Юрцев Ив.
Два прощания

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Светлой памяти Е. Л. Афонина)


РЖАНОЙ ВЕНОК

СБОРНИК ПАМЯТИ Е. Л. АФОНИНА

"НОВАЯ МОСКВА"
И "СОЮЗ КРЕСТЬЯНСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ"
1924

   

ДВА ПРОЩАНИЯ.
РАССКАЗ.
(СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ Е. Л. АФОНИНА)

I.

   Оттого, что на улице весело и в комнатке весело. Целый сноп лучей бросило солнце в окошко. Косо протянулись они на пол и крутятся. И Пыль золотая, легкая, воздушная, танцует, к горячему весеннему солнцу нитками тонкими тянется...
   Отворили форточку.
   Батюшки!-- так и оглушило... Шум... гам... музыка... Ворвалось все это -- не удержишь... Точно сквозь сломанную запруду вода хлынула.
   Басят автомобили... Звенят ребячьи голоса, будто кто за струны дергает... Воробьи взбеленились, хорохорятся, чувилькают -- в ушах звенит... Каждый из них с комочек навозный, а задору у петуха меньше.
   А петух -- тоже!-- военкомдаром смотрит. Сурьезный, строгий, грудь дугою, голова выше всех кур на четверть... Головней убор на бекрень немножко... С бакенбардами... На ногах -- шпоры...
   Красота!
   Пройдется он, эдак, фертом, пробурчит недовольно под нос: ко-ко-ко, да кккак гаркнет во всю командирскую горластую глотку:
   -- Здорово, ребята!..
   Воробьи, пухом, кверху,-- точно сдунул их кто,-- и все по сучьям, пс сучьям...
   Умора!..
   Митрофанов смотрит в окошко, улыбается, широко, добродушно, во всю свою круглую физию...
   Обернулся, кричит:
   -- Максимовна!..
   Максимовна из кухни выглянула. Мокрые руки об фартук вытирает:
   -- Ну, што?..
   -- Поди-ка, поди...
   -- Чево там еще... Некогда, лапша убежит...
   -- Ладно, пусть бежит... Смотри-ка...
   -- Ну?..
   Смотрит Максимовна. Митрофанов ей руку на плечо положил. Воробьи опять: прыг, прыг,-- снова в навозе гужуются, кричат, ругаются, как. ежи топорщатся. А петух -- колесом эдак, колесом да кккак гаркнет:
   -- Безззобразие!..
   Воробьи врассыпную, кто куда...
   Потеха!..
   Максимовна улыбнулась в лицо Митрофанова, в плечо толкнула:
   -- Я думала, за делом...
   Засеменила ногами, на стул села, посмотрела, с какой-то тихой грустью на мужа, головой покачала:
   -- Чудной ты, Егор... На фронт едешь... Вернешься ли?-- а тебе хоть бы что... Ишь, ведь,-- воробушки, да петушки милы стали... Блаженный...
   -- Эх ты, Максимовна!.. Не знаешь ты ничево... Ведь ото сама природа в душу просится... Размягчает она ее, душу-то... заставляет любить жизнь, людей, тварь всякую...
   Подошел к Максимовне, обнял за голову, в уголок губ поцеловал.
   Максимовна голову вывернула:
   -- Да, ну, тебя... Шутец...
   А сама чувствует, как сердце смеется.
   До слез-ли тут!..
   -- Батюшки!.. Про лапшу-то и забыла совсем...
   Всплеснула руками, ударила по фартуку, суетливо в кухню побежала...
   Маленькая Мушка прибежала с улицы. Разрумянилась. Глазенки круглые еще больше стали... В руках вербочка с белыми сережками... Кричит -- счастливую улыбку с лица срывает:
   -- Папа!.. папа!.. Солнышко!.. Тепло как!..
   А сама бежит, рученки, как крылышки, цыпленок, топорщит. С разбега на отца, обнимает...
   Села к нему на колени, в петличку вербочку воткнула:
   -- Это тебе, папочка, от меня...
   Улыбнулась и добавила:
   -- Подарок...
   -- Ну, ладно... Беречь буду...
   На столе чай.
   Собралися все: Леня, Паша, Грцша, Маня и Аня-Лягушка.
   Все за стол сели. Только Лягушка не угомонится никак, все еще какой-то танец продолжает, еще на улице начала его. Руки в боки, глаза в потолоки, грациозно изгибается -- то вправо, то влево. Припевает:
   -- Раз, два, три... Раз, два, три...
   Притопывает. А потом ножкой, ножкой, то правой, то левой в сторону выкидывает. И головкой тоже -- то направо, то налево наклоняет...
   Балерина...
   А Павел, братишка, баском да с иронией:
   -- Гельцер!..
   А она ему язык -- не умно, дескать...
   Леня вопросительно смотрит на Павла, а Павел на Леню. Оба губами шевелят, шепчут что-то... А Гришуха то одному, то другому в бок кулаком толкает...
   Заговор какой-то!..
   Смотрит Митрофанов, виду не показывает, а чувствует.
   Встал Леня -- шастъ к себе в комнату. Павел -- тоже. За ним Гриша и Маня туда же...
   Загудели там, забубнили...
   Вдруг дверь растворилась торжественно...
   Депутация!..
   Впереди Леня, а за ним все остальные, но старшинству, один за одним.
   У Лени в руках маленький, маленький сверточек.
   -- Вот тебе, папа, от нас... подарок...
   Развернул Митрофанов -- футлярчик, в футлярчике красноармейская звезда на шапку, а под звездой крохотная бумажка. На ней написано:
   -- В добрый час...
   Обнял всех, расцеловал всех. Хватил об пол шапкою:
   -- Эх, чорт тоби батьку знае... Теперь и умереть не страшно... Не последний я в роду Митрофанинском... Убьют -- начхать,-- вон они, молодцы-то...
   А "молодцы" -- один к одному, на подбор точно,-- от слов от отцовских смути лися, точно девицы красные вспыхнули, скромно улыбнулися....
   Павел всех отчаяннее. Встал, задрал голову, пальцем в грудь потыкал, шпорами звякнул, пробасил важно:
   -- Конешно... Не дадим в обиду... Социалистическую!..
   Гриша, самый младший, кулаком стукнул, два словца сказал только:
   -- Ну, да...
   А Леня, старший, самый сурьезный, сказал утвердительно:
   -- Не бойся, отец... Не посрамим веру большевистскую. Поддержим...
   Засмеялся Митрофанов, за ус нервной рукой задергал, обернулся к Максимовне:
   -- А?!... каковы хлопцы-то?!. Ну, коли так, пора мне...
   Встал в позу. И все встали. Рукой махнул, тенорком запел, молодым, сильным, звучным:
   
   "Вставай, проклятьем заклейменный
   Весь мир голодных и рабов"...
   
   Это -- большевистский напутственный молебен.
   
   "Мы свой, мы новый мир построим,
   Кто был ничем, тот станет всем"...
   
   Поют...
   От слов, от торжественных, волоса шевелятся... Слезы навертываются. А внутри сила рождается новая, могучая, неизведанная. Грудь эта сила распирает, окрыляет дух, проясняет сознание...
   
   Это будет последний и решительный бой,
   С интернационалом...
   
   Казалось -- чорта сломим, весь мир завоюем...
   Каждый из них пел и богатырем чувствовал. Даже маленькая Мушка пела, на цыпочки топорщилась и с серьезным личиком ручонкой махала. И она, должно быть, богатырем себя воображала...
   Кончили...
   Одел Митрофанов поддёвку. Шапку серую, смушковую набекрень задрал--стал похож на батьку, на запорожца, точно с Репинской картины сбежал...
   И все оделись, провожать пошли. Спокойно... просто... без слез слюнявых...
   
    II.
   В соседней квартире тоже проводы, тоже прощание...
   Также солнце пролилось в оконце, также в его косых лучах золотистая пыль купается. Только форточка законопачена. Шум весны о стекла бьется, плещется и... назад бежит...
   Ничего не замечает и не слышит Митрий Задорнов. Сиди г хмурится.
   -- Сволочи...
   И кулаком по столу -- хромых!..
   Звенят стаканы, пугливо дзинькают рюмки, дух самогонный по комнатке разносится.
   Как же?.. При царе шесть раз призывался -- отбояривался. А тут, на-поди: призвали. Но успел опомниться на фронт...
   Пожалуйте!..
   Зубами скрипит... Зверь зверем...
   Опять громых...
   По столу громыхает, а, матери кажется, что он по сердцу ее кулаком-то бьет... Сжимается сердце в комочек, как курица, которой по горлу ножом полыхнули, колотится, трепещется... Лоб у старухи морщится... В глазах -- испуг...
   Братишки, сестренки, как тараканы по щелям, кто куда...
   Жутко...
   А за окном расплавленное солнце льется...
   За окном весна ликует...
   

III.

   Через час Митрий, пошатываясь, стоял перед пьяным, разбуженным отцом и запуганной матерью.
   Глаза у Митрия без понятая, мутные. Белки ворочаются, сверкают, а на белках кровавые жилки.
   Страшные глаза, сумасшедшие, обалделые.
   Робко, молчаливо, излодлобъя, смотрят на них ребятишки, пугливо жмутся друг к другу...
   В руках у отца образ "Победоносца" Егория, у матери Казанская.
   Бултыхается Митрий, то отцу в ноги, то матери.
   Встанет -- голова кружится, того гляди "с катушек долой".
   Благословили...
   

IV.

   Идет Митрий по двору. Поет хриплым, скрипучим голосом:
   
   Последний нонешний денечек
   Гуляю с вами я, друзья...
   
   А сам,-- нет, нет,-- да за грудь рукою. Что-то там твердое в грудь вдавливается:-- И больно, и неловко как-то...
   А там, на груди, материнское благословение, "ограда в опасности", маленькая иконка матери божией, "Споручницы грешных".
   Поерзает Митрий рукою по груди, выругается и снова:
   
   А завтра, завтра чем светочек
   Заплачет вся моя семья...
   

V.

   Через год Митрофанов вернулся, бодрый, счастливый -- Колчака изничтожили...
   -- А Митрий?..
   Убили его.

Ив. Юрцев.

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru