Lib.ru/Классика: Абрамов Яков Васильевич. Босая команда

БОСАЯ КОМАНДА.

Въ нашихъ городахъ существуетъ особый классъ людей, дошедшихъ до послѣдней ступени бѣдности, на какой только можетъ существовать человѣкъ. Вѣрнѣе сказать, классъ этотъ стоитъ на такой ступени бѣдности, при которой, казалось бы, невозможно самое существованіе. Эти паріи современнаго общества нетолько не имѣютъ буквально ничего, но и не могутъ даже расчитывать на заработокъ. Существованіе этихъ паріевъ положительно загадочно. Нашъ народъ мѣтко опредѣлилъ положеніе этихъ несчастныхъ, прозвавъ ихъ босяками или босой командой. Названіе это, впрочемъ, не повсемѣстно и въ нѣкоторыхъ мѣстахъ замѣняется другими именами; чаще же всего разныя названія этихъ подонковъ городского населенія существуютъ рядомъ. Одними изъ этихъ названій характеризуется положеніе "босяковъ"; такъ, напримѣръ, въ Темрюкѣ они извѣстны подъ именемъ голяковъ, въ Рыбинскѣ ихъ величаютъ зимогоры, (такъ какъ имъ приходится зимой горевать) и т. п. Другія названія указываютъ на способы добыванія средствъ "босяками", на образъ жизни, на ихъ характеръ и т. д.; таковы названія -- жулябія (въ Ишимѣ), жиганы (въ Тобольскѣ), воровскіе люди (въ Пинегѣ и другихъ сѣверныхъ городахъ), ночныя птицы (въ Одессѣ) и др. Иногда названіе "босой команды" происходитъ отъ предмѣстья, въ которомъ ютятся ея члены: таковы -- красноярцы.. въ Балтѣ (отъ предмѣстья Красный Яръ). Нѣкоторыя названія представляютъ собою просто продуктъ народнаго остроумія: напримѣръ, золотая рота (портовые города Юга), мартышки (Рыбинскъ) и др., наконецъ, нѣкоторыя названія, совсѣмъ необъяснимы; напримѣръ, галаховцы (Саратовъ). Со времени сербской войны возникло новое названіе "босяковъ" и въ настоящее время все болѣе и болѣе распространяется: это -- добровольцы золотой роты босого батальона.

Уже изъ предыдущихъ указаній видно, что "босая команда" -- явленіе очень распространенное. И дѣйствительно, едвали въ Россіи есть какой-нибудь городъ, въ которомъ не было бы представителей этого общественнаго класса. По крайней мѣрѣ, тѣ данныя, которыя удалось собрать мнѣ относительно "босой команды", указываютъ на существованіе ея членовъ въ большей части губернскихъ городовъ и во многихъ уѣздныхъ Европейской Россіи, а также въ нѣкоторыхъ городахъ Сибири. Въ маленькихъ, глухихъ городкахъ число "босяковъ" достигаетъ всего нѣсколькихъ десятковъ; но за то въ большихъ городахъ, особенно такихъ, которые постоянно или временно требуютъ значительнаго числа рабочихъ рукъ, каковы фабричные центры, портовые города, мѣста пересѣченія желѣзныхъ дорогъ и т. п.-- въ такихъ городахъ "босая команда" считаетъ своихъ членовъ тысячами.

Точныхъ цифровыхъ данныхъ о численности "босяковъ", какъ вообще въ Россіи, такъ и въ частности въ отдѣльныхъ пунктахъ, конечно, не существуетъ. Статистика наша вообще хромаетъ, а "босая команда" до сихъ поръ совсѣмъ не подвергалась серьёзному изслѣдованію и изученію {Насколько извѣстно, существуетъ только одинъ небольшой трудъ, имѣющій предметомъ положеніе "босяковъ". Трудъ этотъ -- докладная записка, поданная начальству и доступная публикѣ только по краткимъ выдержкамъ въ "Русскомъ Курьерѣ" за 1879 г.}. Тѣмъ не менѣе, существуетъ масса данныхъ, указывающихъ на то, что численность ".босой команды" чрезвычайно громадна. Мы приведемъ нѣкоторыя изъ этихъ данныхъ, касающіяся отдѣльныхъ мѣстностей.

Прежде всего, сообщимъ цифры о количествѣ нищихъ въ нѣкоторыхъ городахъ. При этомъ замѣтимъ, что нищенство, какъ это мы увидимъ ниже, далеко не единственный промыселъ "босой команды и количество "босяковъ" въ нѣсколько разъ больше числа собственно нищихъ (я говорю о городскихъ нищихъ).

По даннымъ особой комиссіи, состоящей при министерствѣ внутреннихъ дѣлъ, общее число нищихъ въ 54-хъ губерніяхъ, девяти областяхъ и восьми большихъ городахъ опредѣляется, какъ передаютъ "С.-Петербургскія Вѣдомости", въ 293,500 человѣкъ обоего пола {"Русскій Курьеръ", 1882 г., No 168.}. Очевидно, что приведенная цифра не заслуживаетъ никакого довѣрія. Всякому, кто хоть нѣсколько знакомъ съ дѣломъ, понятно, что число ниществующихъ далеко не можетъ быть уложено въ скромную цифру трехсотъ тысячъ. Грубая ошибка "особой комиссіи" (ошибка, къ слову сказать, не сознавамая самою комиссіею и не помѣшавшая ей строить разные выводы и соображенія о мѣрахъ къ искорененію нищенства) произошла отъ того, что свѣденія комиссіею получались чрезъ полицію. А какую цѣну могутъ имѣть добытыя этимъ путемъ свѣденія, наглядно видно изъ слѣдующаго примѣра. Въ 1879 г. архангельскій тюремный комитетъ запрашивалъ Кольскаго исправника о количествѣ нищихъ въ г. Полѣ. Исправникъ отвѣтилъ, что въ Колѣ "открытаго нищенства нѣтъ" и что вообще "нищихъ нѣтъ", потому что и дѣти, и старые, всѣ работаютъ около промысловыхъ шнякъ и въ хорошіе промысловые годы зарабатываютъ иногда даже (!) по 25 р. на человѣка въ четыре лѣтніе мѣсяца (а жить приходится на эти 25 р. цѣлый годъ), а не способные къ работѣ призрѣваются родными, родственниками и благотворителями". Надо полагать, что "особая комиссія" получила не мало свѣденій, подобныхъ доставленнымъ Кольскимъ исправникомъ. Въ дѣйствительности же Кола биткомъ набита нищими: при 800 жителяхъ она имѣетъ, какъ сообщаетъ Кольскій городской голова, 58 постоянныхъ нищихъ. Цифра эта представляетъ собою минимальную численность нищихъ, которая имѣетъ мѣсто только въ лучшіе промысловые годы: при малѣйшей же неудачѣ мурманскихъ промысловъ число нищихъ въ Колѣ страшно возрастаетъ. "Крестьяне Кемскаго уѣзда, возвращающіеся осенью съ морскихъ промысловъ, придя въ Колу, нерѣдко не имѣютъ болѣе возможности продолжать путь до мѣстъ своего жительства за отсутствіемъ денегъ и остаются въ Колѣ нищенствовать. Такъ бываетъ почти каждый годъ, разница только въ количествѣ; въ годъ съ худымъ уловомъ число такихъ временныхъ нищихъ сильно увеличивается, въ годы же средняго улова число такихъ нищихъ меньше, но оно рѣдко доходитъ до нуля, потому что простые рабочіе -- покрутчики -- всегда получаютъ очень ничтожный заработокъ. Тоже явленіе повторяется и весною; только тогда покрутчики идутъ черезъ Колу на промыслы, проѣвшись дома за зиму окончательно и не имѣя ни копейки въ карманѣ. Значительная часть ихъ остается на нѣкоторое время въ Колѣ и побирается на дорогу. Въ это время съ ними идутъ туда же -- на Мурманскій берегъ -- мальчики отъ 10--15 лѣтъ, такъ называемые "зуйки". Приходя сюда до ледоплава въ Кольской губѣ, они остаются въ Колѣ нерѣдко на двѣ и болѣе недѣли и побираются" {"Страна", 1881 г., No 26 и "Русскій Курьеръ", 1881 г., No 9. Корреспонденціи изъ Колы.}. А г. Кольскій исправникъ все-таки говоритъ, что нищихъ въ Колѣ "нѣтъ". Такія-то "свѣденія" собрала "особая комиссія".

Чтобы дать хоть приблизительное понятіе о количествѣ нищихъ въ нашихъ городахъ (о сельскихъ нищихъ я не говорю), возьмемъ для примѣра нѣсколько первыхъ попавшихся городовъ и поищемъ свѣденій о числѣ нищенствующихъ въ нихъ лицъ. Въ Казани, напримѣръ, считается оффиціально 90,000 жителей, а по обывательскому счету около 140,000; 15 лѣтъ тому назадъ здѣсь считалось около 8,000 нищихъ, а въ 1881 году число ихъ достигло 20,000 человѣкъ, что составляетъ ¹/₇ часть общаго населенія города {"Русскія Вѣдомости", 1881 г., No 247.} (принимая даже обывательскую цифру жителей). Въ Ставрополѣ-Кавказскомъ, при 30,000 жителей, въ зиму 1879--80 гг. нищихъ было болѣе тысячи {"Русскій Курьеръ", 1880 г., No 160.}. Въ Ярославлѣ нищими набита цѣлая слобода -- Ямская {"Русскія Вѣдомости", 1879 г., No 2.}. Такія же извѣстія о многочисленности нищихъ получаются и изъ множества другихъ городовъ, напримѣръ, Рязани {"Русскій Курьеръ", 1881 г., No 215.}, Харькова, Кіева {"Кіевлянинъ", 1879, No 3.} и др. Въ столицахъ нищенство также страшно развито, несмотря на всѣ репресивныя мѣры: такъ, еще недавно старшина московскаго мѣщанскаго общества требовалъ устройства особыхъ исправительныхъ и работныхъ заведеній для нищенствующихъ {"Русскій Курьеръ", 1882 г., No 144.}.

Но если число однихъ только городскихъ нищихъ несравненно выше цифры, указанной "особою комиссіею", то число лицъ, стоящихъ вообще въ рядахъ "босой команды", должно быть громадно. Для нѣкоторыхъ городовъ мы имѣемъ цифровыя данныя. Въ Кронштадтѣ численность пролетаріата достигаетъ до 30,000" {"Русскій Курьеръ", 1882 г., No 118.}. Изъ Ростова-на-Дону, послѣ безпорядковъ 1879 г., два раза высылали лицъ, "не имѣющихъ опредѣленныхъ занятій", по нѣскольку тысячъ каждый разъ, и тѣмъ не менѣе, численность золоторотовцевъ въ Ростовѣ и теперь громадна: ими набиты госпитали, богадельни, больницы, ночлежные пріюты и т. п. Ночлежныхъ пріютовъ въ Ростовѣ оффиціально насчитывается 40 и всѣ они постоянно переполнены {"Дѣло", 1882 г., No 8. Ст. К--а, стр. 30.}. Кромѣ того, огромное количество ростовскихъ "босяковъ" живетъ въ Яру, расположенномъ между Ростовомъ и Нахичеванью, и на кладбищахъ. Въ Саратовѣ, въ теченіи 1879 года, въ двухъ городскихъ ночлежныхъ домахъ перебывало болѣе 35,000 посѣтителей (по 2 коп. за ночь) {"Московскія Вѣдомости", 1880 г., апрѣль.}, но, кромѣ того, здѣсь масса частныхъ ночлежныхъ домовъ -- "галаховокъ", "въѣзжихъ дворовъ" и т. п. {"Новое Время", 1880 г., No 1566.}. Въ Кіевѣ еще въ 1879 г. было 16 ночлежныхъ домовъ и 12 "заѣзжихъ дворовъ" и всѣ они постоянно переполнены {"Кіевлянинъ", 1879 г., No 42. Ст. д-ра Н. Щербины.}. Кромѣ того, по сообщеніямъ мѣстныхъ газетъ, здѣсь масса "босяковъ" ночуетъ подъ открытымъ небомъ. Въ Одессѣ насчитывается до 40,000 человѣкъ, которые постоянно или временно, во время безработицы (явленія очень частаго, повторяющагося ежегодно), стоятъ въ рядахъ "босой команды" {"Русскій Курьеръ", 1882 г., No 268 и "Недѣля", 1879, No 5.}. "Босая команда" въ Одессѣ представляетъ собою цѣлую армію, служащую предметомъ постоянныхъ заботъ тамошняго полицейскаго и городского управленія, тщетно изыскивающихъ какія-либо мѣры противъ нея {См., напр., "Голосъ", 1882 г., No 252.}. Изъ 12,500 душъ мѣщанскаго общества г. Шлиссельбурга "до 12,000 болтаются гдѣ-то безъ паспортовъ по матушкѣ Руси" {"Голосъ", 1882 г., No 100.}; очевидно, эти 12,000 стоятъ въ рядахъ "босой команды"' Даже въ такихъ мирныхъ и глухихъ городахъ, какъ Пенза, "босяки" очень размножились: здѣсь "полиціи нерѣдко приходилось зимою встрѣчать скитающихся по улицамъ бездомныхъ нищихъ или наталкиваться на ночлежниковъ въ холодныхъ ларяхъ на базарной площади", а потому "городская дума ассигновала 5,000 р. на устройство ночлежнаго пріюта, примѣрно, на 100 человѣкъ" {Id., No 74.}. Не мало "босяковъ" и въ сибирскихъ городахъ. Такъ изъ Томска жалуются, что тамъ, съ закрытіемъ ночлежнаго дома, бывшаго единственнымъ пріютомъ "бездомнаго люда", "пролетаріатъ разсыпался по всему городу", число бродягъ увеличилось и начались повальныя кражи {"Русскій Курьеръ", 1882 г., No 143.}. Такія же жалобы несутся изъ Иркутска {"Новое Время", 1882 г., No 2210.}.

Всѣ эти отрывочныя данныя, взятыя изъ массы цифръ и свѣденій, имѣющихся въ нашемъ распоряженіи, приведены для того, чтобы показать хоть приблизительно распространенность и численность "босой команды". Данныя эти, несмотря на всю ихъ случайность и безсистемность, ясно показываютъ, что "босая команда" заслуживаетъ самаго серьёзнаго вниманія.

II.

Что же за люди -- эти "босяки"? Что это за міръ -- "босая команда"?

Подъ Одессой тянутся длинными рядами катакомбы. Это такъ называемыя ломки, изъ которыхъ вынутъ камень и которыя затѣмъ заброшены. Значительная часть Одессы стоитъ именно надъ такими катакомбами, что вызываетъ даже серьёзныя опасенія, какъ бы въ одинъ прекрасный день верхній пластъ одесской почвы не опустился и часть Одессы не рухнула. "Ломки" эти образуютъ извилистый, запутанный лабиринтъ, отдѣльныя галлереи котораго идутъ въ самыхъ разнообразныхъ направленіяхъ и имѣютъ множество сообщеній между собой и ходовъ. Все это представляетъ массу удобствъ для лицъ, которымъ, по тѣмъ или другимъ причинамъ, приходится укрываться отъ рукъ полиціи. Не удивительно, что одесская "босая команда" сдѣлала "ломки" своею штаб-квартирою и отсюда угрожаетъ мирнымъ одесситамъ.

О какихъ-либо жизненныхъ удобствахъ такихъ оригинальныхъ, жилищъ, какими являются "ломки", не можетъ быть и рѣчи. И лѣто, и зиму одесскимъ "босякамъ" приходится жить въ сырыхъ, вонючихъ пещерахъ, спать на голой землѣ, мокрой весною и осенью и замерзшей зимою, и подвергаться простуднымъ и всякаго рода инымъ болѣзнямъ. Оборванные, нетолько безъ теплаго, но и безъ всякаго платья, они должны переносить трескучіе морозы, должны мокнуть и зябнуть, валяясь въ грязи, должны отогрѣвать свои коченѣющіе члены однимъ моціономъ и могутъ позволить себѣ единственную роскошь -- принесть въ свое жилище украденную гдѣ-нибудь солому и ею хоть слегка прикрывать свое грѣшное тѣло. Это мѣсто, гдѣ наживаются мучащіе потомъ всю жизнь ревматизмы, гдѣ свирѣпствуетъ тифъ, гдѣ чуть не каждый обитатель страдаетъ легочными болѣзнями. Здѣсь теплые дни, когда можно отогрѣться на солнцѣ, вылѣзши изъ пещеры, являются праздниками, а день, когда можно быть сытымъ, служитъ исключеніемъ.

Но одесскія "ломки" являются роскошнымъ жилищемъ сравнительно съ тѣми дырами, въ которыхъ обитаютъ ростовскіе "золоторотовцы". Между Ростовомъ и Нахичеванью, въ мѣстности, извѣстной подъ именемъ "Богатый колодезь", есть яръ, въ который сваливается изъ города навозъ и всякія нечистоты, и вотъ здѣсь-то, въ этомъ навозѣ, "босяки" роютъ дыры и живутъ въ нихъ... Жизнь собачья, въ буквальномъ смыслѣ слова. "Мнѣ каждый день приходилось, пишетъ одинъ наблюдатель ростовской жизни:-- проходить мимо одной ямки подъ набережными. Кто ее первоначально выкопалъ -- не знаю, но я всегда заставалъ тамъ или спящую бродячую собаку, или рабочаго. Аналогія сама невольно напрашивается..." {"Дѣло", 1882, No 8. Съ низовьевъ Дона, К--ва, стр. 303.}

Умъ отказывается вѣрить, воображеніе -- представить, чтобы было возможно подобное ужасное существованіе! Нужно самому видѣть эти навозныя дыры, самому наблюдать, какъ въ нихъ ворочаются и копошатся, какъ муравьи въ своихъ норахъ, обрюзглые, испитые, оборванные, загрязненные до послѣдней степени люди, чтобы не заподозрить въ фантастичности всѣ разсказы о жизни "босяковъ"...

А между тѣмъ, люди, находящіеся въ такомъ ужасномъ положеніи, встрѣчаются всюду, по городамъ. Такъ, изъ Рязани пишутъ, что тамошній пролетаріатъ имѣетъ "пристанище свое водъ открытымъ сводомъ неба" {"Русскій Курьеръ", 1881, No 215.}. Въ Казани "босяки" живутъ въ плотахъ на Казанкѣ, подъ мостами, на пристани {"Страна", 1881, No 132.}. Рыбинск;е "зимогоры" ютятся зимой въ стогахъ, стоящихъ на поляхъ вокругъ города {"Русская Правда", 1879. Ноябрь.}. Въ Пензѣ, какъ мы видѣли, голь живетъ подъ заборами или въ базарныхъ ларяхъ. Въ Ялтѣ положеніе поденщиковъ таково: "Всѣ они ѣдятъ и спятъ, несмотря ни на какую погоду, подъ открытымъ небомъ. Къ этому вынуждаетъ дороговизна помѣщеній, въ которыхъ за одинъ только ночлегъ рабочій долженъ заплатить отъ 15 до 25 коп.; горячей пищи рабочіе не ѣдятъ, такъ какъ за одинъ только борщъ хозяйки берутъ 12 коп., а за горячее съ кашей -- 20 коп." {"Голосъ", 1874 г., No 4.}. Для воронежской бѣдноты пристанищемъ долго служили, а, можетъ быть, служатъ и теперь, холодные, темные сараи при городскихъ вѣсахъ на Щепной площади {Id., февраль.}. Въ Варшавѣ жилищами бѣдняковъ являются бочки и брошенные старые вагоны {"Молва", 1879.}. Такую же роль играютъ во многихъ городахъ склепы на кладбищахъ {См., напр., "Дѣло", 1882 г., No 7. Съ низовьевъ Дона. И. Кольцова.}. Наконецъ, всюду "босяки" живутъ "у генерала Лопухова", т. е. попросту, въ какой-нибудь канавѣ подъ лопухомъ.

Людямъ, привыкшимъ къ теплымъ квартирамъ, невозможно даже представить себѣ весь ужасъ положенія несчастныхъ, живущихъ въ ломкахъ, ютящихся въ навозныхъ дырахъ, проводящихъ зиму въ стогахъ, ночующихъ въ канавахъ, подъ заборами, въ базарныхъ ларяхъ, подъ мостами и т. д. Нужно самому все это видѣть, чтобы признать все это возможнымъ, а не взятымъ изъ области фантазіи. Я и не пытаюсь поэтому нарисовать картину страданій этой самой послѣдней категоріи пролетаріевъ. Поднимемся одною ступенью выше и посмотримъ на жизнь тѣхъ счастливцевъ изъ "босой команды", которые могутъ расходовать ежедневно но 2--5 копеекъ за ночлегъ и, такимъ образомъ, по крайней мѣрѣ, зимою, проводить ночи не подъ открытымъ небомъ. Познакомившись съ обстановкой жизни этихъ счастливцевъ, читатель можетъ самъ попытаться представить картину жизни менѣе счастливыхъ.

Вотъ передъ нами ярославскіе ночлежные дома. "Отвратительнѣе этихъ убійственныхъ клоакъ трудно себѣ что-либо представить... Плѣсень, грязь, стужа, вотъ главныя основанія этихъ помѣщеній, за которыя бѣдняки должны уплачивать 5-ти-копеечный сборъ. Мнѣ привелось взглянуть нечаянно на лучшій пріютъ для ночлега (въ одномъ изъ постоялыхъ дворовъ, помѣщающемся на центральной улицѣ). Въ небольшой грязной избѣ помѣщалось въ повалку на печи, полатяхъ и полу до 30-ти человѣкъ... Спертый воздухъ былъ весь пропитанъ испареніями сырой и прѣющей обуви, такихъ же полушубковъ и т. п. принадлежностей. Можно было свѣжему человѣку задохнуться, а это еще лучшее помѣщеніе, оплаченное 5-ти и даже 10-ти-копеечнымъ сборомъ лицами, болѣе или менѣе счастливыми, какъ обладающими и средствами уплаты, и паспортами... Что же, спрашивается, испытываютъ тѣ, кто лишены и того, и другого и вынуждены ютиться въ трущобныхъ пріютахъ -- страшно и по думать" {"Новое Время", 1882 г., No 2187.}. Ничуть не лучше ночлежные дома въ Ростовѣ-на-Дону: "Санитарныя условія ихъ ужасны. Помѣщенія низки и малы, отдѣленій для половъ и возрастовъ нѣтъ никакихъ, надзоръ отсутствуетъ, развратъ тамъ самый грубый" {"Русскій Курьеръ", 1882 г., No 95.}. Въ Самарѣ ночлежными домами служатъ такъ называемые въѣзжіе или въѣздные дворы, на которые, кромѣ босяковъ, набиваются еще пріѣзжающіе въ городъ крестьяне. Обстановка этихъ въѣздныхъ дворовъ такъ же скверна и отвратительна, какъ и въ ярославскихъ и ростовскихъ ночлежныхъ домахъ, но имѣетъ и свои особенности. "Чуть-чуть мерцаетъ висящая на потолкѣ лампа съ опущеннымъ фитилемъ и тускло освѣщаетъ лежащія въ повалку фигуры, безъ различія пола и возраста, на полу, на лавкахъ, на печкѣ, полатяхъ -- словомъ, вездѣ, гдѣ только можно человѣку приткнуться, хотя бы и въ полусогнутомъ положеніи. Вотъ лежатъ подъ полушубками -- это пріѣзжіе съ хлѣбомъ и овсомъ крестьяне; тамъ расположились подъ кучами неопредѣленнаго цвѣта тряпья -- значитъ, здѣшніе, самарскіе пролетаріи. Запахъ невыносимъ и положительно ошибаетъ свѣжаго человѣка. Слышатся порою стоны, скрежетъ зубовъ, храпъ. По потолку и стѣнамъ разгуливаютъ тучи таракановъ, нерѣдко сваливаясь и падая на спящихъ, на ихъ лица. Клопы повылѣзли изъ своихъ убѣжищъ и отправились на мародерство, но ихъ кусанье мало кого безпокоитъ; трезвые обтерпѣлись и привыкли къ нимъ и другимъ паразитамъ, развѣ-развѣ только почешется кто, не просыпаясь, а о пьяныхъ и говорить нечего". Забираются ночлежники въ избу обыкновенно часовъ съ 8-ми вечера; "въ избѣ въ это время стонъ стоитъ отъ собравшейся толпы -- сразу и не поймешь, что это такое: крикъ, гулъ, пѣсни, ругань такъ и слились въ одинъ сплошной неумолчный шумъ, и только привычный къ такому дикому шабашу на въѣздныхъ дворахъ кое-какъ еще можетъ оріентироваться въ этомъ дьявольскомъ крикѣ и гамѣ. Часть присутствующихъ закусываетъ за столомъ, остальные, дожидаясь своей очереди, сгрудились по лавкамъ, усѣлись, гдѣ можно, даже на полу; нѣкоторые стоятъ кучками, а кто успѣлъ уже улечься на печь и полати, и жадно слѣдитъ оттуда за ужинающими, не имѣя возможности предаться, съ своей стороны, такой роскоши. Чадъ и дымъ отъ тютюна съ махоркой, выкуриваемыхъ изъ трубокъ и носогрѣекъ, свернутыхъ изъ бумаги, зловоніе отъ прѣющей одежды, отъ портянокъ переобувающихся... Наконецъ, всѣ отъужинали и, охая, ухая, почесываясь и позѣвывая, приготовляются ко сну; въ это время изъ хозяйской боковушки и небольшой, темной комнатки противъ нея, выползаетъ хозяйская семья и постояльцы, занимающіе въ комнаткѣ кровати, съ платой отъ 1 р. до 1 р. 50 к и 2 р. въ мѣсяцъ, смотря по тому, стоитъ ли кровать у окна или въ темномъ углу. Такихъ кроватей полагается на комнатку отъ 5-ти до 6-ти". Занимаетъ эти кровати "аристократія общественныхъ подонковъ", живущая обыкновенно съ "сожительницами". Теперь эта "аристократія" приступаетъ къ ужину. Не казистъ, однако, оказывается и "аристократическій" ужинъ въ ночлежныхъ трущобахъ: водянистыя щи съ "бараньими башками", продуктомъ весьма дешевымъ, или съ "гусакомъ", иногда то и другое замѣняется отвратительной солониной съ "душкомъ"; изрѣдка за этимъ кушаньемъ слѣдуетъ каша. Послѣ ужина пьютъ чай изъ громаднаго самовара; чаевничать могутъ и ночлежники, если въ состояніи заплатить 3 к. с., за что имъ полагается отъ хозяевъ кусокъ сахару и жиденькій чай мерзѣйшаго достоинства Пьютъ много и долго, добавляя самоваръ по нѣскольку разъ. Послѣ чая всѣ укладываются, свѣтъ въ лампахъ уменьшаютъ и все успокоивается, впрочемъ, до тѣхъ поръ, пока кто либо не вздумаетъ прогуляться изъ избы или же взглянуть на лошадей и подбавить имъ корму. Какъ ни ухитряются эти люди пробраться между сплошной массой спящихъ какъ можно осторожнѣе, не задѣвая никого -- это имъ рѣдко удается: то ногу отдавитъ кому, то въ рыло заѣдетъ. Поднимается ругань, просыпаются болѣе чуткіе и порою, въ пылу раздраженія, бьютъ ругающихся или разнимаютъ ихъ, если они разодрались, и опять все стихаетъ до новаго приключенія подобнаго рода" {"Волга", 1882 г., No 572.}. Такова жизнь въ самарскихъ въѣзжихъ дворахъ.

Еще хуже положеніе обитателей кіевскихъ ночлежныхъ домовъ. Въ 1879 г., ночлежные дома Кіева были осмотрѣны медиками и то, что они видѣли тамъ, превосходитъ по своему ужасу все, что можетъ создать самая пылкая фантазія. Вотъ обращикъ лучшаго кіевскаго ночлежнаго дома -- еврейки Мощихи: "Комната, гдѣ спали босяки, буквально была биткомъ набита ими Лежали босяки и въ повалку на голомъ полу одинъ возлѣ другого, и на диванчикахъ и скамьяхъ, и подъ ними. Было до того тѣсно, что, прежде чѣмъ ступить, приходилось сперва искать мѣста для ноги, опасаясь въ противномъ случаѣ наступить на носъ или руку спавшаго. Диванчики и скамьи были крайне узки и коротки. Особенно скамьи: спавшіе на нихъ могли лежать только въ положеніи покойника, на спинѣ, вытянувшись и скрестивъ руки на груди, ноги же ихъ, начиная съ верхней трети голеней торчали въ воздухѣ. При такомъ неестественномъ положеніи врядъ ли возможенъ отдыхъ для тѣла. Воздухъ въ пріютѣ спертый, тяжелый и зловонный". А вотъ образчикъ худшаго ночлежнаго дома -- Яцунова: "Дворъ -- это слои искони невывозимаго навоза и зловонной грязи. Возлѣ входной двери пріюта -- мѣсиво изъ грязи и клоачной жидкости, такъ что пробираться въ пріютъ приходится съ большой осторожностью по проложенной доскѣ. По крутой лѣстницѣ, ступени которой покрыты слоемъ несходящей съ нихъ грязи, вы спускаетесь въ глубокій погребъ, на 4 аршина ниже поверхности земли. Погребъ довольно обширный, но низкій (вышина 3 аршина). На улицу два узкихъ окошечка; верхніе края оконныхъ рамъ на одномъ уровнѣ съ тротуаромъ улицы. У внутренней стѣны русская печь, посрединѣ погреба -- печь желѣзная. Стѣны сыры, мокрый земляной полъ покрытъ грязью. Вокругъ стѣнъ сплошныя нары. Воздухъ тяжелый, спертый, чувствуется гниль и сырость, рѣзкій запахъ человѣческаго пота, разопрѣвшаго грязнаго тѣла, сапогъ, махорки и всякой нечисти. Однимъ словомъ, духъ захватываетъ у непривычнаго человѣка при входѣ и позываетъ на рвоту. И не мудрено, если вспомнимъ, что здѣсь къ порчѣ воздуха нормальными выдѣленіями легкихъ и кожи жильцовъ, а равно къ запаху ихъ неопрятной одежды примѣшивается и почвенный воздухъ усадьбы Яцуновыхъ, естественно проникающій черезъ земляной полъ и въ самый погребъ. Погребъ тускло освѣщается какимъ-то огаркомъ, подлѣ худой человѣческой фигуры, перебирающей лохмотья. На нарахъ, безъ всякой подстилки, и подъ ними, на голомъ мокромъ полу, положивъ подъ голову ветхую одежонку, спятъ босяки. Мѣстами видны фигуры сидящихъ и бесѣдующихъ ночлежниковъ, разбросанныя котомки, голенища сапоговъ, лапти и т. п. Всѣхъ босяковъ было 30 человѣкъ. Бездомность, крайняя нищета и тяжелый трудъ такъ и бьютъ въ. глаза въ этомъ пріютѣ. Одежда на всѣхъ ветхая; лица блѣдныя, исхудалыя. На разспросы наши отозвавшіеся голоса босяковъ были хриплые, глухіе: такъ и слышался въ нихъ ларингитъ или хроническое страданіе легкихъ. Несмотря на это, они заявляли, что здоровы и здѣсь имъ "ничего". Кто-то изъ насъ, врачей, сказалъ, что такой ночлежный домъ немыслимъ и его слѣдуетъ закрыть. Точно электрическая искра пробѣжало послѣднее слово по босякамъ. Даже иные изъ лежавшихъ до того неподвижно повскакали. Раздались хриплые, полу-гнѣвные, полуизумленные возгласы: "Закрыть... А куда мы дѣнемся!? На улицу насъ, что ли, выбросить?.." Имъ предложили перейти въ другіе пріюты. "Всѣ переполнены, былъ отвѣтъ босяковъ: -- а то развѣ лежали бы мы здѣсь? Въ другихъ хоть и тѣсно, да не такъ сыро..." До какой степени набиты ночлежные пріюты босяками, видно изъ того, что въ нихъ чаще всего приходится на ночлежника ¹/₃ куб. саж. воздуха, нерѣдко ¹/₄, въ двухъ пріютахъ ¹/₅ и ¹/₆, а въ одномъ (д. Иващенко) всего немного болѣе ¹/₈ куб. саж. на человѣка" {"Кіевлянинъ", 1879 г., No 44. Ст. д-ра И. Щербины.}.

Не въ лучшемъ положеніи находятся и столичные ночлежные дома. Въ московскихъ ночлежныхъ пріютахъ иногда "приходится на человѣка всего ¹/₆ и кубическая сажень воздуха, а если вычесть мѣсто, занимаемое тѣлами людскими, то придется еще менѣе". Въ петербургскихъ ночлежныхъ домахъ иногда приходится 5--6 куб. метровъ пространства на человѣка, а въ большинствѣ случаевъ 3--4 куб. метровъ. "Въ иныхъ же помѣщеніяхъ рабочіе живутъ до того тѣсно, что на каждаго приходится не болѣе 2 куб. метр. пространства или ¹/₅ куб. саж."

Образцомъ трущобъ, въ которыхъ ютится столичная голь, можетъ служить знаменитый домъ князя Вяземскаго. Представьте себѣ въ центрѣ, въ одномъ изъ бойкихъ мѣстъ Петербурга (по Обуховскому проспекту No 4, въ двухъ шагахъ отъ Сѣнной площади) обширный, до 3,500 кв. саж. величины, дворъ, полузамощенный, грязный и мѣстами загаженный всякой дрянью, черезъ который проходятъ Большой и Малый Полторацкіе переулки, наполненный въ большинствѣ случаевъ ветхими, полуразрушающимися или крайне запущенными зданіями -- это и есть пресловутый домъ князя Вяземскаго. Это словно цѣлый равелинъ старинныхъ полуразрушенныхъ казармъ какой-то давно упраздненной крѣпости. Всѣхъ корпусовъ, составляющихъ такъ сказать городокъ князя Вяземскаго, 13, изъ нихъ подъ жильемъ находится 7. Каждый корпусъ имѣетъ свое названіе: четвертаковый, полтинный, большой Полторацкій, малый Полторацкій, корзинкинъ, обуховскій и 7-й безъ названія, въ нижнемъ этажѣ котораго находятся бани, упраздненныя въ ноябрѣ 1881 года. Эти знаменитыя нѣкогда Полторацкія бани содержались до такой степени грязно, что въ мыльняхъ отъ гнилости и грязи завелись громадные черви. Такою же чистотою отличается и весь домъ. Лицевой флигель, выходящій на Обуховскій проспектъ, занятъ сравнительно болѣе зажиточными жильцами; но и онъ представляетъ собою неописуемо-безобразное зрѣлище. Жильцы набиты въ квартиры, какъ сельди въ бочкѣ, особенно въ третьемъ этажѣ. Стѣны пропрѣли и сыры, какъ внутри, такъ и снаружи. Все въ какомъ-то хаотическомъ запустѣніи. Вонь ужасная, несмотря на то, что окна или повыбиты или открыты. Въ подворномъ флигелѣ, выстроенномъ въ pendant къ лицевому, въ верхнихъ трехъ этажахъ никто не живетъ, такъ-какъ тамъ нѣтъ половъ и этажи отдѣляются другъ отъ друга однѣми балками. Въ нижнемъ этажѣ этого флигеля помѣщается зловонное гусачное заведеніе. Кромѣ того, въ домѣ Вяземскаго есть еще одно подобное же заведеніе; въ обоихъ варятся и приготовляются требуха, рубцы, печенка -- продукты, которые потомъ продаются по всему городу на лоткахъ. Приготовленіе этихъ съѣдобныхъ продуктовъ производится въ невѣроятной грязи и въ такой отвратительно вонючей атмосферѣ, что съ нѣкоторыми членами комиссіи, осматривавшей руины Вяземскаго 12 января 1882 года, дѣлалось дурно. Въ слѣдующемъ флигелѣ, вверху, живетъ не менѣе 300 душъ, а лѣстница -- одна: по мнѣнію г. Латкина, члена комиссіи, осматривавшей домъ Вяземскаго 20-го марта 1882 года, въ случаѣ пожара въ этомъ флигелѣ, жильцамъ его нѣтъ спасенія. Слѣдующій, малый полтарацкій флигель, или такъ называемая "стеклянная галлерея", "пропрѣлъ, провонялъ и проржавѣлъ насквозь" (слова г. Латкина). Во всѣхъ этихъ флигеляхъ занятыхъ квартиръ сто съ небольшимъ, въ которыхъ помѣщаются болѣе 3000 человѣкъ. Квартиры состоятъ или изъ одной комнаты или изъ двухъ; въ однокомнатныхъ скучено отъ 16 до 30 человѣкъ, въ двухкомнатныхъ -- отъ 25 до 40. Иногда набивается и вдвое болѣе указанной цифры. Каждый жилецъ занимаетъ крайне ничтожное пространство, дыша сырой, промозглой и зараженной міазмами атмосферой. Промозглость эта слышна уже на "чистомъ воздухѣ", когда вы входите во дворъ, а о лѣстницахъ и вспоминать трудно безъ омерзенія, до того пропитались онѣ вонью, которая, благодаря сырости, въѣлась въ стѣны и скользкіе, неровные и изрытые ступеньки. Внутренность квартиръ представляетъ крайне непривлекательный видъ. По обѣимъ сторонамъ комнаты находятся нары, на которыхъ лежитъ нѣчто, напоминающее комокъ грязи, вмѣсто подушки, рогожка вмѣсто тюфяка, какія-то разноцвѣтныя тряпки и то не вездѣ, вмѣсто одѣяла. Подъ нарами протянуты тонкія веревки, на которыхъ виситъ кое-что, а что именно -- разобрать трудно, такъ ветхо, изношено, загрязнено. А вотъ и самые обитатели: на ихъ лицахъ лучше всякихъ словъ изображаются безконечная нужда, отчаяніе, а чаще -- полная апатія. Объ ихъ костюмахъ говорить много не приходится, такъ-какъ они едва прикрыты. Спятъ и на нарахъ, и подъ нарами; подъ нарами спать дешевле. Вообще плата за ночлегъ колеблется отъ 3 к. до 10. Квартиры содержатся хозяйками, изъ которыхъ большинство -- крестьянки Смоленской губерніи. Хозяйки платятъ домовладѣльцу по 20 р. въ мѣсяцъ за квартиру въ одну комнату и по 40 р.-- въ двѣ. Платя такія неслыханныя цѣны за вонючія конуры, хозяйки стараются всячески выжать затраченныя деньги, и конечно, съ барышемъ, изъ жильцовъ; онѣ набиваютъ какъ можно болѣе квартиры жильцами, заставляютъ жильцовъ покупать обязательно у нихъ -- и, конечно, за тройную цѣну -- выпиваемую въ квартирахъ водку, отбираютъ или покупаютъ за безцѣнокъ все, что имъ понравится у жильцовъ, а въ случаѣ отказа избиваютъ строптивыхъ или самолично, или чрезъ своихъ сожителей и т. п. Тяжесть, налагаемая домовладѣльцемъ на содержательницъ квартиръ, перелагается ими, разумѣется, на жильцовъ, и въ концѣ концовъ за все про все отдуваются послѣдніе. Хозяйки являются аристократическимъ элементомъ населенія. Въ каморкахъ, которыя онѣ отгораживаютъ для себя въ квартирахъ, можно видѣть образа въ ризахъ, самовары и многое другое, свидѣтельствующее о зажиточности. Въ противоположность жильцамъ, хозяйки -- бабы тучныя, здоровыя, бойкія. Но жильцы и жилички имѣютъ жалкій, испитой видъ. Особенно ужасно положеніе дѣтей, которыхъ здѣсь довольно обоего пола и всѣхъ возрастовъ, начиная съ грудныхъ. И этимъ несчастнымъ малюткамъ приходится роста въ такой ужасающей атмосферѣ (физической и нравственной), въ такой разрушающей обстановкѣ, въ такой адской ямѣ, въ которую зачастую не проникаетъ даже лучъ солнечный: есть квартиры, въ которыхъ нѣтъ оконъ и онѣ освѣщаются днемъ и ночью огнемъ {"Новое Время", 1882 г., No 2085, и 1882 г., No 2111. "Голосъ", 1882 г., No 75.}...

А между тѣмъ, домъ Вяземскаго, сравнительно съ другими петербургскими ночлежными трущобами, считается еще находящимся въ лучшихъ условіяхъ!..

Надо замѣтить вообще, что "босяки" платятъ за право переночевать въ отвратительныхъ трущобахъ далеко не дешево. Въ Кіевѣ съ ночлежниковъ берутъ за ночлегъ на полу, на нарахъ или подъ нарами, безъ подстилки -- 2--3 коп., съ подстилкою пучка соломы 5 к., за диванчикъ 10--15 к. и за кровать въ комнатѣ для привилегированныхъ 12--30 к. Цѣны очень высокія, если принять во вниманіе, что онѣ платятся за ¹/₃, ¹/₄, ¹/₆ и даже ¹/₉ куб. саж. пространства. Въ концѣ концовъ, босяку ночлегъ обходится въ мѣсяцъ около 1 р. 50 к, а хозяинъ, владѣлецъ какого-нибудь погреба въ 10 куб. саж. или комнаты въ 7--8 куб. саж., получаетъ отъ 30 до 35 р. въ мѣсяцъ, т. е. не менѣе 300 р. въ годъ. Понятное дѣло, что такою суммою вполнѣ можетъ окупиться содержаніе ночлежнаго дома, устроеннаго въ соотвѣтствующихъ размѣрахъ и съ несравненно большими удобствами -- на общественный счетъ. Къ сожалѣнію, объ устройствѣ подобныхъ домовъ что-то мало слышно; да и тѣ немногіе ночлежные дома, которые кое-гдѣ устроены городскими думами, содержатся ни чуть не въ лучшемъ состояніи, чѣмъ то, въ какомъ находятся домъ Вяземскаго и ему подобные. Но за то нерѣдко приходится слышать о закрытіи существующихъ ночлежныхъ домовъ. Такъ, недавно былъ закрытъ ночлежный домъ въ Томскѣ; хотѣли было въ началѣ настоящаго года закрыть домъ Вяземскаго, хотя помѣщеніе, куда было бы можно перевести 3000 слишкомъ обитателей этого дома, не было приготовлено; въ Одессѣ, въ ноябрѣ прошлаго года, полицмейстеръ приказалъ всѣмъ приставамъ обязать хозяевъ частныхъ ночлежныхъ пріютовъ подписками въ томъ, что они не будутъ пускать къ себѣ ночлежниковъ, такъ какъ общественныхъ ночлежныхъ пріютовъ очень много (?!) {"Отрава", 1881, No 149. Изъ "Одесскаго Вѣстника".}, и т. д.

Чѣмъ же питаются завсегдатаи ночлежныхъ пріютовъ? Читатель уже самъ можетъ представить себѣ, какая мерзость идетъ въ пищу обитателей такихъ трущобъ, какъ домъ Вяземскаго или кіевскіе ночлежные дома, и потому я не буду входить въ подробности по этому предмету, а ограничусь сообщеніемъ одного факта. Во время ветлянской эпидеміи въ газетахъ нерѣдко встрѣчались извѣстія въ родѣ слѣдующихъ: "на бориспольскую ярмарку была привезена въ большомъ количествѣ рыба, которая почти вся оказалась испорченной; по распоряженію становаго пристава она вся была облита керосиномъ и зарыта въ землю. Но нашлись люди, которые отрыли облитую керосиномъ рыбу и хотѣли ее стащить. Эти любители рыбы пойманы и преданы суду". Я помню, какое изумленіе вызывали тогда извѣстія такого рода. "Какъ это можно рѣшиться ѣсть завѣдомо гнилую рыбу?" удивлялись всѣ. Между тѣмъ, такіе факты вовсе не являются чѣмъ-либо исключительнымъ, а представляютъ собою постоянное явленіе: всѣ съѣстные продукты, оказавшіеся по полицейско-медицинскому осмотру вредными для употребленія и выброшенные куда-нибудь въ яръ, въ мѣсто свалки нечистотъ, подбираются и потребляются въ пищу. Мнѣ пришлось довольно близко ознакомиться съ этимъ предметомъ въ Ставрополѣ-Кавказскомъ; здѣсь многіе бѣдняки прямо говорятъ, что прежде они "совсѣмъ не знали, какой вкусъ у рыбы", а теперь, познакомившись ближе съ мѣстами свалки негодныхъ продуктовъ, они "часто бываютъ съ рыбкой". Вообще собираніе гнилыхъ, испорченныхъ выбросовъ -- фактъ, очень распространенный среди босяковъ. Его можно наблюдать и въ Петербургѣ, въ мѣстахъ свалки сгнившихъ фруктовъ и многихъ другихъ продуктовъ.

Неудивительно, что, живя въ такой невозможной обстановкѣ и питаясь всевозможною гадостью, босяки страшно болѣютъ и страшно мрутъ. Къ сожалѣнію, точныхъ цифровыхъ данныхъ о смертности въ ночлежныхъ домахъ нѣтъ. Приходится, поэтому, довольствоваться отрывочными заявленіями медиковъ, которыя, тѣмъ не менѣе, очень характерны. Привожу одно изъ такихъ заявленій. Докторъ Мачушковскій свидѣтельствуетъ, что одесскіе ночлежные дома "служатъ однимъ изъ главнѣйшихъ источниковъ распространенія тифозной эпидеміи въ городѣ"; на 31 случай тифозныхъ больныхъ, поступившихъ въ теченіи одной недѣли въ городскую больницу. "24 падаетъ на ночлежные дома, т. е. 77% тифозныхъ больныхъ получилось за сказанную недѣлю изъ пріютовъ, а остальные 23% изъ цѣлаго города съ двухсотъ тысячнымъ почти населеніемъ". {"Одесскій Вѣстникъ", 1879 г., No 40.}

III.

Чѣмъ же живетъ "босая команда"? Какъ ни скромно ея существованіе, какъ ни мало она тратитъ и потребляетъ, все же ей приходится пить, ѣсть, приходится платить за ночлегъ, приходится носить хоть какія-нибудь лохмотья; откуда же она беретъ средства для всего этого?

Способы добыванія средствъ къ жизни въ средѣ "босяковъ" крайне разнообразны. Здѣсь встрѣчаются всевозможныя профессіи и даже такія, которыя на первый взглядъ кажутся совершенно невозможными. Мы не будемъ останавливаться на всѣхъ этихъ профессіяхъ, а коснемся только важнѣйшихъ.

Прежде всего отмѣтимъ нищенство. Выше мы уже приводили данныя о численности лицъ, занятыхъ этимъ промысломъ. Теперь замѣтимъ только, что нищіе, занимающіеся исключительно одною этою профессію, самая жалкая часть "босой команды": это или люди совершенно безпомощные, калѣки, дряхлые старики (преимущественно изъ старыхъ отставныхъ солдатъ и солдатокъ-вдовъ), сироты-дѣти и т. п. или люди безъ всякаго сознанія личнаго достоинства, тряпки, лѣнтяи. Люди болѣе самостоятельные изъ "босяковъ" ищутъ работы, а при отсутствіи ея -- воруютъ. Чаще всего нищенство является подсобнымъ промысломъ къ другимъ занятіямъ. Такъ, напримѣръ, въ Самарѣ мѣщане, занимающіеся поденными работами, осенью, съ прекращеніемъ работъ на Волгѣ и Самаркѣ, обращаются къ нищенству. Зимою 1881--2 г. нищенство здѣсь до такой степени развилось, что по улицамъ, какъ сообщали "Русскія Вѣдомости", ходили толпы въ 100 -- 150 человѣкъ, толпились у папертей церквей, осаждали дома и магазины богатыхъ купцовъ. Но по городу ходитъ только небольшая часть самарскихъ мѣщанънищихъ; большинство же устремляется въ уѣзды. Какъ только осенью наступаетъ безработица, сотни самарскихъ обывателей выѣзжаютъ на подводахъ и отправляются пѣшкомъ въ уѣзды Самарской губерніи, пробираются въ хлѣбородные уѣзды -- Челябинскій, Оренбургской губерніи, Шадринскій, Пермской губерніи, и въ Зауралье. Тамъ, выдавая себя за погорѣльцевъ, "конные нищіе получаютъ изобильныя подачки хлѣбомъ, который и продаютъ нуждающимся въ немъ киргизамъ и башкирамъ. Конный нищенскій промыселъ иногда даетъ за зиму промышленнику рублей 100--150. Нищій этого рода отправляется обыкновенно съ женою и взрослыми дѣтьми. Менѣе выгоденъ "пѣшій" нищенскій промыселъ. "Пѣшій" нищій за зиму можетъ насбирать никакъ не болѣе 60 р. Еще менѣе выгоденъ промыселъ нищихъ, побирающихся въ городѣ: они рады, если проживутъ зиму подаяніемъ.

Въ портовыхъ городахъ, каковы Одесса, Ростовъ, Рыбинскъ, Саратовъ и др., гдѣ "босяковъ" всего болѣе, главнымъ источникомъ, доставляющимъ "босой командѣ" средства къ жизни являются работы на пристаняхъ, по нагрузкѣ и разгрузкѣ судовъ, а также вагоновъ. Съ началомъ весны въ этихъ городахъ начинаются жизнь и движеніе, о которыхъ нельзя имѣть никакого понятія, глядя на нихъ во время зимней спячки. Тысячи судовъ разныхъ типовъ, конструкцій и размѣровъ спускаются къ нимъ по рѣкамъ со всевозможными товарами, а главнымъ образомъ съ хлѣбомъ, этимъ столпомъ нашей внутренней и внѣшней торговли. Въ тоже время является масса судовъ изъ-за границы, привозящихъ къ намъ разные заморскіе товары и забирающіе отъ насъ ваше сырье. По желѣзнымъ дорогамъ идетъ безпрерывная цѣпь поѣздовъ все съ тѣмъ же сырьемъ и, главнымъ образомъ, опять-таки съ хлѣбомъ. Начинается работа. На протяженіи двухъ или трехъ верстъ идетъ безконечная суетня, толкотня, шумъ, гамъ. Тысячи рабочихъ разгружаютъ судна и нагружаютъ ихъ. По доскамъ, положеннымъ съ судовъ на берегъ, безпрерывно пробѣгаютъ рабочіе съ нагруженными тачками или съ кулями на плечахъ. На самомъ берегу выгружаютъ вагоны. Тутъ же, невдалекѣ, на гигантскихъ ситахъ просѣвается и очищается зерно. На огромныхъ ряднахъ разсыпанъ подмокшій хлѣбъ и сушится на солнцѣ. Цѣлыя горы или "бунты" шерсти возвышаются немного въ сторонѣ. Подъѣзжаютъ и уѣзжаютъ тысячи повозокъ, подвозя и сваливая, или наоборотъ, забирая и увозя всевозможные товары. Въ этой суетнѣ идутъ безпрерывныя спекуляціи, торги, продажа и купля, наживаются тысячи и милліоны, и все это въ концѣ-концовъ выражается въ цифрѣ 150 милліоновъ рублей годового оборота порта, какъ это имѣетъ мѣсто, напримѣръ, въ Ростовѣ на-Дону. {"Вѣдом. Ростов. на Дону Городск. Упр." 1879 г., No 35.}

Въ это время на пристаняхъ бываютъ заняты тысячи и даже десятки тысячъ рабочихъ. Въ Самарѣ, напримѣръ, въ прошломъ году пристань привлекла болѣе 6,000 рабочихъ, хотя самарская пристань не изъ важныхъ {"Русскій Курьеръ", 1882, No 122.}; въ Рыбинскѣ однихъ лоцмановъ, представляющихъ собою высшую категорію судовыхъ рабочихъ, собирается до 7,000 человѣкъ {В. П. Безобразовъ: "Народное хозяйство Россіи", стр. 132.}, и т. д. Значительную часть этой рабочей массы составляютъ люди, принадлежащіе именно къ тому классу, который называется "босой командой". Въ прежніе, годы заработки портовыхъ рабочихъ были очень значительны. Такъ, напримѣръ, въ Самарѣ, лѣтъ восемь тому назадъ, рабочій, таскающій кули, заработывалъ 2--3 рубля въ день; въ Рыбинскѣ, двадцать лѣтъ тому назадъ, крючники получали иногда до 15 к. съ куля и всегда не менѣе 6 к., и заработывали до 5 рублей въ сутки {"Голосъ", 1882, No 106; Безобразовъ, стр. 131: "Сборникъ матеріаловъ объ артеляхъ", т. 1.}. Трудъ рабочихъ на пристаняхъ крайне тяжелъ и потому вполнѣ заслуживаетъ такого высокаго вознагражденія. Вотъ слова одного крючника о своемъ трудѣ: "тяжеле нашей работы нѣтъ! Лошадь возьми, и та не вынесетъ... Посчитайте сами: въ кулѣ девять, не то и цѣлыхъ десять пудовъ; нужно его сперва вызволить изъ нутра суда, потомъ взвалить на плечи и нести въ гору по досочкѣ, сколько, тамъ саженъ... Пока несешь, кость въ тебѣ хруститъ, плечъ и шеи не чувствуешь -- занѣмѣютъ, ровно отшибетъ ихъ, въ рукахъ и ногахъ -- ломъ... Тепереча, какъ отмахаешь за день сто эдакихъ-то поносокъ -- останешься вполнѣ доволенъ. Вѣдь это безъ малаго по тысячѣ пудовъ на брата придется... Послѣ такой работы, только дай Богъ до койки добраться"... {"Русскій Курьеръ". 1882. No 183. Перепеч. изъ "Новостей".} Въ послѣдніе годы вознагражденіе за этотъ трудъ стало сильно понижаться и теперь стоитъ на такой ничтожной цифрѣ, при которой не оплачивается даже существованіе работающихъ. Правда, и теперь возможны на пристаняхъ очень большіе заработки. Такъ, напримѣръ, въ настоящемъ году въ Ростовѣ весною рабочій на тачкѣ получалъ 1 р. 50 к., подавальщикъ -- отъ 2 р. до 3 р. 50 к., а на второй день Пасхи одинъ комерсантъ, торопясь нагрузкой, платилъ по 5 р. Но послѣдній фактъ -- исключительное явленіе, и на другой же день цѣна была понижена до нормы; вообще весеннія цѣны держались не долго и скоро пали очень низко {"Дѣло", 1882, No 9. Съ низовьевъ Дона, Кольцова, стр. 79.}. Въ Самарѣ лѣтомъ 1882-го года поденщику, работающему на пристани, платили всего 50 к. въ день; крючники, таскающіе пятипудовые мѣшки, получали только четыре рубля съ тысячи {"Голосъ", 1882, No 106.}. Въ Могилевѣ-Подольскомъ заработная плата въ апрѣлѣ того же года понизилась до 30 коп. въ день (при собственныхъ харчахъ работника, какъ и во всѣхъ приводимыхъ случаяхъ) {"Русскій Курьеръ", 1882, No 122. Изъ "Новаго Времени".}. Въ Рыбинскѣ въ 1881-мъ году платили крючникамъ 2 и даже 1 ¹/₂ коп. съ куля, такъ что рабочіе проѣдали болѣе, чѣмъ зарабатывали {"Русская Мысль", 1882, No 8, Эксплуатація артелей. l. c.}. Причина такого страшнаго паденія цѣнъ заключается въ томъ, что предложеніе рабочихъ рукъ повсюду въ городахъ превосходитъ спросъ на нихъ. Откуда произошло такое несоотвѣтствіе между предложеніемъ труда и спросомъ на него, мы это разсмотримъ въ другой разъ; теперь же отмѣтимъ только фактъ повсемѣстности этаго несоотвѣтствія. Такъ, по словамъ "Одесскаго Вѣстника", въ Одессѣ прошлымъ лѣтомъ наблюдалось слѣдующее: "рабочая биржа около толкучаго рынка переполнена рабочими, прибывшими изъ окрестныхъ мѣстностей; въ особенности громадное количество прибыло деревенскихъ женщинъ, разсчитывающихъ на полевыя работы; малая часть ихъ за ничтожную плату нанимается для работъ на мѣстныхъ баштанахъ. Каменьщики и плотники тоже ходятъ безъ дѣлъ, вслѣдствіе малаго числа построекъ въ городѣ". Изъ Могилева-Подольскаго въ "Новое Время" сообщали прошлогоднею весною, что тамъ "крайне трудно приходится существовать рабочему люду, который не находитъ совсѣмъ работы". Въ Ростомъ въ прошломъ году "стеченіе рабочихъ было чрезвычайно велико", а "нагрузка шла вяло": годъ "очень плохъ въ отношеніи заработковъ {"Дѣло", 1882, 9, стр. 78.}. Изъ Самары писали, что "неурожаи и безработица согнали къ Волгѣ столько голоднаго люда, что спросъ превышается, по крайней мѣрѣ, въ нѣсколько разъ предложеніями". Пришлымъ рабочимъ пришлось нищенствовать. "Цѣлыми семьями, иногда человѣкъ до двадцати, ходятъ они, собирая милостыню. Всѣ улицы запружены голоднымъ людомъ. Блѣдныя, худыя лица не говорятъ въ пользу ихъ здоровья. Многіе желали бы наняться въ дворники, лишь бы прокормиться". {"Русскій Курьеръ", 1882, No 122.} Работы было мало и лѣтомъ, въ самый разгаръ навигаціи. Положеніе рабочихъ было таково: они, "не имѣя удобныхъ квартиръ, живутъ или на тѣсныхъ и грязныхъ постоялыхъ дворахъ, или же ночуютъ подъ открытымъ небомъ на берегу Волги. При дороговизнѣ мясной пищи, они питаются большею частью сухояденіемъ или ѣдятъ разную попорченную мясную пищу, сваренную изъ внутренностей животныхъ и продаваемую въ "обжорномъ" ряду. Большею же частью, рабочій классъ, особенно во время постовъ, питается только хлѣбомъ, квасомъ и фруктами. Такая пища, конечно, вліяетъ неблагопріятно на состояніе здоровья, весьма многіе рабочіе заболѣваютъ диссентеріей и холериной". {"Голосъ", 1882 г., No 231.}

Тяжелое положеніе портовыхъ рабочихъ, обусловливаемое низкою заработною платою, иногда заставляетъ ихъ принимать нѣкоторыя мѣры самозащиты. Такъ въ 1881 г. рыбинскіе крючники устроили стачку съ тѣмъ, чтобы не брать за работу менѣе 6 коп. за куль. Стачка удалась, и батыри, берущіе подряды отъ хозяевъ товаровъ и судовщиковъ и потомъ передающіе эти подряды артелямъ крючниковъ, принуждены были поднять плату до 6 коп. Но вскорѣ цѣны были опять понижены, и чрезъ нѣсколько недѣль крючники снова получали по 2 коп. Въ Самарѣ въ 1882-мъ году имѣлъ мѣсто кровавый эпизодъ, вызванный все тою же безработицею. Въ виду страшнаго паденія цѣнъ, рабочіе-поденьщики условились не брать менѣе 80 коп. Подряжалась толпа рабочихъ грузить хлѣбъ. Рабочихъ было гораздо болѣе, чѣмъ требовалось. Прикащикъ выбиралъ только самыхъ здоровыхъ на видъ и сильныхъ. Двое забракованныхъ татаръ просили принять ихъ за полцѣны. Это предложеніе голодающихъ бѣдняковъ оказало вліяніе на пониженіе условленной съ прикащикомъ платы. Русскіе рабочіе съ остервененіемъ кинулись на виновниковъ сбавки и избили ихъ; одинъ татаринъ умеръ на пути въ больницу {"Русскій Курьеръ", 1882, No 122 и "Голосъ", 1882, No 106.}. Нѣчто подобное имѣло мѣсто въ 1881-мъ году въ Таганрогѣ. "Въ былое время въ здѣшнемъ портѣ находили работу тысячи пѣшихъ и конныхъ рабочихъ-мѣщанъ; теперь же, съ проведеніемъ вѣтви желѣзной дороги и съ учрежденіемъ рабочихъ артелей, работы въ портѣ для поденьщика совсѣмъ не стало. Къ этому присоединилось то обстоятельство, что арестанты мѣстныхъ арестантскихъ ротъ оказались опасными конкуррентами мѣщанъ и понизили поденную плату до такой степени, что вольному человѣку стало совсѣмъ трудно. 26-го мая прошлаго года арестанты явились въ гавань въ числѣ, приблизительно, человѣкъ пятидесяти. Мѣщане, видя такую массу конкуррентовъ, стоящихъ притомъ въ лучшихъ сравнительно условіяхъ, такъ какъ арестанты пользуются казеннымъ помѣщеніемъ и казеннымъ содержаніемъ, начали ихъ упрекать; арестанты отвѣтили тѣмъ же; попреки перешли въ ругань, а ругань окончилась дракой. Дѣло приняло такой серьёзный оборотъ, что полиція одна ничего не могла подѣлать и пришлось прибѣгнуть къ помощи войскъ, и только съ содѣйствіемъ военной силы удалось разогнать бушующихъ и возстановить порядокъ" {"Русскій Курьеръ", 1881, No 153.}...

Но если такъ неудовлетворительны заработки городского пролетаріата лѣтомъ, то осенью, а въ особенности зимою, и вовсе нѣтъ никакихъ заработковъ. Вотъ что, напримѣръ, дѣлалось осенью 1880 г. въ Саратовѣ: "Цѣны на рабочія руки падаютъ съ каждымъ днемъ. Не далѣе, какъ недѣли двѣ тому назадъ, чернорабочіе нанимались на винокуренные и маслобойные заводы по 4--5 рублей въ мѣсяцъ на хозяйскихъ харчахъ изъ щей и каши, а теперь поступаютъ за 2 рубля въ мѣсяцъ. Нѣкоторые же, прожившись въ городѣ, поступаютъ на масленки безъ жалованья, лишь бы имѣть хлѣбъ и жить въ теплѣ. Въ виду этого, заводчики понизили цѣну нанятымъ ранѣе рабочимъ и ухудшили харчи, замѣнивъ кашу картофелемъ" {"Саратовскій Дневникъ", 1880, октябрь.}. Но и безъ жалованья, изъ-за одного хлѣба и тепла могутъ пристроиться далеко не всѣ пролетаріи; оставшимся безъ хлѣба и безъ тепла приходится или изобрѣтать самые невѣроятные промыслы, или прибѣгать къ воровству.

Въ числѣ промысловъ, которые я назвалъ невѣроятными, первое мѣсто занимаетъ собираніе всякой дряни, всякихъ негодныхъ отбросовъ. Самый большой заработокъ доставляетъ собираніе костей и тряпья, изъ которыхъ первыя идутъ на сахарные заводы, а второе -- на писчебумажныя фабрики. Промыселъ этотъ кормитъ очень многихъ "босяковъ". Такъ, напримѣръ, въ Кіевѣ число занимающихся этимъ промысломъ доходило въ 1880 г. до 1,000 человѣкъ. Это были преимущественно вдовы-солдатки, мѣщанки, отставные немощные солдаты, все дряхлый или больной народъ, и ихъ дѣти. За пудъ костей въ складахъ, куда онѣ сбываются, платится отъ 25 до 40 коп., за пудъ тряпья отъ 25 до 35 к. и за пудъ битаго стекла, которое собирается вмѣстѣ съ костями и тряпьемъ -- 6 коп. Какой заработокъ получаютъ кустарники и тряпичники, можно видѣть изъ того, что взрослый человѣкъ никакъ не можетъ собрать въ день болѣе пуда костей {"Кіевлянинъ", 1880, февраль.}.

Кромѣ костей, тряпокъ и битаго стекла, "босяки" собираютъ много другой, весьма разнообразной дряни, для которой, съ перваго взгляда, невозможно придумать и назначенія. Въ Ставрополѣ-Кавказскомъ мнѣ пришлось познакомиться съ тремя промыслами, направленными на собираніе углей, скотскаго помета и сѣна. Угли выбираются изъ выброшенной въ яры золы; трудъ этотъ копотливый и весьма непріятный: поднимающаяся изъ золы пыль набивается въ ротъ и носъ, заставляетъ чихать и разъѣдаетъ глаза. Особенно плохо собирателямъ угольковъ зимою, когда приходится въ страшные морозы, по нѣскольку часовъ, рыться голыми руками въ снѣгу, отрывая золу, и потомъ копаться въ промерзшей золѣ. Собранные угли продаются чуть не за грошъ въ слесарныя заведенія. Скотскій пометъ собирается на рыночной площади, сушится и продается на топливо бѣднѣйшимъ жителямъ, а чаще идетъ на отопленіе тѣхъ рублевыхъ (въ мѣсяцъ) "квартиръ", которыя нанимаются самими пролетаріями, собирающими навозъ. Сѣно собирается тоже на рыночной площади, послѣ базарныхъ дней, собирается по клочкамъ, упавшимъ съ возовъ, и затѣмъ продается.

Есть и еще множество промысловъ, посредствомъ которыхъ "босяки" стараются поддержать свое существованіе; но они занимаютъ сравнительно ничтожное число рукъ и потому распространяться объ нихъ мы не будемъ.

Всѣ упомянутые промыслы суть, такъ сказать, промыслы низшаго разряда, не требующіе никакихъ спеціальныхъ знаній. Но "босяки" занимаются и такими промыслами, которыя требуютъ, по-крайней-мѣрѣ, граматности, а часто и извѣстной суммы знаній. Такъ, во всѣхъ губернскихъ и уѣздныхъ городахъ около "присутствій" постоянно трутся испитыя, позеленѣвшія, но съ сизымъ или багровымъ носомъ личности; онѣ ждутъ безграматнаго, которому нужно почему-либо расписаться въ какой-нибудь оффиціальной бумагѣ, и который за пятакъ найметъ ихъ расписаться за себя. Подобныя же личности держатся каждымъ нотаріусомъ, но только болѣе приличныя по внѣшнему виду -- въ сюртукѣ, при галстухѣ и бѣлой рубашкѣ, къ которой, впрочемъ, естественнѣе приложить слово "черная". Надъ этими личностями возвышаются босяки-адвокаты, которые такъ и извѣстны подъ именемъ "подпольныхъ" адвокатовъ. Они дѣлятся на два разряда: одни повыше, поважнѣе, рыщутъ по трактирамъ и по камерамъ мировыхъ судей и ловятъ мужика, которому нужно просьбу написать. Другіе, пониже, помельче, сидятъ постоянно въ кабакѣ и здѣсь же сочиняютъ кляузы. Въ Ставрополѣ-Кавказскомъ я узналъ о существованіи особаго союза изъ четырехъ "подпольныхъ" адвокатовъ низшаго разряда. Ихъ постоянной резиденціей служитъ одинъ и тотъ же кабакъ (на Верхнемъ базарѣ). Сюда къ нимъ приводятъ ихъ товарищи-босяки лицъ, которымъ нужно написать просьбу или получить юридическій совѣтъ. Прежде всего "кліентъ" требуетъ полуштофъ "проствейну". Весь синклитъ присаживается вокругъ полуштофа и, выпивъ "по одной", придумываетъ, "какую бы закорючку пустить, чтобъ было позаконнѣе". Гонораръ за "закорючку" (обыкновенно 20, 30 коп. и очень рѣдко полтинникъ, сверхъ полуштофа) мирно дѣлится между членами союза.

IV.

Какъ ни разнообразны промыслы, къ которымъ прибѣгаетъ пролетарій, все же они могутъ прокормить только немногихъ членовъ "босой команды": огромному же большинству осенью и зимою приходится прибѣгать къ воровству. И дѣйствительно, въ городахъ лѣтомъ кражи довольно рѣдки, а о грабежахъ почти совсѣмъ не слыхать; затѣмъ, осенью кражи и грабежи учащаются и число ихъ растетъ crescendo всю осень и зиму, до первыхъ весеннихъ дней, и тогда сразу падаетъ. Связь между безработицей и воровствомъ замѣчается повсюду. Такъ, относительно рыбинскихъ зимогоровъ, пишутъ слѣдующее: "зимогоры прошедшимъ лѣтомъ (1878 г.) остались безъ работы, потому что доставки хлѣба снизу не было". "Между тѣмъ наступили холода, а у "зимогоровъ" ни хлѣба, ни денегъ -- вотъ они и принялись за новое, легчайшее ремесло. Оборванные, голодные, "какъ волки", они цѣлыми толпами ходятъ въ Рыбинскѣ по улицамъ и тащутъ все, что подъ руку попадется. Не проходитъ дня, чтобы гдѣ-нибудь не произошло воровства; смѣлость ихъ въ этомъ отношеніи доходитъ до дерзости" {"Русскія Вѣдомости", 1879 г., No 2.}. Въ Ивановѣ-Вознесенскѣ, осенью 1880 года, вслѣдствіе неудачнаго для мѣстныхъ фабрикантовъ исхода Нижегородской ярмарки, многіе изъ нихъ сократили производство, заработная плата значительно пала и большое число рабочихъ осталось безъ работы; тотчасъ же "число кражъ, и притомъ самыхъ дерзкихъ, значительно увеличилось" {Id., 1880, сентябрь.}. "Въ Иркутскѣ спросъ на рабочій трудъ значительно уменьшился... Нѣтъ сомнѣнія, что съ этимъ печальнымъ явленіемъ тѣсно связаны часто повторяющіеся въ послѣднее время грабежи и убійства" {"Новое Время", 1882, No 2210.}. Изъ Рязани въ ноябрѣ 1881-го года писали: "здѣшній пролетаріатъ, имѣвшій лѣтомъ и осенью пристанище подъ открытымъ сводомъ неба, теперь занялся воровствомъ и въ городѣ происходятъ нерѣдко даже случаи открытаго разбоя" {"Русскій Курьеръ", 1881, No 215.}. "Изъ Ярославля сообщаютъ, что "нищенство и воровство развиты здѣсь если не больше, такъ ужь никакъ не меньше самыхъ тяжелыхъ по условіямъ мѣстностей Россіи... Главнымъ поводомъ почти всѣхъ преступленій у насъ служитъ безвыходная нужда и борьба за существованіе" {"Новое Время", 1882, No 2187.}. "Въ Тулѣ, прошлый годъ, произошло сильное сокращеніе работъ на казенномъ оружейномъ заводѣ, такъ что слишкомъ 3,000 мастеровъ оказались вдругъ внѣ всякой возможности добыть кусокъ хлѣба: тотчасъ же нищенство и воровство достигли такихъ размѣровъ, что противъ перваго тульскій губернаторъ нашелъ нужнымъ принять особыя полицейскія мѣры, а отъ второго плачется весь городъ {"Русскій Курьеръ", 1882. No 159 и 220.}.

Въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ воровство и грабежи, обусловливаемые недостаткомъ работы, принимаютъ такіе громадные размѣры, что вопросъ о принятіи мѣръ для уменьшенія воровства становится главнымъ общественнымъ вопросомъ, поглощающимъ все вниманіе какъ обывателей, такъ и общественнаго управленія. Такъ, напримѣръ, изъ Николаева, Херсонской губерніи, писали въ "Южный Край": "57 гражданъ города подали заявленіе въ думу, прося избавить ихъ отъ повальныхъ грабежей, которые "упразднили" въ теченіи 1 ¹/₂ недѣли 19 лавокъ на базарѣ... При этомъ грабежи поражаютъ какъ своею дерзостью, такъ и безбоязненностью, доходящею до шутливой нахальности дѣйствующихъ лицъ. Напримѣръ, вынимаютъ рамы изъ оконъ, разбираютъ стѣны, крыши, распоряжаются на почтовомъ дворѣ, гдѣ предполагается и много народа, и постоянная бдительность. Мало того: наберутъ, напримѣръ, "добра" на возъ, увезутъ куда-то. потомъ пріѣзжаютъ за новымъ транспортомъ; или заберутъ часть имущества и оставляютъ записочку: "не безпокойтесь, мы придемъ еще"; или если неудастся проникнуть въ домъ въ одну ночь, они приходятъ на другую, на третью... Въ виду такихъ "повальныхъ обысковъ", многіе обыватели чередуются въ дежурствахъ и не спятъ часовъ до трехъ-четырехъ утра" {"Голосъ". 1882, No 137.}... "Въ Одессѣ кражи и грабежи ростутъ съ каждымъ годомъ. "Воровской" вопросъ здѣсь настолько важенъ, что для разрѣшенія его думою избрана даже особая "комиссія о мѣрахъ къ предупрежденію воровства". {Id., No 252.} Какимъ характеромъ отличается воровская дѣятельность одесскихъ "босяковъ", можно видѣть изъ слѣдующаго сообщенія "Одесскаго Вѣстника": "въ окрестностяхъ Одессы съ наступленіемъ темныхъ ночей весьма часто стали повторяться случаи нападенія на проходящіе по вечерамъ вагоны конножелѣзной дороги. Обыкновенно "бандиты" выскакиваютъ изъ-за скалъ, гдѣ они устраиваютъ засады, останавливаютъ вагоны и вступаютъ въ препирательства съ кондукторомъ, чтобы имѣть возможность воспользоваться удобнымъ моментомъ и сорвать съ кондуктора сакъ-вояжъ съ дневной выручкой. Если пассажировъ въ вагонѣ много, "бандиты" остаются въ приличномъ разстояніи; если же число проѣзжающихъ незначительно, "бандиты" дѣлаются очень дерзки: нерѣдко, вѣроятно, съ цѣлью произвести переполохъ между пассажирами, герои каменоломенъ подкладываютъ большіе камни на рельсы. По всей вѣроятности, замѣчаетъ газета, дирекціи "конки" придется хлопотать о разрѣшеніи вооружить кондукторовъ и кучеровъ на этой линіи револьверами, да и пассажирамъ не мѣшаетъ позаботиться объ этомъ" {"Новое Время", 1882, отъ 21-го августа.}. "Въ Казани, гдѣ масса рабочихъ лишена работы и перебивается изо дня въ день, чѣмъ Богъ послалъ, мелкія кражи -- явленіе заурядное. Но печальнѣе всего, что для преступныхъ цѣлей эксплуатируются дѣти отъ 7 (даже 5 лѣтъ) и до 15-тилѣтняго возраста; изъ нихъ организуются шайки въ 10 человѣкъ и даже въ 40. Одна изъ такихъ громадныхъ шаекъ дѣтей воровъ практикуетъ на такъ называемыхъ 1-й и 2-й горахъ въ Казани, которыя держитъ она буквально въ осадномъ положеніи. Большинство членовъ этой шайки перебывало уже у судебнаго слѣдователя, у мирового судьи, отдававшаго ихъ по приговору "на исправленіе родителямъ". Но родителямъ, очевидно, не до исправленія". {"Страна", 1881, No 132.} Относительно Ростова-на-Дону одинъ наблюдатель пишетъ, что онъ, "за исключеніемъ Троицы-Сергія, не видѣлъ города, гдѣ грабежи были бы такъ смѣлы и нахальны. Сейчасъ за городомъ, у тюремнаго замка, есть здѣсь кладбище; это, такъ сказать, резиденція жуликовъ. Они тамъ днюютъ и ночуютъ, не брезгаютъ обирать покойниковъ и, съ наступленіемъ ночи, не даютъ проходу живымъ". "Кладбище отстоитъ отъ города всего шаговъ на 200, но ни одинъ извощикъ не возьмется васъ везти мимо позже 10--11 часовъ. Одинъ извощикъ разсказывалъ мнѣ, какъ его товарища здѣсь зарѣзали и обобрали. Крики о помощи -- безполезны, потому что жулики никогда не задумаются пырнуть ножомъ всякаго, кто сунется на выручку. Народъ вообще отчаянный. Однажды, при мнѣ, пастухъ погналъ стадо коровъ къ кладбищу; дѣло было часовъ въ 5 утра. Черезъ нѣсколько времени, пастухъ прискакалъ какъ угорѣлый за помощью. Оказалось, что жулики отняли у него корову и потащили къ себѣ, на кладбище. Вотъ каковы здѣсь нравы. Но жулики, разумѣется, не ограничиваются добычей, которая сама идетъ къ нимъ въ руки. Они организуютъ цѣлыя экспедиціи въ городъ. Объ одной такой экспедиціи я слыхалъ отъ знакомыхъ. Жулики подъѣхали къ ихъ дому съ нѣсколькими возами, ночью, разумѣется, и, очевидно, предполагали весьма свободно заняться промысломъ. Но только что они принялись за нагрузку, во дворѣ проснулись, поднялась тревога, побѣжали за полиціей. Жулики пустились бѣжать на своихъ возахъ. За ними погнались. Къ погонѣ скоро присоединилась и полиція, но жулики все-таки ушли благополучно" {"Дѣло" 1882 г., No 9. "Съ низовьевъ Дона" Кольцова, стр. 81.}. "Въ Рязани, въ 1881 году, кражи страшно размножились и вызвали особыя "мѣры". Кражи совершались чрезвычайно дерзко и необыкновенно остроумно. Такъ, "въ верхнемъ этажѣ дома Кондаковой, на "Скоморошей горѣ" были заперты ворами ночью квартиранты обѣихъ половинъ дома и мошенники, вслѣдствіе такой ловкой продѣлки, безбоязненно стали ломать замки на кладовыхъ, находящихся между квартирами, но разбуженные сильнымъ стукомъ постояльцы выломали скоро двери у своихъ квартиръ; тогда мошенники съ хохотомъ убѣжали... На Пѣвческой улицѣ былъ ограбленъ въ своемъ домѣ чиновникъ, а на Липецкой, изъ лавки Ларцева, утромъ билъ выкраденъ черезъ взломъ конторскій ящикъ и сундукъ за стойкой съ выручкой 150 р.; послѣдняя кража совершена была посредствомъ взлома толстаго ставня, снаружи, въ окнѣ, запертомъ двумя прочными замками, на глазахъ полицейскаго и 2 ночныхъ сторожей, такъ какъ лавка эта находится на перекресткѣ двухъ улицъ. Въ виду малочисленности штата здѣшней полиціи, городъ ассигновалъ уже значительную сумму на наемъ полицейскихъ служителей, въ добавокъ къ имѣющимся, и на устройство въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ города новыхъ постовыхъ будокъ"... {"Русскій Курьеръ", 1881 г., No 215.}

Что всѣ эти кражи, грабежи и даже убійства, совершаемыя "босяками", дѣйствительно являются продуктомъ голода, лучше всего доказывается многочисленными случаями кражъ, совершаемыхъ единственно для того, чтобы попасть въ тюрьму. Такъ въ той самой Рязани, о сильномъ развитіи воровства въ которой только что говорилось, воры "не стараются хоронить концы проступка и откровенно заявляютъ, что воруютъ собственно для того, чтобы попасть на зиму въ "казенную палату" {Id.}. Въ рыбинскомъ окружномъ судѣ, 6-го сентября 1879 г., разсматривалось "дѣло о 12 подсудимыхъ, обвинявшихся въ кражѣ со взломомъ: одинъ -- двухъ колесъ, другой -- боченка съ гвоздями, третій -- 2-хъ ложекъ, четвертый -- куля овса, остальные въ столь же незначительныхъ, по суммѣ, присвоеніяхъ чужой собственности. 6 подсудимыхъ, содержавшихся до суда подъ стражей, были въ арестантской одеждѣ, а 6, бывшіе на свободѣ -- костюмировались болѣе чѣмъ легко: на иномъ рубаха, порты и -- только, несмотря на суровую осеннюю погоду... Большая часть этихъ кражъ совершена въ августѣ и сентябрѣ прошлаго года, какъ разъ въ то время, съ котораго на рыбинскихъ пристаняхъ прекращается работа, а крестьяне изъ бездомныхъ или безземельныхъ, пришедшихъ весною на заработки, еще продолжаютъ оставаться въ Рыбинскѣ, гдѣ, кромѣ того, постоянно находится до 300 человѣкъ подъ надзоромъ полиціи, высланныхъ сюда изъ арестантскихъ ротъ года на 2--3. До какой крайности доходятъ подобные люди можетъ служить доказательствомъ слѣдующій случай: мѣсяцъ тому назадъ, одинъ сотскій привелъ "семерыхъ" человѣкъ въ городъ, взявъ ихъ, безъ всякаго сопротивленія съ ихъ стороны, въ полѣ, гдѣ они, въ стогахъ сѣна, устроили себѣ мѣстопребываніе, не имѣя пристанища въ городѣ; чѣмъ они питались -- объяснить затрудняются" {"Русская Правда", 1879.}. Вотъ еще одинъ фактъ, имѣвшій мѣсто въ Петербургѣ. Не такъ давно, въ здѣшнемъ окружномъ судѣ слушалось дѣло дворянина Михневича, обвинявшагося въ кражѣ. Обстоятельства дѣла состояли въ томъ, что обвиняемый, войдя въ кухню одного дома, похитилъ стѣнные часы, которые продалъ въ ближайшемъ кабакѣ, а затѣмъ, дней десять спустя, изъ швейцарской другого дома укралъ чернильницу, перо и снялъ уже стѣнное зеркало, но былъ захваченъ на мѣстѣ преступленія. На судѣ Михневичъ объяснилъ, что "онъ -- дворянинъ Витебской губерніи, оставшись сиротою, не получилъ никакого воспитанія, только научился полуграматно читать и писать. Съ ранней молодости онъ поступилъ въ писаря по вольному найму, но, какъ плохо пишущаго, его неохотно держали и ему приходилось часто мѣнять мѣста. Сначала, пока на писарскій трудъ былъ большой запросъ, онъ кое-какъ, впроголодь, кормился, а когда пошли сокращенія, такъ ему совсѣмъ стало плохо. Ремесла онъ никакого не знаетъ, въ писаря не берутъ, вездѣ протекція, знакомство, родство, а у него никого нѣтъ. Пробовалъ сдѣлаться чернорабочимъ, дворникомъ; но нигдѣ не берутъ -- дворянинъ, говорятъ. Пробовалъ работать въ порту и т. п., но тяжелый трудъ превосходилъ его силы и наниматели неохотно брали его, находя слабымъ. Пробовалъ рубить камни, но отъ перваго удара молотомъ, у него сдѣлалось воспаленіе надкостной плевы. Положеніе ухудшилось, съ этою болѣзнью въ больницу не брали, приходилось лечиться дома, а дома-то у него не было. Строчилъ иногда жалобныя просьбы разному люду, но эта работа случалась не часто, да и то давала только рюмку водки и пятачекъ на ночлегъ. "Пьяницей я никогда не былъ, говорилъ подсудимый: но въ моемъ положеніи водки можно достать скорѣе, чѣмъ хлѣба. За трудъ водку даютъ, встрѣтится товарищъ -- изъ сожалѣнія дастъ водки, и пьешь поневолѣ, съ голоду да холоду -- такъ и запьешь, да и пускаютъ-то только въ кабакъ, да въ ночлежный домъ, да и то если есть пятакъ, иначе замерзай на улицѣ. Я много разъ замерзалъ -- и отдохнулъ только въ тюрьмѣ" {"Новое Время", 1882, No 2181.}.

Иногда такіе "воры", совершивъ преступленіе, доносятъ сами на себя. Такъ, недавно разбиралось въ одесскомъ окружномъ судѣ дѣло еврея Верника, обвинявшагося въ кражѣ со взломомъ. Подсудимый, не имѣя средствъ къ существованію, отправляется въ первый попавшійся домъ, выдергиваетъ въ дверяхъ квартиры кольцо, похищаетъ оттуда пару чулокъ и затѣмъ отправляется съ поличнымъ въ полицейскій участокъ, заявляетъ о совершенномъ имъ преступленіи и проситъ его арестовать. Верникъ былъ чрезвычайно доволенъ, когда его отправили въ тюрьму. На судѣ онъ заявилъ, что "лучше перезимовать въ грязной тюрьмѣ, чѣмъ умереть отъ голода и холода подъ открытымъ небомъ". Представитель обвинительной власти констатировалъ на судѣ, что желающихъ попасть "на казенную квартиру" не мало. Большею частью они объявляютъ себя бродягами и упорно скрываютъ свое настоящее званіе; такимъ образомъ трудное зимнее время они сидятъ въ тюрьмѣ, а съ наступленіемъ весны сообщаютъ свое настоящее званіе и ихъ освобождаютъ {"Русскій Курьеръ", 1882, No 137. Изъ "Голоса".}.

Но за кражу держатъ сравнительно не долго. И вотъ несчастные, чтобы дольше пользоваться "казенной квартирой", прибѣгаютъ къ совершенію другихъ, болѣе тяжкихъ преступленій. Для примѣра можно указать на случай, имѣвшій мѣсто въ началѣ 1882 года въ Рыбинскѣ. Былъ произведенъ поджогъ лавки, наполненной кульемъ, рогожами, канатами, куделей и т. п. Пожаръ былъ замѣченъ въ началѣ и скоро потушенъ. Поджигатель, какой-то рабочій, явился послѣ пожара и отдалъ себя въ руки правосудія, объясняя, что онъ поджогъ лавку, чтобы попасть за этотъ поступокъ въ тюрьму и тѣмъ избавиться отъ безвыходнаго бѣдственнаго положенія, такъ какъ онъ, не имѣя никакихъ заработковъ, буквально голодалъ и не зналъ, гдѣ приклонить голову {"Голосъ", 1882, No 18.}.

Какъ ни тяжелы условія существованія босяковъ, есть между ними люди, которые ни къ ка-комъ случаѣ не могутъ совершить кражи или какого-нибудь другого преступленія. Отсюда -- случаи голодной смерти. Какой-либо статистики голодныхъ смертей, само собою разумѣется, не существуетъ, и вообще наше общество смотритъ на эти случаи, какъ на нѣчто крайне исключительное. Я помню, сколько удивленія вызвало пять лѣтъ тому назадъ то обстоятельство, что въ Одессѣ однажды утромъ въ одной изъ полицейскихъ будокъ былъ найденъ мертвый человѣкъ, при вскрытіи котораго въ желудкѣ оказалась абсолютная пустота, а въ пищеводѣ были найдены кусочекъ подошвы и небольшой уголекъ {"Недѣля", 1878, No 5.}. Въ дѣйствительности же, подобные случаи нерѣдко попадаютъ въ газеты, въ хронику происшествій. Кому изъ насъ не приходилось встрѣчать въ газетахъ замѣтокъ, въ родѣ слѣдующей: "Городовой поднялъ на тротуарѣ въ болѣзненномъ состояніи неизвѣстнаго званія человѣка, одѣтаго въ рубище. По доставленіи его въ пріемный покой, неизвѣстный вскорѣ умеръ. Къ открытію имени и званія неизвѣстнаго приняты мѣры". Но едвали такія замѣтки привлекаютъ къ себѣ вниманіе. Бываютъ случаи и самоубійства. Вотъ что, напримѣръ, писали изъ Костромы въ прошломъ году: "Въ сентябрѣ, когда рѣка готовилась уже замерзнуть, къ группѣ рабочаго народа, толпившагося на берегу Волги, подошелъ тоже рабочій, знакомый, Манулѣевъ. Оборванный, босой, дрожа отъ холода, онъ обратился къ товарищамъ съ просьбой поднести косушку, "а то вѣдь холодно, братцы, умирать, вода-то посмотри какая"... Рабочіе смѣются, косушки никто не подноситъ. Манулѣевъ еще разъ обращается къ нимъ, еще разъ заявляетъ, что умирать онъ надумалъ "въ серьёзъ -- все равно, вѣдь, съ голоду, да съ холоду закоченѣешь зимой", и, поклонясь на всѣ четыре стороны, перекрестился и вошелъ въ воду. Смѣхъ продолжается, никто не придаетъ серьёзнаго значенія тому, что происходитъ на глазахъ, а Манулѣевъ все идетъ, да идетъ по страшно обмелѣвшей Волгѣ... Но вотъ и глубокое мѣсто -- онъ опустился, но черезъ нѣсколько мгновеній вынырнулъ... Еще разъ оборачиваясь, бросилъ онъ взглядъ на берегъ, нырнулъ и... уже больше не показывался... Рабочіе бросились на лодки, начали искать несчастнаго, но все было напрасно. Только черезъ полтора часа удалось отыскать самоубійцу саженъ за 700 ниже"... {"Русскій Курьеръ", 1882 г., No 297.}

Какъ ни тяжелы жизненныя условія, доводящія босяковъ до кражъ, грабежей и даже убійствъ, "босая команда" далеко не представляетъ собою собранія какихъ-то звѣрей, какъ это принято думать. Въ этой средѣ отверженцевъ, отщепенцевъ общества, возможны люди, которые, благодаря своему закаленному характеру дѣлаются героями народной массы и попадаютъ въ народныя легенды. Для примѣра можно указать на Григорія Николаева, судившагося въ началѣ 1882-го года въ тульскомъ окружномъ судѣ. Григорій Николаевъ объявилъ себя непомнящимъ родства и назвался Николаевымъ, лишь бы называться какъ-нибудь. Онъ еще очень молодой человѣкъ. Обвинялся въ совершеніи 28 кражъ, большею частью со взломомъ и при помощи организованной шайки. "Несмотря на его запирательство въ показаніяхъ о своемъ происхожденіи, онъ, видимо, человѣкъ не простой среды: при всей напускной его грубости, въ немъ проглядываютъ весьма часто манеры и рѣчь образованнаго человѣка. Николаевъ неоднократно сидѣлъ въ острогѣ, но все дѣлалъ побѣги, такъ что въ послѣдній разъ его заключили въ особенно приготовленномъ для него зданіи изъ шпалъ, въ родѣ клѣтки, устройство которой обошлось въ 840 рублей. Послѣднимъ его подвигомъ была грандіозная кража 180,000 руб. у тульскаго купца Добрынина. Замѣчательно отношеніе къ нему массы тульскихъ мѣщанъ-"казюковъ" и вообще низшаго класса. Всѣ они очень сожалѣютъ "Гришку", такъ-какъ онъ дѣлалъ много благодѣяній бѣднякамъ: на свой счетъ выдавалъ бѣдныхъ невѣстъ замужъ и гарантировалъ ихъ соотвѣтствующимъ приданнымъ; помогалъ убогимъ, впавшимъ въ крайность рабочимъ. О немъ уже и теперь ходитъ много легендъ и разсказовъ, въ которыхъ "Гришка" является какимъ-то добрымъ геніемъ, а отнюдь не злымъ "воромъ-мошенникомъ". По словамъ этихъ легендъ, "Гришка" никогда не обидѣлъ бѣдняка и не загубилъ чужой души" {"Голосъ", 1882, No 98. Перепеч. изъ "Рус. Вѣдом."}.

Но если даже не брать такихъ исключительныхъ личностей, а обратить вниманіе лишь на заурядныхъ членовъ "босой команды", то и въ нихъ мы найдемъ чрезвычайно много любопытныхъ чертъ. Зная по ежедневному опыту, что такое горе и нужда, "босяки" симпатично относятся ко всякому новому человѣку, попавшему въ тоже бѣдственное положеніе, въ какомъ находятся они сами. Только благодаря той симпатіи, съ которою "босая команда" встрѣчаетъ новаго члена, и той поддержкѣ, которую она оказываетъ ему, и возможно на первыхъ порахъ существованіе человѣка, очутившагося вдругъ, по какимъ бы то ни было причинамъ, на мостовой, безъ крова и пищи, безъ гроша въ карманѣ и безъ всякой связи съ обществомъ; только благодаря помощи "босой команды", онъ не гибнетъ, не умираетъ съ голоду, не замерзаетъ на морозѣ. Многаго "босая команда" не имѣетъ сама и многаго она не въ состояніи дать. Но все, что находится въ ея распоряженіи, она раздѣлитъ съ пришлецомъ. Она накормитъ его, конечно, тою дрянью, которою сама питается она приведетъ его съ собою въ ночлежный домъ и тамъ выпроситъ для него у хозяина право переночевать нѣсколько ночей въ кредитъ. За все эта "босая команда" не потребуетъ отъ новичка никакого вознагражденія и обяжетъ его только соблюдать тѣ обычаи и правила, которыя являются закономъ въ средѣ босяковъ. Такое отношеніе босяковъ къ бѣдствующимъ распространяется и на животныхъ. Такъ, въ домѣ Вяземскаго, на большой галлереѣ одного изъ корпусовъ, постоянно можно видѣть цѣлую стаю бездомныхъ собакъ, которыхъ приводятъ сюда изъ жалости завсегдатаи дома и съ которыми они дѣлятся послѣднимъ кускомъ хлѣба.

Тамъ, гдѣ босяковъ мало, всѣ босяки города составляютъ одну общину; въ городахъ же, имѣющихъ значительное число босяковъ, такую общину составляетъ каждый отдѣльный ночлежный домъ, каждый притонъ. Вотъ для примѣра тамбовская община "босой команды". "Это чрезвычайно любопытная корпорація, существующая на общинныхъ началахъ. Доходы и заработки каждаго члена поступаютъ въ общую кассу къ казначею, избираемому всѣмъ наличнымъ составомъ этой общины. Изъ кассы производится расходъ на содержаніе и квартиру всѣхъ членовъ, независимо отъ доходовъ каждаго. Больные лечатся и содержатся на счетъ общей кассы. Въ составъ этой разнохарактерной, но сплоченной образцовой солидарностью и дисциплиною общины входятъ: спившіеся чиновники, выгнанные изъ службы, раззорившіеся купцы и мѣщане и т. п. людъ, потерявшій почему-либо подъ собою почву осѣдлой гражданственности" {"Молва", 1880, январь.}. Во главѣ такихъ общинъ часто стоятъ выборные старосты. Въ общинѣ царятъ свои особые законы, нарушать которые не дозволяется никому.

Что же касается общинъ босяковъ въ ночлежныхъ домахъ, то одинъ наблюдатель сообщаетъ слѣдующія свѣдѣнія объ одной изъ такихъ общинъ (въ московскомъ городскомъ ночлежномъ домѣ). "Уваженіе къ порядку въ палатахъ между ночлежниками замѣчательное. Вся эта клика бродягъ и безпаспортныхъ бездомниковъ слѣдитъ за порядкомъ и тишиной въ палатахъ чуть ли не лучше любого домовитаго рабочаго. Въ каждой палатѣ выбранъ изъ ночлежниковъ же старшина -- званіе, считающееся въ высшей степени почетнымъ и отвѣтственнымъ; старшина долженъ умѣть во-время прекратить всякое поползновеніе къ безпорядку, долженъ услѣдить, чтобы въ палатѣ не оказалось пьянаго, чтобы ничего не пропало изъ нея". Какъ сами ночлежники смотрятъ на дѣло "старшинствованія", можно видѣть изъ слѣдующаго факта. Попалъ въ старшины разстриженный попъ и долго старшинствовалъ, всѣ были довольны имъ. Только вдругъ онъ, при столкновеніи общины съ сторожемъ ночлежнаго дома, принялъ сторону сторожа, въ ущербъ интересамъ общины. Тотчасъ же попа смѣнили изъ старшинъ и кромѣ того легонько высѣкли, "для сраму" {"Русскій Курьеръ", 1880.}...

Вообще въ ночлежныхъ домахъ царитъ свое особое законодательство. Комиссія, осматривавшая 12-го января настоящаго года домъ Вяземскаго, встрѣтила въ одной изъ квартиръ полупьяную, оборванную, плачущую женщину. На вопросъ, о чемъ она плачетъ, сосѣди ея отвѣтили, что ее побила квартирная хозяйка за то, что она украла булку у какой-то Аксиньи, у которой есть паренекъ, и для него-то и была приготовлена булка. "Воруй гдѣ хошь, только не здѣсь, не промежъ своихъ", наставительнымъ тономъ пояснилъ одинъ ночлежникъ {"Новое Время", 1882, No 2111.}.

Такова "босая команда".

Я. Абрамовъ.

"Отечественныя Записки", No 4, 1883

Оставить комментарий Абрамов Яков Васильевич (yes@lib.ru) Год: 1883 Обновлено: 11/07/2024. 82k. Статистика. Статья: Публицистика Критика и публицистика	Скачать FB2 Ваша оценка:

Абрамов Яков Васильевич Босая команда

БОСАЯ КОМАНДА.

Абрамов Яков Васильевич
Босая команда