригинальныхъ между нами мало, но люди, о которыхъ идетъ рѣчь, люди "никчемные", говоря народнымъ выраженіемъ, или "безпрокные", говоря выраженіемъ г. Ахшарумова, т. е. такіе, и слова, и дѣйствія которыхъ "ни къ чему" -- никому не нужны, ни на что не годны, не имѣютъ никакого "прока". Это не просто люди золотой середины: золотая середина сплошь да рядомъ является торжествующею, самодовольною, самоувѣренною. Это -- какіе-то особаго рода неудачники, неудачники не вслѣдствіе несбывшихся плановъ, а вслѣдствіе отсутствія какихъ бы то ни было плановъ. Они не жизнью разбиты, они какіе-то отъ рожденія пришибленные люди. Гдѣ бы они ни очутились, куда бы ни "пристроились", они чувствуютъ себя столь же ловко и столь же на мѣстѣ, какъ собака, забѣжавшая въ кегли.
   Бываютъ и писатели такіе же "никчемные" и "безпрокные". Встрѣча съ ними въ литературѣ -- истинное наказаніе для рецензента, которому приходится въ этомъ случаѣ, такъ сказать, творить изъ ничего. Извольте, въ самомъ дѣлѣ, характеризовать то, что лишено всякаго характера, извольте говорить о томъ, что ни въ какомъ, ни въ положительномъ, ни въ отрицательномъ смыслѣ не затрогиваетъ васъ! Спорить -- не о чемъ; негодовать -- не на что; смѣяться -- не надъ чѣмъ; хвалить -- нечего. Все въ произведеніяхъ такихъ писателей обстоитъ благополучно, все гладко и аккуратно, всему пригнано надлежащее мѣсто, всему -- за исключеніемъ самого произведенія, во всей его цѣлости, которое Богъ вѣсть чѣмъ вызвано и зачѣмъ создано. Читая такого писателя, мысленно говоришь ему словами Апокалипсиса: "знаю твои дѣла; ты ни холоденъ, ни горячъ; о, еслибы ты былъ холоденъ или горячъ! Но поелику ты теплъ, а не холоденъ и не горячъ, то..." то никакого серьёзнаго разговора съ тобою, въ сущности, и быть не можетъ. Г. Ахшарумовъ представляетъ собою очень типичный образчикъ такихъ ни холодныхъ, ни горячихъ писателей. Что онъ любитъ -- неизвѣстно, чему служитъ -- не видно. Быть можетъ, "святому искуству"? Но и съ искуствомъ, какъ и съ идеями и направленіями, г. Ахшарумовъ состоитъ въ какихъ-то неопредѣленныхъ, почти двусмысленныхъ отношеніяхъ. Онъ, говоря метафорически, отнюдь не жрецъ въ храмѣ искуства онъ -- не болѣе, какъ привратникъ этого храма и стоитъ внѣ его, хотя и по близости его. Г. Ахшарумовъ пишетъ ловко и гладко, перомъ опытнаго, набившаго себѣ руку романиста, но, кромѣ этой технической литературной сноровки, вы съ него ничего болѣе не спрашивайте. У него есть умѣнье распоряжаться своимъ матеріаломъ, умѣнье писать и разсказывать, но нѣтъ ни тѣни художественнаго таланта; есть умъ, есть идеи, но нѣтъ никакого опредѣленнаго міросозерцанія. Онъ можетъ разсказывать событія, но не можетъ освѣщать ихъ, можетъ развлекать читателя, но не въ силахъ научить его. Судя по настоящему роману, г. Ахшарумову "во что бы ни стало" захотѣлось доказать, что и онъ въ Аркадіи рожденъ, и не лыкомъ шитъ, и книгу жизни можетъ разбирать не по складамъ. Но доказалъ онъ совсѣмъ не то. Онъ доказалъ только, что онъ именно не горячъ и не холоденъ и что браться за темы, сколько-нибудь живыя и имѣющія широкое идейное содержаніе, ему рѣшительно не слѣдуетъ.
   Правда, г. Ахшарумовъ съ похвальною осторожностью избралъ для своего изображенія эпоху, которая уже отошла въ область исторіи и къ которой, поэтому, позволительно объективное, ни горячее, ни холодное отношеніе -- именно эпоху нашего такъ называемаго пробужденія. Эпоха эта не настолько удалена отъ насъ, чтобы, рисуя ее, романистъ рисковалъ вмѣсто современнаго романа написать романъ историческій; но она и не настолько близка къ намъ, чтобы ея явленія, ея дѣятели, ея тенденціи могли живо волновать насъ и обязывали занять по отношенію къ нимъ ту или другую опредѣленную позицію. Но, очевидно, все это вѣрно только въ непосредственно-фактическомъ, чистоформальномъ смыслѣ. Безъ сомнѣнія, если двадцать лѣтъ тому назадъ, стриженые волосы, эмансипированныя барыни или какая-нибудь курьёзная коммуна на Шестилавочной могли и возбуждать къ себѣ лютую ненависть всевозможныхъ Стебницкихъ, и заставлять биться наивныя сердца надеждою, какъ первыя ласточки приближающейся весны, намъ, современнымъ людямъ, было бы странно относиться къ этимъ фактамъ, какъ къ фактамъ. иначе какъ съ полнымъ равнодушіемъ. Но вѣдь не въ этихъ внѣшнихъ явленіяхъ, не въ этихъ эмблемахъ дѣло, а въ тѣхъ идеяхъ прогресса и обновленія, которыми они были вызваны. Формы проходятъ и умираютъ, и мы можемъ относиться къ нимъ безразлично, но духъ, нѣкогда животворившій и одушевлявшій ихъ, живетъ и теперь, какъ жилъ прежде, какъ будетъ жить всегда. Такимъ образомъ, какую бы отдаленную эпоху ни изображалъ намъ писатель, но разъ для него ясно, какія современныя явленія были представителями мрака и застоя и какія служили свѣту и прогрессу -- его общія симпатіи должны непремѣнно при этомъ выразиться, какъ бы въ формальномъ смыслѣ эти явленія ни были чужды или безразличны для него. А вѣдь г. Ахшарумовъ разсказываетъ намъ ни холодно, ни горячо о такой эпохѣ, до которой, можно сказать, рукой подать, которая связана съ современностью самыми тѣсными узами преемственности и подъ вліяніемъ тенденцій которой воспиталось все нынѣшнее поколѣніе.
   Изображенія того достопамятнаго времени читатель у г. Ахшарумова, конечно, не найдетъ, потому что не найдетъ никакого освѣщенія. У автора нѣтъ сколько-нибудь серьёзнаго и цѣльнаго взгляда на ту эпоху, и онъ путается въ мелочахъ, скользитъ по поверхности и только одну ее и видитъ. Характеризуетъ, напримѣръ, г. Ахшарумовъ членовъ одной женской коммуны того времени и совершенно довольствуется такими признаками: "Шольманъ была худощавая, блѣдная молодая дама, въ очкахъ, съ самоувѣренно вздернутымъ носикомъ и насмѣшливою улыбкой; а Хороводипа статная, свѣжая русская дѣвка, съ полною грудью и яснымъ взоромъ, большая нахалка и хохотушка. Обѣ читали ученыя сочиненія и посѣщали усердно разнаго рода лекціи въ пассажѣ и въ академіи; но обѣ терпѣть не могли другъ друга и вѣчно пикировались. Левинъ стояла за Хороводину. Коростину считали темною головою и держали на разстояніи, но дочь ея Зину, дѣвочку лѣтъ шести, любили и баловали. Вообще, между жилицами незамѣтно было особеннаго согласія, и съ первыхъ же дней Еленѣ пришлось выслушивать сплетни и наговоры. Всѣхъ болѣе доставалось при этомъ Шелягиной. Ее называли начальницею и капиталисткой, жаловались, что она ихъ эксплуатируетъ, разсказывали, что она пьетъ потихоньку ликёръ и что у ней ночуютъ ея любовники" (282).
   Для фельетона (романъ г. Ахшарумова печатался въ газетѣ "Новое Время") такая характеристика, быть можетъ, совершенно достаточна, но она до смѣшного поверхностна въ томъ трактатѣ по физіологіи и патологіи общества, который называется романомъ. "Вздернутый носикъ", "посѣщали усердно лекціи", "сплетни" и проч.-- дальше этого г. Ахшарумовъ ничего не видитъ. Но вѣдь была же какая-нибудь сила, которая согнала съ разныхъ концовъ Россіи всѣхъ этихъ чающихъ и ожидающихъ, труждающихся и обремененныхъ, и была же идея, ради которой эти столь несходные между собою люди мучили себя совмѣстнымъ сожительствомъ. Вѣдь только Стебницкіе могли утверждать въ свое время, что эти люди сходились единственно для совмѣстнаго разврата и что они были люди sans foi, ni loi, безъ паспорта и безъ дома, безъ вѣры, безъ чести и безъ отечества, какъ выражается одинъ изъ персонажей г. Ахшарумова. Г. Ахшарумовъ достаточно честенъ и уменъ, чтобы признать, что всѣ тогдашнія увлеченія, то смѣшныя, то наивныя, но всегда глубоко искреннія и въ своей искренности -- трогательныя, имѣли нѣкоторую идейную подкладку, чистую идеальную сторону. Г. Ахшарумовъ радъ бы разсказать читателю безъ утайки и объ этой сторонѣ дѣла, да вотъ его бѣда: онъ самъ никакъ въ ней разобраться не можетъ. Было, было нѣчто, передъ умственными очами этихъ людей мерцала какая-то свѣтлая призывная точка, ихъ влекло въ даль что-то такое, ничего общаго не имѣющее съ "восьмиспальными кроватями" гг. Стебницкихъ, но въ чемъ собственно заключалось это "что-то" -- намъ съ г. Ахшарумовымъ неизвѣстно. Впрочемъ, авторъ даетъ нѣкоторый отвѣтъ, но ужь лучше бы онъ его при себѣ оставилъ! Пылкій темпераментъ, своевольный характеръ да семейныя непріятности и неурядицы -- вотъ что, по мнѣнію г. Ахшарумова, влекло тѣхъ людей dahin, dahin, "изъ мрака къ свѣту", на неизвѣстную, необезпеченную и терпкую трудовую жизнь. Весь романъ г. Ахшарумова посвященъ развитію этого удивительнаго взгляда. Жила-была одна богатая, по-институтски образованная, красивая и во всѣхъ другихъ отношеніяхъ достойная дѣвица Елена Илецкая. Вдругъ она стала о чемъ-то томиться, взяла и уѣхала въ Петербургъ, гдѣ уже начала стремиться. Ужь она стремилась, стремилась, стремилась, стремилась, а потомъ опять начала томиться; ужь она томилась, томилась и опять начала стремиться; ужь она стремилась, стремилась и т. д., и т. д. Какъ видите, одинъ изъ варіантовъ извѣстной безконечной дѣтской сказки о воронѣ. Но съ чего же это она такъ? спроситъ читатель. "Что съ дѣвицей сталося, что съ красной случилося?" Таковъ ужь у ней былъ характеръ, отвѣчаетъ г. Ахшарумовъ, и такъ сложились ея семейныя обстоятельства. Отецъ ея сдѣлалъ одну крупную подлость: могла ли она не томиться? А характеръ у ней былъ самый пылкій: могла ли она не стремиться? Въ этомъ все объясненіе г. Ахшарумова. Проще и цѣлесообразнѣе было бы, по примѣру извѣстнаго гоголевскаго героя, прямо сослаться на волю Божію: героиня, дескать, и рада бы не томиться и не хотѣла бы стремиться, да ужь не можетъ: такая на то воля Божія. Въ самомъ дѣлѣ, какая же роль отводится въ объясненіи г. Ахшарумова тѣмъ тенденціямъ и идеаламъ, которые тогда въ воздухѣ носились и въ которыхъ собственно и заключается весь смыслъ той эпохи? Пылкія и своевольныя дѣвицы всегда существовали; всегда были и безчестные отцы. Почему же эти дѣвицы прежде сидѣли себѣ смирно по своимъ угламъ, а героинѣ г. Ахшарумова "во что бы ни стало" (отсюда -- заглавіе романа) понадобилось начать бѣгствомъ изъ родительскаго дома и кончить отъѣздомъ въ Цюрихъ? Изъ романа рѣшительно не видно, чтобы первобытная невинность ума Елены Илецкой была чѣмъ-нибудь нарушена -- какими-нибудь бесѣдами или какими-нибудь книгами: была все барышней, барышней и вдругъ стала "героиней". Какимъ же образомъ? Объ этомъ у г. Ахшарумова не спрашивайте.

"Отечественныя Записки", No 8, 1881

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru